Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий лай собаки. Изредка вдалеке вспыхивает молния и слышится слабый гул, постепенно усиливающийся, приближающийся и переходящий в прерывистые раскаты, обнимающие весь небосклон.
Задача по теме: "Правила пунктуации в ССП и при однородных членах"
| В начале апреля уже шумели скворцы и летали в саду желтые бабочки | От ветерка чуть шелестит листва дерева. |
| Цыбулько задание 16 ЕГЭ 2023 практика с ответами по русскому языку | Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий, едва различимый лай собаки. |
| ЛУЧШАЯ ВЕРСИЯ ЕГЭ 2023 ЦЫБУЛЬКО РУССКИЙ | тихий, едва различимый, словно из-за ворот в иной мир. |
| Вдалеке шелестели кроны деревьев | Но вдалеке уже слышались раскаты грома. |
Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался
5. Вдалеке шелестели кроны деревьев, и слышался тихий, едва различимый лай собаки. 10) Издали слышался шум мокрых деревьев, будто вдалеке шумела вода в шлюзах (придаточное сравнительное). Кроны деревьев покачиваются и еле слышно шелестят, открывая желтое небо. Вдалеке шелестели кроны деревьев, // и слышался тихий, едва различимый лай.
Харуки Мураками: Норвежский лес [litres]
Он прикоснулся к березке, и вспыхнула она желтым костром. Осень не хочет расставаться с людьми и часто плачет. Печальный дождь падает из туч на землю. Люди смотрят на небо и грустно говорят: «Вот и осень, теперь жди зимы».
Если бы осень умела говорить, она сказала бы: «Я не хочу уходить от вас, люди, я хочу остаться». Но мчится бессердечное время, и осень уходит. Мы заходим в лес.
Кругом тишина. Тонкие осинки тихонько лепечут над нами. Веточки берез едва шевелятся.
Могучий дуб стоит возле красивой липы. Большие мухи и какие-то мошки вьются за тобой столбом. Узкая дорожка ведет в глубину леса, а там становится еще уже.
Мы идем тихонько т стараемся не нарушать лесной тишины. Вот набежал ветер, и зашумели верхушки деревьев. Сквозь прошлогоднюю листву уже растет высокая трава.
А в этой траве стоят грибки под своими масляными шляпками. Как хорош лес поздней осенью! Нет яркого солнца, движения, шума.
Сквозь ветки деревьев белеет небо. На липах висят последние листики. Тихо шевелятся от любого дуновения ветерка сухие былинки.
Спокойно дышит грудь. Грамматическое задание. Выполните синтаксический разбор 3 предложения 1 абзаца 2.
Разберите по составу слова: масляными, набежали 3. Найдите 1 предложение с однородными членами, выпишите его, составьте схему. Небо перед утренней зарёй прояснилось.
На нём нет туч и облаков. Над узкой речкой расстилается синий туман. В такую раннюю пору здесь ни с кем не встретиться.
Предрассветная тишь долго не нарушается никакими звуками, ничьими голосами. В утреннем тумане ничего не видишь. Только тяжёлая от росы трава низко прилегает к земле и блестит серебряными каплями.
Но вот пробежал лёгкий ветерок. Раздаётся стук дятла, и лес наполняется птичьим пением. Из куста выскочил косой зайчонок и сбросил с веток капли росы.
Теперь уже нет опасности заблудиться в тумане. Поднимается горячее солнце. Оно бросает свои лучи на весеннюю землю.
Никогда не бывает утро так прекрасно, как ранней весной. Легко дышишь, любуешься природой. В 1925 году на Южном берегу Крыма был организован первый в стране лагерь отдыха для детей, для пионеров.
В Артеке шесть месяцев стоит тёплая, солнечная погода, рядом море, горы. Здесь дети могли отдохнуть, набраться сил. На небольшой площадке у самого берега моря установили семь полотняных палаток.
Питьевой водой лагерь снабжался из двух колодцев. Палатки в ночное время освещались керосиновыми лампами. В старинном доме устроили библиотеку, которая насчитывала всего двести книг.
В Артеке ребята занимались спортом, загорали, участвовали в политической и культурной жизни. Так начинал свою жизнь ныне всемирно известный лагерь, куда съезжались дети со всех концов страны. Август закончился, и первые шумные дни сменились тихими и ритмичными.
За прохладным утром приходит еще по-летнему теплый день, но зной уже не тот, и шуршащих листьев на земле всё больше. Во всем чувствуется осень. Осенние цветники праздничны, сочны и пышны.
Скоро буйство красок красавицы-осени поблекнет и утихомирится, придет непривычная зимняя тишина. В лесу много багрянца и желтизны. Кроны деревьев покачиваются и еле слышно шелестят, открывая желтое небо.
Листва еще густая, и огонь ярких рябиновых гроздьев делает убранство садов еще более нарядным. Ярко пылают ягоды шиповника в уже поредевшей листве кустарников. Лишь изредка хрустнет ветка или вскрикнет птица, испуганная присутствием человека.
Невдалеке полуразрушенный мост, под ним, огибая мелководье, спешит речка. Она то бурлива, то спокойна, ее дно неровно, забито корягами и камнями. Стал ногами в муравейник и потревожил его.
Они не терпят вторжения в свое царство.
Повсюду пестреют лужайки. И деревья все стоят нарядные, их тонкие... На уже потускневшем поле можно заметить стаи печальных аистов, которые готовятся к отлёту в тёплые края. А их детки уже совсем не похожи на...
За прохладным утром приходит еще по-летнему теплый день, но зной уже не тот, и шуршащих листьев на земле всё... Пашкову 141 слово. Не раз в дождливые сентябрьские дни наблюдал я серенькую птичку с красноватой грудкой и таким же горлышком.
Холодный ноябрьский дождь выкрасил землю темным, и техники в дождевиках, флаг на крыше приплюснутого терминала, рекламный щит «БМВ» кажутся унылой фламандской картиной. Едва самолет приземлился, погасло табло «Не курить», из динамиков тихо полилась инструментальная музыка. Оркестр исполнял «Norwegian Wood» «Битлз». И эта мелодия, как всегда, разбередила меня. Даже не так: она разбередила меня намного сильнее, чем обычно.
Чтобы голова не раскололась на части, я нагнулся, прикрыл лицо ладонями и замер. Вскоре подошла немецкая стюардесса, спросила по-английски: — Вам плохо? Следующей зазвучала мелодия Билли Джоэла. Разглядывая плывшие над Северным морем мрачные тучи, я думал о потерях в своей жизни: упущенном времени, умерших или ушедших людях, канувших мыслях. Пока самолет не остановился, пассажиры не отстегнули ремни и не начали доставать с багажных полок свои вещи, я мысленно перенесся на ту поляну. Вдыхал запах травы, кожей чувствовал дыхание ветерка, слышал пение птиц. Было это осенью 1969 года, накануне моего двадцатилетия. Подошла та же стюардесса, присела рядом, опять поинтересовалась, как я себя чувствую.
I only felt lonely, you know [1] Все в порядке, спасибо. Просто мне стало чуточку одиноко англ.
Священный дуб пруссов. Дуб кермесовый. Нанму дерево. Дуб Вардана Мамиконяна. Дуб палестинский. Лес Крыма не профи.
Крым лес сохры. Одинокое дерево. Дерево у дороги. Пейзаж одинокое дерево. Одинокое дерево в поле. Небо сквозь кроны деревьев. Лес верхушки деревьев. Дерево арчед-роуд.
Деревья вдоль дороги. Пейзаж с деревьями. Летнее дерево. Деревья летом. Дубрава Орел осенью. Пейзаж Дубрава. Дубрава осень. Дубравы Самарской области.
Ветви деревьев. Ветка дерева. Ветка дерева в лесу. Нависающие деревья. Дуб солнце. Сильное дерево. Дерево на Холме. Красивые деревья с ветром.
Деревья вдалеке. Пейзаж с деревьями вдали. Картинка дерево вдали. Пошёл погулять в поле п. Картас Южный дерево. Dreamcore дерево. Картас дерево друидов. Дерево в облаках.
Дерево на фоне неба. Дерево на фоне голубого неба. Елово Сосновый лес. Ельник зеленомошник. Сосновый Бор и еловый Бор. Пихтовый лес Сосновый Бор. Дьяковский лес деревья береза Ива. Дерево на берегу реки.
Дерево над рекой. Природа река деревья. Сильный ветер в лесу. Сильный ветер деревья. Ветви дерева на ветру. Сильный ветер деревья гнутся. Заря прощается с землею Фет. Фет Заря.
Задача по теме: "Правила пунктуации в ССП и при однородных членах"
Вдалеке шелестели кроны. Крона дерева снизу. Кроны деревьев вид снизу. 10 000 символов, Пользователям, прошедшим регистрацию - 15 000 символов, Людям, оформившим PRO версию - 100 000 символов. Также в эту опцию включены отключение рекламных показов и выделенная очередь. Главная» Новости» Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий. Главная» Новости» Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий. Шелестели кроны деревьев, вдалеке слышался лай собаки — тихий, едва различимый, словно из-за ворот в иной мир.
Выполнить синтаксический разбор предложения
| ГДЗ к заданию 5 ВПР по русскому языку 4 класс с ответами | Небо кроны деревьев солнце снизу вверх. Крона дерева снизу. |
| Задание 4 на пунктуационный анализ с ответами к ОГЭ по русскому языку, ФИПИ | Вдалеке шелестели кроны деревьев, // и слышался тихий, едва различимый лай. |
Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий
| В начале апреля уже шумели скворцы и летали в саду желтые бабочки какое это предложение | Шелестит под ногами листва опавшая с деревьев. |
| Диктанты для 8 класса | Вдалеке шелестели кроны. Крона дерева снизу. Кроны деревьев вид снизу. |
| ГДЗ к заданию 5 ВПР по русскому языку 4 класс с ответами | Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий лай собаки. |
Вдалеке шелестели кроны
Вдалеке шелестели кроны деревьев, // и слышался тихий, едва различимый лай. Варианты задания 4 из открытого банка заданий ФИПИ и из сборников на пунктуационный анализ с ответами к ОГЭ по русскому языку. Главная» Новости» Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий. 5. Вдалеке шелестели кроны деревьев, и слышался тихий, едва различимый лай собаки.
Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий
10) Издали слышался шум мокрых деревьев, будто вдалеке шумела вода в шлюзах (придаточное сравнительное). Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий едва различимый лай собаки. 10) Издали слышался шум мокрых деревьев, будто вдалеке шумела вода в шлюзах (придаточное сравнительное).
Полка настенная белая лофт интерьер
Ветка дерева. Ветка дерева в лесу. Нависающие деревья. Дуб солнце. Сильное дерево.
Дерево на Холме. Красивые деревья с ветром. Деревья вдалеке. Пейзаж с деревьями вдали.
Картинка дерево вдали. Пошёл погулять в поле п. Картас Южный дерево. Dreamcore дерево.
Картас дерево друидов. Дерево в облаках. Дерево на фоне неба. Дерево на фоне голубого неба.
Елово Сосновый лес. Ельник зеленомошник. Сосновый Бор и еловый Бор. Пихтовый лес Сосновый Бор.
Дьяковский лес деревья береза Ива. Дерево на берегу реки. Дерево над рекой. Природа река деревья.
Сильный ветер в лесу. Сильный ветер деревья. Ветви дерева на ветру. Сильный ветер деревья гнутся.
Заря прощается с землею Фет. Фет Заря. Стихотворение Фета Заря прощается с землею. Афанасий Фет земля прощается с землею.
Шелестит под ногами листва опавшая с деревьев. Подчеркнуть грамматическую основу в предложении деревья пожелтели. Шуршат под ногами опавшие листья синтаксический разбор. Синтаксический разбор предложения шелестит под ногами листва.
Тополь диаметр высота дерева. Схема обрезки тополей. Омолаживающая обрезка тополя схема. Диаметр кроны тополя обыкновенного.
Иван Саввич Никитин звёзды меркнут и гаснут. Стихотворение утро Никитин. Стих утро Иван Саввич Никитин. Иван Никитин стихотворение утро.
Звёзды меркнут и гаснут. Стихотворение про утро 3 класс. Стихотворение утро звезды меркнут и гаснут. Лес снизу.
Лес и небо вид сверху. Небо сквозь ветви деревьев. Ветви деревьев ночью. Ветка дерева ночью.
Ночное небо сквозь ветви.
На ветке дерева сидела маленькая птичка. Ответ: В слове «птичка» все согласные звуки глухие. Ответ: птичка 36. Среди игрушек стояли модели паровозов. Ответ: В слове «модели» все согласные звуки звонкие. Ответ: модели 37. Весной светла и прозрачна берёзовая роща.
Ответ: В слове «берёзовая» все согласные звуки звонкие. Ответ: берёзовая 38. Долго бежит ручеёк по дорожке. Ответ: В слове «долго» все согласные звуки звонкие. Ответ: долго 39. Нашей давней мечтой был горный поход. Ответ: В слове «поход» все согласные звуки глухие. На конце слова происходит оглушение согласного: вместо Д произносится [т].
Ответ: поход 40. В поле у деревни растут васильки. Ответ: В слове «деревни» все согласные звуки звонкие. Ответ: деревни 41. Дети спрятались от солнца под яблоней. Ответ: В слове «яблоней» все согласные звуки звонкие: [й], [б], [л], [н], [й]. Ответ: яблоней. Ранней осенью краснеют пышные кисти рябины.
Ответ: В слове «кисти» все согласные звуки глухие: [к], [с], [т]. Ответ: кисти. Под звонкую песню капели уходит зима. Ответ: В слове «зима» все согласные звуки звонкие: [з], [м]. Ответ: зима. От леса к нашей деревне тянется тропка. Ответ: В слове «деревне» все согласные звуки звонкие: [д], [р], [в], [н]. Ответ: деревне.
После дождика раскинулась по небосклону радуга. Ответ: В слове «радуга» все согласные звуки звонкие: [р], [д], [г]. Ответ: радуга. Из-под снега выходит земля с пожухлой травой. Ответ: В слове «земля» все согласные звуки звонкие: [з], [м], [л]. Ответ: земля. Вдруг по крыше застучали крупные градины. Ответ: В слове «градины» все согласные звуки звонкие: [г], [р], [д], [н].
Ответ: градины. От станции к озеру бежит тропинка. Ответ: В слове «озеру» все согласные звуки звонкие: [з], [р]. Ответ: озеру. От ветерка чуть шелестит листва дерева. Ответ: В слове «дерева» все согласные звуки звонкие: [д], [р], [в]. Ответ: дерева. По чёрным проталинам важно ходят грачи.
Ответ: В слове «важно» все согласные звуки звонкие: [в], [ж], [н]. Ответ: важно. Хомячок прячет за толстые щёчки семечки. Ответ: В слове «щёчки» все согласные звуки глухие: [щ], [ч], [к]. Ответ: щёчки. Плод каштана похож на крошечный сундучок. Ответ: В слове «похож» все согласные звуки глухие: [п], [х], [ш]. Ответ: похож.
Могучий дуб в парке виден издалека. Ответ: В слове «виден» все согласные звуки звонкие: [в], [д], [н]. Ответ: виден. Тишину сада потревожил щебет птиц. Ответ: В слове «птиц» все согласные звуки глухие: [п], [т], [ц]. Ответ: птиц. На крыльце чёрный щенок грызёт косточку. Ответ: В слове «косточку» все согласные звуки глухие: [к], [с], [т], [ч].
Ответ: косточку. Щедрые лучи яркого солнца озарили луг. Ответ: В слове «озарили» все согласные звуки звонкие: [з], [р], [л]. Ответ: озарили. В жаркий полдень солнце раскаляет песок. Ответ: В слове «песок» все согласные звуки глухие: [п], [с], [к]. Ответ: песок. Чудный ларец создан умелыми мастерами.
Ответ: В слове «умелыми» все согласные звуки звонкие: [м], [л].
Если посмотреть свежий сборник под ред. Цыбулько и Р. Дощинского 36 вариантов для 2023 г. Именно на плохую отработку последней конструкции указывают авторы методических рекомендаций ФИПИ на стр. На поверку оказалось, что данные темы изучаются в школе формально и односторонне.
Например, многие выпускники на экзамене впервые анализировали конструкции, в которых однородные члены выражены прилагательным и причастием одиночные или с зависимыми словами. Предполагаем, что подобные конструкции не включались в дидактический материал в процессе обучения». Но это огульное обвинение. Получается, что учителя виноваты в том, что не отрабатывают правило, которое не сформулировано в Своде правил 1956 г. Обязательность постановки запятой в такой конструкции не указана даже у Д. В справочнике «Трудные случаи пунктуации» 1961 г.
Я же никак не мог понять, почему этот дерзкий и талантливый человек не направляет свои способности в более широкий мир, а довольствуется нашим тесным кругом. Как и причину того, почему он выбрал себе в приятели именно меня. Да, я любил в одиночестве почитать или послушать музыку, но считал себя человеком обычным и неприметным. Ну не было во мне ничего выдающегося.
Несмотря на это, мы сразу же сошлись характерами и подружились. Его отец был зубным врачом и славился высоким мастерством и не менее высокими расценками. Не против сходить куда-нибудь вчетвером? Моя подруга из женского лицея приведет симпатичную девчонку, — предложил Кидзуки, едва мы успели познакомиться.
Я согласился. Так я и встретился с Наоко. Хотя виделись мы часто и проводили втроем немало времени, когда Кидзуки однажды пришлось отлучиться, и мы с Наоко остались наедине, разговор никак не складывался. Мы просто не знали, о чем говорить: на самом деле, у нас не было ни одной общей темы.
Что уж тут? Мы молча пили воду и двигали стоявшие на столе предметы. В общем, ждали, когда вернется Кидзуки. А с его появлением беседа возобновилась.
Наоко была не из самых разговорчивых, да и мне больше нравилось слушать, чем говорить самому. Поэтому оставаясь с нею наедине, я чувствовал себя неуютно. Вовсе не значит, что мы не подходили друг другу. Просто нам не о чем было говорить.
Через две недели после похорон Кидзуки один раз мы с Наоко встретились. Оставалось небольшое дело, и мы договорились о свидании в кафе. А когда все обсудили, больше и разговаривать оказалось не о чем. Я попытался разговорить ее, но беседа постоянно обрывалась на полуслове.
Плюс ко всему, отвечала она резковато. Будто бы сердилась на меня, но почему — я не знал Мы расстались, и до случайной встречи год спустя в электричке не виделись ни разу. Может, Наоко сердилась, что не она, а я был последним, кто разговаривал с Кидзуки? Может, это звучит неэтично, но я, кажется, понимал ее настроение.
И будь это возможно, хотел бы, чтобы на моем месте оказалась она. Однако что случилось, то случилось. И что бы мы себе ни думали, уже ничего не изменить. В тот погожий майский день мы пообедали, и Кидзуки предложил вместо оставшихся занятий покатать шары.
Я тоже не испытывал к остававшимся урокам особой симпатии, и мы, выйдя из школы, спустились с пригорка до порта, зашли в бильярдную и сыграли четыре партии. Когда я легко выиграл первую, Кидзуки сразу стал играть всерьез и в оставшихся трех отыгрался. По уговору я заплатил за игру. За все время он ни разу не пошутил — а для него это большая редкость.
Закончив игру, мы сели перекурить. Той же ночью он умер в гараже собственного дома. Протянул от выхлопной трубы «N-360» Сама Ночь резиновый шланг, залепил окна в салоне липкой лентой и запустил двигатель. Долго ли он умирал, я не знаю.
Родители уезжали навестить кого-то в больнице, а когда вернулись и открыли двери гаража, Кидзуки уже был мертв. И только радио играло в машине, да дворники прижали к стеклу чек с автозаправки. Ни предсмертной записки, ни очевидных причин. Поскольку я был последним, кто встречался и разговаривал с ним, меня вызвали в полицию на допрос.
Видимо, ни я, ни Кидзуки на следователя положительного впечатления не произвели. В его глазах читалось: «Что может быть странного в самоубийстве человека, который вместо занятий катает шары? Некоторое время на парте Кидзуки стояли белые цветы. Оставшиеся десять месяцев до окончания школы я не мог найти себе места в окружающем мире.
Сблизился с одной девчонкой, но не выдержал и полугода. Она так и не вызвала у меня никаких чувств. Я выбрал частный токийский институт, куда наверняка можно было поступить без особой подготовки. И совершенно спокойно стал студентом.
Девчонка просила не уезжать в Токио, но мне хотелось непременно покинуть Кобэ. И начать новую жизнь в городе, где меня никто не знает. Просто мне хотелось уехать подальше от своего города, но она этого не понимала. И мы расстались.
В кресле «синкансэна» в Токио я вспоминал все хорошее, что было в ней, и раскаивался от того, какую подлость совершил. Но было уже поздно. Лучше забыть о ней. Когда я поселился в токийском общежитии и начал новую жизнь, мне требовалось лишь одно: не брать в голову разные вещи и как можно лучше постараться отстраниться от них.
Я решил насовсем забыть зеленое сукно бильярдного стола, красный «N-360», белые цветы на парте, дым из трубы крематория и тяжелое пресс-папье на столе следователя. Первое время казалось, что мне это удается. Но сколько бы я ни пытался все забыть, во мне оставался какой-то аморфный сгусток воздуха, который с течением времени начал принимать отчетливую форму. Эту форму можно выразить словами.
На словах звучит просто, но тогда я чувствовал это не на словах, а упругим комком внутри своего тела. Смерть закралась и внутрь пресс-папье, и в четыре шара на бильярдном столе. И мы жили, вдыхая ее, словно мелкую пыль. До тех пор я воспринимал смерть как существо, полностью отдаленное от жизни.
Иными словами: «Смерть рано или поздно приберет нас к рукам. Однако до того дня, когда смерть приберет нас к рукам, она этого сделать не может». И такая мысль казалась мне предельно точной теорией. Жизнь — на этой стороне, смерть — на той.
Я нахожусь по эту сторону, и там меня нет. Однако после смерти Кидзуки я уже не мог так просто воспринимать смерть как и жизнь тоже. Смерть — не полярная жизни субстанция. Смерть изначально существует во мне.
И как ни пытайся, устраниться от нее невозможно. Унеся Кидзуки в ту майскую ночь семнадцатилетия, смерть одновременно схватила и меня. С таким вот сгустком внутри я проводил свою восемнадцатую весну. И при этом старался не горевать, потому что в глубине души понимал: горевать — не значит непременно приближаться к истине.
Хотя, если подумать, смерть оставалась горькой правдой. В этой удушливой противоречивости я продолжал свое бесконечное странствие. Сейчас уже можно сказать: то было странное время. В самом водовороте жизни все вращалось вокруг смерти.
Глава 3 Наоко позвонила в следующую субботу, и мы условились о свидании на воскресенье. Пожалуй, наши встречи можно назвать свиданиями, поскольку другие слова в голову не приходят. Как и в прошлый раз, мы гуляли по городу, зашли в какое-то кафе, опять гуляли, вечером поужинали и, попрощавшись, расстались. Наоко по-прежнему лишь изредка роняла отдельные слова и особо не обращала на это внимание.
Я тоже не припомню за собой осмысленного разговора. Когда совпадало настроение, мы рассказывали о своей жизни и учебе, но все эти рассказы получались бессвязными. Прошлое оставалось для нас табу. Мы лишь бродили по городу, благо Токио — город большой, и весь его не исходишь.
Мы встречались почти каждую неделю и продолжали гулять. Она шагала впереди, я немного отставал. У Наоко имелось большое количество заколок разных форм, и всеми она непременно открывала правое ухо. Тогда я видел перед собой лишь ее затылок, и прекрасно помню его до сих пор.
Когда Наоко стеснялась, она вертела заколку в руках. И часто вытирала платком рот. Была у нее такая привычка: промакивать рот, прежде чем что-нибудь сказать. Глядя на нее, я постепенно проникался к ней симпатией.
Она училась в институте на окраине Мусасино. Укромное учебное заведение славилось преподаванием английского языка. Вблизи ее дома располагался живописный водоем, и мы иногда гуляли вокруг него. Наоко приглашала меня к себе, готовила еду и, похоже, нисколько не обращала внимания на то, что мы оставались наедине.
Уютная комната, ничего лишнего. Если бы не сохшие на окне колготки, трудно было поверить, что здесь живет девушка. Наоко существовала очень просто и аккуратно, и подруг почти не имела. Помня ее со школьной поры, я не мог предположить в ней такие перемены.
В те годы Наоко одевалась изысканно, и ее всегда окружали подружки. У нее дома я понял, что Наоко, так же как и я, после школы хотела уехать на учебу в другой город, чтобы начать жизнь в таком месте, где ее никто не знает. Догадываешься, какие? Нельзя сказать, что в наших отношениях не было прогресса.
Постепенно Наоко привыкала ко мне, а я — к ней. Закончились летние каникулы, начался новый семестр, и она очень естественно — как само собой разумеется — начала ходить рядом со мной. Думаю, так она дала понять, что признала меня своим другом, и мне было очень приятно гулять с такой красивой девушкой. Мы продолжали бесцельные прогулки по Токио: взбирались на холмы, переправлялись через реки, переходили дороги и продолжали куда-то идти.
У нас не было цели. Нам было достаточно просто идти куда-нибудь. Мы увлеченно шагали, будто выполняли некий ритуал для успокоения души. Когда лил дождь, ходили под зонтиком.
Вскоре наступила осень, и весь внутренний двор общежития усыпали листья дзельквы. Надевая свитер, я почувствовал запах нового времени года. Истопталась обувь, и я купил новую пару — из замши. Мне трудно припомнить, о чем мы тогда говорили.
Думаю, вряд ли о чем-то серьезном. И по-прежнему не касались прошлого. Имя Кидзуки почти не всплывало в наших разговорах. Мы вообще говорили нечасто, и привыкли просто молча смотреть друг на друга в каком-нибудь очередном кафе.
Наоко хотела больше узнать о Штурмовике, и я часто рассказывал о нем. Один раз он сходил на свидание с однокурсницей разумеется, с факультета географии , но вечером вернулся очень унылый. Было это в июне. Штурмовик спросил меня: — Послушай, Ватанабэ, ты с де-девчонками о чем говоришь...
Я не помню, что ответил ему тогда, но одно могу сказать точно: он явно задал вопрос не по адресу. В июле, пока его не было, кто-то содрал фотографию амстердамского канала и наклеил вид моста Золотые ворота в Сан-Франциско — видимо, из чистого любопытства: сможет ли Штурмовик дрочить, разглядывая мост? Стоило мне сообщить, что делал он это с радостью, в следующий раз наклеили ледники. Однако после каждой такой смены декораций Штурмовик сильно расстраивался: — В конце концов, к-к-кто это делает?
А что плохого? Фотографии-то все красивые, как на подбор. Кто бы это ни был, мы должны радоваться. Но все равно — противно.
Эти истории смешили Наоко. Она смеялась редко, и я старался веселить ее байками о Штурмовике, хотя, по правде говоря, мне вовсе не хотелось выставлять его посмешищем. Он просто был чересчур серьезен: третий сын в совсем не богатой семье. Лишь карты были скромной мечтой его скромной жизни.
Кто вправе над этим смеяться? При этом «байки о Штурмовике» уже стали одной из постоянных тем для разговоров в общежитии. Даже если б я попытался в тот момент их прекратить, сделать это оказалось бы невозможно. К тому же, мне было приятно видеть улыбку на лице Наоко.
Поэтому я продолжал снабжать окружающих новыми историями о Штурмовике. Лишь один раз Наоко поинтересовалась, есть ли у меня подруга. Я рассказал о той, с которой расстался. Но почему-то она мне была не по сердцу.
Видимо, сердце прячется в твердой скорлупе, и расколоть ее дано немногим. Может, поэтому у меня толком не получается любить. Больше она ничего не спрашивала. Когда задули холодные осенние ветры, она, бывало, прижималась к моей руке.
Через толстый ворс ее пальто я ощущал тепло. Она брала меня под руку, ладошкой залезала мне в карман, а когда холодно становилось невыносимо, дрожала, крепко уцепившись за меня. Но это ни о чем не говорило. В ее поведении не было ничего двусмысленного.
Я продолжал идти как ни в чем ни бывало, руки в карманах. Обувь у нас была на резиновой подошве, и шаги почти не слышались. Лишь сухо шуршало под ногами, когда мы наступали на опавшие листья огромных платанов. Я вслушивался в шуршание листьев, и мне становилось жаль Наоко.
Ей была нужна не моя, а чья-нибудь рука. Ей требовалось не мое, а чье-нибудь тепло. И я начал чувствовать себя виновным за то, что я — это я. Чем больше зима вступала в свои права, тем прозрачнее казались глаза Наоко.
Такая безысходная прозрачность. Иногда Наоко без всякой причины всматривалась в мои глаза, будто что-то искала в них. И каждый раз мне становилось невыносимо грустно. Я начал подумывать, что она, видимо, хочет мне что-то сообщить, но не может найти слов.
Нет, даже не так. Прежде чем выразить словами, она не может сформулировать мысль в себе. Поэтому и на словах ничего не выходит. Она лишь то и дело сжимает заколку, вытирает платком рот и бессмысленно всматривается в мои глаза.
Иногда мне хотелось обнять ее, но я всякий раз сомневался да так и не решился. Мне казалось, что тем самым я могу ее обидеть. И мы по-прежнему продолжали гулять по Токио, а Наоко — выискивать в пустоте слова. Общежитские поддразнивали меня, когда звонила Наоко или я по утрам в воскресенье собирался уходить.
Они, разумеется, полагали, что у меня завелась подружка. Я не собирался им ничего объяснять, и даже не видел в этом необходимости, а потому оставлял все как есть. Когда я возвращался вечером в общагу, кто-нибудь непременно интересовался, какая была поза, как у нее там внутри, какого цвета трусики. Мне оставалось лишь что-нибудь выдумывать в ответ на эти пошлости.
Незаметно мне исполнилось девятнадцать. Всходило и заходило солнце, спускался и поднимался флаг, а я по воскресеньям встречался с подругой покойного друга. Я не осознавал, ни что сейчас делаю, ни как быть дальше. На лекциях я слушал про Клоделя, Расина и Эйзенштейна, но мне они ничего не дали.
Товарищей среди однокашников я себе не завел, с соседями по общаге только здоровался. Я постоянно читал книги, и общежитские считали, что я собираюсь стать писателем. А я не собирался становиться писателем. Я вообще не собирался становиться никем.
Несколько раз я порывался рассказать о своих мыслях Наоко. Мне казалось, она должна правильно понять мое настроение. Но подобрать слова, чтобы выразить свои чувства, не мог. В субботу вечером я садился на стул в коридоре возле телефона и ждал звонка от Наоко.
По субботам все уходили в город, и в коридоре становилось тише обычного. Разглядывая витавшие в безмолвном пространстве частички света, я пытался разобраться в себе. Что мне нужно? И что нужно людям от меня?
Я не мог подыскать достойный ответ. Иногда я протягивал к витающим частичкам света руку, но пальцы ничего не касались. Мне нравилось читать, но читал не запоем, а с удовольствием по несколько раз перечитывал любимые. Ни в классе, ни в общаге никто больше не любил этих писателей.
Интересы у нас не совпадали, поэтому я молча продолжал глотать книги в одиночестве. Перечитав в очередной раз, я закрывал глаза и вдыхал книжный запах. Нюхая корешок, прикасаясь руками к страницам, я чувствовал себя счастливым. В восемнадцать самым любимым произведением у меня был роман Джона Апдайка «Кентавр».
Однако затем он приелся, и пальма первенства перешла к «Великому Гэтсби» Фитцджеральда. С тех пор этот роман был для меня лучшим. Я завел обычай: в хорошем настроении доставать с полки эту книгу, открывать и перечитывать с первой попавшейся страницы. И ни разу я не остался разочарованным, поскольку в книге не было ни одной посредственной страницы.
Мне хотелось поведать об этом всем, но вокруг не было никого, кто прочитал бы его или хотя бы считал, что стоит прочесть. В 1968 году чтение Фитцджеральда не возбранялось, но при этом однозначно не рекомендовалось. В то время в моем окружении имелся только один человек, который читал Фитцджеральда. Благодаря этому мы и подружились.
Звали его Нагасава. Он учился на два курса старше меня на юрфаке Токийского университета. Мы жили в одном общежитии и знали друг друга в лицо. Когда однажды я, греясь на солнышке в столовой, читал «Великого Гэтсби», он присел рядом и спросил, что за книга.
Я ответил. И чем больше читаю, тем больше интересных мест. Так мы подружились. Было это в октябре.
Чем лучше мы узнавали друг друга, тем больше Нагасава казался мне странным малым. За свою жизнь мне приходилось знакомиться, общаться и расставаться с большим количеством странных людей, но такого странного я видел впервые. Он читал столько, что мне за ним было не угнаться, но брал в руки только книги писателей, после смерти которых прошло больше тридцати лет. И при этом говорил, что верит только таким книгам.
Просто не хочу тратить ни минуты на книги, не прошедшие проверку временем. Жизнь коротка. Будешь читать то же, что остальные, — начнешь думать, как все. А они — сплошь деревенщина, мещане.
Приличный человек такой стыдобы не потерпит. Знаешь, Ватанабэ, в этом общежитии только два приличных человека: ты и я. Все остальные — шваль. У них на лбу написано.
Один взгляд — и сразу все понятно. К тому же, мы оба читаем «Великого Гэтсби». Я посчитал в уме. Из-за двух-то лет...
Такому классному писателю можно и простить. В общежитии никто не знал, что он — тайный почитатель классики. А если б и узнали, вряд ли обратили внимание. Его, в первую очередь, считали очень умным человеком.
Еще бы: без проблем поступил в Токийский университет, получал хорошие оценки, сдал экзамен в МИД и собирался стать дипломатом. Его отец имел в Нагоя крупную клинику, старший брат окончил медицинский факультет Токийского университета, чтобы продолжить дело отца. С виду — идеальная семья. Он всегда получал достаточно денег на карманные расходы, к тому же — выглядел прилично.
Поэтому все обращали на него внимание, и даже в общежитии никто не смел ему перечить. Когда он кого-нибудь о чем-либо просил, человек выполнял просьбу безропотно. Иначе и быть не могло.
В начале апреля уже шумели скворцы и летали в саду желтые бабочки какое это предложение
Вдалеке шелестели кроны. Крона дерева снизу. Кроны деревьев вид снизу. 5) Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий, едва различимый лай собаки. Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий лай собаки Трудность: общий второстепенный член Вывод: предложение сложносочиненное, так две грамматические основы, НО запятая не нужна, так как есть общий второстепенный член ВДАЛЕКЕ.
Вдалеке шелестели кроны деревьев
- Итоговый диктант 6 класс по русскому языку
- Упражнение 252 - ГДЗ Русский язык 4 класс Канакина учебник часть 2
- Предложения со словосочетанием «лес шелестел»
- Вдалеке шелестели кроны
- ГДЗ к заданию 5 ВПР по русскому языку 4 класс с ответами
- 12. Сложноподчинённые предложения с придаточными обстоятельственными
Вдалеке шелестели кроны деревьев
Ответ: 8. Стая лебедей летела в тёплые края. Ответ: 9. Природа оживает после зимнего сна. Ответ: 10. Оркестр начал играть знакомую мелодию. Ответ: 11. Каждый вечер клумбу с лилиями поливали.
Ответ: лилиями. В данном ниже предложении найди слово, в котором все звонкие согласные звуки твёрдые. С огорода пожаловали на праздник урожая кочаны капусты Ответ: Все звонкие согласные звуки твёрдые в слове «огорода». Ответ: огорода 13. Агроном — важнейшая профессия в сельской местности. Ответ: агроном 14. В данном ниже предложении найди слово, в котором есть звонкий мягкий непарный согласный звук, не обозначенный буквой.
Вьюги да метели под февраль полетели. Ответ: вьюги 15. В данном ниже предложении найди слово, в котором все согласные звуки звонкие непарные. Теплолюбивое растение майоран не переносит даже небольших заморозков. Ответ: 16. В данном ниже предложении найди слово, в котором все согласные звуки глухие. На всей земле нет птиц красивее наших лебедей.
Ответ: 17. В кустах ребята нашли птичье гнездо. Ответ: В слове «кустах» все согласные звуки глухие и твёрдые. Ответ: кустах 18. В данном ниже предложении найди слово, в котором все согласные звуки звонкие твёрдые. Слушай, дубрава, что лес говорит! Ответ: дубрава.
В данном ниже предложении найди слово, в котором все согласные звуки глухие твёрдые. Всем кошкам присуща бесшумная, мягкая походка. Ответ: 20. В данном ниже предложении найди слово, в котором все согласные звуки твёрдые. На поле вдалеке виднелся одинокий стог сена. Ответ: стог 21. С древнейших времён прекрасные розы восхищали людей.
Ответ: В слове «розы» все согласные звуки твёрдые. Ответ: розы 22. В данном ниже предложении найди слово, в котором все согласные звуки мягкие. Перья защищают птиц от внешних угроз. Ответ: В слове «перья» все согласные звуки мягкие. Ответ: перья 23. Петя долго искал дневник, поэтому опоздал в школу.
Ответ: В слове «Петя» все согласные звуки мягкие. Ответ: Петя 24. Отважная лодка плывёт по морским волнам. Ответ: В слове «волнам» все согласные звуки звонкие. Ответ: волнам. Пушистые хлопья снега укрывают землю. Ответ: В слове «землю» все согласные звуки звонкие.
Ответ: землю 26. По реке плыл огромный теплоход. Ответ: В слове «огромный» все согласные звуки звонкие. Ответ: огромный 27. Настала пора птицам гнёзда вить. Ответ: В слове «гнёзда» все согласные звуки звонкие. Ответ: гнёзда 28.
Расселись галки по веткам рябины. Ответ: В слове «рябины» все согласные звуки звонкие. Ответ: рябины 29. Ребята бежали кросс по стадиону. Ответ: В слове «бежали» все согласные звуки звонкие. Ответ: бежали 30. Весной красиво цветут яблони.
В слове «яблони» все согласные звуки звонкие. Ответ: яблони 31. Соседский кот очень озорной, поэтому каждый вечер мы с ним играем. Ответ: В слове «кот» все согласные звуки глухие. Ответ: кот 32. Плот медленно плыл по течению реки Ответ: В слове «медленно» все согласные звуки звонкие. Ответ: медленно 33.
Лучи солнца осветили опушку леса.
Оставшиеся десять месяцев до окончания школы я не мог найти себе места в окружающем мире. Сблизился с одной девчонкой, но не выдержал и полугода. Она так и не вызвала у меня никаких чувств.
Я выбрал частный токийский институт, куда наверняка можно было поступить без особой подготовки. И совершенно спокойно стал студентом. Девчонка просила не уезжать в Токио, но мне хотелось непременно покинуть Кобэ. И начать новую жизнь в городе, где меня никто не знает.
Просто мне хотелось уехать подальше от своего города, но она этого не понимала. И мы расстались. В кресле «синкансэна» в Токио я вспоминал все хорошее, что было в ней, и раскаивался от того, какую подлость совершил. Но было уже поздно.
Лучше забыть о ней. Когда я поселился в токийском общежитии и начал новую жизнь, мне требовалось лишь одно: не брать в голову разные вещи и как можно лучше постараться отстраниться от них. Я решил насовсем забыть зеленое сукно бильярдного стола, красный «N-360», белые цветы на парте, дым из трубы крематория и тяжелое пресс-папье на столе следователя. Первое время казалось, что мне это удается.
Но сколько бы я ни пытался все забыть, во мне оставался какой-то аморфный сгусток воздуха, который с течением времени начал принимать отчетливую форму. Эту форму можно выразить словами. На словах звучит просто, но тогда я чувствовал это не на словах, а упругим комком внутри своего тела. Смерть закралась и внутрь пресс-папье, и в четыре шара на бильярдном столе.
И мы жили, вдыхая ее, словно мелкую пыль. До тех пор я воспринимал смерть как существо, полностью отдаленное от жизни. Иными словами: «Смерть рано или поздно приберет нас к рукам. Однако до того дня, когда смерть приберет нас к рукам, она этого сделать не может».
И такая мысль казалась мне предельно точной теорией. Жизнь — на этой стороне, смерть — на той. Я нахожусь по эту сторону, и там меня нет. Однако после смерти Кидзуки я уже не мог так просто воспринимать смерть как и жизнь тоже.
Смерть — не полярная жизни субстанция. Смерть изначально существует во мне. И как ни пытайся, устраниться от нее невозможно. Унеся Кидзуки в ту майскую ночь семнадцатилетия, смерть одновременно схватила и меня.
С таким вот сгустком внутри я проводил свою восемнадцатую весну. И при этом старался не горевать, потому что в глубине души понимал: горевать — не значит непременно приближаться к истине. Хотя, если подумать, смерть оставалась горькой правдой. В этой удушливой противоречивости я продолжал свое бесконечное странствие.
Сейчас уже можно сказать: то было странное время. В самом водовороте жизни все вращалось вокруг смерти. Глава 3 Наоко позвонила в следующую субботу, и мы условились о свидании на воскресенье. Пожалуй, наши встречи можно назвать свиданиями, поскольку другие слова в голову не приходят.
Как и в прошлый раз, мы гуляли по городу, зашли в какое-то кафе, опять гуляли, вечером поужинали и, попрощавшись, расстались. Наоко по-прежнему лишь изредка роняла отдельные слова и особо не обращала на это внимание. Я тоже не припомню за собой осмысленного разговора. Когда совпадало настроение, мы рассказывали о своей жизни и учебе, но все эти рассказы получались бессвязными.
Прошлое оставалось для нас табу. Мы лишь бродили по городу, благо Токио — город большой, и весь его не исходишь. Мы встречались почти каждую неделю и продолжали гулять. Она шагала впереди, я немного отставал.
У Наоко имелось большое количество заколок разных форм, и всеми она непременно открывала правое ухо. Тогда я видел перед собой лишь ее затылок, и прекрасно помню его до сих пор. Когда Наоко стеснялась, она вертела заколку в руках. И часто вытирала платком рот.
Была у нее такая привычка: промакивать рот, прежде чем что-нибудь сказать. Глядя на нее, я постепенно проникался к ней симпатией. Она училась в институте на окраине Мусасино. Укромное учебное заведение славилось преподаванием английского языка.
Вблизи ее дома располагался живописный водоем, и мы иногда гуляли вокруг него. Наоко приглашала меня к себе, готовила еду и, похоже, нисколько не обращала внимания на то, что мы оставались наедине. Уютная комната, ничего лишнего. Если бы не сохшие на окне колготки, трудно было поверить, что здесь живет девушка.
Наоко существовала очень просто и аккуратно, и подруг почти не имела. Помня ее со школьной поры, я не мог предположить в ней такие перемены. В те годы Наоко одевалась изысканно, и ее всегда окружали подружки. У нее дома я понял, что Наоко, так же как и я, после школы хотела уехать на учебу в другой город, чтобы начать жизнь в таком месте, где ее никто не знает.
Догадываешься, какие? Нельзя сказать, что в наших отношениях не было прогресса. Постепенно Наоко привыкала ко мне, а я — к ней. Закончились летние каникулы, начался новый семестр, и она очень естественно — как само собой разумеется — начала ходить рядом со мной.
Думаю, так она дала понять, что признала меня своим другом, и мне было очень приятно гулять с такой красивой девушкой. Мы продолжали бесцельные прогулки по Токио: взбирались на холмы, переправлялись через реки, переходили дороги и продолжали куда-то идти. У нас не было цели. Нам было достаточно просто идти куда-нибудь.
Мы увлеченно шагали, будто выполняли некий ритуал для успокоения души. Когда лил дождь, ходили под зонтиком. Вскоре наступила осень, и весь внутренний двор общежития усыпали листья дзельквы. Надевая свитер, я почувствовал запах нового времени года.
Истопталась обувь, и я купил новую пару — из замши. Мне трудно припомнить, о чем мы тогда говорили. Думаю, вряд ли о чем-то серьезном. И по-прежнему не касались прошлого.
Имя Кидзуки почти не всплывало в наших разговорах. Мы вообще говорили нечасто, и привыкли просто молча смотреть друг на друга в каком-нибудь очередном кафе. Наоко хотела больше узнать о Штурмовике, и я часто рассказывал о нем. Один раз он сходил на свидание с однокурсницей разумеется, с факультета географии , но вечером вернулся очень унылый.
Было это в июне. Штурмовик спросил меня: — Послушай, Ватанабэ, ты с де-девчонками о чем говоришь... Я не помню, что ответил ему тогда, но одно могу сказать точно: он явно задал вопрос не по адресу. В июле, пока его не было, кто-то содрал фотографию амстердамского канала и наклеил вид моста Золотые ворота в Сан-Франциско — видимо, из чистого любопытства: сможет ли Штурмовик дрочить, разглядывая мост?
Стоило мне сообщить, что делал он это с радостью, в следующий раз наклеили ледники. Однако после каждой такой смены декораций Штурмовик сильно расстраивался: — В конце концов, к-к-кто это делает? А что плохого? Фотографии-то все красивые, как на подбор.
Кто бы это ни был, мы должны радоваться. Но все равно — противно. Эти истории смешили Наоко. Она смеялась редко, и я старался веселить ее байками о Штурмовике, хотя, по правде говоря, мне вовсе не хотелось выставлять его посмешищем.
Он просто был чересчур серьезен: третий сын в совсем не богатой семье. Лишь карты были скромной мечтой его скромной жизни. Кто вправе над этим смеяться? При этом «байки о Штурмовике» уже стали одной из постоянных тем для разговоров в общежитии.
Даже если б я попытался в тот момент их прекратить, сделать это оказалось бы невозможно. К тому же, мне было приятно видеть улыбку на лице Наоко. Поэтому я продолжал снабжать окружающих новыми историями о Штурмовике. Лишь один раз Наоко поинтересовалась, есть ли у меня подруга.
Я рассказал о той, с которой расстался. Но почему-то она мне была не по сердцу. Видимо, сердце прячется в твердой скорлупе, и расколоть ее дано немногим. Может, поэтому у меня толком не получается любить.
Больше она ничего не спрашивала. Когда задули холодные осенние ветры, она, бывало, прижималась к моей руке. Через толстый ворс ее пальто я ощущал тепло. Она брала меня под руку, ладошкой залезала мне в карман, а когда холодно становилось невыносимо, дрожала, крепко уцепившись за меня.
Но это ни о чем не говорило. В ее поведении не было ничего двусмысленного. Я продолжал идти как ни в чем ни бывало, руки в карманах. Обувь у нас была на резиновой подошве, и шаги почти не слышались.
Лишь сухо шуршало под ногами, когда мы наступали на опавшие листья огромных платанов. Я вслушивался в шуршание листьев, и мне становилось жаль Наоко. Ей была нужна не моя, а чья-нибудь рука. Ей требовалось не мое, а чье-нибудь тепло.
И я начал чувствовать себя виновным за то, что я — это я. Чем больше зима вступала в свои права, тем прозрачнее казались глаза Наоко. Такая безысходная прозрачность. Иногда Наоко без всякой причины всматривалась в мои глаза, будто что-то искала в них.
И каждый раз мне становилось невыносимо грустно. Я начал подумывать, что она, видимо, хочет мне что-то сообщить, но не может найти слов. Нет, даже не так. Прежде чем выразить словами, она не может сформулировать мысль в себе.
Поэтому и на словах ничего не выходит. Она лишь то и дело сжимает заколку, вытирает платком рот и бессмысленно всматривается в мои глаза. Иногда мне хотелось обнять ее, но я всякий раз сомневался да так и не решился. Мне казалось, что тем самым я могу ее обидеть.
И мы по-прежнему продолжали гулять по Токио, а Наоко — выискивать в пустоте слова. Общежитские поддразнивали меня, когда звонила Наоко или я по утрам в воскресенье собирался уходить. Они, разумеется, полагали, что у меня завелась подружка. Я не собирался им ничего объяснять, и даже не видел в этом необходимости, а потому оставлял все как есть.
Когда я возвращался вечером в общагу, кто-нибудь непременно интересовался, какая была поза, как у нее там внутри, какого цвета трусики. Мне оставалось лишь что-нибудь выдумывать в ответ на эти пошлости. Незаметно мне исполнилось девятнадцать. Всходило и заходило солнце, спускался и поднимался флаг, а я по воскресеньям встречался с подругой покойного друга.
Я не осознавал, ни что сейчас делаю, ни как быть дальше. На лекциях я слушал про Клоделя, Расина и Эйзенштейна, но мне они ничего не дали. Товарищей среди однокашников я себе не завел, с соседями по общаге только здоровался. Я постоянно читал книги, и общежитские считали, что я собираюсь стать писателем.
А я не собирался становиться писателем. Я вообще не собирался становиться никем. Несколько раз я порывался рассказать о своих мыслях Наоко. Мне казалось, она должна правильно понять мое настроение.
Но подобрать слова, чтобы выразить свои чувства, не мог. В субботу вечером я садился на стул в коридоре возле телефона и ждал звонка от Наоко. По субботам все уходили в город, и в коридоре становилось тише обычного. Разглядывая витавшие в безмолвном пространстве частички света, я пытался разобраться в себе.
Что мне нужно? И что нужно людям от меня? Я не мог подыскать достойный ответ. Иногда я протягивал к витающим частичкам света руку, но пальцы ничего не касались.
Мне нравилось читать, но читал не запоем, а с удовольствием по несколько раз перечитывал любимые. Ни в классе, ни в общаге никто больше не любил этих писателей. Интересы у нас не совпадали, поэтому я молча продолжал глотать книги в одиночестве. Перечитав в очередной раз, я закрывал глаза и вдыхал книжный запах.
Нюхая корешок, прикасаясь руками к страницам, я чувствовал себя счастливым. В восемнадцать самым любимым произведением у меня был роман Джона Апдайка «Кентавр». Однако затем он приелся, и пальма первенства перешла к «Великому Гэтсби» Фитцджеральда. С тех пор этот роман был для меня лучшим.
Я завел обычай: в хорошем настроении доставать с полки эту книгу, открывать и перечитывать с первой попавшейся страницы. И ни разу я не остался разочарованным, поскольку в книге не было ни одной посредственной страницы. Мне хотелось поведать об этом всем, но вокруг не было никого, кто прочитал бы его или хотя бы считал, что стоит прочесть. В 1968 году чтение Фитцджеральда не возбранялось, но при этом однозначно не рекомендовалось.
В то время в моем окружении имелся только один человек, который читал Фитцджеральда. Благодаря этому мы и подружились. Звали его Нагасава. Он учился на два курса старше меня на юрфаке Токийского университета.
Мы жили в одном общежитии и знали друг друга в лицо. Когда однажды я, греясь на солнышке в столовой, читал «Великого Гэтсби», он присел рядом и спросил, что за книга. Я ответил. И чем больше читаю, тем больше интересных мест.
Так мы подружились. Было это в октябре. Чем лучше мы узнавали друг друга, тем больше Нагасава казался мне странным малым. За свою жизнь мне приходилось знакомиться, общаться и расставаться с большим количеством странных людей, но такого странного я видел впервые.
Он читал столько, что мне за ним было не угнаться, но брал в руки только книги писателей, после смерти которых прошло больше тридцати лет. И при этом говорил, что верит только таким книгам. Просто не хочу тратить ни минуты на книги, не прошедшие проверку временем. Жизнь коротка.
Будешь читать то же, что остальные, — начнешь думать, как все. А они — сплошь деревенщина, мещане. Приличный человек такой стыдобы не потерпит. Знаешь, Ватанабэ, в этом общежитии только два приличных человека: ты и я.
Все остальные — шваль. У них на лбу написано. Один взгляд — и сразу все понятно. К тому же, мы оба читаем «Великого Гэтсби».
Я посчитал в уме. Из-за двух-то лет... Такому классному писателю можно и простить. В общежитии никто не знал, что он — тайный почитатель классики.
А если б и узнали, вряд ли обратили внимание. Его, в первую очередь, считали очень умным человеком. Еще бы: без проблем поступил в Токийский университет, получал хорошие оценки, сдал экзамен в МИД и собирался стать дипломатом. Его отец имел в Нагоя крупную клинику, старший брат окончил медицинский факультет Токийского университета, чтобы продолжить дело отца.
С виду — идеальная семья. Он всегда получал достаточно денег на карманные расходы, к тому же — выглядел прилично. Поэтому все обращали на него внимание, и даже в общежитии никто не смел ему перечить. Когда он кого-нибудь о чем-либо просил, человек выполнял просьбу безропотно.
Иначе и быть не могло. Был у него некий природный магнетизм, врожденная способность притягивать к себе людей. Он, как бы возвышаясь над остальными, моментально оценивал ситуацию, искусно и убедительно давал окружающим директиву, увлекая их за собой. Все с первого взгляда видели над его головой похожую на ангельский нимб ауру этой силы и с почтением понимали, что он — человек не простой.
Поэтому все жутко удивились, узнав, что такой ничем не приметный парень, как я, был выбран в персональные друзья Нагасавы. Меня зауважали даже те, кого я вообще не знал. Причина такого, несмотря на всю простоту, была им непонятна. Я приглянулся Нагасаве потому, что нисколько перед ним не трепетал и не восхищался им.
Я питал к нему интерес, как к личности местами весьма интересной, местами сложной. И мне были совершенно безразличны его успехи в учебе, аура или внешность. Пожалуй, мало кто к нему так относился. В Нагасаве сочетались несколько диаметрально противоположных особенностей характера.
Он был личностью настолько выдающейся, что я сам иногда диву давался, — и при этом оставался человеком по натуре недобрьм. Хвастался утонченной душой, а при этом грешил неисправимым мещанством. Он управлял людьми и с оптимизмом двигался вперед, но его сердце одиноко билось в конвульсиях на дне мрачного болота. Я сразу разглядел в нем это противоречие и не мог понять, почему остальные не видят его с этой стороны.
Этот человек по-своему стоял одной ногой в аду. В целом же, можно сказать, мы дружили. Главной его добродетелью была откровенность. Он никогда не лгал и честно признавал собственные ошибки и недостатки.
Не пытался скрывать невыгодные для себя моменты. Всегда был вежлив со мной и во всем помогал. Если б не он, моя жизнь в общежитии была бы куда хлопотней и неуютней. Несмотря на это, я ни разу не доверился ему.
И в этом смысле, моя дружба с Нагасавой была совершенно иной, нежели с Кидзуки. С тех пор, как Нагасава, изрядно выпив, жестоко обошелся с одной девчонкой, я решил, что не доверюсь этому человеку, что бы ни случилось. О Нагасаве в общежитии ходило несколько легенд. Первая — что он съел целых три слизняка, другая — что у него огромных размеров пенис, и он переспал с доброй сотней девчонок.
История со слизняками была правдой. Как-то я поинтересовался, и он ответил, что так оно и было: — Да. Съел три крупных слизняка. Было это в сентябре.
Я пошел к старшекурсникам разбираться, а они все из «правых», у всех деревянные мечи. В такой обстановке не до переговоров. Вот я и подумал: сделаю все, лишь бы замять дело самому. Так и сказал им: «Давайте договоримся».
А они: «Слабо проглотить слизняка»? И проглотил. Они откуда-то достали три жирных... Это может понять только тот, кто глотал слизняков...
Противно, когда они, проскользнув в горло, стукаются о дно желудка. Склизкие, изо рта вонь. Как вспомню, так вздрогну. Изо всех сил сдерживался, чтобы там же не вырвало.
Суди сам: выблюй я их перед этими уродами, пришлось бы глотать заново. В конце концов, проглотил все три. Даже старшекурсники. Еще бы: кто еще может слизняков глотать?
Горький 4 Многие русские слова сами по себе излучают поэзию подобно тому как драгоценные камни излучают таинственный блеск. Паустовский 5 Чем дальше мы уходили от дома тем глуше и мертвее становилось вокруг. Горький 6 Время шло медленно медленнее чем ползли тучи по небу. Горький 7 Щенок скулит так жалобно как будто плачет ребёнок.
Трава искусно прикрывает темную дыру в земле, метр диаметром. Ограждения нет. Просто разинула свою пасть дыра.
Кое-где потрескались и начали откалываться потемневшие от ветра и дождей камни. В щель между ними ныряет проворная зеленая ящерка. Загляни внутрь — все равно ничего не увидишь. Мне известно только одно: это жутко глубокий колодец. Настолько, что даже трудно представить. И вся дыра эта наполнена мраком — густым, впитавшим в себя все виды мраков этого мира. Я иногда замечал за ней такую манеру: Наоко говорила очень медленно, подыскивая нужные слова.
Ясно только одно — где-то поблизости. Она сунула руки в карманы твидового жакета и взглянула на меня. Улыбнулась: мол, я серьезно. Где-то есть колодец, но никто не знает, где. Свалишься в него — и с концами? А-а-а-а — бум! И конец… — Но на самом деле этого не происходит?
Раз в два-три года. Вдруг пропадает человек. Сколько бы его ни искали, найти не могут. Тогда местные жители говорят: «Он провалился в полевой колодец». А если только ногу сломаешь, уже ничего не поделать. Хоть во все горло кричи, все равно никто не услышит. Никакой надежды, что тебя кто-нибудь найдет.
И вокруг — сплошь сороконожки и пауки. Рядом побелевшие кости покойников, темно и сыро. А наверху, как зимний месяц, еле-еле мерцает краешек света. И вот в таком месте медленно и мучительно умирает человек.