Дело экс-чиновника Читы направили в суд – он набрал взяток на полмиллиона рублей.

После этого глава Следственного комитета Александр Бастрыкин поручил возбудить уголовное дело против врача.

Спецкор "Блокнота Краснодара" Настя Весна показала достопримечательности улицы Красной

Читайте также
Текст песни:
Дело врачей- рвачей
Доктор, такое дело I Автор стихотворения: Ах Астахова
Telegram: Contact @tvrain
"Дела врачей" последних лет придуманы для оправдания преступной политики Минздрава России

Исцеление памяти

Я знаю, как неосторожно брошенная доктором фраза может ранить человека со сложным заболеванием, а пренебрежительное отношение со стороны пациентов задевает врачей-онкологов. Суд арестовал еще одного фигуранта дела о теракте в "Крокусе". Свежие новости. 27.04Приставам могут разрешить стрелять в людей. Одним из ведущих докторов-онкологов стала авторитетная в Томске специалист с более чем 20-летним стажем Евгения Семенова. Новости шоу-бизнеса, светская хроника, интервью со звёздами.

Дело доктора Блюма: новые подробности, факты, мнения

СМИ подало апелляцию в Краснодарский краевой суд, посчитав решение суда первой инстанции незаконным. В краевом суде «Медрейтинг» заявляет ходатайство о проведении видеозаписи судебных заседаний, но получает отказ. А решение об удалении отзыва Елены краевой суд без изменений оставляет в силе. Тогда Елена и «Медрейтинг» подали кассационную жалобу в Четвёртый кассационный суд. В деле разбиралась судья Хаянян Тамара Амбарцумовна. В итоге она признала правомерность доводов Елены и журналистов, направив дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции в ноябре 2021 года. Отзыв Елены содержит в себе информацию о том, что диагноз, выставленный врачом, разнится с диагнозами, постановленными другими врачами, что было подтверждено документально. Судами первой и апелляционной инстанции было отказано в допросе специалистов ФИО7, ФИО8, при условии наличия противоречий в их медицинских заключениях, а также при условии того, что данные заключения были положены в основу судебных актов. Судом апелляционной инстанции не было учтено, что решение суда первой инстанции было вынесено вопреки выводам судебной экспертизы. С выводами судов нижестоящих инстанций согласиться нельзя, поскольку они основаны на неправильном определении обстоятельств, имеющих значение для дела, при неправильном применении норм процессуального и материального права.

В соответствии со статьей 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и статьей 29 Конституции Российской Федерации, гарантирующими каждому право на свободу мысли и слова, а также на свободу массовой информации, позицией Европейского Суда по правам человека при рассмотрении дел о защите чести, достоинства и деловой репутации судам следует различать имеющие место утверждения о фактах, соответствие действительности которых можно проверить, и оценочные суждения, мнения, убеждения, которые не являются предметом судебной защиты в порядке статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации, поскольку, являясь выражением субъективного мнения и взглядов ответчика, не могут быть проверены на предмет соответствия их действительности». Всё заново В 2022 году дело поступает на новое рассмотрение в Первомайский районный суд Краснодара. Мордовина Светлана Николаевна назначает новую судебную лингвистическую экспертизу. Установлено, что все негативные сведения в отношении врача предположительно Демидова С. Но в итоге суд решает по принципу «ни вам, ни нам»: «Решением Первомайского районного суда г. Краснодара от 31 октября 2022 г. Сведения, содержащиеся в отзыве от 07 сентября 2018 г. На ООО «МедРейтинг» возложена обязанность в течение 7 дней с момента вступления в законную силу данного решения разместить в информационно-телекоммуникационной сети Интернет на сайте prodoctorov.

Получив ответ, что мужчина не вернулся с СВО, медик якобы заявила, что мужчина был «законной целью для Украины». Видео тогда опубликовал телеграм-канал Mash. Руководство поликлиники пыталось успокоить вдову бойца, однако женщина написала заявление в полицию. После инцидента женщина написала заявление и потребовала проверить законность нахождения Надежды Буяновой в России. После этого глава Следственного комитета Александр Бастрыкин поручил возбудить уголовное дело против врача. Когда скандал стал общественным достоянием, Надежду Буянову уволили из поликлиники. Неделю назад следствие ужесточило обвинение. Действия Буяновой квалифицировали по п. Если по изначальному обвинению ей грозило до 5 лет в колонии, то теперь — до 10. В квартиру к Надежде приезжали с обыском. Адвоката на следственные действия тогда не пустили. Квартиру после обыска оставили в ужасном состоянии: на фото видно, что мебель сломана и перевернута, ковры и фрагменты обоев содраны со стен. На заседании суда по мере пресечения, которое состоялось 3 февраля, Буянова заявила, что не говорила слов, которые ей ставят в вину.

Женщина сообщила, что вследствие осложнений в процессе родов ей удалили внутренние органы, и обвинила в этом врачей. По её мнению, они не оказали должную медицинскую помощь. Им заинтересовались в центральном аппарате ведомства.

Советские люди узнали, что знаменитое "дело врачей-убийц", якобы по наущению американской и израильской разведок умертвивших членов Политбюро Щербакова и Жданова и готовивших убийство Сталина и других членов правительства, было сфальсифицировано "руководством бывшего МГБ" и все арестованные по этому делу освобождены. А врач кремлевской больницы Лидия Тимашук, ранее награжденная орденом Ленина "за помощь, оказанную правительству в деле разоблачения врачей-убийц", лишена этой награды "в связи с выявившимися в настоящее время действительными обстоятельствами" дела. С этого началась вторая "бериевская оттепель", связанная с возвращением Берии в МВД после смерти Сталина и закончившаяся арестом Лаврентия Павловича 26 июня 1953 года.

Случилось страшное дело!

Доктор, такое дело: Нерва тугая нить Перетянула тело! Доктор, такое дело: Нерва тугая нить Перетянула тело! «Если врач работает на полторы, две, три ставки и несколько суток не спал, то странно ждать, что доктор нигде точно не ошибется.

Дневники трат

В результате мальчику провели необходимое обследования, но семья пациента написала жалобу руководству больницы. По итогам предварительной проверки, рентгенлаборанту и его непосредственному руководителю вынесено строгое дисциплинарное взыскание. Рассматривается вопрос об увольнении обоих сотрудников», — прокомментировала ситуацию представитель больницы. Как сообщил источник агентства, медбрат уже написал заявление на увольнение.

Хотя оно могло быть громким и нити могли привести к Берии и Кагановичу, Они же и были основными действующми лицами в убийстве Сталина. Евреи естественно всё валят на Хрущёва, хотя у него и лабораторий соответсвующих не было, ни знаний, ни исполнителей.

Мужчина считал, что им уже ничто не поможет, а значит, медикаменты можно и сохранить. Чудовищное оправдание преступления вызвало шок и у его подчиненных, и у близких тяжелобольных. Пользуясь служебным положением, как полагают правоохранители, вместо дорогостоящих лекарств, которые могли бы облегчить страдания больных со смертельными диагнозами, Олег Тюкалов назначал капельницы с обычным физраствором. Человек думал, что ему вводят препарат, и только медсестры знали, как именно распорядился их начальник.

В страхе потерять работу они молча исполняли указания. По некоторой информации, речь идет в том числе о иммуномодуляторах. Их применяют, чтобы снизить риск послеоперационных осложнений и побочных эффектов химиотерапии.

Владимир Захаров Просветленный 20725 12 лет назад Гордеев хорошо отписал, добавлю только, что и самого Сталина Убили именно из-за этого дела, и в первую очередь после смерти Сталина закрыли дело врачей. Хотя оно могло быть громким и нити могли привести к Берии и Кагановичу, Они же и были основными действующми лицами в убийстве Сталина. Евреи естественно всё валят на Хрущёва, хотя у него и лабораторий соответсвующих не было, ни знаний, ни исполнителей.

Руководители клиники "Добрый доктор" в Барнауле отделались условными сроками

Буяновой избрали меру пресечения в виде запрета определенных действий: ей нельзя было пользоваться средствами связи и интернетом, а также общаться со другими участниками дела, кроме следователей, защитников и прокурора. Об этой истории стало известно в феврале. По словам женщины, когда она с детьми пришла на прием, врач поинтересовалась, почему ее сын капризничает. Получив ответ, что мужчина не вернулся с СВО, медик якобы заявила, что мужчина был «законной целью для Украины».

Видео тогда опубликовал телеграм-канал Mash. Руководство поликлиники пыталось успокоить вдову бойца, однако женщина написала заявление в полицию. После инцидента женщина написала заявление и потребовала проверить законность нахождения Надежды Буяновой в России.

После этого глава Следственного комитета Александр Бастрыкин поручил возбудить уголовное дело против врача. Когда скандал стал общественным достоянием, Надежду Буянову уволили из поликлиники. Неделю назад следствие ужесточило обвинение.

Действия Буяновой квалифицировали по п. Если по изначальному обвинению ей грозило до 5 лет в колонии, то теперь — до 10. В квартиру к Надежде приезжали с обыском.

Слева: Евгения Александрова с дочерью. И тут меня буквально вывез мой врач: он собирал меня обратно и возвращал в состояние человека. Всегда был на связи, спокойно отвечал на все вопросы, очень грамотно подвел меня к диагнозу, сообщил о результатах КТ, как только получил их — а это был праздничный день.

Через две недели после подтверждения диагноза я легла на операцию. Оперировал и курировал мое восстановление тот же маммолог, к которому я пришла изначально, и это было круто: доктор вел меня с самого первого дня, и я ему полностью доверяю. Как поддержать человека, которому сообщили о неизлечимом заболевании В больнице я встретила много молодых врачей — открытых, избегающих лишней бюрократии, всегда старающихся помочь пациенту.

Меня поразило наше отделение — человечное, теплое, спасительное в буквальном смысле. Честно говоря, я не знаю, что посоветовать другим. Единственный универсальный совет — быть внимательными к своему здоровью, проходить скрининг онкозаболеваний и, главное, найти врача, которому вы можете довериться.

Ольга Лопушанская, 33 года, хирург, врач-онколог Явного стереотипного отношения к себе как к специалисту я не встречала. Когда только начинала, семь лет назад, пациенты могли узнавать «второе мнение» у других специалистов, но мне кажется это нормальным. Я советую пациентам перед приемом записать вопросы, ответы на которые они хотели бы получить.

Это позволяет самостоятельно структурировать информацию и запоминать ее. Особенно когда пациент выписывается и ему сразу хочется много всего узнать. Ольга Лопушанская Фото: Светлана Булатова для ТД К сожалению, в поликлинике время приема одного пациента сейчас ограничено 10—15 минутами.

Этого мало, чтобы построить эффективную коммуникацию. Ведение аудиозаписи во время приема в декабре 2023 года депздрав Москвы обязал врачей вести аудиозапись приема пациентов , с одной стороны, эффективно: в спорных ситуациях можно узнать, как было на самом деле. Но с другой стороны, такая обязаловка — разговаривать по регламенту — мешает установлению доверительных отношений.

Нужны не подобные меры, а введение для врачей такой обязательной дисциплины, как «общение с пациентом». Ольга Селиверстова, 26 лет, онколог-химиотерапевт, ординатор, резидент Высшей школы онкологии Иногда мне говорят: «Эх, какая молодая! Говорю: «Хорошо, но давайте обсудим не мой возраст, а то, с чем вы ко мне пришли, потому что мне интересно в этом разобраться и помочь».

И начинаю подробно рассказывать пациенту о ходе лечения, задачах, которые перед нами стоят, — и людям становится легче. В конце приема могут сказать: «Как хорошо, что мы к вам обратились! Мне всегда хочется переубедить скептически настроенного пациента — молодой специалист не равно отсутствие опыта и знаний.

Слева: Ольга Селиверстова. Справа: значок Российского общества клинической онкологии Фото: Светлана Булатова для ТД Например, у одной из моих первых пациенток, которую я вела самостоятельно, было ярко выраженное чувство тошноты на фоне химиотерапии. Мы вместе с ней подробно расписали, как с этим можно справиться.

На следующий прием пациентка пришла со словами «Мне так хорошо! Смотрите, я даже накрасила глаза! Я почувствовала радость от такого доверия и взаимопонимания.

Иногда пациенты говорят, что не хотят общаться с лечащим врачом при студентах или ординаторах, а только наедине. Из-за этого я иногда переживаю. Но когда врач представляет меня как клинического онколога, то пациенты воспринимают иначе.

Я никогда не обсуждала с коллегами, как именно меня нужно представлять. Я понимаю: когда посторонний человек вторгается в отношения врача и пациента, то лучше сразу внести ясность, что рядом коллега, который тоже может помочь и которому тоже можно задать вопрос. Лиза, 33 года, рак молочной железы.

В ремиссии В конце июля прошлого года я лежала вечером перед телевизором и вдруг в левой груди почувствовала какой-то комочек, в правой — ничего. Сначала я не придала этому значения, но постоянно трогала эту шишку и чувствовала, что у нее неровные края. Осенью сделала маммографию, она показала — в левой груди уже два новообразования.

Меня направили на биопсию. Пока я ждала результаты, появился третий комочек. Когда я пришла за результатами биопсии в онкоцентр, там была большая очередь из женщин.

Вызывали по фамилии, и каждая выходила из кабинета со слезами на глазах. Я до последнего надеялась, что меня это не коснется: я молода, полна энергии, у меня ничего не болит, нет генетической предрасположенности. Я зашла в кабинет, где было пять врачей, они крутили меня по очереди, как манекен, трогали и обсуждали на своем медицинском языке.

Я спросила, что со мной. У вас рак. Вам позвонят».

Так мне диагностировали рак молочной железы. После первого курса химии мне было нелегко: я спала по 13 часов в день, утром требовалось около часа, чтобы стащить себя с кровати, дойти до ванны, помыться сидя и не упасть в обморок. Если я могла дойти до машины, то считала себя героем.

Подняться на третий этаж было практически невозможно. Я все время боялась потерять сознание от усталости. Второй и третий курсы химии уже переносились легче.

Я привыкла к болезни и стала относиться к ней как к пути, который надо пройти. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы принять этот факт. Выпадут волосы от лечения?

Ну и ладно. Брови и ресницы? Нарисую и приклею.

Но грудь… Когда мне сообщили, что выбора нет, я пришла домой, легла и не вставала сутки. На полном серьезе собралась помирать и ждать, когда эта плесень сожрет меня.

Они способствовали критической ценностной деградации общества, преодолевать тяжёлые последствия которой пришлось долго и мучительно. Сохранять память о таких «болевых точках» истории, как «дело врачей», необходимо. Об этом на открытии говорили Евгений Бунимович — депутат Мосгордумы, член попечительского совета РЕК; Полина Могилина — куратор выставки, искусствовед, ведущий куратор галереи «Триумф»; Татьяна Полянская — кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Музея истории ГУЛАГа; Геннадий Костырченко — доктор исторических наук, ведущий исследователь «дела врачей».

Слова благодарности звучали на вечере и в адрес попечителя грантового конкурса, председателя попечительского совета РЕК академика Григория Ройтберга. На выставке представлены фотографии и архивные документы, профессиональные инструменты, личные вещи и стенограммы допросов фигурантов «дела врачей».

Смотрите, первое… Юрий Алексеев: Давайте по порядку — вы, а потом вы. Павел Воробьев: Подождите. Значит, первое.

У нас лечит больного кто? Юрий Алексеев: Организация. Павел Воробьев: Организация. Юрий Алексеев: В лице врача. Павел Воробьев: Нет, не в лице врача.

Руслан Хальфин: Он никакого отношения не имеет. Павел Воробьев: Он не имеет отношения к лечению. Юрий Алексеев: Но если совершит ошибку, то он окажется крайним? Павел Воробьев: Да. А вообще-то, главный врач у нас за все отвечает.

Ну, такое законодательство. У нас нет определения «врач», нет определения «медицинская сестра», просто не существует. Есть понятие «лечащий врач», который назначается приказом главного врача. Вы много знаете лечащих врачей, назначенных приказом главного врача? Я не слышал.

Полина Габай: Нормы такой нет. Павел Воробьев: В законе прямо написано, прямо написано об этом. Полина Габай: Не написано. Павел Воробьев: Поэтому вообще непонятно, кому мы предъявляем претензии. Кроме того, вот то, о чем была речь — 15 минут, еще какие-то ограничения, которые исходят из Минздрава.

Никогда в жизни таких ограничений не было. Никогда врача не ограничивали во времени, которое он должен потратить на больного. На одного он может потратить и две минуты, просто от двери диагноз, что называется. Руслан Хальфин: Норматив, не более того. Павел Воробьев: Норматив — это другое.

Юрий Алексеев: А что такое «норматив»? Главврач правильно требует: «Дружок, ты что-то долго с ними сидел, у тебя там очередь пациентов»? Павел Воробьев: Нет, это средняя температура по больнице. Врач должен в среднем работать восемь часов в день, и за это время он должен принять какое-то количество больных. Но это не значит, что я должен каждые 15 минут, как сейчас это происходит: «Пошел вон!

Пошел вон! А если следующий не пришел, то… Юрий Алексеев: То есть некая рекомендация есть, но тем не менее происходит вот так — по 15 минут на пациента? Павел Воробьев: Это общая статистическая рекомендация. Она никакого отношения к деятельности конкретного врача не имеет. Руслан Хальфин: Врач боится не выполнить план сегодня.

Вот о чем разговор. Павел Воробьев: Понимаете? Вот Руслан Альбертович наверняка помнит историю, когда при советской власти что творилось, если умирала женщина в роддоме. Башку же отворачивали! Руслан Хальфин: Комиссия, разбор.

Павел Воробьев: Но никто не боялся этого, потому что это был профессиональный разбор. Вы отвечали перед коллегами, а не перед правоохранительными органами. Руслан Хальфин: А сейчас прячут. Павел Воробьев: А сейчас прячут, потому что на другом конце… Раньше вас просто осуждали, вас могли снять или еще что-то, а сейчас-то у вас, извините, тюрьма, лагерь. Юрий Алексеев: Андрей Игоревич, возвращаюсь к истории со страхованием профессиональных докторов.

Андрей Некрасов: Да, конечно, это не ноль процентов, но я говорю о частной медицине, с которой нередко сталкиваются мои доверители. Во всяком случае, в крупных городах и в столичном округе довольно немало таких организаций с широкой филиальной сетью, кто действительно заключает соответствующие договоры со страховщиками. Разумеется, совершенно верно, субъект иной — это сама медицинская организация. Но это и работник… Юрий Алексеев: Договор именно организация заключает, не доктора? Антон Беляков: Не врачи, конечно.

Андрей Некрасов: Конечно, конечно. Потому что сам врач — он наемный работник. Юрий Алексеев: Но добровольное страхование как-то тем, кто под этим подписался, помогает? Как это работает? Андрей Некрасов: Помогает.

А вот противной стороне, пациенту с его адвокатами, здорово мешает, потому что в таком случае, представляя и защищая пациента, потребителя услуги, потерпевшего, как мы заявляем, мы боремся не только с юристами медицинской организации и с великолепными специалистами, которые работают в этой организации, но еще и с юристами и экспертами страховщика. Юрий Алексеев: Подкованными юристами, которые знают, как отстаивать интересы. Андрей Некрасов: Весьма. Цель которых — не заплатить деньги, взяв их у вас. Это смысл страховщиков.

Руслан Хальфин: Ну, это неплохо. Идет борьба, идет выяснение истины. Андрей Некрасов: Идет нормальная борьба. Руслан Хальфин: В Штатах приходит пациент, и слева у него юрист или адвокат семейный, а справа — медицинский. Я вот Марине говорил.

Развелось их очень много. Они борются за права пациентов. И то же самое в ответ делают медицинские организации и врачи, которые застрахованы. Юрий Алексеев: Андрей Викторович, в такой ситуации как тогда быть? Вот не совсем нам подходит история со страхованием обязательным и добровольным.

Андрей Хромов: Честно говоря, это общемировая практика. И на самом деле все развитие медицины показывает, что это неизбежный путь, когда будет персональная ответственность каждого врача, не медицинской организации, а персональная ответственность врача, когда врачи, по крайней мере в частном здравоохранении, выйдут, скажем так, из-под крыши больницы, как это во всем мире происходит. Врач имеет кабинет свой где-то. Там не нужна медицинская лицензия. Там он принимает, разговаривает, беседует с пациентом.

Дальше он может заключать договор аренды с медицинским учреждением, где он оказывает медицинскую помощь. И он уже сам выбирает, что отвечает его условиям, что отвечает интересам пациента, чтобы он оказал максимально качественно. Я говорю про частное здравоохранение. Юрий Алексеев: Но к государственному здравоохранению такая история никакого отношения не имеет? В мире имеет, а у нас не имеет.

Павел Воробьев: В мире-то какая разница? Что частная, что государственная. Андрей Хромов: Абсолютно. Павел Воробьев: Врач — он и есть врач. Андрей Хромов: Конечно.

Павел Воробьев: Лицензия у врача. А у нас лицензия у медицинского учреждения. Юрий Алексеев: А что в таком случае делать нам — и пациентам, и российским докторам? Руслан Хальфин: Мы двигаемся — медленно, но двигаемся. Идет аккредитация специалистов, уже закончивших медицинский вуз какой-то.

Идет аккредитация тех, кто уже поработал. Это аккредитация. Следующий этап — получение лицензий. Но идет все очень медленно. И вот то, что сейчас происходит со Следственным комитетом, не с врачами, а что-то с ними там — это ужасно!

Это влияет отрицательное на любое развитие, на любое. Юрий Алексеев: Четыре. Андрей Некрасов: Четыре. Проблема в этих процессах — в уголовных делах — еще и в том, что совсем с недавних пор, как раз до летнего периода, Следственный комитет объявил о завершении создания своих экспертных учреждений. То есть даже за экспертизой будут обращаться не в великолепную и высококвалифицированную Российскую национальную медицинскую палату, к профессиональному сообществу, а обращаться к своим экспертам.

Понимаете, что это значит? Полина Габай: У них же нет лицензии. Андрей Некрасов: Были запросы неоднократные. Руслан Хальфин: Они создают свою службу экспертную. Всю жизнь мечтали ее создать.

Андрей Некрасов: Кто эти люди? Как они будут работать? Юрий Алексеев: Антон Владимирович, возвращаюсь к врачебным ошибкам. Что делать? Какие выходы есть?

Антон Беляков: Вы знаете, в нашей дискуссии есть нечто шизофриничное. Я поясню свою мысль. Психиатрия — это точная наука, абсолютно точная, и диагноз может ставить компьютер. Я в этом убеждался многократно, просто ему очень много на это времени потребуется. Один из симптомов шизофрении… Если нормальному человеку сказать: «Холодильник можешь описать?

А если шизофренику сказать: «Опиши холодильник», — то один из симптомов, он может сказать: «Вы знаете, это холодильник, у него наверху на 3 миллиметра ниже, чем верхняя грань, и на 5 миллиметров правее, чем права грань, находится ломаная линия. Вот она такой-то длины и такой-то толщины». Юрий Алексеев: Да, понятно. Антон Беляков: Вот мы сейчас с вами… Почему я сказал, что в нашей дискуссии есть нечто шизофреничное? Мы сейчас пытаемся обсуждать настолько надводную часть айсберга, настолько в частности уходим!

Ведь все очень просто. Государство недофинансирует здравоохранение. Правительство не выделяет и Министерство финансов не выделяет достаточные средства, чтобы мы имели качественное здравоохранение. Из-за этого есть недостаток заработной платы врачей, которая не позволяет им в свою очередь в том числе заключать договоры на страховую медицину. Юрий Алексеев: Добровольные пока хотя бы.

Антон Беляков: Из-за того, что недофинансировано здравоохранение, есть недовольные пациенты, есть недостаток времени на то, чтобы оказать качественные услуги пациенту. Есть недостаток качества здравоохранения. Недовольные пациенты ищут поводы для того, чтобы как-то ситуацию эту изменить. Соответственно, есть много жалоб. Среди этих жалоб Следственный комитет выделяет те, которые могут быть перспективными, с точки зрения возбуждения уголовного дела о врачебных ошибках.

Идут постоянные жалобы на региональном уровне, но в этом случае обвиняют либо министра здравоохранения какого-то региона, либо главврача. У нас появилась мода, что во всем главврач виноват. Знаете, это такой стандартный стрелочник. Сейчас появляется тенденция: «А давайте еще уголовные дела возбуждать в отношении врачей, потому что неправильно поставлен диагноз». Повторяю: это та самая в правом углу холодильника маленькая трещинка.

Давайте… Юрий Алексеев: А суть? Антон Беляков: Суть в том, что у нас недофинансировано здравоохранение, нет достаточных средств на то, чтобы и медикам платить за их работу, чтобы они не работали у нас на две ставки какое-то космическое количество часов в день, когда человек уже не в состоянии просто качественно выполнять свою работу. Плюс эти 15 минут на пациента, абсолютно идиотские. Есть сложные случаи, повторяю, когда… Я уже в начале нашего эфира говорил: мы две недели искали, не могли понять в хирургическом отделении, почему у него температура. Его с ног до головы обследовали, этого пациента, прежде чем случайная находка возникла.

Ну, пациент — это не карточка в учетном деле, это человек, с которым надо заниматься, находить и пытаться ему помочь. Юрий Алексеев: Павел Андреевич, а вообще статистика по врачебным ошибкам — пусть закрытая, пусть в какой-то медицинской среде — она существует? В рамках регионов, в рамках конкретных медицинских учреждений. Павел Воробьев: Нет конечно, потому что никто не понимает, что такое врачебная ошибка. Мы не понимаем, о чем мы говорим.

Я совершенно согласен с Антоном: мы на уровне шизофрении общаемся. Руслан Хальфин: Мне нравится такая постановка. Вы открыли этиологию и патогенез шизофрении и показываете куда-то наверх. Полина Габай: Я со своей колокольни юридической могу сказать, что если мы говорим о холодильнике, то мы действительно, как мне кажется, не замечаем две основные его составляющие. Во-первых, в основе абсолютно любого дела, гражданского или уголовного, лежит противоправность, которую нужно доказать или не доказать.

И вот что входит в понятие «противоправность» в отношении конкретной медицинской услуги? Очень сложно… У нас ни врач не понимает, что ему нужно соблюдать, что для него рекомендовано, что для него обязательно. Поэтому судмедэкспертиза, которая также лежит в основе любого дела… Как бы мы ни говорили, что для судьи заключение эксперта не является обязательным, это все понятно, но в итоге-то все время решение принимается на основании заключения СМЭ. СМЭ — это зона субъективных и личностных оценок. Эксперты, наверное, в этом не виноваты, потому что они в таком же хаосе работают, равно как и врач.

И СМЭ — во-первых, это критерий противоправности, а во-вторых, это доказанная прямая причинно-следственная связь. И тут начинается вторая часть этого холодильника — морозилка, наверное. Потому что в основе… Только прямые связи имеют юридическое значение. Но как они устанавливаются? Где она прямая, а где она кривая?

Это науке звери не известные. И в любом случае эксперт… Прямая, кривая — прямо вот так она. Поэтому как вот это все рассматривается и как оно расследуется? Ну это катастрофа! И вот это, наверное, как раз и есть тот самый ужасный холодильник.

Если мы будем говорить о страховании профессиональной ответственности, о рассмотрении административных, гражданских и уголовных дел, мы все равно сталкиваемся именно с этой базовой проблемой, которую никто решать не хочет, не будет. Может, не может — не знаю. Юрий Алексеев: Каким спасительным оказался образ холодильника в рамках нашей дискуссии. Руслан Хальфин: Полина, вот скажите… Антон Беляков: А еще у нас есть эксперты, которые ребенка находят два промилле. И такие тоже есть.

Юрий Алексеев: Смотрите, господа, тем не менее Государственная Дума планирует все-таки дать определение термину «врачебная ошибка».

Тут такое дело

Доктор такое дело Нерва тугая нить Перетянуло тело Чувства не объяснить Близкого к катастрофе Кто-то украл весну Доктор, вколи мне морфий Я не могу уснуть Что происходит в мире? Мосгорсуд освободил врачей Тараса Ашиткова, Юлиану Иванову, Лилию Панаиоти и Владислава Мельникова, которые проходят по делу о суррогатном материнстве. Председатель Следственного комитета России (СК РФ) Александр Бастрыкин поручил возбудить уголовное дело после избиения ветерана специальной военной операции (СВО) и его супруги в Ростове-на-Дону. В приложении они могут записаться к врачу, выбрать клинику и получить онлайн-консультацию штатного врача BestDoctor в режиме реального времени.

Верховный Суд рассмотрел дело о негативном отзыве, оставленном про врача в сети Интернет

Последние и главные новости Санкт-Петербурга, Ленобласти, России и мира на 78. Новости, познавательные передачи и развлекательные шоу, фильмы и сериалы – все это вы можете смотреть на сайте Первого канала. "Нэцке". нино качарава 64 03.07.2020. «Выражаем огромную благодарность доктору Буяновой Надежде Федоровне за ее терпение, трудолюбие и профессионализм. Глава СК взял на контроль дело врачей, удалившей роженице органы в Кемерове. Как живет студентка и ассистент ветеринарного врача в СЗФО с зарплатой 35 000 ₽.

Крутая история: «Дело врача» - ToBeWell

Знаете, это такой стандартный стрелочник. Сейчас появляется тенденция: «А давайте еще уголовные дела возбуждать в отношении врачей, потому что неправильно поставлен диагноз». Повторяю: это та самая в правом углу холодильника маленькая трещинка. Давайте… Юрий Алексеев: А суть? Антон Беляков: Суть в том, что у нас недофинансировано здравоохранение, нет достаточных средств на то, чтобы и медикам платить за их работу, чтобы они не работали у нас на две ставки какое-то космическое количество часов в день, когда человек уже не в состоянии просто качественно выполнять свою работу. Плюс эти 15 минут на пациента, абсолютно идиотские.

Есть сложные случаи, повторяю, когда… Я уже в начале нашего эфира говорил: мы две недели искали, не могли понять в хирургическом отделении, почему у него температура. Его с ног до головы обследовали, этого пациента, прежде чем случайная находка возникла. Ну, пациент — это не карточка в учетном деле, это человек, с которым надо заниматься, находить и пытаться ему помочь. Юрий Алексеев: Павел Андреевич, а вообще статистика по врачебным ошибкам — пусть закрытая, пусть в какой-то медицинской среде — она существует? В рамках регионов, в рамках конкретных медицинских учреждений. Павел Воробьев: Нет конечно, потому что никто не понимает, что такое врачебная ошибка.

Мы не понимаем, о чем мы говорим. Я совершенно согласен с Антоном: мы на уровне шизофрении общаемся. Руслан Хальфин: Мне нравится такая постановка. Вы открыли этиологию и патогенез шизофрении и показываете куда-то наверх. Полина Габай: Я со своей колокольни юридической могу сказать, что если мы говорим о холодильнике, то мы действительно, как мне кажется, не замечаем две основные его составляющие. Во-первых, в основе абсолютно любого дела, гражданского или уголовного, лежит противоправность, которую нужно доказать или не доказать.

И тут начинается вторая часть этого холодильника — морозилка, наверное. Потому что в основе… Только прямые связи имеют юридическое значение. Но как они устанавливаются? Где она прямая, а где она кривая? Это науке звери не известные. И в любом случае эксперт… Прямая, кривая — прямо вот так она.

Поэтому как вот это все рассматривается и как оно расследуется? Ну это катастрофа! И вот это, наверное, как раз и есть тот самый ужасный холодильник. Если мы будем говорить о страховании профессиональной ответственности, о рассмотрении административных, гражданских и уголовных дел, мы все равно сталкиваемся именно с этой базовой проблемой, которую никто решать не хочет, не будет. Может, не может — не знаю. Юрий Алексеев: Каким спасительным оказался образ холодильника в рамках нашей дискуссии.

Руслан Хальфин: Полина, вот скажите… Антон Беляков: А еще у нас есть эксперты, которые ребенка находят два промилле. И такие тоже есть. Юрий Алексеев: Смотрите, господа, тем не менее Государственная Дума планирует все-таки дать определение термину «врачебная ошибка». Вы говорите, что непонятно, что это за зверь, с чем его есть. И если вы сейчас не выскажете четкую формулировку или какие-то свои предложения, как это сформулировать, то думцы тогда все сделают за вас. И потом опять будем собираться здесь и обсуждать, что же они натворили.

Полина Габай: Ну, это не так. Руслан Хальфин: Врачебной ошибки нет, нет такого термина. И по факту такого нет. Антон Беляков: И быть не может. Андрей Хромов: Есть преступление. Антон Беляков: Либо халатность, либо это работа врача, сложная и неоднозначная.

Павел Воробьев: О чем говорит Полина? Вот докажите, что это преступление. Полина Габай: Да, нужно доказать. Андрей Хромов: Я бы похвалил Государственную Думу, если бы они сказали: «Термин «врачебная ошибка» не подлежит уголовному преследованию. Полина Габай: Ну, это выдернуто, понимаете, из контекста. Андрей Хромов: Ну понятно, что не пройдет.

Руслан Хальфин: Термина нет. Полина Габай: Да он не нужен просто. Юрий Алексеев: А если мы не понимаем, что такое врачебная ошибка, то как тогда мы можем определять, что этот доктор будет отвечать в рамках административного, а этот — в рамках уголовного законодательства? Антон Беляков: Это уже прозвучало в нашей дискуссии. Проблема заключается только в одном: кто является экспертом? Вот вопрос «Кто является экспертом?

Во всем мире это профессиональное сообщество. Причем я лично являюсь сторонником введения в профессиональном медицинском сообществе механизмов саморегулирования. Ну, для тех, кто не в курсе: это принцип новгородских купцов. Если ты поступил неправильно, мы за тебя заплатим, отдадим твой долг, но ты потом нам его вернешь. Не вернешь — мы тебя изгоним из гильдии. И ты перестанешь…» Юрий Алексеев: Но денег у медиков нет, поэтому даже взнос — это проблема.

Антон Беляков: Нет, ну почему? Медиков огромное количество. То есть можно отлучить от профессии, но тогда давайте это будет делать не Следственный комитет, а профессиональное сообщество. Полина Габай: Механизмов нет пока. Антон Беляков: И тогда эксперты, коллеги будут принимать решение о том, ты правильно поступил или неправильно. Когда нет независимой медицинской экспертизы а ее не было никогда , Следственный комитет решил этот вакуум заполнить самостоятельно, решил: «Да мы сами будем делать эту экспертизу.

Вот мы сейчас тут соберемся и сделаем экспертизу. И наши же коллеги, наши же сотрудники Следственного комитета будут давать заключение для судьи». Естественно, они будут это делать в интересах следствия и в интересах стороны обвинения — что уже и происходит. Юрий Алексеев: Следствие — мощная структура. А что в таком случае медикам делать? Как сделать так, чтобы их голоса были услышаны?

Вот люди массово увольняются. Это единственный способ? Руслан Хальфин: Медикам надо делать то, о чем Антон говорит — надо создавать, расширять работу общественных профессиональных сообществ. Юрий Алексеев: Так никто не слышит эту точку зрения, что надо расширять сообщества профессиональные. Руслан Хальфин: Как не слышат? Мы имеем доступное количество таких сообществ.

Есть Национальная медицинская палата. Есть уже эффективные результаты работы. Надо просто, чтобы наверху поняли: ну нельзя в одном кармане иметь адвоката, а во втором — следователя, а сверху еще судью. Вот что делает Следственный комитет. Юрий Алексеев: Павел Андреевич, работают вот эти сообщества, о которых упомянули? Павел Воробьев: Значит, смотрите.

Они работают — смотря над чем. Вот что должно быть? Сегодня эксперт медицинский никому неподотчетен, и никто не знает, что этот конкретный эксперт написал гадость. А они пишут гадость. Вот сколько я дел знаю а я участвую в делах , это всегда заведомо обвинительное заключение. Что у них там в голове?

Я не знаю. Ну, как правило, это так. Эти люди — это просто врачи, они такие же врачи, иногда со степенями, иногда без степеней. Но у них совершенно четкая задача — обвинить своего коллегу. Юрий Алексеев: Засланные казачки. Юрий Алексеев: Неожиданно очень!

Павел Воробьев: Ну, вот так. Если бы эти эксперты отвечали перед своими профессиональными ассоциациями — кардиологической, терапевтической, хирургической а полно таких ассоциаций , то они бы не посмели никогда написать такое заключение, потому что их бы тут же на цугундер, публично высекли бы. И это принципиальный вопрос. Это не Национальная палата должна этим заниматься, а профессиональные ассоциации. Их у нас много. Руслан Хальфин: Внутри палаты.

Павел Воробьев: Да почему внутри палаты? Полина Габай: Почему надо все опять замыкать на единый центр? Павел Воробьев: Мне тоже кажется, что не нужен здесь единый центр. Андрей Некрасов: Вы знаете, во всяком случае, та же самая Национальная медицинская палата приложила немало трудов для того, чтобы действительно в таком… Павел Воробьев: …чтобы врачей сажали еще больше. Это точно я могу сказать. Вот все, что делает Рошаль — это ведет к тому, что врачей сажали, сажают и будут сажать.

Он сам лично этим занимается. Андрей Некрасов: Для того, чтобы на федеральном уровне бороться… Юрий Алексеев: А кто об интересах пациентов в таком случае подумает? Мы сейчас больше о докторах, об ущемлении их прав. Антон Беляков: Как ни странно, об интересах пациентов думают те самые рядовые доктора… Юрий Алексеев: …которые ходят под статьей, просто выходя на работу. Антон Беляков: И я сейчас нисколько не преувеличиваю. Я никогда не забуду эту экстремальную жару, когда ездили наши коллеги на «скорой помощи», жаловались.

На улице 42, а внутри, в «буханке» без кондиционера — там просто ад! И люди возили с собой нашатырь не для пациентов, а для себя, потому что они регулярно падали. Но при этом за эти свои тридцать три с половиной копейки они оказывали неотложную помощь, за которую при случае, если что-то не так сделал, они еще и рискуют оказаться под статьей, под уголовным делом. Вот они, как ни странно, об этом думают. Юрий Алексеев: Фильм «Аритмия» как раз вспомнил, он в том числе и про это тоже. Антон Беляков: Потому что когда в университет медицинский шли, понимали, что ты богатым человеком все равно не будешь, но ты будешь удовлетворен тем, что делаешь большое дело, большое благородное дело.

Юрий Алексеев: Друзья, предлагаю посмотреть небольшой сюжет о врачебных ошибках и зарубежном опыте. Потом мы вернемся к разговору. Юридически это считается проявлением недостаточной профессиональной компетенции. В случае если ошибка врача доказана в суде, сам врач и госпиталь, в котором он работает, будут вынуждены выплачивать очень крупные компенсации потерпевшим. Их размеры начинаются от 150 тысяч долларов. Похожим образом в рамках гражданско-правовой ответственности решаются дела о врачебных ошибках в Канаде, Австралии и многих европейских странах.

В Германии, к примеру, врач не должен гарантировать успех лечения, но обязан сделать все по существующим алгоритмам. Ошибкой немцы называют нарушение этих алгоритмов. Недовольный лечением пациент может пожаловаться в службу больничного страхования или в медицинскую врачебную палату. Если независимые эксперты приходят к выводу, что врач действительно ошибся, то пациенту будут выплачены крупные компенсации, размер которых может составить сотни тысяч евро. В Японии еще 20 лет назад тема врачебных ошибок почти не поднималась в судах, однако после судебной реформы в стране появились инстанции, которые рассматривают исключительно жалобы пациентов. Они и назначают суммы компенсаций за неправильное лечение.

А вот в Китае врачебную ошибку считают халатностью, которая карается в уголовном порядке. Если в результате неправильных действий врача пациент умер или ему здоровью был нанесен значительный ущерб, ответственный за это медицинский работник лишается свободы на срок до трех лет. Юрий Алексеев: Павел Андреевич, смотрел этот сюжет и все-таки думал о пациентах, потому что в итоге-то страдают они, если допущена какая-то ошибка. Человек или может стать инвалидом, или, не дай бог, вообще расстаться с жизнью. Какие есть рецепты относительно людей, которые приходят к докторам, чтобы максимально обезопасить себя от ошибки доктора, который, возможно, не выспался, возможно, ему руководство нахамило, возможно, не хватило каких-то препаратов и так далее, и так далее? Антон Беляков: А почему «к сожалению»?

Павел Воробьев: Ну, «к сожалению», потому что хотелось сказать: вот плохие они, доктора! Нет, доктора поставлены в жуткие условия: недофинансирование, нет ремонта, нет оборудования. Я сейчас специально приехал, привез… Стоит в палате интенсивной терапии аппарат дыхательный начала 80-х годов. Руслан Хальфин: Такое старье, что даже упоминать стыдно! Павел Воробьев: Но он работает. Другого нет.

Я приехал… Юрий Алексеев: А где-то томографы в коробках стоят при этом. Павел Воробьев: Я приехал в тюремную больничку, и они говорят: «Нам подарили военный рентгеновский аппарат 40-х годов. Это такое счастье! У нас его не было раньше». Понимаете, туберкулезная зона. Юрий Алексеев: Возвращаемся к пациентам.

Павел Воробьев: Я вам и говорю, что пациенты — заложники такие же, как и врачи. Мы все заложники того, что получилось за годы, особенно последние, разрушения здравоохранения. Это не только недофинансирование, а это тотальное разрушение здравоохранения. Юрий Алексеев: Так а как тогда и эти работающие доктора, и пациенты… Может, как-то они между собой договорятся и смогут помочь друг другу? Павел Воробьев: Они уходят, доктора уходят. Юрий Алексеев: Доктора уходят, а пациенты продолжают болеть.

Павел Воробьев: Они бегут. Мы же с вами начали… Думайте, друзья мои. Потому что… Руслан Хальфин: Пациенты тоже уходят. Павел Воробьев: И пациенты уходят, только в другую сторону. Руслан Хальфин: Уходят в платную медицину, кто-то — в самолечение.

Полицейские со смехом читают фейковые звания разоблачителя вакцин, а он с серьезным лицом говорит: "Вы считаете, я что-то подделал? Вы когда-нибудь интересовались темой докторской диссертации Александра Алексеевича? Более того, все 4 статьи были опубликованы уже после якобы присуждения докторской степени, которое, согласно биографии, было в 2004 году.

Следствие решило, что детей планировали вывезти за рубеж для иностранцев. В России разрешено суррогатное материнство, эти услуги законно оказывать в том числе для иностранных граждан. Однако следствие полагает, что врачи нарушили законодательство в области вспомогательных репродуктивных технологий.

Пострадавшая мать мальчика также поделилась мнением. Она заявила, что просто хочет покоя и справедливости. Наши спецслужбы отреагировали ещё вчера. Сегодня у меня были абсолютно все. И виновные уже несут наказание. Люди обвиняют спецслужбы в том, что они ничего не делают. Это неправда. У нас в страну приехало два миллиона беженцев, три? Их очень много.

Сайт отзывов о врачах №1 в России

Такие головоломки не снились даже доктору Хаусу. Новости шоу-бизнеса, светская хроника, интервью со звёздами. По словам коллег Олега Тюкалова, они и подумать не могли, что доктор способен на такое. Мосгорсуд освободил врачей Тараса Ашиткова, Юлиану Иванову, Лилию Панаиоти и Владислава Мельникова, которые проходят по делу о суррогатном материнстве.

Дело врачей- рвачей

Сайт отзывов о врачах №1 в России
Свежие новости
Доктор на работе
Дело врачей- рвачей

Нам очень важно ваше мнение!

Исследования в разных странах показывают: от уровня коммуникации напрямую зависит качество помощи — точность, своевременность диагностики, эффективность лечения и в итоге сама жизнь, — рассказала Светлана Булатова, которая работает в онкожурналистике десять лет. Героями проекта стали шесть человек с онкозаболеваниями, а также шесть врачей — резиденты и выпускники Высшей школы онкологии , специальной благотворительной программы фонда «Не напрасно» для талантливых выпускников медицинских вузов.

Более того, все 4 статьи были опубликованы уже после якобы присуждения докторской степени, которое, согласно биографии, было в 2004 году. В WoS и Scopus ничего найти не удалось. Также неизвестно, получал ли Александр Алексеевич реальное, а не воображаемое звание профессора.

Срок расследования их дела продлен до 17 октября 2021 года. При этом медики находятся под следствием уже год — их арестовали 14 июля 2020 года по подозрению в торговле детьми. Уголовное дело завели после того, как в январе 2020 года в подмосковной квартире обнаружили четверых младенцев, один из них — месячный мальчик — умер от синдрома внезапной детской смерти. Следствие решило, что детей планировали вывезти за рубеж для иностранцев.

Вы можете разместить у себя на сайте или в социальных сетях плеер Первого канала. Для этого нажмите на кнопку «Поделиться» в верхнем правом углу плеера и скопируйте код для вставки. Дополнительное согласование не требуется.

Новости доктор такое дело