Новости книга бронепароходы алексей иванов

Писатель Алексей Иванов провел презентацию своей новой книги «Бронепароходы» в екатеринбургском Ельцин Центре.

Алексей Иванов. Исторический роман "Бронепароходы".

Сохрани номер URA. RU - сообщи новость первым! Хотите быть в курсе всех главных новостей Екатеринбурга и области? Подписывайтесь на telegram-канал « Екатское чтиво » и « Наш Нижний Тагил »! Все главные новости России и мира - в одном письме: подписывайтесь на нашу рассылку! Подписаться На почту выслано письмо с ссылкой.

Восприятие[ править править код ] «Бронепароходы» были в списках самых ожидаемых книг начала 2023 года [4]. Они получили ряд хвалебных отзывов. Так, обозреватель « Форбс » назвал книгу «мощным и трагическим» романом, который «показывает, как на реке, на суше, в промышленности, политике и частной жизни шла борьба за будущее» [3]. Для рецензента « Известий » это «продолжение долгого путешествия писателя по фантастической вселенной, которую он сам же создал много лет назад. Маузеры здесь стреляют на каждой странице, но пулями движет не физика, а Рок, и куда они попадут, никто не знает» [8]. Звучат и мнения о том, что не все характеры в романе прописаны достаточно хорошо женские персонажи могут уступать в этом смысле мужским [5].

Скоро у писателя выйдет новая книга, которая будет называться «Бронепароходы». Книга будет о событиях 1918 и 1919 годов. В это время на реках сражались флотилии. О сражении этих вооруженных речных флотилий красных и белых я и пишу. Также автор отметил, что планирует выпустить нон-фикшн книгу «Речфлот» о истории российского речного флота со времен появления первых пароходов до конца Советского Союза.

Во Флориде действительно долгие годы существовала исправительная школа «Никель», пока не выяснилось, что детей в ней подвергали физическому и сексуализированному насилию и убивали, закапывая прямо на ее заднем дворе. По сюжету главный герой Уайтхед попадает в «Никель» в 1960-е из-за ложного обвинения. Февраль, «Синдбад», перевод Александры Самариной «Альпина. Горького, поэтому прекрасно знает, как устроена реальность с точки зрения структуралистов. Она по определению не может быть объективной, а интерсубъективна — формируется на стыке мнений разных людей. Возможно, именно поэтому рассказчиков в романе Шалашовой сразу 11 — и все они не слишком надежные. Это маленькие пациенты санатория и его воспитатели. Начинается война, взрывают мост, и они остаются оторванными от другого берега и Города, где остались их семьи. Заканчивается продовольствие, возникают новые социальные иерархии, а люди, лишенные любви, постепенно разчеловечиваются. Февраль, «Альпина. Та ведет «неземную» жизнь: на суше она, капитан корабля, бывает нечасто, проведя почти все время в морской стихии. Команды на борту каждый раз меняются — кроме верного старпома — а однажды вместо 20 людей, ушедших в плавание, из него вернутся 21.

Бронепароходы

Российский писатель, автор произведений «Географ глобус пропил» и «Тобол», Алексей Иванов представил свердловчанам новую книгу «Бронепароходы». Писатель Алексей Иванов, известный по книгам «Географ глобус пропил», «Сердце Пармы», «Тобол», «Пищеблок», презентовал в Челябинске свою новую книгу «Бронепароходы». Иванов начинал как фантаст, и «Бронепароходы», хотя исторически достоверны, вызывают ассоциации скорее с фантастикой в диапазоне от Жюля Верна до «Водного мира» Кевина Костнера. В издательстве «Рипол Классик» вышли долгожданные «Бронепароходы» Алексея Иванова. ↑ «Бронепароходы»: вышла актуальная книга Алексея Иванова (неопр.).

В Екатеринбурге Алексей Иванов презентовал роман «Бронепароходы»

В издательстве "Рипол-Классик" существенным стартовым тиражом 40 000 экз. вышел новый роман Алексея Иванова "Бронепароходы". Вернуть (Алексей Иванов, 2023) Перейдите на сайт, чтобы читать книгу целиком. Как и обещал вчера, я решил немного визуализировать новую книгу Алексея Иванова для вашего лучшего восприятия. «Бронепароходы» Алексея Иванова — это новый монументальный роман о людях, которые в самые сложные исторические периоды остаются верны себе. Библиотеку «Букмейта» скоро пополнит новинка Алексея Иванова — роман «Бронепароходы» в электронном и аудио-форматах. Алексей Иванов. К этому времени в боевых действиях участвовали корабли речного флота.

Стала известна дата выхода новой книги Алексея Иванова

Убить "последнего царя" - задушевная мысль Ганьки. И вот, не исполнив ее как надо в начале романа, он добивает-таки князя примерно в его середине. Но так и остается неясным, стоило ли тянуть с ним так долго. Или все это сделано ради того, чтобы в Михаила влюбилась Катя - дочь одного из самых крупных судовладельцев Якутова, который, в свою очередь, кончает с собой в большевистской тюрьме только ради того, чтобы на пытках не выдать местоположение чудом спасенного Михаила? Именно от Михаила Катя в конце романа и рожает того ребенка, над появлением на свет которого плакала Галина Юзефович. Но это, простите, какое-то индийское кино!

Прошу понять меня правильно. Я не ругаю новый роман Иванова. Он мне очень нравится во всех частях, где описываются битвы пароходов. Здесь Иванов, рожденный на Каме и с детских лет приобщенный к судоходной тематике, а кроме того глубокий знаток уральских рек, не просто на своем месте. Он - первый.

Он - лучший. Сцена, когда один пароход таранит другой и, лишенный орудий, выходит победителем из битвы, стоит того, чтобы ее не только читать, но и перечитывать, поражаясь мастерству автора. И не просто холодному мастерству, но его боли за боль, которую под его пером почти физически чувствуют железные монстры. Так писать о подобном у нас никто не умеет. Мне кажется, проблема романа в людях.

Их так много!

Буксиры готовились к сражению с красными. Наверняка на Сызранском мосту большевики выставят пулемёты, и своей артиллерией буксиры должны подавить огневые точки врага, чтобы флотилия прорвалась под пролётами.

Убьют кого, потопят судно — что ж, это гражданская война. Хамзат Мамедов плыл на буксире «Вандал». Он не задумываясь выбрал пароход своей фирмы — Товарищества братьев Нобель.

Сработала привычка. Мамедов сидел на корме под буксирной аркой, а рядом лежал раненный в живот парень, боец нелепой Вольской Народной армии КОМУЧа — армии мятежа. Мамедов достал фляжку с водой и поднёс к сухим губам раненого.

Вольский мятеж вспыхнул в базарное воскресенье. Крестьяне приехали в город с товарами, а красноармейцы не пустили их, спекулянтов, на торговую площадь. Крестьяне полезли в драку.

Красноармейцы принялись стрелять. Озлобленные мужики взломали оружейный склад. И началось побоище.

Красных в то время в городе было совсем мало: их отряды отправились в Балаково на подавление тамошнего восстания. Мятежники Вольска перебили всех, кого нашли; яростно оборонялся только председатель ревкома — строчил с балкона из пулемёта. Разгул крестьянского гнева в бушующем Вольске сразу использовали местные офицеры.

Окружённый Вольск продержался десять дней. Потом большевики двинулись в наступление. И половина жителей Вольска бросилась к пароходам.

А Хамзат Мамедов, оперативный агент компании «Бранобель», оказался в Вольске случайно. Он пробирался с Кавказа в Самару. Эмануил Нобель не боялся гражданской войны: его компания поставляла третью часть всей российской нефти, и Нобель полагал, что нужен и красным, и белым.

Лето восемнадцатого года Эмануил Людвигович решил провести, как обычно, на минеральных источниках в Ессентуках, где предпочитали отдыхать промышленники, коммерсанты и финансисты. С собой он взял Гению, жену младшего брата Йосты, и её детей с гувернанткой. Гения любила дамское общество в Кисловодске.

Из Петрограда на Кавказ по взбаламученной стране семейство сопровождал Хамзат Мамедов — он один стоил взвода охраны. Управляющий телефонировал, что из Николо-Берёзовки на Каме пришла депеша от господина Турберна, геолога Арланской экспедиции. Турберну не доставили буровое оборудование, хотя баржу с нужным грузом Самарская контора отправила ему уже три недели назад.

От результатов бурения под Арланом зависела судьба всей компании. И Эмануил Людвигович спешно командировал Мамедова на поиски баржи. Вот так Хамзат Хадиевич и попал в Вольск, а потом на борт буксира «Вандал».

На закате вольская армада бросила якоря у берега — в эту навигацию никто не выставил на фарватерах бакены, и бакенщики не зажигали на ночь огни. С рассветом армада снова двинулась в путь. И вскоре впереди на бледном небе тонкими линиями обрисовался длинный Александровский мост у Сызрани.

Мамедов, разминая плечи, поднялся в штурвальную рубку. На судне его уже знали и везде пропускали — как-никак, доверенное лицо самого Нобеля. В Мамедове была какая-то снисходительная восточная повелительность, и люди безотчётно подчинялись ему, хотя никаких особых прав он не имел.

В рубке рядом с матросом-штурвальным стояли капитан «Вандала» в чёрном кителе, старпом и пожилой артиллерийский офицер — начальник флотилии. Офицер оглянулся на Мамедова и молча поприветствовал, коснувшись пальцами козырька фуражки. За «Вандалом» по реке рассыпались дымящие пароходы.

А под пролётами моста появились два буксира. Перед носом «Вандала» вдруг с плеском взметнулся водяной столб, а потом донёсся хлопок выстрела. Пассажиры на носу «Вандала» забеспокоились.

Заплакал разбуженный ребёнок. Матрос у штурвала застыл. Капитан поднял бинокль.

Два буксира уверенно подходили всё ближе. На передней стенке капитанской рубки было написано название — «Вульф». На колёсном кожухе «Вульфа» появился моряк с рупором.

Артиллерийский офицер тоже взял рупор и вышел из рубки. Отступаем в Самару! Я — командир отряда штабс-капитан Соколов!

Вспенивая воду, «Вульф» начал разворот, чтобы сойтись с «Вандалом» так, как полагается при швартовке на реке, — против течения. Мичман Мейрер оставался на кожухе, рассматривая вольские суда. А Мамедов рассматривал мичмана.

Вот кто ему будет нужен в Самаре. Вот у кого он потребует пароход. Казанский поезд прибыл в середине дня.

Из заплёванных вагонов на дощатый перрон повалили крестьяне, рвущиеся в богатый город за хлебом; из теплушек вяло выбирались разномастные красноармейцы, и командиры орали, собирая своих бойцов. С подножки длинного пульмана соскочили два моряка с вещевыми мешками и солдат; моряк с короткой интеллигентной бородкой и усиками помог сойти высокой красивой девушке в тёмном дорожном платье. Коля Маркин — моряк с бородкой — огляделся.

Из распахнутых окон низкого деревянного вокзала уже доносился гвалт — там покупатели сошлись с продавцами. За сквером началась злобная толкотня вокруг извозчиков: от станции до города было пять вёрст, кто первый попадёт на базар, тому и выгода. Паровоз с шипеньем спустил пар и окутался белым облаком.

Июльское солнце лупило с неба, точно главный калибр. Маркин был комиссаром Волжской военной флотилии, а девушка — Ляля Рейснер — женой Фёдора Раскольникова, заместителя наркомвоенмора. Федю вчера ввели в состав Реввоенсовета, и Ляля тотчас затеяла поездку в Сарапул за беглым пароходом «Межень».

Ляля желала, чтобы штаб флотилии — её штаб — разместился на судне, которое называли императорской яхтой. Раскольников не умел спорить со своенравной женой, а Маркин для Ларисы был согласен на всё. От Казани до Сарапула поездом была только ночь пути.

В Сарапуле располагался штаб Второй армии, отступающей под нажимом чехов из Самары и Уфы. Три командарма друг за другом переметнулись к белым, а четвёртый увяз в делах. Может, ему вообще не принесли телеграмму Раскольникова.

В любом случае командарму сейчас было не до Ляли Рейснер. Волька Вишневский, рослый и плечистый, распихивая толпу, двинулся к какому-то шарабану. Вольке ещё не исполнилось восемнадцати, а он выглядел мужиком, и на его солдатской гимнастёрке блестел Георгиевский крест.

Тебе полезно пешочком гулять. На германский фронт он сбежал из гимназии и кое-что ещё помнил. Извозчик, покосившись, помрачнел, но промолчал.

Понятно, что матросы не заплатят, но с ними лучше не связываться. Маркин заботливо подсадил Лялю в шарабан. Ему нравилось прикасаться к Ляле и услуживать.

Мягкая дорога тянулась через елово-осиновые перелески и крестьянские выгоны, огороженные жердями. Сарапул начался порожними сеновалами, щелястыми овинами, приземистыми избами и штабелями брёвен. По широким деревенским улицам окраины шли бабы с коромыслами, на пустырях детишки пасли коз, в пыли кувыркались куры, сквозь заборы лаяли собаки.

Впереди появился всадник — паренёк в синей косоворотке. Он поравнялся с шарабаном, увидел моряков, сразу осадил лошадь и развернулся. Сарапул — городок ладный и живший в достатке — сейчас был расхлёстан революцией и завален мусором.

Витрины магазинов и окна первых этажей были выбиты или заколочены. Всюду сновали красноармейцы. На Соборной площади жутко чернели сожжённые торговые ряды и чей-то особняк.

Возле арки в кирпичной ограде юный военком Седельников спрыгнул с лошади и растолкал створки ворот. Шарабан свернул во двор. По-хозяйски сойдя с шарабана, Маркин подал руку Ларисе — и уловил восхищённый взгляд Седельникова.

Ясное дело, Лялька — что твоя царица. Маркин намеренно говорил «речняки» — так звучало пренебрежительнее. Анфиладу безлюдных комнат сквозь голые окна наискосок пронзало солнце.

Обыватели и солдаты разграбили дом: ободрали шторы, растащили посуду, бельё и стулья, выпотрошили шкафы, кое-где вскрыли паркет. Ни лоцманов, ни капитанов. Утёмин поднял брошенную книгу, вырвал страницу и начал скручивать «козью ножку».

Волька Вишневский весело рассматривал чёрную чугунную скульптуру императрицы Екатерины, стоящую в углу на чугунной колонне. Караван ускользнул из Самары, когда туда нагрянули белочехи, и пошёл в Пермь, но по пути внезапно исчез. Потом до Нижнего доползли слухи, что нефтебаржи захвачены сарапульским пароходчиком Стахеевым.

Возвращение беглой «Межени» Маркин хотел совместить с освобождением каравана. В кабинете хозяина — разорённом, как и весь дом, — растопырился массивный письменный стол с вывернутыми ящиками. На столешнице, покрытой зелёным сукном, Седельников разложил лоцманские карты.

У Стахеевых есть ещё малая стоянка возле Святого Ключа. Ляля подошла к стене, на которой в рамке висела большая фотография. Красивая дама в длинном платье и шляпке сидела в кресле, а за ней стояли, видимо, сын и муж: важный мужчина во фраке и мальчик в матросской форме.

Седельников близоруко прищурился на фотографию. Этот уже помер. А буксир увёл, который младший.

Хамзат Мамедов перебрался на берег, на улицу, огляделся и махнул рукой извозчику. Мамедов казался грузным, как матёрый медведь, но, подобно медведю, двигался неспешно и ловко. Мясистое лицо его обросло чёрно-седой щетиной.

Толстый нос делал Мамедова похожим на безобидного деревенского увальня, однако тёмный взгляд персидских глаз давил с какой-то непреклонной силой. Коляска катилась по Набережной улице вдоль Волги мимо причалов, купален, плотомоен, штабелей брёвен, рыбных садков, лодок и складов. Навстречу попадались ландо с дамами под зонтиками, офицеры, мальчишки-лоточники, чиновники с семействами на моционе и провинциальные щёголи — будто не было никакой революции и большевистского простонародья.

Нобелевский городок располагался на стрелке реки Самары, на месте бывшей деревни Щепновки. Мамедов издалека увидел огромные клёпаные цилиндры резервуаров, выкрашенные в белый цвет, и кирпичную башенку водокачки. Городок был обнесён аккуратной деревянной оградой.

Мамедов смотрел с ясным чувством правильности того, что здесь сделано. Карл Петрович Нюстрём, управляющий Самарским отделением, принял гостя в своём просторном кабинете с готическими часами. Нефтепромыслы национализированы?

Деватсот скважин с дэбетом, а большевики нычего нэ могут взять. Рабочие на мытингах. Пэрегонные заводы стоят.

Пароходы стоят. Нэфт сначала слывали в ямы, потом нэкуда стало, льют в морэ. А вас, я вижу, нацьонализация пощадыла?

Словом, не успели ничего у нас растащить или разрушить. КОМУЧ признаёт частную собственность. Но проблема, Хамзат Хадиевич, в другом.

КОМУЧ сам занимается вопросами сбыта, а это для коммерции неприемлемо. Мамедов поворочался, устраиваясь в кресле удобнее. У всех свои претензии.

Буржуазия недовольна тем же, чем и мы. Офицерство не принимает демократию. Рабочие до сих пор одурманены идеями коммунизма.

Крестьяне обозлены мобилизацией. Красные отступают. Сызрань теперь наша, Уфа наша, вся железная дорога от Самары до Челябинска тоже наша.

В Оренбурге и Уральске казачьи правительства. Мамедов в сомнении покачал головой. Болшевики побэдят.

Потому я и здэс, дорогой. Советская власть после долгих колебаний национализировала нефтяную промышленность, однако на время оставила её под управлением прежних хозяев. Мамедов знал, что Нобель надеется отыграть собственность обратно.

Мамедов трезво осознавал значение товарищества «Бранобель». В любом уездном городе России и в любом затерянном селе имелись керосиновые лавки «Бранобеля»: керосиновые лампы освещали всю страну. Нобелевские дизели крутили станки на сотнях российских фабрик.

На мазуте и бензине Нобелей работали двигатели пароходов, автомобилей и аэропланов. Россия не могла обойтись без Нобелей. Но большевики выкинули их вон.

А Нобели не хотели отрекаться от дела, в которое они вложили столько упорства и веры. Нюстрём извлёк из портсигара папиросу, всунул в мундштук и закурил. Йили хотя бы заключить концессью.

Нэфтаные караваны по Волге нэ пройдут. У болшевиков нэт нэфти. Нобэль может прэдложить йим Арлан.

Башкирское село Арлан находилось в низовьях Белой недалеко от Камы. А Турберн до сых пор нэ получил баржу с буровым оборудованьем. Так что судба компаньи, Карл Пэтрович, завысит от этой баржи.

Я должен доставыть её Турберну. Болшевики мнэ нэ помогут. Но учредиловцы должны помочь.

Убэдите их, мой друг, что Арлан достанэтся йим. От Уфы до Арлана по Белой только дэнь пути на пароходе. А бэлые соблюдают частное владенье.

Нюстрём размышлял. Мамедов встал, подошёл к окну и отодвинул занавеску. Яркое солнце, ухоженные дома служащих, тополя, столбы с проводами, рельсы с вереницей цистерн, причалы — правда, без остроносых наливных барж, слепящий простор Волги, белое облако.

Здесь, в государстве Нобелей, был мир, в котором всегда что-то строили — буровые вышки, заводы, моторы, дороги, суда. Здесь был разумный порядок. Он, Хамзат Мамедов, не умел изобретать новые машины или руководить промышленными предприятиями.

Зато он умел убивать ради тех, кто созидает. При взгляде с другого края широкой Камы пароходы сливались в общую светлую полоску. Лёгкая прогулочная лодка поворачивала в воложку за островом.

Военком Ваня Седельников держал румпель руля, Волька и Утёмин гребли, а Маркин и не порывался сесть к веслу — он же командир. Ляля улыбалась: Николь думает, что она, Ляля, допустит к себе только мужчину из начальства, поэтому изображает начальника. Смешной он, Николь.

Хороший, но смешной. Беглая «Межень» стояла на двух якорях у Девятовской мельницы. Ляля внимательно рассматривала судно.

Чёрный корпус, широкая дуга колёсного кожуха, белая надстройка с многооконной рубкой и чуть склонённой трубой. На носу — крамбол с якорем, на мачте — красный флаг, вместо буксирных арок — длинный пассажирский салон, за кормой — задранная шлюпка на шлюпбалке. Впрочем, угловатой лёгкости большого парохода Ляля не почувствовала.

Моряки на «Межени» посовещались, а потом подцепили лодку багром. На невысокий борт парохода первыми вскарабкались Волька и Утёмин. Маркин подсадил Лялю, влез сам и подал руку Ване Седельникову.

По причине жары моряки на «Межени» были в одних тельняшках или голые до пояса, но все — в бескозырках с названиями балтийских кораблей. На загорелых телах угрюмо синели татуировки с якорями и штурвалами. На переносице у него сидело непривычное для флотского пенсне, из-под бескозырки с лентой «Гангут» свешивались длинные, как у попа, волосы.

Фамилия моя Рехович. Теперь вы назовитесь. Маркин, не желая ссориться, назвал всех своих спутников.

В кратком слове прозвучали сразу и приговор, и удовольствие. Моряки «Межени» заухмылялись. А для вас — флаг-секретарь флотилии.

Она сама ещё в Нижнем придумала себе такую должность. Ляля ожидала такого отношения. Она сразу почувствовала, что эти, на «Межени», трусят — а потому и напоказ глумятся над тем, кого считают слабее.

Но она-то не слабее — она и сильнее, и храбрее. И подомнёт их под свою волю. Бунт подняли левые эсеры.

Ляля с Раскольниковым были на том съезде Советов в Большом театре, когда чекисты арестовали всю левоэсеровскую фракцию. В ответ на арест восстал Михаил Муравьёв, командующий Восточным фронтом. Он находился в Казани.

На пароходах он отправил два полка в Симбирск. Сам главком и его матросская охрана загрузились на «Межень», прихватив кафешантанный оркестр и певичек. Но веселье длилось недолго.

В Симбирске, объявив свою республику, Муравьёв сунулся в губернский исполком, в бывший кадетский корпус, а там большевики устроили ему засаду. Муравьёва застрелили. Быстро протрезвевшая «Межень» немедленно дала дёру до Сарапула и затаилась.

Кубриком на «Межени» считалась императорская салон-столовая. Ляля увидела измызганные занавеси на окнах, изящные стулья в стиле Людовика XV, оттоманку и банкетный стол с грязными стаканами. Пахло табачным дымом, жареной рыбой и «балтийским чаем» — водкой с кокаином.

Матросы и Рехович уселись по одну сторону стола, Маркин со своими — по другую. Нам не по пути. Ну, сдурили.

Однако ж вы дунули не в Самару и не в Уфу к белочехам — значится, наши. Короче, давайте назад на базу. Я — комиссар, я за вас заступлюсь.

Но Лялю не устраивал мирный исход. Она ощущала злое возбуждение. Ей хотелось подвига, яркой победы, о которой потом будут рассказывать.

А Ляля смотрела на Реховича. Этот самозваный капитан ей не нравился. Умничает, полагает себя равным с ними — командирами флотилии.

Жениха, извиняюсь, ищете? Ляля была довольна, что Рехович не удержался, свернул на тему баб. Военком Ваня Седельников покраснел — то ли от гнева, то ли от стыда.

Ляля не боялась этих людей. Под рукой у неё был браунинг, да и свои не должны подвести. Утёмин стреляет быстро и метко, и у него нюх на опасность.

Волька Вишневский тоже не лопух: бывший разведчик, сейчас он не ощущает угрозы и с удовольствием ждёт, как острая на слово Лялька разделает всех противников. А Николь — вот размазня! Рехович медленно встал и сдёрнул с окна грязную занавеску.

Вот вам и простынка для прелюбодейства. Рехович с презрением бросил занавеску на стол перед Лялей. Это было оскорбление, и Ляля его ждала.

Она царственно простёрла руку с уже приготовленным браунингом и выстрелила в Реховича. Она знала, что выглядит прекрасной и смертоносной, как эриния с факелом. Но зазвенело разбитое окно — Ляля промахнулась даже с расстояния в пять шагов.

Матросы «Межени» шарахнулись от стола, сваливая посуду, а Рехович, пошатнувшись, цапнул кобуру на бедре. И тотчас грянул второй выстрел — это военком Ваня Седельников раньше остальных выхватил свой военкомовский маузер. Реховича отбросило на простенок, он уронил пенсне и сполз на пол.

А юный Ваня побледнел, испугавшись своего поступка. Утёмин, Вишневский и Маркин уже стояли, направив на матросов наганы. А Лялю не смутило, что она промахнулась.

Алексей Иванов планирует выйти на международный рынок с помощью Netflix Фото: Наталья Чернохатова Автор известных книг «Географ глобус пропил», «Сердце пармы», «Ёбург» презентовал свою новую книгу «Тени тевтонов». На встрече Алексей Иванов поделился планами на будущее. Действие романа «Тени тевтонов» разворачивается в двух временных параллелях — в мае 1945 года и в середине 15 века, на одной территории. Алексей Иванов сумел выстроить захватывающий сюжет, легко объединивший исторические факты и фантазию. По книге уже собираются снять фильм.

По словам писателя, в романе много реальных героев, однако есть и выдуманные персонажи, имеющие исторические прототипы. Сама книга упакована в пленку, потому как содержит нецензурную брань, использование которой Иванов объяснил следующим образом. Это дурацкие требования нашей надзорной комиссии — ставить вот этот ценз и продавать книги в полиэтилене. Конечно, [использование мата объяснимо] — в стране Гражданская война, люди убивают, и вдруг тут все очень вежливые и воспитанные», — заявил писатель.

При этом роман имеет глубокий смысл и анализ исторических событий XX века.

О новом романе

  • Эмигрантский истерн с нотками перестроечного маразма
  • Алексей Иванов. Исторический роман "Бронепароходы".
  • О книге "Бронепароходы"
  • «Бронепароходы» Алексея Иванова - Афиша Daily

Алексей Иванов «Бронепароходы»

Писатель Алексей Иванов провел презентацию своей новой книги «Бронепароходы». Писатель Алексей Иванов в середине февраля презентовал в Екатеринбурге новый роман «Бронепароходы». Алексей Иванов во время встречи поделился с челябинцами подробностями создания произведения. Алексей Иванов сумел выстроить захватывающий сюжет, легко объединивший исторические факты и фантазию. Алексей Иванов начал работать над романом до «Бронепароходов», но сделал перерыв на их написание.

Скачать книгу

  • Алексей Иванов: «Пароходы Гражданской войны оказались жертвами» - Новости - Ельцин Центр
  • Вышел новый роман Алексея Иванова «Бронепароходы»
  • Непермские новости
  • Обзор книги «Бронепароходы» Алексея Иванова

Стала известна дата выхода новой книги Алексея Иванова

Коля не лез к ней с признаниями и всякими предложениями, здраво осознавая неравенство, однако смешные его чувства оказались глубже, чем Ляля думала. Когда весной Рейснеры переехали в Москву, в гостиницу «Лоскутную» на Тверской, Маркин почти каждый вечер вместе с Фёдором Раскольниковым приходил в гости — в штаб «товарища Ляли». Фёдор беседовал с отцом Ларисы, профессором-юристом, а Коля в другой комнате с Лялиной мамой чистил картошку и лук. Он словно бы не замечал сближения Ляли и Раскольникова. Ляля и Фёдор поженились в мае. Поженились по-новому буднично: подписали бумаги и стали спать вместе. А для Маркина ничего не изменилось. Коля был подобен верному псу, для которого замужество хозяйки не играет никакой роли. Рейснерам-старшим честный Коля Маркин нравился больше напыщенного Фёдора Раскольникова, но Ляле было с Колей скучновато. Коля — обычная дворняга. А ей нужен королевский дог.

Или полудикий волкодав. Дно парохода ползло по дресве, и Лялин салон наполняло странное широкое шуршание вперемешку с тихим скрежетом и скрипом. Эти звуки и лёгкое подрагивание корпуса наводили на что-то интимное, тайное, любовное. Маркин придвинулся ближе и положил руку Ляле на грудь. Ляля смотрела испытующе и лукаво. Маркин нравился ей своей понятностью, простонародным здоровьем. Брак ничем её не ограничивал. Не Раскольникову определять, как ей жить. Всё зависело от самого Коли. Ляля вздохнула.

Маркин смотрел на неё собачьими глазами. Коля окончательно запутался. Я жадная. И злая — со мной миром не сладить. Ляля очень нравилась себе сейчас: она необузданная и вожделенная! У тебя команда без надзора. Маркин сник. Так дёргают — баллер погнут. Он встал, оправил форменку и вышел из тёмного салона на яркий свет. С борт а «Русла» Горецкий видел брошенные у берегов буксиры с разбитыми окнами, полузатонувшие пассажирские пароходы, часто разграбленные и обглоданные пожарами, бесхозные баржи.

На перекатах торчали застрявшие плоты. Затоны словно подавились и задохнулись, переполненные мёртвыми судами. В сумерках, немного не дойдя до Чистополя, Горецкий заметил большой пассажирский пароход, точнее, лайнер, вставший на ночлег у песчаной косы возле села Жукотино. Это был «Фельдмаршал Суворов». Горецкий оживился. Когда-то он экзаменовал меня в речном училище. Горецкий с юности мечтал о красивой карьере — вроде карьеры капитана. Отец его, ссыльный поляк, заведовал земской школой в городишке Кологрив Костромской губернии. Местный помещик Фёдор Егорыч Крепиш учредил небольшое пароходство; как уездный предводитель дворянства, он радел душой за учителей, теряющих работу на летних вакациях, и устраивал их на свои суда боцманами и капитанами. Так Роман и попал на речной флот.

Практика у Крепиша позволила ему поступить в Нижегородское речное училище, попечительский совет назначил стипендию. А после учёбы Романа приняли в общество «По Волге». Третьим помощником капитана он ходил на пароходе «Боярин», вторым — на «Императрице Александре», первым — на лайнере «Витязь». Блистательные близнецы «Витязь» и «Баян» были лучшими судами общества. Если бы не революция, Роман Андреевич Горецкий стал бы капитаном следующего флагмана своей компании. Но не сложилось. Обшарпанный буксир пришвартовался к царственному борту лайнера. В синих сумерках горел длинный ряд жёлтых окон пассажирского яруса, озаряя ржавую крышу и щелястую палубу низенького судёнышка. На галерее лайнера негромко разговаривали пассажиры, будто всё было как в прежние времена. Фаворский принял Горецкого и Мамедова в своей двухкомнатной каюте с дорогой венской мебелью.

В электрическом свете на столе блестел самовар. Командиры пассажирских пароходов редко уходили на рабочие суда. Он и предложил Горецкому стать капитаном «Русла». Буксир шёл в Пермь. А Горецкому очень надо было в Пермь. Фаворский задумался, вспоминая события прошедшего месяца. Выше по Каме разбойничает «Межень», её захватила красная матросня. У них два пулемёта. Остановили меня и ограбили пассажиров. Полагаю, что караван попал в руки молодого Стахеева, акционера компании «По Волге».

Этот юноша собирает суда своей компании, рассчитывая на скорую победу белых. При нём находится некий англичанин из «Шелля», а в Святом Ключе на даче у Стахеева живёт матушка. Фаворский глянул исподлобья и поправил кран самовара, чтоб не капало. Горецкий был изумлён. Конечно, он слышал о жестокости большевиков, но считал, что люди вроде Якутова надёжно защищены своим авторитетом. Она ведь уехала к отцу. Горецкий задал вопрос тоном вежливого участия, но Фаворский понял, ради чего честолюбивый Роман Андреевич вдруг решил командовать жалким буксиром, прорывающимся в Пермь. Не ради же товарищества «Бранобель». Поговорите с ним, Роман Андреич. С Катей Якутовой Роман познакомился в 1915 году на «Витязе».

Дмитрий Платонович отправил сына и дочь в круиз от Нижнего до Астрахани и обратно. Как помощник капитана, Роман обедал с самыми важными пассажирами — и таковыми были дети знаменитого пароходчика. Роману очень понравилась Катя — умная и строгая. Они много разговаривали, прохаживаясь по галерее, Роман приводил её в рубку. Ему показалось, что они сдружились. Катя тогда была ещё девочкой. Роман много вспоминал её зимой, когда Катя уехала на учёбу в «Шерборн скул гёлс», и даже хотел послать ей почтовую карточку. А через год Катя чудесным образом превратилась в красивую девушку. Якутов опять выкупил детям каюты на «Витязе», и Роман понял: с Катей у него — не дружба. Возможно, даже не любовь.

Сложно сказать что. Какая-то непреклонная необходимость иметь Катю Якутову подле себя, иначе собой он будет не полностью. Только эта девушка могла оценить в нём то, что он ценил в себе больше всего, — желание получить от жизни самое лучшее. Горецкий нашёл Костю Строльмана в каюте и вытащил на галерею. Гладкий плёс чуть мерцал из непрозрачной глубины. Лёгкие лохматые облака, подсвеченные по краям луной, неуловимо перемещались в небе невесомо-объёмными кружевами. Костя огляделся по сторонам — не слышит ли кто. Увы, Дмитрия Платоновича арестовали чекисты. А Екатерину Дмитриевну с этим человеком я сумел вывезти в относительно спокойное место. Надеюсь, у них всё благополучно.

Хотя сложно утверждать ответственно. Костя сдался: — Великий князь Михаил Александрович. Горецкий ощутил мягкий и тяжёлый удар по самолюбию. Не ревность, а именно удар по самолюбию: для ревности Горецкий был слишком уверен в своём превосходстве. Что ж, юная Катя Якутова и вправду оказалась такой же, как он: Катя тоже принимала от жизни только самое лучшее. И всё же чувствовала в нём какую-то опасность, а потому обращалась больше к Роману Андреевичу. Я очень люблю нашу Россию, господа. Мне за границей неуютно. Даже языка французского я не выучила — чем мне заниматься на Ривьере или в Париже? Они сидели в полумраке гостиной на низких диванах.

Медово светился китайский абажур настольной лампы. В открытые окна, качая занавеси, влетал прохладный ветерок с Камы. Откуда-то доносилось ночное пение лягушек. А он жаждет сражаться с большевиками. Боже, они ведь ужасны, эти большевики! Они расстреливают людей! В Сарапуле он отнял у красных наш буксир, теперь плавает по Каме и нападает на корабли. Высаживает пассажиров перед Елабугой и приводит корабли сюда. Вы же видели, господа: за пристанью у него целый флот, будто он адмирал Нельсон! Кешенька хочет сохранить наше пароходство до того времени, когда армия наведёт порядок.

Я не умею пользоваться деньгами. Двадцать лет назад купец Иван Стахеев стал основным собственником общества «По Волге» — самого первого российского пароходства. К концу прошлого столетия «поволговские» пароходы устарели, и общество почти разорилось, однако упразднить столь славное предприятие было бы позором для купечества. Вот тогда и появился Иван Сергеевич. Обширный род Стахеевых разбогател на хлеботорговле; огромные стахеевские элеваторы словно рыцарские цитадели поднимались над крышами Бирска, Сарапула, Елабуги, Чистополя и Набережных Челнов. Иван Сергеевич выкупил долги пароходства «По Волге». А теперь сын спасал то, что осталось. Мамедов понял, что Ксения Алексеевна почему-то боится его. Когда Ксения Алексеевна вышла отдать распоряжение о комнатах для ночлега, Горецкий наклонился к Хамзату Хадиевичу и прошептал: — Мамедов, вы не умеете говорить с дамами. А я умею.

Горецкому была симпатична эта милая и пикантная женщина. Разница в возрасте его не смущала. В Ксении Алексеевне он увидел глубокую и зрелую чувственность, обострённую одиночеством вдовы. В тёмной аллее под ветерком с тополя на тополь перелетал высокий и таинственный шум. Под ногами чуть скрипел песок дорожки. В её слабости был явный призыв, и призыв к мужчине, а не к богу. Ксения Алексеевна поняла намёк. Двадцать лет назад весь Петербург обсуждал две свадьбы: миллионщики Якутов и Стахеев женились на актрисах. Ксения Алексеевна принуждённо засмеялась. Да, современные капитаны — уже не романтики, а циники, теперь это в моде.

Однако Роман Горецкий ей нравился: высокий, красивый и опытный мужчина с твёрдой линией рта. Горецкий был прав: ей по-прежнему хотелось быть желанной. Она одна и хороша собой, а положение в обществе у неё совсем не то, что было раньше, — вряд ли кто осмелится её осудить. Летняя ночь такая тёплая, а мужчина такой самоуверенный… И ничто никогда не повторится: ни юность, ни этот миг. Горецкий осторожно взял её за плечо и склонился к лицу. Спальня находилась на втором этаже. Ксения Алексеевна бросила перед дверью веточку шиповника — знак для горничной, что не надо входить или стучать. Тёмного времени им не хватило, и последний нежный вскрик слился с пением петухов на подворье. Потом Ксения Алексеевна затихла. Горецкий немного полежал и бережно высвободил руку из-под её головы.

Воздух в спальне светился — окно смотрело на раннее низкое солнце. Сдвинув тяжёлые кудрявые волосы Ксении Алексеевны, Горецкий поцеловал спящую женщину в тёплую щеку и выбрался из постели. Ему надо было спешить на пароход. Лоцман Федя стоял на кормовом подзоре, измеряя уровень воды шестом-намёткой. Машина поднимала пары, и судно подрагивало. Мамедов встретил Горецкого в рубке. Штурвальный зевал в кулак. Горецкий поглядел на берег, на парковую балюстраду под тополями. Захватить её мальчишку надоумил агент компании «Шелль». Компания пообещала купить у Стахеевых активы их пароходства, если Стахеев приведёт нашу баржу в Самару или Уфу.

Путь в Самару перекрыли красные, а в Уфу — мелководье. Мальчишка ждёт. Мамедов недобро прищурился: — А как зовут агэнта «Шелль»? Дьжозеф Гольдинг? Пароход красных, о котором сообщил капитан Фаворский, преграждая путь, стоял вдали прямо посреди блещущего створа. Из склонённой трубы «Межени» стелился лёгкий дымок — машина работала вхолостую. Романа раздражала народная лексика лоцманов. Неужели нельзя выучить общепринятые термины судоходства? От солнца в рубке было жарко. Горецкий в бинокль долго изучал створ.

Его буксир — там же: вижу торговый флаг компании на топе. А «Межень» караулит добычу возле выхода из акватории зимовки. Сбавив обороты, «Русло» медленно приближался к «Межени». Вскоре на «Межени» простучал пулемёт, и перед носом «Русла» взбурлила линия белых фонтанчиков. Красные приказывали остановиться. На кормовом якоре буксир медленно развернуло по течению. Матросы спустили на воду лёгкую лодку, закреплённую на шлюпбалке. Мамедов и Горецкий дружно гребли распашными вёслами и смотрели, как удаляется «Русло». Вода в Каме была тёмная, глиняная, и на лопастях вёсел отливала краснотой. А волжская вода, песчаная, всегда казалась жёлтой.

У нас пройзводствэнное дэло. Болшевикам наша баржа нэ нужна. А вот Гольдингу — нужна. На борту «Межени» толпились разморённые зноем моряки в тельняшках и бескозырках. Мамедова и Горецкого вытащили из лодки и в первую очередь бесцеремонно обыскали, затем провели в полутёмный салон. Как волжанин, Роман не раз встречал на реке «царский пароход», однако бывать на борту ему не приходилось. Роман с интересом разглядывал салон — мебель, дорогую обивку переборок, занавеси на окнах. На оттоманке сидела с ногами красивая девушка. За столом расположился моряк с бородкой клином. Вышка стоит, рабочие ждут, а баржа с оборудованьем пропала.

Мы искали её. Баржу этот Стахэев, дурной человек, экспропрыыровал и на зимовку загнал. Стараясь смутить, Маркин сверлил Мамедова недоверчивым взглядом. Кому ещчё-то наши насосы и лэбёдки нужны? Ай, молодец моряк! Маркин был польщён, хотя вида не подал, — но Мамедов это понял. Горецкий удивлялся преображению Мамедова из холодного и умного командира в какого-то льстивого торговца с восточного базара. Мамедов выдвинул из-за стола стул и уселся как для дружеской беседы. Мнэ бэз баржи нэльзя возвращаться. Горецкий тоже осторожно опустился на диванчик у двери.

Он наблюдал за девушкой. Что она делает на пароходе? Чем так явно недовольна? Девушка вдруг резко перебила Маркина: — Стахеева мы уймём! Мамедов быстро обернулся к ней: — Он и ваши суда захватил? Думал, может, помогу чем… — Да чем ты поможешь? Мамедов покашлял в притворном смущении. Горецкий даже выпрямился. Он был впечатлён — но не столько низостью этого намёка, сколько готовностью Мамедова применять любые средства для достижения цели. Горецкий никогда не верил в благородство конкуренции: в гонках пароходов самые достойные капитаны выпихивали суда соперников на мель, и машины ударом срывало с крепёжных болтов, а пассажиры летели кубарем.

Однако с такой беспощадностью борьбы Роман ещё не сталкивался. Это был урок от опытного специалиста. Урок гражданской войны в экономике. Мамедов поджал толстые губы. Ляля сама себе являлась опровержением. Маркин размышлял, ни на кого не глядя. Мамедов не вмешивался. Он забросил наживку и просто ждал. Он видел, что эта огненная девка подмяла морячка — не даром же она тут сидит. Морячок надеется уладить дело без хлопот, а девке такое против шерсти.

Чего она хочет? Красивой войны с пальбой? Битвы пароходов? Мамедов внимательно рассматривал Лялю: бывают женщины, у которых внутри — чёрт. А морячок елозит задом… Ему и девка нужна, и под пулями рисковать неохота. Маркин так и не принял никакого решения. Стахеевская зимовка располагалась в тесной глухой протоке между берегом и песчаной косой, заросшей густым тальником. На мысу возвышалась тренога облупленного створного знака. Стахеев загнал в протоку семь разных барж, два буксира — считая и свой, и старый товарно-пассажирский пароход. Ржавые суда выглядели безотрадно, будто отощавшие коровы в истоптанном загоне.

Лодка Вольки Вишневского скользила вдоль вешек, обозначающих узкий фарватер. Волька грёб распашными вёслами и оглядывался через плечо. На подмытом обрезном берегу виднелся окоп пулемётного гнезда, из которого торчал рубчатый ствол «виккерса». Стахеев держал фарватер под контролем. Он направил лодку к буксиру Стахеева. Лодка брякнула штевнем в борт. Иннокентий Стахеев встретил посланника с «Межени» в рубке. Волька одобрительно оглядел туго застёгнутый студенческий мундир Стахеева с тёмно-синими петлицами и двумя рядами гербовых пуговиц. Московский коммерческий институт носил имя цесаревича. Выпускник Стахеев был всего на пару лет старше простого солдата Вишневского.

Комиссар Маркин передаёт тебе, что либо мы баржи забираем, либо твою мамку. Решай сам до вечера. Вольке нравилось быть бесстыжим. Это как-то по-революционному. Стахеев поправил форменную фуражку с синим околышем. Над сонной протокой, ивняком и тихими судами висело знойное марево. В мутной небесной голубизне проступало мятое жёлтое облако. Заложив руки за спину, Кеша Стахеев с высоты колёсного кожуха смотрел на пароходную стоянку и думал о маме. О доброй и ласковой маме, которая жила безмятежно в своей дачной уютной глуши с малиновым вареньем и розариями. Она верила, что все беды проплывут мимо, потому что она никому не причиняет зла.

Вскоре Стахеев постучал в каюту Голдинга. Англичанин лежал на койке, задрав на стену длинные ноги, и читал старый журнал «Русское судоходство». Они нашли маму в Святом Ключе и угрожают арестом, чтобы я покинул зимовку. Об этом они условились ещё три недели назад в Сарапуле, где Джозеф Голдинг, агент концерна «Шелль», отыскал сына Ивана Сергеевича Стахеева. Иннокентий нуждался в деньгах, чтобы вывезти мать из России и обеспечить её жизнь в Европе. Голдинг и Стахеев-младший заключили сделку. Ради неё должен и выйти из борьбы. Голдинг скинул ноги, сел и посмотрел на Стахеева холодными глазами. У вас мощный буксир и пулемёты. Атакуйте «Межень», вот это будет настоящая борьба.

Самое трагичное заключалось в том, что пароходы, ставшие участниками Гражданской войны, оказались её жертвами. Они попадали в руки то красных, то белых, а речников заставляли сражаться с товарищами по ремеслу, топить суда — красу и гордость речного флота. Однако мои герои говорят о том, что Гражданская война — это сражение не между белыми и красными. Поскольку каждый человек внутри себя немножко белый и немножко красный, война всегда идёт в душе человека.

В «Бронепароходах» лайнеры, баржи, буксиры, катера и канонерки предстают реальными персонажами романа, которых Гражданская война перемалывает так же, как людей. Иванов сумел оживить, одушевить их, поэтому гибель пароходов воспринимается читателем как смерть живого существа. Мне не сложно изображать их с характерами, с судьбой. Они чувствуют, что происходит, реагируют, отзываются, страдают, переживают.

Они принимают какую-то одну сторону, одним хозяевам они хотят подчиняться, а другим сопротивляются. Мы же все понимаем, что такое живой механизм. Попутно в действие объемного 700-страничного нового романа Иванова вплетаются и другие сюжетные линии, так или иначе завязанные на речном флоте. Промышленная война за технологии, новые месторождения и рынки сбыта двух нефтяных корпораций России того времени — концерна Shell и компании братьев Нобель, захват золотого запаса Российской империи в Казани и убийство великого князя Михаила Романова, расстрелянного в окрестностях Перми.

Этика эта сродни поведению матери, которая защищает своего ребёнка, не зная, кем вырастет этот человек. Роман посвящён тому, какими должны быть взаимоотношения между людьми и внутри общества, как нужно себя вести, чтобы будущее состоялось.

Книга «Бронепараходы» претендует на звание лучшей литературной новинки года по версии пользователей «Лайвлиба» сразу по нескольким номинациям. Она присутствует в числе претендентов в разделах «Русская проза» и «Выбор экспертов». Лауреат премии Правительства РФ в области культуры 2017 год и некоторых других литературных премий. Писатель известен своими книгами «Сердце Пармы», «Общага-на-Крови», «Географ глобус пропил», «Золото бунта» и другими. В историческом романе «Бронепароходы» писатель в формате художественного произведения рассказывает о бурном послереволюционном периоде, и о войне, которая велась, в том числе, при помощи водного транспорта.

Войну вели и люди, и технологии, и капиталы.

В кровавой и огненной круговерти речники оказывались то красными, то белыми. Их принуждали стрелять в товарищей по главному делу жизни, принуждали топить пароходы — славу и гордость речного флота. Как сохранить совесть посреди катастрофы? Как уберечь тех, кого ты любишь, кто тебе доверился?

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий