Книга «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» хотя и стоила очень приличные деньги, но в короткое время стала бестселлером. В книге, правда, Робинзона «оставили на берегу делать чёрную работу» – но это может быть стыдливым прикрытием вопросов гомосексуального насилия, которому нередко подвергались в плену. Наконец, в книге Робинзон столкнулся с аборигенами-каннибалами, с которыми связана длинная приключенческая сюжетная ветка и появление слуги Пятницы. иллюстрация из книги "Робинзон Крузо.
Как появился Робинзон Крузо и кто в России носил его имя
Я читала эту книгу сыну, ему скоро восемь, некоторые моменты из приключения Робинзона Крузо я упускала, книга ему очень понравилась и главный его вопрос был о том, правда ли это или вымысел? Я читала эту книгу сыну, ему скоро восемь, некоторые моменты из приключения Робинзона Крузо я упускала, книга ему очень понравилась и главный его вопрос был о том, правда ли это или вымысел? Мне очень понравилась книга Даниэля Дефо Робинзон Крузо. Существует и третья книга Дефо о Робинзоне Крузо, до сих пор не переведённая на русский язык.
Робинзону Крузо исполнилось 300 лет
Робинзон Крузо – единственный, кому удалось выжить после страшного кораблекрушения. Робинзон Крузо в молодости был весьма взбалмошным человеком, который не прислушивался не только к мудрым советам отца, но и многочисленным подсказкам интуиции и высших сил. Полное название книги Даниэля Дефо — «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо моряка из Йорка прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве, на необитаемом острове у берегов Америки, близ устьев реки Ориноко. Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо с иллюстрациями В. Шевченко.
Пират поневоле
- Робинзону Крузо 300 лет
- «Робинзона Крузо» история создания
- Робинзон Крузо | это... Что такое Робинзон Крузо?
- Робинзон Крузо (Дефо Даниэль) - слушать аудиокнигу онлайн
- Кем был реальный Робинзон Крузо?
- История создания «Робинзона Крузо» Даниэлем Дефо
Кнопка онлайн-видео
- Три века с Робинзоном - Год Литературы
- Кем был Филип Эштон
- Кем был Филип Эштон
- 360 лет со дня рождения автора Робинзона Крузо. Книги, диафильмы, экранизации
«Робинзона Крузо» история создания
В советском же варианте герой просто излечивается и вдруг становится здоровым также и психически. Но с какой стати? Из-за веры в светлое будущее? Но откуда ей взяться в его безотрадной жизни. На это Чуковский не даёт ответов... PS: Изданная Мещеряковым в 2016 году книга полностью воссоздаёт издание 1936 года с иллюстрациями Дмитрия Николаевича Кардовского. В этом практически и заключается единственное её достоинство, так как сам текст представлен в искажённом варианте Чуковского. Но сами по себе иллюстрации великолепны! Издание же Эксмо 2014 года даёт полный комплект классических иллюстраций Гранвилля и адекватный перевод Марии Шишмарёвой, так что книга воспринимается прекрасно.
Именно столько лет назад впервые была опубликована книга Даниеля Дефо «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб; с изложением его неожиданного освобождения пиратами. Написано им самим» именно таково полное название.
Роман обессмертил имя своего автора и попал в сокровищницу мировой литературы. Его часто называют первым «подлинным» романом на английском языке. На русском языке роман впервые издали под названием «Жизнь и приключения Робинзона Круза, природного англичанина» 1762-1764. В настоящее время книга переменила круг читателей, став приключенческим романом для детей и юношества, поскольку в советское время пересказ для детей написал Корней Чуковский, выбросив из нее все молитвы и обращения к Богу. Хотите раз в неделю получать новости литературы.
Я принял предложение; завязав самые дружеские отношения с этим капитаном, человеком честным и прямодушным, я отправился с ним в путь, захватив с собой небольшой груз, на котором благодаря полной бескорыстности моего друга-капитана сделал весьма выгодный оборот; по его указаниям я закупил на сорок фунтов стерлингов различных побрякушек и безделок. Эти сорок фунтов я собрал с помощью моих родственников, с которыми был в переписке и которые, как я полагаю, убедили моего отца или, вернее, мать помочь мне хоть небольшой суммой в этом первом моём предприятии. Это путешествие было, можно сказать, единственным удачным из всех моих похождений, чем я обязан бескорыстию и чёткости моего друга-капитана, под руководством которого я, кроме того, приобрёл изрядные сведения в математике и навигации, научился вести корабельный журнал, делать наблюдения и вообще узнал много такого, что необходимо знать моряку. Ему доставляло удовольствие заниматься со мной, а мне — учиться. Одним словом, в этом путешествии я сделался моряком и купцом: я выручил за свой товар пять фунтов девять унций золотого песку, за который по возвращении в Лондон получил без малого триста фунтов стерлингов. Эта удача преисполнила меня честолюбивыми мечтами, впоследствии довершившими мою гибель. Но даже и в этом путешествии мне пришлось претерпеть немало невзгод, и, главное, я всё время прохворал, схватив сильнейшую тропическую лихорадку вследствие чересчур жаркого климата, ибо побережье, где мы больше всего торговали, лежит между пятнадцатым градусом северной широты и экватором. Итак, я сделался купцом и вёл торговлю с Гвинеей. На моё несчастье, мой друг-капитан вскоре по прибытии на родину умер, и я решил снова съездить в Гвинею самостоятельно. Я отплыл из Англии на том же самом корабле, командование которым перешло теперь к помощнику умершего капитана. Это было самое злополучное путешествие, когда-либо выпадавшее на долю человека. Правда, я взял с собой меньше ста фунтов из нажитого капитала, а остальные двести фунтов отдал на хранение вдове моего покойного друга, распорядившейся ими весьма добросовестно; но зато меня постигли во время пути страшные беды. Началось с того, что однажды на рассвете наше судно, державшее курс на Канарские острова или, вернее, между Канарскими островами и Африканским материком, было застигнуто врасплох турецким пиратом из Сале, который погнался за нами на всех парусах. Мы тоже подняли все паруса, какие могли выдержать наши реи и мачты, но, видя, что пират нас настигает и неминуемо догонит через несколько часов, мы приготовились к бою у нас было двенадцать пушек, а у него восемнадцать. Около трёх пополудни он нас нагнал, но по ошибке, вместо того чтобы подойти к нам с кормы, как он намеревался, подошёл с борта. Мы навели на пиратское судно восемь пушек и дали по нему залп; тогда оно отошло немного подальше, предварительно ответив на наш огонь не только пушечным, но и ружейным залпом из двух сотен ружей, так как на этом судне было человек двести. Впрочем, у нас никто не пострадал: все наши люди держались дружно. Затем пират приготовился к новому нападению, а мы — к новой обороне. Подойдя на этот раз с другого борта, он взял нас на абордаж: человек шестьдесят ворвалось к нам на палубу, и все первым делом бросились рубить снасти. Мы встретили их ружейной пальбой, забросали дротиками, подожжёнными ящиками с порохом и дважды изгоняли их с нашей палубы. Тем не менее корабль наш был приведён в негодность, трое наших людей было убито, а восемь ранено, и в конце концов я сокращаю эту печальную часть моего повествования мы вынуждены были сдаться, и нас отвезли в качестве пленников в Сале, морской порт, принадлежащий маврам. Участь моя оказалась менее ужасной, чем я ожидал поначалу. Меня не увели, как остальных, в глубь страны, ко двору султана: капитан разбойничьего корабля удержал меня в качестве невольника, так как я был молод, проворен и мог ему пригодиться. Этот разительный поворот судьбы, превративший меня из купца в жалкого раба, был совершенно ошеломителен; тут-то мне вспомнились пророческие слова моего отца о том, что придёт время, когда некому будет выручить меня из беды, слова, которые, думалось мне, сбылись сейчас, когда десница Божия покарала меня и я погиб безвозвратно. То была лишь бледная тень тяжёлых испытаний, через которые мне предстояло пройти, как покажет продолжение моего рассказа. Так как мой новый хозяин, или, точнее, господин, взял меня к себе в дом, то я надеялся, что он захватит с собой меня и в следующее плавание. Я был уверен, что рано или поздно его настигнет какой-нибудь испанский или португальский корабль, и тогда мне будет возвращена свобода. Но надежда моя скоро рассеялась, ибо, выйдя в море, он оставил меня присматривать за его садиком и исполнять всю чёрную работу, возлагаемую на рабов; по возвращении же из похода он приказал мне жить в каюте и присматривать за судном. С того дня я ни о чём не думал, кроме побега, но какие бы способы я ни измышлял, ни один из них не сулил даже малейшей надежды на успех. Да и трудно было предположить вероятность успеха в подобном мероприятии, ибо мне некому было довериться, не у кого искать помощи — здесь не было ни одного невольника англичанина, ирландца или шотландца, я был совершенно одинок; так что целых два года хоть в течение этого времени я часто тешился мечтами о свободе у меня не было и тени надежды на осуществление моего плана. Но по прошествии двух лет представился один необыкновенный случай, ожививший в моей душе давнишнюю мысль о побеге, и я вновь решил сделать попытку вырваться на волю. Как-то мой хозяин дольше обыкновенного находился дома и не готовил свой корабль к отплытию у него, как я слышал, не хватало денег. Постоянно, раз или два в неделю, а в хорошую погоду и чаще, он выходил на корабельном полубаркасе на взморье ловить рыбу. В каждую такую поездку он брал гребцами меня и молоденького мавра, и мы увеселяли его по мере сил. А так как я к тому же оказался весьма искусным рыболовом, то иногда он посылал за рыбой меня с мальчиком — Мареско, как они называли его, — под присмотром одного взрослого мавра, своего родственника. Однажды мы вышли на ловлю в тихое, ясное утро, но, проплыв мили полторы, мы очутились в таком густом тумане, что потеряли из виду берег и стали грести наугад; проработав вёслами весь день и всю ночь, мы с наступлением утра увидели кругом открытое море, ибо вместо того, чтобы держаться ближе к берегу, мы отошли от него по меньшей мере на шесть миль. В конце концов мы с огромным трудом и не без риска добрались домой, так как с утра задул довольно крепкий ветер, и к тому же мы изнемогали от голода. Наученный этим приключением, мой хозяин решил впредь быть осмотрительнее и объявил, что больше никогда не выедет на рыбную ловлю без компаса и без запаса провизии. После захвата нашего английского корабля он оставил себе баркас и теперь приказал своему корабельному плотнику, тоже невольнику-англичанину, построить на этом баркасе в средней его части небольшую рубку, или каютку, как на барже. Позади рубки хозяин велел оставить место для одного человека, который будет править рулём и управлять гротом, а впереди — для двоих, чтобы крепить и убирать остальные паруса, из коих кливер находился над крышей каютки. Каютка получилась низенькая, очень уютная и настолько просторная, что в ней можно было спать троим и поместить стол и шкафчики для хранения хлеба, риса, кофе и бутылок с теми напитками, какие он считал наиболее подходящими для морских путешествий. Мы часто ходили за рыбой на этом баркасе, и так как я стал искуснейшим рыболовом, то хозяин никогда не выезжал без меня. Однажды он задумал выйти в море за рыбой или просто прокатиться, уж не могу сказать с двумя-тремя маврами, надо полагать, важными персонами, для которых он особенно постарался, заготовив провизии больше обычного и ещё с вечера отослав её на баркас. Кроме того, он приказал мне взять у него на судне три ружья с необходимым количеством пороха и зарядов, так как, помимо ловли рыбы, им хотелось ещё поохотиться на птиц. Я сделал всё, как он велел, и на другой день с утра ждал его на баркасе, чисто вымытом и совершенно готовом к приёму гостей, с поднятыми вымпелами и флагом. Однако хозяин пришёл один и сказал, что его гости отложили поездку из-за какого-то непредвиденного дела. Затем он приказал нам троим — мне, мальчику и мавру — идти, как всегда, на взморье за рыбой, так как его друзья будут у него ужинать, и потому, как только мы наловим рыбы, я должен принести её к нему домой. Я повиновался. Вот тут-то у меня блеснула опять моя давнишняя мысль о побеге. Теперь в моём распоряжении было маленькое судно, и, как только хозяин ушёл, я стал готовиться, но не для рыбной ловли, а в дальнюю дорогу, хотя не только не знал, но даже и не думал о том, куда я направлю свой путь: всякая дорога была для меня хороша, лишь бы уйти из неволи. Первым моим ухищрением было внушить мавру, что нам необходимо запастись едой, так как нам не пристало пользоваться припасами для хозяйских гостей. Он ответил, что это справедливо, и притащил на баркас большую корзину с сухарями и три кувшина пресной воды. Я знал, где стоит у хозяина ящик с винами судя по ярлычкам на бутылках — добыча с какого-нибудь английского корабля , и покуда мавр был на берегу, я переправил все бутылки на баркас и поставил в шкафчик, как будто они были ещё раньше приготовлены для хозяина. Кроме того, я принёс большой кусок воску, фунтов в пятьдесят весом, да прихватил моток бечёвки, топор, пилу и молоток. Всё это очень нам пригодилось впоследствии, особенно воск, из которого мы делали свечи. Я пустил в ход ещё и другую хитрость, на которую мавр тоже попался по простоте своей души. Его имя было Измаил, но все его звали Мали или Мули. Вот я и сказал ему: — Мали, у нас на баркасе есть хозяйские ружья. Что, если б ты добыл немножко пороху и дроби? Может быть, нам удалось бы подстрелить себе на обед несколько альками птица вроде нашего кулика. Хозяин держит порох и дробь на корабле, я знаю. Он захватил также и пули. Всё это мы сложили в баркас. Кроме того, в хозяйской каюте нашлось ещё немного пороху, который я пересыпал в одну из стоявших в ящике почти пустую бутылку, перелив из неё остатки вина в другую. Таким образом, мы запаслись всем необходимым для путешествия и вышли из гавани на рыбную ловлю. В сторожевой башне, что стоит у входа в гавань, знали, кто мы такие, и наше судно не привлекло внимания. Отойдя от берега не больше как на милю, мы убрали парус и стали готовиться к ловле. Ветер был северо-северо-восточный, что не отвечало моим планам, потому что, дуй он с юга, я мог бы наверняка доплыть до испанских берегов, по крайней мере до Кадикса; но откуда бы он ни дул, я твёрдо решил одно: убраться подальше от этого ужасного места, а потом будь что будет. Поудив некоторое время и ничего не поймав — я нарочно не вытаскивал удочки, когда у меня рыба клевала, чтобы мавр ничего не видел, — я сказал: — Тут у нас дело не пойдёт; хозяин не поблагодарит нас за такой улов. Надо отойти подальше. Не подозревая подвоха, мавр согласился и поставил паруса, так как он был на носу баркаса. Я сел на руль и, когда баркас отошёл ещё мили на три в открытое море, лёг в дрейф как будто затем, чтобы приступить к рыбной ловле. Затем, передав мальчику руль, я подошёл к мавру сзади, нагнулся, словно рассматривая что-то под ногами, вдруг обхватил его, поднял и швырнул за борт. Мавр мгновенно вынырнул, ибо плавал как пробка, и стал умолять, чтобы я взял его на баркас, клянясь, что поедет со мной хоть на край света. Он плыл так быстро, что догнал бы лодку очень скоро, тем более что ветра почти не было. Тогда я бросился в каюту, схватил охотничье ружьё и, направив на него дуло, крикнул, что не желаю ему зла и не сделаю ему ничего дурного, если он оставит меня в покое. Тогда он повернул к берегу и, несомненно, доплыл до него без особого труда — пловец он был отличный. Конечно, я мог бы бросить в море мальчика, а мавра взять с собою, но довериться ему было бы опасно. Когда он отплыл достаточно далеко, я повернулся к мальчику — его звали Ксури — и сказал: — Ксури! Если ты будешь мне верен, я сделаю тебя большим человеком, но если ты не погладишь своего лица в знак того, что не изменишь мне, то есть не поклянёшься бородой Магомета и его отца, я и тебя брошу в море. Мальчик улыбнулся, глядя мне прямо в глаза, и отвечал так чистосердечно, что я не мог не поверить ему. Он поклялся, что будет мне верен и поедет со мной на край света. Пока плывущий мавр не скрылся из виду, я держал прямо в открытое море, лавируя против ветра. Я делал это нарочно, чтобы показать, будто мы идем к Гибралтарскому проливу как, очевидно, и подумал бы каждый здравомыслящий человек. В самом деле, можно ли предположить, что мы намерены направиться на юг, к тем поистине варварским берегам, где целые полчища негров со своими челноками окружили и убили бы нас; где, стоило только ступить на землю, нас растерзали бы хищные звери или ещё более кровожадные дикие существа в человеческом образе? Но как только стало смеркаться, я изменил курс и стал править на юг, уклоняясь слегка к востоку, чтобы не слишком удаляться от берегов. Благодаря довольно свежему ветерку и спокойствию на море мы шли таким хорошим ходом, что на другой день в три часа пополудни, когда впереди в первый раз показалась земля, мы были не менее чем на полтораста миль южнее Сале, далеко за пределами владений марокканского султана, да и всякого другого из тамошних владык; по крайней мере мы не видели ни одного человека. Но я набрался такого страху у мавров и так боялся снова попасться им в руки, что, пользуясь благоприятным ветром, целых пять дней плыл, не останавливаясь, не приставая к берегу и не бросая якоря. Через пять дней ветер переменился на южный, и, по моим соображениям, если за нами и была погоня, то к этому времени преследователи уже должны были от неё отказаться, поэтому я решился подойти к берегу и стал на якорь в устье какой-то маленькой речки. Какая это была речка и где она протекала, в какой стране, у какого народа и под какой широтой, я не имел понятия.
Робинзон Крузо - слушать аудиокнигу онлайн бесплатно
Александр записался в боцманы экипажа. Фото: russkievesti. В шлюпку ему погрузили ружье, порох, огниво, белье, топор, нож и другие вещи. Он предпочитает проверить свою судьбу на необитаемом острове в 600 км к западу от Чили. Фото: stoneforest. Он надеялся, что на острове пробудет недолго, так как туда часто заходили корабли за пресной водой. Однако спасательный корабль не появлялся. Ему повезло, что на острове были дикие козы, к тому же можно было охотиться на черепах, собирать в песке яйца. Первые месяцы Селькирку было очень трудно из-за одиночества. Ему потребовалось 18 месяцев, чтобы примириться с такой жизнью, научиться существовать на острове, не испытывая каких-то проблемой с пищей.
Он мыслил этими категориями, они определяли жизненные повороты, даже у молодого повесы, который хочет приключений. Вот как описывает Дефо разговор своего героя с отцом: «Отец мой, человек степенный и умный, догадываясь о моих намерениях, предостерег меня серьезно и основательно. Прикованный подагрой к постели, он позвал меня однажды в свою комнату и с жаром принялся увещевать. У Чуковского все гораздо проще. Чтобы избавить героя от мук совести и нравственного выбора, он пишет так: «С самого раннего детства я больше всего на свете любил море. Отец, старый, больной человек, хотел, чтобы я сделался важным чиновником, служил в королевском суде и получал большое жалованье. Но я мечтал о морских путешествиях. Однажды он позвал меня к себе и сердито сказал…». Отношения отца и сына упрощаются, чувства примитивизируются. Нет сложного выбора, нет раскаяния, да и жалости почти нет о ней далее упоминает Чуковский мельком, но разве можно всерьез жалеть жадного тщеславного старика, который из самодурства не хочет отпускать сына на вольную морскую жизнь? Все складывается так, что читатель уверен: молодец Робинзон, так и надо — быть хозяином своей судьбы. У Дефо же герой мечется, колеблется, но побеждает молодость, неосмотрительность и желание сделать по-своему. Робинзон подробно рефлексирует по этому поводу, честно и жестко называя проступки своими именами. Итак, герой Дефо вопреки воле отца отплывает из Англии, путешествует, занимается бизнесом, берется то за одно, то за другое. И вот, наконец, ключевой момент повествования: Робинзон оказывается на неизвестном берегу, а все его спутники погибают в бушующем море. Вот как описано это в полном тексте романа: «Очутившись на земле целым и невредимым, я поднял взор к небу, возблагодарив Бога за спасение моей жизни, на что всего лишь несколько минут тому назад у меня почти не было надежды. А вот тот же эпизод в переложении Чуковского: «Я стал бегать и прыгать, я размахивал руками, я даже пел и плясал». Все мысли героя просты, все чувства лежат на поверхности. Он не думает, Кто его спас, почему и зачем. Чуковский скрупулезно ампутирует самые косвенные намеки на жизнь души и высшие силы Таких примеров можно привести десятки. Чуковский скрупулезно ампутирует самые косвенные намеки на жизнь души и высшие силы. Только человек, который «звучит гордо», его сила, смекалка, упорство, непонятно откуда взявшиеся. Идеальный образ того, кто опирается сам на себя. Но есть один момент, который Чуковский никак не объясняет — потому что не может. Не получается у него противопоставить Богу что-то достаточно весомое, если речь идет об одиночестве Робинзона. А вопрос этот очень серьезный. Человек — существо социальное, и без общения он может одичать, а то и сойти с ума. Наши психические процессы плотно завязаны на тех, кто рядом. Одиночество мучает Робинзона больше голода и страха перед дикими зверями. Он унывает.
Написано им самим» именно таково полное название. Много воды утекло с тех пор, но мы помним смекалку, оптимизм и иронию Робинзона и отмечаем день рождения этой замечательной книги.
Написано им самим» именно таково полное название. Много воды утекло с тех пор, но мы помним смекалку, оптимизм и иронию Робинзона и отмечаем день рождения этой замечательной книги.
Анкета для романа
- Библиотека
- Робинзон Крузо. Главы 1-17
- 300 лет назад был впервые напечатан «Робинзон Крузо»
- Пират поневоле
- 1 Комментарий
Дефо Даниэль - Робинзон Крузо
Даниэль Дефо Впервые книга о приключениях Робинзона была опубликована в 1719 году, и спустя некоторое время это имя стало нарицательным. Сам Дефо был человеком весьма оригинальным — политик, журналист, предприниматель, он в шестидесятилетнем возрасте сохранил и передал литературному детищу свою жизненную энергию. Попав на необитаемый остров, Робинзон создаёт настоящую утопию. Он покоряет природу именно потому, что для англичанина жизнь вне цивилизации невозможна, и всеми силами старается вырвать себя из так называемой «простоты» и «природы».
Однако у этой истории есть «подводное течение», которое обнаружил Жан-Жак Руссо: герой панически боится оторваться от цивилизации, стать дикарём, но в то же время всё больше и больше сближается с природой. В русском пересказе романа Корнеем Чуковским Крузо становится мудрым человеком.
Любая мало-мальски серьёзная болезнь может привести к могиле. А как уберечься от инфекции или травмы? Господи, да вот зуб заболел, и куды крестьянину податься! Все равно, главное - не сдаваться ни при каких обстоятельствах.
Полный текст третьей части романа Дефо о Робинзоне Крузо, увидевшей свет в 1720 году, мало известен публике, в то время как только все три части романа, взятые вместе, дают целостную картину авторского замысла", - отметили издатели. В книгу вошли назидательные эссе, перевод которых осуществила выпускница уральского ВУЗа Анна Дергачева вместе с переводчиком Владиславом Григорьевым и профессором университета Ольгой Сидоровой. В ней есть текст как английском, так и на русском языках.
C переводом книги М. Шишмарёвой история Робинзона Крузо в этой части не заканчивается. Дефо в заключительной главе после упоминания о детях сказано: «… но, вот, моя жена умирает, племянник, завершив с огромным успехом плавание в Испанию, возвращается, моя тяга к загранице и его назойливость побеждают и я, поддавшись уговорам, отправляюсь на его корабле частным торговцем в Ост-Индию. Было это в 1694 году. В этот рейс я навестил свою новую колонию на острове, повидался с моими последователями испанцами, получил полный отчёт о жизни их и тех негодяев, которых тогда бросил, о том, как поначалу те оскорбляли бедолаг испанцев, как потом они соглашались, расходились во мнении, объединялись, обособлялись, и как, в конце концов, испанцы были вынуждены применить к ним силу, как те были испанцам подчинены, и с каким чистосердечием испанцы с ними обходились. История, окажись она представлена, такая полная разнообразных удивительных происшествий, как со мной, о них была б ещё и чрезвычайной из-за стычек с дикарями, которые неоднократно высаживались на самый остров, и оттого, как пятеро из них совершили вылазку вглубь острова и привели одиннадцать мужчин и пять женщин взятыми в плен, при которых я, по приезде, обнаружил около двадцати малых ребятишек. Я задержался здесь дней на двадцать, снабдив их запасом всего необходимого, в особенности оружия, пороху, зарядов, одежды и инструментов.
Робинзону Крузо 300 лет
Данниель Дефо бесплатно в формате epub, fb2, pdf, txt, читать отзывы, аннотацию. Первое издание «Робинзона Крузо» было напечатано в Лондоне 25 апреля 1719 года без имени автора. Книга о приключениях Робинзона Крузо по праву может считаться одним из наиболее знаменитых произведений в европейской литературе. Герой Даниэля Дефо Робинзон Крузо — человек совершенно экстраординарный. Здесь вы можете слушать аудиокнигу Робинзон Крузо онлайн бесплатно в хорошем качестве.
«Сильный человек»: как судьба реального Робинзона Крузо стала основой нового литературного жанра
Ради съёмок Куравлёву пришлось пожертвовать другой картиной. Друг актёра, Василий Шукшин приступал к работе над своей "Калиной красной" и очень рассчитывал увидеть его в главной роли. Но Куравлёв предпочел сняться у Говорухина, от чего Василий Макарович на него обиделся. В результате Шукшин сыграл в "Калине" сам, и сыграл гениально, и совсем не факт, что Леонид Вячеславович сделал бы это лучше.
Для роли Робинзона бороду Куравлёву отращивать не пришлось — ему подготовили двадцать разных вариантов грима, которые показывали несколько этапов старения его героя на острове. Свой голос ему тоже не пригодился, Говорухин решил, что озвучит главную роль другой актер. Его решение было опять же связано с приклеившимся к Куравлёву шаблоном парня-простака.
Чтобы помочь зрителю отвернуться от шаблонного мышления, Говорухин решил, что Крузо заговорит в фильме по-другому. В результате его озвучил Алексей Консовский, известный телезрителям по роли принца в детской сказке "Золушка" 1947. К сожалению, эта роль в кино стала для актера единственной — ему пришлось оставить и сцену, и кинематограф из-за усилившихся проблем с памятью.
Но он нашёл свое место в радиопостановках и дубляже фильмов. Пятницу сыграл грузинский актёр Ираклий Хизанишвили. В 1966 году в 26-летнем возрасте он окончил ВГИК, несколько лет работал в одном из московских театров.
В 1967 году сыграл эпизодическую роль в военном фильме "Весна на Одере", после чего вернулся в Грузию и работал в Тбилисском театре. Параллельно актёр снимался в эпизодических ролях, например, в приключенческом фильме "Корона Российской империи, или снова неуловимые" 1970. Самой известной его работой в кино навсегда остался абориген Пятница.
В 1973 году вышел фильм "Неисправимый лгун" с Георгием Вициным, где Ираклий Хизанишвили исполнил маленькую роль переводчика. В последний раз зритель увидел его в советско-индийской сказке "Чёрный принц Аджуба" 1991. После этого в "счастливые 90-е" Хизанишвили эмигрировал в США, где его следы теряются.
В этом году ему должно было исполниться 83 года. Основную часть своего "Робинзона Крузо" Говорухин снимал в зоне субтропиков, в Абхазии, в районе Сухуми, а также на Сахалине и на Курильских островах:"Есть на самом южном острове Курил мыс Край Света — снимали и там. На острове Шикотан, на рыбоконсервных заводах работают тысяч десять молодых женщин.
И около сотни мужчин.
Эти упражнения далеко не всегда связаны с религиозностью, в их основе может быть просто этическая философия, но обычно они включают в себя комплекс интеллектуальных и не только действий, которые необходимо регулярно повторять, чтобы жить в мире с самим собой и окружающей нас действительностью. В числе прочего Адо анализировал практики эпикурейцев и стоиков, а Фуко находил их следы даже в диалогах Платона. Потом духовные упражнения достались христианству в наследство от античности как и многое другое и были адаптированы для нужд новой культуры. Существует огромное количество средневековых руководств, объясняющих, как правильно медитировать, подражать Христу не только духовно, но и физически , вести правильный образ жизни и так далее. Судя по всему, эти практики так прочно вошли в европейскую культуру, что даже в начале XVIII века герой Даниеля Дефо, выбитый из привычной колеи, прибегает именно к ним, чтобы найти опору в своей одинокой, полной трудов и лишений жизни. Упорядочьте свое время Как справиться с душевными и материальными невзгодами человеку, если ему не на кого положиться, кроме самого себя? Конечно, он должен создать условия, которые не позволят ему пойти на дно. Именно это и делает Робинзон, составляя для себя расписание: «Я строго распределил свое время соответственно занятиям, которым я предавался в течение дня.
На первом плане стояли религиозные обязанности и чтение священного писания, которым я неизменно отводил известное время три раза в день. Вторым из ежедневных моих дел была охота, занимавшая у меня часа по три каждое утро, когда не было дождя. Третьим делом была сортировка, сушка и приготовление убитой или пойманной дичи; на эту работу уходила большая часть дня. При этом следует принять в расчет, что, начиная с полудня, когда солнце подходило к зениту, наступал такой удручающий зной, что не было возможности даже двигаться, затем оставалось еще не более четырех вечерних часов, которые я мог уделить на работу. Случалось и так, что я менял часы охоты и домашних занятий: поутру работал, а перед вечером выходил на охоту». Переоцените материальные ценности Новая жизнь чаще всего означает утрату многих привычных вещей. Опыт Робинзона показывает — кое-что можно наверстать с помощью напряженного труда, а кое от чего можно со спокойной душой отказаться: «Одним словом, природа, опыт и размышление научили меня понимать, что мирские блага ценны для нас лишь в той степени, в какой они способны удовлетворять наши потребности, и что, сколько бы мы ни накопили богатств, мы получаем от них удовольствие лишь в той мере, в какой можем использовать их, но не больше. Самый неисправимый скряга вылечился бы от своего порока, если бы очутился на моем месте и не знал, как я, куда девать свое добро. Повторяю, мне было нечего желать, если не считать некоторых вещей, которых у меня не было, все разных мелочей, однако очень нужных для меня.
Как я уже сказал, у меня было немного денег, серебра и золота, всего около тридцати шести фунтов стерлингов. Увы, они лежали, как жалкий, ни на что негодный хлам: мне было некуда их тратить. Смиритесь со своим непостоянством Иногда лишь смена декораций может указать человеку на то, что ненадежны не только окружающие его люди и внешний мир в целом, но и он сам. Эта переменчивость постоянна и проистекает из неких бессознательных источников — именно они иногда заставляют нас ни с того ни с сего менять белое на черное, а черное на белое. Робинзон понимает это, когда впервые обнаруживает на своем острове следы присутствия других людей: «Какое игралище судьбы человеческая жизнь! И как странно меняются с переменой обстоятельств тайные пружины, управляющие нашими влечениями! Сегодня мы любим то, что завтра будем ненавидеть; сегодня ищем то, чего завтра будем избегать. Завтра нас будет приводить в трепет одна мысль о том, чего мы жаждем сегодня. Я был тогда наглядным примером этого рода противоречий.
Я — человек, единственным несчастьем которого было то, что он изгнан из общества людей, что он один среди безбрежного океана, обреченный на вечное безмолвие, отрезанный от мира, как преступник, признанный небом не заслуживающим общения с себе подобными, недостойным числиться среди живых, — я, которому увидеть лицо человеческое казалось, после спасения души, величайшим счастьем, какое только могло быть ниспослано ему провидением, воскресением из мертвых, — я дрожал от страха при одной мысля о том, что могу столкнуться с людьми, готов был лишиться чувств от одной только тени, от одного только следа человека, ступившего на мой остров!
Я разделил страницу пополам и написал слева «худо», а справа «хорошо», и вот что у меня получилось... Этим приемом, к которому современные психологи рекомендуют прибегать для упорядочения своих мыслей перед принятием решения, пользуется не кто иной, как Робинзон Крузо, роман о приключениях которого вышел в свет ровно триста лет назад, в апреле 1719 года. Мы привыкли называть эту книгу «Приключениями Робинзона Крузо» или просто по имени главного героя, однако полностью ее заглавие звучит так: «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего 28 лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами; написанные им самим». Аннотация и реклама вместе — Даниель Дефо, создатель романа, знал, как привлечь внимание публики. Знал не только в теории. Когда журналиста, памфлетиста и публициста Дефо за острое выступление приговорили к тюремному заключению и стоянию у позорного столба, он написал в тюрьме «Гимн позорному столбу», который опубликовал с помощью друзей. Эффект был оглушителен: наказание превратилось в триумф, Дефо, стоявшего у позорного столба, встретили овациями и осыпали цветами. Он оставил более трех тысяч сочинений обо всем на свете: о политике, морали, преступности, религии, семье и браке.
Была какая-то заминка, устраненная впоследствии триумфальным успехом «Робинзона». Переменил имя героя. Перенес действие из Тихого в Атлантический океан, от берегов Чили к берегам Бразилии, в устье реки Ориноко. Отодвинул действие на эпоху назад. Увеличил срок пребывания своего героя на острове в семь раз, а саму историю против прежних сочинений — на сотни страниц. Суть, конечно, не в количестве страниц, а в том, что и как сумел рассказать о Робинзоне Дефо. Рассказал он о том, чего не могли рассказать ни Роджерс, ни Кук, ни сам Селькирк, перед чем остановился опытный журналист Ричард Стиль. Автор «Необычайных приключений» поведал о том, как пережил одиночество «моряк из Йорка». История Александра Селькирка явилась исходным источником «Необычайных приключений». Эта история, изложенная до Дефо в пяти вариантах, сыграла роль начального импульса. Тем более что в 1718 году вторым изданием вышли путевые записки Роджерса. А за журналом «Англичанин» Дефо, как мы знаем, следил с пристрастием, и если очерк Стиля не вызвал у него особого внимания в свое время, то уж, наверное, он все-таки не пропустил его. Брошюра «Превратности судьбы», будто бы «написанная собственной рукой» Селькирка а в действительности списанная у Роджерса , сохранилась в архивах Гарлея, там же, где были обнаружены письма Дефо. Исследователи выявили, кроме того, целый ряд других книг, использованных Дефо. Как и записки Роджерса, это путевые дневники, документальные и поддельные, составлявшие в то время целую литературу. Прежде всего совершенная классика жанра: «Открытие Гвианы» Уолтера Ралея и многотомные «Путешествия» адмирала Дампьера. Причем от первого тома к третьему, поскольку Робинзон проявлял все большую активность, Дефо расширял круг подобных источников. Это в первом томе Робинзон только на пятидесятой странице из трехсот попадает на остров и как-то задерживается на нем, а во втором томе разбогатевший Робинзон уже отправляется, что твой Дампьер, вокруг света.
Три века с Робинзоном
Однако потом он говорил со мной спокойно и весьма серьёзно убеждал меня не искушать на свою погибель провидение и воротиться к отцу, ибо во всём случившемся я должен видеть перст Божий. Вскоре после того мы расстались; мне нечего было возразить ему, и больше я его не видел. Куда он уехал из Ярмута, не знаю; у меня же было немного денег, и я отправился в Лондон по суше. И в Лондоне, и по пути туда мне не раз приходилось выдерживать борьбу с собой относительно того, какой род жизни мне избрать и воротиться ли домой или снова отправиться в плавание. Что касается возвращения в родительский дом, то стыд заглушал самые веские доводы моего разума: мне представлялось, как надо мной будут смеяться соседи и как мне будет стыдно взглянуть не только на отца и на мать, но и на всех наших знакомых. С тех пор я часто замечал, сколь нелогична и непоследовательна человеческая природа, особенно в молодости: отвергая соображения, которыми следовало бы руководствоваться в подобных случаях, люди не стыдятся греха, а стыдятся раскаяния, не стыдятся поступков, за которые их по справедливости должно назвать безумцами, а стыдятся образумиться и жить почтенной и разумной жизнью.
Довольно долго я пребывал в нерешительности, не зная, что предпринять и какой избрать жизненный путь. Я не мог побороть нежелание вернуться домой, а тем временем воспоминание о перенесённых бедствиях мало-помалу изглаживалось из моей памяти; вместе с ним ослабевал и без того слабый голос рассудка, побуждавший меня вернуться к отцу, и кончилось тем, что я отбросил мысли о возвращении и стал мечтать о новом путешествии. Та самая злая сила, которая побудила меня бежать из родительского дома, которая вовлекла меня в нелепую и необдуманную затею составить себе состояние, рыская по свету, и так крепко вбила мне в голову эти бредни, что я остался глух ко всем добрым советам, к увещаниям и даже к запрету отца, та самая сила, говорю я, какого бы ни была она рода, толкнула меня на несчастнейшее предприятие, какое только можно вообразить: я сел на корабль, отправлявшийся к берегам Африки, или, как попросту выражаются наши моряки, «в рейс в Гвинею». Большим моим несчастьем было то, что, пускаясь в эти приключения, я не нанимался простым матросом: вероятно, мне пришлось бы работать немного больше обычного, зато я научился бы обязанностям и работе моряка и со временем мог бы сделаться штурманом или если не капитаном, то его помощником. Но уж такова была моя судьба — из всех возможных путей я всегда выбирал самый худший.
Так и тут: в кошельке у меня водились деньги, на мне было приличное платье, и я обычно являлся на судно в обличье джентльмена, поэтому ничего там не делал и ничему не научился. В Лондоне мне посчастливилось сразу же попасть в хорошую компанию, что не часто случается с такими распущенными, сбившимися с пути юнцами, каким я был тогда, ибо дьявол не дремлет и немедленно расставляет им какую-нибудь ловушку. Но не так было со мной. Я познакомился с одним капитаном, который незадолго перед тем ходил к берегам Гвинеи, и, так как этот рейс был для него очень удачен, он решил ещё раз отправиться туда. Ему полюбилось моё общество — в то время я мог быть приятным собеседником, — и, узнав, что я мечтаю повидать свет, предложил мне ехать с ним, сказав, что мне это ничего не будет стоить, что я буду его сотрапезником и другом.
Если же у меня есть возможность взять с собою в Гвинею товары, то мне, может быть, повезёт и я получу целиком всю вырученную от торговли прибыль. Я принял предложение; завязав самые дружеские отношения с этим капитаном, человеком честным и прямодушным, я отправился с ним в путь, захватив с собой небольшой груз, на котором благодаря полной бескорыстности моего друга-капитана сделал весьма выгодный оборот; по его указаниям я закупил на сорок фунтов стерлингов различных побрякушек и безделок. Эти сорок фунтов я собрал с помощью моих родственников, с которыми был в переписке и которые, как я полагаю, убедили моего отца или, вернее, мать помочь мне хоть небольшой суммой в этом первом моём предприятии. Это путешествие было, можно сказать, единственным удачным из всех моих похождений, чем я обязан бескорыстию и чёткости моего друга-капитана, под руководством которого я, кроме того, приобрёл изрядные сведения в математике и навигации, научился вести корабельный журнал, делать наблюдения и вообще узнал много такого, что необходимо знать моряку. Ему доставляло удовольствие заниматься со мной, а мне — учиться.
Одним словом, в этом путешествии я сделался моряком и купцом: я выручил за свой товар пять фунтов девять унций золотого песку, за который по возвращении в Лондон получил без малого триста фунтов стерлингов. Эта удача преисполнила меня честолюбивыми мечтами, впоследствии довершившими мою гибель. Но даже и в этом путешествии мне пришлось претерпеть немало невзгод, и, главное, я всё время прохворал, схватив сильнейшую тропическую лихорадку вследствие чересчур жаркого климата, ибо побережье, где мы больше всего торговали, лежит между пятнадцатым градусом северной широты и экватором. Итак, я сделался купцом и вёл торговлю с Гвинеей. На моё несчастье, мой друг-капитан вскоре по прибытии на родину умер, и я решил снова съездить в Гвинею самостоятельно.
Я отплыл из Англии на том же самом корабле, командование которым перешло теперь к помощнику умершего капитана. Это было самое злополучное путешествие, когда-либо выпадавшее на долю человека. Правда, я взял с собой меньше ста фунтов из нажитого капитала, а остальные двести фунтов отдал на хранение вдове моего покойного друга, распорядившейся ими весьма добросовестно; но зато меня постигли во время пути страшные беды. Началось с того, что однажды на рассвете наше судно, державшее курс на Канарские острова или, вернее, между Канарскими островами и Африканским материком, было застигнуто врасплох турецким пиратом из Сале, который погнался за нами на всех парусах. Мы тоже подняли все паруса, какие могли выдержать наши реи и мачты, но, видя, что пират нас настигает и неминуемо догонит через несколько часов, мы приготовились к бою у нас было двенадцать пушек, а у него восемнадцать.
Около трёх пополудни он нас нагнал, но по ошибке, вместо того чтобы подойти к нам с кормы, как он намеревался, подошёл с борта. Мы навели на пиратское судно восемь пушек и дали по нему залп; тогда оно отошло немного подальше, предварительно ответив на наш огонь не только пушечным, но и ружейным залпом из двух сотен ружей, так как на этом судне было человек двести. Впрочем, у нас никто не пострадал: все наши люди держались дружно. Затем пират приготовился к новому нападению, а мы — к новой обороне. Подойдя на этот раз с другого борта, он взял нас на абордаж: человек шестьдесят ворвалось к нам на палубу, и все первым делом бросились рубить снасти.
Мы встретили их ружейной пальбой, забросали дротиками, подожжёнными ящиками с порохом и дважды изгоняли их с нашей палубы. Тем не менее корабль наш был приведён в негодность, трое наших людей было убито, а восемь ранено, и в конце концов я сокращаю эту печальную часть моего повествования мы вынуждены были сдаться, и нас отвезли в качестве пленников в Сале, морской порт, принадлежащий маврам. Участь моя оказалась менее ужасной, чем я ожидал поначалу. Меня не увели, как остальных, в глубь страны, ко двору султана: капитан разбойничьего корабля удержал меня в качестве невольника, так как я был молод, проворен и мог ему пригодиться. Этот разительный поворот судьбы, превративший меня из купца в жалкого раба, был совершенно ошеломителен; тут-то мне вспомнились пророческие слова моего отца о том, что придёт время, когда некому будет выручить меня из беды, слова, которые, думалось мне, сбылись сейчас, когда десница Божия покарала меня и я погиб безвозвратно.
То была лишь бледная тень тяжёлых испытаний, через которые мне предстояло пройти, как покажет продолжение моего рассказа. Так как мой новый хозяин, или, точнее, господин, взял меня к себе в дом, то я надеялся, что он захватит с собой меня и в следующее плавание. Я был уверен, что рано или поздно его настигнет какой-нибудь испанский или португальский корабль, и тогда мне будет возвращена свобода. Но надежда моя скоро рассеялась, ибо, выйдя в море, он оставил меня присматривать за его садиком и исполнять всю чёрную работу, возлагаемую на рабов; по возвращении же из похода он приказал мне жить в каюте и присматривать за судном. С того дня я ни о чём не думал, кроме побега, но какие бы способы я ни измышлял, ни один из них не сулил даже малейшей надежды на успех.
Да и трудно было предположить вероятность успеха в подобном мероприятии, ибо мне некому было довериться, не у кого искать помощи — здесь не было ни одного невольника англичанина, ирландца или шотландца, я был совершенно одинок; так что целых два года хоть в течение этого времени я часто тешился мечтами о свободе у меня не было и тени надежды на осуществление моего плана. Но по прошествии двух лет представился один необыкновенный случай, ожививший в моей душе давнишнюю мысль о побеге, и я вновь решил сделать попытку вырваться на волю. Как-то мой хозяин дольше обыкновенного находился дома и не готовил свой корабль к отплытию у него, как я слышал, не хватало денег. Постоянно, раз или два в неделю, а в хорошую погоду и чаще, он выходил на корабельном полубаркасе на взморье ловить рыбу. В каждую такую поездку он брал гребцами меня и молоденького мавра, и мы увеселяли его по мере сил.
А так как я к тому же оказался весьма искусным рыболовом, то иногда он посылал за рыбой меня с мальчиком — Мареско, как они называли его, — под присмотром одного взрослого мавра, своего родственника. Однажды мы вышли на ловлю в тихое, ясное утро, но, проплыв мили полторы, мы очутились в таком густом тумане, что потеряли из виду берег и стали грести наугад; проработав вёслами весь день и всю ночь, мы с наступлением утра увидели кругом открытое море, ибо вместо того, чтобы держаться ближе к берегу, мы отошли от него по меньшей мере на шесть миль. В конце концов мы с огромным трудом и не без риска добрались домой, так как с утра задул довольно крепкий ветер, и к тому же мы изнемогали от голода. Наученный этим приключением, мой хозяин решил впредь быть осмотрительнее и объявил, что больше никогда не выедет на рыбную ловлю без компаса и без запаса провизии. После захвата нашего английского корабля он оставил себе баркас и теперь приказал своему корабельному плотнику, тоже невольнику-англичанину, построить на этом баркасе в средней его части небольшую рубку, или каютку, как на барже.
Позади рубки хозяин велел оставить место для одного человека, который будет править рулём и управлять гротом, а впереди — для двоих, чтобы крепить и убирать остальные паруса, из коих кливер находился над крышей каютки. Каютка получилась низенькая, очень уютная и настолько просторная, что в ней можно было спать троим и поместить стол и шкафчики для хранения хлеба, риса, кофе и бутылок с теми напитками, какие он считал наиболее подходящими для морских путешествий. Мы часто ходили за рыбой на этом баркасе, и так как я стал искуснейшим рыболовом, то хозяин никогда не выезжал без меня. Однажды он задумал выйти в море за рыбой или просто прокатиться, уж не могу сказать с двумя-тремя маврами, надо полагать, важными персонами, для которых он особенно постарался, заготовив провизии больше обычного и ещё с вечера отослав её на баркас. Кроме того, он приказал мне взять у него на судне три ружья с необходимым количеством пороха и зарядов, так как, помимо ловли рыбы, им хотелось ещё поохотиться на птиц.
Я сделал всё, как он велел, и на другой день с утра ждал его на баркасе, чисто вымытом и совершенно готовом к приёму гостей, с поднятыми вымпелами и флагом. Однако хозяин пришёл один и сказал, что его гости отложили поездку из-за какого-то непредвиденного дела. Затем он приказал нам троим — мне, мальчику и мавру — идти, как всегда, на взморье за рыбой, так как его друзья будут у него ужинать, и потому, как только мы наловим рыбы, я должен принести её к нему домой. Я повиновался. Вот тут-то у меня блеснула опять моя давнишняя мысль о побеге.
Теперь в моём распоряжении было маленькое судно, и, как только хозяин ушёл, я стал готовиться, но не для рыбной ловли, а в дальнюю дорогу, хотя не только не знал, но даже и не думал о том, куда я направлю свой путь: всякая дорога была для меня хороша, лишь бы уйти из неволи. Первым моим ухищрением было внушить мавру, что нам необходимо запастись едой, так как нам не пристало пользоваться припасами для хозяйских гостей. Он ответил, что это справедливо, и притащил на баркас большую корзину с сухарями и три кувшина пресной воды. Я знал, где стоит у хозяина ящик с винами судя по ярлычкам на бутылках — добыча с какого-нибудь английского корабля , и покуда мавр был на берегу, я переправил все бутылки на баркас и поставил в шкафчик, как будто они были ещё раньше приготовлены для хозяина. Кроме того, я принёс большой кусок воску, фунтов в пятьдесят весом, да прихватил моток бечёвки, топор, пилу и молоток.
Всё это очень нам пригодилось впоследствии, особенно воск, из которого мы делали свечи. Я пустил в ход ещё и другую хитрость, на которую мавр тоже попался по простоте своей души. Его имя было Измаил, но все его звали Мали или Мули. Вот я и сказал ему: — Мали, у нас на баркасе есть хозяйские ружья. Что, если б ты добыл немножко пороху и дроби?
Может быть, нам удалось бы подстрелить себе на обед несколько альками птица вроде нашего кулика. Хозяин держит порох и дробь на корабле, я знаю. Он захватил также и пули. Всё это мы сложили в баркас. Кроме того, в хозяйской каюте нашлось ещё немного пороху, который я пересыпал в одну из стоявших в ящике почти пустую бутылку, перелив из неё остатки вина в другую.
Таким образом, мы запаслись всем необходимым для путешествия и вышли из гавани на рыбную ловлю. В сторожевой башне, что стоит у входа в гавань, знали, кто мы такие, и наше судно не привлекло внимания. Отойдя от берега не больше как на милю, мы убрали парус и стали готовиться к ловле. Ветер был северо-северо-восточный, что не отвечало моим планам, потому что, дуй он с юга, я мог бы наверняка доплыть до испанских берегов, по крайней мере до Кадикса; но откуда бы он ни дул, я твёрдо решил одно: убраться подальше от этого ужасного места, а потом будь что будет. Поудив некоторое время и ничего не поймав — я нарочно не вытаскивал удочки, когда у меня рыба клевала, чтобы мавр ничего не видел, — я сказал: — Тут у нас дело не пойдёт; хозяин не поблагодарит нас за такой улов.
Надо отойти подальше. Не подозревая подвоха, мавр согласился и поставил паруса, так как он был на носу баркаса. Я сел на руль и, когда баркас отошёл ещё мили на три в открытое море, лёг в дрейф как будто затем, чтобы приступить к рыбной ловле. Затем, передав мальчику руль, я подошёл к мавру сзади, нагнулся, словно рассматривая что-то под ногами, вдруг обхватил его, поднял и швырнул за борт.
Робинзон в России не то, что вы подумали Это не о второй книге о Робинзоне, отрывок которой опубликован у нас как «Робинзон в Сибири».
Это о приключениях первой. Яковом Трусовым. Фото: litfund. Сделан он был образованным дворянином, офицером, соратником великого А. Суворова Яковом Трусовым.
Его труд был озаглавлен «Жизнь и приключения Робинзона Круза, природного англичанина». Но - что вообще характерно для той эпохи - роман о «природном англичанине» автор перевел с французского издания! Первый перевод с оригинала в 1843 году сделал П. Но современный читатель мог ознакомиться с романом в переводах Марии Андреевны Шишмаревой и в версии К. Чуковского - который выбросил из книги всю «излишнюю» философию и, разумеется, религию.
Надо сказать, что Корней Иванович действовал даже не по указке советских властей, а по заветам гуманиста Жан-Жака Руссо, который считал, что роман может стать в таком виде только полезнее. К счастью, у нас есть возможность отыскать, в том числе и в интернете, различные варианты переводов, а владеющим английским языком можно читать роман в оригинале. Кстати, третья книга о Робинзоне «Serious Reflections of Robinson Crusoe» - «Строгие размышления Робинзона Крузо» на русский язык так и не была переведена. Впрочем, ни стилистически, ни содержательно этот сборник философских рассуждений к роману даже не приближается. Так что не будем гневаться на Корнея Ивановича.
А Марии Андреевне Шишмаревой низкий поклон - ведь это она начала для нас эту книгу словами: «С самого раннего детства я больше всего на свете любил море». Нам действительно жаль его во многих неудавшихся начинаниях. Надо сказать, что и к автору много претензий - Дефо явно не имеет понятия о том, как шьют лодки, как выращивают рис, охотятся на коз, где растет виноград, каков климат близ устья реки Ориноко. Мы все прощаем и ему, и его герою.
Корабль требовал ремонта, и Александр настаивал на том, чтобы задержаться на острове и привести судно в порядок, но Стрэдлинг выступил против. В конце концов Селькирк в сердцах заявил капитану, что он лучше останется на острове, чем отправится в плавание на непригодном для этого корабле. Английские корабли XVII века globallookpress. Александр в последний момент осознал, что дело приняло опасный оборот, и попытался помириться с капитаном, но тот был непреклонен. Впрочем, Cinque Ports, как и прогнозировал Селькирк, вскоре потерпел крушение у берегов Колумбии. Стрэдлинг вместе с выжившими членами команды был вынужден сдаться в плен испанцам и попал в тюрьму. На необитаемом острове Оказавшись в полном одиночестве, первое время Селькирк питался лобстерами и моллюсками, которых собирал на берегу, однако затем перебрался вглубь острова, где обнаружил одичавших коз, ранее выпущенных европейскими моряками, а также дикую репу, капусту и перец. Сначала Селькирк охотился на коз с мушкетом, а когда у него закончился порох, стал ловить их голыми руками и пытался приручить. Однажды во время такой охоты Александр сорвался с обрыва и лишь чудом выжил. Также Селькирк построил две хижины. От крыс их охраняли кошки, которых нашёл и приручил шотландец. Чтобы не забыть английскую речь, не отличавшийся набожностью моряк стал читать вслух Библию. На остров однажды зашли испанские корабли. Однако Селькирк понимал, что, попав в руки к испанцам, он в лучшем случае окажется в тюрьме, а в худшем — на виселице. Поэтому, несмотря на все мучения, которые он переживал из-за одиночества, от заметивших его испанских моряков Александр предпочёл скрыться. Возвращение к людям Лишь 1 февраля 1709 года к острову подошло британское судно Duke, участвовавшее в каперском рейде под командованием Вудса Роджерса, штурманом у которого был Дампир. Высадившийся на следующий день на берег врач Томас Доувер обнаружил Селькирка. Тот был очень рад, что его избавили от одиночества, но разговаривал уже с трудом. Александр снабдил британских моряков свежей пищей, чем спас их от цинги.
Третий том книги про Робинзона Крузо издан в Екатеринбурге 28 декабря 2022 Эти строки в России практически никто не читал. Третья часть романа Даниэля Дефо о приключениях Робинзона Крузо была написана и выпущена в Англии еще в 1720 году. Вот только на русский язык книгу никогда не переводили, поэтому нам известны лишь первые две части романа. Исправить это взялась преподаватель истории и англовед Вероника Высокова. Вместе с коллегами она работала над переводом 4 года.
Неприглядная история человека, ставшего потом Робинзоном Крузо
Книга о приключениях Робинзона Крузо по праву может считаться одним из наиболее знаменитых произведений в европейской литературе. «Жизнь и приключения Александра Селькирка, настоящего Робинзона Крузо»: книга Джона Хоуэлла 1829 года / Викимедиа. В книге допущена ошибка, связанная со временем проживания на острове; В книге сказано, что Робинзон Крузо прожил на острове 28 лет, после чего он вернулся домой.
Робинзон Крузо, Шикотан и Пятница с грузинским акцентом
Книга Даниэля Дефо о приключениях Робинзона Крузо Роман 1719 года. Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо с иллюстрациями В. Шевченко. Книгу поначалу приняли за художественное произведение, подобное «Робинзону Крузо», но потом оказалось, что история была настоящей. Мне очень понравилась книга Даниэля Дефо Робинзон Крузо. Робинзон Крузо – единственный, кому удалось выжить после страшного кораблекрушения. Первое издание «Робинзона Крузо» было напечатано в Лондоне 25 апреля 1719 года без имени автора.