На проспекте Строителей высаженные рядом с проезжей частью березы сохнут. Об этом горожане рассказали сетевому изданию «ПензаИнформ». Это вышагивает дымчато-серый лось. Преспокойно пробирается к осиннику и белогубой пастью хватает пахучую хвою, отфыркивается. 13, луба - 10, а рябины - 12. Комментировать. Жалоба. Листок березы листья березы.
Апрельская березка
Охлопкова, разработала экобумагу из опавших листьев березы и боярышника. Помимо того, что бумага вкусно пахнет, так она еще и несёт в себе экологическую ценность, так как пропагандирует бережное отношение к природе. К тому же этот проект — успешная бизнес-идея. Вначале это была небольшая исследовательская работа, а потом постепенно разрослась в большой проект. Прошлым летом Ариана участвовала в выставке Sakha Innovation и победила в номинации «Изобретатель». В научнопрактической конференции «Шаг в будущее» стала дипломантом первой степени. А на днях улетела в Москву и заняла первое место во Всероссийском фестивале творческих открытий и инициатив «Леонардо». Родная школа поддерживает её начинание и привлекает других учеников к созданию экобумаги. Мы каждую осень собираем сухие опавшие листья березы и боярышника. Уже начали производство. Продаём интерьерные, дизайнерские картины и открытки, созданные учениками гимназии.
У березы листья плотные, мясистые. Из-за этого получается очень хороший состав бумаги. Если рассказать коротко о технологии, то вначале промываем собранные листья, потом высушиваем. Измельчаем в домашних условиях в блендере до кашицеобразного состояния. Затем добавляем клей ПВА и немного макулатуры. Обычно это старые тетради. Всё это перемалываем и наливаем в сетку. При комнатной температуре остывает где-то сутки. После чего с обеих сторон проутюживаем, и получается бумага. На экобумаге можно создавать дизайнерские картины, открытки.
А запах, как у листвы после дождя. А можно купить в Якутске? А так, конечно, хотели бы в будущем продавать и в Якутске. В этом году, кстати, у нас небывалый спрос на экобумагу.
Даты фиксации этапов не имеют регулярности, снимаю примерно 1-2 раза в неделю, думаю этого достаточно для отслеживания роста. Образцов будет несколько. Какие именно узнаем по мере добавления. Самый желанный мной образец Конский каштан.
Если мы выполним их, быть добрым сказкам с нами. Баба Яга: Ладно так и быть, но дам я вам самые трудные задания. Отгадайте из каких сказок эти слова? Бабушка девочку очень любила, шапочку красную ей подарила. Девочка имя забыла свое, а ну, подскажите имя ее Красная шапочка Носик круглый пятачком, им в земле удобно рыться. Хвостик маленький крючком, вместо туфелек копытца. Трое их- и до чего же братья дружные похожи. Отгадайте без подсказки, кто герои этой сказки? Там три стула и три кружки, три кровати, три подушки Отгадайте без подсказки, кто герои этой сказки? Три медведя Лечит маленьких детей, лечит птичек и зверей. Сквозь очки свои глядит добрый доктор Айболит Следующее задание: в одном углу поплакать, в другом посмеяться, в третьем поплясать. Ведущий: Мы не только сами будем танцевать, но и тебя приглашаем. Исполняется коммуникативная танец-игра «Круговая пляска» Баб Яга: Молодцы! И я с вами стариной тряхнула. Выиграли вы у меня. Быть по-вашему. Верно на Руси говорят: «Дружно- не грузно, а врозь — хоть брось! Послужи-ка мне еще раз, да покажи моя метла, где книгу с добрыми сказками нам искать. Баба Яга идет за метлой, и большую красивую книгу со сказками, отдает ее ведущему, прощается и уходит. Ведущий: Ребята, остался последний клубок. Теперь мы наверно точно попадем в гости к Осени. Под музыку в зал входит Осень Осень: Здравствуйте, дорогие ребята! Я очень рада, что вы пришли ко мне в гости. Вы меня узнали? Несу я урожаи, Поля вновь засеваю, птиц к югу отправляю Деревья раздеваю. Но не касаюсь сосен и елочек. Я … Осень Ведущий: Дорогая волшебница Осень, мы пришли к тебе в гости и хотим поблагодарить тебя за твои осенние подарки и приготовили тебе осенние сувениры. Осень: Я их с удовольствием принимаю Дети: Как хорошо в гостях у осени, среди березок золотых Подольше б золота не сбросили, стоял бы лес, багрян и тих. Почаще б солнышко усталое гостило в золотом лесу. Чтоб защитить от ветра малого лесную позднюю красу. Зима, красавица суровая, ты подожди, ты не спеши. Деревья желтые, багровые, как праздничны, как хороши И о тебе зиме сверкающей мы тоже будем песни петь. Ты подожди, ведь мы пока еще хотим на осень посмотреть Исполняется песня: «Осенние подарки» Ведущий: А теперь наш театральный подарок. Очень интересная сказка: «Поспешили» Инсценировка сказки Осень: Спасибо вам ребята за ваши подарки, а теперь прошу вас поиграйте, да повеселитесь немного. Задание ох и не простое нужно на ощупь отгадать, что за фрукты и овощи спрятаны в волшебном мешочке, ну кто у вас смелый. Проводится аттракцион «Определи на ощупь» Осень: А еще я знаю, что вы ребята смелые и отважные, много испытаний преодолели пока ко мне добирались. Но скажите мне, вы дождик боитесь? Дети: Нет! Ведущий: И сейчас мы всем расскажем почему мы дождя не боимся Исполняется песня «Топ, сапожки, шлеп сапожки» Осень: Молодцы! А теперь другая игра, называется: « что мы делали? Где вы бывали, что вы видали? Дети: Что мы видели, не скажем, а что видели, покажем Показывают: 1 грибы собирают, 2 сено косят, 3 копают, 4 отлет птиц. Осень отгадывает Осень: С вами весело играть, песни петь и танцевать. Вас за все благодарю, детям я дары дарю. Делюсь сценариес который проводила сама, очень понравился! Если есть такой - не ругайтесь. Вед: Осень. Осыпается весь наш бедный сад. Листья пожелтелые по ветру летят. Осенняя композиция.
Дождик Шалый дождик налетел с ветром, пыль продырявил, заголил хвосты куриц, разогнал их во дворе, качнул и растрепал яблоню под окнами, убежал торопливо и без оглядки. Все замерло удрученно и растерянно. Налетел дождик, нашумел, но не утешил, не напоил. Снова зной. Снова зажило все разомлелой, заторможенной жизнью, и только листья на яблоне все дрожали, и сама, кривая, растопорщенная, яблоня напоминала брошенного, обманутого ребенка. Падение листа Я шел лесом, затоптанным, побитым, обшарпанным, в петлях троп и дорог. Не колесом, а плугом вроде бы ездили здесь, вроде бы воры-скокари ворвались в чужой дом среди ночи и все в нем вверх дном перевернули. И все-таки лес жил и силился затянуть травой, заклеить пластырем мхов, припорошить прелью рыжих гнилушек, засыпать моросью ягод, прикрыть шляпками грибов ушибы и раны, хотя и такой могучей природе, как сибирская, самоисцеление дается все труднее и труднее. Редко перекликались птицы, лениво голосили грибники, вяло и бесцельно кружился вверху чеглок. Двое пьяных парней, надсажая мотор, с ревом пронеслись мимо меня на мотоцикле, упали по скользкому спуску в ложок, ушиблись, повредили мотоцикл, но хохотали, чему-то радуясь. Всюду по лесу чадили костры и возле них валялись наехавшие из города труженики. Была середина воскресного дня. Разгоняя гиподинамию, горожане рубили, пилили, ломали, поджигали лес, притомились уже и загорали под солнцем, с утра скрывшимся за такой громадой туч, что казалось, и месяц, и год не выпростаться ему оттуда. Но совсем легко, как бы играючи, солнце продрало небесное хламье — и скоро ничего на небе не осталось, кроме довольного собою, даже самодовольно бодрого светила. Впереди, чуть выдавшаяся к дороге, стояла некрупная, коленом изогнутая черно-пегая береза, вся прошитая солнцем, трепещущая от тепла, истомы и легкого, освежающего дуновения, происходящего в кроне, наверное, это и было дыханием самой кроны. Горькой струей сквозящую печаль донесло до меня — так может пахнуть только увядающее дерево, и не слухом, не зрением, а каким-то, во мне еще не отжившим, ощущением природы я уловил неслышное движение, заметил искрой светящийся в воздухе и носимый воздухом березовый листок. Медленно, неохотно и в то же время торжественно падал он, цепляясь за ветви, за изветренную кожу, за отломанные сучки, братски приникая ко встречным листьям, — чудилось: дрожью охвачена тайга, которой касался падающий лист, и голосами всех живых деревьев она шептала: «Прощай! Скоро и мы… Скоро и мы… скоро… скоро…» Чем ниже опускался лист, было ему падать все тягостней и тягостней: встреча с большой, почти уже охладевшей землею страшила его, и потому миг падения листа все растягивался, время как бы замедлилось на размытом далью обрыве, удерживало себя, но могильная темь земли, на которую предстояло лечь листу, погаснуть, истлеть и самому стать землею, неумолимо втягивала его желтое свечение. Я подставил руку. Словно учуяв тепло, лист зареял надо мной и недоверчивой бабочкой опустился на ладонь. Растопорщенный зубцами, взъерошенный стерженьком, холодящий кожу почти невесомой плотью, лист все еще бо-ролся за себя, освежая воздух едва уловимой горечью, последней каплей сока, растворенной в его недрах. Упругости листа хватило на полминуты, не более, жилы и жилочки его ослабли, распустились, прогнулся серединой лист и обрывком искуренной бумажки расклеился на моей ладони. Обшаривая глазами березу, в чуть колеблющейся, как бы случайно здесь присутствующей, тонкой нити я обнаружил не прочерк, не проседь, а слегка лишь приморившуюся струйку зелени. Там, вверху, в зеленой березовой семье, жил и этот листок, величиною с гривенник. Самый маленький, самый слабый, он не удержал своей тяжести, у него не хватило силы на все лето, и суждено ему было первому подать весть о надвигающейся осени, первому отправиться в свой единственный, беспредельный полет… Как он пробудился и занял свое место в лесу? Не замерз весною, не засох в июльской жаре? Сколько сил потратила береза, чтобы этот ее листок выпростался из немой, плотно заклеенной почки и зашумел веселым шумом вместе со всеми листьями, стал частицей того мира, в котором с таким трудом прорастает и утверждается все доброе, нужное, а злое является вроде бы само собою и существует, совершенствуется в силе и наглости. Земля наша справедлива ко всем, хоть маленькой радостью наделяет она всякую сущую душу, всякое растение, всякую тварь, и самая бесценная, бескорыстно дарованная радость — сама жизнь! Но твари-то и, прежде всего, так называемые разумные существа не научились у матери-земли справедливой благодарности за дарованное счастье жизни. Людям мало просто жить, просто радоваться: к сладкому им подавай горькое, а лучше — кровавое, горячее, они сами над собой учиняют самосуд: сами себя истребляют оружием, но чаще словом, поклонением богам и идолам, которых сами же и возносят, целуют им сапоги за то, что те не вдруг, не сразу отсекут им головы или щедро бросят отобранный у них же кусок хлеба в придорожную пыль. Их были тысячи и тысячи, ублюдков, психопатов, чванливых самозванцев. И все они, начиная от инквизитора Торквемады, дубиной проламывавшего неразумным черепa, чтобы вбить в них самую справедливую веру в Господа Бога, от конквистадоров, миссионеров и всевозможных благодетелей, пекшихся о «свободе» и «чистоте души» человеческой, до припадочного фюрера и великого кормчего, — упорно пытались искоренить «людские заблуждения». Всего лишь миг космического времени разделил Божьего слугу с Пиренейского полуострова от современных чванливых сверхвождей, но эти вместо Бога вбивали уже себя, и не дубьем — новейшим оружием и всею той же, вроде бы ветхой, однако во все времена пригодной моралью: дави слабого, подчиняй и грабь ближнего. Повторялись «благодетели», повторялся смысл и дух новых нравоучений, от которых все так же отвратительно смердило древней казармой и балаганом, но лист, оставаясь листом, никогда и ни в чем не повторялся. Даря земле, тайге, березе и себе радость вечного обновления, он расцветом и сгоранием своим продолжался в природе. Увядание его — не смерть, не уход в небытие, а всего лишь отсвет нескончаемой жизни. Частица плоти, тепла, соков и этого вот махонького листа осталась в клейкой почке, зажмурившейся скорлупками ресниц до следующей весны, до нового возрождения природы. Падает лист, маленький, бледный. Наступает еще одна осень, всегда пробуждающая потребность в самоочищении. Пройдет неделя-другая, и всем ударам себя подставившая придорожная береза отодвинется от леса, от мира, от людей. Да, она будет стоять все тут же, все так же, на виду, и в то же время сделается отчужденной, в себя самое погруженной, и лес по горам оцепенеет в неслыханно ярком наряде, все силы, всю свою мощь, всю тихую тайну выставив напоказ. Скорбь уходящего лета напомнит нам о наших незаметно улетающих днях; что-то древнее, неотступное стронется в нас, замедлится ход крови, чуть охладится, успокоится сердце, и все вокруг обретет иной смысл и цвет. Нам захочется остановиться, побыть наедине с собой, заглянуть в глубину себя. Но и это робкое желание невыполнимо. Остановиться уже невозможно. Мы мчится, бежим, рвем, копаем, жжем, хватаем, говорим пустые слова, много, очень много самоутешительных слов, смысл которых потерян где-то в торопливой, гомонящей толпе, обронен, будто кошелек с мелочью. Воистину как в шотландской пословице: «Чем хуже дела в приходе, тем больше работы звонарю…» Ах, если бы хоть на минуту встать, задуматься, послушать себя, душу свою, древнюю, девственную тишину, проникнуться светлой грустью бледного листа — предвестника осени, еще одной осени, еще одного, кем-то означенного круга жизни, который совершаем мы вместе с нашей землею, с этими горами, лесами, и когда-то закончим свой век падением, скорей всего не медленным, не торжественным, а мимоходным, обидно простым, обыденным — на бегу вытряхнет из себя толпа еще одного спутника и умчится дальше, даже не заметив утраты. Притихла земля.
Листья березы макросъёмка
Это было время, когда дальневосточники только-только начинали участвовать в республиканских, всероссийских и всесоюзных выставках, заявляли о себе и о дальневосточной живописи как о новой странице в истории советского искусства. Также на выставке представлен триптих, воспевающий красоту Приморья, его заповедных уголков. Юлий Рачёв создал немало работ на эту тему, тему первопроходцев, Арсеньева. Долгие годы он оформлял не просто экспозиции — писал задники к постоянным выставкам, например, в зале, рассказывающем о флоре и фауне Приморья. На полотне — семья Рачёвых в конце 50-х — начале 60-х годов прошлого века.
Береза начала расти прямо на ветке другой березы. Автор снимков интересовался, почему так получилось. И ему прислали несколько ответов. То есть ветка усохла.
Ах, как славно пахнет береза! Дождик Шалый дождик налетел с ветром, пыль продырявил, заголил хвосты куриц, разогнал их во дворе, качнул и растрепал яблоню под окнами, убежал торопливо и без оглядки. Все замерло удрученно и растерянно. Налетел дождик, нашумел, но не утешил, не напоил. Снова зной. Снова зажило все разомлелой, заторможенной жизнью, и только листья на яблоне все дрожали, и сама, кривая, растопорщенная, яблоня напоминала брошенного, обманутого ребенка. Падение листа Я шел лесом, затоптанным, побитым, обшарпанным, в петлях троп и дорог.
Не колесом, а плугом вроде бы ездили здесь, вроде бы воры-скокари ворвались в чужой дом среди ночи и все в нем вверх дном перевернули. И все-таки лес жил и силился затянуть травой, заклеить пластырем мхов, припорошить прелью рыжих гнилушек, засыпать моросью ягод, прикрыть шляпками грибов ушибы и раны, хотя и такой могучей природе, как сибирская, самоисцеление дается все труднее и труднее. Редко перекликались птицы, лениво голосили грибники, вяло и бесцельно кружился вверху чеглок. Двое пьяных парней, надсажая мотор, с ревом пронеслись мимо меня на мотоцикле, упали по скользкому спуску в ложок, ушиблись, повредили мотоцикл, но хохотали, чему-то радуясь. Всюду по лесу чадили костры и возле них валялись наехавшие из города труженики. Была середина воскресного дня. Разгоняя гиподинамию, горожане рубили, пилили, ломали, поджигали лес, притомились уже и загорали под солнцем, с утра скрывшимся за такой громадой туч, что казалось, и месяц, и год не выпростаться ему оттуда.
Но совсем легко, как бы играючи, солнце продрало небесное хламье — и скоро ничего на небе не осталось, кроме довольного собою, даже самодовольно бодрого светила. Впереди, чуть выдавшаяся к дороге, стояла некрупная, коленом изогнутая черно-пегая береза, вся прошитая солнцем, трепещущая от тепла, истомы и легкого, освежающего дуновения, происходящего в кроне, наверное, это и было дыханием самой кроны. Горькой струей сквозящую печаль донесло до меня — так может пахнуть только увядающее дерево, и не слухом, не зрением, а каким-то, во мне еще не отжившим, ощущением природы я уловил неслышное движение, заметил искрой светящийся в воздухе и носимый воздухом березовый листок. Медленно, неохотно и в то же время торжественно падал он, цепляясь за ветви, за изветренную кожу, за отломанные сучки, братски приникая ко встречным листьям, — чудилось: дрожью охвачена тайга, которой касался падающий лист, и голосами всех живых деревьев она шептала: «Прощай! Скоро и мы… Скоро и мы… скоро… скоро…» Чем ниже опускался лист, было ему падать все тягостней и тягостней: встреча с большой, почти уже охладевшей землею страшила его, и потому миг падения листа все растягивался, время как бы замедлилось на размытом далью обрыве, удерживало себя, но могильная темь земли, на которую предстояло лечь листу, погаснуть, истлеть и самому стать землею, неумолимо втягивала его желтое свечение. Я подставил руку. Словно учуяв тепло, лист зареял надо мной и недоверчивой бабочкой опустился на ладонь.
Растопорщенный зубцами, взъерошенный стерженьком, холодящий кожу почти невесомой плотью, лист все еще бо-ролся за себя, освежая воздух едва уловимой горечью, последней каплей сока, растворенной в его недрах. Упругости листа хватило на полминуты, не более, жилы и жилочки его ослабли, распустились, прогнулся серединой лист и обрывком искуренной бумажки расклеился на моей ладони. Обшаривая глазами березу, в чуть колеблющейся, как бы случайно здесь присутствующей, тонкой нити я обнаружил не прочерк, не проседь, а слегка лишь приморившуюся струйку зелени. Там, вверху, в зеленой березовой семье, жил и этот листок, величиною с гривенник. Самый маленький, самый слабый, он не удержал своей тяжести, у него не хватило силы на все лето, и суждено ему было первому подать весть о надвигающейся осени, первому отправиться в свой единственный, беспредельный полет… Как он пробудился и занял свое место в лесу? Не замерз весною, не засох в июльской жаре? Сколько сил потратила береза, чтобы этот ее листок выпростался из немой, плотно заклеенной почки и зашумел веселым шумом вместе со всеми листьями, стал частицей того мира, в котором с таким трудом прорастает и утверждается все доброе, нужное, а злое является вроде бы само собою и существует, совершенствуется в силе и наглости.
Земля наша справедлива ко всем, хоть маленькой радостью наделяет она всякую сущую душу, всякое растение, всякую тварь, и самая бесценная, бескорыстно дарованная радость — сама жизнь! Но твари-то и, прежде всего, так называемые разумные существа не научились у матери-земли справедливой благодарности за дарованное счастье жизни. Людям мало просто жить, просто радоваться: к сладкому им подавай горькое, а лучше — кровавое, горячее, они сами над собой учиняют самосуд: сами себя истребляют оружием, но чаще словом, поклонением богам и идолам, которых сами же и возносят, целуют им сапоги за то, что те не вдруг, не сразу отсекут им головы или щедро бросят отобранный у них же кусок хлеба в придорожную пыль. Их были тысячи и тысячи, ублюдков, психопатов, чванливых самозванцев. И все они, начиная от инквизитора Торквемады, дубиной проламывавшего неразумным черепa, чтобы вбить в них самую справедливую веру в Господа Бога, от конквистадоров, миссионеров и всевозможных благодетелей, пекшихся о «свободе» и «чистоте души» человеческой, до припадочного фюрера и великого кормчего, — упорно пытались искоренить «людские заблуждения». Всего лишь миг космического времени разделил Божьего слугу с Пиренейского полуострова от современных чванливых сверхвождей, но эти вместо Бога вбивали уже себя, и не дубьем — новейшим оружием и всею той же, вроде бы ветхой, однако во все времена пригодной моралью: дави слабого, подчиняй и грабь ближнего. Повторялись «благодетели», повторялся смысл и дух новых нравоучений, от которых все так же отвратительно смердило древней казармой и балаганом, но лист, оставаясь листом, никогда и ни в чем не повторялся.
Даря земле, тайге, березе и себе радость вечного обновления, он расцветом и сгоранием своим продолжался в природе. Увядание его — не смерть, не уход в небытие, а всего лишь отсвет нескончаемой жизни. Частица плоти, тепла, соков и этого вот махонького листа осталась в клейкой почке, зажмурившейся скорлупками ресниц до следующей весны, до нового возрождения природы. Падает лист, маленький, бледный. Наступает еще одна осень, всегда пробуждающая потребность в самоочищении. Пройдет неделя-другая, и всем ударам себя подставившая придорожная береза отодвинется от леса, от мира, от людей. Да, она будет стоять все тут же, все так же, на виду, и в то же время сделается отчужденной, в себя самое погруженной, и лес по горам оцепенеет в неслыханно ярком наряде, все силы, всю свою мощь, всю тихую тайну выставив напоказ.
Скорбь уходящего лета напомнит нам о наших незаметно улетающих днях; что-то древнее, неотступное стронется в нас, замедлится ход крови, чуть охладится, успокоится сердце, и все вокруг обретет иной смысл и цвет. Нам захочется остановиться, побыть наедине с собой, заглянуть в глубину себя. Но и это робкое желание невыполнимо. Остановиться уже невозможно. Мы мчится, бежим, рвем, копаем, жжем, хватаем, говорим пустые слова, много, очень много самоутешительных слов, смысл которых потерян где-то в торопливой, гомонящей толпе, обронен, будто кошелек с мелочью. Воистину как в шотландской пословице: «Чем хуже дела в приходе, тем больше работы звонарю…» Ах, если бы хоть на минуту встать, задуматься, послушать себя, душу свою, древнюю, девственную тишину, проникнуться светлой грустью бледного листа — предвестника осени, еще одной осени, еще одного, кем-то означенного круга жизни, который совершаем мы вместе с нашей землею, с этими горами, лесами, и когда-то закончим свой век падением, скорей всего не медленным, не торжественным, а мимоходным, обидно простым, обыденным — на бегу вытряхнет из себя толпа еще одного спутника и умчится дальше, даже не заметив утраты.
Состарится берёза, рухнет на землю, придавит лесную травку.
Сгниёт древесина и превратиться в труху. Упадёт сверху маленькое семечко, прорастёт в мягкой трухе. Глядиш, уже малютка берёзка тянет листики-ладошки из старого пня.
Лист березы на белом фоне
Вышагивая листок. Берёза листья. Листок березы. 1. вышагивая — суффикс ИВА, так как в 1-м лице он остаётся, вышагИВАю, листик — гласная И при склонении не выпадает: листик — листика. Куда уехать от аллергии на цветение березы в России. Вышагивая листок. Берёза листья. Листок березы. Ищите и загружайте самые популярные фото Деревья без листьев на Freepik Бесплатное коммерческое использование Качественная графика Более 51 миллионов стоковых фото. 13, луба - 10, а рябины - 12. Комментировать. Жалоба.
Растерялась и все перепутала. В центре Минска береза до сих пор не сбросила листья
Обернулся Муравьишка — стоит рядом Жучок-Блошачок, чуть от земли видно. Тебе меня не поднять. Лезь, говорю. Кое-как уместился Муравей на спине у Блошака. Только-только ножки поставил.
Блошачок подобрал под себя толстые задние ножки, — а они у него, как пружинки складные, — да щёлк! Глядь, уж он на грядке сидит. Так весь огород и отщёлкал до самого забора. Муравьишка спрашивает: — Через забор не могу: высок очень.
Ты Кузнечика попроси: он может. Сел Муравьишка Кузнечику на загривок. Кузнечик сложил свои длинные задние ноги пополам, потом разом выпрямил их и подскочил высоко в воздух, как Блошачок. Но тут с треском развернулись у него за спиной крылья, перенесли Кузнечика через забор и тихонько опустили на землю.
Муравьишка глядит вперёд, а там река: год по ней плыви — не переплывёшь. А солнце ещё ниже. Кузнечик говорит: — Через реку и мне не перескочить. Очень уж широкая.
Стой-ка, я Водомерку кликну: будет тебе перевозчик. Затрещал по-своему, глядь — бежит по воде лодочка на ножках. Нет, не лодочка, а Водомерка-Клоп. Сел Муравьишка.
Водомер подпрыгнул и зашагал по воде, как посуху. А солнце уж совсем низко. Да как припустит! Оттолкнётся, оттолкнётся ножками и катит-скользит по воде, как по льду.
Готовы ли вы к невероятным приключениям в мире юмора, где ограничения приличий сняты, а каждый рассказ оживает благодаря выразительной озвучке? Управление Просто перелистывайте анекдоты, как в популярных видео-сервисах. На компьютере используйте колёсико мыши или кнопки вверх-вниз на клавиатуре, а на смартфоне перелистывайте пальцем вверх.
Аделине поставили датчики, чтобы следить за состоянием. Пакетик подключили к системе и ТКМ началась. Доктор Ирина пожелала удачи.
Все прошло хорошо. Весь процесс ТКМ занял два часа. ТКМ проходила в нашей палате и представляла собой обычное переливание крови, но только по системе капала новая жизнь малышки. Большое спасибо за вашу поддержку и помощь!
Ведущий: Это я - Баба-Яга, Костяная нога. Ведущий: Что вам надо от наших детей? Баба-Яга: Мочи нет одной мне жить, хочу с вами я дружить. Ведущий: Ох, не знаю, как нам быть: не впустить или впустить.? Входит, пританцовывая, Баба Яга с метлой Баба Яга: Я-бабусенька, я —ягусенька, я ребяток люблю Ух, как веселиться хочу. У меня в избушке есть для вас игрушки. На сто лет сказок знаю, сама их сочиняю. Мои то сказки лучше и интересней всех. Ведущий: А мы любим добрые и веселые. Сказки, а у тебя они злые. Баба Яга: Нет теперь ваших сказок. Сидят они за семью замками в темнице. Слушайте мои сказки. Ведущий: Так это ты унесла наши сказки? Верни их нам! Баба-Яга: Нет, не бывать этому! Ведущий: А я знаю как сказки из беды выручить. Давай нам, Баба Яга любые задания. Если мы выполним их, быть добрым сказкам с нами. Баба Яга: Ладно так и быть, но дам я вам самые трудные задания. Отгадайте из каких сказок эти слова? Бабушка девочку очень любила, шапочку красную ей подарила. Девочка имя забыла свое, а ну, подскажите имя ее Красная шапочка Носик круглый пятачком, им в земле удобно рыться. Хвостик маленький крючком, вместо туфелек копытца. Трое их- и до чего же братья дружные похожи. Отгадайте без подсказки, кто герои этой сказки? Там три стула и три кружки, три кровати, три подушки Отгадайте без подсказки, кто герои этой сказки? Три медведя Лечит маленьких детей, лечит птичек и зверей. Сквозь очки свои глядит добрый доктор Айболит Следующее задание: в одном углу поплакать, в другом посмеяться, в третьем поплясать. Ведущий: Мы не только сами будем танцевать, но и тебя приглашаем. Исполняется коммуникативная танец-игра «Круговая пляска» Баб Яга: Молодцы! И я с вами стариной тряхнула. Выиграли вы у меня. Быть по-вашему. Верно на Руси говорят: «Дружно- не грузно, а врозь — хоть брось! Послужи-ка мне еще раз, да покажи моя метла, где книгу с добрыми сказками нам искать. Баба Яга идет за метлой, и большую красивую книгу со сказками, отдает ее ведущему, прощается и уходит. Ведущий: Ребята, остался последний клубок. Теперь мы наверно точно попадем в гости к Осени. Под музыку в зал входит Осень Осень: Здравствуйте, дорогие ребята! Я очень рада, что вы пришли ко мне в гости. Вы меня узнали? Несу я урожаи, Поля вновь засеваю, птиц к югу отправляю Деревья раздеваю. Но не касаюсь сосен и елочек. Я … Осень Ведущий: Дорогая волшебница Осень, мы пришли к тебе в гости и хотим поблагодарить тебя за твои осенние подарки и приготовили тебе осенние сувениры. Осень: Я их с удовольствием принимаю Дети: Как хорошо в гостях у осени, среди березок золотых Подольше б золота не сбросили, стоял бы лес, багрян и тих. Почаще б солнышко усталое гостило в золотом лесу. Чтоб защитить от ветра малого лесную позднюю красу. Зима, красавица суровая, ты подожди, ты не спеши. Деревья желтые, багровые, как праздничны, как хороши И о тебе зиме сверкающей мы тоже будем песни петь.
В Эрмитаже проходит выставка импрессионистов
Но что может возмужать оно И березой станет настоящей, Тень дарящей, На ветру шумящей. Но что может возмужать оно И березой станет настоящей, Тень дарящей, На ветру шумящей. Все изображения из подборки картинки дерево весной без листьев для детей можно скачать и просмотреть бесплатно. Сегодня на занятии по рисованию воспитанники с большим удовольствием нарисовали веточку берёзы. — Мы каждую осень с учениками собираем сухие опавшие листья березы и боярышника.
«Детский сад № 37»
Драматическое hdr желтой березы во время падения. 2) И листок берёзы золотистой пчелкой вьётся и летает над колючей елкой. Упадёт сверху маленькое семечки, прорастёт в мягкой трухе.