Филипп II обличает Ивана Грозного. Ни о каких разногласиях между царем Иваном IV Грозным и митрополитом Филиппом, в исторических документах нет ни единого упоминания. Иван Грозный, один из самых противоречивых русских правителей, истово пытался все крутые меры по коренной перестройке государственной и общественной жизни осмыслить как проявление Промысла Божия, как действие Божие в истории. Митрополит Филипп из таких – обличал Ивана Грозного за убийство невинных и за правду пошел на плаху. В частности, дядя Федора Иван Умной-Колычёв «ведал думу» князя Андрея Ивановича Старицкого, брата Василия III.
22 января — память святителя Филиппа (Колычева).
Митрополит Филипп, не прибегая вначале к открытым выступлениям против опричнины, посылал Ивану Грозному увещевательные письма, в которых призывал царя смириться и одуматься. Колычев согласился, но поставил Ивану Грозному условие — он прекращает террор. Сам из знатного рода Колычевых, он не хотел участвовать в боярских разборках при царе-подростке, будущем Иване Грозном. К этому времени, как считают историки, произошли изменения в судьбе его родичей в Москве: после венчания на царство Ивана Грозного (1547 год) Колычевы были прощены и возвращены к управлению страной; двое Колычевых (в том числе дядя Филиппа Иван Умной-Колычев). И когда Грозный стал подумывать о кандидатуре нового митрополита, то он остановился на кандидатуре Филиппа Колычева. Деятельность Филиппа Колычева на Соловках фактически определила их сегодняшний облик.
20.1. Что известно о митрополите Филиппе Колычеве и его борьбе с Грозным
Филипп увещевал Ивана IV ради Христа отказаться от пролития крови. О священномученике Филиппе, Иване Грозном и истории села и пойдет этот рассказ. Филиппа не может не связываться для нас с вопросом об Иване Грозном, антиподом которого он был, за противостояние которому был убит. Православный вопрос на первый тур Митрополит Московский Филипп Колычев, как известно, осуждал Ивана Грозного за введение опричнины. Таковы были реальные предпосылки столкновения Ивана Грозного с митрополитом Филиппом Колычевым. Голову одного из них, особенно любимого Филиппом племянника, Ивана Борисовича Колычева, Грозный послал святителю.
Интересные факты о Филиппе Колычёве
Иван Грозный вместе с опричниками пришел на богослужение в черных ризах и высоких монашеских шапках, а после литургии подошел к Филиппу за благословением. Митрополит Филипп, противостоящий Ивану Грозному (рисунок Василия Пукирева, 1875). О святителе Филиппе (Колычеве) рассказывает доктор исторических наук и постоянный автор журнала Дмитрий Володихин.
Объявления
Суд, возможно, сбил Царя с толку, митрополит с кафедры был сведен и отправлен на покой со щедрым содержанием - намека на «смертельный» гнев государя не просматривается ни в одном источнике. Но в 1569 году во время опричного похода на Новгород, опальный митрополит стал опасен - не для Царя, конечно, а для того же архиепископа Пимена, уже подписавшего грамоту вместе с другими заговорщиками о передаче Новгорода под власть короля Сигизмунда. В ходе расследования, которое должно было вот-вот начаться, могли вскрыться связи Пимена с московской боярской группой, поддерживающей «ересь жидовствующих» и замешанных в заговоре. С помощью именно этих лиц Филипп был лишен митрополии. В связи с этими обстоятельствами возникла необходимость его устранить. Малюта Скуратов и вправду был послан к митрополиту, возможно, за какими-либо сведениями о Новгородском деле - но в живых его уже не застал. Он приехал уже после смерти Филиппа. В Четьях-Минеях в день памяти святого Филиппа рассказывается о том, что все виновники «казни его» подпали под грозную опалу Царя, и особенно пострадал Соловецкий монастырь, откуда явились лжесвидетели. Паисий был сослан на Валаам, не получив своей вожделенной епископской кафедры Н. Вообще, обвинение Царя в убийстве митрополита основаны на нескольких источниках, которые нельзя признать достоверными.
Во-первых, это воспоминания иностранцев Траубе и Крузе, «политических авантюристов, запятнавших себя всяческими подлогами и изменами». Историк советского периода Р. Скрынников называет их воспоминания весьма тенденциозными. Поэтому доверять им невозможно. Это исторические лжесвидетели. Вторым таким источником и еще одним лжесвидетелем является А. Кроме этого, существует Новгородская третья лето-пись, составленная несколько десятилетий спустя описанных событий, т. Четвертый источник - Соловецкое «житие», составленное со слов оклеветавших святого монахов и «старца Симеона» - то есть Семена Кобылина, служившего тюремщиком митрополита Филиппа в Отрочьем монастыре и, возможно, замешанного в убийстве. Текст жития содержит множество странностей, и тот же Скрынников утверждает, что текст «давно ставил исследователей в тупик своей путанностью и обилием ошибок.
Житие святителя Филиппа было написано лет двадцать спустя после его смерти.
Однако спокойствие длилось недолго. Летом 1567 г. Королевский посланник из числа русских эмигрантов И. Козлов должен был доставить их боярам И. Бельскому, М.
Воротынскому, И. Мстиславскому, а также конюшему боярину И. Федорову-Челядни ну. Однако И. Козлов был задержан в Полоцке, а обнаруженные при нем «изменные листы» И. Федоров, бывший тогда полоцким воеводой, следуя инструкции, отправил к царю.
В Москве в течение июля — начала августа 1567 г. Федоров-Челяднин в послании Сигизмунду отказался от предложения, подчеркивая, что хочет «на старости лет честно служить, а не изменять своему государю». Остальные же адресаты неожиданно согласились принять литовское подданство. В посланиях И. Бельского и И. Мстиславского Сигизмунд именуется «братом», что должно было подчеркивать равный статус московских бояр и польского короля, а Литовское княжество объявляется их исконной вотчиной.
Бояре соглашаются быть правителями княжества, правда, с одним условием: оба государя должны находиться под властью московского царя. В конце грамот И. Бельского, М. Воротынского и И. Мстиславского содержатся перечень городов и крепостей, которыми Сигизмунду необходимо поступиться, чтобы московские вельможи перешли на его сторону. Территориальные претензии эти, по мнению Я.
Лурье, носят издевательский характер, поскольку территория, которую польский король «приглашался» уступить всем трем боярам, составляла большую часть его владений. Исследователями практически наверняка доказано, что истинным автором всех этих посланий был Иван IV, поскольку стиль письма, использование излюбленных цитат и выражений безошибочно выдают в их авторе венценосную особу, большого мастера и любителя литературной полемики. В посланиях также указывается, что И. Козлову были даны устные поручения от князей И. Мстиславского, однако ответные послания земских бояр, по всей видимости, так и не пересекли границу Московского государства, а сам королевский посланник, по сведениям хроники Мартина Бельского, был посажен на кол. Скрынников связывал изменение отношения Грозного к «бранчливой переписке» с королем с получением известия о разгроме, учиненном в ночь с 24 на 25 июля 1567 г.
Сангушко войску князя П. Серебряного, которое вынудило царя отложить перо и взяться за меч для вразумления соседа. Поэтому, по мнению В. Колобкова, в посланиях от имени И. Федорова-Челядни на, датированных 6 августа 1567 г. Тем не менее, исследователь полагает, что гонец к Сигизмунду все-таки был отправлен, только с позволения царя.
Он должен был сообщить королю об успешном начале переговоров с адресатами посланий. Таким образом Грозный надеялся несколько ослабить возникшую напряженность на границе с Великим княжеством Литовским и получить передышку для подготовки к военным действиям. Данное предположение вполне справедливо, но весьма трудно доказуемо, поскольку источники не дают возможность сделать однозначный вывод. Ведь если гонец был на самом деле послан Иваном IV, то им должен был быть человек, которому в Литве могли поверить. Поэтому в равной степени могут претендовать на достоверность и другие варианты развития событий. По всей видимости, И.
Козлов действительно не мог послать гонца в Литву, поскольку находился в русской столице на положении пленника. Однако это все же было возможно, в том случае, если бояре, выдав Грозному переписку, сами втайне начали готовить переворот. Очевидно одно, в Литве были уверены в успехе переговоров И. Козлова с московскими боярами. По словам польского хрониста Мартина Бельского, литовский гонец «так успел завлечь почти всех бояр московских, что они хотели поддаться королю, лишь только он покажется к ним с войском» 41. Зимин, разбирая свидетельство хрониста, пришел к выводу, что Сигизмунд II получил вполне определенное известие от своего гонца 42.
Вообще, представления польского короля о московской действительности сложились на основе свидетельств русских эмигрантов, которые намеренно сгущали краски, говоря об унижениях бояр под тиранической властью Грозного и о беспрерывном росте числа недовольных его режимом 43. Поэтому он, очевидно, рассчитывал, что посредством военной демонстрации на границе ему удастся подтолкнуть к решительным действиям противников царя, не прибегая к большому сражению 44. Точка зрения небесспорная, поскольку, по меткому замечанию Д. Володихина, «никто никогда не собирал армий ради бездействия» 45. Тем более что поход 1567 г. Хотя быть может Сигизмунд и впрямь рассчитывал на маленькую победоносную войну, которая позволит ему ценой минимальных затрат устранить опасного конкурента в лице Грозного, а заодно и поправить свое финансовое положение.
Разгадав замыслы короля, Грозный выступил в поход. Официальная разрядная книга сообщает: «Лета 7076-го 1567 сентября в 3 день приговорил государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси поход свой и сына своего царевича князя Ивана Ивановича против своего недруга литовсково короля» 47. Нет никаких сомнений в том, что Иван IV был уверен в преданности своих бояр. В противном случае, было бы безумием идти в поход, зная, что за спиной разгорается пламя заговора. Конечно, можно предположить, что, собираясь в поход осенью 1567 г. Однако подобное развитие событий представляется крайне маловероятным, в том числе и по высказанным выше соображениям: собирать армию ради бездействия не только глупо, но также опасно и разорительно.
Сохранилась грамота митрополита Филиппа от 24 ноября 1567 г. В ней святитель призывает монахов молиться за царя и все православное воинство, подчеркивая, что враги России — крымцы, литовцы и немцы — хотят уничтожить Православную веру. Царь же готов стоять до смерти за веру и Отечество. Кроме того, инокам следовало молить Бога за избавление «от огня и меча, и от нашествия иноплеменных и междоусобных браней» 48. Таким образом, на момент начала похода отношения царя и митрополита вполне соответствуют принципу «симфонии»: Грозный занимается вопросами, связанными с защитой веры и вверенного ему Богом народа посредством дипломатических и военных мер, а Филипп молит Всевышнего о помощи государю в его служении. Ни о каком конфликте не может идти и речи.
К концу октября 1567 г. Сигизмунд вместе с большой армией сосредоточился в белорусском местечке Радошковичи. Иван IV с войском расположился в Оршанском яме. Однако никаких активных наступательных действий ни с той, ни с другой стороны не последовало. Более того, 12 ноября 1567 г. Грозный вместе с царевичем Иваном Ивановичем и князем Владимиром Старицким спешно оставили армию и выехали в Москву 49.
В исторической науке неоднократно высказывались предположения, что данное решение было вызвано полученными царем известиями об организации заговора в земщине. Так, для П. Садикова разветвленный заговор против Ивана IV был очевидным историческим фактом 50. Альшиц, отмечая крайнюю противоречивость показаний источников в деталях, был убежден в том, что факт заговора во главе с боярином И. Федоровым «не может вызывать сомнений» 52. В то же время, А.
Зимин, рассмотрев противоречивые рассказы современников о заговоре, пришел к заключению, что они передают лишь разнообразные слухи об изменах, циркулировавшие в России и за ее пределами, а потому, реальность заговора представлялась исследователю весьма сомнительной 53. Скрынников на основании данных, приводимых А. Шлихтингом и Пискаревским летописцем, сделал вывод о невозможности говорить, «существовал ли в действительности заговор или дело ограничилось неосторожными разговорами» 54. В современной историографии вопрос о «земском заговоре» также не получил однозначного ответа. Колобков высказал серьезные сомнения в наличии заговора в земщине, утверждая, что прекращение похода было связано с преступной халатностью должностных лиц из состава земского аппарата управления за что, в частности, и поплатился дьяк казенного приказа К. Необоснованные же репрессии 1567—1568 гг.
Федоров, скрепивший, по просьбе представителей дворянской фронды, эту челобитную пострадали из-за клеветы, возведенной на них «лихими людьми» 55. Для Б. Флори недовольство земских бояр правлением Ивана IV было очевидным и вполне объяснимым фактом, однако, действительно ли бояре готовили переворот или дело не пошло дальше жалоб, «мы никогда не узнаем» 56. Шапошник склонен согласиться с мнением Р. Скрынникова о невозможности определения реальности существования заговора, впрочем, совсем не отрицая такой возможности 57. Схожей позиции придерживается в своей книге «Воеводы Ивана Грозного» и Д.
Володихин, отмечающий, что история событий 1567 г. В то же время исследователь не уверен, не возникло ли у адресатов посланий Сигизмунда желания явно «сдав» переписку, в тайне подготовить переворот 58. И только А. Тюрин, относящийся к Ивану IV с явной симпатией, однозначно уверен в наличии заговора против царя в пользу Сигизмунда 59. Таким образом, проблема реальности существования «земского заговора» 1567 г. Связывается это, в частности, со скудостью источниковой базы.
Официальная летопись обрывается на известии о строительстве по приказу царя крепости Копье в августе 1567 г. К сожалению, не сохранился и опричный архив, наверняка включавший в себя дела арестованных заговорщиков с записями их допросов и судебными приговорами. Отсутствие данных сведений лишает исследователей официальной точки зрения на последовавшие затем события. Из русских источников сведения о событиях осени 1567 г. Однако и автор Пискаревского летописца повествует о событиях полувековой давности очень кратко и неясно: «И бысть в людех ненависть на царя от всех людей. И биша ему челом и даша ему челобитную за руками о опришнине, что не достоит сему быти.
И присташа ту лихия люди ненавистники добру сташа вадити великому князю на всех людей, а иныя по грехом словесы своими погибоша. Стали уклонятися [к] князю Володимеру Андреевичю. И потом большая беда зачалася» 60. Неясным остается как датировка указанного летописцем события, поскольку оно следует в тексте сразу после сообщения об учреждении опричнины и предшествует известию о казни князя Владимира Старицкого, так и то, что следует понимать под поданной царю челобитной: выступление земских дворян против опричнины летом 1566 г. Вместе с тем, сведения о заговоре сохранились во многих иностранных источниках второй половины XVI в. Особое внимание привлекают свидетельства очевидцев происходивших событий Г.
Штадена и А. Штаден конкретизирует информацию о целях заговора и роли, предназначавшейс я его организаторами для князя Владимира Старицкого: «У земских лопнуло терпение! Они начали совещаться, чтобы избрать великим князем князя Володимира Андреевича, на дочери которого был женат герцог Магнус; а великого князя с его опричниками убить и извести. План его был таков: забрать Вильну в Литве, а если нет, так Ригу в Лифляндии» 61. Однако поход сорвался, и тогда «князь Володимир Андреевич открыл великому князю договор и все, что замышляли и готовили земские. На ямских вернулся он обратно в Александрову слободу и приказал переписать земских бояр, которых он хотел убить и истребить при первой же казни» 62.
Шлихтинг приводит более подробный, и не во всем совпадающий со свидетельством Г. Штадена, рассказ о событиях. В своих исследованиях, разбирая показания А. Шлихтинга, Р. Скрынников указал, что рассказ о заговоре встречается в его дважды, «…причем в каждом случае истолкование событий не только различно, но и исключает другое» 63. В записке, озаглавленной «Новости из Московии», главным организатором заговора изображается И.
Федоров-Челяднин , а результатом действий заговорщиков должны стать захват царя вместе с опричниками и передача его в руки Сигизмунда II Августа. Шлихтинга, — никто не расположен к тирану Ивану IV. Если бы его подданные только знали, у кого они найдут безопасность, они наверное бы отпали от него. Когда, три года тому назад, в[аше] к[оролевское] в[еличество] были в походе, то много знатных лиц, приблизительно 30 человек, с князем Иваном Петровичем Шуйским во главе, вместе со своими слугами и подвластными, письменно обязались, что передали бы великого князя вместе с его опричниками в руки в[ашего] к[оролевского] в[еличества], если бы только в[аше] к[оролевское] в[еличество] двинулись на страну» 64. Но войска Сигизмунда не предпринимали никаких активных действий. Более того, по предположению Б.
Флори, лазутчики Ивана IV сообщили, что в польском лагере со дня на день ожидают восстания против царя, и потому не начинают наступления, больше надеясь на выступление русской знати 65. В этой связи реакция Грозного совершенно понятна и объяснима: прервать поход и вернуться назад в столицу. Войска польского короля также начали отступление, лишний раз подтвердив опасения царя и вызвав панику среди заговорщиков. По словам А. Шлихтинга, «лишь только в Москве, узнали, что в[аше] к[оролевское] в[еличество] только отступали, то многие пали духом; один остерегался другого, и все боялись, что кто-нибудь их предаст. Так и случилось.
Три князя, а именно: князь Владимир, двоюродный брат великого князя, на дочери которого должен был жениться герцог Магнус, князь Бельский и князь Мстиславский отправились к Ивану Петровичу и взяли у него список заговорщиков der vorbitnus под тем предлогом, якобы имелись еще другие, которые хотят записаться. Как только они получили этот список, они послали его великому князю с наказом, что если он не хочет быть предан и попасться в руки своих врагов, то должен немедленно вернуться в город Москву. Туда он прибыл из лагеря, путешествуя днем и ночью. Там ему показали перечень всех записавшихся. По этому перечню он по сей день казнит всех записавшихся или изъявивших свое согласие… Новости из Московии, с. В «Кратком сказании» А.
Шлихтинг придерживается иного мнения, представляяИ. Федорова-Челядни на невинной жертвой тирании, не повинной даже в дурных помыслах. По словам иностранца, «при возвращении своем в Москву, в то время, когда польский король, разбив лагерь у Радошковиц, желал преследовать его с войском, тиран счел подозрительными для себя некоторых из воинов, и среди других князя Иоанна Петровича, воеводу Московского, которого признавал более благоразумным среди других и высших правителем всех и которого обычно даже оставлял вместо себя в городе Москве, всякий раз как ему приходилось отлучаться из-за военных действий» 67. Далее А. Шлихтинг весьма красочно описывает осознанное шествие верноподданного боярина на казнь и саму казнь. Таким образом, в данном сочинении польский авантюрист не говорит о реальном заговора, списывая все на подозрительность царя Краткое сказание, с.
Неизбежно возникает закономерный вопрос: какая версия более правдоподобна? Скрынников обратил внимание на то, что «Новости из Московии» были продиктованы беглецом в начале 1571 г. В соответствии с полученным заданием А. Шлихтинг всячески чернил царя и не останавливался перед прямой клеветой. В «Сказании» он сознательно фальсифицировал известные ему факты о заговоре И. Федорова-Челядни на.
Однако незаметно для посторонних глаз А. Шлихтинг опроверг собственную ложь, бросив мимоходом при описании новгородского погрома многозначительну ю фразу: «И если бы польский король не вернулся из Радошковиц и не прекратил войны, то с жизнью и властью тирана все было бы покончено, потому что все его подданные были в сильной степени преданы польскому королю» 68. Тем самым историк показал, что и в «Кратком сказании» А. Шлихтинг не отступил от первоначальной версии о заговоре в земщине, однако сам же усомнился в том, можно ли доверять словам иностранцев? Штаден в свое время служил переводчиком в одном из земских приказов и, по всей видимости, знал И. Федорова-Челядни на, которому помог перевести на русский язык немецкий «Травник».
Возможно, именно поэтому в его сочинении говорится, что И. Федоров-Челяднин был убит по приказу царя еще до событий осени 1567 г 69. Шлихтинг был переводчиком у царского врача Арнольда Лензея, якобы находившегося в приятельских отношениях с руководителем опричного расследования заговора Афанасием Вяземским. Поэтому, информация иностранных свидетелей, по мнению Р. Скрынникова отличается односторонним характером и отражает «сугубо официозную версию» 70. Флоря подверг сомнению рассказ А.
Исследователь установил, что князья В. Старицкий и И. Мстиславский сопровождали царя в походе, а князь И. Бельский оставался в Москве, поэтому они никак не могли посещать боярина И. Федорова-Челядни на, который находился в Полоцке, и посылать взятый у него список заговорщиков в военный лагерь к царю. Кроме того, недоверие историка вызвало утверждение А.
Шлихтинга, что бояре хотят схватить царя и передать в руки Сигизмунда. Во-первых, он полагает, что схватить Грозного и находившееся при нем опричное войско было бы крайне трудно, а во-вторых, выполнение подобного плана оказалось бы самоубийственным для его авторов: кто бы ни занял трон после устранения Ивана IV, он должен был бы самым суровым образом покарать людей, выдавших своего православного государя правителю еретической земли Сигизмунду II. По этим причинам Б. Флоря склонен больше доверять показаниям Г. Штадена о намерениях бояр возвести на престол князя Владимира Старицкого. Понимая, что двоюродный брат привлекает внимание всех недовольных как потенциальный кандидат на престол, Грозный, очевидно, оказал давление на князя, и тот был вынужден назвать имена нескольких бояр, во главе с И.
Федоровым-Челядн иным 71. Парадоксальность ситуации состоит в том, что, по сути, принципиальной разницы в показаниях Г. Шлихтинга относительно того, кто должен занять престол в случае успеха заговора, нет. Сигизмунд едва ли собирался сам занять русский трон в случае его освобождения. В такой ситуации, как правило, номинальным правителем становится один из представителей местного княжеского или царского дома. В первую очередь это связано с необходимостью придания легитимности такой власти.
Лучшей кандидатуры на эту роль, чем «слабовольный и недалекий» 72 Владимир Старицкий придумать было невозможно. Качествами, необходимыми для управления государством двоюродный брат царя, судя по всему, действительно не обладал.
В 1551 году он ездил в Москву на знаменитый Стоглавый собор и получил там для монастыря богатое церковное облачение и подтверждение налоговых льгот.
Духовная жизнь в обители при нем процветала — четверо его ближайших учеников были впоследствии причислены к лику святых. Сам игумен часто уходил помолиться в глухое пустынное место за две версты от монастыря, получившее впоследствии название Филипповой пустыни. Монастырь, который никак не хотел становиться тюрьмой Но при всей своей устремленности к «горнему Отечеству» соловецкие старцы помимо своего желания то и дело оказывались вовлеченными в московские дела и интриги.
Артемия из заволжских скитов предали суду, двое соловецких старцев — книгописец Иоасаф Белобаев и Феодорит — пытались защитить его от обвинений в ереси. В результате в 1554 году Артемия сослали под надзор в Соловецкий монастырь. А когда после падения «Избранной Рады» неформальный совет при царе — Прим.
Архипелаг посреди далекого северного моря казался идеальным местом для заточения еретиков, чародеев и «изменников». Но попытка превратить Соловки в тюрьму не удалась: один из первых узников монастыря старец Артемий бежал с островов и вскоре объявился в Литве конечно, если бы игумен Филипп позаботился о строгом надзоре за узниками или организовал погоню, этот побег едва ли был бы возможен. Так что, когда царь в 1562 году подверг опале своего личного недруга «великого» боярина князя Дмитрия Курлятева-Оболенского, «изменника» сослали уже не на Белое море, а на Ладогу.
Столица без митрополита В это время митрополитом Московским был инок Чудова монастыря Афанасий. Он многие годы был духовником царя, пользовался его полным доверием, но когда он попытался остановить казни и вместе с боярами явился во дворец протестовать, Грозный уехал из столицы в Александровскую слободу и оттуда прислал митрополиту Афанасию грамоту. В ней он объявил об опале на епископов и прочих архиереев кроме митрополита , на бояр, приказных и детей боярских, а кроме того, известил всех об отречении от престола.
Народ московский, которому царь объявил милость одновременно с опалой на власть имущих, грозил «изменникам» расправой, и бояре вынуждены были подчиниться. Они просили митрополита о посредничестве. Но митрополит не пожелал покидать столицу и направил к царю архиепископа Пимена и архимандрита Левкия.
В 1565 году Иван Грозный учредил опричнину. Карамзин пишет: «Сия часть России и Москвы, сия тысящная дружина Иоаннова, сей новый Двор, как отдельная собственность Царя находясь под его непосредственным ведомством, были названы опричниною; а все остальное — то есть, все государство — земщиною, которую Иоанн поручал боярам земским, князьям Вельскому, Мстиславскому и другим, велев старым государственным чиновникам… сидеть в их приказах, решить все дела гражданские». А владыка Афанасий без ведома и согласия царя покинул митрополию и удалился в монастырь.
Лишь уговоры монарха, бояр и других священнослужителей заставили его стать митрополитом Московским и всея Руси. Он дал слово не мешать политике Ивана и принял сан. Около полутора лет Филипп занимался делами церкви довольно благополучно. В то время опричники вели себя сравнительно спокойно, не устраивали массовых казней и погромов.
Но зимой 1568 года Иван Грозный узнал о письмах короля Польши Сигизмунда и литовского гетмана Ходкевича — те призывали московских бояр перейти на их сторону шла Ливонская война. Царь решил искоренить измену. Опричники обрушились не только на князей и бояр, которых подозревали в предательстве, но и на простой люд. Тела жертв бессудных расправ лежали на улицах Москвы.
Слово митрополита Митрополит беседовал с царём — взывал к его благочестивым устремлениям. Но Иван стал явно избегать встреч с Филиппом. Тогда тот пошёл на неслыханный шаг. Во время очередного богослужения в кремлёвском Успенском соборе митрополит отказал царю в благословении и просил его прекратить преследование невинных.
Грозный пришёл в ярость и обещал наказать Филиппа и его «сообщников». Царь не заставил долго ждать. На следующий же день по его приказу опричники казнили несколько бояр и арестовали ряд приближённых Филиппа, чтобы выпытать у них что-нибудь порочащее митрополита. Самого его Грозный в тот момент не тронул, всё же святитель пользовался народным уважением и поддержкой.
Приближённые царя, конечно, убеждали его покарать Филиппа, ведь он обличал все их злодеяния и стяжательство. Митрополит Филипп отказывается благословить Ивана Грозного. Wikimedia Commons Вскоре Филипп на службе в Новодевичьем монастыре при царе сделал замечание опричникам, которые во время чтения Евангелия не сняли шапки. Разгорелся конфликт, и в пылу его Иван назвал митрополита мятежником.
Филипп II (митрополит Московский и всея Руси)
Первые упоминания о Малюте появились в 60-ых годах XVI века, но это не означает, что прежде за ним не было значительных дел. Это всего лишь следствие того, что Иван Грозный в 1568 приказал больше не вести летопись, и много ранних документов уничтожили. Известно, что род Скуратовых — это мелкие дворяне, выходцы из шляхетской среды: «из младшего извода Шкурата». Влияния при царском дворе у них не было. И Гжеш Блесский, как звали Малюту по рождению, впервые упомянут в разрядных книгах за 1567 год, когда был поход на Ливонию. А возвышение Григория Лукьяновича началось вместе с опричниной. Опричнина Дословно «опричнина» значит «за пределами», «снаружи».
И суть ее политики была в выделении части земель для государственных нужд и для нужд тех дворян, которые служили царю. Но у слова есть другое значение: удел, отданный вдове при разделе имущества супруга — «вдовья часть», как это называлось в те времена. И Малюта Скуратов вовсе не создавал опричнины. Была другая ситуация: в конце 16 века Иван Грозный боролся с боярами — они жили независимо от государя, на своих землях держали мелкие армии и судили, не отчитываясь перед царем. А царь хотел отнять у них власть, но боялся бунтов, заговоров и восстаний. И в 1565 году он создал опричнину — особое сыскное ведомство, которое сейчас можно сравнить и со службой безопасности, и с тайной полицией.
В опричнине состояли служилые люди со всех концов страны, и сначала она работала только на территории Московского уезда. Однако скоро стала действовать на всей центральной части страны, а количество опричников возросло до 6 тысяч. Иван Грозный разделил собственное государство на две части: опричнину и земщину. Опричнина, личный удел царя, включала самые развитые районы — торговые города у речных путей, центры солеварения, важные форпосты на границах. На этих землях Иван IV поселил тех, кто вошел в опричное войско. Земщиной называли территорию, которую царь оставил земским боярам, а еще — «противоположное всему государеву и государственному».
У опричнины были свои органы управления: приказы и дума. Такие были и в земских землях, там даже был свой «царь». Опричники занимали территорию, выселяя прежних хозяев в земщину, в ссылку, а то и вовсе на тот свет. В опричнину входило много простых людей, потому что Иван Грозный опасался бояр и говорил, что они привыкли изменять царю, а значит, надежда осталась только на мужиков и их преданность. Символами опричнины были метла и собачья голова, привязанные к седлу. Эта голова значила, что опричники грызут врагов государя, а метла, что выметают нечисть с русской земли.
И Малюта Скуратов называл себя «кровавым псом», имея ввиду и это значение, и преданность царю. Григорий Лукьянович начинал в опричнине с поста параклисиарха, а вся иерархия выглядела так: пономарь; утешитель; приближенный охранитель. Понятно, что Скуратов не только не создавал опричнины, но и начал с самых низов. А возвысился он, когда опричное войско перешло к активным действиям.
За трудные последующие годы святой наверняка не раз вспомнил явление Господа. Христос явно предупреждал его обо всем дальнейшем. И повелевал взять на себя этот крест. Синодальный том Деятельность митрополита Смысл видения будущему архиерею был понятен всякому, знакомому с происходившим тогда при царском дворе.
По сути, это царский «удел», где монарх устанавливал собственные порядки, «изводил» «изменников», тем более, что у жестокого, гневливого Ивана действительно было немало критиков, открыто выражавших недовольство царем. Так начались казни — за неосторожно сказанное слово, или просто — «по подозрению». Но хуже казней было другое — духовное состояние государя, убежденного: его образ действий не только богоугоден, но… спасителен для подданных! Он, царь, присвоил себе право «вязать и решить», определять, кому жить, кому — погибнуть. Иван не останавливался перед кощунственной пародией на Церковь — его опричное войско было устроено наподобие монашеской общины. Сам царь также много молился, каялся в убийствах… чтобы снова убивать. Иные современные публицисты именуют это состояние сумасшествием, бесстрашно ставя «диагноз» человеку, жившему около полутысячелетия назад. Церковь же хорошо знала: все много хуже «простого» помрачения ума.
Ибо тот, кто возомнил себя вершителем человеческих судеб — по крайней мере, тяжко болен гордыней. Которая ведет уже прямо к бесовскому прельщению, когда силы зла берут над несчастным полную власть. О том, что исцелить это человеческими силами нельзя, говорил еще прп. Иоанн Лествичник , писавший: «Блудных исправляют люди, лукавых — ангелы, а гордых — один Бог». Именно видя состояние царя, от митрополии отказались: митрополит Афанасий, оставивший кафедру, видя все происходящее; свт. Герман Казанский, которого царь упросил занять митрополию — но не выдержал его обличений. Колебался также свт. Ведь виденное им в пустыни означало одно: ему предстоит стать митрополитом, чтобы принять мучительную смерть.
Иоанн Грозный и митрополит Филипп. Художник Кузьмин О. Говорят, что святителя склонили к принятию митрополии другие епископы. Его убеждали, что он, с детства знавший царя, сможет повлиять на него, остановить казни. И убедили. Первые полтора года прошли относительно спокойно: царь, удовлетворенный его обещанием «не вступаться» в дела опричнины, позволял владыке «печаловаться», то есть заступаться за некоторых «бояр-изменников», даже слушал его советы. Подвиг и убийство митрополита Филиппа В 1568 г. А за ними — открытый конфликт с царем.
Федоров, скрепивший, по просьбе представителей дворянской фронды, эту челобитную пострадали из-за клеветы, возведенной на них «лихими людьми» 55. Для Б. Флори недовольство земских бояр правлением Ивана IV было очевидным и вполне объяснимым фактом, однако, действительно ли бояре готовили переворот или дело не пошло дальше жалоб, «мы никогда не узнаем» 56. Шапошник склонен согласиться с мнением Р. Скрынникова о невозможности определения реальности существования заговора, впрочем, совсем не отрицая такой возможности 57. Схожей позиции придерживается в своей книге «Воеводы Ивана Грозного» и Д. Володихин, отмечающий, что история событий 1567 г. В то же время исследователь не уверен, не возникло ли у адресатов посланий Сигизмунда желания явно «сдав» переписку, в тайне подготовить переворот 58. И только А.
Тюрин, относящийся к Ивану IV с явной симпатией, однозначно уверен в наличии заговора против царя в пользу Сигизмунда 59. Таким образом, проблема реальности существования «земского заговора» 1567 г. Связывается это, в частности, со скудостью источниковой базы. Официальная летопись обрывается на известии о строительстве по приказу царя крепости Копье в августе 1567 г. К сожалению, не сохранился и опричный архив, наверняка включавший в себя дела арестованных заговорщиков с записями их допросов и судебными приговорами. Отсутствие данных сведений лишает исследователей официальной точки зрения на последовавшие затем события. Из русских источников сведения о событиях осени 1567 г. Однако и автор Пискаревского летописца повествует о событиях полувековой давности очень кратко и неясно: «И бысть в людех ненависть на царя от всех людей. И биша ему челом и даша ему челобитную за руками о опришнине, что не достоит сему быти.
И присташа ту лихия люди ненавистники добру сташа вадити великому князю на всех людей, а иныя по грехом словесы своими погибоша. Стали уклонятися [к] князю Володимеру Андреевичю. И потом большая беда зачалася» 60. Неясным остается как датировка указанного летописцем события, поскольку оно следует в тексте сразу после сообщения об учреждении опричнины и предшествует известию о казни князя Владимира Старицкого, так и то, что следует понимать под поданной царю челобитной: выступление земских дворян против опричнины летом 1566 г. Вместе с тем, сведения о заговоре сохранились во многих иностранных источниках второй половины XVI в. Особое внимание привлекают свидетельства очевидцев происходивших событий Г. Штадена и А. Штаден конкретизирует информацию о целях заговора и роли, предназначавшейс я его организаторами для князя Владимира Старицкого: «У земских лопнуло терпение! Они начали совещаться, чтобы избрать великим князем князя Володимира Андреевича, на дочери которого был женат герцог Магнус; а великого князя с его опричниками убить и извести.
План его был таков: забрать Вильну в Литве, а если нет, так Ригу в Лифляндии» 61. Однако поход сорвался, и тогда «князь Володимир Андреевич открыл великому князю договор и все, что замышляли и готовили земские. На ямских вернулся он обратно в Александрову слободу и приказал переписать земских бояр, которых он хотел убить и истребить при первой же казни» 62. Шлихтинг приводит более подробный, и не во всем совпадающий со свидетельством Г. Штадена, рассказ о событиях. В своих исследованиях, разбирая показания А. Шлихтинга, Р. Скрынников указал, что рассказ о заговоре встречается в его дважды, «…причем в каждом случае истолкование событий не только различно, но и исключает другое» 63. В записке, озаглавленной «Новости из Московии», главным организатором заговора изображается И.
Федоров-Челяднин , а результатом действий заговорщиков должны стать захват царя вместе с опричниками и передача его в руки Сигизмунда II Августа. Шлихтинга, — никто не расположен к тирану Ивану IV. Если бы его подданные только знали, у кого они найдут безопасность, они наверное бы отпали от него. Когда, три года тому назад, в[аше] к[оролевское] в[еличество] были в походе, то много знатных лиц, приблизительно 30 человек, с князем Иваном Петровичем Шуйским во главе, вместе со своими слугами и подвластными, письменно обязались, что передали бы великого князя вместе с его опричниками в руки в[ашего] к[оролевского] в[еличества], если бы только в[аше] к[оролевское] в[еличество] двинулись на страну» 64. Но войска Сигизмунда не предпринимали никаких активных действий. Более того, по предположению Б. Флори, лазутчики Ивана IV сообщили, что в польском лагере со дня на день ожидают восстания против царя, и потому не начинают наступления, больше надеясь на выступление русской знати 65. В этой связи реакция Грозного совершенно понятна и объяснима: прервать поход и вернуться назад в столицу. Войска польского короля также начали отступление, лишний раз подтвердив опасения царя и вызвав панику среди заговорщиков.
По словам А. Шлихтинга, «лишь только в Москве, узнали, что в[аше] к[оролевское] в[еличество] только отступали, то многие пали духом; один остерегался другого, и все боялись, что кто-нибудь их предаст. Так и случилось. Три князя, а именно: князь Владимир, двоюродный брат великого князя, на дочери которого должен был жениться герцог Магнус, князь Бельский и князь Мстиславский отправились к Ивану Петровичу и взяли у него список заговорщиков der vorbitnus под тем предлогом, якобы имелись еще другие, которые хотят записаться. Как только они получили этот список, они послали его великому князю с наказом, что если он не хочет быть предан и попасться в руки своих врагов, то должен немедленно вернуться в город Москву. Туда он прибыл из лагеря, путешествуя днем и ночью. Там ему показали перечень всех записавшихся. По этому перечню он по сей день казнит всех записавшихся или изъявивших свое согласие… Новости из Московии, с. В «Кратком сказании» А.
Шлихтинг придерживается иного мнения, представляяИ. Федорова-Челядни на невинной жертвой тирании, не повинной даже в дурных помыслах. По словам иностранца, «при возвращении своем в Москву, в то время, когда польский король, разбив лагерь у Радошковиц, желал преследовать его с войском, тиран счел подозрительными для себя некоторых из воинов, и среди других князя Иоанна Петровича, воеводу Московского, которого признавал более благоразумным среди других и высших правителем всех и которого обычно даже оставлял вместо себя в городе Москве, всякий раз как ему приходилось отлучаться из-за военных действий» 67. Далее А. Шлихтинг весьма красочно описывает осознанное шествие верноподданного боярина на казнь и саму казнь. Таким образом, в данном сочинении польский авантюрист не говорит о реальном заговора, списывая все на подозрительность царя Краткое сказание, с. Неизбежно возникает закономерный вопрос: какая версия более правдоподобна? Скрынников обратил внимание на то, что «Новости из Московии» были продиктованы беглецом в начале 1571 г. В соответствии с полученным заданием А.
Шлихтинг всячески чернил царя и не останавливался перед прямой клеветой. В «Сказании» он сознательно фальсифицировал известные ему факты о заговоре И. Федорова-Челядни на. Однако незаметно для посторонних глаз А. Шлихтинг опроверг собственную ложь, бросив мимоходом при описании новгородского погрома многозначительну ю фразу: «И если бы польский король не вернулся из Радошковиц и не прекратил войны, то с жизнью и властью тирана все было бы покончено, потому что все его подданные были в сильной степени преданы польскому королю» 68. Тем самым историк показал, что и в «Кратком сказании» А. Шлихтинг не отступил от первоначальной версии о заговоре в земщине, однако сам же усомнился в том, можно ли доверять словам иностранцев? Штаден в свое время служил переводчиком в одном из земских приказов и, по всей видимости, знал И. Федорова-Челядни на, которому помог перевести на русский язык немецкий «Травник».
Возможно, именно поэтому в его сочинении говорится, что И. Федоров-Челяднин был убит по приказу царя еще до событий осени 1567 г 69. Шлихтинг был переводчиком у царского врача Арнольда Лензея, якобы находившегося в приятельских отношениях с руководителем опричного расследования заговора Афанасием Вяземским. Поэтому, информация иностранных свидетелей, по мнению Р. Скрынникова отличается односторонним характером и отражает «сугубо официозную версию» 70. Флоря подверг сомнению рассказ А. Исследователь установил, что князья В. Старицкий и И. Мстиславский сопровождали царя в походе, а князь И.
Бельский оставался в Москве, поэтому они никак не могли посещать боярина И. Федорова-Челядни на, который находился в Полоцке, и посылать взятый у него список заговорщиков в военный лагерь к царю. Кроме того, недоверие историка вызвало утверждение А. Шлихтинга, что бояре хотят схватить царя и передать в руки Сигизмунда. Во-первых, он полагает, что схватить Грозного и находившееся при нем опричное войско было бы крайне трудно, а во-вторых, выполнение подобного плана оказалось бы самоубийственным для его авторов: кто бы ни занял трон после устранения Ивана IV, он должен был бы самым суровым образом покарать людей, выдавших своего православного государя правителю еретической земли Сигизмунду II. По этим причинам Б. Флоря склонен больше доверять показаниям Г. Штадена о намерениях бояр возвести на престол князя Владимира Старицкого. Понимая, что двоюродный брат привлекает внимание всех недовольных как потенциальный кандидат на престол, Грозный, очевидно, оказал давление на князя, и тот был вынужден назвать имена нескольких бояр, во главе с И.
Федоровым-Челядн иным 71. Парадоксальность ситуации состоит в том, что, по сути, принципиальной разницы в показаниях Г. Шлихтинга относительно того, кто должен занять престол в случае успеха заговора, нет. Сигизмунд едва ли собирался сам занять русский трон в случае его освобождения. В такой ситуации, как правило, номинальным правителем становится один из представителей местного княжеского или царского дома. В первую очередь это связано с необходимостью придания легитимности такой власти. Лучшей кандидатуры на эту роль, чем «слабовольный и недалекий» 72 Владимир Старицкий придумать было невозможно. Качествами, необходимыми для управления государством двоюродный брат царя, судя по всему, действительно не обладал. Однако под личиной слабовольной и недалекой личности, по всей видимости, скрывался расчетливый и осторожный интриган.
Владимир Старицкий не раз оказывался в щекотливых и двусмысленных ситуациях, связанных с заговорами и интригами, но до поры до времени умудрялся выходить сухим из воды. Пару раз он попадал в опалу, в 1566 г. Во время похода 1567 г. После получения Грозным сведений от лазутчиков о том, что в польском лагере со дня на день ждут восстания против царя и не собираются предпринимать решительных действий, Владимир понял, что план провалился и выдал заговорщиков брату. Из иностранных источников наиболее последовательно сведения о событиях осени 1567 г. Был здесь некий Козлов, москвитянин, женившийся в Литве на Козаковне. Будучи послом короля к московскому князю, он так успел завлечь почти всех бояр московских, что они хотели поддаться королю, лишь только он покажется к ним с войском, а князя московского, связав, выдать. Для этой цели склонить московских бояр к измене. Затем король, потеряв напрасно время под Радошковичами, распустил часть войска, а сам возвратился в Гродно» 73.
По мнению В. Колобкова, из рассказа осведомленного польского хрониста очевидно, что «военный поход был вызван недостоверными известиями, полученными от королевского гонца из Москвы, и потерял всякий смысл после его казни», а следовательно, не подтверждается и существование земского заговора против Ивана IV 74. Однако из рассказа М. Бельского следует, что Грозный, проведав об интриге короля, не выступил в поход, заставив последнего напрасно потерять время. Однако доподлинно известно, что это не так. Более того, Сигизмунд отступил уже после принятия Иваном IV решения о прекращении похода. В то же время сообщение о том, что королевский посол все же сумел завлечь московских бояр, было получено Сигизмундом. А значит, у нас нет никаких оснований полагать, что эта информация была ложью. Как бы то ни было, уверенность короля в успехе переговоров подтолкнула его к походу, которого он не очень желал и надеялся достичь победы малой кровью.
Таким образом, именно информация, полученная из Москвы, могла обернуться для России катастрофой, и тот, кто ее предоставил уже, по сути, совершил предательство. Связывает события 1567 г. Известясь о сем, бросил он войско и по почте на ямских лошадях. Правда, автор ошибочно, по всей видимости, связал литовский поход с осадой Полоцка 1563 и назвал несуразно большое число заговорщиков, но общая суть его сообщения не оставляет сомнений относительно того, какое именно событие он имеет в виду. Отразил стекавшиеся в Ревель слухи о заговоре против Ивана IV и составитель «Ливонской хроники», впервые изданной в 1578 г. Подводя итог рассказу о многочисленных казнях, происходивших в России, он заметил: «Причина же, почему это случилось, была та, что великий князь Иван IV. Нетрудно заметить, что сообщение Б. Рюссова отличается максимальной краткостью и отсутствием каких-либо подробностей. Даже опровержение сведений о заговоре он оставляет совсем без комментариев.
По-видимому, это является доказательством того, что он действительно опирался на слухи при описании данного эпизода. И, тем не менее, очевидно, что слухи о заговоре были весьма распространены в приграничных России территориях. Таким образом, источники, расходясь в деталях, единодушно говорят о заговоре против Ивана IV в среде земского боярства. Тем не менее, как мы видели, в исторической науке нет однозначного мнения на сей счет. Парадокс заключается в том, что практически безгранично доверяя показаниям иностранных авторов, обвиняющих Грозного в самых ужасных злодеяниях, не останавливающихс я даже перед явной клеветой, историки начинают сомневаться в правдивости их слов всякий раз, когда в сочинениях царь предстает не кровавым тираном и убийцей, а объектом заговоров или покушений. При этом, как раз для очернения Ивана IV иностранные авторы имели гораздо больше оснований, поскольку были вынуждены оправдывать перед новыми господами свое предательство прежних владык. И князь А. Курбский, и Г. Штаден с А.
Шлихтингом, и И. Таубе с Э. Крузе были предателями, а последние изменяли своим господам дважды. Никому из них не было никакого резона не только защищать русского царя, но и даже излагать историю его правления, соблюдая объективность. Они этого и не делали. Шлихтинга так напугало всю Европу, что римский папа Пий V, лелеявший мечту о подчинении русской церкви своему престолу и готовивший для поездки в Россию своего очередного нунция Портико, прочитав его, отказался от продолжения всяких переговоров «с такими варварами и дикарями» 77. Литовским авторам также не было никакого смысла самим придумывать заговор против Ивана IV. По всей видимости, они по объективным причинам не могли располагать всей полнотой информации о событиях, поэтому опирались на те данные, которые им были доступны, в том числе на разговоры и слухи. А уж верить или не верить имеющейся информации, каждый решал на свое усмотрение.
Нельзя отрицать только того, что все названные авторы определенной информацией о заговоре располагали. Впрочем, справедливости ради, необходимо отметить, что факт существования в земщине недовольства политикой Ивана IV и разговоров о возможности смещения его с престола не отрицает ни один профессиональный историк. Вот только трактуются они по-разному. Так В. Колобков, основываясь на имеющихся в источниках указаниях о документе с именами заговорщиков, переданном Грозному Владимиром Старицким, предположил, что документом этим могла быть верноподданическ ая земская челобитная с просьбой отменить опричнину. По мнению ученого, она была подготовлена в той же среде, что и выступление лета 1566 г. Однако данное предположение является довольно спорным. Выступление 1566 г. Было бы безумием полагать, что спустя год очередная подобная просьба, пусть даже выраженная в самом верноподданничес ком виде, могла иметь иной результат.
Ситуацию многократно усугубляет тот факт, что предполагаемая челобитная была подана царю в самом начале решающего военного похода, призванного закрепить успехи, достигнутые в начале 1560-х гг. Не нужно быть гениальным стратегом, чтобы усмотреть в подобных действиях попытку сорвать поход и обречь страну на тяжелое военное поражение, тем более после нейтрализации польско-литовско й интриги всего несколько месяцев назад. Скрынников интенсификацию разговоров о замене царя связал с дошедшими до земщины слухами о намерении царя после посещения Кирилло-Белозерс кого монастыря постричься в монахи. Влиятельным силам земщины, не надеявшимся на уничтожение опричнины при правлении Ивана IV, его пострижение казалось лучшим вариантом выхода из создавшегося положения. В случае удаления царя в монастырь, его противники не желали видеть на троне 13-летнего царевича Ивана, опасаясь возможного возвращения Грозного. После наследника наибольшими правами на престол обладал Владимир Старицкий, в силу своей слабовольности и недалекости казавшийся боярам приемлемым кандидатом 79. Даже если допустить, что до реального, формализованного заговора дело не дошло, то необходимо четко понимать, что сама мысль о том, чтобы сместить с престола «помазанника Божьего» по причинам, не связанным с нарушением царем принципов христианского благочестия, а в связи с политическими, экономическими или какими-то еще приземленными интересами, было необходимым и достаточным условием для проведения карательных мероприятий. Вопрос о царском благочестии никем не поднимался, и вообще подобные проблемы составляют предмет исключительной компетенции духовной власти. Церковь, как уже было отмечено, в лице своего предстоятеля выразила государю в начале похода свою полную поддержку и отметила его заслуги в деле защиты веры.
Долг подданных, с христианской точки зрения, подчиняться Богом данному правителю всегда, везде и во всем, неподчинение же есть посягательство на Богом установленный миропорядок, мироустройство. Земская аристократия не имела никакого права определять, кто должен быть царем; кто ей угоден, а кто нет. В негодовании Грозный восклицает во втором послании Курбскому: «А зачем вы захотели князя Владимира посадить на престол, а меня с детьми погубить? Разве я похитил престол или захватил его благодаря войне и кровопролитию? По божьему изволению с рождения был я предназначен к царству; как меня отец благословил на государство, уже и вспомнить не могу; на государском престоле вырос. А князю Владимиру с какой стати следовало быть государем? Он — сын четвертого удельного князя. Какие у него достоинства, какие наследственные права быть государем, кроме вашей измены и его глупости? В чем моя вина перед ним?
Если раньше великий князь был, говоря языком европейского средневековья, первым среди равных, то избрание на царство подняло московского государя на недосягаемую для человека высоту. Власть «помазанника Божьего» не нуждается в человеческой санкции, она дается Богом, и носитель ее отвечает за все только перед ним. Не по прихоти Ивана IV, по закону, основывающемуся на догмах христианского вероучения и традиции, который Грозный, в отличие от бояр, очень хорошо знал и понимал. Только наличие царя-«помазанник а» как удерживающего, то есть того, кто держит «удерживает» всю социальную структуру общества, задает качество социальной устойчивости традиционных обществ. В случае отсутствия фигуры такого масштаба общество утрачивает или не успевает в полной мере обрести устойчивость, без которого она обречена на недолгое существование. Один из крупнейших отечественных экзегетов митрополит Московский Филарет Дроздов указывал, что в случае нарушения неприкосновеннос ти царской власти «государство будет подобно городу, построенному на огнедышащей горе: что будут значить все его твердыни, когда под ними будет скрываться сила, могущая каждую минуту все превратить в развалины? За примерами далеко ходить не надо. Польское государство, обладая огромной территорией, не имело необходимого устройства политической системы, не было в достаточной степени централизовано. Поэтому Грозный был вынужден, именно вынужден, прибегнуть к жестким мерам для недопущения преступления.
Ведь грех подданных, есть и его грех тоже.
Когда прежний митрополит впал в опалу, занять его место Филиппу Колычеву предложил лично царь. Игумен согласился, но поставил условием своего согласия отмену опричнины. Царь упорствовал, и в конце концов игумена всё-таки удалось уговорить пойти на уступки, чтобы не гневить самодержца. Факт 8. Митрополит Филипп содействовал развитию книгопечатания в Москве, в отличие от некоторых других церковных деятелей. Тогда ручное переписывание книг составляло приличную долю дохода монастырей, поэтому внедрению печатных технологий они противились, не желая конкуренции. Отчасти по этой причине первопечатник Иван Фёдоров в конце концов был вынужден покинуть Москву, несмотря на благоволение самого царя. Факт 9.
Когда Иван Грозный, разгневанный событиями затянувшейся Ливонской войны , начал очередную волну кровавых репрессий, митрополит Филипп Колычев пытался его образумить, но самодержец в итоге лишь начал избегать личных встреч с ним. Открытый конфликт у них произошёл, когда на богослужении царь в окружении опричников подошёл к митрополиту за благословением, а тот в ответ разразился речью, обличающей все ужасы опричнины и обвиняющей царя. Факт 10.
20.1. Что известно о митрополите Филиппе Колычеве и его борьбе с Грозным
Иван Грозный, хорошо разбиравшийся в людях, искал в лице Церкви союзника и знал, что будущий св. Филипп не способен на интриги и предательство. 20. Непокорный митрополит Филипп Колычев, осудивший Ивана Грозного, отразился у Сервантеса как важный священник, осудивший Дон Кихота и Герцога (то есть Ивана Грозного). Недолгий перерыв в терроре Ивана Грозного завершился новой серией убийств, и Филипп не стал молчать. Иван Грозный, хорошо разбиравшийся в людях, искал в лице Церкви союзника и знал, что будущий св. Филипп не способен на интриги и предательство. Колычев с негодованием отверг предложенную сделку и в очередной раз потребовал уничтожения опричнины, угрожая в противном случае Ивану Грозному и его кромешникам проклятием.
ФИЛИПП МОСКОВСКИЙ
Он решительно отверг предъявленные ему обвинения, чем вызвал на соборе «многое смятение». Поняв, что дело проиграно, Колычев объявил о своем отречении. Но царь велел продолжать суд. В итоге собор признал все обвинения и вынес приговор о низложении Филиппа[7]. Филипп, в полном облачении, готовился начать обедню в храме Успения, как вдруг с шумом вошел Басманов, один из любимцев царя, окруженный опричниками и держа свиток в руках.
Он велел читать бумагу; народ, изумленный, услышал, что Филипп — преступник и лишается сана святительского как недостойный оного. Вслед за сим опричники бросились на митрополита, сорвали с него святительскую одежду, надели на него ветхую ризу и метлами выгнали его из храма. Митрополит все переносил спокойно и утешал народ и духовенство. Посадили его на дровни с бранью и побоями и повезли в Богоявленский монастырь.
Народ с плачем провожал любимого архипастыря». По ходатайству духовенства полагающуюся казнь через сожжение заменили вечным заточением в монастыре Отроч в Твери. В декабре 1569 года Иван Грозный обвинил жителей Новгорода в измене, будто бы желавших перейти к прусскому царству. Тогда в Новгороде был архиепископ Пимен, который некогда помог царю обвинить Колычева.
И, по такому случаю, царь отправил Малюту Скуратова в Отроч с целью уговорить Филиппа помочь им расправиться с Пименом. Однако тяжелые испытания, выпавшие на долю бывшего митрополита, не сломили его и он не изъявил никакого желания отомстить Пимену. Он лишь пытался образумить Скуратова. Эта беседа закончилась трагично.
Некоторые историки считают, что вражда между Иваном Грозным и Филиппом Колычевым характеризуется как спор между государством и церковью из-за власти, вызванный попытками светской власти подчинить себе церковь. Права архиереев иметь двор были ограничены в 1551 году. При Грозном начинают созываться ежегодно в Москву духовныя власти из разных местностей России; этот собор — будущий Синод, и который иностранцы уже называли синодом — также ограничивал власть митрополита. В то же время учреждены были поповские старосты — будущие «благочинные» - для наблюдения за нравственностью священников, чтобы они не ходили в кабаки и т.
Ничего страшного, что я переписала данный текст современным языком???
Монастырь, который никак не хотел становиться тюрьмой Но при всей своей устремленности к «горнему Отечеству» соловецкие старцы помимо своего желания то и дело оказывались вовлеченными в московские дела и интриги. Артемия из заволжских скитов предали суду, двое соловецких старцев — книгописец Иоасаф Белобаев и Феодорит — пытались защитить его от обвинений в ереси.
В результате в 1554 году Артемия сослали под надзор в Соловецкий монастырь. А когда после падения «Избранной Рады» неформальный совет при царе — Прим. Архипелаг посреди далекого северного моря казался идеальным местом для заточения еретиков, чародеев и «изменников».
Но попытка превратить Соловки в тюрьму не удалась: один из первых узников монастыря старец Артемий бежал с островов и вскоре объявился в Литве конечно, если бы игумен Филипп позаботился о строгом надзоре за узниками или организовал погоню, этот побег едва ли был бы возможен. Так что, когда царь в 1562 году подверг опале своего личного недруга «великого» боярина князя Дмитрия Курлятева-Оболенского, «изменника» сослали уже не на Белое море, а на Ладогу. Столица без митрополита В это время митрополитом Московским был инок Чудова монастыря Афанасий.
Он многие годы был духовником царя, пользовался его полным доверием, но когда он попытался остановить казни и вместе с боярами явился во дворец протестовать, Грозный уехал из столицы в Александровскую слободу и оттуда прислал митрополиту Афанасию грамоту. В ней он объявил об опале на епископов и прочих архиереев кроме митрополита , на бояр, приказных и детей боярских, а кроме того, известил всех об отречении от престола. Народ московский, которому царь объявил милость одновременно с опалой на власть имущих, грозил «изменникам» расправой, и бояре вынуждены были подчиниться.
Они просили митрополита о посредничестве. Но митрополит не пожелал покидать столицу и направил к царю архиепископа Пимена и архимандрита Левкия. В 1565 году Иван Грозный учредил опричнину.
Карамзин пишет: «Сия часть России и Москвы, сия тысящная дружина Иоаннова, сей новый Двор, как отдельная собственность Царя находясь под его непосредственным ведомством, были названы опричниною; а все остальное — то есть, все государство — земщиною, которую Иоанн поручал боярам земским, князьям Вельскому, Мстиславскому и другим, велев старым государственным чиновникам… сидеть в их приказах, решить все дела гражданские». А владыка Афанасий без ведома и согласия царя покинул митрополию и удалился в монастырь. Начались поиски нового митрополита.
И тут в Москве вспомнили о соловецком отшельнике. Трудности архиерейской жизни Царь надеялся, что найдет в нем сподвижника, духовника и советника, который по высоте монашеской жизни ничего общего не будет иметь с мятежным боярством.
Пока Филипп заботился о монастыре, над Первопрестольной сгущались тучи. В 1565 году Иван Грозный разделил все земли царства на две части — опричнина и земщина, а его личные «гвардейцы» — опричники выгрызали и выметали метлой измену, которую подозревал в своих подданных царь. По сути, начался масштабный террор. Поставление Фёдора Колычева в митрополиты. Wikimedia Commons Пойти против царя московский митрополит Афанасий не смог, но не мог и одобрить происходившее.
Он оставил древний город и уехал в Чудов монастырь. Заменили его архиепископом Казанским Германом, однако и он оказался недостаточно сговорчивым. Церковью вновь некому стало управлять, и Иван Грозный решил призвать в Москву Филиппа. Соловецкому игумену царь предложил митрополичий сан. Тот долго отказывался — слишком уж незавидна была судьба Афанасия и Германа, да и мириться с опричниной Филипп не желал. Лишь уговоры монарха, бояр и других священнослужителей заставили его стать митрополитом Московским и всея Руси. Он дал слово не мешать политике Ивана и принял сан.
Около полутора лет Филипп занимался делами церкви довольно благополучно. В то время опричники вели себя сравнительно спокойно, не устраивали массовых казней и погромов. Но зимой 1568 года Иван Грозный узнал о письмах короля Польши Сигизмунда и литовского гетмана Ходкевича — те призывали московских бояр перейти на их сторону шла Ливонская война. Царь решил искоренить измену. Опричники обрушились не только на князей и бояр, которых подозревали в предательстве, но и на простой люд. Тела жертв бессудных расправ лежали на улицах Москвы. Слово митрополита Митрополит беседовал с царём — взывал к его благочестивым устремлениям.
Но Иван стал явно избегать встреч с Филиппом.
Кадр из фильма «Иван Грозный». Памятник самодержцу освящен схиархимандритом Илией Ноздриным , духовником патриарха Кирилла. Ноздрин в своей речи на торжественной церемонии назвал самодержца собирателем русских земель и защитником православия от посягательств врагов России.
Ранее установку памятника в Орле одобрил сам глава РПЦ, утверждал губернатор Орловской области Вадим Потомский, активный сторонник увековечивания памяти царя — основателя Орла. Патриарх Кирилл в приватном разговоре с губернатором назвал Грозного «мощным государственником». Люди же знают историю, но никому в голову не придет: давайте спилим, потому что он столько людей загубил». Некоторые вспомнили при этом слова главы РПЦ, сказанные им в апреле 2011 года, кстати, в присутствии своего духовника, о том, что канонизированный московский митрополит Филипп Колычев был «умерщвлен потому, что отказался благословить Иоанна Грозного после его очередного кровавого набега на свой народ, на мирных людей».
Однако при этом забывают, как Кирилл особо подчеркивал в той речи: «Святитель Филипп не выражал политической позиции. Он не был сторонником тех, кто мечтал о низвержении Иоанна Грозного, и он не благословил царя не потому, что стремился тем самым ослабить его авторитет». Далее патриарх заявил о том, что современные страдания людей и духовное падение «несопоставимы» с временами Ивана Грозного. Таким образом, мы видим, что в позиции РПЦ сочетается признание «государственничества» царя, легитимности его тирании, но при этом РПЦ подчеркивает, что светская власть должна иметь ограничитель в виде религиозной институции.
Единственное, что Церковь однозначно отрицает — это притязания некоторых радикально-державнических кругов к канонизации царя. Между тем в церковной традиции и в исторических сочинениях мы нарочно не берем советских исследователей образ царя в его отношении к Церкви, христианству и христианским ценностям весьма противоречив. В этих источниках Иван Грозный выступает как исключительно практичный властитель, использующий религию в политических целях, стремящийся все подчинить идее единоличной власти, во многом даже западник, встраивающий Московскую Русь в европейский контекст. В какие-то моменты Иван IV позволяет себе глумление над христианскими обрядами и символами, чтобы унизить критиков своей тирании.
В некоторых случаях царь доходит прямо-таки до большевистских методов борьбы с Церковью. Итак, приведем некоторые исторические и церковные свидетельства… «Злоба царя к духовенству» «Если взять девять иерархов, занимавших московскую кафедру за время Василия III и Ивана IV, то мы увидим, что из них лишь трое умерли в своем сане. Остальные были лишены его насильственно или «добровольно» отреклись: один из них святой Филипп оставил не только кафедру, но и самую жизнь. Отрешения продолжаются и при кротком Федоре Ивановиче, указывая на прочно установившуюся традицию» Георгий Федотов.
Святой Филипп, митрополит Московский. Далее: Федотов. Такой смысл имела трагикомедия отъезда царя в Александровскую слободу, предшествовавшая учреждению опричнины. В грамоте, которую царь прислал из слободы в Москву с изложением причин своего гнева на всю «землю», на все правящие круги, духовенство стоит на первом плане: «Царь и великий князь гнев свой положил на своих богомольцев, на архиепископов, и епископов, и на архимандритов, и на игуменов, на бояр своих, и на их дьяков, и на детей боярских, и на всех приказных людей»...
ФИЛИПП МОСКОВСКИЙ
Митрополит Колычев Филипп Иван 4. Иван Грозный и митрополит. Митрополит Филипп отказывается благословить Ивана Грозного. Среди павших за веру православную имя святого Филиппа, митрополита Московского вспоминают вместе с именем Ивана Грозного. На Соловках Колычев полтора года проходил в послушниках, отлично себя зарекомендовал в глазах братии и лично игумена, потом принял монашеский постриг с именем Филипп. Иван Грозный надеялся, что уморит Филиппа голодом, цепями и страхами, но старик не умирал, а толпа москвичей не расходилась возле стен монастыря, плачущая. Иван Грозный надеялся, что уморит Филиппа голодом, цепями и страхами, но старик не умирал, а толпа москвичей не расходилась возле стен монастыря, плачущая. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам.