Любимов Борис Анатольевич ЛИЦА. Новости. Мамам призывников предложили позвонить комиссару. Интервью ректора ВТУ (института) М.С. Щепкина Бориса Николаевича Любимова журналу «Авансцена». Это, на мой взгляд, находится в разительном противоречии с тем, как сейчас существует театр», — сказал Борис Любимов.
Малый театр покажет документалку о Борисе Любимове
А потом, ведь они очень зависят от того, какой сегодня театр. Какой же сегодня театр? Сравниваю этих четверокурсников и себя на четвёртом курсе. Оставим за скобками, что в Ленинграде тогда был Товстоногов. На кого Вы ходили на своём четвёртом курсе в Москве? Это Любимов, это Эфрос, это Ефремов ещё в «Современнике», это Волчек, это уже появившийся Захаров, это уже появившийся Фоменко, это уже появившийся Хейфец с его яркими спектаклями 60-х годов. Но это и мастера Малого театра, это и мастера Вахтанговского театра.
Это Гончаров, который уже в театре Маяковского, это Плучек, который уже в театре Пушкина, это еще Завадский в театре Моссовета… Замечательные труппы — выбирай рецензию. Сейчас — а на что писать? Не хочу обидеть нынешних прекрасных актёров, но сейчас студентам посложнее кого-то выбрать. И режиссёрский портрет они стараются писать о своих ровесниках. Но ведь когда мы писали о своих, они уже себя замечательно реализовали. Чего сказать о поколении 30—40-летних сегодняшних режиссёров я бы затруднился.
Поэтому у меня нет претензий к студентам. Когда они приносят актёрские рецензии, я вижу, что им спектакли не очень нравятся. При этом я предоставляю им возможность выбрать самостоятельно. В этом смысле у нынешних студентов более сложная ситуация. В плане трудоустройства тогда тоже было проще? Куда мог пойти работать театровед?
Нам было непросто устроиться на работу, но при этом всегда есть два театральных журнала: «Театр» и «Театральная жизнь», есть ВТО, Министерство культуры, телевидение, радио и газеты. Центральные газеты — я говорю только о московских, — в которых всегда был отдел искусства, где печаталась театральная критика. Устроиться непросто, но спектр возможностей был куда шире. И я бы сказал, что моё поколение театроведов себя реализовало и устроилось. Кто-то сразу, кто-то в течение двух-трёх лет, если говорить о мотивированности. Даже в 80-е годы, я помню, мне предлагали вести страничку в газете «Труд», посвящённую театру.
Я мог просто два раза в месяц, если бы у меня было время на это, писать туда рецензии. Где вы сейчас найдёте газету, в которой было бы что-то подобное, притом, что спектаклей и театров стало гораздо больше. Поэтому я прекрасно понимаю, насколько сложная ситуация сегодня. Ещё театровед мог стать завлитом, верно? Тогда в каждом театре была должность завлита, которая сейчас превратилась в пиар-службу. Пиар-служба тоже очень важна, но ведь это совсем другая история, требующая активности, умения работать с людьми.
Это, безусловно, тяжёлый труд, и совершенно иной, нежели работа с драматургом. В своё время в Министерстве культуры, да и в управлении культуры был отдел, посвящённый драматургии. Сейчас его нет, потому что министерство с этим не работает. У завлита основная работа — это чтение пьесы. Нашёл что-то стоящее и сразу бежишь к главному режиссёру. Сейчас главный режиссёр ставит спектакль раз в год, и он заранее знает, что это будет: Гоголь, Мольер, Шекспир… Всё изменилось, поэтому у сегодняшних студентов и выпускников совершенно иная ситуация.
Вы сказали, что они особенные, Ваш четвёртый курс. В чём это заключается? Они гораздо менее активны, более сосредоточенные на себе. Как мне кажется, менее контактные и с педагогами, и с сокурсниками, чем были мы в своё время. Я понимаю, что это связано ещё и с тем, что мне не 25—26, как было, когда я начинал преподавать, и не 56, и даже не 66. Поэтому это может быть не потому, что они «плохие», а потому что я «плохой».
Но то, что мне сегодня приходится работать совершенно иначе, чем это было в своё время, чистая правда. Так сложилась моя жизнь, что я последние лет пятнадцать преподавал только у заочников либо читал спецкурсы, какие-то лекции... На дневном отделении семинар по театральной критике не вёл пятнадцать лет, это тоже существенно. Я ведь тоже меняюсь. В совокупности это не значит, что всё плохо, это просто так, как оно есть. Пришёл сейчас второй курс, по-моему, он просто чудесный.
Недавно у меня в Щепкинском училище было две встречи. Я не мастер курса, я не читаю историю театра систематически. Это были именно встречи со студентами. Так вот я просто счастлив от общения с ними. Они заинтересованы, глаза горят, как это было у ребят 20, 30, 40 лет назад.
Но за «Динамо» Москвы точно нет. Когда мы сели в троллейбус и поехали к метро «Аэропорт», меня охватил ужас, это была ссылка. Кроме того, для меня всегда были очень важны старые дома, особенно с момента, когда я стал играть в «Белую гвардию».
Я думаю, что в те годы потом-то уже мироощущение расширялось я был главным реакционером, консерватором и монархистом-романтиком на земле. Притом этот мой монархизм абсолютно не был связан ни с династией Романовых, ни конкретно с последней царской семьей, которой я очень сострадал. Я сейчас вспоминаю, что эта моя игра заканчивалась, когда мы с Алексеем Турбиным побеждали и захватывали Москву. Всё-таки думать, что государь жив, можно было в 1918 году, кому-то можно было думать так и в 1924-м, и в 1925-м, когда писалась «Белая гвардия», а в 1953-54-м, даже когда ты играешь, всё-таки должны быть какие-то правдоподобия чувств в предполагаемых обстоятельствах, как сказали бы Пушкин и Станиславский. Вот этого у меня совершенно не было. Очевидно, Иван Александрович Ильин назвал бы меня непредрешенцем. Мы с Алексеем Турбиным победили, мы сделали свое дело, а какая дальше будет власть — это, ребята, решайте сами: вот примерно так можно было бы мое детское мироощущение перевести. Поэтому для меня было очень важно всё, что связано с русской историей.
Отец переводил в это время Рабле, Доде, «Госпожу Бовари», у нас дом был окружен западниками по профессии, по знанию языков: редакторами, переводчиками, литературоведами, замечательными знатоками европейской литературы, но надо сказать, что, приходя в дом, они чаще всего говорили о русской литературе, о русской культуре. В Москве я больше всего любил, конечно, центр. Допуск в Кремль был разрешен только после смерти Сталина, туда начались экскурсии, и это было некоторым событием в жизни. Всё, что связано с центром Москвы, для меня почему-то всегда было по правую руку. Представьте себе, когда-то памятника Маяковскому не было: он был поставлен на моей памяти после юбилея Маяковского в 1954 году, и любимая прогулка была от него по Тверской улице в центр, к Кремлю. Думал ли я, что буду в нем когда-то работать? Вторая линия, которую я очень любил, — это если от Пушкинской площади идешь направо по Тверскому бульвару и попадаешь как раз в дом Ермоловой, и сразу окунаешься в этот мир конца XIX века и начала XX, который мне был дорог. Чуть позднее, с начала 1960-х годов, эта тропинка по Тверскому бульвару еще продлевалась, потому что отец меня познакомил с Еленой Сергеевной Булгаковой, вдовой Михаила Афанасьевича, в такое достаточно благоприятное время, когда уже лед вокруг Булгакова тронулся, в 1955 году две его пьесы были напечатаны, в 1962-м — уже однотомничек, где и «Бег» был напечатан, и «Мольер».
Примерно в это время мы и познакомились. Я с ней, насколько это возможно при разнице в пятьдесят с лишним лет, подружился. Сохранилось ее письмо к моему отцу в год моего поступления в институт с очень лестными словами обо мне, настолько лестными, что даже неловко и публиковать это письмо. Я у нее стал бывать очень часто в этом домике. Одни окна выходили на Никитскую площадь, а другие на тогда еще, конечно, закрытый храм Феодора Студита. Из кухни мы смотрели туда. Там я в машинописи прочитал все пьесы. И все впервые, кроме «Собачьего сердца», я его тоже читал в те же времена, но не от нее получил.
В год моего поступления в институт она, наконец, дала мне прочитать мне уже было семнадцать лет «Мастера и Маргариту». Потом впечатления менялись, становились несколько иными, но тут что-то разверзлось. Так никто не писал. Я помню, видимо, она увидела что-то у меня на лице, и она дала мне вторую часть с собой, чего она обычно не делала. Я помню, что бежал. Как-то по-булгаковски пошел дождик, я бежал до метро по бульвару, зажав машинопись, думаю, сейчас кто-то нападет, а я буду спасать это… Это уже не детская, юношеская романтика. Слава Богу, никто не напал, я это прочитал дома. Но вот этот уголок Москвы еще добавился.
Конечно, были и знакомые, у которых была квартира в районе Арбата, тех арбатских переулков, поэтому они мне очень дороги. Это, конечно, мука — уничтожение Собачьей площадки, превращение ее в, как ее тогда называли, вставную челюсть — Новый Арбат. Тут просто руками можно развести от утраты дивных особняков. Всё, что сохранилось сейчас на Остоженке, Пречистенке — во славу Божию, там много оказывается вдруг дивных мест. Тогда же всё было дивное место. Это, я думаю, было бы сейчас заповедной частью Москвы. Конечно, одна из самых горьких потерь уже на моей памяти — это храм Преображения Господня в Сокольниках, потому что это один из храмов, которые мы посещали в конце 1950-х — начале 1960-х годов, мы туда ездили с отцом. Он на моей памяти был уничтожен, там теперь метро.
Я знаю, что сейчас есть решение о восстановлении храма, но, видимо, не на том же самом месте. Вот это для меня принципиально, хотелось бы дожить до этого. Еще один уголок — это Лаврушинский переулок: и потому, что там Третьяковская галерея, и потому, что там был действующий храм на Ордынке и были знакомые в Лаврушинском переулке, даже не считая Пастернака, с которым у отца были хорошие отношения. Тем, что я ношу это имя, отчасти я обязан Борису Леонидовичу, потому что за полтора месяца до моего рождения он читал первые главы «Доктора Живаго» и первые стихи, написанные в 1946 году, у нас дома на площади Маяковского. Были разные идеи насчет моего имени. Одна — я должен был быть назван Михаилом в честь моего деда. А поскольку я родился на Тихона Калужского, отец, как калужский патриот, хотел назвать меня Тихоном, но настоятель храма и духовник моего отца и у меня первая исповедь и причастие были у него отец Александр Скворцов сказал: «Николай Михайлович, Тихонов сейчас нет. Сейчас все громкие и оручие».
А мама предложила, по-моему, после чтения стихов у нас дома: «Давай назовем Борисом». Так я стал Борисом. Позднее, мне кажется, в середине 1950-х годов как-то они меньше общались, поэтому Лаврушинский переулок у меня никак не связан с Борисом Леонидовичем, даже не знаю, в каком подъезде он жил, а снова восстановились отношения более-менее крепкие после истории с «Доктором Живаго» — и потому, что, понятно, отец не выступал против но его особо и не спрашивали , и потому, что он его поддержал и телефонными звонками, и потом, что самое главное, — работой. Первая работа, которая напечатана Пастернаком после всей этой истории, — это перевод «Стойкого принца» в двухтомнике Кальдерона. Тогда сразу после этой истории власть искала возможности, как, с одной стороны, не дать Пастернаку печататься, а с другой стороны — дать. Перевод — это был вполне возможный вариант. Отец был редактором этого двухтомника. Старый перевод не годился, а новый, он сказал, на уровне «Стойкого принца» может сделать только один человек — Пастернак.
Ему сказали, конечно: «Нет, но давайте попробуем». Позвонили в ЦК, а там, наоборот, очень этому обрадовались — вот, мы перед заграницей скажем: «Кто у нас Пастернака трогает? Отец послал ему поздравительную телеграмму к семидесятилетию, и свое семидесятилетие он, видимо, в разных местах праздновал, но одно из празднований было — Пастернак, Ольга Всеволодовна Ивинская, отец и покойный переводчик Константин Богатырев. Для меня это было тоже одной из таких узловых станций. В одиннадцать лет я всё-таки прочитал «Доктора Живаго», который мне тогда совсем был недоступен, совсем, совершенно эта форма романа меня тогда не тронула. А стихи пленили даже одиннадцатилетнего. Живьем я видел Бориса Леонидовича один раз и до сих пор себе своей застенчивости простить не могу. Я катался на лыжах по Переделкино, это был март 1959 года, и вдруг мой товарищ, житель Переделкино, сказал: «Вон Пастернак».
Мы катались недалеко от его дачи. Была весна, он был в пальто, без шапки, мне кажется, собака у него была. Мне безумно хотелось к нему подъехать и сказать, как я его люблю, как семья моя его любит, и я уверен, что ему бы это очень помогло — потому что это говорит ребенок, потому что он достаточно чувствовал свою изолированность, одиночество. Оно выражено в одном из последних его стихотворений: «Я пропал, как зверь в загоне», — в это самое время. Но от застенчивости, от стеснительности не подъехал. До сих пор я думаю, что всё-таки оправдание есть, конечно, но застенчивость и стеснительность далеко не всегда являются добродетелью. Иногда это надо преодолевать и говорить человеку то, что ты на самом деле чувствуешь. Даже лауреату Нобелевской премии иногда бывает это важнее, чем дебютанту.
Потом — тоже узловая станция. Родители взяли меня на похороны Пастернака. Я думаю, что я — один из последних свидетелей этих похорон. Потом еще, конечно, точки, связанные с московскими храмами. Первый храм — это храм Воскресения Словущего в Филипповском переулке, где меня крестили, где отец входил в близкий круг настоятеля, был едва ли не председателем так называемой двадцатки. Мы стояли обычно службу в алтаре. Так что мое детское восприятие, кроме самого раннего детства, — это пребывание в алтаре, где я в свои семь-восемь лет отстаивал всенощную. Справка о крещении Бориса Любимова Опять же всё относительно: в 1990-х годах настоятелем этого храма был старейший тогда по возрасту священник города Москвы отец Василий Серебренников, он скончался в 1996 году в возрасте под девяносто лет.
А я помню, как он пришел в этот храм в 1955 году вторым священником, и во время богослужения он запнулся, отец Александр сделал ему какое-то кроткое замечание. Какой же я старый, если я помню одни из первых шагов старейшего священника города Москвы! Когда мы переехали на «Аэропорт», конечно, «Сокол» был рядом, так что туда тоже ходили. А начиная с 1961 года — это храм Иоанна Предтечи на Пресне. Я помню тогдашнего настоятеля храма, одного из старейших тогда священников Москвы, отца Дмитрия Делекторского, дивного регента Германа Николаевича Агафонникова, ставшего другом моего отца. Туда пришел молодой священник отец Георгий Бреев в 1967 году, в 1972-м мы с ним познакомились. Он с молоденькой матушкой Наталией у нас был дома, а потом мы у них были. И опять узловая станция.
К этому опять же можно относиться как к случайному совпадению, хотя Федор Степун писал, что случай — это атеистический псевдоним чуда. Как я любил яковов диаконов , так отец мой любил регентов, у него было три друга регента: Герман Николаевич Агафонников, Виктор Степанович Комаров тогда старейший регент Москвы и в Киеве гениальный регент Михаил Петрович Гайдай во Владимирском соборе, просто великий дирижер. Так вот, вечером мы были у отца Георгия. Так получилось, что утром я был у одного своего духовного отца, вечером — у другого, а на следующий день я пошел в военкомат и ушел в армию на год. Вот так, не выстраиваешь себе жизнь, а жизнь тебя выстраивает. Как-то я с дочерью и внуками ездил к отцу Георгию в Крылатское, они исповедовались и причащались. И я подумал: это очень редкий случай. И не только потому, что мы знакомы сорок три года, это не рекорд для книги Гиннеса, хотя не очень много сейчас прихожан, которые могут сказать: «Я сорок три года знаком со своим духовным отцом».
Но это четвертое поколение. Мой отец, я с женой, дочь, внуки — четыре поколения, которые лечатся у врача, или четвертое поколение, которое учится у учительницы в школе, или четвертое поколение, которое учится на кафедре филологии в таком-то институте, или четвертое поколение, которое исповедуется и причащается у одного священника. Для меня это очень важно, потому что я вообще считаю одной из трагедий истории России, и не только XX века, но и всей, — ее прерывность. У Шульгина есть книга «Три столицы» — это же многовато для одной страны. Кто сейчас может сказать: «Я живу в доме, в котором восемьдесят лет назад жили мои родители»? Мы переезжаем из города в город, с улицы на улицу. Нет той златой ветви, цепи в кольчуге, где одно колечко вяжется на другое. Конечно, так не может быть, чтобы всё всегда передавалось по прямой линии, но когда есть какие-то связующие скрепы, это очень важно.
Я, уже находясь в том возрасте, в каком я нахожусь, стоял и умилялся: вот уже четвертое поколение моего рода причащается и исповедуется у одного священника. И это одно для меня из очень важных и немногих свершений в жизни. Что-то должно быть сохранено. Это может быть книга, которая переходит из поколения в поколение, крестик, который носила твоя бабушка, который потом достанется твоим внукам. У меня есть одна среди многих книг, которые достались мне от отца, очень важная принципиально. К сожалению, не знаю, кого из моих родственников. Ей сто шестьдесят лет, это не самая старая книга в библиотеке. Это богослужение Пасхальной Недели.
На этой книге написано: «Эту книгу мне подарила такая-то, когда я уходил на военную службу». И там потом подпись. Судя по надписи, ничего потом не произошло, потому что, если бы произошло, он бы писал: «Это такая-то, ставшая моей женой». Значит, почему-то не сложилось. Но дело в том, что дата там —1854 или 1855 год. А на военную службу куда? В Крым, где шла Крымская война. Кто-то из твоих предков уходит на войну, и ему что тогда дарили благочестивые девушки?
Дарят ему богослужение Пасхальной Недели, «смертию смерть поправ». Сейчас даже не об этом, богословском смысле, и не о взаимоотношениях, судя по всему, там ничем не закончилось. Но просто о том, что ты по этим каким-то точкам можешь восстановить что-то происходившее в твоей семье. Что-то передается хотя бы на сто шестьдесят лет. Я не говорю на тысячу, куда там. Хотя бы этот дом в Вологде, который я увидел, и это событие XIX века: ты не увидишь своих предков ни в кольчуге, ни в лаптях, но представить себе, что всего сто тридцать лет назад бабушка, которую ты видел, ты ее мягкие щеки целовал, вот она здесь бегала девочкой, — это, мне кажется, чрезвычайно важно. Хорошо, если ты что-то можешь передать по линии культуры, по линии любви — кто в литературе, кто в живописи, кто в музыке, и никогда не буквально. Нельзя, чтобы твой внук любил Чайковского, если ты тоже любишь Чайковского, а Рахманинова не любил и наоборот.
Он будет по-другому это любить и другое любить в Чайковском. Как у Фета: «Ряд волшебных изменений милого лица». Милое лицо должно обязательно волшебно изменяться, но оно должно оставаться милым лицом, тем же лицом. Вот это очень существенно. Если я что-то смог сделать для того, чтобы какие-то духовные связи продлились на срок больше сорока лет, а в масштабах одной жизни это достаточно большой срок, — это одно из тех немногих достижений, которые можно записать себе: «Вот это произошло». Хотя нет ничего страшного, если дети исповедуются и причащаются у другого священника, внуки у третьего, правнуки у четвертого. Но когда это есть, то это, уверяю вас, у деда вызывает особое чувство. История рубиновой свадьбы — Расскажите про женитьбу в той мере, в которой это возможно.
Как вы встретились, как это всё происходило? Вообще про жену, это же важно. Я уже говорил о том, что мой отец когда-то был знаком с бабушкой и дедушкой моей жены. После войны, по-моему, отец брал интервью у Василия Ивановича Качалова для какого-то зарубежного издания. Так что какие-то связи были, но потом они были утрачены. Когда я поступил в ГИТИС, я очень быстро подружился с Алексеем Вадимовичем Бартошевичем, сводным братом моей жены, тогда он был одним из самых ярких молодых педагогов ГИТИСа, а сейчас он один из крупнейших и старейших наших театроведов. Как-то, когда я учился на третьем курсе, была защита диссертации одного из наших общих знакомых, на которую пришел отец моей будущей жены вместе с ней. Она была студенткой первого курса школы-студии МХАТ, и ее сводный брат, мой друг, нас познакомил.
Надо сказать, оба мы тогда друг другу не понравились. Во всяком случае, никаких решительных шагов, продолжения не было. Не то чтобы не понравились в смысле обозлились друг на друга, но просто познакомились и познакомились, пошли дальше. Я знал о ее существовании, она знала о моем существовании. Это опять одна из узловых станций: отец мой страшно подружился с ее отцом. Их познакомил Алексей Вадимович Бартошевич. Отец был очень увлечен книгой воспоминаний о Художественном театре отца моей будущей жены Вадима Васильевича Шверубовича, которая тогда была еще в машинописи. Он ее прочитал, страшно увлекся, они познакомились и подружились.
Я думаю, что для моего отца в последние годы жизни Шверубович был одним из самых, если не самым близким ему человеком. Вероятно, так же относился к нему и Вадим Васильевич. Отцы дружат или, во всяком случае, приятельствуют. Притом что московская тусовка, хотя слово это тогда не употреблялось, тесная, круг маленький, но всё равно не случалось. Так было года до 1973-го, я тогда вернулся из армии. И опять на какой-то премьере Алексей Вадимович Бартошевич нас как бы познакомил. Мы приятно улыбнулись и опять разошлись примерно на месяц. А вот дальше Алексей Вадимович мне позвонил и сказал, что у его отца собираются гости, не хочу ли я прийти тоже.
Я пришел, и вот тут мы уже познакомились, было хорошее гостеприимное застолье в этом доме, где я теперь живу уже тоже сорок лет. И вот тут всё и началось. Примерно через год, наверное, мы поженились, а через какое-то время венчались в Коломенском. Это был год 1980-й. Через какое-то время родилась у нас дочь. Так что родилась она уже в венчанном браке. Это какая, рубиновая свадьба называется, да? Я не специалист по этой части, но серебряная уже давно позади, значит, какая-то рубиновая, до золотой еще далеко.
Надо сказать, что я переехал в эту квартиру из московского пространства, получается, что еще одна ветка очень существенная. Я говорил о том, что я очень любил выход на Тверскую, и я любил и выход направо по Садовому кольцу. Вообще я очень любил Садовое кольцо. Если совсем туда, то Парк культуры, но главный парк для меня был — зоопарк. Любовь к животным, точно думаю, унаследована от родителей, но она у меня была и остается принципиальной. Я бы сказал, что я ее пытаюсь богословски обосновать. Мне кажется, что, как сказано у Достоевского: «Смеющийся ребенок — луч из рая», контакты с животными — это тоже луч из рая, это из того времени, когда не было первородного греха, когда все были вместе. Если ты можешь установить какую-то связь с каким-то животным, для меня это — прообраз прошлой или будущей райской жизни.
Одно время у нас дома, когда я жил на метро «Аэропорт», жила кошка с поразительной интуицией, между прочим, по отношению ко мне. Она не шла ни какие контакты, когда ты навязываешь ей ласку, любовь и так далее. Во-первых, ей нужно было утром обязательно зайти, поздороваться, это как штык — открывается дверь, неслышные шаги, прыжок, и она уже у тебя на груди, попела, объяснилась в любви и ушла, больше не приставай. Если какие-то у тебя неприятности — школьные, любовные, служебные, вот тут она твоя абсолютно, она к тебе приходит, не то что утешает, но вот она с тобой. Когда я ушел в армию, она у нас прожила пятнадцать лет, а так ей было лет семнадцать. Я был уверен, что всё, и я о ней не спрашивал в письмах принципиально. Когда я прилетел в командировку, выяснилось, что она еще жива. Она уже не вставала, так на стуле в столовой и лежала.
Я пришел, выдвинул стул, поздоровался с ней. Она из последних сил ко мне потянулась, мяукнула и на следующий день скончалась. Опять же можно сказать — случайность, подумаешь, мы же материалисты. Но я говорю о том, что было. Дом, в котором я жил, — собачий дом. Недаром Есенин писал о собаке Качалова, и у нас висит картина, на которой нарисована собака Качалова Джим. У нас всегда была или одна, или две собаки вплоть до последнего времени. И я глубоко убежден, что в этом — стремление даже не просто доставить себе радость, это еще ладно, а установить контакт, чтобы он, гад, тебя понял, а ты понял его.
Я своему, уже покойному, самому любимому псу говорил: «То, что ты всё понимаешь, что я тебе говорю, в этом я абсолютно убежден, но почему ты не можешь сказать мне это по-человечески? Но то, что говорят и пес, и кот, — для меня это было важно. Когда я это увидел во МХАТе, я был счастлив, что мой отец перевел эту пьесу, это была одна из любимых его пьес. Для меня было важно: значит, это возможно, они будут с нами говорить, а мы будем говорить с ними. То же самое, конечно, относится к «Маугли». Когда я ходил в зоопарк, я больше всего, понятно, любил хищников, лошадей, но я любил даже гадов, крокодилов, змей. Мне кажется, в этом есть некая религиозная правда, я готов ее отстаивать. Не дай Бог обожествлять, никакого культа собаки здесь быть не должно.
А в предначинательном псалме, которым открывается вечернее богослужение, есть слова: «змий сей, егоже создал еси ругатися ему» Пс. Представляете себе эту картину, когда есть и змей, с которым ты играешься? Поэтому питон Каа — это глубокая идея, на мой взгляд.
По мысли Любимова, так происходит не только у отдельно взятого человека, которому не повезло, — такой она и задумана, наша единственная жизнь. Но даже в почтенном возрасте «есть своя радость, которую надо ценить». Для него такой ценностью и одним из главных наслаждений является общение с семьей: «Важнейшее место в моей жизни занимают дочка и внуки. Они такие подзарядки, к которым меня подключают». В связи с этим Борис Николаевич приводит рассуждение о.
Сергия Булгакова о «благодати доживания»: «У меня сейчас такое чувство. Понимаю, что доживаю, но какая же это благодать! Благодарный Богу и людям. Так хотелось бы». Так и есть на самом деле. После этого тонкого и глубокого фильма за работами Киностудии Малого театра стоит внимательно следить. Не так давно состоялась премьера интересной документальной картины Дениса Бродского о талантливом сценографе и мастере по костюмам — «Кусочек света художника Марии Утробиной». Совсем скоро появится фильм «Островский.
Реальные места вымышленных героев». Сцены из спектаклей в исполнении ведущих артистов «Дома Островского» снимали в Малом театре и на Ярославском вокзале столицы, в беседке на набережной Волги в Кинешме и в костромской усадьбе драматурга «Щелыково». Этому фильму суждено сыграть роль финального аккорда в праздновании 200-летия со дня рождения великого драматурга.
Я так понимаю, там одно учреждение, здесь другое, тут третье. Всегда кто-то мешает, всегда кто-то мешает, причем профильному заму кто-то мешает, — сказал Любимов, имея в виду Ясинского. Все кто угодно отвечают. Мэр отвечает за уборку города, еще какие-то замы отвечают, наверное, по культуре.
Более 2,8 млрд рублей получит от Минкульта фонд, в совет которого входит отец министра культуры
Губернатор Рязанской области Николай Любимов направил телеграмму с соболезнованиями родным и близким ветерана Великой Отечественной войны, писателя-фронтовика, Почетного. Об историке театра, театроведе, театральном критике и педагоге Борисе Николаевиче Любимове. Подробная информация о фильме Борис Любимов. Борис Николáевич Любимов (род. 29 июня 1947, Москва) — советский и российский театровед и педагог, театральный критик, кандидат искусствоведения (1977). последние новости сегодня в Москве. Борис Любимов - свежие новости дня в Москве, России и мире. Смотри Москва 24, держи новостную ленту в тонусе.
Театровед и педагог Борис Любимов празднует 75-летие
Сергей Собянин поздравил с 70-летием ректора Высшего театрального училища имени М.С. Щепкина заслуженного деятеля искусств РСФСР Бориса Любимова. Дочь Бориса Николаевича, Ольга Любимова, стала главой Министерства культуры в 2020 году. Дочь Бориса Николаевича, Ольга Любимова, стала главой Министерства культуры в 2020 году. От всего сердца желаем Вам, Борис Николаевич, крепкого здоровья, творческих идей и благополучия Вам и Вашим близким!
Бирскую спортшколу по стрельбе из лука посетил заслуженный тренер Беларуси Борис Любимов
С 2007 года он является ректором Высшего театрального училища института им. Щепкина и профессором кафедры искусствоведения, где читает спецкурс «Проблемы современного театра». Известен Борис Любимов и как автор многочисленных научных работ — более 500 научных трудов, статей и монографий, посвященных истории русского театра, теории театра, актуальным проблемам современного российского театра и русского классического репертуара, методологии театроведения, русской литературе, а также истории Русской Православной Церкви, русской религиозно-философской и общественной мысли. Кроме того, он автор книг, составитель сборника статей, издатель, редактор, автор вступительных статей и послесловия к воспоминаниям своего отца, переводчика и литературоведа Николая Любимова «Неувядаемый цвет». В течение многих лет Борис Любимов сотрудничает с радио и телевидением.
Борис Любимов, Валерий Кипелов и Тамара Синявская получили награды и звания 0 53 Президент РФ Владимир Путин подписал 24 мая 2023 года очередной указ о награждении государственными наградами. Об этом сообщается на официальном портале правовой информации. За вклад в развитие отечественной культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность Орденом «За заслуги перед Отечеством III степени» награжден исполняющий обязанности ректора Высшего театрального училища имени М.
Подписаться Борис Любимов: решение Домогарова не выходить на сцену подведет театр и зрителей Об этом в интервью радио Sputnik сказал ректор Высшего театрального училища имени М.
Щепкина, заместитель художественного руководителя Государственного академического Малого театра России Борис Любимов. Другое дело, что у него есть обязательства перед театром, где он работает. А зрители — кто-то поддержал, кто-то не поддержал, кто-то вообще пришел в зал театра и ничего не слышал про это дело, в чем они виноваты. Мы здесь никому ничем не поможем ни своей бранью, ни своей защитой, мы не спасем того, кто погиб", — считает Борис Любимов.
С 1999 года — заместитель художественного руководителя Малого театра. С 2003 по 2007 годы — директор Государственного центрального Театрального музея им. С 2007 года — ректор Высшего театрального училища имени М. Кандидат искусствоведения 1977.
Автор более 500 научных трудов, статей и монографий.
В фильме «Борис Любимов. 10 встреч» знаменитый театровед расскажет о людях, повлиявших на него
И не нужно рассуждать о его жизни! Домогаров обвинил подписчиков в том, что те "топчутся на крови", и потребовал от них не приходить на его спектакли. После смерти Захарова уголовное дело в отношении Ефремова переквалифицировали на более тяжкое. Ему грозит до 12 лет лишения свободы. Позже выяснилось, что в момент аварии Ефремов находился в состоянии не только алкогольного, но и наркотического опьянения.
В серии интервью герой картины рассказывает о людях, сформировавших его, и о тех, кого сам он называет своими учителями. В рамках «10 встреч» Любимов также делится размышлениями о литературе , истории, религии, философии и жизни в целом. Документальный фильм станет частью киноцикла о деятелях, чья судьба неразрывно связана с Малым театром, Школой Малого театра и Школой Щепкинского театрального училища.
Домогаров обвинил подписчиков в том, что те "топчутся на крови", и потребовал от них не приходить на его спектакли. После смерти Захарова уголовное дело в отношении Ефремова переквалифицировали на более тяжкое. Ему грозит до 12 лет лишения свободы. Позже выяснилось, что в момент аварии Ефремов находился в состоянии не только алкогольного, но и наркотического опьянения.
Как сообщили на странице культурного учреждения в социальных сетях, перед началом показа картину представят Борис Любимов и режиссер Денис Бродский. Фильм начнется в 19:00.
Липецкие актёры встретились с ректором знаменитой «Щепки» Борисом Любимовым
Документальная, познавательное. Режиссер: Денис Бродский. Дочь Бориса Николаевича, Ольга Любимова, стала главой Министерства культуры в 2020 году. В этом выпуске – ректор Высшего театрального училища имени М. С. Щепкина Борис Любимов. Одним из учредителей фонда является отец нового министра культуры Ольги Любимовой Борис Любимов. Сегодня Любимов является ректором Щепкинского театрального училища, замхудрука Малого театра, преподавателем ГИТИСа, заслуженным деятелем искусств РФ и профессором.
Борис Любимов: Драматурги любили людей
Вы как человек, всю жизнь занимающийся театром, с кем из представителей других искусств могли бы сравнить Станиславского по значению для русской и мировой культуры? Понимаю всю условность таких сравнений, но все-таки… — Пушкин — наше всё, поэтому с ним сравнивать рискованно, но я сравню. Конечно, это совсем разные эпохи, но, думаю, за то, что сделал Станиславский для театра, его можно назвать Пушкиным нашей сцены. А если сравнивать с современниками, то совсем просто: Чехов и Лев Толстой. Другое дело, что Льва Толстого или Чехова вы можете снять с полки… Станиславского тоже можете — «Работу актера над собой», — но между его спектаклями и «Работой актера над собой» такая же разница, как между «Войной и миром» и теоретическими трактатами — об искусстве, про религиозные я говорить не буду — Толстого. Я всегда думал о том, что он почти одногодок крупнейших церковных иерархов своего времени. Двумя годами младше Патриарх Тихон, четырьмя — митрополит, а потом Патриарх Сергий, пятью — митрополит Евлогий, создатель другой ветви Зарубежной Церкви. Все лидеры тех или иных ветвей Русской Православной Церкви — его поколение.
Если говорить об ученых, то я бы, наверное, сравнил Станиславского с его одногодком Вернадским. Или это так быстро развивающееся искусство, что любая новация через несколько десятилетий устаревает? Например, у любимого вами Женовача есть что-то от Станиславского? Не только потому, что его театр помещается на фабрике Алексеева, хотя это символично. Но я бы скорее сравнил не само творчество Сергея Женовача, а его студийную линию, со студиями Художественного театра. Здесь Женовач прямой наследник не столько даже Станиславского, хотя и Станиславского тоже, но в большей степени — Сулержицкого с его этическим фундаментом, который он закладывал в первой студии Художественного театра. Но сами студии — целиком идея Станиславского.
Безусловно, во многом продолжает традиции Станиславского театр Фоменко. Я бы сказал, что опосредованно, через то, чему Станиславский научился у Малого театра и что потом внесли на сцену Малого театра некоторые его ученики, эти традиции живут в Малом театре. Театр Вахтангова в лучших своих спектаклях… Я не говорю об их последних сезонах, но, скажем, спектакль «Без вины виноватые» в постановке Фоменко Станиславский, я уверен, принял бы. Все профессии богопротивны — В своей системе Станиславский разделил работу актера на три типа: ремесло, искусство представления — когда актер испытывает переживания своего героя на репетициях, но не во время спектакля,- и искусство переживания, когда и на сцене актер пропускает через себя эти переживания. И он настаивал, что именно искусство переживания — высшее проявление актерского мастерства. Трудно усомниться, что именно испытывая на сцене переживания своего персонажа, актер при прочих равных условиях будет убедительней и спектакль — значительней. Но не опасны ли такие переживания для душевного здоровья актера?
Не за это ли многие в церковной среде осторожно относятся к актерской профессии, а кто-то считает ее даже богопротивной? Ректора — тоже. Во всяком случае, многие студенты так считают. На самом деле все просто. У любой профессии есть оборотная сторона, свои соблазны. Конечно, для актера главный соблазн — слава. Например, писателей, которых узнают на улице, можно по пальцам одной руки пересчитать, а артиста, который в каком-то сериале сыграл эпизод, знает весь двор.
Самое сокрушительное чувство славы, конечно, в шоу-бизнесе: огромные залы, стадионы и т. Отсюда и наркотические вещи, и безумное поведение многих представителей шоу-бизнеса. Но и у актеров это есть. Только мне кажется, что не переживания персонажа, которые испытывает актер, портят его характер, а жажда славы, первенства. И тут актер в той же ситуации, что спортсмен, представитель шоу-бизнеса и вообще любой человек, который сегодня, можно сказать, вышвырнут на обозрение массам. Это и в интернете возможно. Блоггер, на мой взгляд, профессия куда более опасная, чем актер.
И Станиславский в своем дневнике это за собой замечал. Он играет в «Мудреце» генерала Крутицкого, играет гениально, но главную роль — Глумова — играет Качалов, а зритель аплодирует актеру, играющему главную роль. Станиславский записывает, что шевельнулась в нем какая-то змея ревности, и это надо в себе побороть. Сам факт, что он это написал, говорит о том, что христианское покаянное начало в нем жило. Вот что главное! Неважно, кто ты, но если это начало есть у блоггера или у ректора, они еще не безнадежные люди. Станиславский и Ильин — То есть система Станиславского христианству не противоречит?
Конечно, как любая профессиональная система, она может попасть в руки и атеиста, и богоборца, а может и в руки верующего человека. Но я, повторяю, убежден, что в Константине Сергеевиче жило христианское начало. Кроме того, я уже говорил в другом интервью, что ему помогал разрабатывать эту систему Иван Александрович Ильин. Познакомила их Любовь Яковлевна Гуревич, известный театральный критик, сподвижница Станиславского и, если не ошибаюсь, дальняя родственница Ильина. Потом, когда Ильин уже был в эмиграции, она помогала Станиславскому в «Работе актера над собой» — как литературный редактор. У Станиславского, как у всякого интуита, не было систематического мышления. А Ильин в то время работал над книгой о Гегеле — трудно представить более систематично мыслящего философа, и докторская диссертация Ильина о Гегеле — одна из его вершин.
Думаю, Станиславский нуждался больше не в литературной правке, а именно в придании системы тем отдельным положениям, которые он вырабатывал. Сейчас попробую установить дату. Вот летопись жизни и творчества Станиславского, где наверняка упоминается Ильин. Да, 1910 год, Ильину 27 лет, но он уже профессор Московского университета. И вот он пишет Станиславскому по поводу его записок по системе: «Я прочел их два раза». Значит, Станиславский передавал ему свои записи по системе. Хотел получить советы, рекомендации.
Но дальше этого дело не пошло. Война помешала или другие обстоятельства, точно не знаю. Применяется ли система Станиславского в этих вузах? Но опосредованно система живет в разных вузах. Из преподавателей Щепкинского училища Вера Николаевна Пашенная одно время играла в Художественном театре. Кнебель несколько лет преподавала в Щепкинском. И сегодня у нас есть преподаватели, которые учились у учеников Станиславского.
Другое дело, что у него есть обязательства перед театром, где он работает. А зрители — кто-то поддержал, кто-то не поддержал, кто-то вообще пришел в зал театра и ничего не слышал про это дело, в чем они виноваты. Мы здесь никому ничем не поможем ни своей бранью, ни своей защитой, мы не спасем того, кто погиб", — считает Борис Любимов.
Ранее актер Александр Домогаров сообщил в Instagram, что не уважает зрителей и у него больше нет желания выходить на сцену после того, как он увидел реакцию россиян на случившееся с Михаилом Ефремовым. Трагедию, которая произошла с Ефремовым, Домогаров назвал лакмусовой бумажкой, которая проявила отношение общества.
Львов-Анохин и И. Правда, спектакль «Любящий вас Коля» В.
Драгуновым, но на афише значится имя художественного руководителя, а это всегда затрудняет возможность ответить на вопрос о мере самостоятельности дебютанта. И выходит, что на всю Москву, на все ее драматические театры, многие из которых имеют по нескольку сцен, нашёлся лишь один театр — МХАТ, предоставивший малую сцену молодому режиссеру М. Цитриняку «Надежда», А. Один тридцатилетний режиссер на всю столицу?
Не окажутся ли наши надежды на обновление театра праздными, коль скоро инициатива не подхватывается снизу, эстафета не передается? Конечно, запрограммировать рождение таланта невозможно. Несколько лет тому назад казалось, что в области театральной критики тоже нет смены, молодых или упрекали в инертности, или попросту не замечали. Но вот при ВТО был создан семинар молодых критиков под руководством В.
Максимовой, а журнал "Театральная жизнь" начал повседневную, кропотливую и нелегкую работу по воспитанию творческой смены, своеобразной "молодёжной редакции". И результаты не заставили себя ждать - появились целые номера журнала, подготовленные молодыми. Можно спорить с отдельными мыслями и с отдельными статьями, но очевидно одно: молодежь созревает тогда, когда ей доверяют, когда ведётся повседневная практическая работа с ней. Думать о завтрашнем дне нашего театра, о повышении его творческого, гражданского тонуса — значит на деле заботиться об ускорении выхода на авансцену театрального процесса молодых драматургов, актеров и режиссеров.
Неудивительно, что она пошла по стопам своих родных и тоже выбрала творческое образование. Была в ее учебной карьере и православная гимназия — там Ольга отучилась три года. Стресс от трех лет обучения в православной гимназии явно свидетельствовал, что я в принципе больше никогда не буду в лоне Русской православной церкви. К седьмому классу православная гимназия для меня стала лагерем Аль-Каиды, — говорит она о том периоде своей жизни.
Автором фразы на футболке Ольги Любимовой является известный драматург и режиссер Николай Коляда Автором фразы на футболке Ольги Любимовой является известный драматург и режиссер Николай Коляда Впрочем, признается Ольга Любимова, потом она поняла, что гимназия и "Церковь, где есть таинства, есть вера" — совсем не одно и то же. Себя она называет "либерально мыслящей православной". Хочется выразить признательность Борису Николевичу за статью "Кто придёт на смену". Ваша статья и жизнь расставила две точки над буквой "е" и рассеяло иллюзии.
Министерство культуры слушает" Вот поэтому у нас вся культура такая, как её министр... Владимир Мороз Наше министерство якобы культуры - просто беспредел какой то. Понять не могу - каким образом это гуано так прочно держится. Авгиевы конюшни.
Давно пора чистить. Алексей Не так давно сидим с молодыми коллегой, рассматривает документацию техническую документацию и мой товарищ говорит, мол зачем мы ее рассматриваем, если в ней не выполнены требования регламента? Имеем полное право завернуть. На что я ему отвечаю: мы с тобой инженеры, а если бы наша работа заключалось в сопоставлении документации образцу и выдачи ответов из заранее подготовленной таблицы, то вместо нас здесь бы сидели два филолога и проверяли запятые и ширину полей.
Мне кажется, главная проблема чиновничьего аппарата в том, что они пытаются проверкой запятых и ширины полей заменить технические решения.
Щепкина, заместитель художественного руководителя Государственного академического Малого театра России Борис Любимов. Другое дело, что у него есть обязательства перед театром, где он работает.
А зрители — кто-то поддержал, кто-то не поддержал, кто-то вообще пришел в зал театра и ничего не слышал про это дело, в чем они виноваты. Мы здесь никому ничем не поможем ни своей бранью, ни своей защитой, мы не спасем того, кто погиб", — считает Борис Любимов. Ранее актер Александр Домогаров сообщил в Instagram, что не уважает зрителей и у него больше нет желания выходить на сцену после того, как он увидел реакцию россиян на случившееся с Михаилом Ефремовым.
Бирскую спортшколу по стрельбе из лука посетил заслуженный тренер Беларуси Борис Любимов
Зрители узнают, что главный герой фильма является ректором Щепкинского театрального училища, заместителем художественного руководителя Государственного Малого театра, заведующим кафедрой истории театра России в Государственном институте театрального искусства и кандидатом искусствоведения. В фильме Борис Любимов расскажет о своих учителях, а также порассуждает о жизни, литературе, театре, истории, религии и философии.
Сын легендарного советского переводчика, он с детства был окружен личностями незаурядными. В десяти встречах-интервью Борис Николаевич рассказывает о людях, сформировавших его.
О тех, кого сам он мог бы назвать своими учителями. Это и родители, и педагоги, и литераторы, и деятели театра.
Так вот я просто счастлив от общения с ними. Они заинтересованы, глаза горят, как это было у ребят 20, 30, 40 лет назад. Так что нет какой-то чёткой корреляции и со временем тоже.
Борис Николаевич, а как Вы относились к своим педагогам и как студенты относятся к Вам? Это что-то похожее, или сейчас всё иначе? Может быть, в каких-то случаях больше панибратства, в каких-то, наоборот, стена? Если говорить о нынешнем курсе, то, конечно, есть отличия. У меня был замечательный педагог, Павел Александрович Марков, понятно, что это были 60-е годы, когда такого панибратства не было, но всё-таки у нас с ним были удивительно простые, лёгкие, доброжелательные отношения.
Я говорю не только о последующих годах, когда стал помогать ему как педагог и так далее, а именно про студенческую пору. Да, со всеми педагогами было легко, кроме тех, кто нам активно не нравился, это уже другая история. Можно сказать, что у меня с Павлом Александровичем были отношения ближе, чем у сегодняшних студентов со мной. Это опять-таки не хорошо и не плохо. Если говорить о моей педагогической деятельности, у меня была счастливейшая жизнь в семидесятые годы.
Я тогда только вернулся из армии, был счастливый, весёлый и радостный человек. Таким и прожил с тремя курсами подряд все семидесятые до начала восьмидесятых годов. И эти отношения у нас сохранились до сих пор. Я недавно встречался с курсом, в который пришёл ровно 50 лет назад. И эти «ребята» — просто погодки со мной, им уже за 70 лет, этим «студентикам».
Восемь человек и я девятый. Мы сидели за столом будто 50 лет назад. А с последующим курсом у меня были тоже прекрасные отношения, но они между собой практически не общаются. И мы ни разу не собрались. А со следующим — опять регулярно, раз в 5 лет встречаемся.
А потом пришли восьмидесятые годы, перестройка, и стало интереснее у телевизора, посмотреть результаты какого-то первого съезда народных депутатов. Появилось огромное количество литературы, которую можно было прочитать, от Гумилёва до Ахматовой и Солженицына. На семинаре, восьмидесятые-девяностые годы, было всё хорошо, и были короткие отношения, добрые, тёплые, но не зацепились. Или если зацепился, то с одним-двумя на курсе. А потом пришло начало 2000-х годов, и у меня опять было три курса подряд.
Забыть не могу, как было с ними хорошо. С некоторыми из них я и сейчас продолжаю дружить, общаться, и мы даже вместе работаем. А десятые годы мне друзей не добавили. Получилась синусоида. Годы идут, я меняюсь, студенты меняются.
Я думаю, так каждый педагог может о себе сказать, а тем более такой старый, как я. Если взглянуть на наше сегодняшнее образование, можете ли Вы сформулировать, что сейчас является его основной задачей? Знаете, в музыке я очень люблю ноту «ре» — ремонт, реставрации, реконструкции. Я сейчас отчасти живу в Щепкинском училище из-за этой ноты. В какой-то степени это связано с историческим моментом в судьбе нашего государства.
Потому что мы занимаемся в очень большом мире реконструкцией и реставрацией нашего исторического пути. Поэтому важно для России, как мне кажется, с одной стороны — строительство нового — «всё творю, всё новое», как сказано в Священном Писании. Это жильё, дороги, новые театры, новые стадионы, новые музеи, новые аэропорты, новые магазины, новые санатории и так далее. Да, новое. Но это и реставрация, реконструкция тысячелетнего пути страны.
Я совершенно захлебнулся от восторга, побывав в Домбае, в котором не был 60 лет. Я увидел, как изменились дороги, как изменились санатории, как изменились рестораны, появилась канатная дорога. И ты понимаешь, сколько ещё нужно сделать, чтобы реконструировать, реставрировать, отремонтировать и построить. Задача, мне кажется, нашего образования — это, с одной стороны, увеличить, осмыслить. Я говорю о гуманитарном образовании, думаю, что это касается и технического тоже.
В годы, когда я учился, у нас была такая тоненькая ниточка от Пушкина до Горького со всеми поправками на советскую идеологию. Те, кто остался в СССР, тех можно печатать. Тех, кто уехал, — нельзя. А потом мы должны были научиться включить в историю и Бунина, и Набокова и так далее, вплоть до наших современников, и найти каждому своё место в этой огромной таблице Менделеева, которая является русской культурой, отменить которую невозможно. Здесь же и разные религии, которые существуют на территории нашего государства.
Найти всему этому место и определить ближайшее будущее в той сложнейшей исторической ситуации, в которой мы сейчас находимся — это в большей мере задача образования.
Сегодня, 30 сентября, в Доме русского зарубежья имени Александра Солженицына состоится премьера документального фильма «Борис Любимов. Он расскажет об историке театра, театроведе, театральном критике и педагоге Борисе Николаевиче Любимове. В серии интервью герой картины рассказывает о людях, сформировавших его, и о тех, кого сам он называет своими учителями.