Новости а зори здесь тихие автор

«А зори здесь тихие» повествует о судьбах пяти самоотверженных девушек-зенитчиц во главе со старшиной Васковым, которые в мае 1942 года на далеком разъезде противостоят отряду отборных немецких диверсантов-десантников. 3 А зори здесь были тихими-тихими. Рита шлепала босиком: сапоги раскачивались за спиной. Книга ева "А зори здесь тихие рассказывает, о старшине Васкове и пяти девушках, которые обнаружили и остановили немецких диверсантов. Борис Львович Васильев «А зори здесь тихие » 1 На 171м разъезде уцелело двенадцать дворов, пожарный сарай да приземистый, длинный пакгауз, выстроенный в начале века из подогнанных валунов В последнюю бомбежку рухнула водонапорная башня. «А зори здесь тихие» повествует о судьбах пяти самоотверженных девушек-зенитчиц во главе со старшиной Васковым, которые в мае 1942 года на далеком разъезде противостоят отряду отборных немецких диверсантов-десантников.

Откуда Борис Васильев взял сюжет для "А зори здесь тихие..."

на долгие годы определила творчество писателя, его произведения «А зори здесь тихие», «В списках не значился», «Великолепная шестерка» стали классикой фронтовой литературы. Повесть Бориса Васильева "А зори здесь тихие " — одно из самых пронзительных по своей лиричности и трагедийности произведений о войне. В 1969 году Борис Васильев опубликовал пьесу «А зори здесь тихие» в журнале «Юность». В книгу вошли известные повести Б. Васильева, рассказывающие о Великой Отечественной войне, участником и свидетелем которой был автор, и произведения, написанные в последние годы, в которых писатель попытался осмыслить и художественно отразить нравственные. Название повести «А зори здесь тихие» появилось уже после того, как работа над книгой была окончена. Читает Александр Аравушкин Здесь вы можете слушать онлайн mp3 бесплатно и без регистрации.

Краткое содержание «А зори здесь тихие»

Читать "А зори здесь тихие… (сборник)" - Васильев Борис Львович - Страница 1 - ЛитМир Club В книгу талантливого советского писателя, лауреата Государственной премии СССР Бориса Васильева вошли широко известные произведения, рассказывающие о Великой Отечественной войне, участником и свидетелем которой был автор.
А зори здесь тихие… (сборник) Как создавался самый пронзительный фильм о войне «А зори здесь тихие» — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
ЦБС для взрослых г.Донецк «А зори здесь тихие» переиздавались стотысячными тиражами, журнал «Юность» каждую новую вещь Васильева встречал аплодисмантом.
А зори здесь тихие · Краткое содержание повести Васильева Мероприятие «А зори здесь тихие» проведенное в библиотеке – филиале №3 открыло цикл мероприятий посвященных 75 годовщине начала Великой Отечественной войны.

Подвиги героев Великой Отечественной увековечены в кино. Фильм «А зори здесь тихие...»

Название повести «А зори здесь тихие…» появилось уже после того, как работа над книгой была окончена. Борис Васильев отправил в журнал «Юность» рукопись «Весною, которой не было», ее приняли и хотели напечатать в ближайшем номере. Но автору предложили поменять название на «А зори здесь тихие»: прежний заголовок трудно воспринимался на слух. Борис Васильев в своей повести затронул очень тонкую и загадочную тему женщины на войне. Каждая из девушек, хоть и имела небольшой возрастной запас, но уже успела почувствовать вкус мирной жизни и полюбить ее. Они строили планы и жили надеждами. Война решила по-своему. Пять героинь, пять историй, пять жизней.

Женя Комелькова. Галя Четвертак. Соня Гурвич. Рита Осянина. Лиза Бричкина. В годы создания книги и фильма, люди еще очень остро помнили ужасы войны, у многих оставался живой след военных событий. Народ был патриотически настроен, и это чувство было искренним.

Равнодушных к трагическим судьбам девушек не было. Нет равнодушных и сейчас.

Его первая повесть «Иванов катер» пролежала в портфели А. Твардовского три года, фильм, снятый по этой повести, пролежал на полке двадцать лет. В последние годы интерес Бориса Васильева сместился во времена, о которых известно чрезвычайно мало, — к началу русской государственности. В написанных им исторических романах разворачивается история целой вереницы русских правителей: жестокий, безнравственный и честолюбивый Рюрик, мудрый и расчетливый Олег, несгибаемая и властная Ольга, неумный и слабодушный Игорь, отважный Святослав с его мечтой об идеальном княжестве. Более 30 повестей и романов, созданных Борисом Васильевым, навсегда останутся классикой русской литературы. О чем бы ни писал Борис Васильев, масштаб личности писателя, уровень его мышления и таланта придают каждой строке широкое общечеловеческое звучание, вызывая у читателей благодарный отклик и чувство гордости за возможность причислить себя к его современникам. Это писатель, который спешит рассказать о прошлом, чтобы ценили настоящее и усердно работали для будущего.

Он говорил: «Время, Век делает Человек. И ошибок допустить нельзя! Ведь на кону — сУдьбы народа, страны, человечества». Мероприятие сопровождалось электронной презентацией, фрагментами из фильмов: «А зори здесь тихие», «В списках не значился».

Однако выполнить это обещание оказалось не просто, поскольку за две недели не прибыло ни одного человека.

Фронт перетряси, и то сомневаюсь… Опасения его, однако, оказались необоснованными, так как уже утром хозяйка сообщила, что зенитчики прибыли. В тоне ее звучало что-то вредное, но старшина со сна не разобрался, а спросил о том, что тревожило: — С командиром прибыли? И оторопел: перед домом стояли две шеренги сонных девчат. Старшина было решил, что спросонок ему померещилось, поморгал, но гимнастерки на бойцах по-прежнему бойко торчали в местах, солдатским уставом не предусмотренных, а из-под пилоток нахально лезли кудри всех цветов и фасонов. Девушки таскали доски, держали, где велел, и трещали, как сороки.

Старшина хмуро отмалчивался: боялся за авторитет. Федот Евграфыч с сомнением повел глазом по туго натянутым гимнастеркам, но разрешил: — Не дальше речки. Аккурат в пойме прорва его.

Васков берёт немцев в заложники и ведёт к своим, потеряв сознание от бессилия 11:07 Эпилог. Через много лет потомки, приехавшие искать могилы зенитчиц, замечают, какие здесь тихие зори! Старшина Васков командует взводом зенитчиц, переживая за их судьбу. Автор описывает испытания, которые пришлись на долю молодых девушек в военное время. Встретив наступление немецких диверсантов, Фёдор Васков теряет всех своих сослуживиц. Федот Васков выжил и привёл к своим пленных.

Но он потерял всех своих подопечных. Ему 32 года. Звание Васкова - старшина. Это храбрый, ответственный и надежный боец, добрый и простой человек. При этом Васков - требовательный и строгий начальник. Он старается, чтобы все было по уставу. Маргарита Осянина — младший сержант, командир отделения. У нее в подчинении находится несколько девушек-зенитчиц. Рите 20 лет.

Она — серьезная, спокойная и рассудительная девушка. Рита - молодая вдова. Муж Риты погиб на войне. У нее есть маленький сын и больная мама.

А зори здесь тихие (повесть)

По книге «А зори здесь тихие» в 1972 году снят одноимённый фильм, признанный шедевром отечественного кинематографа. А зори здесь тихие авторский сборник. М.: Эксмо, 2024 г. (апрель). «А зори здесь тихие» Бориса Васильева можно скачать бесплатно в формате fb2 или читать онлайн. А так же на нашем сайте вы имеете возможность скачать книгу А зори здесь тихие Борис Львович Васильев в формате Fb2, MOBI, EPUB.

Борис Васильев

Васков Федот Евграфыч — ответственный строгий старшина и комендант разъезда, куда направили девушек-зенитчиц. Осянина Рита — молодая вдова, которая оставила ребёнка больной матери и ушла воевать. Она мечтает отомстить врагам за смерть мужа-пограничника. Гурвич Соня — бывшая студентка университета из интеллигентной семьи. Благодаря хорошему немецкому первое время на фронте Соня была переводчицей. Бричкина Лиза — трудолюбивая и терпеливая дочь лесника. Когда началась война, она собиралась поступать в техникум. Комелькова Женя — весёлая красавица, потерявшая родных в первые дни войны — их расстреляли немцы. Четвертак Галя — самая младшая среди зенитчиц, сирота из детдома.

И хоть бы завизжали, что ли, для приличия, так нет же: уткнули носы в брезент, затаились, и Федоту Евграфычу пришлось пятиться, как мальчишке из чужого огорода. Вот с того дня и стал он кашлять на каждом углу, будто коклюшный. А эту Осянину он еще раньше выделил: строга. Не засмеется никогда, только что поведет чуть губами, а глаза по-прежнему серьезными остаются. Странная была Осянина, и поэтому Федот Евграфыч осторожно навел справочки через свою хозяйку, хоть и понимал, что той поручение это совсем не для радости. Промолчал старшина: бабе все равно не докажешь. Взял топор, пошел во двор: лучше нету для дум времени, как дрова колоть. А дум много накопилось, и следовало их привести в соответствие. Ну прежде всего, конечно, — дисциплина. Ладно, не пьют бойцы, с жительницами не любезничают — это все так. А внутри — беспорядок: «Люда, Вера, Катенька — в караул! Катя — разводящая». Разве ж это команда? Развод караулов положено по всей строгости делать, по уставу. А это насмешка полная, это порушить надо, а как? Попробовал он насчет этого со старшей, с Кирьяновой, поговорить, да у той один ответ: — А у нас разрешение, товарищ старшина. От командующего. Смеются, черти… — Стараешься, Федот Евграфыч? Обернулся: соседка во двор заглядывает, Полина Егорова. Самая беспутная из всего населения: именины в прошлом месяце четыре раза справляла. Ты теперь один у нас остался, вроде как на племя. И ворот не застегнут: вывалила на плетень прелести, точно булки из печи.

В 1955 году была поставлена его пьеса «Стучите и откроется». В 1967 году Борис Васильев написал первое прозаическое произведение — повесть «Иванов катер», опубликованное в 1970 году. Популярность писателю принесла повесть «А зори здесь тихие…», которая была поставлена на сцене театра на Таганге Ю. Любимовым, а в 1972 году была экранизирована С.

Увлечение сценой, свойственное Васильеву с детских лет, проявлялось и в создании пьес Стучите и откроется 1955 , Отчизна моя, Россия... Рапопортом , сценариев ряда кинофильмов Очередной рейс, 1958; Длинный день, 1960, и др. Истинный успех пришел к Васильеву после публикации повести А зори здесь тихие... Ростоцкий; Государственная премия СССР, 1975 , определившей основную тему несовместимость естественного человеческого, жизнерождающего и милосердного начала, воплощаемого, как правило, в женских образах, — и войны и тональность творчества писателя трагизм неизбежной гибели благородных и бескорыстных душ в столкновении с жестокостью и несправедливостью «силы», сочетающийся с сентиментально-романтической идеализацией «положительных» образов и сюжетным мелодраматизмом. В обозначенном русле лежат и другие произведения Васильева, тематически обращенные прежде всего к военным и предвоенным годам, а в концептуальном плане выдвигающие на первый план этические проблемы любви, верности, товарищества, сострадания, нравственного долга и искреннего чувства в их противостоянии циническому прагматизму, шкурничеству и официальному догматизму повести Иванов катер, 1967, опубл. Светлые образы девушек, соединивших в себе неистовое правдолюбие и стойкость народоволок Женя из повести А зори здесь тихие...

Борис Васильев «А зори здесь тихие…»

Читать онлайн «А зори здесь тихие» Автор Борис Васильев. А зори здесь тихие В жизни случаются вещи жестокие и непонятные. В этой повести молодые девушки сталкиваются со смертью просто потому, что идёт война. Книга ева "А зори здесь тихие рассказывает, о старшине Васкове и пяти девушках, которые обнаружили и остановили немецких диверсантов. Круглосуточные новости Екатеринбурга Повесть «А зори здесь тихие» Бориса Львовича Васильева впервые была напечатана в 1969 году в журнале «Юность» и сразу сделала автора известным. Герои повести "А зори здесь тихие" Бориса Васильева Федот Евграфович Васков – комендант небольшого военного подразделения – разъезда №171.

А зори здесь тихие…. Борис Васильев 2020 слушать онлайн

Жене 19 лет. Она - дочь офицера. Вся семья Жени погибает на войне, но сама Женя спасается. Женя — красивая высокая рыжеволосая девушка.

Она — смелая, озорная и веселая девушка. При этом Женя — надежный и храбрый боец. Женя героически погибает при перестрелке с немцами.

Лиза Бричкина — рядовой боец, девушка из простой семьи. Ее отец — лесник. Лиза с 14 лет ухаживает за больной мамой, которая умирает спустя 5 лет.

Лиза сама ведет хозяйство и помогает отцу. Лиза собирается учиться в техникуме, но начинается война. Вместо техникума Лиза вынуждена копать окопы.

Лиза — трудолюбивая, терпеливая девушка. Лиза тонет в болоте, выполняя боевое задание. Соня Гурвич — рядовой боец.

Соня - студентка Московского Университета. Соня учится на "отлично". Она много читает, любит стихи и театр.

Рита нахмуренно молчала. Старшина усмехнулся и, пригнувшись, побежал к ближайшему валуну. Рита все время смотрела ему вслед, но так и не заметила, когда же он исчез: словно растворился вдруг среди серых замшелых валунов. Юбка и рукава гимнастерки промокли насквозь; она полежала еще немного, а потом отползла назад и села на камень, настороженно вслушиваясь в мирный шум леса. Ждала она почти спокойно, твердо веря, что ничего не может случиться. Все ее воспитание было направлено к тому, чтобы ждать только счастливых концов: сомнение в удаче для ее поколения равнялось почти предательству. Ей случалось, конечно, ощущать и страх и неуверенность, но внутреннее убеждение в благополучном исходе было всегда сильнее реальных обстоятельств. Но как Рита ни прислушивалась, как ни ожидала, Федот Евграфыч появился неожиданно и беззвучно: чуть дрогнули сосновые лапы. Молча взял винтовку, кивнул ей, нырнул в чащу. Остановился уже в скалах.

Никудышный боец. Говорил он не зло, а озабоченно, и Рита улыбнулась: — Почему же? А приказано было лежать. Десяток человек пищу принимают — видал их. Двое в секрете справа: остальные, надо полагать, службу с других концов несут. Устроились вроде надолго: носки у костра сушат. Так что самое время нам расположение менять. Я тут по камням полазаю, огляжусь, а ты, Маргарита, дуй за бойцами. И скрытно — сюда. И чтоб смеху — ни-ни!

И вещички, само собой. Пока Осянина за бойцами бегала, Васков все близкие и дальние каменья на животе излазал. Высмотрел, выслушал, вынюхал все, но ни немцев, ни немецкого духу нигде не чуялось, и старшина маленько повеселел. Ведь уже по всем расчетам выходило, что Лиза Бричкина вот-вот до разъезда доберется, доложит, и заплетется вокруг диверсантов невидимая сеть облавы. К вечеру — ну, самое позднее, к рассвету! Подальше, чтоб мата не слыхали, потому как без рукопашной тут не обойдется. И опять он своих бойцов издали определил. Вроде и не шумели, не брякали ничем, не шептались, а — поди ж ты! То ли пыхтели они здорово от усердия, то ли одеколоном вперед них несло, а только Федот Евграфыч втихаря порадовался, что нет у диверсантов настоящего охотника-промысловика. Курить до тоски хотелось, потому как третий, поди, час лазал он по скалам да рощицам, от соблазна кисет на валуне оставив, у девчат.

Встретил их, предупредил, чтоб помалкивали, и про кисет спросил. А Осянина только руками всплеснула. Крякнул старшина: ах ты, женский пол беспамятный, леший тебя растряси! Был бы мужской — чего уж проще: загнул бы Васков в семь накатов с переборами и отправил бы растяпу назад за кисетом. А тут улыбку пришлось пристраивать. Махорка имеется. Сидор-то мой не забыли, случаем? Я знаю, где он лежит!.. Товарищ переводчик!.. Какое там: только сапоги затопали… А топали сапоги потому, что Соня Гурвич доселе никогда их не носила и по неопытности получила в каптерке на два номера больше.

Когда сапоги по ноге, они не топают, а стучат: это любой кадровик знает. Но Сонина семья была штатской, сапог там вообще не водилось, и даже Сонин папа не знал, за какие уши их надо тянуть. И хотя папа был простым участковым врачом, а совсем не доктором медицины, дощечку не снимали, так как ее подарил дедушка и сам привинтил к дверям. Привинтил потому, что его сын стал образованным человеком и об этом теперь должен был знать весь город Минск. А еще висела возле дверей ручка от звонка, и ее надо было все время дергать, чтобы звонок звонил. И сквозь все Сонино детство прошел этот тревожный дребезг: днем и ночью, зимой и летом. Папа брал чемоданчик и в любую погоду шел пешком, потому что извозчик стоил дорого. А вернувшись, тихо рассказывал о туберкулезах, ангинах и малярии, и бабушка поила его вишневой наливкой. У них была очень дружная и очень большая семья: дети, племянники, бабушка, незамужняя мамина сестра, еще какая-то дальняя родственница, и в доме не было кровати, на которой спал бы один человек, а кровать, на которой спали трое, была. Еще в университете Соня донашивала платья, перешитые из платьев сестер: серые и глухие, как кольчуги.

И долго не замечала их тяжести, потому что вместо танцев бегала в читалку и во МХАТ, если удавалось достать билет на галерку. А заметила, сообразив, что очкастый сосед по лекциям совсем не случайно пропадает вместе с ней в читальном зале. Это было уже спустя год, летом. А через пять дней после их единственного и незабываемого вечера в Парке культуры и отдыха имени Горького сосед подарил ей тоненькую книжечку Блока и ушел добровольцем на фронт. Да, Соня и в университете носила платья, перешитые из платьев сестер. Длинные и тяжелые, как кольчуги… Недолго, правда, носила: всего год. А потом надела форму. И сапоги на два номера больше. В части ее почти не знали: она была незаметной и исполнительной и попала в зенитчицы случайно. Фронт сидел в глухой обороне, переводчиков хватало, а зенитчиц — нет.

Вот ее и откомандировали вместе с Женькой Комельковой после того боя с «мессерами». И, наверно, поэтому ее голос услыхал один старшина. Прислушались: тишина висела над грядой, только чуть посвистывал ветер. Далекий, слабый, как вздох, голос больше не слышался, но Васков, напрягшись, все ловил и ловил его, медленно каменея лицом. Странный выкрик этот словно застрял в нем, словно еще звучал, и Федот Евграфыч, холодея, уже догадывался, уже знал, что он означает. Глянул стеклянно, сказал чужим голосом: — Комелькова, за мной. Остальным здесь ждать. Васков тенью скользил впереди, и Женька, задыхаясь, еле поспевала за ним. Но главное, Женька столько сил отдавала тишине, что на остальное почти ничего не оставалось. А старшина весь заостренный был, на тот крик заостренный.

Единственный, почти беззвучный крик, который уловил он вдруг, узнал и понял. Слыхал он такие крики, с которыми все отлетает, все растворяется и потому звенит. Внутри звенит, в тебе самом, и звона этого последнего ты уже никогда не забудешь. Словно замораживается он и холодит, сосет, тянет за сердце, и потому так спешил сейчас комендант. И потому остановился, словно на стену налетел, вдруг остановился, и Женька с разбегу стволом его под лопатку клюнула. А он и не оглянулся даже, а только присел и руку на землю положил — рядом со следом. Разлапистый след был. С рубчиками. Старшина не ответил. Глядел, слушал, принюхивался, а кулак стиснул так, что косточки побелели.

Женька вперед глянула: на осыпи темнели брызги. Васков осторожно поднял камешек: черная густая капля свернулась на нем, как живая. Женька дернула головой, хотела закричать и — задохнулась. И шагнул за скалу. В расселине, скорчившись, лежала Гурвич, из-под прожженной юбки косо торчали грубые кирзовые сапоги. Васков потянул за ремень, приподнял чуть, чтобы под мышки подхватить, оттащил и положил на спину. Соня тускло смотрела в небо полузакрытыми глазами, и гимнастерка на груди была густо залита кровью. Федот Евграфыч осторожно расстегнул ее, приник ухом. Слушал, долго слушал, а Женька беззвучно тряслась сзади, кусая кулаки. Потом он выпрямился и бережно расправил на девичьей груди липкую от крови рубашку: две узкие дырочки виднелись на ней.

Одна в грудь шла, в левую грудь. Вторая — пониже — в сердце. Не дошел он до сердца с первого раза, грудь помешала… Запахнул ворот, пуговки застегнул — все, до единой. Руки ей сложил, хотел глаза закрыть — не удалось, только веки зря кровью измарал. Поднялся: — Полежи тут покуда, Сонечка. Судорожно всхлипнула сзади Женька. Старшина свинцово полоснул из-под бровей: — Некогда трястись, Комелькова. И, пригнувшись, быстро пошел вперед, чутьем угадывая слабый рубчатый отпечаток… 9 Ждали немцы Соню или она случайно на них напоролась? Бежала без опаски по дважды пройденному пути, торопясь притащить ему, старшине Васкову, махорку ту, трижды клятую. Бежала, радовалась и понять не успела, откуда свалилась на хрупкие плечи потная тяжесть, почему пронзительной, яркой болью рванулось вдруг сердце… Нет, успела.

И понять успела и крикнуть, потому что не достал нож до сердца с первого удара: грудь помешала. Высокая грудь была, тугая. А может, не так все выходило? Может, ждали они ее? Может, перехитрили диверсанты и девчат неопытных, и его, сверхсрочника, орден имеющего за разведку? Может, не он на них охотится, а они на него? Может, уже высмотрели все, подсчитали, прикинули, когда кто кого кончать будет? Но не страх — ярость вела сейчас Васкова. Зубами скрипел от той черной, ослепительной ярости и только одного желал: догнать. Догнать, а там разберемся… — Ты у меня не крикнешь.

Нет, не крикнешь… Слабый след кое-где еще печатался на валунах, и Федот Евграфыч уже точно знал, что немцев было двое. И опять не мог простить себе, опять казнился и маялся, что недоглядел за ними, что понадеялся, будто бродят они по ту сторону костра, а не по эту, и сгубил переводчика своего, с которым вчера еще котелок пополам делил. И кричала в нем эта маета и билась, и только одним успокоиться он сейчас мог: погоней. И думать ни о чем другом не хотел, и на Комелькову не оглядывался. Женька знала, куда и зачем они спешат. Знала, хоть старшина ничего и не сказал, знала, а страха не было. Все в ней вдруг запеклось и потому не болело пока и не кровоточило. Словно ждало разрешения, но разрешения этого Женька не давала, а потому ничто теперь не отвлекало ее. Такое уже было однажды, когда эстонка ее прятала. Летом сорок первого, почти год назад… Васков поднял руку, и она сразу остановилась, всеми силами сдерживая дыхание.

Близко где-то. Женька грузно оперлась на винтовку, рванула ворот. Хотелось вздохнуть громко, всей грудью, а приходилось цедить выдох, как сквозь сито, а сердце от этого никак не желало успокаиваться. Он смотрел в узкую щель меж камней. Женька глянула: в редком березняке, что шел от них к лесу, чуть шевелились гибкие вершинки. Как я утицей крикну, шумни чем-либо. Ну, камнем ударь или прикладом, чтобы на тебя они оглянулись. И обратно замри. Поняла ли? Не раньше.

Он глубоко, сильно вздохнул и прыгнул через валун в березняк: наперерез. Главное дело, надо было успеть с солнца забежать, чтоб в глазах у них рябило. И второе главное дело — на спину прыгнуть. Обрушиться, сбить, ударить и крикнуть не дать. Чтоб — как в воду… Он хорошее место выбрал: ни обойти его немцы не могли, ни заметить. А себя открывали, потому что перед его секретом проплешина в березняке шла. Конечно, он стрелять отсюда спокойно мог, без промаха, но не уверен был, что выстрелы до основной группы не докатятся, а до поры шум поднимать было невыгодно. Поэтому он сразу наган вновь в кобуру сунул, клапан застегнул, чтоб случаем не выпал, и проверил, легко ли ходит в ножнах финский трофейный нож. И тут фрицы впервые открыто показались в редком березняке, в весенних, кружевных еще листах. Как и ожидал Федот Евграфыч, их было двое, и впереди шел дюжий детина с автоматом на правом плече.

Самое время было их из нагана достать, самое время, но старшина опять отогнал эту мысль, но не потому уже, что выстрелов опасался, а потому, что Соню вспомнил и не мог теперь легкой смертью казнить. Око за око, нож за нож — только так сейчас дело решалось, только так. Немцы свободно шли, без опаски: задний даже галету грыз, облизывая губы. Старшина определил ширину их шага, просчитал, прикинул, когда с ним поравняются, вынул финку и, когда первый подошел на добрый прыжок, крякнул два раза коротко и часто, как утка. Немцы враз вскинули головы, но тут Комелькова грохнула позади их прикладом о скалу, они резко повернулись на шум, и Васков прыгнул. Он точно рассчитал прыжок: и мгновение точно выбрано было, и расстояние отмерено — тик в тик. Упал немцу на спину, сжав коленями локти. И не успел фриц тот ни вздохнуть ни охнуть, как старшина рванул его левой рукой за лоб, задирая голову назад, и полоснул отточенным лезвием по натянутому горлу. Именно так все задумано было: как барана, чтоб крикнуть не мог, чтоб хрипел только, кровью исходя. И когда он валиться начал, комендант уже спрыгнул с него и метнулся ко второму.

Всего мгновение прошло, одно мгновение: второй немец еще спиной стоял, еще только поворачиваться начал. Но то ли у Васкова сил на новый прыжок не хватило, то ли промешкал он все же, а только не достал этого фрица ножом. Автомат вышиб, да при этом и собственную финку выронил: в крови она вся была, скользкая, как мыло. Глупо получилось: вместо боя — драка, кулачки какие-то. Фриц хоть и нормального роста, а цепкий попался, жилистый: никак его Васков согнуть не мог, под себя подмять. Барахтались на мху меж камней да березок, но немец покуда помалкивал: то ли одолеть старшину рассчитывал, то ли просто силы берег. И опять Федот Евграфыч промашку дал: хотел немца половчее перехватить, а тот выскользнуть умудрился и свой нож из ножен выхватил. И так Васков этого ножа убоялся, столько сил и внимания ему отдал, что немец в конце концов оседлал его, сдавил ножищами и теперь тянулся и тянулся к горлу острым кинжальным жалом. Покуда старшина еще держал его руку, покуда оборонялся, но фриц-то сверху давил, всей тяжестью, и долго так продолжаться не могло. Про это и комендант знал, и немец — даром, что ли, глаза сузил да ртом щерился.

И обмяк вдруг, как мешок, обмяк, и Федот Евграфыч сперва не понял, не расслышал первого-то удара. А второй расслышал: глухой, как по гнилому стволу. Кровью теплой в лицо брызнуло, и немец стал запрокидываться, перекошенным ртом хватая воздух. Старшина отбросил его, вырвал нож и коротко ударил в сердце. Только тогда оглянулся: боец Комелькова стояла перед ним, держа винтовку за ствол, как дубину. И приклад той винтовки был в крови. Только на того, первого, оглянулся: здоров был фриц, как бык здоров. Еще дергался, еще хрипел, еще кровь толчками била из него. А второй уже и не шевелился: скорчился перед смертью да так и застыл. Дело было сделано.

Женька вдруг отбросила винтовку и, согнувшись, пошла за кусты, шатаясь, как пьяная. Упала там на колени: тошнило ее, выворачивало, и она, всхлипывая, все кого-то звала. Маму, что ли… Старшина поднялся. Колени еще дрожали, и сосало под ложечкой, но время терять было уже опасно. Он не трогал Комелькову, не окликал, по себе зная, что первая рукопашная всегда ломает человека, переступая через естественный, как жизнь, закон «не убий». Тут привыкнуть надо, душой очерстветь, и не такие бойцы, как Евгения, а здоровенные мужики тяжко и мучительно страдали, пока на новый лад перекраивалась их совесть. А тут ведь женщина по живой голове прикладом била, баба, мать будущая, в которой самой природой ненависть к убийству заложена. И это тоже Федот Евграфыч немцам в строку вписал, потому что преступили они законы человеческие и тем самым сами вне всяких законов оказались. И потому только гадливость он испытывал, обыскивая еще теплые тела, только гадливость: будто падаль ворочал. И нашел то, что искал: в кармане у рослого, что только-только богу душу отдал, хрипеть перестав, — кисет.

Она все еще на коленях в кустах стояла, давясь и всхлипывая. Женька сразу голову подняла: узнала. Помог встать. Назад было повел, на полянку, а Женька шаг сделала, остановилась и головой затрясла. Тут одно понять надо: не люди это. Не люди, товарищ боец, не человеки, не звери даже — фашисты. Вот и гляди соответственно. Но глядеть Женька не могла, и тут Федот Евграфыч не настаивал. Забрал автоматы, рожки запасные, хотел фляги взять, да покосился на Комелькову и раздумал. Шут с ними: прибыток невелик, а ей все легче.

Меньше напоминаний. Прятать убитых Васков не стал: все равно кровищу всю с поляны не соскребешь. Да и смысла не было: день к вечеру склонялся, вскоре подмога должна была подойти. Времени у немцев мало оставалось, и старшина хотел, чтоб время это они в беспокойстве прожили. Пусть помечутся, пусть погадают, кто дозор их порешил, пусть от каждого шороха, от каждой тени пошарахаются. У первого же бочажка благо тут их — что конопушек у рыжей девчонки старшина умылся, кое-как рваный ворот на гимнастерке приладил, сказал Евгении: — Может, ополоснешься? Помотала головой; нет, не разговоришь ее сейчас, не отвлечешь… Вздохнул старшина: — Наших сама найдешь или проводить? И — к Соне приходите. Туда, значит… Может, боишься одна-то? Понимать должна.

Не мешкайте там, переживать опосля будем. Федот Евграфыч вслед ей глядел, пока не скрылась: плохо шла. Себя слушала, не противника. Эх, вояки… Соня тускло глядела в небо полузакрытыми глазами. Старшина опять попытался прикрыть их, и опять у него ничего не вышло. Тогда он расстегнул кармашки на ее гимнастерке и достал оттуда комсомольский билет, справку о курсах переводчиков, два письма и фотографию. На фотографии той множество гражданских было, а кто в центре — не разобрал Васков: здесь аккурат нож ударил. А Соню нашел: сбоку стояла, в платьишке с длинными рукавами и широким воротом: тонкая шея торчала из того ворота, как из хомута. Он припомнил вчерашний разговор, печаль Сонину и с горечью подумал, что даже написать некуда о геройской смерти рядового бойца Софьи Соломоновны Гурвич. Потом послюнил ее платочек, стер с мокрых век кровь и накрыл тем же платочком лицо.

А документы к себе в карман положил.

А потом вдруг придумалось — пусть у моего героя в подчинении будут не мужики, а молоденькие девчонки. И всё — повесть сразу выстроилась. Женщинам ведь труднее всего на войне. Их на фронте было 300 тысяч! А тогда никто о них не писал» [2]. Однако, как отмечали критики, ради «романтики» Васильев начисто переписал реальную историю, географию, тактику войск в обороне и тому подобную прозу, мешающую жертвенной героике [3]. Сюжет[ править править код ] Май 1942 года. Комендант разъезда хмурый старшина Васков не способен навести порядок в вверенном ему полувзводе.

Бойцы пьянствуют, морально разлагаются, Васков получает выговоры. Ситуация меняется, когда во время очередной ротации на разъезд прибывают два отделения девушек-зенитчиц из «пятой роты отдельного зенитно-пулеметного батальона» во главе с помкомвзвода сержантом Кирьяновой. Зенитчицы ночами стреляли по пролетающим немецким самолетам, а днем отдыхали, стирали, ходили в лес за щавелём и даже загорали. Однажды Рита замечает в лесу двух немецких диверсантов с автоматами и в маскировочных накидках. Васков докладывает наверх и в ответ получает приказ прочесать лес силами пяти бойцов. Он понимает, что диверсанты пойдут через Вопь-озеро к железной дороге, до которой 20 вёрст. Васков инструктирует поисковый отряд, обговаривает условные сигналы и порядок следования. Однако оказывается, что вражеский отряд насчитывает 16 человек. Васков понимает, что в лоб эту силу не остановить, и, послав за помощью одну из девушек — тайно влюблённую в него Лизу Бричкину которая не доходит до разъезда, утонув в болоте , принимает решение преследовать врага.

Применяя различные хитрости, он вступает в ряд неравных боестолкновений, в которых погибают четыре остававшиеся с ним девушки — задорная красавица Женя Комелькова, интеллигентная Соня Гурвич, воспитанница детдома Галя Четвертак и серьёзная Рита Осянина. Ему всё же удаётся захватить оставшихся в живых диверсантов в плен при помощи хитрости гранаты без запала , он ведёт их к советским позициям и на пути встречает своих. Возраст — 32 года. Храбрый, ответственный и надёжный боец.

Книги писателя давно стали классикой. Интеллигент, потомственный дворянин, советский офицер — Борис Львович Васильев — воплощение целой эпохи. Он представитель «гвардии» писателей и поэтов, которые, к сожалению, покидают нас, растворяясь в вечности. К счастью, не бесследно, оставляя после себя богатое наследие из написанных романов, рассказов, пьес, воспоминаний. Фразы из его произведений цитируют, как афоризмы. Героев Васильева знают все со школьной скамьи. Личность высокого мужества и высокого таланта», — так отзывался о писателе известный российский поэт, большой друг семьи Васильевых Андрей Дементьев. А что же мы, читатели, знаем об этом человеке? Борис Львович Васильев — советский и российский писатель, драматург, и киносценарист, лауреат Государственной премии СССР, кадровый военный, участник Великой Отечественной войны, общественный деятель. Он был одарен редким сочетанием личных качеств: великодушие, сострадание, бескомпромиссность. Биография Бориса Львовича Васильева началась в довоенные годы и охватила почти весь советский период в отечественной истории.

Борис Васильев: А зори здесь тихие...

Глава 13 Немцы вышли на берег, и бой начался. Не отдавать немцу ни клочка на этом берегу. Как ни тяжело, как ни безнадежно — держать». Казалось Федоту Васкову, что он последний сын своей Родины и последний ее защитник. Отряд не давал немцам перейти на другой берег. Риту тяжело ранило в живот осколком гранаты. Отстреливаясь, Комелькова старалась увести за собой немцев.

Веселая, улыбчивая и неунывающая Женька даже не сразу поняла, что ее ранили — ведь глупо и невозможно было погибнуть в девятнадцать лет! Она стреляла, пока были патроны и силы. Старшина делится с Осяниной своим впервые появившимся сомнением: стоило ли беречь канал и дорогу ценой гибели девочек, впереди у которых была вся жизнь? Но Рита считает, что «Родина не с каналов начинается. Совсем не оттуда. А мы ее защищали.

Сначала ее, а уж потом канал». Васков направился навстречу врагам. Услышав слабый звук выстрела, вернулся. Рита застрелилась, не желая мучиться и быть обузой. Похоронив Женю и Риту, почти обессилевший, Васков брел вперед, к заброшенному скиту. Ворвавшись к диверсантам, убил одного из них, четверых же взял в плен.

В бреду ведет раненый Васков диверсантов к своим и, только поняв, что дошел, теряет сознание. Эпилог Из письма туриста оно написано много лет спустя после окончания войны , отдыхающего на тихих озерах, где «полное безмашинье и безлюдье» , мы узнаем, что приехавшие туда седой старик без руки и капитан-ракетчик Альберт Федотыч привезли мраморную плиту. Вместе с приезжими турист разыскивает могилу когда-то погибших здесь зенитчиц. Он замечает, какие здесь тихие зори… И что в итоге?

И Женя отправляется добровольцем, чтобы мстить. Галя Четвертак воспитывалась в детском доме и отличалась богатым воображением. Она сочиняла сказки о том, что в монастыре, где размещался их детский дом, по ночам бродит призрак «бородатого монаха», спрятаны зарытые монахами сокровища. Однако все рассказы Гали — «не ложь, а желания, выдаваемые за действительность».

Выдумка о маме — «медицинском работнике» - была рождена страстной мечтой Гали иметь семью… Галю Четвертак скосила автоматная очередь. Так, Рита Осянина занимает в строю защитников Отечества место своего мужа-пограничника, погибшего в первый же день войны… «Строгая, не засмеётся никогда, только чуть поведёт губами, а глаза по-прежнему серьёзными остаются. Не отдавать немцам ни клочка на этом берегу... И не было во всем мире больше никого: лишь он, враг да Россия. Только девчат еще слушал каким-то третьим ухом: бьют еще винтовочки или нет. Бьют — значит, живы. Значит, держат свой фронт, свою Россию. Васков берет в плен четверых немцев: «Слезы текли по грязному, небритому лицу, он тряся в ознобе, и смеялся сквозь эти слезы, и кричал: « - Что, взяли?...

Взяли, да?.. Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!.. А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!.. Лично каждого убью, лично, даже если начальство помилует! А там пусть судят меня! Пусть судят! Он получает серьёзные ранения, демобилизовывается и усыновляет сына погибшей Риты Осяниной. Приблизительно через двадцать лет он приезжает с приёмным сыном на место гибели матери и встречает там отдыхающих парней и девушек.

Антитеза — основной авторский приём, помогающий раскрыть «самое невероятное, несочетаемое сочетание явлений — женщина и война. Невозможно переоценить воспитательное значение литературы о войне Лучшие произведения советских писателей заставляют постигать величие и красоту патриотизма, задуматься над кровавой платой, которая была отдана за каждую пядь родной земли, постигать «какою ценой завоевано счастье «победы и обретен мир. Да, у войны, действительно, не женское лицо. Погибли девушки, почти ваши ровесницы. У каждой была своя судьба, были свои мечты, стремления. А самое страшное- она прервала нить в «бесконечной пряже человечества». Человечество потеряло не только 5 девчат, но и их нерождённых детей, и детей их детей. В этом вся трагедия.

Эта небольшая повесть не может оставить равнодушным и ни взрослых, ни подростков. Для всех трагическая судьба юных девушек, отдавших жизнь за Родину, за победу в жестокой схватке с фашизмом, олицетворяет собой то, какой ценой досталась нашему народу победа.

А зори здесь тихие...

Волгограда, Волгоградской области и других регионов России. Все вместе участники прочитают повесть «А зори здесь тихие... Видеозаписи прочтения фрагментов повести составят в итоге «живую» книгу, которую все желающие смогут прослушать и посмотреть на сайте библиотеки.

Участие в акции примут также артисты Волгоградских театров и другие представители творческих профессий.

Герои Бориса Васильева, каждый по-своему, ведут личный бой — за право называться человеком. В книгу вошли повести «Завтра была война», «А зори здесь тихие…» и роман «В списках не значился». Книги серии «Читаем по школьной программе» адресованы учащимся средней и старшей школы.

Все произведения русской и зарубежной классики, которые необходимо изучить согласно обновлённому государственному образовательному стандарту, найдутся среди толстых красных корешков!

Литература. 9 класс

Читать бесплатно книгу А зори здесь тихие. Романы и повести (Васильев Б. Л.) и другие произведения в разделе Каталог. Спасибо, что посетили нашу страницу, чтобы найти ответ на кодикросс Автор повести А зори здесь тихие. Повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие» считается одним из лучших произведений о Великой Отечественной войне, хотя критики не раз отмечали важные отступления автора от реальной истории и особенностей тактики военных действий. Произведение Бориса Васильева "А зори здесь тихие." о войне,но в первую очередь о безграничной женской самоотверженности. Читайте краткое изложение повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие», подробный разбор данного произведения, его стилистических особенностей и характеристик, основные сведения об авторе.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий