Следствием «дела царевича Алексея» стал указ от 1722 года о престоле наследия. необходимо раскрыть тему и описать основные события, участников и даты, связанные с этими выступлениями и делом царевича Алексея. Суть дела царевича Алексея сводится к обвинению в нерегулярной бунте против отца, царя Ивана Грозного. В то время Россия переживала непростые времена: междоусобицы, крестьянские восстания и политические интриги. Дело царевича Алексея. После возвращения за тайное бегство и деятельность во время пребывания за границей Алексей был лишён права на престолонаследие (февраль 1718). Дело царевича Алексея при Петре 1 кратко.
Войти на сайт
Алексей Петрович: краткая биография. Следствием «дела царевича Алексея» стал указ от 1722 года о престоле наследия. Царевич Алексе́й Петро́вич — наследник российского престола, старший сын Петра I и его первой жены Евдокии Лопухиной. Оппозиция реформам петра 1 дело царевича алексея кратко. Они встретились с Алексеем, обещали отцовское прощение, подкупили всех вокруг, вплоть до вице-короля Неаполя, запугали царевича, что непременно будет убит, если не возвратиться, запугали и уговорили повлиять на Алексея его любовницу Ефросинью. Дело царевича Алексея состояло в том, что он был признан государственным преступником.
Тайное дело царевича Алексея
А царевич Алексей никакой доблести не проявлял, был вовсе недостойным звания мужчины», — отметил в беседе с RT доктор исторических наук, специалист по истории России периода правления Петра Великого Павел Кротов. Дело царевича Алексея» Инструкция: В России в XVII веке началась реформация, которая была связана с укреплением централизации государства и снижением влияния бояр на царскую власть. Раз — это было ещё до дела царевича Алексея — на пиру в Кронштадте, сидя за столом возле государя, Мишуков, уже порядочно выпивший, задумался и вдруг заплакал. В некоторых случаях люди целыми семьями объявляли себя потомками царской семьи (царевич Алексей + 1-2 сестры). 19 Июля Петр Толстой, руководивший розыском по делу царевича Алексея, писал графу Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину, находившемуся во главе Монастырского Приказа. В результате выступлений против реформ и дела царевича Алексея произошло несколько событий: 1. Восстание староверов религиозной группы православных христиан в 1666-1671 годах.
22 смерти, 63 версии
| 22 смерти, 63 версии | великой княжны Марии и престолонаследника Алексея. |
| Приговор Верховного суда по делу царевича Алексея Петровича. | 400-летие Дома Романовых | дело царевича Алексея. когда происходило ики Материал адаптирован для учащихся начальных классов, может быть использован на уроках, внеурочной деятельности и классных часах. |
| День в истории. Казнь царевича Алексея | Дело царевича Алексея было закрыто 26 июня 1718 г. По официальной версии смерть отрекшегося наследника наступила вследствие удара. |
| Дело царевича Алексея - НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА | 1718) -- Документы и материалы. 2. Дом Романовых (коллекция). |
История событий
- Дело царевича Алексея - История России
- Тёмное дело царевича Алексея
- 22 смерти, 63 версии. Царевич Алексей Петрович (Лев Лурье, 2011)
- Дело царевича Алексея Петрович Романова презентация
Дело царевича Алексея. Алексей Петрович Романов: отказ от престола
Царевича приговорили к смертной казни. Как же умер царевич Алексей? Официальная версия гласит, что он скончался от апоплексического удара, ожидая своей участи в заключении. Альтернативные версии основаны на том, что царевич был убит по приказу Петра. Однако документальных данных этому нет, а разные варианты этой версии противоречат друг другу. Есть и предположение, что у Алексея в тюрьме обострился туберкулёз, которым он болел уже давно, и это стало причиной смерти. За что же невзлюбил отец сына? Известно, что царевич Алексей вёл жизнь довольно праздную.
Долгое время поиски царевича не приносили успеха. Наконец разведка выследила местонахождение Алексея в Тироле в замке Эренберг, и от Австрии потребовали выдачи царевича. Император отказался выдавать Алексея, но разрешил допустить к нему Толстого. Последний предъявил царевичу письмо Петра, в котором гарантировалось прощение вины в случае возвращения в Россию. Письмо не заставило Алексея вернуться. Тогда посланник подкупил чиновника, чтобы тот сообщил «по секрету» царевичу, что выдача его в Россию является вопросом решённым. Это помогло убедить Алексея, что расчёт на помощь Австрии ненадёжен. Решив, что он не получит помощи от Карла VI, и страшась возвращаться в Россию, Алексей обратился к шведскому правительству с письмом с просьбой о помощи. Но данный шведами ответ они обязались предоставить царевичу армию для возведения на престол запоздал, и П. Толстой посулами и угрозами 14 октября добился от Алексея согласия на возвращение.
Ге «Петр Первый допрашивает своего сына» 1871 год ; роман А. Толстого «Петр Первый» 1945 год ; роман Д. Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей» 1905 год ; фильмы и сериалы: «Петр Первый» 1937 год , «Царевич Алексей» 1997 год , «Тайны дворцовых переворотов» 2001 год. Смерть царевича в 1718 году означала окончательную победу русского дворянства, сторонников решительных преобразований, над старой боярской аристократией. Историография: Есипов Е. Дела Преображенского приказа и тайной канцелярии, СПБ. Эйдельман Н. Розыскное дело, М. Фоккеродт И. Россия при Петре Первом, М. Поделиться в соц.
Буде же побоишься меня, то я тебя обнадёживаю и обещаюсь Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься. Буде же сего не учинишь, то, … яко государь твой, за изменника объявляю и не оставлю всех способов тебе, яко изменнику и ругателю отцову, учинить, в чём бог мне поможет в моей истине. Тогда Толстой подкупил австрийского чиновника, чтобы тот «по секрету» сообщил царевичу, что его выдача в Россию — вопрос решённый. А потом увещал я секретаря вицероева, который во всех пересылках был употреблён и человек гораздо умён, чтоб он, будто за секрет, царевичу сказал все вышеписанные слова, которые я вицерою советовал царевичу объявить, и дал тому секретарю 160 золотых червонных, обещая ему наградить вперёд, что оный секретарь и учинил — из донесения Толстого Это убедило Алексея, что расчёты на помощь Австрии ненадёжны. Решив, что помощи от Карла VI он не получит, и страшась возвращения в Россию, Алексей через французского офицера Дюре тайно обратился с письмом к шведскому правительству с просьбой о помощи. Однако данный шведами ответ шведы обязались предоставить Алексею армию для возведения его на престол запоздал [8] , и П. Толстой сумел угрозами и посулами 14 октября добиться от Алексея согласия на возвращение в Россию до того, как он получил послание от шведов. Дело царевича Алексея[ править править код ] После возвращения за тайное бегство и деятельность во время пребывания за границей Алексей был лишён права на престолонаследие манифест 3 14 февраля 1718 года , причём он сам дал торжественную клятву об отказе от престола в пользу брата Петра Петровича в Успенском соборе Кремля в присутствии отца, высшего духовенства и высших сановников. При этом ему было объявлено прощение на условии признания всех совершённых проступков «Понеже вчерась прощение получил на том, дабы все обстоятельства донести своего побегу и прочего тому подобного; а ежели что утаено будет, то лишён будешь живота;… ежели что укроешь и потом явно будет, на меня не пеняй: понеже вчерась пред всем народом объявлено, что за сие пардон не в пардон». Уже на следующий день после церемонии отречения началось следствие, порученное Тайной канцелярии и возглавленное графом Толстым. Алексей в своих показаниях постарался изобразить себя жертвой своего окружения и перевести на своих приближённых всю вину. Лица, его окружавшие, были казнены, но это не помогло Алексею — его любовница Ефросинья дала исчерпывающие показания, изобличившие Алексея во лжи. На очной ставке Алексей подтвердил показания Ефросиньи, хотя ничего не сказал о каких-либо реальных или мнимых связях со шведами. Хотя пытки на этом этапе следствия не применялись, Ефросинья могла быть подкуплена, а Алексей мог давать ложные показания из страха применения пыток. Однако в тех случаях, когда показания Ефросиньи можно проверить из независимых источников, они подтверждаются, например, Ефросинья сообщила о письмах, которые Алексей писал в Россию, готовя почву для прихода к власти — одно такое письмо неотправленное было найдено в архиве Вены. Николай Ге , 1871 На основании всплывших фактов царевич был предан суду и 24 июня 5 июля 1718 года осуждён на смерть как изменник. Связи Алексея со шведами остались недоказанными суду, а обвинительный приговор был вынесен на основании других эпизодов, которые по действовавшим в тот период законам карались смертью — при этом окончательное решение об утверждении приговора и выборе способа наказания члены суда оставляли за царём, о чем свидетельствует текст самого документа.
Войти на сайт
| День в истории. Казнь царевича Алексея: maysuryan — LiveJournal | Затем Алексей принял другой план: рассчитывая на поддержку императора Карла Шестого, он бежал в 1717 году в Вену, но в следующем году по настоянию Петра Первого был доставлен в Россию. Началось следствие, вскрывшее замыслы царевича и его сообщников. |
| Царевич Алексей - экспертиза нужна и мертвым, и живым.Что если он выжил?: olegdushin — LiveJournal | Дело царевича Алексея. После возвращения за тайное бегство и деятельность во время пребывания за границей Алексей был лишён права на престолонаследие (февраль 1718). |
Царевич Алексей - экспертиза нужна и мертвым, и живым.Что если он выжил?
| Государственный преступник или жертва интриг: почему Пётр I осудил сына на смерть — РТ на русском | Допрос царевича Алексея Допрос царевича Алексея Прямым следствием "дела царевича Алексея" стал указ 1722 г. Вопрос о наследовании престола юридически не был решен. |
| Дело царевича Алексея. Курсовая работа (п). История. 2007-01-29 | Допрос царевича Алексея Допрос царевича Алексея Прямым следствием "дела царевича Алексея" стал указ 1722 г. Вопрос о наследовании престола юридически не был решен. |
День в истории. Казнь царевича Алексея
Леность, неспособность к учению и воинским делам, даже нелюбовь к отцу и государю могли быть признаны достаточными причинами для лишения права на престолонаследие, но лишать за это жизни, было бы чрезмерной жестокостью. Другое дело, сговор с иностранной державой с целью вооруженного захвата короны Российской, - это уже вполне «тянет» на смертный приговор, который и был вынесен 24 июня 1718 г. Вынесение приговора не прекратило допросов, в тот же день «застенок был учинен» дважды, оба раза в присутствии царя. Алексей получил еще 15 ударов кнутом, а ведь даже закоренелым преступникам давалась неделя между первой и второй пыткой для залечивания ран.
Последний допрос с царским участием продолжался больше двух часов утром 26 июня в день смерти царевича. Чего добивались от Алексея - неизвестно, но ясно, что «он был раздавлен чудовищной машиной сыска и мог ради прекращения мучений признать за собой любые преступления, сказать все, что бы не потребовал главный следователь — царь Петр». Скорее всего, царевич умер, не вынеся последствий пыток, но с полной уверенностью этого утверждать нельзя, ибо по другой версии его тайно казнили в Петропавловской крепости.
В середине XIX в. Румянцева некому Д. Титову, в котором рассказывалось о том, как автор письма вместе с П.
Толстым, И. Бутурлиным и А. Ушаковым по прямому поручению царя умертвили царевича Алексея в крепости, задушив подушками.
Устрялов опубликовал это письмо вместе с другими документами по делу царевича Алексея, но он же достаточно убедительно доказал его поддельность. Тем не менее, версии тайной казни нельзя исключать, потому что «смерть Алексея произошла в самый, если так можно сказать, нужный для Петра I момент. Царь должен был либо утвердить вынесенный судом смертный приговор, либо его отменить.
На раздумье ему отводилось всего несколько дней: 27 июня предстоял великий праздник — годовщина победы под Полтавой, а 29 июня — именины царя в день святых Петра и Павла. К этим датам логичнее всего было приурочить акт помилования. Но, по-видимому, у Петра была другая цель — покончить с сыном, который, по его мнению, представлял опасность для детей от второго брака с Екатериной и для будущего России.
Но как это сделать? Одобрить приговор означало и привести его в исполнение, то есть вывести царевича на эшафот и публично пролить царскую кровь! Но даже Петр I, не раз пренебрегавший общественным мнением, на это не решился.
Он не мог не считаться с последствиями публичного позора для династии, когда один из членов царской семьи попадал в руки палача. Но даже смерть царевича, от чего бы она ни последовала, не разрешила неопределенности ситуации, связанной с его делом. На вопросы иностранных резидентов, будет ли объявлен траур, следовал ответ, что траура не будет, так как царевич умер как преступник.
Действительно, 27 и 29 июня двор праздновал, как ни в чем не бывало, но 30 июня состоялись похороны царевича с почестями, подобающими члену царствующего дома: за гробом шел царь, за ним Меншиков, министры, сенаторы и «прочие персоны», словом, те самые люди, которые неделей раньше подписывали смертный приговор. Неразрешенным также остался вопрос, почему царь, а в этом не может быть сомнений, обрек на смерть сына? Присущая Петру I жестокость не представляется здесь достаточным объяснением.
Все его царствование от первых до последних дней сопровождали пытки и казни, но в народной памяти оно не отождествляется с вакханалией бессмысленного террора... Петр казнил тех, кого считал врагами своими и Государства и располагал доказательствами того. Вряд ли он искренне верил в то, что царевич Алексей мог встать во главе мятежа или организовать нашествие австрийских войск на Россию, как это следовало из показаний Ефросинии и самого царевича, предъявленных суду.
Он не мог не знать, что эти «показания» фактически продиктованы им самим через Толстого. Значит, причина жестокой решимости царя кроется в другом. Отношения отца и сына никогда не отличались особой теплотой, рожденный от нелюбимой жены сын не пользовался отцовской любовью.
Все же, до поры до времени Петр видел в нем законного наследника, и по достижении им 17-летнего возраста стал привлекать к делам управления. Правда, уже в 1707 г. Царевич продолжал выполнять связанные с ходом Северной войны поручения отца в Смоленске, затем в Москве и, хотя особого рвения не проявлял, делал свое дело ответственно и добросовестно, во всяком случае, нареканий от отца не было.
С конца 1709 г. Американский историк П. Бушкович обратил внимание на изъятые в ходе следствия, среди прочих бумаг Алексея Петровича, его библиотечные списки и письма, содержавшие запросы на книги, просьбы и благодарности за латинские книги.
Это католические катехизисы, лютеранская благочестивая литература и латинские руководства к благочестивой жизни. Как показывают пометки в книгах, Алексей знал немецкий, латинский, польский, может быть, не в совершенстве, но в достаточном объеме, чтобы читать книги, которые он покупал и брал читать в Киеве, Варшаве, Дрездене, Карлсбаде и Лейпциге. Это благочестие Европы позднего барокко, но не традиционного московского православия».
Насколько же это не совпадает с тем, что наговаривал на себя царевич в «показаниях» 22 июня 1718 г. В той же статье П. Бушкович утверждает, что Петр и Алексей, оба были «европейцами», но первому была чужда культура позднего барокко, он восхищался достижениями протестантской Северной Европы с ее моряками, инженерами и солдатами.
Это утверждение справедливо лишь отчасти, и больше относится к молодому Петру Алексеевичу времен Великого посольства. Уже в «петербургский» период, а особенно после Полтавы, когда Россия становится активным игроком на международной арене, Петр I проникается европейской культурой в более широком, а не в узко «техническом» смысле. Но, как бы то ни было, вопреки традиционным хрестоматийным представлениям конфликт отца и сына лежал не в религиозно-культурной плоскости.
Петр и Алексей оба были «европейцами», но по-разному Не приходится сомневаться, что до 1712 г. Петр I видел в царевиче Алексее своего единственного законного наследника. Это подтверждается его матримониальными планами в отношении сына.
В октябре 1711 г. Таким образом, устанавливались родственные связи династии Романовых с могущественными Габсбургами, что должно было послужить укреплению международных позиций России. В таких условиях лишение Алексея наследства противоречило, по меньшей мере, внешнеполитическим целям Петра I.
Лишение Алексея наследства противоречило внешнеполитическим целям Петра I Начиная с 1712 г. Возведение бывшей наложницы в ранг царицы ставило вопрос о судьбе ее детей от Петра, из которых ко времени брака родителей оставались в живых дочери Анна и Елизавета, но была надежда на рождение сына. То, какова будет их участь в случае вступления на престол Алексея Петровича, не могло не волновать новую царицу, а уж о правах ее детей на российский трон нечего было и думать при живом царском сыне от первого брака.
Документальных свидетельств каких-либо интриг Екатерины против пасынка кстати, и своего крестного до нас не дошло, но ее роль в деле царевича Алексея может быть вычислена по латинскому изречению «Cui prodest? Другим лицом, оказавшим несомненное влияние на ухудшение отношения царя к старшему сыну, был светлейший князь А. Когда царевич был еще подростком, Петр поручил ему руководство воспитанием своего сына, но исполнение князем педагогических обязанностей было скорее номинальным, чем реальным.
Более того, современники и историки отмечали, что «воспитатель» и «воспитанник» и в дальнейшем находились не в лучших отношениях. Вот какой эпизод, относящийся к 1712 г. Павленко: «Однажды во время устроенного Меншиковым обеда, на котором присутствовали офицеры дислоцированной в Померании армии, в том числе и царевич Алексей Петрович, зашел разговор о дворе Шарлотты.
Меншиков отозвался о нем самым нелестным образом: по его мнению, двор был укомплектован грубыми, невежественными и неприятными людьми.
Петр неоднократно предлагал сыну либо активно участвовать в государственных делах, либо постричься в монахи. Алексей, следуя совету одного из наиболее близких своих сторонников, А. Кикина, согласился на пострижение. Кикин говорил царевичу, что «клобук не прибит к голове гвоздем» и, если потребуется, его можно снять.
Но в скором времени оба брата были убиты, а к власти пришел царь Борис.
Суть угличского дела 15 мая 1591 года Дмитрия нашли мертвым с перерезанным горлом. Свидетелей этого убийства не было. Примечательным фактом является то, что жители Углича без суда и следствия убили Михаила Ботяговского и всех его родственников. Как мы помним, это был именно тот человек, который был прислан из Москвы «присматривать» за молодым царевичем. Сама же мать убитого также открыто говорила о том, что это дело рук людей, приехавших из Москвы. Весть об убийстве Дмитрия была очень громкой.
Народ взволновался в связи с наглым убийством члена царской семьи, который имел все основания быть российским царем. В результате Борис Годунов был вынужден создать специальную комиссию, которую направили в Углич для того, чтобы на месте разобраться в деталях дела и вынести свое решение по угличскому делу. В состав комиссии вошли: Василий Шуйский Дьяк Елизар Даниловтч Митрополит Крутицкий В результате их деятельности была сформирована следующая картина дела. Царевич Дмитрий играл на улице с ножом.
Этот безвольный и бездеятельный наследник престола стал орудием в руках реакционной группы бояр, которые стремились возвратиться к старым порядкам, отказаться от активной внешней политики и государственных преобразований. Царевич говорил: «Когда буду государем, буду жить в Москве, а Петербург оставлю простым городом, корабли держать не буду… зиму буду жить в Москве, а летом— в Ярославле». Петр неоднократно предлагал сыну либо активно участвовать в государственных делах, либо постричься в монахи. Алексей, следуя совету одного из наиболее близких своих сторонников, А.
Процесс. Суд над царевичем Алексеем Петровичем
Петербургский этап следствия по делу царевича Алексея Петровича являлся завершающей частью политического процесса, проходившего в России над сыном Петра Великого. Они встретились с Алексеем, обещали отцовское прощение, подкупили всех вокруг, вплоть до вице-короля Неаполя, запугали царевича, что непременно будет убит, если не возвратиться, запугали и уговорили повлиять на Алексея его любовницу Ефросинью. великой княжны Марии и престолонаследника Алексея.
НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Дело царевича Алексея
Второй приближенный — это граф Головкин, один из сыновей канцлера, примерно ровесник царевича; он успел побывать за границей и свободно говорит по-французски и по-немецки, а также немного знает польский и вообще производит впечатление благородного человека — ничего московского в нем нет. Третий — барон Генрих Гюйссен, гофмейстер царевича, и хотя он должен всему царевича обучать, особого авторитета в его глазах не имеет. Доверием царевича и полной властью над ним обладает князь Трубецкой. Он не внушает ему одни только лучшие чувства, как полагалось бы воспитателю, но приучает его как единственного наследника к мысли о власти.
Царевич всегда прислушивается к его мнению, следует всем его советам, находясь, как сейчас, в чужой стране, общается исключительно с ним и выполняет все, что тот скажет. Кроме упомянутых есть еще господин фон Зайфертиц, которого я не успел как следует узнать и не берусь описывать. Его прислал король Август, чтобы сопровождать царевича в Саксонию и в предстоящих ему дальнейших поездках.
Наконец, состоит при царевиче еще один московский дворянин по прозвищу Шляхтич. Польшу он знает плохо, однако пользуется доверием царевича, имеется также русский поп, еще один управляющий, два немецких камердинера, русский мальчик-паж и несколько лакеев. Проживает царевич в краковской резиденции графа Любомирского, очень скудно обставленной — из мебели там лишь несколько деревянных столов и стульев, обслуживание за едой никуда не годное.
Единственная приличная вещь в покоях царевича — его кровать с красным шелковым покрывалом, украшенным золотыми узорами. Описывая облик и образ жизни царевича, я надеюсь, что внешние проявления его натуры помогут составить о нем верное представление. Следует заметить особо, что он испытывает нескрываемое желание узнать побольше о чужих странах и вообще стремится как можно больше узнать и всему научиться.
Те, кто обратится к нему с добрыми намерениями, кто готов будет признать его достойную сущность, могут не сомневаться в том, что царевичу присущи здравый смысл и государственный склад ума и тем самым он удовлетворяет всем требованиям, которые могут быть к нему предъявлены. Значение этого текста не переоценить. Генрих Вильгельм фон Вильчек, генерал и дипломат, к своим сорока пяти годам имевший обширный и разнообразный жизненный опыт, безусловно, заслуживает внимания как проницательный свидетель.
Участник нескольких войн, отличившийся под командованием знаменитого Евгения Савойского, он как доверенное лицо венского двора выполнял и деликатные дипломатические поручения. Недаром в конце 1709 года он был назначен полномочным послом при Петре I. Добравшись до России, он сопровождал Петра и в поездках по стране, и в трагическом Прутском походе.
А в чрезвычайно важном для нас 1714 году именно генерал фон Вильчек обеспечивал безопасность Карла XII в его движении от турецкой границы до немецких земель. То, что он, как и Алексей, надолго застрял в Кракове, — большая удача для тех, кто заинтересован в реконструкции реального облика царевича. Стремление понять, что же являет собой будущий властитель России, выдвинувшийся на первый план военно-политической жизни Европы, стало главной задачей Вильчека.
И он отнесся к ней, как мы видим, со всей серьезностью. Он явно беседовал не только с самим Алексеем, но и с сопровождающими его лицами. Его наблюдения, как мы еще увидим, вполне соответствуют наблюдениям других европейских дипломатов, профессионально интересовавшихся личностью наследника российского престола.
А для венского двора царевич, как мы знаем, представлял особый интерес. Наши представления об Алексее в значительной степени навязаны нам выразительной картиной Николая Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», на которой Алексей представлен унылым, узкоплечим и субтильным, что должно соответствовать его внутреннему миру как человека ничтожного. Описание внешности Алексея в записке Вильчека подтверждается описанием другого крупного имперского дипломата — Отто Антона Плейера, который в донесении императору описывает царевича как «красивого, высокого, широкоплечего молодого человека с тонкой талией, которого портит только сутулость».
Уитворт 26 февраля 1705 года сообщает в Лондон: «…я имел честь приветствовать сына и наследника царского, Алексея Петровича, высокого красивого царевича лет шестнадцати, который отлично говорит на голландском языке и присутствовал на обеде вместе с Федором Алексеевичем Головиным и председателем военного совета Тихоном Никитичем Стрешневым. Как видим, описания Вильчека и других свидетелей расходятся только в определении роста Алексея. У Вильчека он среднего роста, а у Плейера и Уитворта — высокого.
Но эти расхождения, возможно, зависят от роста самих свидетелей. Кстати, тот факт, что пятнадцатилетний Алексей принимал участие во встрече с такой значительной персоной, как английский посол, вместе с двумя ключевыми персонами в российской власти — вершителем внешней политики Головиным и фактическим военным министром Стрешневым, свидетельствует о его месте во властной иерархии. Вызывает некоторое недоумение свидетельство Уитворта о прекрасном знании Алексеем голландского языка.
Нигде более это не подтверждается. Но вряд ли столь многоопытный дипломат мог перепутать голландский язык с немецким. Хотя и это возможно.
Но главное — подтверждается владение Алексеем европейскими языками с ранней юности. Имеет смысл для полноты представления о личности Алексея дополнить характеристику Вильчека впечатлением от царевича-отрока в то время ему было тринадцать лет , сложившимся у барона Гюйссена, приглашенного Петром в качестве, помимо прочего, наставника наследника русского престола. Свое мнение он изложил в письме в Германию знаменитому философу Лейбницу, как известно, живо интересовавшемуся русскими делами.
О Гюйссене, человеке далеко не заурядном, мы уже говорили и еще будем говорить. А сейчас важен его взгляд на будущего воспитанника. Причем Гюйссену не было надобности кривить душой.
Он писал: «Кроме должности военного советника, его величество сделал мне честь, доверив мне воспитание его высочества царевича и заведование его двором. У царевича нет недостатка в способностях и живости; у него есть честолюбие, сдержанное благоразумие, здравый смысл, большое желание отличиться и приобрести все, что считается нужным для наследника большого государства; он уступчивого и тихого нрава и показывает желание пополнить большим прилежанием то, что было упущено в его воспитании. Я замечаю в нем большую наклонность к набожности, справедливости, прямоте и чистоте нравов, он любит математику и иностранные языки и очень желает посетить чужие края.
Царевич хочет основательно изучить французский и немецкий языки; он начал учиться танцам, фехтованию и военным упражнениям, которые доставляют ему большое наслаждение. Его величество позволил ему не соблюдать строго постов, из страха, чтобы это не повредило здоровью и силам, но он не хочет воспользоваться этим разрешениям из набожности». Николай Иванович Костомаров, относившийся к Алексею сравнительно лояльно, представлял себе ситуацию таким образом: «В 1709 году, осенью, отец потребовал царевича к себе и отправил за границу вместе с сыном канцлера Головкина, Александром, и князем Юрием Трубецким.
Для царевича с этих пор наступил другой период жизни. Неприветливо ему, как глубоко русскому человеку, показалось на чужой стороне, в особенности когда он увидел себя удаленным от привычных и любимых бесед с духовным чином, бесед о вере, о церковных делах, которые были так по сердцу русским людям, и, чувствуя в этом потребность, он просил духовника прислать к нему переодетого русского священника». Наивно благостная картина, созданная Костомаровым, никак не подтверждается как заявлениями самого Алексея, так и свидетельством Вильчека.
И не только его. Для Алексея самостоятельное пребывание в Европе означало освобождение от постоянного и настороженного внимания отца и грубой опеки Меншикова. Но оно никак не подтверждает фантазии Костомарова.
Повторим наблюдение того же Вильчека: «Следует заметить особо, что он испытывает нескрываемое желание узнать побольше о чужих странах и вообще стремится как можно больше узнать и всему научиться». Искренне верующий Алексей при этом отнюдь не напоминал святошу, единственной страстью которого были разговоры о вере и церковных делах. Наблюдательный, умудренный жизнью, несклонный к обольщению Вильчек рисует нам достаточно многомерный образ наследника российского престола.
Перед нами любознательный, увлеченный чтением разнообразных и отнюдь не только религиозных текстов молодой человек, обладающий живым и тренированным умом, способный толковать при переводе с европейских языков «трудные места» сложных текстов. Он читает не только рекомендованные его менторами книги, но и те, которые выбирает сам. К сожалению, Вильчек эти книги не называет.
Но и те, которые названы, говорят о многом. Энциклопедический труд Валерия Максима, римского писателя и мыслителя времен Августа и Тиберия, — «Достопамятные деяния и изречения»: девятьсот шестьдесят семь историй, исторических анекдотов в точном смысле этого термина — давал возможность ориентироваться в античной истории. Правда, отношение Алексея к этой стороне царской власти было, как мы увидим, отнюдь не простым.
Из трех названных историко-политических сочинений, рекомендованных воспитателями наследнику, для нас интереснее всего знаменитый трактат испанского политика XVII века Диего Сааведры Фахардо «Изображение христиано-политического властелина», как переводили его название в России в XVIII веке. Гюйссен включил этот трактат, наряду с основополагающими политико-юридическими трактатами Гуго Гроция и Пуфендорфа, в программу образования Алексея, утвержденную Петром еще в 1703 году. Здесь, кстати, стоит исправить распространенное заблуждение, с которым приходится постоянно сталкиваться.
Например, в серьезном и полезном исследовании, где, в частности, рассматривается деятельность Гюйссена в качестве наставника царевича-наследника, говорится: «Насколько был реализован план, можно лишь догадываться, ведь Г. Гюйссен находился при Алексее незначительное время, после чего исполнял другие поручения Петра I…»[19] Пребывание Алексея в Кракове в 1710 году, когда в течение нескольких месяцев Гюйссен ежедневно виделся и беседовал с царевичем, направляя его занятия, совершенно выпало из поля зрения историков. В эти месяцы наставник явно старался наверстать упущенное.
Вполне вероятно, что среди рекомендованных Алексею книг снова возникли труды Гроция и Пуфендорфа, в 1703 году включенные в обширную программу. Но Алексей недаром «усердно штудировал» именно двадцать четыре главы сочинения Сааведры. Весьма существенно то, что рукопись трактата в двух переводах хранилась в библиотеке князя Дмитрия Михайловича Голицына, будущего автора первой русской конституции 1730 года, который Алексею сочувствовал и, будучи тогда киевским губернатором, снабжал царевича книгами и переводами, сделанными монахами Киево-Печерской лавры.
На основании своих наблюдений над бытом испанского двора, в частности времен жестокого и коварного Филиппа IV, Сааведра объясняет властителю, какие опасности подстерегают его во взаимоотношениях с окружающим политическим миром. Но смысл трактата Сааведры был гораздо шире, а роль в самовоспитании Алексея значительнее, чем просто руководство по самосохранению и удержанию власти. Очевидно, что трактат Сааведры отвечал еще не до конца оформленным представлениям наследника российского престола о достойном стиле правления.
Тогда понятно это «штудирование» текста, то есть стремление осознать его ведущую идею, фундаментальный смысл. Сааведра как политический мыслитель принадлежал к традиции «антимакиавеллистов», которые «опровергали Макиавелли, стремясь доказать, что государь может успешно следовать универсальной христианской добродетели. Антимакиавеллисты старались примирить моральные максимы с политической эффективностью.
Волынского…» цитирует фрагменты из непубликовавшегося перевода трактата Сааведры, сделанного, скорее всего, уже после гибели Алексея Феофаном Прокоповичем. Перевод был посвящен Петру и поднесен ему с ясной назидательной целью. Будучи сам изощренным интриганом, Прокопович прекрасно понимал трезвый смысл поучений Сааведры: «Не всегда ведь стоит уповать князю на получаемое себе от других видимое чествование и поклонение: потому что притворство обыкновенно и внешний облик от внутренней сущности нередко отличается.
Все хитро ищут погибели незлобивого властелина, считающего, что все вокруг к нему испытывают приязнь. Если же и нужно притворное незнание чужой враждебности, то это больше прилично слугам, нежели господам, потому что такое незнание происходит иногда от властолюбия, иногда же от страха, а ни то, ни другое не прилично владыке. Если же ты должен опасаться притворства, веди себя разумно, а не с бесчестным молчанием.
Потому что все всегда ненавидят тайную хитрость. Напротив же, непосредственный и откровенный способ действия, соединенный с некоторым чистым добром, всеми любим и всем приятен». Мне также говорили, что он боязлив и мнителен, любая мелочь вызывает у него подозрение, как если бы против него все время что-то замышлялось…» Мы помним его письмо, где Алексей прямо говорит отцу, что его, Петра, неудовольствие есть следствие враждебной интриги.
Нервная рефлексия свидетельствует о крайней неуверенности в своем положении и ощущении неминуемой опасности. Возможно, Алексей уже знал что-либо относительно попыток Екатерины и Меншикова восстановить против него мнительного Петра. И, скажем, следующий текст Сааведры выглядел для него как точное описание угрожающей ситуации: «Многие, желающие получить некую честь для подобных себе и своих сторонников, укоряют других, которые занимают это место, а своих сторонников тщательно хвалят, но как незнакомых себе, чтобы, так одних свергнув, этих вознести без подозрений.
Другие же, желая скрыть свою вражду, эту самую вражду как сорняки сеют в сердца людей и даже самого князя побуждают на гнев к своим соперникам. Такою хитростью другие в первую очередь обольщают слуг — тех, кто пользуется наибольшим расположением князя, — чтобы так потом и самого князя можно было обольстить. Другие же внимательно наблюдают, кем владыка был укорен, и тогда поощряют его на месть: не имея возможности победить соперников своей силой, они используют княжеский гнев как оружие.
Главное, мы получили выразительный и объективный портрет нашего героя, сделанный заинтересованным, но непредвзятым свидетелем. Некоторые замечания Вильчека достойны особого внимания. Например, сообщение о том, что по утрам Алексей ежедневно делает какие-то записи.
К сожалению, содержание их нам неизвестно, но сам факт свидетельствует о сосредоточенной умственной работе и стремлении оформить свое миропредставление, которое возникало под влиянием углубленного чтения и бесед с людьми образованными и опытными. Чрезвычайно важно свидетельство Вильчека о том, что Трубецкой, доверенный человек Петра, приучает Алексея «как единственного наследника к мысли о власти». И наконец, финальный пассаж: «Те, кто обратится к нему с добрыми намерениями, кто готов будет признать его достойную сущность, могут не сомневаться в том, что царевичу присущи здравый смысл и государственный склад ума и тем самым он удовлетворяет всем требованиям, которые могут быть к нему предъявлены».
Предъявлены, разумеется, как к будущему главе государства. Можно, конечно, усомниться в основательности этого вывода, но не будем забывать, что дипломат Вильчек наблюдал многих европейских государей и вершителей судеб Европы, а его вывод сделан на основании многомесячных вдумчивых наблюдений и бесед с Алексеем и его спутниками. И цель его была вполне конкретная: определить возможности Алексея как государственного человека, с которым, скорее всего, придется иметь дело имперскому двору.
И происходило это в условиях, идеальных для подобного эксперимента. Она ему не нравилась, но выбор был сделан Петром из соображений политических. Так была заложена традиция женитьбы наследников русского престола на немецких принцессах.
Брачный договор был подписан 19 апреля 1711 года, а 14 октября сыграли свадьбу. Ее сестра в это время была супругой наследника императора Священной Римской империи германской нации, находящейся в постоянной войне с Турцией, стратегическим противником Московского государства, а затем и России. Велась многолетняя сложная дипломатическая работа, результатом которой виделся союз Вены и Москвы против Стамбула.
И в своем смертельном противостоянии со Швецией Петр был крайне заинтересован иметь императора если не военным союзником, то хотя бы доброжелателем. И если бы в 1711 году Петр относился к Алексею так, как он декларировал это в письме 1715 года, то вряд ли он стал так упорно добиваться этого династического брака, укреплявшего положение Алексея. Забегая вперед, уместно вспомнить еще одно принципиальное обстоятельство.
Как мы знаем, европейские дипломаты внимательнейшим образом следили за всем, что происходило в окружении царя, в том числе и в его семейном кругу. Не в последнюю очередь их интересовало положение царевича-наследника, который в любой момент мог оказаться царствующей персоной. Одной из деятельных и влиятельных фигур европейской политической жизни был в это время знаменитый философ и ученый Готфрид Вильгельм Лейбниц, который претендовал на роль советника Петра и существенно повлиял на ту модель управленческой структуры, которую в последние годы царствования создавал царь.
Мечтой Лейбница было возглавить процесс просвещения «варварской» России. Задумывался он и о возможности политического влияния на Петра, в частности в сфере межгосударственных отношений. Смерть такой достойной принцессы, как супруга царевича, тронула всех, кто умеет ценить добродетель, украшенную высоким саном.
Но разумеется, что в возрасте царевича, как бы глубоко он ни чувствовал своей потери, нельзя подражать горлицам и что он будет поставлен в необходимость жениться во второй раз для упрочения своего рода. Об этом подумали при известном дворе, где есть протестантская принцесса, красивая, умная, богатая наследница, через которую можно было бы сделаться членом могущественного союза. Одно лицо, принадлежащее к этому двору, пожелало, чтобы я расследовал почву…»[24] Лейбниц писал это через месяц после смерти Шарлотты и вручения рокового «Объявления».
Гюйссен ответил Лейбницу, но, к великому сожалению, письмо его не сохранилось. Можно только гадать, какой влиятельный двор и какую протестантскую принцессу имеет в виду Лейбниц. Но не в этом главный для нас смысл этой переписки.
Ясно, что европейские дипломаты не подозревали, несмотря на свои надежные источники, о всей серьезности конфликта между царем и наследником и реальном положении Алексея. Иначе они немедленно оповестили бы свои правительства, а сведения такого рода распространялись стремительно. Но, судя по письму Лейбница, Алексей в этот момент воспринимался в Европе как законный и естественный наследник российского престола, будущий владыка мощного и небезопасного для соседей государства.
Надо запомнить, что в конце 1715 года даже самые осведомленные наблюдатели не подозревали о глубине кризиса в российских верхах, чреватого катастрофическими последствиями. А это означает, что ситуация развивалась стремительно и неожиданно. Немедленно после свадьбы Алексей получает новое и весьма ответственное задание.
В 1712 году планировалось вступление крупных контингентов русских войск в Померанию, находившуюся под властью шведов, и, соответственно, необходимо было обеспечить экспедиционный корпус продовольствием. Алексей должен был отправиться в Польшу и возглавить эту операцию. Понимая, насколько это тяжелое чтение для читателя-непрофессионала, я тем не менее привожу эту инструкцию целиком, поскольку она дает ясное представление о масштабе и многосложности задачи, выполнение которой должен был обеспечить Алексей, представляя своего отца в его «небытии в Польше»: 1.
Збирать магазейны; устроивать по рекам, обеим Вартам и протчим, которыя тянут в Померанию, а именно на 30 000 ч[еловек] на 6 месяцов по сему: по два фунта хлеба, по пол фунта мяса которое мясо надобно или салить или сушить. А буде оное непрочно будет в лета, то взять лутше маслом по четверти фунта на день человеку, круп четверть четверика на месяц, соли фунт на неделю ч[еловеку]. И для сего надлежит устроить камисаров как своих, так и польских, и перво универсалы послать с сроком, смотря по местам: однакож чтоб конечно все собрано было в указных местах в первых числах марта, а по нужде и в последних, а потом посылать на экзекуцию афицеров и салдат.
Под оные магазейны надобно приготовить платов и судов, чтоб при первом вскрытии воды возможно оное сплавить к Штетину сей магазин, кроме того числа, которой ныне, в осень, отпуститца с корпусом Боуровым. Для сего магазиину употреблять драгун, которыя оставлены будут от корпуса Боурова, а над их офицерами всегда посылать офицеров от гвардии. И напред пред посылкою всем офицерам сказать: ежели хто чрез указ возмет что у поляков, то кажнен будет смертью.
И чтоб все тот указ подписали, дабы нихто неведением не отговаривался. А хто сие преступит и от кризрехта[25] обвинен будет, то без всякого пардона экзекуция чинить и самому накрепко при тех крисрехтах смотреть, дабы фальши не было. Сию экзекуцию совершать, не отписываясь до полковника.
А буде полковник или выше кто то учинит, таких по осуждению крисрехта держать за караулом и писать к нам. Где будут в Польше зимовать лошади и абозы как Боуровой, так и Флюковой каманды, то в тех местах також накрепко смотреть, чтоб чрез указ ничего не делали под таким же смертным штрафом, и для того выбрать камисаров из наших же полков пока от генерала-понеплетенцияра[26] камисары присланы будут , чтоб оныя смотрели над драгунскими людьми и абозы, и чтоб к обозам драгун отнюдь не брали. При том же надобно смотреть, чтобы для людей и лошадей на пропитание квартиры были довольные, безобидно от протчих войск.
На залоги и командированье и в протчия посылки отнюдь без подписи твоей руки ни одного человека не посылать под такою же казнью. Самому надлежит быть в Тарунь для сего дела в половине ноября. Если вчитаться в этот текст, то станет ясно, что речь идет не только о заготовке провианта — что само по себе достаточно хлопотно и ответственно, если учесть масштабы задачи, — но и вообще о контроле за поведением войск.
Поляки как союзники были ненадежны, но необходимы, и от поведения русских войск очень многое зависело. В обязанности Алексея входила и постройка плотов и судов для весенней транспортировки припасов в Померанию. Царевичу даны были огромные полномочия.
Ни одна акция не должна была совершаться без письменного приказа за его подписью — под угрозой смертной казни. Он получает право утверждать смертные приговоры военного суда, «экзекуцию совершать, не отписываясь до полковника» и даже до генерала, арестовывать и запрашивать мнение царя. В его подчинении оказываются два прославленных военачальника — князь Василий Владимирович Долгоруков и князь Михаил Михайлович Голицын, представители знатнейших родов.
Польский период — высшая точка в государственной карьере Алексея. Комментируя инструкцию Петра царевичу при назначении его в Польшу, составители одиннадцатого тома «Писем и бумаг императора Петра Великого» сформулировали принципиально важное соображение: «Оставляя царевича Алексея Петровича в Польше и поручая ему руководство организацией продовольственных магазинов, Петр I надеялся с его помощью предотвратить злоупотребления при сборе провианта. Долгорукий и М.
Голицын должны были находиться при царевиче и помогать ему. Царевич пробыл в Познани до весны 1712 г. Полякам оставлю я сына своего, и чтоб к[оролевское] в[еличество] изволил в том ему помочь».
Участию Алексея в столь необходимом деле для реализации военных планов, как заготовка провианта для армии, Петр придавал серьезнейшее значение. В сложившейся после Прутского поражения международной ситуации ему, как мы знаем, необходимо было сохранить союз с поляками, и Алексей оказывается гарантом гуманного отношения русского командования к населению Познани. Чтобы понять всю сложность задачи, вставшей перед царевичем, заглянем в переписку Петра.
Доношу вашему величеству. Афицеры нашево полку пишут до государя царевича, поляки в провиянте отказывают и давать не хотят, о вышеписанном пространно писал до вашего величества сын ваш его высочество. Гетман Синявский и примас каковы письма писали до государя царевича, посланы до вашево величества.
Синявский в Краковское воеводство писал и в другие места, давать провиянту не велел. А сурово поступать в зборе провиянту без указу вашего величества опасно для нынешнево случея турецково. Многожды до вашего величества о сем я доносил чрез писма, единово указу не получил.
А хотя б силою у поляков брать провиянт и на экзекуцию посылать неково. В пунктах от вашего величества предложено государю царевичу посылать боуровой команды драгун. Сверх розсылок всево у брегадира Шереметева у лошадей осталось с неболшим четыреста человек и те болшая половина рекруты без мундиру и у многих ружья нет.
А лошадей драгунских с лишком пять тысеч. Лейб-регимент определен вашего величества указом Юсупову. Коронные войска все стоят на квартерах в Полше, также и в Литве.
Они встретились с Алексеем, обещали отцовское прощение, подкупили всех вокруг, вплоть до вице-короля Неаполя, запугали царевича, что непременно будет убит, если не возвратиться, запугали и уговорили повлиять на Алексея его любовницу Ефросинью. Наконец, все австрийские власти были запуганы угрозой военного вторжения русских войск. Алексей написал письмо отцу: Слайд 6 Всемилостивейший государь батюшка!.. Надеяся на милостивое обещание ваше, полагаю себя в волю вашу, и с присланными от тебя, государь, поеду из Неаполя на сих днях к тебе, государю, в Санкт-Петербург. Всенижайший и непотребный раб и недостойный называться сыном Алексей.
Но, добравшись до Гданьска, тайно бежал в Вену. Там, под крылом австрийского императора Карла VI, приходившегося Алексею Петровичу свояком, царевич решил дождаться смерти Петра, который в то время очень тяжело заболел. Однако самодержец оправился от болезни и послал на поиски исчезнувшего сына своих лучших ищеек: Петра Толстого и Александра Румянцева. Они выследили Алексея в высокогорном замке Эренберг в Тироле.
Опасаясь за его жизнь, император Карл дал поручение тайно переправить Алексея Петровича в Неаполитанское королевство, в неприступный замок Сант-Эльмо, охраняемый многочисленной стражей. Но петровские соглядатаи нашли царевича и там. Начались длительные переговоры о возвращении в Россию. И если вначале его милостиво упрашивали, то потом стали угрожать, что увезут его насильно, разлучив с беременной Ефросиньей. Царевич написал письмо шведскому королю, прося о помощи, и шведы пообещали предоставить ему армию для возведения на престол. Однако за то время, пока письма ходили туда и обратно, Толстой и Румянцев сумели склонить беглеца к возвращению, ведь сам отец пообещал сыну полное прощение и милость! Да и Ефросинья подталкивала Алексея к отъезду. Ходили слухи, что она была тайным агентом князя Меншикова, приставленным к Алексею для контроля и шпионажа. И 31 января 1718 года царевич вернулся в Москву.
Уже 3 февраля 1718 года в Успенском соборе Кремля Алексей отрекся от короны в пользу младшего брата Петра Петровича. А на следующий день бывшего наследника обвинили в государственной измене и попытке узурпации трона с помощью иноземных государств.
Присущая Петру I жестокость не представляется здесь достаточным объяснением. Все его царствование от первых до последних дней сопровождали пытки и казни, но в народной памяти оно не отождествляется с вакханалией бессмысленного террора... Петр казнил тех, кого считал врагами своими и Государства и располагал доказательствами того. Вряд ли он искренне верил в то, что царевич Алексей мог встать во главе мятежа или организовать нашествие австрийских войск на Россию, как это следовало из показаний Ефросинии и самого царевича, предъявленных суду.
Он не мог не знать, что эти «показания» фактически продиктованы им самим через Толстого. Значит, причина жестокой решимости царя кроется в другом. Отношения отца и сына никогда не отличались особой теплотой, рожденный от нелюбимой жены сын не пользовался отцовской любовью. Все же, до поры до времени Петр видел в нем законного наследника, и по достижении им 17-летнего возраста стал привлекать к делам управления. Правда, уже в 1707 г. Царевич продолжал выполнять связанные с ходом Северной войны поручения отца в Смоленске, затем в Москве и, хотя особого рвения не проявлял, делал свое дело ответственно и добросовестно, во всяком случае, нареканий от отца не было.
С конца 1709 г. Американский историк П. Бушкович обратил внимание на изъятые в ходе следствия, среди прочих бумаг Алексея Петровича, его библиотечные списки и письма, содержавшие запросы на книги, просьбы и благодарности за латинские книги. Это католические катехизисы, лютеранская благочестивая литература и латинские руководства к благочестивой жизни. Как показывают пометки в книгах, Алексей знал немецкий, латинский, польский, может быть, не в совершенстве, но в достаточном объеме, чтобы читать книги, которые он покупал и брал читать в Киеве, Варшаве, Дрездене, Карлсбаде и Лейпциге. Это благочестие Европы позднего барокко, но не традиционного московского православия».
Насколько же это не совпадает с тем, что наговаривал на себя царевич в «показаниях» 22 июня 1718 г. В той же статье П. Бушкович утверждает, что Петр и Алексей, оба были «европейцами», но первому была чужда культура позднего барокко, он восхищался достижениями протестантской Северной Европы с ее моряками, инженерами и солдатами. Это утверждение справедливо лишь отчасти, и больше относится к молодому Петру Алексеевичу времен Великого посольства. Уже в «петербургский» период, а особенно после Полтавы, когда Россия становится активным игроком на международной арене, Петр I проникается европейской культурой в более широком, а не в узко «техническом» смысле. Но, как бы то ни было, вопреки традиционным хрестоматийным представлениям конфликт отца и сына лежал не в религиозно-культурной плоскости.
Петр и Алексей оба были «европейцами», но по-разному Не приходится сомневаться, что до 1712 г. Петр I видел в царевиче Алексее своего единственного законного наследника. Это подтверждается его матримониальными планами в отношении сына. В октябре 1711 г. Таким образом, устанавливались родственные связи династии Романовых с могущественными Габсбургами, что должно было послужить укреплению международных позиций России. В таких условиях лишение Алексея наследства противоречило, по меньшей мере, внешнеполитическим целям Петра I.
Лишение Алексея наследства противоречило внешнеполитическим целям Петра I Начиная с 1712 г. Возведение бывшей наложницы в ранг царицы ставило вопрос о судьбе ее детей от Петра, из которых ко времени брака родителей оставались в живых дочери Анна и Елизавета, но была надежда на рождение сына. То, какова будет их участь в случае вступления на престол Алексея Петровича, не могло не волновать новую царицу, а уж о правах ее детей на российский трон нечего было и думать при живом царском сыне от первого брака. Документальных свидетельств каких-либо интриг Екатерины против пасынка кстати, и своего крестного до нас не дошло, но ее роль в деле царевича Алексея может быть вычислена по латинскому изречению «Cui prodest? Другим лицом, оказавшим несомненное влияние на ухудшение отношения царя к старшему сыну, был светлейший князь А. Когда царевич был еще подростком, Петр поручил ему руководство воспитанием своего сына, но исполнение князем педагогических обязанностей было скорее номинальным, чем реальным.
Более того, современники и историки отмечали, что «воспитатель» и «воспитанник» и в дальнейшем находились не в лучших отношениях. Вот какой эпизод, относящийся к 1712 г. Павленко: «Однажды во время устроенного Меншиковым обеда, на котором присутствовали офицеры дислоцированной в Померании армии, в том числе и царевич Алексей Петрович, зашел разговор о дворе Шарлотты. Меншиков отозвался о нем самым нелестным образом: по его мнению, двор был укомплектован грубыми, невежественными и неприятными людьми. Князь выразил удивление, как может царевич терпеть таких людей. Царевич встал на защиту супруги: раз она держит своих слуг, значит, довольна ими, а это дает основание быть довольным ими и ему.
Завязалась перепалка. Я очень хорошо знаю, что это неправда, я ею очень доволен и убежден, что и она мною довольна. У тебя змеиный язык, и поведение твое беспардонно. Царевич велел наполнить бокалы, выпили за здоровье кронпринцессы, и все офицеры бросились к ногам царевича». К сожалению, автор не приводит ссылки на источник столь подробных сведений об этом столкновении Меншикова и царевича Алексея, но если такой диалог имел место, да еще в присутствии офицеров, можно представить, какого смертельного врага приобрел царевич в лице светлейшего князя, которому прямо была высказана угроза ссылки в Сибирь. А ведь А.
Меншиков был реально вторым лицом в государстве, правой рукой царя Петра, ближайшим доверенным советником. Властный, расчетливый и безжалостный, Меншиков признавал над собой только власть самого царя, которому был обязан всем своим благосостоянием. При таком наследнике престола, как царевич Алексей Петрович, светлейший князь рисковал все потерять в один момент, вряд ли он наблюдал это, «сложа руки» и ничего не предпринимая. Заметим, кстати, что именно Меншиков производил первые аресты и допросы по делу царевича, активно участвовал в розыске на всем его протяжении, а под приговором суда его подпись стояла первой. Гром грянул над головой царевича в 1715 г. И вдруг, в день ее погребения, царь публично вручает Алексею письмо, начинающееся словами «Объявление сыну моему».
В письме царевич обвинялся в полнейшей неспособности к государственным делам, и содержалась угроза лишения его наследства. На странности этого акта обратил внимание еще М. Погодин: «Что за странное намерение отдать письмо в руки царевичу в публике, перед множеством свидетелей, в день погребения жены? Письмо носит явные признаки сочинения, с риторикою: его, верно, писал грамотей на досуге, не Петр, выражавшийся и не в таких случаях отрывисто. Да и на что письмо? Разве нельзя было передать все еще сильнее на словах?
Во всем этом действии нельзя не видеть черного плана, сметанного в тревоге белыми нитками. Как же объяснить это загадочное событие? Верно, у Петра давно уже возникла мысль отрешить от наследства Алексея, рожденного от противной матери, не разделявшего его образ мыслей, не одобрявшего его нововведений, приверженного к ненавистной старине, склонного к его противникам. Верно, он возымел желание предоставить престол детям от любезной своей Екатерины. Екатерина, равно как и Меншиков, коих судьба подвергалась бы ежеминутной опасности в случае смерти царя, старались, разумеется, всеми силами питать эту мысль, пользуясь неосторожными выходками царевича. Они переносили Петру все его слова, толковали всякое движение в кривую сторону, раздражали Петра более и более.
И вот лукавая совесть человеческая, вместе с сильным умом, начала подбирать достаточные причины, убеждать в необходимости действия, оправдывать всякие меры, она пугала прошедшим, искажала настоящее, украшала будущее — и Петр решился!
Дело царевича Алексея Петрович Романова
В каком-то смысле Алексей мог считаться человеком даже более европейски образованным, чем его отец. Во всяком случае, никакой культурной или религиозной пропасти между ними не существовало. Это не означает, что Алексей не имел с отцом принципиальных расхождений в понимании того, как следует развиваться России. Политическая программа царевича, насколько можно судить по сохранившимся данным, сводилась к окончанию войны, сокращению армии и особенно флота и облегчению податей, и оставлению Санкт-Петербурга как столицы. Таким образом, наибольшее неприятие вызывало у него все то, что касалось образа Петра как завоевателя, покорителя и созидателя «нового мира», куда вход царевичу оказался заказан. Новая столица закономерно воспринималась как средоточие этого мира, и все с ним связанное флот, Северная война, налоги, шедшие в основном именно на строительство Петербурга и войну вызывало его неприятие.
Тем самым царевич действительно готовился сыграть роль «созидателя наоборот», обратную символической роли отца. Во что именно могло вылиться очередное «переименование всего», если бы он оказался на троне, сказать сложно, но, как показал опыт последующих царствований, едва ли речь могла всерьез идти о реальном, а не символическом отказе от достигнутого и возврате к мифической «московской старине». Примечательно, что большинство крупных деятелей, которые выражали сочувствие Алексею, не были и не могли быть сторонниками какой-либо традиционалистской «реакции». Как и у самого царевича, в их жизни и мировоззрении было слишком много «неотменимо нового». Чтобы убедиться в этом, достаточно перечислить некоторых из них: блестяще образованный рязанский митрополит Стефан Яворский , выходец с Украины, считавшийся на Руси «иноземцем», крупный военачальник, фельдмаршал граф Б.
Шереметев, сенатор князь Д. Голицын, позже прославившийся стремлением ограничить самодержавие, его брат, блестящий полководец и будущий фельдмаршал князь М. Голицын, сенатор и глава Военного комиссариата князь Я. Долгорукий, известный своей смелостью и неподкупностью, его родственник, военачальник и государственный деятель князь В. Долгорукий, сенатор и родственник самого царя граф П.
Апраксин, сенатор М. Самарин, московский губернатор Т. Стрешнев, сенатор граф И. Это был цвет петровской элиты! Перечисляя некоторые из этих имен, С.
Соловьев приводит только две возможные причины их недовольства: засилье «выскочек» типа Меншикова и женитьба царя на безродной «чухонке» Екатерине. Но Меншиков в описываемое время уже во многом утратил свое влияние, а относительно Екатерины тот же В. Долгорукий, например, говорил: «Кабы на государев жестокий нрав не царица, нам бы жить нельзя, я бы первый изменил». Природа оппозиционности сановников была глубже и лежала не столько в личной, сколько в политической плоскости. При этом ни о каком подобном заговоре, видимо, не было и помину.
Боявшийся своей тени Алексей совершенно не годился на роль главы заговорщиков, да и сочувствующие ему особого желания рисковать головой не проявляли. Самому Петру масштаб недовольства стал ясен позже. В октябре же 1715 года между ним и царевичем состоялся обмен принципиальными письмами. Оба при этом находились в Петербурге, и переписка показывала не только глубину взаимного отчуждения, но и то официальное значение, которое придавал ей Петр. В первом письме царь упрекал сына в том, что тот не интересуется «правлением дел государственных», «паче же всего» воинским делом, «чем мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают».
В свойственной ему экспрессивной манере выражая тревогу о судьбе «насаженного и возращенного», Петр сетовал: «Еще ж и сие воспомяну, какова злого нрава и упрямого ты исполнен! Ибо, сколь много за сие тебя бранивал, и не точию бранил, но и бивал, к тому ж столько лет почитай не говорю с тобою; но ничто сие успело, ничто пользует, но все даром, все на сторону, и ничего делать не хочешь, только б дома жить и им веселиться…» Завершалось письмо угрозой лишить царевича наследства в случае, если он не «обратится». Царевич Алексей Петрович Получив письмо, царевич бросился к близким людям. Все они, опасаясь худшего, посоветовали ему отречься. Спустя три дня Алексей отослал царю ответ, представляющий собой формальный отказ от короны в пользу только что родившегося брата Петра.
Неудовлетворенный таким ответом царь отвечал, что никакие клятвенные отречения не могут его успокоить: «Того ради так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно; но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах». В монастырь не хотелось, тем более что Алексей не на шутку привязался к Афросинье — крепостной своего воспитателя Никифора Вяземского. Неизменный советчик царевича Александр Кикин советовал соглашаться на постриг: «Ведь клобук не прибит к голове гвоздем, можно его и снять». В итоге в очередном письме к отцу Алексей заявил, что готов стать монахом. Ситуация явно зашла в тупик, поскольку и Петр не мог не понимать, что даже в монастыре сын представляет собой потенциальную угрозу.
Желая потянуть время, он предлагает ему подумать обо всем. Однако спустя полгода уже из заграничного похода царь вновь требует немедленного решения: либо в монастырь, либо — в знак доброй воли измениться — приехать к нему в армию. Бегство в Вену: несостоявшийся заговор К тому времени у Алексея под влиянием Кикина уже созрел замысел — бежать за границу. Письмо царя давало удобный повод выехать в Европу. Объявив, что принял решение отправиться к отцу, царевич 26 сентября 1716 года покинул Петербург.
А поздно вечером 10 ноября он был уже в Вене, явился в дом австрийского вице-канцлера графа Шенборна и, бегая по комнате, озираясь и жестикулируя, заявил ошарашенному графу: «Я прихожу сюда просить цесаря, моего свояка, о протекции, чтоб он спас мне жизнь: меня хотят погубить; хотят у меня и у моих бедных детей отнять корону… а я ни в чем не виноват, ни в чем не прогневил отца, не делал ему зла; если я слабый человек, то Меншиков меня так воспитал, пьянством расстроили мое здоровье; теперь отец говорит, что я не гожусь ни к войне, ни к управлению, но у меня довольно ума для управления…» Чего хотел добиться царевич, явившись в Вену? Его действия явно были продиктованы отчаянием. Алексей бежал не для реализации каких-то замыслов как когда-то Григорий Отрепьев — самозваный царевич Димитрий , а оттого, что его угнетало и страшило. Но попытка укрыться от реального мира, разумеется, была обречена на фиаско. Но, может быть, царевич стал игрушкой в руках враждебных отцу сил?
Проведенное позже следствие, несмотря на жестокие пытки обвиняемых, не обнаружило никаких далеко идущих замыслов даже у самых близких к нему людей, непосредственно причастных к побегу: Кикина и Афанасьева. Правда, оказавшись за границей, царевич действительно с вниманием и надеждой следил за просачивавшимися из России слухами о растущем недовольстве царем и об ожидаемых в стране волнениях.
К тому же новая гражданская жена Петра Марта Скавронская — будущая Екатерина I — рожала ему детей одного за другим, и монарх решил сделать ставку на отпрысков от любимой женщины. Да и Екатерина активно продвигала к престолу своих сыновей, всячески интригуя против царевича. В конце концов императора окончательно настроили против сына.
Царь стал требовать у него отречения от престола и пострижения в монахи. И это несмотря на то, что Алексей был женат и имел двоих детей — законных наследников российской короны. Но 29 октября 1715 года царица Екатерина родила российскому самодержцу сына — Петра Петровича. Завещание в пользу Алексея было уничтожено, а наследником объявили младенца. И Петр уже не просто предлагал сыну исчезнуть в монастырских стенах, а по-настоящему угрожал.
Быть может, неприхотливый царевич ранее и согласился бы из боязни перед родителем, но теперь отречься от мирской жизни он никак не мог — причиной была его страстная любовь к простой девице Ефросинье, которую он привел в дом еще при жизни жены, умершей при родах. К тому же вокруг Алексея сложился круг лиц, ненавидевших Петра и желавших престола законному наследнику. Алексей принял решение немедленно бежать за границу и искать поддержки у лидеров европейских государств. Но тут на руку сыграло письмо Петра I, присланное из Копенгагена: или царевич едет к нему в армию, или немедленно уходит в монастырь. Алексей указал своим соглядатаям, что направляется к отцу, и с помощью начальника Санкт-Петербургского адмиралтейства Кикина выехал в Европу через Польшу вместе с дорогой ему Ефросиньей и ее братом.
Но, добравшись до Гданьска, тайно бежал в Вену. Там, под крылом австрийского императора Карла VI, приходившегося Алексею Петровичу свояком, царевич решил дождаться смерти Петра, который в то время очень тяжело заболел.
Были обнаружены попытки связаться с Карлом XII. Алексей на очной ставке подтвердил показания любовницы, хотя не сказал ничего о связях со шведами. Хотя на этом этапе следствия пытки не применялись, Ефросинья могла быть подкуплена, а Алексей мог дать ложные показания из-за страха пыток. Однако те показания, которые можно проверить независимыми источниками, подтверждаются, например, Ефросинья сообщила о письмах Алексея в Россию с целью подготовки почвы для прихода к власти — одно такое неотправленное письмо было найдено в венском архиве. Смерть царевича На основании выясненных фактов царевич был предан суду и 24 июня 1718 года осуждён на смерть как изменник. Он умер в Петропавловской крепости 26 июня 1718 года «от удара».
В XIX веке Н. Устрялов обнаружил документы, показавшие, что царевича пытали незадолго до смерти, и пытка могла стать причиной смерти. Согласно канцелярским записям и официальному извещению Петра I Алексей, выслушав приговор, пришёл в ужас, потребовал отца к себе, просил прощения и скончался в раскаянии от содеянного.
Ведь всего месяц назад, в день Пасхи, 13 апреля, он умолял царицу Екатерину Алексеевну упросить отца позволить ему жениться на Ефросинии, а еще раньше, в Неаполе инсценированная Толстым угроза разлучить любовников и обещание от имени царя разрешить их брак в России повлияли на решение Алексея вернуться на родину. Обвинить ее теперь во лжи, значило обречь на пытку, так, по крайней мере, мог предположить Алексей, которого самого пока еще не пытали и даже содержали под караулом, но не в тюрьме. С другой стороны, полностью подтвердить показания любовницы было равносильно подписанию самому себе смертного приговора.
На последовавших допросах царевич стал давать уклончивые показания, частично подтверждая, частично отрицая обвинения. Но это не могло устроить царя Петра, который, по-видимому, уже принял основное решение по делу сына. Петр I обратился с посланиями к духовным иерархам и светским чинам — сенаторам, министрам, генералитету — о создании суда над царевичем Алексеем Петровичем. Царь призывал будущих судей судить нелицеприятно, не обращая внимания на то, что речь шла о царском сыне от прав наследника престола тот отрекся на торжественной церковной церемонии в Москве еще 3 февраля. Разумеется, это была фигура речи, судьи целиком зависели от монаршей воли, но царь стремился придать суду видимость объективности, ему было небезразлично, как воспримут это дело в России и за границей. Тем более требовалось полное публичное признание и покаяние от царевича, который с 14 июня был заключен в Трубецкой раскат Петропавловской крепости, где рядом с его камерой был устроен застенок для пыток. Однако, это еще не устрашило его в достаточной степени, ибо будучи введен в сенатскую палату на судебное заседание, он вступил с судьями в пререкания.
Потребовались другие средства, чтобы сломить волю Алексея к сопротивлению. О том, что представляла собой такая пытка, можно судить по свидетельствам современников иностранцев. Как писал датчанин Юст Юль: «Палач подбегает к осужденному двумя-тремя скачками и бьет его по спине кнутом , каждым ударом рассекая ему тело до костей. Некоторые русские палачи так ловко владеют кнутом, что могут с трех ударов убить человека до смерти». Такую же технику нанесения ударов описывает и англичанин Перри: «При каждом ударе он палач отступает шаг назад и потом делает прыжок вперед, от чего удар производится с такою силою, что каждый раз брызжет кровь и оставляет за собой рану толщиною в палец. Эти мастера, как называют их русские, так отчетливо исполняют свое дело, что редко ударяют два раза по одному месту, но с чрезвычайной быстротой располагают удары друг подле дружки во всю длину человеческой спины, начиная с плеч до самой поясницы». Эти свидетельства надо принимать во внимание, чтобы понять состояние царевича Алексея, получившего в тот первый «пыточный» день максимальную норму — 25 ударов.
Большего количества ударов кнутом кряду обычно никогда не назначалось, так как даже здоровый, физически крепкий человек мог не перенести такого истязания. Царевич же богатырским здоровьем не отличался, и надо полагать, что пытка не могла не отразиться самым решительным образом на его физическом и психическом состоянии, что принимал во внимание Петр I, написав через три дня, 22 июня в записке Толстому: «Сегодня, после обеда, съезди и спроси и запиши не для розыска, но для ведения: 1. Что причина, что не слушал меня и нимало ни в чем не хотел делать того, что мне надобно, и ни в чем не хотел угодное делать, а ведал, что сие в людях не водится, также грех и стыд? Отчего так бесстрашен был и не опасался за непослушание наказания? Для чего иною дорогою, а не послушанием, хотел наследства как я говорил ему сам , и о прочем, что к сему надлежит, спроси». Впервые публиковавший эти документы в середине XIX в. Устрялов указал в примечании, что письменные ответы написаны рукой царевича Алексея, что может вызвать удивление с учетом состояния последнего.
Это понимал и царь, когда поручал Толстому — «спроси и запиши», то есть он сомневался в способности сына собственноручно написать ответы, а между тем в них нельзя обнаружить каких-либо отклонений, они последовательны и логичны. Как и в случае с показаниями Ефросинии, текст ответов царевича выглядит куда более упорядоченным, чем другие показания, написанные его собственной рукой, причем тогда, когда он еще не подвергался пыткам. Представляется справедливым другое утверждение: «что ответы были составлены не царевичем, а Петром Андреевичем Толстым, причем в угодном царю духе». Правда, автор этой догадки, ссылаясь на обилие в ответах достоверных деталей, делает нелогичный вывод: «Все это похоже на то, что в предчувствии скорой смерти царевич исповедовался перед отцом». Такой парадокс объясняется тем, что сам автор, следуя ставшей официальной «устряловской» версии, именно из этой якобы «исповеди» черпает краски для портрета царевича, характеристики его личности на протяжении всей недолгой жизни. Показания Алексея, данные под пытками, составлены Петром Толстым На самом деле, если только царевич принимал какое-то участие в составлении этих ответов, мы имеем дело с вынужденным самооговором: Толстой в очередной раз либо запугал, либо обманул свою жертву. Так возникает образ ленивого, невежественного, испытывающего отвращение к учению, склонного к ханжеству человека.
Как мог царевич в исповеди отцу писать: «Не токмо дела воинские и прочие от отца моего дела, но и самая его особа зело мне омерзела»?! Но самое главное, ради чего затевался этот допрос якобы «не для розыска», содержалось в ответе на третий вопрос: «И ежели б до того дошло и цесарь бы начал то производить в дело, как мне обещал, и вооруженной рукою доставить меня короны Российской, то я б тогда, не жалея ничего, доступал наследства, а именно, ежели бы цесарь за то пожелал войск Российских в помощь себе против какого-нибудь своего неприятеля, или бы пожелал великой суммы денег, то б я все по его воле учинил, также министрам его и генералам дал бы великие подарки. А войска его, которые бы мне он дал в помощь, чем бы доступать короны Российской, взял бы я на свое иждивение, и одним словом сказать, ничего бы не жалел, только бы исполнить в том свою волю». Именно это «признание» было положено в основу смертного приговора. Леность, неспособность к учению и воинским делам, даже нелюбовь к отцу и государю могли быть признаны достаточными причинами для лишения права на престолонаследие, но лишать за это жизни, было бы чрезмерной жестокостью. Другое дело, сговор с иностранной державой с целью вооруженного захвата короны Российской, - это уже вполне «тянет» на смертный приговор, который и был вынесен 24 июня 1718 г. Вынесение приговора не прекратило допросов, в тот же день «застенок был учинен» дважды, оба раза в присутствии царя.
Алексей получил еще 15 ударов кнутом, а ведь даже закоренелым преступникам давалась неделя между первой и второй пыткой для залечивания ран. Последний допрос с царским участием продолжался больше двух часов утром 26 июня в день смерти царевича. Чего добивались от Алексея - неизвестно, но ясно, что «он был раздавлен чудовищной машиной сыска и мог ради прекращения мучений признать за собой любые преступления, сказать все, что бы не потребовал главный следователь — царь Петр». Скорее всего, царевич умер, не вынеся последствий пыток, но с полной уверенностью этого утверждать нельзя, ибо по другой версии его тайно казнили в Петропавловской крепости. В середине XIX в. Румянцева некому Д. Титову, в котором рассказывалось о том, как автор письма вместе с П.
Толстым, И. Бутурлиным и А. Ушаковым по прямому поручению царя умертвили царевича Алексея в крепости, задушив подушками. Устрялов опубликовал это письмо вместе с другими документами по делу царевича Алексея, но он же достаточно убедительно доказал его поддельность. Тем не менее, версии тайной казни нельзя исключать, потому что «смерть Алексея произошла в самый, если так можно сказать, нужный для Петра I момент. Царь должен был либо утвердить вынесенный судом смертный приговор, либо его отменить. На раздумье ему отводилось всего несколько дней: 27 июня предстоял великий праздник — годовщина победы под Полтавой, а 29 июня — именины царя в день святых Петра и Павла.
К этим датам логичнее всего было приурочить акт помилования. Но, по-видимому, у Петра была другая цель — покончить с сыном, который, по его мнению, представлял опасность для детей от второго брака с Екатериной и для будущего России. Но как это сделать? Одобрить приговор означало и привести его в исполнение, то есть вывести царевича на эшафот и публично пролить царскую кровь! Но даже Петр I, не раз пренебрегавший общественным мнением, на это не решился. Он не мог не считаться с последствиями публичного позора для династии, когда один из членов царской семьи попадал в руки палача. Но даже смерть царевича, от чего бы она ни последовала, не разрешила неопределенности ситуации, связанной с его делом.
На вопросы иностранных резидентов, будет ли объявлен траур, следовал ответ, что траура не будет, так как царевич умер как преступник. Действительно, 27 и 29 июня двор праздновал, как ни в чем не бывало, но 30 июня состоялись похороны царевича с почестями, подобающими члену царствующего дома: за гробом шел царь, за ним Меншиков, министры, сенаторы и «прочие персоны», словом, те самые люди, которые неделей раньше подписывали смертный приговор. Неразрешенным также остался вопрос, почему царь, а в этом не может быть сомнений, обрек на смерть сына? Присущая Петру I жестокость не представляется здесь достаточным объяснением. Все его царствование от первых до последних дней сопровождали пытки и казни, но в народной памяти оно не отождествляется с вакханалией бессмысленного террора...
Петр I Великий: дело царевича Алексея (1718)
Еще решебники за 8 класс. Дело царевича Алексея таблица (причины, события, пр Ответы на часто задаваемые вопросы при подготовке домашнего задания по всем школьным предметам. О воздействии Игнатьева на царевича свидетельствует одно из писем Алексея к духовнику: "В сем житии иного такого друга не имею, подобно вашей святыне, в чем свидетель бог. Следствием «дела царевича Алексея» стал указ от 1722 года о престоле наследия. необходимо раскрыть тему и описать основные события, участников и даты, связанные с этими выступлениями и делом царевича Алексея. дело Царевича Алексея, кратко, получи быстрый ответ на вопрос у нас ответил 1 человек — Знания Орг. 1718) -- Документы и материалы. 2. Дом Романовых (коллекция).
Тайное дело царевича Алексея
Его первые русские учителя сами были людьми малообразованы, ко всему оказались не расположены к новым порядкам, вводимым Петром I. Немец Нейгебауэр, который был приставлен к царевичу Алексею в 1701 г. Да и сам Алексей под влиянием родственников матери успел уже проникнуться нелюбовью к иноземцам и всем новшествам. Однако все это при юности Алексея было еще поправимо.
Новый воспитатель, барон Гюйсен, был человек высокообразованный. Его программа воспитания царевича, представленная Петру I, была составлена отлично, и как следствие, царевич начал делать успехи. Пышных придворных праздников Алексей не любил, и если все же он был вынужден на них присутствовать, то уклонялся от разговоров о делах военных и политических, собирал вокруг себя людей духовных и углублялся с ними в богословские рассуждения.
А в начале 1705 г. Царевич в течении долгого времени жил в Преображенском, ничего не делая. Было ли удаление от царевича Алексея нужного человека только ошибкой, а не осознанным шагом, началом сложной интриги?
Поручения, данные Гюйсену, возможно, в действительности были важными, но разве их нельзя было возложить на кого-то другого? Как мог царь ради них пожертвовать делом государственного значения — воспитанием наследника престола? И не были ли тут замешаны интересы других лиц, которые оказали влияние на государя?
Как считает историк М. Погодин, злоумышленный совет отправить Гюйсена за границу дал Петру светлейший князь А. Меншиков см.
Меншиков Александр Данилович. Петр I назначил его гофмейстером к своему сыну, но тот самым непростительным образом пренебрег воспитанием царевича. У Меншикова, по мнению Погодина, уже тогда будто бы было преступное намерение приучить царевича к праздности и лени, позволить ему свободно проводить время с родными, держащимися старины, и тем самым приготовить будущий разрыв с отцом.
Ему было все равно, прилежен ли Алексей во время уроков или ленив, он даже одобрял попов, внушавших царевичу церковную обрядность и отвращение к новшествам отца. Со временем при венском дворе царевич Алексей будет жаловаться, что А. Меншиков дурно обращался с ним, приучал к пьянству, «дал дурное воспитание, всегда меня утеснял, не заставлял учиться и от юности окружил дурными людьми и дураками».
Ропот духовенства, недовольного этим поступком государя, еще больше восстановил царевича против отца. К тому же со стороны ему все время внушалось, что новый брак отца уменьшает его права на престол, да и сам он, как и мать, может быть отправлен в монастырь. Приняв такие внушения за правила, Алексей приобрел особенную любовь старинных русских дворян и духовенства, но и Петр не оставлял намерений обратить сына к своим делам.
Отправляясь в Молдавию, Петр избрал Алексея правителем государства, однако поступки царевича не соответствовали ожиданиям родителя.
Казалось бы, все выяснилось. Один из рецензентов Устрялова восклицал, что «отныне процесс царевича поступил уже в последнюю инстанцию - на суд потомства». Но именно в 1858 г. Письмо появилось в Вольной типографии Герцена. Весной 1858 г. Согласно этому письму, Петр плакал, сетовал на Алексея, но заявил: «Не хощу поругать царскую кровь всенародною казнию; но да совершится сей предел тихо и неслышно, якобы ему умерети от естества предназначенного смертию. Идите и исполните...
Толстой, утешая царевича, сказал: «Государь яко отец, простил тебе все прегрешения и будет молиться о душе твоей, но яко монарх, он измен твоих и клятвы нарушения простить не мог, прими удел свой, яко же подобает мужу царския крови и сотвори последнюю молитву об отпущении грехов своих». Но царевич того не слушал, а плакал и хулил его Царское Величество, нарекал детоубийцей. А как увидели, что царевич молиться не хочет, то, взяв его под руки, поставили на колени, и один из нас, кто же именно, от страха не помню, говорит за ним: «Господи! В руцы твои предаю дух мой! Он же, не говоря того, руками и ногами прямися и вырваться хотяще. Тогда той же, мню, яко Бутурлин рек: «Господи! Упокой душу раба твоего Алексия в селении праведных, презирая прегрешения его, яко человеколюбец! Первым высказался Устрялов.
Он объявил документ подложным. Доводы историка были не лишены основания; он нашел в письме несколько неточностей и несообразностей. Кое-какие сподвижники Алексея, упомянутые в этом письме от 27 июля 1718 г. Наконец, одним из самых серьезных аргументов Устрялова было то, что письмо это распространилось совсем недавно, то есть в середине XIX в. Действительно, все известные его списки относятся примерно к концу 1840- началу 1850-х годов. Где же пролежал этот документ почти полтора столетия, почему о нем никто прежде не слыхал? Новейшая подделка, заключил Устрялов, и это его заявление чрезвычайно не понравилось либеральной и революционной публицистике, враждебно относившейся к консервативному историку. В начале 1860 года ему отвечали два знаменитых русских журнала: «Русское слово», где уже начал печататься юный Писарев, и «Современник», который тогда вели Чернышевский, Добролюбов и Некрасов.
В «Русском слове» выступил молодой историк Михаил Семевский. Семевский был в то время деятельным тайным корреспондентом герценовской печати. Скорее всего именно он передал Герцену румянцевское письмо. Полемика Семевского с Устряловым поэтому как бы защищала и честь заграничной публикации. Как бы то ни было, «Дело о царевиче Алексее», несмотря на использование его материалов историками, продолжает вызывать у историков вопросы. Историографию проблемы и оставшиеся неразрешенными вопросы изложил Н. После изложенного краткого историографического обзора мы перейдем к изложению следующих аспектов этого дела, в оценке которых различные историки расходятся во мнениях: причин, по которым возникло само дело, то есть противостояние отца и сына; сам ход дела и обстоятельства смерти царевича; и, наконец, мнения историков относительно последствий этого дела, повлекшего за собой смену порядка престолонаследия и смерть легитимного наследника. Причины противостояния Петра и Алексея Противостояние отца и сына, Петра и Алексея, правителя и наследника, родилось из различных взглядов на дальнейшее развитие страны.
Во все Петр I вкладывал присущую ему кипучую энергию и размах, но преобразовательная и реформаторская деятельность Петра у многих слоев наслеения вызывала недовольство и сопротивление. Против него выступали реакционные ревнители старины — бояре, стрельцы, значительная часть духовенства. Среди его противников оказался и родной сын от первой жены, Евдокии Лопухиной, царевич Алексей. Бестужев-Рюмин в 1882 году. По мнению историка, «симпатия царевича к приверженцам старины, питаемая не только его психологической склонностью, но культивируемая и поддерживаемая враждебным Петру окружением, тоже служила источником напряженности между отцом и сыном. До тех пор, пока не стоял вопрос о наследстве — наследовании трудам и помыслам отца, еще возможен был компромисс и попытки найти общий язык и примирение. В сыне он не видел - и не мог видеть — наследника, последователя, продолжателя своего дела. Противоположность целей, установок, ценностей, мотивов, стремлений - то, что составляет основу конфликта в информационном метаболизме, - многократно умножалась делением общества на два лагеря - противников преобразований и сторонников реформ, каждый из которых вносил свою лепту в развитие этого конфликта и приближал его трагическую развязку».
Погодин, написавший книгу «Царевич Алексей Петрович. По свидетельствам вновь открытым», несколько иначе видел причины конфликта. Он считал, что сам царевич отнюдь не был бездарью и разгильдяем: «Царевич был любознателен: от путевой расходной его собственноручной книжки мы видим, что во всех городах, где он останавливался, покупал почти прежде всего книги и на значительные суммы Книги эти были не одного духовного содержания, но и исторические, литературные, карты, портреты, осматривал везде достопримечательности». Погодина, главная вина в конфликте — Петра, его непедагогичное и жестокое отношение к сыну. Это неласковое отношение отца к сыну имело трагические последствия: «Осторожность, скрытность, боязнь видные в письмах Алексея, свидетельствуют не только о холодных, но даже враждебных отношениях у сына с отцом. В одном письме царевич называет благополучным временем то, когда отец уедет». Соловьев отмечал: «Петр и руководители следствия в общем контексте представлений о замыслах царевича Алексея на первый план упорно выдвигали «старомосковский» вариант оппозиции. У Петра была своя, достаточно простая версия: «Когда б не монахиня то есть бывшая царица , не монах епископ Досифей и не Кикин, Алексей не дерзнул бы на такое неслыханное зло.
Ой, бородачи! Многому злу корень — старицы и попы; отец мой имел дело с одним бородачем патриархом Никоном , а я с тысячами». Анисимов, — даже пассивному сопротивлению, царь не мог допустить, что в его государстве где-то могут жить люди, проповедующие иные ценности, иной образ жизни, чем тот, который проповедовал сам Петр и который он считал лучшим для России». Ефимов пишет, что материалы розыска убеждают, что уже к 1709 — 1710 гг. Эта небольшая группа связывала все свои надежды с ожидавшейся смертью Петра и воцарением Алексея.
Его окружение составляли Нарышкины, Колычевы и духовные лица, многие из которых открыто выражали неудовольствие политикой царя. Рядом с царевичем появились и иностранцы, но отнюдь не из числа ближайших соратников Петра.
Именно в этот период Алексей, которому постоянно напоминали о трагической судьбе матери и сетовали на попрание исконных русских порядков, стал все больше отдаляться от отца. Петр же, видевший в сыне преемника своих трудов, старался ввести его в курс государственных задач Российской Империи , стал давать ему различные задания, которые особого отклика в душе Алексея не находили. Судьбу сына, в том числе и женитьбу, царь стремился решать сам, не особо считаясь с мнением наследника престола. В 1710 году Петр отправил сына за границу. Главной целью поездки стало не обучение наукам и подготовка к государственной деятельности, а женитьба. И в этот раз мнение сына царь учитывать не стал, так как невеста была уже выбрана, а предварительные условия брака согласованы. Шарлотта Кристина Брауншвейг-Вольфенбюттельская Фото: ru.
Но Петр быстро прекратил эту вольготную жизнь, ускорив заключение брака сына с принцессой Шарлоттой Брауншвейг-Вольфенбюттельской, который состоялся в октябре 1711 года. Долго находиться в обществе молодой жены царь Алексею не дал. Из Вольфенбюттеля он отправил его сначала в Померанию, где шли боевые действия, затем последовали новые поручения, в большинстве своем связанные с продолжавшейся Северной войной. Даже в Россию Шарлотте пришлось ехать одной, супруг в это время контролировал строительство кораблей на Ладоге. Естественно, что такое отношение отца Алексей воспринимал болезненно. Семейная жизнь у Алексея не складывалась, хотя в 1714 году у его супруги родилась дочь, которую нарекли в честь прабабушки Натальей, а в следующем году — сын, названный в честь деда Петром. Вскоре после рождения сына Шарлотта скончалась.
После рождения сына и смерти жены отношения у Алексея с отцом окончательно обострились. Во многом это связано с тем, что царица Екатерина , ставшая к этому времени законной супругой Петра I, родила сына, которому царь склонялся передать престол в обход старшего сына.
Ефимов пишет, что материалы розыска убеждают, что уже к 1709 — 1710 гг. Эта небольшая группа связывала все свои надежды с ожидавшейся смертью Петра и воцарением Алексея. По мнению С. Ефимова, это была пассивная оппозиционная группа, укоренившаяся в провинции и тешившая себя иллюзиями и пророчествами о возвращении благостной старины и милых сердцу патриархальных старомосковских порядков, церковного благолепия и чинности. Она не располагала ни достаточными для активных действий средствами, ни связями, ни политической программой. Когда в конце 1706 или в начале 1707 г.
Узнав об этом, Петр немедленно вызвал его к себе и, выразив ему свой гнев, возложил на него множество поручений, которые весьма тяготили Алексея. В целом можно заключить, что между отцом и сыном сложились непримиримые противоречия на основе полного несходства взглядов. Петр реформировал и преобразовывал, и опасался, что со вступлением на престол сына все сделанное пойдет прахом, восстановятся старые «московские» обычаи. Этот конфликт между отцом и сыном приобрел размах настоящего политического дела. Процесс К концу 1709 г. Петр послал сына в Дрезден. Заграничное путешествие было предпринято под предлогом усовершенствования в науках, но в действительности Петр желал устроить брак своего сына с какой-нибудь немецкой принцессой. Тот решил жениться на брауншвейгской принцессе Софии-Шарлотте, которая, как он писал своему духовнику, «человек добр и лучше ее мне здесь не сыскать».
Свадьба была отпразднована в Торгау в октябре 1711 г. В конце 1712 г. Алексей Петрович поехал по воле отца в Петербург. Трехлетнее пребывание за границей мало изменило царевича; по обвинению отца, он продолжал большую часть времени проводить с попами или бражничал с дурными людьми. В это время Алексей Петрович видел сочувствие к себе уже не только со стороны духовенства, но и некоторых князей Долгоруких и Голицыных , недовольных возвышением А. В 1714 г. В отсутствие царевича, 12 июля, родилась у него дочь Наталия, что успокоило царицу Екатерину Алексеевну, опасавшуюся рождения сына. Возвратившись в Петербург, Алексей Петрович стал хуже относиться к жене, которая узнала о сближении царевича с крепостной девкой его учителя Вяземского, чухонкой Афросиньей Федоровой.
Эта связь крайне порицалась официальной историографией, но М. Погодин отмечал большую и трогательную любовь, которую питал царевич к этой простой и некрасивой, в общем-то, девушке, приводя доклад Толстого: «Нельзя выразить, как царевич любил Евфросинью и какое имел об ней попечение». А вот в письмах Румянцева мелькает презрение красавца-гвардейца к наследнику, обожающему простую и некрасивую девку. Рождение внука побудило Петра письменно изложить все причины недовольства своего царевичем. Заканчивалось письмо угрозой лишить сына наследства, если он не исправится: «Ежели же ни, то известен будь, что я весьма тебя наследства лишу, яко уд гангренный, и не мни себе, что я сие только в устрастку пишу: воистину исполню, ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя непотребного пожалеть? Лучше будь чужой добрый, неже свой непотребный». Письмо очень опечалило Алексея Петровича, и он обратился за советом к друзьям. Три дня спустя он подал отцу ответ, в котором сам просил лишить его наследства.
Раб ваш и непотребный сын». Петр остался недоволен тоном царевича, который ссылается на свою неспособность и ничего не говорит о неохоте что-либо делать, и не поверил его отказу от наследства, велел возвращаться, чтоб был перед глазами: «… ибо я вижу, что только время проводишь в обыкновенном своем неплодии». Петр всерьез опасался, что монашество сына может оказаться уловкой, и существуют свидетельства, что друг царевича Кикин как-то раз образно выразился, что клобук «не гвоздем на голове прибит». В конце сентября 1716 г. Алексей Петрович получил письмо, в котором Петр требовал ответа, намерен ли он приняться за дело или хочет поступить в монастырь. Тогда царевич привел в исполнение свое давнишнее намерение и бежал за границу; по совету Меншикова он взял с собой Афросинью, чем, конечно, еще более прогневил отца. В ноябре Алексей Петрович явился в Вене к вице-канцлеру Шенборну и просил у цесаря защиты от несправедливости отца. Император собрал совет, и было решено дать царевичу убежище; с 12 ноября до 7 декабря он пробыл в местечке Вейербург, а затем был переведен в тирольский замок Эренберг, где скрывался под видом государственного преступника.
Несколько недель спустя после бегства Алексея Петровича из России начались розыски; русский резидент в Вене Веселовский получил от Петра приказание принять меры к открытию местожительства царевича. В начале апреля 1717 г. Веселовский передал императору Карлу VI письмо Петра с просьбой, если его сын находится в пределах империи, прислать его к нему «для отеческого исправления». Перед нескольким временем, получа от нас повеление, дабы ехал к нам, дабы тем отвлечь его от непотребного жития и обхождения с непотребными людьми, прибрав несколько молодых людей, с пути того съехав, незнамо куда скрылся, что мы по сё время не могли уведать, где обретается. Того ради просим вашего величества, что ежели он в ваших областях обретается тайно или явно, повелеть его к нам прислать, дабы мы его отечески исправить для его благосостояния могли... Вашего цесарского величества верный брат. Из Амстердама в 20-й день декабря 1716». Граф П.
Толстой, приехавший за ним с А. Румянцевым, обещал выхлопотать разрешение жениться на Афросинье и жить в деревне. Это обещание ободрило царевича, а письмо Петра от 17 ноября, в котором он обещал простить его, совершенно успокоило и обнадежило в счастливом исходе дела: «… того б ради послушал нашего родительского увещания, возвратился к нам, а мы ему тот поступок простим и примем его, паки в милость нашу, и обещаем его содержать отечески во всякой свободе и довольстве, без всякого гнева и принуждения. Буде же к тому весьма он не склонится, объявить ему именем нашим, что мы за такое преслушание предадим его клятве отеческой и церковной... Они встретились с царевичем, обещали отцово прощение, подкупили всех вокруг, вплоть до вице-короля Неаполя, запугали Алексея, что непременно будет убит, если не вернется, запугали и уговорили повлиять на царевича его любовницу Евфросинью. Наконец, все австрийские власти были запуганы угрозою военного вторжения войск Петра — и в результате 4 октября 1717 г.