Ответ: Воропаев вступил в Бухарест с ещё не зажившей раной×, полученной(2 спряж., сов.в., неперех.) им в бою за Кишинёв.
Ответы на вопрос:
- Ответы на вопрос:
- Ответы : Сделать синтаксический разбор предложений
- Самый трудный диктант по русскому языку - Научные работы на
- Воропаев вступил в бухарест огэ вариант 5
Войти на сайт
А уже после разгрома в Румынии народ восстал против фашистского режима сателлита гитлеровской Германии Антонеску. Армия Румынии, естественно, тут же переобулась и отказалась воевать против советских войск. Но немчуре всё же дали спокойно отходить. Двурушниками были — двурушниками и остались.
Ответ: Необыкновенные дни Воропаев вступил в Бухарест с ещё не зажившей раной, полученной им в бою за Кишинёв. День был ярок и, пожалуй, немного ветрен. Он влетел в город на танке с разведчиками и потом остался один.
А следующая рана,случайно полученная после Бухареста, хотя и была легче предыдущей, но заживала необъяснимо долго, почти до самой Софии. Но когда он, опираясь на палку, вышел из штабного автобуса на площадь в центре болгарской столицы и, не ожидая, пока его обнимут, сам стал обнимать и целовать всех, кто попадал в его объятия, что-то защемило в ране, и она замерла. Он тогда едва держался на ногах, голова кружилась, и холодели пальцы рук - до того утомился он в течение дня, ибо говорил часами на площадаях, в казармах и даже с амвона церкви, куда был внесён на руках.
Он не присаживался до поздней ночи, а всё бродил по улицам, вступая в беседы, объяснял что-то или просто без слов с кем-то обнимался, и его кишинёвская рана затягивалась, точно излечиваемая волшебным зельем. А следующая рана,случайно полученная после Бухареста, хотя и была легче предыдущей, но заживала необъяснимо долго, почти до самой Софии. Но когда он, опираясь на палку, вышел из штабного автобуса на площадь в центре болгарской столицы и, не ожидая, пока его обнимут, сам стал обнимать и целовать всех, кто попадал в его объятия, что-то защемило в ране, и она замерла. Он тогда едва держался на ногах, голова кружилась, и холодели пальцы рук - до того утомился он в течение дня, ибо говорил часами на площадаях, в казармах и даже с амвона церкви, куда был внесён на руках.
Монополия на демократию.
Из сеней он попал в комнату, тоже тёмную, с приспущенными шторами, чуть-чуть озарённую светом, не нисходящим с потолка, а восходящим к потолку из-под широкой щели, находящейся внизу двери. Распахнувши эту дверь, он наконец очутился в свету и был чрезмерно поражён представшим беспорядком. Казалось, как будто в доме происходило мытьё полов и все вещи снесли сюда и нагромоздили как попало. На одном столе стоял даже сломанный стул и здесь же - часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил причудливую паутину. Тут же стоял прислонённый боком к стене шкаф со старинным серебром, почти исчезнувшим под слоем пыли, графинчиками и превосходным китайским фарфором, приобретённым бог весть когда. На бюро, выложенном некогда прелестною перламутровою мозаикой, которая местами уже выпала и оставила после себя одни жёлтенькие желобки, наполненные клеем, лежало превеликое множество всякой всячины: куча испещрённых мелким почерком бумажек, накрытых мраморым позеленевшим прессом с ручкой в виде яичка наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплёте с красным обрезом, лимон, весь ссохшийся, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка давно развалившихся кресел, рюмка с какой-то непривлекательной жидкостьб и тремя мухами, прикрытая письмом, кусочек где-то поднятой тряпки да два пера, испачканные чернилами. В довершение престранного интерьера по стенам было весьма тесно и бестолково навешано несколько картин. Тихий, по-летнему ясный рассвет. Первый луч солнца через неплотно притворённые ставни золотит изразцовую печь, свежевыкрашенные полы, недавно крашенные стены, увешанные картинками на темы из детских сказок. Какие только переливающиеся на солнце краски здесь не играли! На синем фоне оживали сиреневые принцессы, розовый принц снимал меч, спеша на помощь возлюбленной, голубизной светились деревья в зимнем инее, а рядом расцветал весенний ландыш.
А за окном набирает силу прелестный летний день. В распахнутое настежь старенькое оконце врывается росистая свежесть ранних цветов пионов, светлых и нежных. Низенький домишко, сгорбившись, уходит, врастает в землю, а над ним по-прежнему буйно цветёт поздняя сирень, как будто торопится своей бело-лиловой роскошью прикрыть его убожество. По деревянным нешироким ступенькам балкончика, также прогнившего от времени и качающегося под ногами, спускаемся купаться к расположенной близ дома речонке. Искупавшись, мы ложимся загорать неподалёку от зарослей прибрежного тростника. Через минуту-другую, задевая ветку густого орешника, растущего справа, ближе к песчаному склону, садится на деревце сорока-болтунья. О чём только она не трещит! Навстечу ей несётся звонкое щебетанье, и, нарастая, постепенно многоголосый птичий гомон наполняет расцвеченный по-летнему ярко сад. Насладившись купанием, мы возвращаемся назад. Стеклянная дверь, ведущая с террасы, приоткрыта.
На столе в простом глиняном горшочке букетик искусно подобранных, только что сорванных, ещё не распустившихся цветов, а рядом, на белоснежной полотняной салфетке, тарелка мёду, над которым вьются с ровным гудением ярко-золотистые труженицы-пчёлки. Как легко дышится ранним утром! Как долго помнится это ощущение счастья, которое испытываешь лишь в детстве! Величайшая святыня Заботами милого друга я получил из России небольшую шкатулку карельской берёзы, наполненную землёй. Я принадлежу к людям, любящим вещи, не стыдящимся чувств и не боящимся кривых усмешек. В молодости это простительно и понятно: в молодости мы хотим быть самоуверенными, разумными и жестокими - редко отвечать на обиду, владеть своим лицом, сдерживать дрожь сердечную. Но тягость лет побеждает, и строгая выдержанность чувств уже не кажется лучшим и главнейшим. Вот сейчас таков, как есть, я готов и могу преклонить колени перед коробочкой с русской землёй и сказать вслух, не боясь чужих ушей: "Я тебя люблю, земля, меня родившая, и признаю тебя моей величайшей святыней". И никакая скептическая философия, никакой умный космополитизм не заставит меня устыдиться моей чувствительности, потому что руководит мною любовь, а она не подчинена разуму и расчёту. Земля в коробке высохла и превратилась в комочки бурой пыли.
Я пересыпаю её заботливо и осторожно, чтобы не рассыпать зря по столу, и думаю о том, что из всех вещей человека земля всегда была и самой любимой, и близкой. Ибо прах ты - и в прах обратишься. Осоргину Роза Ранним утром, едва забрезжил рассвет, я возвращался в знакомые места нехожеными тропами. В дали, неясной и туманной, мне уже мерещилась картина родного села. Торопливо ступая по некошеной траве, я представлял, как подойду к своему дому, покосившемуся от древности, но по-прежнему приветливому и дорогому. Мне хотелось поскорее увидеть с детства знакомую улицу, старый колодец, наш палисадник с кустами жасмина и роз. Погружённый в свои воспоминания, я незаметно приблизился к околице и, удивлённый, остановился в начале улицы. На самом краю села стоял ветхий дом, нисколько не изменившийся с тех пор, как я отсюда уехал. Все эти годы, на протяжении многих лет, куда бы меня ни забросила судьба, как бы далеко ни был от этих мест, я всегда неизменно носил в своём сердце образ родного дома , как память о счастье и весне... Наш дом!
Он, как и прежде, окружён зеленью. Правда, растительности тут стало побольше. В центре палисадника разросся большой розовый куст, на котором расцвела нежная роза. Цветник запущен, сорные травы сплелись на вросших в землю клумбах и дорожках, никем не расчищенных и уже давно не посыпанных песком. Деревянная решётка, далеко не новая, совсем облезла, рассохлась и развалилась. Крапива занимала целый угол цветника, словно служила фоном для нежного бледно-розового цветка. Но рядом с крапивой была роза, а не что иное. Роза распустилась в хорошее майское утро; когда она раскрывала свои лепестки, утренняя роса оставила на них несколько слезинок, в которых играло солнце. Роза точно плакала. Но вокруг всё было так прекрасно, так чисто и ясно в это весеннее утро...
Я прошёлся по террасе, ещё крепкой и красивой; сквозь стеклянную дверь видна была комната с паркетным полом, должно быть, гостиная; старинное фортепиано, да на стенах гравюры в широких рамах из красного дерева - и больше ничего. От прежних цветников уцелели одни пионы и маки, которые поднимали из травы свои белые и ярко-красные головы; по дорожкам, вытягиваясь, мешая друг другу, росли молодые клёны и вязы, уже ощипанные коровами. Было густо, и сад казался непроходимым, но это только вблизи дома, где ещё стояли тополя, сосны и старые липы-сверстницы, уцелевшие от прежних аллей, а дальше за ними сад расчищали для сенокоса, и тут уже не парило, паутина не лезла в рот и в глаза, подувал ветерок; чем дальше вглубь, тем просторнее, и уже росли на просторе вишни, сливы, раскидистые яблони и груши такие высокие, что даже не верилось, что это груши. Эту часть сада арендовали наши городские торговки, и сторожил её от воров и скворцов мужик-дурачок, живший в шалаше. Сад, всё больше редея, переходя в настоящий луг, спускался к реке, поросшей зелёным камышом и ивняком; около мельничной плотины был плёс, глубокий и рыбный, сердито шумела небольшая мельница с соломенною крышей, неистово квакали лягушки. На воде, гладкой, как зеркало, изредка ходили круги, да вздрагивали речные лилии, потревоженные весёлою рыбой.
От земли веяло сыроватым теплом. Где-то вдали слышались голоса. Очевидно, из порта шла партия переселенцев. Размеренно похрапывал прибой. И по этим звукам Воропаев в состоянии был определить лишь то, что море слева от него, а голоса и, значит, улица — справа. Но двинуться он не мог, потому что не разбирал, где дома, а где мостовая. На его ручных часах со светящимся циферблатом было около двенадцати, до рассвета добрых четыре часа. Он не знал, что предпринять. Ему показалось, что она пожала плечами, но, конечно, в темноте он не мог этого видеть. Воропаев смело шагнул за ускользающим от него белым пятном куртки. В своих мягких войлочных туфлях женщина двигалась настолько бесшумно, что Воропаев почти не ощущал ее соседства с собою, одно ее дыхание напоминало ему, что кто-то рядом. На фронте целым остались, а у нас смертельную аварию получить можете. Пойдемте тише. Задыхаюсь я. Рука об руку они медленно, точно гуляя, поднимались вверх по улице, густой и пахучей, как аллея. Мертвые дома безгласно стояли по бокам. Пахло отсыревшею старою гарью, и ни одно движение, ни один звук не давали о себе знать слуху, донельзя напряженному в столь неестественной тишине. Ради него всю эту чепуху с переездом на юг задумал. Этот Корытов ваш… — он закашлялся и остановился, — не нравится мне он, должен сказать. Она перебила, тряся его руку: — Не мог он вас, товарищ полковник, к себе пустить ночевать, ну, не мог, поверьте. В одной комнатенке — он, жена да двое мальчишек, спят на чем придется. Что же, в райкоме нельзя было устроить? Едут и едут, одно — давай и давай: тому дачу, тому дворец, тому — не знай что… А кто б спросил, как мы-то живем! Хлеба через два дня на третий выдают, а сахару, жиров — я уж про них и забыла, а у нас тоже дети и тоже… Она замолчала, точно боялась проговориться о чем-то, чего нельзя было доверить чужому. Все планы да планы, а мы, живые люди, где? Позаваливали нас этими планами выше головы. В хороших руках план — дело необходимое. Вам можно критику наводить. Женщина не продолжала разговора. Улица, круто поднявшись выше старых садов, стала светлее, просторнее. Далеко впереди мелькнул расплывчатый огонь костра. Его неприятно кольнуло, что слово «старый» она отнесла к нему как что-то бесспорное. Муж в Севастополе был. Три года ни слуху, ни разговору. Даже «похоронки», и той не прислали. Долго шли молча. Мне — в сторону, — услышал он наконец, и легкая рука спутницы отделилась от него. Белое пятно куртки ушло вправо и вверх. Что-то беспорядочное было в облике этого случайного лагеря. Такая бестолочь бывает в коллективах, внезапно возникших, без ясно видимой цели. Действительно, народ не отдыхал, хотя на дворе стояла ночь, но и не был занят определенной работой, а тревожно бодрствовал, как на пристанях или вокзалах, когда сквозь сон сторожат прибытие и отбытие всех пароходов и поездов, чтобы — неровен час — как-нибудь не проспать своего. Тут одни разогревали пищу, другие кормили измученную скотину, третьи беззаботно пели, а четвертые стояли толпой, кого-то поджидая. Воропаев спросил, где председатель колхоза. Ему указали на рослого красавца с пустым левым рукавом гимнастерки, орденом Красной Звезды и медалью за Севастополь, разговаривавшего со стариком в морском бушлате. Они махали друг на друга зажженными фонарями, о чем-то споря. Воропаев, не теряя их из виду, присел к костру. Ужасно хотелось вытянуться — не просто лечь, а именно вытянуться — и заснуть. Но если нельзя было спать, он хотел бы тогда уж поесть. И как следует. Но развязывать рюкзак на виду у людей ему показалось неудобным. Он прилег у костра, положил голову на край рюкзака и закрыл глаза. Ночь была сыровато-теплая, тихая, почти весенняя. Воздух лениво касался земли. Пахло чем-то чудесным, южным и убаюкивающим, как стрекотня цикад. Народ валил в сторону. Сидевшие у костра тоже поднялись и пошли за всеми, оставив на огне чугунок с картошкой. Он хотел встать, но не было никаких сил. Да и зачем? Ночлег у костра уже был обеспечен. Запустив руку за пояс брюк, он осторожно отстегнул протез и, сдерживая дыхание, пыжась и морщась, погладил замлевшую культю, сейчас же почувствовав, что мгновенно заснет. И юн действительно заснул тем необыкновенно легким сном, какой бывает у детей, когда они сквозь сон еще слышат разговор окружающих. Воропаев, как это ни покажется странным, даже всхрапывая, слышал громкий разговор относительно свободных домов и о немедленном вселении в них. И через секунду другой хриплый голос, как он потом догадался, принадлежащий председателю колхоза Миколе Стойко, красавцу с Красной Звездой, выкрикивал: — Сидоренки!.. Гарпина… хлопцы… Входите, господи Исусе… Дайте я первый. Воропаев слушал, улыбаясь и подхватывая языком слезы, катившиеся ему в рот. Какое великое и сладостное событие происходило где-то рядом, под темным покровом ночи, среди взлетающих фонарных огней, в дыму костров, среди неустроенности этого уставшего лагеря! И он не видел — да никто почти что не видел этого, — как в крохотный глинобитный домик, укутанный в зеленую тьму сада, вошел, спотыкаясь, тот самый колхозник, что приехал с невесткой и внуками. Он вошел, неся в руках фотографию сына, и, поставив ее на подоконник, низко поклонился стенам. Гарпина, мой полы. А в это время в темноте раздавалось сладостное до боли: — Пять комор, веранда, как сказать, на два боки, садик из пятнадцати дерев. И хриплое: — Хватовы! Два голоса наперегонки: — Здесь! Один сюда лицом, другой сюда… — Как, Петро, не побьемся? Бери соби налево, хай ему неладно… Худо, шо дерев пьятнадцать. Было б хоть по осьми… Крант на чей бок? Давай тогда на жеребьи пускать… А темнота, не мешая главному разговору, беседовала шепотом у каждого костра. Заснул — пусто, встал — густо. Откуда мы принесли их? И как сумели сохранить в себе? Ах, до чего хорошо…» И заснул окончательно. Проводив Воропаева до колхозной площади, Лена взобралась по ступенчатой улочке на вершину холма, прикрывающего город сверху, и без единого звука приоткрыла незаметную дверь маленького полуразрушенного домика. Она вошла, как шелест воздуха, но мать ее, уже давно заснувшая возле шестилетней внучки, сразу же услышала, что кто-то вошел, и спросила встревоженно: — Ты, Леночка? Чего сегодня так поздно? И самое удивительное, что наибольшее впечатление на мать произвел рассказ Лены о Воропаеве, и она несколько раз переспросила, какой он из себя, стар или нет, а потом долго вздыхала и шопотом бранилась: — Понаедут на нашу голову. Тот с орденами, тот с костылями… О, господи! А Леночка села штопать чулки. Покончив с ними, она вынула из сундучка дочкину фуфайку, которая также нуждалась в ремонте и которую она еще утром спрятала от матери, чтобы та не портила себе глаз починкой. Она работала, изредка поддакивая матери. Им во всем первый черед, не откажешь. Как начнут дома разбирать… — Да это уж так, — равнодушно согласилась Лена. А то придет такой вот безногий и выселит, что ты думаешь. И не знай тогда, что делать! А что хате ремонт нужен, так это неважно, год-два продержимся… Ты скажи Корытову, не стесняйся. Заштопав трусы и сорочку, на которой штопка шла уже по третьему разу, она воткнула иглу в обои, дунула на огонь и свернулась на сундуке, накрывшись одеялом. И как только она успокоилась и стала посапывать, поднялась старуха. Она вставала грузно, что-то шепча, чем-то шурша, как раздраженная мышь, укрыла потеплей внучку и, взяв клеенчатую сумку и две стеклянные банки, вышла наружу и там уже зевнула с такой неожиданной силой, что Лена и Танечка на одну секунду проснулись, прислушиваясь, что будет дальше. Этой ночью, видно, ночи как не бывало. Переселенцы не засыпали. Они въезжали в новую жизнь. Те, кто уже успели получить жилье, "кормили и убирали скотину, приводили в порядок дворы, а еще не получившие назойливо ходили следом за председателем. Хозяйки сидели на земле в очереди перед еще закрытой лавкой сельпо, рассказывая истории своего путешествия. Ребята поддерживали костры. Воропаев спал у того крайнего костра, где он присел ночью, и старуха, мать Лены, идя в сельпо, сразу его узнала по описанию дочери. Первые лучи солнца уже шмыгали по лицу Воропаева, ему снилось, что он спит под ласковое мурлыканье котят.
В этих зарослях в течение получаса мы предавались покою. Поднимешь голову, а над тобой шумят верхушки сосен, упирающиеся в бледно-голубое небо, по которому движутся не тяжёлые, а по-летнему полувоздушные облачка-непоседы. Отдохнув среди ландышей, мы снова принялись искать таинственное озеро. Расположенное где-то рядом, оно было скрыто от нас густой порослью травы. Едва Чичиков, пригнувшись, вступил в тёмные широкие сени, пристроенные кое-как, на него тотчас повеяло холодом, как из погреба. Из сеней он попал в комнату, тоже тёмную, с приспущенными шторами, чуть-чуть озарённую светом, не нисходящим с потолка, а восходящим к потолку из-под широкой щели, находящейся внизу двери. Распахнувши эту дверь, он наконец очутился в свету и был чрезмерно поражён представшим беспорядком. Казалось, как будто в доме происходило мытьё полов и все вещи снесли сюда и нагромоздили как попало. На одном столе стоял даже сломанный стул и здесь же - часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил причудливую паутину. Тут же стоял прислонённый боком к стене шкаф со старинным серебром, почти исчезнувшим под слоем пыли, графинчиками и превосходным китайским фарфором, приобретённым бог весть когда. На бюро, выложенном некогда прелестною перламутровою мозаикой, которая местами уже выпала и оставила после себя одни жёлтенькие желобки, наполненные клеем, лежало превеликое множество всякой всячины: куча испещрённых мелким почерком бумажек, накрытых мраморым позеленевшим прессом с ручкой в виде яичка наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплёте с красным обрезом, лимон, весь ссохшийся, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка давно развалившихся кресел, рюмка с какой-то непривлекательной жидкостьб и тремя мухами, прикрытая письмом, кусочек где-то поднятой тряпки да два пера, испачканные чернилами. В довершение престранного интерьера по стенам было весьма тесно и бестолково навешано несколько картин. Тихий, по-летнему ясный рассвет. Первый луч солнца через неплотно притворённые ставни золотит изразцовую печь, свежевыкрашенные полы, недавно крашенные стены, увешанные картинками на темы из детских сказок. Какие только переливающиеся на солнце краски здесь не играли! На синем фоне оживали сиреневые принцессы, розовый принц снимал меч, спеша на помощь возлюбленной, голубизной светились деревья в зимнем инее, а рядом расцветал весенний ландыш. А за окном набирает силу прелестный летний день. В распахнутое настежь старенькое оконце врывается росистая свежесть ранних цветов пионов, светлых и нежных. Низенький домишко, сгорбившись, уходит, врастает в землю, а над ним по-прежнему буйно цветёт поздняя сирень, как будто торопится своей бело-лиловой роскошью прикрыть его убожество. По деревянным нешироким ступенькам балкончика, также прогнившего от времени и качающегося под ногами, спускаемся купаться к расположенной близ дома речонке. Искупавшись, мы ложимся загорать неподалёку от зарослей прибрежного тростника. Через минуту-другую, задевая ветку густого орешника, растущего справа, ближе к песчаному склону, садится на деревце сорока-болтунья. О чём только она не трещит! Навстечу ей несётся звонкое щебетанье, и, нарастая, постепенно многоголосый птичий гомон наполняет расцвеченный по-летнему ярко сад. Насладившись купанием, мы возвращаемся назад. Стеклянная дверь, ведущая с террасы, приоткрыта. На столе в простом глиняном горшочке букетик искусно подобранных, только что сорванных, ещё не распустившихся цветов, а рядом, на белоснежной полотняной салфетке, тарелка мёду, над которым вьются с ровным гудением ярко-золотистые труженицы-пчёлки. Как легко дышится ранним утром! Как долго помнится это ощущение счастья, которое испытываешь лишь в детстве! Величайшая святыня Заботами милого друга я получил из России небольшую шкатулку карельской берёзы, наполненную землёй. Я принадлежу к людям, любящим вещи, не стыдящимся чувств и не боящимся кривых усмешек. В молодости это простительно и понятно: в молодости мы хотим быть самоуверенными, разумными и жестокими - редко отвечать на обиду, владеть своим лицом, сдерживать дрожь сердечную. Но тягость лет побеждает, и строгая выдержанность чувств уже не кажется лучшим и главнейшим. Вот сейчас таков, как есть, я готов и могу преклонить колени перед коробочкой с русской землёй и сказать вслух, не боясь чужих ушей: "Я тебя люблю, земля, меня родившая, и признаю тебя моей величайшей святыней". И никакая скептическая философия, никакой умный космополитизм не заставит меня устыдиться моей чувствительности, потому что руководит мною любовь, а она не подчинена разуму и расчёту. Земля в коробке высохла и превратилась в комочки бурой пыли. Я пересыпаю её заботливо и осторожно, чтобы не рассыпать зря по столу, и думаю о том, что из всех вещей человека земля всегда была и самой любимой, и близкой. Ибо прах ты - и в прах обратишься. Осоргину Роза Ранним утром, едва забрезжил рассвет, я возвращался в знакомые места нехожеными тропами. В дали, неясной и туманной, мне уже мерещилась картина родного села. Торопливо ступая по некошеной траве, я представлял, как подойду к своему дому, покосившемуся от древности, но по-прежнему приветливому и дорогому. Мне хотелось поскорее увидеть с детства знакомую улицу, старый колодец, наш палисадник с кустами жасмина и роз. Погружённый в свои воспоминания, я незаметно приблизился к околице и, удивлённый, остановился в начале улицы. На самом краю села стоял ветхий дом, нисколько не изменившийся с тех пор, как я отсюда уехал. Все эти годы, на протяжении многих лет, куда бы меня ни забросила судьба, как бы далеко ни был от этих мест, я всегда неизменно носил в своём сердце образ родного дома , как память о счастье и весне... Наш дом! Он, как и прежде, окружён зеленью. Правда, растительности тут стало побольше. В центре палисадника разросся большой розовый куст, на котором расцвела нежная роза. Цветник запущен, сорные травы сплелись на вросших в землю клумбах и дорожках, никем не расчищенных и уже давно не посыпанных песком. Деревянная решётка, далеко не новая, совсем облезла, рассохлась и развалилась. Крапива занимала целый угол цветника, словно служила фоном для нежного бледно-розового цветка. Но рядом с крапивой была роза, а не что иное. Роза распустилась в хорошее майское утро; когда она раскрывала свои лепестки, утренняя роса оставила на них несколько слезинок, в которых играло солнце. Роза точно плакала. Но вокруг всё было так прекрасно, так чисто и ясно в это весеннее утро... Я прошёлся по террасе, ещё крепкой и красивой; сквозь стеклянную дверь видна была комната с паркетным полом, должно быть, гостиная; старинное фортепиано, да на стенах гравюры в широких рамах из красного дерева - и больше ничего.
Собственно говоря, ему следовало лежать в госпитале, но разве улежишь в день вступления в ослепительно белый, кипящий возбуждением город? Он не присаживался до поздней ночи, а всё бродил по улицам, вступая в беседы, объяснял что-то или просто без слов с кем-то обнимался, и его кишинёвская рана затягивалась, точно излечиваемая волшебным зельем. А следующая рана,случайно полученная после Бухареста, хотя и была легче предыдущей, но заживала необъяснимо долго, почти до самой Софии. Но когда он, опираясь на палку, вышел из штабного автобуса на площадь в центре болгарской столицы и, не ожидая, пока его обнимут, сам стал обнимать и целовать всех, кто попадал в его объятия, что-то защемило в ране, и она замерла.
самое сложное предложение для диктанта
| Необыкновенные дни Воропаев вступил в Бухарест - id37631771 от game108551 03.01.2023 00:13 | Его обвиняют в совершении преступления против человечности по делу о разгоне антиправительственной манифестации в Бухаресте в июне 1990 года. |
| ФУТБОЛЬНЫЙ КЛУБ «РОДИНА-2» | (1)Воропаев вступил в Бухарест с ещё не зажившей раной, полученной им в бою за Кишинёв. |
| Монополия на демократию. | Самая высокооплачиваемая гандболистка в мире румынка Кристина Нягу из «Бухареста» получает столько же. |
| Персональный сайт - Контрольные диктанты. 10-11 классы | Воропаев вступил в Бухарест с ещё (не)зажившей раной получе(н,нн)ой им в бою за Кишинёв. |
Помогите плиз?
4) Воропаев вступил в Бухарест с ещё не зажившей раной, полученной им в бою за Кишинёв. Воропаев вступил в Бухарест с ещё (не)зажившей раной получе(н,нн)ой им в бою за Кишинёв. 20 б. необыкновен ые дни воропаев вступил в бухарест с ещё не зажившей раной получен ой им в бою за кишинёв. день был ярок и немного ветрен . он влетел в город на танке с разведчиками и потом остался один. Воропаев вступил в бухарест огэ вариант 5. Ответы на ОГЭ по математике 2023 72 регион.
Остались вопросы?
| Монополия на демократию. | Наш клуб договорился о переходе Артёма Воропаева в «Черноморец» на правах аренды до конца сезона 2023/24. |
| самое сложное предложение для диктанта | (1)Воропаев вступил в Бухарест с ещё не зажившей раной, полученной им в бою за Кишинёв. |
Самый трудный диктант по русскому языку
неверно (1) Воропаев вступил в Бухарест с ещё не зажившей раной, полученной им в бою за Кишинёв. Ответ: Воропаев вступил в Бухарест с ещё не зажившей раной×, полученной(2 спряж., сов.в., неперех.) им в бою за Кишинёв. Наш клуб договорился о переходе Артёма Воропаева в «Черноморец» на правах аренды до конца сезона 2023/24. Самая высокооплачиваемая гандболистка в мире румынка Кристина Нягу из «Бухареста» получает столько же.
Самый трудный диктант по русскому языку
В данном тексте содержится описание Воропаева, который приехал в Бухарест с раной, полученной в бою за Кишинев. В данном тексте содержится описание Воропаева, который приехал в Бухарест с раной, полученной в бою за Кишинев. Он не присаживался до поздней ночи а всё бродил по улицам вступая в беседы объяснял что-то или без слов с кем-то обнимался, и его кишинёвская рана затягивалась точно излечиваемая. Вступление наших солдат в Бухарест стал апогеем успешного завершения Ясско-Кишинёвской наступательной операции. Наш клуб договорился о переходе Артёма Воропаева в «Черноморец» на правах аренды до конца сезона 2023/24. (1)Воропаев вступил в Бухарест с ещё не зажившей раной, полученной им в бою за Кишинёв.
Войти на сайт
| мне надо сложный диктант по русскому языку пожалуйста | Воропаев вступил в Бухарест с ещё не зажившей раной, полученной им в бою за Кишинёв. |
| Персональный сайт - Контрольные диктанты. 10-11 классы | Вступление наших солдат в Бухарест стал апогеем успешного завершения Ясско-Кишинёвской наступательной операции. |
Помогите плиз?
Самая высокооплачиваемая гандболистка в мире румынка Кристина Нягу из «Бухареста» получает столько же. В данном тексте содержится описание Воропаева, который приехал в Бухарест с раной, полученной в бою за Кишинев. Артем Воропаев — воспитанник Академии Коноплёва, также играл за «Ладу», «Спартак-2».