Книги Алексея Иванова входят в программу высшей школы по литературе, также по его произведениям выпускаются научные работы и диссертации. Проблема героя времени в романе Алексея Иванова «Географ глобус пропил».
Автор романа «Географ глобус пропил» закончил новую книгу
| «Географ глобус пропил» Алексей Иванов: рецензии на книгу | Писатель Алексей Иванов, автор романа «Географ глобус пропил», написал новую книгу. |
| Вы точно человек? | Географ глобус пропил» Алексей Викторович Иванов» Современная проза. |
| Школьники против вампиров – в новой книге «Пищеблок» от автора «Географ глобус пропил» | Романы Алексея Иванова «Географ глобус пропил», «Сердце пармы», «Тобол» уже стали классикой современной литературы. |
| Автор романа "Географ глобус пропил" Алексей Иванов закончил новую книгу | Новый роман писателя Алексея Иванова, автора нашумевшего произведенияГеограф глобус пропил, повествующий о судьбах участников Союзаветеранов Афганистана, вышел в свет тиражом в. |
| Географ глобус пропил - Алексей Иванов читать онлайн книгу или скачать бесплатно | В данной статье вы проведете краткий анализ нравственно-ценностной составляющей романа Алексея Иванова «Географ глобус пропил». |
"Жёг глаголом, да назвали балаболом" — о романе А.Иванова "Географ глобус пропил"
Но огромная симпатия появляется к нему, когда он решает для себя найти «человека в другом человеке», «пробить» подростков, которых учит. Вопросы нравственности переплетаются в произведении с вопросами психологии подрастающего поколения, в которых с надрывом разбирается главный герой. Перед читателем предстает образ человека, чуткого к проблемам ближнего взрослого или ребенка , к природе и истории родного края, к несправедливому правлению администрации школы. Как настоящий поэт, он вступает в конфликт с действительностью, но обретает настоящую любовь повзрослевших детей. Предложенный на занятии материал может быть использован в качестве аргументов на итоговом сочинении, при сдаче Единого государственного экзамена, конечно, будет полезен в дальнейшей жизни.
Виктор Служкин в непростые 90-е годы старается привить ученикам любовь к родному краю. Вместе с 9 «Б» он отправляется в поход, также с ними идут Маша с подругой и Градусов. Поход получается не совсем таким, как хотелось бы, однако ребята сплачиваются и помогают друг другу. Маша тоже влюбляется в учителя, но ему приходится покинуть школу. Образ учителя географии в романе нельзя охарактеризовать однозначно. С одной стороны, Служкин предстаёт человеком достаточно свободных нравов, с другой же, он желает помочь окружающим, научить ребят взаимопомощи. Этот герой сочетает в себе как положительные, так и отрицательные черты, что присуще каждому человеку.
Все женские персонажи, несмотря на различие характеров, похожи: их объединяет внутренняя сухость, холодность, бесстрастие натуры, и равнодушие к мужчинам — как следствие. Служкин — человек, который больше всего дорожит своей свободой и с уважением относится к свободе других. Его кредо «Я человека ищу» пророй противоречит его поступкам, но продолжает оставаться актуальным. Идея поиска человека в романе имеет особое значение. В образе главного героя проявляется черта духовного искательства. По Служкину, соединение свободы и любви выглядит так: когда человек ни для кого не является залогом счастья, и для него самого никто не является залогом счастья, но он любит людей, а люди любят его. Это, по Служкину, и есть совершенная любовь, которая изгоняет страх. Такие духовные искания Служкина не соответствуют задачам повседневной жизни простых людей, а сам герой напоминает «идиота» в его первоначальном значении: человека, живущего в отрыве от общественной жизни. Одним из аспектов исканий Человека для Служкина оказывается поиск настоящей любви.
Жизненная история из постсоветского времени. Алексей Иванов "Географ глобус пропил" Главная - Новости - Жизненная история из постсоветского времени. Алексей Иванов "Географ глобус пропил" 25. Молодой биолог Виктор Служкин от безденежья идет работать учителем географии в обычную пермскую школу.
Гиперборейский прорыв - 2
Мастер деталей, Иванов не перегружает ими действие книги, и в тоже время их вполне достаточно, чтобы стать соучастником сюжета, оказаться там, внутри книги, с героями. И то вовсе не было первым знакомством с талантливым автором, не было эффекта новизны и оценок авансом, да и не раздаю я их никогда. До того момента, к слову, была очарована до глубины души и потрясена его же "Сердцем Пармы" читала, правда, под более красивым и запоминающимся, на мой взгляд, заглавием "Чердынь - княгиня гор", что называется, почувствуйте разницу: и одновременно поглядывая в сторону книжных полочек - стоит: Потому совет прочитать его очередную книгу очень быстро воплотился в книжную покупку, а покупка очень быстро получила статус "прочитанное" ЛЛ в моей жизни тогда не было, и статус был только в голове: "Географ... И не надо надевать белое пальто, недовольно морщиться при виде непечатных выражений или непорядочных поступков персонажей... Кто мы вообще такие, чтобы судить других? Мы были на их месте? Нам до сих пор по четырнадцать-пятнадцать лет, чтобы мерять мир категориями "черное" и "белое"? Да, здесь порою много пьют, ругаются матом, изменяют мужьям и женам.
В общем и целом "Географ глобус пропил" - это хороший пример дурновкусия и того места, где ползает современная российская проза. Сорок шесть из них занесли её в разряд «любимых», а сорока одному эта книга совершенно не понравилась. На эту книгу уже написано 106 рецензий эта будет 107-й! Большую их часть я внимательно прочитал. Прочитал и понял, что каждый из читателей выделяет в качестве самого главного в этой книге что-то своё, причём мнения разных людей порой диаметрально противоположны по полярности и по степени выраженности. Я посоветовал прочитать эту книгу нашему с вами общему другу и завсегдатаю сайта... Clickosoftsky , и неожиданно очень быстро получил ответ в виде рецензии. Я дал прочитать эту книгу другому своему другу и Педагогу по образованию, по роду деятельности и по сути и услышал от неё не только положительный отзыв, но и добился краткой, двустрочной рецензии «... Если книга вызвала у меня сильные эмоции, то звёздочек становится уже 5, а улыбка может как быть, так и отсутствовать в зависимости от содержания книги. Крайне редко я ставлю вкупе с пятью звёздочками значок «сердечко» — более чем за год «жизни» на сайте такого значка удостоились всего 3 книги: горячо и безоговорочно с детства любимые повести Станислава Лема «Солярис» и «Непобедимый», и эта книга, книга Алексея Иванова, книга с дурацким названием «Географ глобус пропил». И уж совсем преотличную в моём понимании книгу я просто начинаю искать по книжным магазинам и по букинистическим сайтам соответствующего направления типа alib. И иногда перечитывать. Нужно ли говорить, что с продавцами книжных магазинов соответствующий разговор уже составлен и заказ на эту книгу уже сделан? Поздний P. Чтобы читающий эту рецензию человек не подумал, что весь абзац про поиски этой книги и готовность купить её при первом случае были красным словцом — наконец-то эту книгу мне привезли, наконец-то я её купил! Не прошло и года :- Отличный рождественский подарок самому себе! Вот честно не ожидал. Даже и не знаю с чего начать, с какой стороны подступиться к написанию отзыва. Пожалуй, начну с очевидного. Однако же практически все эти книги как-то очень точно и ловко охватывают лишь одну сторону жизни, совершенно забывая о другой. Начиная пелевинским "Generation П" и кончая болматовскими брошюрками — все они об одном и том же. Те же книги, которые пытались охватить другую сторону жизни — не вакханалию и разгул, а традиционную для русской литературы трагедию маленького человека, — настолько никчёмны, что умудрялись устареть уже по дороге из редакции в типографию. Это же касается ничтожного и отвратительного кинематографа того периода, который смотреть без слёз и рвотных позывов совершенно не представляется возможным. Ведь даже самая разэнциклопедистая энциклопедия должна быть написана так, чтобы быть актуальной всегда — в любое время, при любом строе и стиле мышления современного поколения. И вот я наконец-то нашёл книгу, которой почти удалось... Пожалуй, слишком громко будет сравнивать роман Иванова с нелепым названием с такими монстрами и зубрами русской классической прозы как "Идиот" или, допустим, "Доктор Живаго", но ведь суть-то, в принципе, одна! Только проблемы и заботы современного Мышкина кстати, имена и фамилии в рецензируемой книге все как один говорящие. Пусть всё это сделано иногда слишком топорно, но тем не менее как-то всё-таки нам ближе и роднее, потому что слишком уж знаком антураж, слишком уж все ситуации отзываются радостью или горечью узнавания. Да что говорить: проблемы-то всё те же — ничего по большому счёту не изменилось за эти года и века. Всё те же поиски, всё те же вопросы, всё те же рефлексии. За откровенной и весьма неплохой сюжетностью книги стоит довольно тяжкий если ты не киборг какой или чурбан бесчувственный, конечно труд понимания, осознания и принятия смысла. Как и любая хорошая книга эта вызывает бурю противоречивых эмоций, но не пытается апеллировать и манипулировать ими напрямую, как это сделала бы плохая книга. Именно поэтому она получает от меня такую редкую для меня высокую оценку. Читается книга легко, даже слишком, да вот воспринимается тяжело, эхма. Напоследок скажу пару слов редакторам и особенно корректорам: руки бы вам пообрывать, раздолбаи! Надеюсь, что в новой редакции 2013 года вы исправили все свои ужасающие косяки. Какое душевное окончание года, надо же. Как душа свернулась, а потом развернулась многократно и горло перехватило. Наверное, до Географа мне нужно было дозреть, ну как хурму кладут на батарею, чтобы она дошла. Читала в первый раз давно, книга понравилась, но без надрыва и глубинных раскопок. А теперь сижу с пересохшим горлом, внутри блины с яблоками и чистый восторг. Этакий отечественный катарсис - всё закончилось и вряд ли будет хорошо, или будет, но с другими. И это очешуенно. И неправда, что этой книгой может проникнуться только поживший неудачник. Может быть, для того, чтобы скользнуть вовнутрь, нужно быть не очень счастливым и довольным собой и жизнью человеком, да. Может быть, для этого нужно иногда вызывать себя на внутренний педсовет и с треском выпинывать прочь за профнепригодность. И в рожу тыкать всеми проступками сразу, как измочаленным букетом, а потом этим же букетом мести пол и горланить что-нибудь попсовое и жутко, непотребно душевное. Совсем ещё молодой, но уже согбенный, двадцативосьмилетний Служкин - это такое дерево, которое изнутри проели жучки нелюбви и всякие прочие короеды неудач, а в голове его дятел-чего-хочу-не-знаю-а-чего-знаю-не-хочу продолбил огромное дупло. Между прочим, дерево родное, проросшее на нашей земле. Понятное дело, что питало его корни и каким зловредным источникам он приникал в моменты жажды. И вот получился такой Служкин, даже не так, такой служкин - маленький большой, хороший плохой человек. Не человечек и не человечище, не исполин духа, не герой-любовник, и даже не отчаявшийся брюзга. Нет, просто человек, который исповедует то ли непротивление злу, то ли добру. Он и сам не понимает, наверное. Он задыхается от любви, но любить себе не позволяет. Он разрешает не любить себя, и эта нелюбовь тоже отскакивает от него как от стенки горох. Как с гуся вода со Служкина скатываются ежедневные неудачи и неудачки, серость и вялость его бытия, подставы друзей, издевательства учеников, презрение жены и прочие обломы по всем фронтам. Потому что есть место, где со Служкина сходит кожа, пластами, клочьями, где ледяные воды бурной реки вымывают из него Человека. Это уже какой-то северный, блин, бодхисаттва получается: не буду, говорит, ничьим залогом счастья и себе такого залога не сотворю. И останусь стоять по одну сторону реки, а вы на другую ступайте. Ступайте сами. И живите сами. Я даже не думаю, что Витус несчастен. Он смирился, или нет, принял происходящее и живёт с этим происходящим в одной квартире, в одной комнате, на одном диванчике они спят в обнимку. Конечно, это всех раздражает, но пермскому бодхисаттве по фигу. Medulla написал а рецензию на книгу 153 Оценка: Я человека ищу, всю жизнь ищу - человека в другом человеке, в себе, в человечестве, вообще человека!.. Нет-нет, книга прекрасна по всем параметрам: блестящая композиция — абсолютно цельная, роскошный язык, словно полноводная река всё разливается и разливается так, что берегов этой красоты не видно, метафоры, описания природы так хороши, что явственно видишь смену времен года, ощущаешь на коже ледяные струи дождя, молочно-белое холодное солнце, красоту скал, тайги и суровую красоту северных рек с порогами и разливами. Это прекрасно, безусловно.
Но в последнее время отношения с женой разладились. Пара подумывает о расставании. У них имеется очаровательный ребенок. Они пытаются достойно воспитать подрастающую дочку. Неожиданно супруга заявляет о том, что собирается уйти от него к его хорошему товарищу. Расстроенный учитель предпринимает попытку переосмыслить ситуацию и понять, сможет ли смириться с разлукой.
В образе главного героя проявляется черта духовного искательства. По Служкину, соединение свободы и любви выглядит так: когда человек ни для кого не является залогом счастья, и для него самого никто не является залогом счастья, но он любит людей, а люди любят его. Это, по Служкину, и есть совершенная любовь, которая изгоняет страх. Такие духовные искания Служкина не соответствуют задачам повседневной жизни простых людей, а сам герой напоминает «идиота» в его первоначальном значении: человека, живущего в отрыве от общественной жизни. Одним из аспектов исканий Человека для Служкина оказывается поиск настоящей любви. Герой любит жену и дочь, но его связывают романтические отношения с Сашей, и плотские с Веткой, к тому же Служкин влюбляется в Киру, учительницу немецкого языка. Но самое недопустимое — это роман Служкина с ученицей Машей. Из-за своей непосредственности мировосприятия Служкин не может разобраться в своих отношениях с женщинами. Он сам говорит, что мечется в заколдованном круге, который нечем порвать.
Интервью с писателем Алексеем Ивановым, автором «Географ глобус пропил»
| «Географ глобус пропил» – Алексей Иванов | Скачать книгу Географ глобус пропил, автор Алексей Иванов бесплатно в fb2 формате. |
| Самарские пионеры - вампиры стали героями новой книги автора бестселлера «Географ глобус пропил» | В данной статье вы проведете краткий анализ нравственно-ценностной составляющей романа Алексея Иванова «Географ глобус пропил». |
| Географ глобус пропил — купить книгу Алексея Викторовича Иванова на сайте | Алексей Викторович Иванов бесплатно на сайте. |
| Иванов А.: Географ глобус пропил | Книга: Географ глобус пропил. Автор: Алексей Иванов. |
| Иванов А.: Географ глобус пропил | Алексей Иванов – автор по-честному прекрасный, написавший блестящие романы «Сердце Пармы», «Географ Глобус пропил», «Золото бунта» и «Тобол», к теме ужасов подбирался давно. |
«Географ глобус пропил» – Алексей Иванов
Алексей Иванов», после закрытия браузера. Автор романов «Пищеблок» и «Географ глобус пропил» высказался о происходящем в стране. история, к которой необходимо поставить ключевой вопрос. Географ глобус пропил – книга С неким подозрением я отношусь к современным российским писателям. Автор романов «Пищеблок» и «Географ глобус пропил» дал интервью
Алексей Иванов: Географ глобус пропил [авт. ред., изд-во "Азбука"]
| Гиперборейский прорыв - 2 | 2003. Географ глобус пропил: роман Алексей Иванов Недоступно для просмотра - 2013. |
| Читать онлайн Географ глобус пропил бесплатно | По мотивам его романа «Географ глобус пропил» был снят одноименный фильм. |
Писатель Алексей Иванов: «Россия страшно несвободна»
Только что закончила читать книгу Алексея Иванова “Географ глобус пропил» и спешу поделиться своими впечатлениями. Писатель Алексей Иванов планирует написать книгу о Калининградской области. Эту книжку Алексея Иванова я впервые прочел лет десять назад, когда еще учился в университете. 2003. Географ глобус пропил: роман Алексей Иванов Недоступно для просмотра - 2013.
Писатель Алексей Иванов: «Россия страшно несвободна»
Обо всём этом и не только в книге Географ глобус пропил (Алексей Иванов). Книга Географ Глобус Пропил – покупайте на OZON по выгодным ценам! Автор романов "Географ глобус пропил" и "Тобол" Алексей Иванов напишет книгу, связанную с Калининградской областью.
Автор романа «Географ глобус пропил» про новую книгу, мистику и неудачные экранизации
Служкин посмотрел в другую сторону и увидел, что мангал уже дымится, а Будкин и Надя рядышком сидят на ящике. По жестикуляции Будкина было понятно, что он рассказывает Наде о чём-то весёлом. По воде до Служкина донёсся Надин смех. Непривычный для него смех — смех смущения и удовольствия. Глава 15 Кира Валерьевна Служкин сидел в учительской и заполнял журнал. Кроме него в учительской проверяли тетради ещё четыре училки.
Точнее, проверяла только одна красивая Кира Валерьевна — водила ручкой по кривым строчкам, что-то черкала, брезгливо морщилась, а три другие училки — старая, пожилая и молоденькая — болтали. Урсула узнала, что дочь беременна? Аркадио в больницу попал, и пока он был на операции, она его одежду обшарила и нашла ключ. Он же подслушал её разговор с Ремедиос… — Он только про Аркадио успел услышать, а потом ему сеньор Монкада позвонил и отвлёк его. Там так не принято.
На улице уже темнело, накрапывал дождь, палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию. Служкин закурил под крышей крылечка, глядя на светящуюся мозаику окон за серой акварелью сумерек. Сзади хлопнула дверь, и на крыльцо вышла Кира Валерьевна. В одной руке у неё была сумка, раздутая от тетрадей, в другой руке — сложенный зонтик. Кира Валерьевна, поджав губки, отдала зонтик и легко взяла Служкина под локоть.
Они сошли с крыльца. Что это? Сын, дочка, внук, внучка?.. Кира Валерьевна снисходительно улыбнулась. А какой предмет вы ведёте?
Не подскажете, как с немецкого переводится сонет «Айне кляйне поросёнок вдоль по штрасе шуровал»? Кира Валерьевна засмеялась. Они остановились у подъезда девятиэтажного дома. До свидания, Витя. Она развернулась и вошла в подъезд.
Глава 16 Пробелы в памяти Служкин в длинном чёрном плаще и кожаной кепке, с чёрным зонтом над головой шагал в садик за Татой. Небо завалили неряшливо слепленные тучи, в мембрану зонта стучался дождь, как вечный непокой мирового эфира. Служкин не полез через дыру в заборе вокруг садика, как он обычно делал, а чинно обошёл забор и вступил на территорию с главного входа. Под козырьком крылечка он увидел Лену Анфимову с Андрюшей. Нам на остановку надо… Служкин посмотрел на часы.
Он подставил локоть. Лена, улыбнувшись, взяла его под руку. Они неторопливо двинулись к воротам. Лена вела Андрюшу. Как замуж вышла, так из декрета в декрет и с утра до вечера готовлю, стираю, глажу, прибираю, за Олей и Андрюшей смотрю… Я уж и сама стала забывать, что я человек, а не машина хозяйственная… В кино уже три года не бывала… Лена не жаловалась, просто рассказывала так, как есть.
Какие у вас отношения? Служкин отдал Лене зонтик, подхватил Андрюшу, перенёс его через канаву по мосткам и подал Лене руку. Лена оперлась о неё тяжело, неумело, как о перила. Дома мало бывает — всё возится с автобусом. А отношения?..
Какие они могут быть? Пока Андрюша не родился, так что-то ещё имелось. А сейчас оба тянем лямку. Тут уж не до отношений. Живём спокойно, ну и ладно.
Поздно уже что-то выгадывать, да и разучилась я… — Денег-то он много зарабатывает? Лена, вопреки обычному, не смутилась. Видимо, для неё это было так же далеко, как двойки по рисованию. Только какая разница теперь? Дружили после школы полгода, потом он в армию ушёл.
Я сначала писала ему, ждала. Потом забывать начала. Потом с Сашей познакомилась — с будущим мужем. Вот так. А Колесников тоже не особенно переживал.
На моей свадьбе напился, всем надоел своими армейскими историями, к каждой девчонке приставал… — А ведь мы всем классом с таким благоговением относились к твоему роману с Колесниковым! Как же, десятиклассник, на машине ездит — и нашу Ленку Анфимову любит!.. И остаётся только грустно шутить. Ты же самая красивая девочка в классе была… Все думали, что ананасы в Париже кушать будешь… Лена чуть покраснела. Не ценили, когда любят.
Маленькие были. Они шли вдоль рощицы старых высоких сосен, вклинившейся в новую застройку. Подлесок здесь был вытоптан детьми и собаками. Андрюша, пользуясь тем, что внимание мамы отвлекает дядя с зонтиком, брёл по лужам, поднимая сапогами чёрные буруны. Показалась автобусная остановка — голая площадка на обочине шоссе.
Они молчали, вглядываясь в призрачную, дождливую перспективу дороги, откуда в брызгах, шипя, вылетали легковушки и проносились мимо, кубарем закручивая морось. Служкин переложил зонт в другую руку и чуть приобнял Лену, словно хотел её немного согреть. Лена медленно менялась: усталость и покорность уходили с её лица, и в глазах что-то затеплилось, как солнце за глухими тучами. К Лене даже вернулось почти забытое школьное кокетство — она искоса лукаво глянула на Служкина, как некогда глядела, проходя мимо него в школьном коридоре. Служкин и сам оживился, стал смеяться, жестикулировать и даже не заметил автобуса.
Они одновременно замолчали, с какой-то обидой глядя на открывающиеся двери. Лена сникла. И вдруг Служкин наклонил зонтик вперед, отгораживаясь им от автобуса, как щитом, и смело прижался губами к холодным и твердым губам Лены, забыто вздрогнувшим в поцелуе. Служкин задумчиво пошагал обратно. Он шагал минут пять.
Вдруг он встрепенулся, быстро захлопнул зонтик и бросился бегом. Дождь плясал на его кепке, под ногами взрывались лужи, полы плаща болтались, как оторванные. Служкин бежал напрямик через газоны, через грязь, прыгал над канавами, проскочил в дыру в заборе вокруг садика и влетел в раздевалку. Тут было уже пусто. Дверь в группу была раскрыта, и Служкин остановился на пороге.
В дальнем углу зала за столом сидела и что-то писала воспитательница. На маленьких столиках вверх ножками лежали маленькие стульчики. Свежевымытый пол блестел. Тата — одна-единственная — строила из больших фанерных кубов кривую башню. В своём зелёном платьишке на фоне жёлтого линолеума она казалась последним живым листком посреди осени.
Тата оглянулась, помедлила и молча кинулась к нему через весь зал. Служкин инстинктивно присел на корточки, поймал её и прижал к грязному плащу, к мокрому лицу. Лужи обморочно закатывали глаза. Люди шли сквозь твердую кристальную прохладу, как сквозь бесконечный ряд вращающихся стеклянных дверей. На заре по Речникам метлою проходился ветер и обдувал тротуары, отчего город казался приготовленным к зиме, как покойник к погребению.
Но снега всё не было. И вот будто стронулось само время — первый снег хлынул, как первые слёзы после долгого молчаливого горя. Служкин ходил проведать Сашеньку, но не застал её на работе. У него ещё оставалось полтора часа свободы до конца смены в садике, и он отправился побродить вдоль затона, посмотреть на корабли. Снег валил сверху густо и плотно, словно его скидывали лопатами.
У проходной Служкин неожиданно увидел продрогшего, танцующего на месте Овечкина с сугробом на голове. На мосту в ржавые бока понтонов тяжело толкалась стылая вода. Понтоны раскачивались, дощатые трапы между ними злобно грохотали. На дамбе, на голых ветвях тополей мокрый снег свалялся в куски, свисающие вниз, как клочья шерсти. Затон, плотно заставленный кораблями, походил на какую-то стройку.
Мачты, антенны, стрелы лебёдок торчали, как строительные леса. На крышах и палубах снег лежал ровными листами. Иллюминаторы смотрели на Служкина невидяще, рассеянно, исподлобья, как смотрит человек, который почти уснул, но вдруг зачем-то открыл глаза. Служкин остановился у навеса лесопилки, под которым уныло качался и позвякивал цепями тельфер. В белой мгле Кама выделялась контрастной чёрной полосой, потому что снег, падая на воду, странно исчезал.
Служкин стоял, курил и разглядывал высокий и массивный нос ближайшей самоходки, у которой в клюзах торчали якоря, словно кольцо в ноздрях быка. На дорожке из снегопада появился маленький заснеженный человек, и Служкин с удивлением узнал в нём Машу Большакову из девятого «а». Мама просила ему записку отнести. Они медленно пошли рядом, не глядя друг на друга. Снег всё валил с неба, будто рваные полотнища.
Наконец Маша подняла на Служкина глаза и, не выдержав, улыбнулась: — А вы что здесь делаете, Виктор Сергеевич? Только не врите. Чего мне тут делать? Груши околачивать? Хожу и вспоминаю времена, когда сам девочек дожидался.
Хотел увидеть один теплоходик, про который есть что вспомнить. Она длинная и скучная, со слезами и мордобоем. Тебе будет неинтересно. Красивая девочка была, но характер — спаси господи! Вздорная, склочная, задиристая — хуже Ясира Арафата.
Звали её Наташа Веткина, а кличка — просто Ветка. Дружили мы давно, однако ничего особенного: так, гуляли, болтали, в кино ходили, целовались потихоньку. А тут как дошло до всех, что скоро навсегда расстаёмся, так и заводиться начали, нервничать. Ну, я-то ещё с детства мудрый был, лежал себе спокойненько на диване. А Ветка, видно, решила под конец урвать кусок побольше и завела роман с другим нашим одноклассником.
Звали его Славкой Сметаниным, а кличка была, конечно, Сметана. Он был парень видный, отличник, но нич-чегошеньки не отражал. Смотрю, в общем, это я: Ветка со Сметаной каждый день туда-сюда рассекает. Что, думаю, за блин нафиг? Попытался я Ветке мозги прочистить, она и ляпнула мне: не суйся, мол, и катись отсюда.
Я, понятно, разозлился благородно. Ну, думаю, жаба, ты у меня покукарекаешь ещё. И вот был у нас экзамен по химии. Подхожу я это утром к школе и вижу, что Ветка со Сметаной под ручку прётся. Я сразу понял: сегодня точно чья-то кровь будет пролита.
Химичка нам кабинет открыла и куда-то ушла. Ветка тоже учесала. Сидим мы в кабинете вдвоём: я и Сметана эта дурацкая. Я злость коплю. Сметана тетрадку свою с билетами читает.
А надо сказать, что в кабинете том был здоровенный учительский стол. Сверху кафелем выложен, чтобы кислотой не попортить, а сбоку большой стеклянный вытяжной шкаф с трубой наверху. Я всё прикинул, обмозговал, потом встал, тетрадку у Сметаны из рук хвать, на этот стол скок, да и запихал её в трубу. Сметана озверела, сперва за мной между парт погонялась, затем полезла в шкаф за тетрадью. И только она в вытяжной шкаф проникла, я тут же подскочил, дверку у шкафа закрыл и запер со всей силы на шпингалет.
А после вышел из кабинета и дверь защёлкнул. Вот и время экзамена наступило. У кабинета толпа мнётся. Подгребает экзаменационная комиссия, открывает дверь, вваливается в кабинет… А там этот дурак на столе в стеклянном шкафу сидит, как обезьяна в аквариуме. Учителя сразу в визг, остальных со смеху скосило.
И главное — шпингалет никто открыть не может, так я его засобачил. Пока слесаря искали, полшколы в химию поржать прибежало. А мне же, чудотворцу и выдумщику, ни слова не говоря по химии трояк впечатали и с экзамена под зад коленом. Я не стал переживать, только радовался, когда вспоминал, как Ветка позеленела. Маша смеялась.
Ободрённый, Служкин заливался соловьём: — Тем же вечером сижу я дома, вдруг звонок в дверь. Я только дверь открыл, а мне Ветка сразу по морде тресь!.. Но я — воробей стреляный, я сразу присел. И она со всего размаха рукой по косяку как засадила, аж весь дом вздрогнул! Тут на грохот моя мама в коридор выбегает.
А мама моя страсть любила, когда в гости ко мне девочки приходят. Схватила она Ветку и на кухню поволокла. Сразу чай, конфеты, всё такое. Говорит мне: познакомь, мол, Витя, с девушкой… Меня, естественно, чёрт за язык дёрнул. Такая и сякая, говорю, моя невеста.
От этих слов Ветка чуть не задымилась. Ну, чай допила, с мамой моей попрощалась культурно и ушла, а на меня и не взглянула. Так, думаю, Виктор Сергеевич, ожидает тебя бой не ради славы, ради жизни на земле. Служкин сделал паузу, прикуривая. Маша, улыбаясь, ждала продолжения.
Они пошагали дальше. Сигарета во рту у Служкина дымила, как крейсерская труба. Дальше в культурной программе значилось катание на теплоходе. Загнали нас, выпускников, на этот вот «Озёрный». Здесь дискотека, шведский стол, прочая дребедень.
Погода просто золотая! И поплыли мы, значит, на прогулку. В салоне музыка играет, все пляшут. А Ветка, зараза, всю дорогу только со Сметаной и танцует. Если же я её приглашаю, то мне непристойные вещи руками и пальцами показывает.
Отозвал я её в сторонку и спрашиваю: что такое? Она вместо ответа сорвала у меня с головы бейсболку и за борт кинула. Совсем обидно мне стало, ушёл я. А когда вернулся обратно в салон, где банкет бушевал, то взял со стола банку с майонезом и сел рядом со Сметаной. Раз уж Ветка со мной не хочет, то со Сметаной и не сможет.
Улучил я момент, когда Сметанин, скотина, за колбасой потянулся и зад свой приподнял, и вылил ему на стул полбанки. И ушёл. А Сметанин как приклеился к месту. Ветка его тащит танцевать, а он только улыбается и говорит, что нога болит. Тут пароход наш причалил к берегу, чтобы мы, значит, в лесочке порезвились.
Сошёл на берег и я. Через некоторое время подруливает ко мне Ветка: вся цветущая, улыбается. Отойдем, говорит, на минутку. Ну, отошли мы, и далеконько отошли. Только остановились на полянке, она и набросилась на меня, как Первая Конная на синежупанников.
Разворачивается и с маху мне в челюсть р-раз!! Я только зубами лязгнул. А с другой стороны уже вторая граната летит. Я Веткину руку успел поймать. Она взбесилась и туфлей своей окаянной как врежет мне в одно такое место, что у меня голова чуть не отскочила.
Тут и я со злости стукнул её в поддыхало — она пополам согнулась. А я ещё вокруг неё обежал и впечатал ей пендель под юбку. Она в кусты улетела, и как в могилу — ни ответа, ни привета. Я подождал-подождал и полез за ней. Вижу: стоит она на карачках, хрипит, ревёт.
Жалко мне её стало, дуру. Поднял я её, отряхнул, извинился и обратно потащил. Выходим мы наконец на берег, и что же? Пароход-то наш — ту-ту! Так и остались мы в лесу.
Я сориентировался: до ближайшей пристани километров десять. А что делать? Пока через всякие буреломы лезли, как Дерсу Узалы, уж вечер наступил, погода испортилась, дождь хлынул. Но тут нам повезло. Шли мимо какого-то котлована, и там на краю экскаватор стоял.
Не торчать же нам под дождём всю ночь! Залезли в кабину. Я в кресло сел, она мне на колени хлопнулась. Посидели, обогрелись, обсохли. Я Ветку конфетами угостил, которые на банкете по привычке со стола стырил.
Ветка вроде отмякла. И тут как давай мы с ней целоваться! Всю ночь напролёт целовались! Только вот задницей своей толстой она мне все ноги отсидела — это меня и сгубило. Часа в четыре утра, как светать начало, порешили мы снова в путь тронуться.
Ветка первая из кабины выскочила. И пока я корячился с занемевшими ногами, она схватила какую-то палку и всунула её в ручку дверцы — заперла меня, значит, в кабине, змея! А сама спокойно одна пошагала. Я орал-орал, дверь таранил-таранил — ничего не выходит. Тогда осерчал я, вырвал какую-то железяку и разбил окно.
Выпрыгнул, да неудачно. Упал на дно котлована, схватился и ногу вывихнул. Ну, беда! Выполз наверх, рыча, выломал себе дубину суковатую и с ней поковылял, как Мересьев. Ветку догнать уж и не мечтал.
Доплёлся до деревни, пришёл на пристань. Ветки нигде нет. А, думаю, хрен с тобой, старая дура. Купил билет, тут «Ракета» подходит. Погрузился я, сижу, гляжу.
И вижу, что у чёрта из табакерки появляется на пристани моя Ветка и начинает уламывать контролёршу, чтоб её без билета на борт взяли. Денег-то на билет у неё нету! Я, как благородный человек, с парохода долой — и в кассу. И пока я на своих полутора ногах ковырялся, «Ракета» наша стартовала!
Но никто не может сказать, как это сделать правильно. Учебников не написано, и контрольных тоже по этой теме не проводят.
Вот это надсадное, до остроты, стремление Служкина к внутренней правде оказывается его главным стержнем по жизни. И тут-то выясняется, что те, кто его окружает — жена, Будкин, бывшие любовницы, коллеги-учителя — подобного стремления вовсе не разделяют. Для большинства гораздо важнее, чтобы люди вписывались в очерченные кем-то рамки и границы. И потому возникает множество трагикомических недоразумений с участием Служкина. Он не старается нравиться, не хочет соответствовать — чему бы то ни было. Он такой, какой есть.
Пусть пьющий, запутавшийся, растерянный, но — живой. И, вероятно, именно поэтому особенно выразительно выписаны эпизоды, где географ пытается найти общий язык со своими хулиганистыми учениками. Подростки не прощают фальши, они прямолинейны и беспардонны, и потому кажутся временами чересчур жестокими. Но это совсем не та жестокость, когда тебе улыбаются в лицо, а потом вонзают нож в спину.
Устал от долгого учебного года, от города, и от похода тоже уже устал. Устал от Маши, от Градусова, от комарихинских алкашей, от себя.
Устал от страха, от любви, от жизни. Устал от своих разочарований и от своих надежд, устал от своей непорядочности и от своей порядочности. А-а, катись всё к чёрту». И они напились с Градусовым... Потом учитель при всех пьяно кричал про свою любовь к Маше, ученице 9 класса, находившейся здесь же, валялся где -то в вагоне под лавками. В результате проехали нужную станцию Гранит.
И географ не понимает, где они на сей момент находятся, на какой станции? Но Семичеловечью проспали, видимо, все люди этого края, ибо это уникальная местность! И сам Бог, скорее всего, заставил напиться главарей похода, Служкина и Градусова, и проспать Гранит, чтобы вылезти, наконец, возле Семичеловечной, а не на Граните. Дикарям из «долбанутого» города, который способен всё похоронить заживо повезло, если правильно разобраться. Но дикари, или отцы девятого «б» решают отстранить главного дикаря - географа от власти в этом походе, что и делают незамедлительно... Географ не спорит - всё правильно.
Но остаётся, таки, «неофициально» руководящим, ибо никто ничего не знает, как быть в данной ситуации... И географ не растерялся, и они на КРАЗе из леспромхоза добираются до речки Поныш, очень экзотичной речки. Они раздули катамаран: «Справа на корме - это место командира. Отцам уже почему-то кажется, что места на корме - чуханские, а вот баские места только на носу». Да, кормчие - они везде всегда главные. Ельник оттягивается в сторону в сторону, как штора.
Не просто огромная, а чудовищно-огромная скала, как гребенчатый динозавр в траве, лежит на левом берегу в еловых дебрях. Чебыкин длинно свистит от ужаса или от восторга. С таким свистом падают бомбы. Дураков и дикарей из города так «бомбить» природой и надо! А Поныш все бежит к скале и всё не может добежать. А скала разваливается на отдельные утёсы, вытягивается вверх пиками, выпучивается, надстраивается в наших глазах, как робот-трансформер, обретая истинный вид и полные размеры.
На общем скальном фундаменте, вдоль которого летит Поныш, громоздятся два кривых утёса. Левый сверху расколот на три зубца, а правый расщеплён на четыре. И между утёсами фантастическим сверлом ввинчивается вверх, разбухая на конце, узкая щербатая башня - Чёртов Палец. Семь пиков семь - семь Братьев, скала Семичеловечья. Еловые копья вонзаются Братьям под рёбра». Итак, стоило проехать Гранит, чтобы очутиться в таком месте!
И тут мне ненароком вспоминаются слова песни барда ещё советских времён Евгения Матвеева, приведённые Юрием Асланьяном из его книги «Территория Бога» на ту же, собственно, тему о Вишерском родном крае, что не так далеко от Поныша: «С той сухой, с той песчаной земли поднимаются в небо теперь вертолёты. Всё, что сделать хотели мы, но не смогли, с пылью смешивают молодые пилоты. Это небо достойно свирепых машин, эта бездна тянет меня за предел - за руины тех гиперборейских вершин, за которые я отомстить не посмел. И высокая тяга прозрачных винтов распускается рябью по синей воде с ароматом бензиновой розы ветров, как букет озаренья на страшном суде. Опускается в бездну поселок лесной. Я бегу с пацанами песчаной косой на другом берегу безымянной слезы...
Чем чёрт не шутит! Отцам девятого «б» такое ничем не грозит: они могут спать спокойно, хоть дома, хоть в вагоне, на крайний случай. Здесь были крепости, каналы, капища. Были князья, жрецы, звездочёты, поэты. Шли войны, штурмами брали города, могучие племена насмерть дрались возле скал. Скалы им были, вероятно, как опора...
Всё было. И прошло.
Еще раз оглядев ошеломленных зрителей, молодой человек вежливо кивнул и отвернулся обратно к окну. Девушка напряглась, будто рядом с ней был не глухонемой, а вовсе покойник. Контролер не знал, что делать. К нему подошел напарник, сгуртовав две кучи козлищ в одну. Без билета, что ли? Электричка затормозила, динамик невнятно загнусавил.
Пассажиры облегченно зашевелились, поднимаясь с мест. В тамбуре зашипели разъезжающиеся двери. Одна из бабок ласково потрогала глухонемого за колено и, странно помахав рукой, громко сказала, участливо улыбаясь: — Приехали!..
Алексей Иванов, «Географ глобус пропил» и премьера
Основные мотивы романа Алексея Иванова «Географ глобус пропил». Новый роман писателя Алексея Иванова, автора нашумевшего произведенияГеограф глобус пропил, повествующий о судьбах участников Союзаветеранов Афганистана, вышел в свет тиражом в. Писатель Алексей Иванов планирует написать книгу о Калининградской области. "Географ глобус пропил" — книга известнейшего современного русского писателя Алексея Иванова ("Сердце Пармы", "Золото бунта","Тобол", "Ненастье" и пр.). Это один из первых романов писателя.