В СИЗО они в течение трёх суток должны пройти освидетельствование на наличие социально опасных заболеваний, в первую очередь туберкулёза.
Туберкулез в тюрьмах Мозамбика будут выявлять при помощи искусственного интеллекта
Она не была пациенткой. Она была женой пациента. Жены пациентов, их мамы, сестры — это вообще отдельная тема. Женщина всегда остается матерью. Даже в опасности. Даже для мужа или отца. Она защищает до последнего. Так природа устроила. Вот и Марина была в диспансере денно и нощно.
Нет, здесь ей нельзя будет находиться. Только вот в чем вопрос: а кто должен ухаживать за лежачим больным? Можно заплатить деньги санитарке или медсестре. Но это тубдиспансер. Ставок не много. Работа опасная. Фото: Максим Дондюк А человек уже почти не дышит. Кашляет кровью.
Ходит под себя. Кому, кроме близких, он нужен? Пациенты поговаривали, что официально они не расписаны. Только она сидела рядом. И держала за руку. И кормила с ложечки. И спала в промежутках между его бодрствованиями в коридоре на диване. На ночь она уходила.
Так поздно, как разрешит дежурная сестра. Опять же по слухам, сама она была не из Волочка, поэтому снимала где-то неподалеку комнату. Весь день в палате или возле нее — палата-то мужская, пациентам тоже приватности хочется. Тихое «Здравствуйте! Спокойные уговоры докторов с просьбой не гнать ее. И так неделю. Эта будет та самая неделя, на которой я решила «бежать» из Волочка. Снова в Тверь.
Потому что четыре месяца не дали ожидаемого результата. Потому что лечение нужно было кардинально менять, а местные доктора на это так и не решились. И потому что я наблюдала эту печальную историю любви к угасающему человеку, что неимоверно внутренне вымотало. Уехала из диспансера я в тот самый день, когда Маринин муж умер. Плохой знак, но моя машина отъехала в момент, когда тело в простыне заносили в «газель». Я отвернулась. Не от страха. За происходящим как-то отстраненно-потерянно наблюдала Марина.
Я просто не смогла смотреть на ее худенькую фигурку с опущенными плечами. Оленька Ей было за 60, и ее было много. Во всем. В теле. В громкости. В словоохотливости. В приказах. Поступила она в нашу палату, где я провела три месяца после перевода из Волочка, на самых последних неделях моего лечения.
Что у Оленьки саркоидоз и она совершенно случайно попала к нам, мы узнали, как только она вошла в палату. Что кровать здесь ей не нравится и хотелось бы перелечь к окну — тоже. Что привезли ее сын с невесткой, которые уже завтра ее наверняка заберут из этого ужасного места, она говорила через каждый час. Ее не устраивала еда и с этим были согласны все пациенты отделения во Власьево. Ей не нравилось постельное белье мы привозили свое собственное и не пользовались тем, что предлагали. Ее напугал туалет и отсутствие душевой со временем учишься ходить в клозет сразу после уборки, когда он чист, а мыться прямо в раковине в палате или сбегать на выходные, чтобы принять ванную дома и почувствовать себя человеком. Она вынуждена была лежать на четвертом этаже, и этот факт ее тоже сильно возмущал а вот с этим мы были кардинально не согласны, ведь это было «чистое» отделение, куда не клали асоциальных граждан, здесь было много молодежи. Оленька громко заявляла обо всем, что ее возмущало, параллельно выдавая тот же текст по телефону своему сыну.
И если мы — шесть женщин в возрасте от 21 до 60 — с пониманием относились ко всем этим истерическим капризам сами прошли через первые шоковые недели пребывания в учреждении закрытого типа , то сын отнесся иначе. Уже на второй день, когда Оленька решила, что выходить к столу она не будет, лучше есть в палате, сын отвечать на ее телефонные звонки стал реже. На третий день, когда Оленька плача умоляла доктора выписать ее домой, ведь невестка наверняка уже всех кур погубила, сын лишь раз позвонил, и только после того, как доктор написал ему СМС с просьбой почаще разговаривать с мамой. А на четвертый день к вечеру Оленька слегла, отказавшись ужинать. И замолчала, что было, наверное, страшнее всего. Она просто лежала и плакала. И вколотое успокоительное ей не помогало. Как и телефон, сжатый в руке… — Слушайте, ну ни в какие ворота уже, — возмущалась дежурная медсестра.
Ну, мать — не сахар, застроила всех дома, видимо. Но он даже на звонки доктора не отвечает! Они ее сюда на ПМЖ привезли, что ли? В ночь Оленька перестала реагировать на происходящее. Иногда стонала. На нее надели памперс, как бы переводя из ранга человека разумного, человека самостоятельного, человека с будущим, в человека без перспектив. Мы периодически сидели рядом, держа ее за руку, в которой торчала игла от капельницы. И со всех своих телефонов названивали ее недоступному сыну.
Ну, всякое бывало. Историй, когда мужья уходили от жен сразу после постановки женщинам диагноза «туберкулез», я узнала немало. Ну, «в радости» — это да, а вот «в печали» не многие представители сильной половины человечества выдерживали. Но чтобы так — с мамой… Врачи диагностировали инфаркт, но спасать пациентку никто не спешил. Запросы в кардиологию областной не дали результатов. Точнее, так — врачи дали советы, но приезжать и уж тем более забирать пациентку из противотуберкулезного диспансера никто не собирался. А на шестой день Оленьки не стало. Я вошла в палату, когда все отправились на прогулку после завтрака.
В отделении летом невыносимая жара, а теперь, когда в палате находился лежачий человек, запах был просто невыносим. Девчонки открыли все окна и дверь, чтобы устроить сквозняк, и ушли на свежий воздух. А я заглянула, чтобы забрать телефон. Именно в этот момент у Оленьки начались предсмертные конвульсии. Она лежала — большая, светлая, с грязными волосами и заострившимся на фоне огромных темных кругов вокруг глаз носом. Под нечистой простыней. Хрипела и содрогалась. Я впервые видела, как умирает человек.
Я точно знала, что ее уже не спасут, потому что нет в диспансере никаких реанимационных аппаратов. Больные туберкулезом уходят на тот свет без попыток на второй шанс. И все же. И он побежал за мною, и делал ей непрямой массаж сердца. И я хорошо понимала, почему он не делает искусственное дыхание. И так слишком много видела. Отмучилась она. И позови дежурную сестру.
И своим скажи, чтобы три часа не заходили. Когда сестры ее унесут и все отмоют тут, тогда и придете. Но сестры ее не унесли. Унесли тело, когда оно остыло, парни из соседней палаты. Сестры, как обычно, быстро «рассосались» по домам. И мы четыре часа ходили под окнами диспансера. Меня трясло. Девчонки бурно обсуждали.
Я стойко молчала. В моей жизни не произошло трагедии. Я не потеряла близкого человека. Я просто видела смерть и четко осознала, насколько мы беспомощны и скоротечны. Насколько смерть обыденна и не страшна. И почему-то именно это больше всего и пугало… А потом я вылила свои эмоции на начальника диспансера. Палату нужно было дезинфицировать, а медсестер не было.
Сбиваются с пути правильного, да еще и награждаются такой болезнью. Как человек я сострадаю им. Пытаюсь помочь. Я не могу понять, за что так. Раньше же говорили, что человек человеку — друг, брат. А сейчас — нет. Как говорили древние греки, человек человеку — волк. Сильный выживает, слабый — ломается… — Мария Петровна, скажите, а как вы здесь вообще живете? Поэтому получается, что большую часть времени поводим мы на рабочих местах. И на развлечения времени нет. Многие бы уехали отсюда, но… Раньше как было? Но в 1998 году это прекратили. И сегодня у нас уже насчитывается 2800 пенсионеров, которые осели здесь. Люди работали здесь 30 лет, и остаются здесь же. Конечно неплохо, если бы они переезжали хотя бы в Саранск, дабы в конце своей жизни кто-то посетил театр, ресторан и так далее, как-то компенсировал ту молодость, которая прошла вот здесь. Мы живем надеждой на отпуск. У меня 60 суток отпуск. Я обычно еду к теплому морю. Люблю Крым. Сейчас опять поеду по путевке на Черноморское побережье. А вторую половину отпуска провожу на даче. А развлечения тут какие? Есть Дом культуры, в который иногда приезжают из центра. К осужденным приезжают различные группы, выступают. И мы ходим на концерты. На стадионе различные мероприятия... У меня красный диплом, но я сюда поехала, добровольно. Я лечу этих людей, я хочу их вылечить. На это есть личная объективные причины — А сколько платят тут? Я давно работаю, и получаю больше других, с доплатами за вредность и выслугой — 5 000 рублей. А медсестра — около полутора тысяч. На это есть личная объективные причины. Ей было 24 года. Это случилось в послевоенные годы, организм у нее был ослабленный. Это было в Оренбурге… Тогда еще только появился стрептомицин. Ей предлагали сделать операцию, но она отказалась. Из-за интоксикации отказалась, она не понимала, что происходит, считала себя здоровой. Просто так человек не мог бы отказаться от последней ниточки! Потому я этих больных очень понимаю, почему у них такая агрессия, нежелание. Письма касательно палочки Коха «Даю вам слово, что все затраты возмещу по выходе на свободу, но помогите мне, пожалуйста, сейчас, не дайте помереть за колючим забором. Мне необходимы таблетки и что-то из калорийных продуктов питания. Вы — мое биологическое оружие». Им же нужна глюкоза. Лечат у нас безобразно, умирают очень много людей. Прошу вашей помощи». Или если речь идет о снижении норм питания, то для таких больных это тоже совершенно недопустимая мера наказания.
Иллюстративное фото freepik. Так, программное обеспечение с элементами ИИ подключают к рентген-аппарату, и оно анализирует снимок в течение пяти минут. Такой метод не требует присутствия врача.
Необходимыми для работников котельных средствами индивидуальной защиты осужденные не были обеспечены в нарушение требований части 1 статьи 104 Уголовно-исполнительного кодекса РФ и статей 22, 212 Трудового кодекса РФ. Кроме того, в отношении исправительного учреждения вынесено постановление о возбуждении административного дела о нарушении требований охраны труда.
Туберкулез в тюрьмах Мозамбика будут выявлять при помощи искусственного интеллекта
Показатели улучшились впервые, сообщил на коллегии ведомства руководитель управления Дмитрий этим данным, в 2023 году было выявлено 26 случаев заболевания туберкулезом, а годом ранее — 35 случаев. Заельцовский районный суд Новосибирска рассмотрел иск Новосибирского НИИ туберкулеза к своему бывшему директору Владимиру Краснову. Если режим допускает подобный беспредел в тюрьмах, то с чего бы ему соблюдать законность на выборах? Заболеваемость туберкулезом в российских колониях может снизиться на 52 % за 10 лет — с 2015 по 2025 год. УФСИН по Коми радостно объявляет о значительном снижении числа случаев туберкулеза в учреждениях ведомства.
Эпидемия туберкулеза в тюрьме Шакрана
- Больного заразной формой туберкулеза принудительно пролечат в Удмуртии
- Правила комментирования
- 11 бывших зэков принудительно проверят на наличие туберкулеза - Общество -
- Тюрьма изнутри: как лечат тульских заключенных
- Начаты проверки информации о пытках в саратовской тюремной больнице и в других учреждениях ФСИН
Тюрьма изнутри: как лечат тульских заключенных
Адрес электронной почты: office ctnews. Все права на любые материалы, опубликованные на сайте, защищены в соответствии с российским и международным законодательством об интеллектуальной собственности. Любое использование текстовых, фото, аудио и видеоматериалов возможно только с согласия правообладателя CT news. Персональные данные ФЗ 152.
Ранее эти программные продукты были протестированы в других странах с высоким уровнем заболеваемости туберкулезом. Мозамбик присоединился к странам, которые при поддержке неправительственной организации Stop TB и ООН внедрили искусственный интеллект ИИ для выявления туберкулеза в рамках скрининга заключенных, сообщает агентство AFP.
По данным Всемирной организации здравоохранения, эта инфекция распространена в тюрьмах во всем мире минимум в 10 раз больше, чем среди населения.
Юрий убил человека и сел. Когда садился, был здоровым человеком, и так сидел, сидел 9 лет и неплохо себя чувствовал — а потом вдруг взял и заболел. Тут вроде даже можно выйти на след справедливости: ага, убил, сам жив, ну так вот тебе болезнь, чтоб ты помучился и таки поскорей помер. Ему выходить через 4 года, дома его ждут, а теперь, выходит, запросто могут и не дождаться. Проведи сейчас опрос общественного мнения, в результатах можно не сомневаться… Но есть вот какая тонкость: в приговоре суда про насильственное заражение болезнями ничего не сказано. И такая подробность, как специально, для испытания, чтоб запутать ситуацию, чтоб сразу никак было невозможно понять, что к чему и за что. Юрий уж год как инвалид, ему как чахоточному дали вторую группу. И теперь ему положена пенсия! По закону!
А пенсию ну никак не может он оформить, не удается ее выбить… Соблазнительно увидеть тут руку Провидения — политкорректность же у нас тут не в ходу… Совершенно случайно — я просто его спросил, читает ли он книжки — разговор зашел про Бога: — Книжки? Есть… Приезжали люди, которые верят в Бога, привезли своих книг нам. Дали как вдохновение, что ли. Мне нравится эта работа. Я тут сама организовала баклабораторию — говорят, это лучшая лаборатория в Мордовии. У нас комплексное обследование больных на базе компьютера. Наталья — штатская. А вот ее коллега Татьяна Фомина имеет звание: она старший лейтенант внутренней службы. Рассказывает про работу: — Московских, кстати, много у нас — 40 процентов. В Москве не хотят их держать, заниматься с ними, так что нам сбрасывают.
А персонала не хватает: у нас штатное расписание на 50 человек, а содержится, бывает, втрое больше. Так мы санитарами осужденных берем, на ставку — у нас таких трое. Какая смертность тут? По нашему отделению за прошлый год прошло человек 6. Это те, кто прибыл в таком состоянии, что мы ничего уже не могли сделать. К нам в год 6000 человек поступает, около тысячи — с дефицитом веса, из Москвы в основном. Их к нам из следственных изоляторов доставляют на носилках. Их вообще никто не сможет вылечить, —включается в беседу зав. У нее тут лежит 125 человек самых тяжелых, у которых так называемые деструктивные формы туберкулеза, с кавернами и распадом легких. Это от неправильного лечения.
Процентов 30 людей, которые от нас освобождаются, не до конца излеченные. Срок закончился, мы его держать тут больше не имеем права. Здесь тоже некоторые неохотно лечатся… Конечно, насильно мы его не засунем ему лекарство в рот и роторасширителем не откроем рот, но тем не менее мы сидим здесь и тратим свои нервы, чтобы убедить его, что надо лечиться. То есть если он выявлен, то он из наших рук не вырвется. А уж мы-то выявляем, у нас два раза в год в обязательном порядке проводится флюорография во всех колониях в обязательном порядке. А там у вас, на воле, его не заставишь лечиться, его не поймаешь, не выловишь. А если и выловишь, он все равно не пойдет. Я была на специализации в Москве. Там ведь плачут врачи: когда же, говорят, будет программа принудительного лечения туберкулеза? А то ведь ни в чем не виноватые люди рискуют заразиться в том же метро, в троллейбусе… Вот в чем беда.
Вы думаете, недолеченный больной, он вышел от нас и пошел в диспансер? Он пойдет в первую же пивнушку. Такая особенность у этих больных: они неадекватно оценивают свое состояние здоровья. Пока не прижмет, они за помощью не обращаются, чувствуют себя вполне здоровыми. Боли не чувствуется. А кашель симптомом болезни ни один из них не считает… Ну и что, говорят, подумаешь — кашель! Болезнь эта отражается на характере человека...
И они обратились за помощью к тем, кто "впереди планеты всей" [по уровню борьбы с туберкулезом]", - рассказал Максименко. Он напомнил, что в минувшем году во Всемирном форуме по борьбе с туберкулезом в Москве приняли участие почти 200 стран. И все они озабочены темой борьбы с туберкулезом", - заметил замглавы ФСИН.
Хотя еще лет 15 назад ООН говорила о том, что у нас беда с этим.
106 дней «тюрьмы». Как жительница Воронежской области заразилась туберкулезом на работе
сообщили Псковской Ленте Новостей в пресс-службе ведомства. Наиболее эффективным и дешёвым способом борьбы с эпидемией туберкулеза в тюрьмах является реформа уголовно-исполнительной системы, направленная на уменьшение числа людей, ежегодно заключаемых под стражу. А в результате неправильного лечения в тюрьмах появились формы туберкулеза, устойчивые ко всем существующим лекарствам. Больные туберкулезом и ВИЧ заключенные были вынуждены выйти за стены ЛИУ-23 под надзором вооружённых сотрудников ФСИН. Доводы истца о том, что ему не оказывалась медицинская помощь, не нашли своего подтверждения, поскольку после того, как у осужденного было диагностировано заболевание «туберкулез», он был направлен для лечения в специализированное учреждение. В ходе проверки выяснилось, что 11 местных жителей, недавно освободившиеся из тюрьмы, игнорируют требования об обязательном медосмотре: дважды в год они должны проверяться на туберкулез.
Освободившегося зэка принудительно проверили на туберкулёз в Кировской области
сообщили Псковской Ленте Новостей в пресс-службе ведомства. Новости здравоохранения Россия десятилетиями боролась за борьбу со смертельными формами туберкулеза среди заключенных. Как сообщает УФСИН, лечебное исправительное учреждение №2 для заключенных, больных туберкулёзом, расположенное в посёлке Бира, ЕАО, закрывается. Ученые Университета Цинциннати в США обнаружили, что пребывание в тюрьме или тюремное заключение в прошлом может быть причиной высокого уровня заболеваемости туберкулезом с множественной лекарственной устойчивостью (МЛУ-ТБ). Мужчины освободились из мест лишения свободы, но обязательных профилактических медицинских осмотров в целях выявления туберкулёза и предупреждения распространения данного опасного заболевания так и не прошли.
Борьба за жизнь
- Половина случаев туберкулеза в тюрьмах по всему миру остается незамеченной | ИА Красная Весна
- Больного заразной формой туберкулеза принудительно пролечат в Удмуртии
- Поделиться
- Заключенных перевели в другие колонии.