Авторы прозы Людмила Улицкая, Владимир Сорокин и Виктор Ерофеев опровергли информацию о том, что они якобы причастны к финансированию ВФУ. Людмила Улицкая — живой классик отечественной литературы и одна из лучших писательниц наших дней.
Людмила Улицкая: «Перебить друг друга – ума много не надо»
До этого у них уже был опыт зарубежной жизни. Старший Алексей окончил Колумбийский университет, а потом сам вернулся в Россию, где ему было интересно работать по специальности. А вот младшего, Петра, она забрала сама, потому что образование он так и не получил, зато подсел на наркотики, и ей пришлось буквально волевым усилием изымать его из той среды, в которой он оказался. Его писательница нежно называет «очаровательным бездельником» и музыкантом, который работает сейчас синхронным переводчиком. Спасением наследника писательница занималась непосредственно в России. Той самой, жить в которой она теперь считает невозможным. Мало того, она считает приемлемым и даже правильным зарабатывать в России и оказывать помощь той стране, с которой её родина находится в состоянии конфликта. Разная власть Людмила Улицкая. Правда, соседнее с Россией государство, по всей видимости, стало приятным для писательницы исключением. Ей позвонили пранкеры Вован и Лексус, которые с помощью технологии deepfake изобразили перед писательницей Андрея Ермака, руководителя Офиса президента Украины.
И Людмила Улицкая, относившаяся к любой власти с заметной прохладцей, вдруг стала выражать полную солидарность с властью украинской. Тот факт, что президент Зеленский не имел раньше отношения к политике, а был лицедеем, ей нравится, а уж на все акты насилия по отношению к русским эта страна, по мнению Улицкой, имеет полное право. Людмила Евгеньевна Улицкая, которую до этого называли гуманистом, со спокойной совестью обозначила: есть люди, а есть те, кто не может называться человеком. К примеру, Захар Прилепин, писатель, по каким-то её представлениям, утратил право носить звание человека. А философа Александра Дугина она и вовсе отнесла к разряду мусора. И даже дочь его Дарью, убитую по указанию украинских спецслужб, Улицкая не смогла по-человечески пожалеть, лишь посокрушалась, что та была идейной, а за идеи иногда приходится расплачиваться жизнью. А вот гонорары она отправляет на Украину. Пранкеры опубликовали только 10-минутное видео, и за столь короткое время писательница успела рассказать много нового.
Также Улицкая уверена, что власть обязательно будет стрелять в протестующих, когда их станет очень много: «Знаете, это уже было в 1905 году в России. А тогда не такие свирепые люди были и не так воспитаны солдаты были. Поэтому поверю, легко могу эту картину себе представить». Улицкая уверена, что в России информацию «даже при большой информационной свободе» граждане получают не всю. Но из России она уезжать не желает, даже несмотря на домик в итальянской деревне. В конце интервью Улицкая вспомнила про Немцова, убитого «под стенами Кремля», и заявила, что Россия должна извиняться перед Украиной.
По крайней мере, их назидательная и высокомерная «проповедь», обличающая тутошние нравы и не терпящая возражений, звучала отовсюду. Она будто бы была призвана пристыдить, вразумить, направить на путь истинный заблудших. Также по теме Писательница Улицкая призналась, что гонорары с продаж её книг идут на Украину Лауреат литературных премий «Русский Букер» и «Большая книга», 80-летняя российская писательница Людмила Улицкая призналась, что... Но вот 24 февраля, с началом СВО, будто включили свет. Оказалось, что перед нами вовсе не те, за кого их принимали. И задачи у них весьма специфические. Сейчас уже и не удивляет, что эта публика не просто не приняла Россию, но всей душой с киевским режимом, хоть с чёртом лысым, прямо помогает ВСУ, оправдывает терроризм. Готова всё что угодно оправдать, хоть национальные чистки и высылку народа, видимо, воспринимая всё это за божьи кары на наши головы. Готовы умножить наказание, только дай волю. Писатель Людмила Улицкая саморазоблачилась в интервью пранкерам Вовану и Лексусу. Все как под копирку раскрывали то, что мы и так о них отлично знаем. Весь свой духовный срам и зияющую пустоту — наружу. Но всё-таки есть то, что всякий раз поражает в подобных откровениях: абсолютная разобщённость с отечественной культурой и традицией, нечувствительность и глухота. Отечественная цивилизация — главный враг всей этой публики, именно так её и воспринимают. Её культура, её история и география, её традиции и религии, её люди. Что-то напоминает? Да, та самая тоталитарная идеологическая Украина в головах, то есть полное обчуждение и отмена всего уникального, своеобразного, особого. Абсолютное беспамятство. Для этого и были призваны из своего подполья, которое разверзлось в годы распада и последующей смуты. Проводники колоссального эксперимента по отмене отечественной культуры, всего отечественного.
И экономические законы, экономические игры, экономические действия гораздо важнее, чем все националистические, политические и прочие построения. Потому что, как ни странно, сегодня всё решает экономика. Это даже немножко обидно, потому что, ну как, мы оказываемся во власти денег, а нам это, в общем-то, не нравится. И даже не столько по учебникам, сколько по художественным произведениям, по большим романам. Насколько мы можем назвать Оруэлла пророком? Потому что-то, что мы сейчас наблюдаем на российском телевидении, тот же новояз, пятиминутки ненависти, какая-то символика, которая тоже влечёт нас к ужасным эмоциям… Можем ли мы говорить, что писатели-антиутописты сейчас обрели не просто статус писателя какого-то, который был легендарен, а именно стали пророками? Потому что-то, что мы видим, по-моему, превосходит все фантазии Оруэлла на этот счёт. И боюсь, что эта тема будет продолжать развиваться не в приятном для нас с вами направлении. Потому что, не знаю, Толстой , Достоевский , это всё большие гуманистические произведения, которые должны пробуждать в нас только самое лучшее. А почему это не сработало как прививка? Эти произведения в некотором смысле представляют совершенно разные точки зрения. Потому что каждый из этих писателей — что Достоевский, что Толстой — проходил свой путь развития, и иногда этот путь делал какие-то витки и возвраты, но тем не менее у каждого из этих писателей мы видим периоды и обострённого национализма, и это воспалённое чувство националистическое. И у того, и у другого они были, у Толстого в меньшей мере, у Достоевского в большей степени. Я думаю, что надо творчество рассматривать в целом. Даже в произведениях Пушкина , который «наше всё», мы видим и имперские очень острые высказывания, и очень, я бы сказала, служебные по отношению к власти, и острые призывы к свободе и к духовной независимости. В одном человеке прекрасно уживается и то, и другое, и мы тоже до некоторой степени манипулируем этими авторами, используя в нужные моменты то, что нам кажется наиболее отвечающим сегодняшнему дню. Каждый из названных вами авторов, а также и многие другие, проходили свой жизненный путь, проходили разные этапы восприятия действительности — от национализма острого и чувства превосходства собственного народа и собственной нации до полного уничижения и смирения перед потерями во время войны, перед поражениями. И всё это так естественно для человека, так понятно, поэтому мы с вами по-прежнему выбираем из великих авторов то, что нам наиболее подходит сегодня. А в них есть всё: и то, и другое, и третье. Хотя, казалось бы, сколько лет уже прошло после его смерти. Один молодой человек вышел на одиночный пикет с плакатом, где была цитата Льва Толстого о патриотизме. Далее последовали, естественно, арест и задержание. Читаю выдержку из протокола: «Лев Николаевич Толстой, согласно историческим фактам, является исторической фигурой, представляющей условное название «зеркало революции», общеизвестный факт того что в публицистических статьях автора жёстко критиковался правящий режим, в особенности за оправдания насилия при социальном взрыве. Таким образом, действия гражданина Никитина следует трактовать как призыв к свержению действующей власти, а также следованию идеологии Толстого Льва Николаевича». Вот такая произошла история. И вот вопрос: эти цензоры, эти люди, которые всё пишут столетней давности, почему они не меняются? Но, понимаете, есть вещи, которые, видимо, в России не меняются уже много-много столетий. Власть — собственно говоря, не только российская, а любая — умеет манипулировать сознанием. И, собственно говоря, это одна из задач политической власти — подчинить себе человека не только в смысле материальном, но и в смысле духовном, и в смысле нравственном. Поэтому всё это довольно хорошо ложится в эту картину, которую мы с вами наблюдаем. Нами манипулируют, нами манипулируют всегда, и не только нами. У власти всегда есть намерение подчинить себе общественное мнение, и, строго говоря, это и есть основная болезнь власти, о которой, кстати говоря, мы можем прочитать у Платона в его книге «Государство». Уже там, в этой книге, Платон эти все точки нащупал и сформулировал. О том, что разбудите меня через сто лет, и я скажу, что в России будут пить и воровать. Нет ли тут места для третьего глагола — и воевать? Поэтому после большого поражения наступает обычно период строительства, когда государство начинает заниматься внутренними проблемами. И в этом смысле поражение иногда оказывается важнее для развития государства, чем его победы. Как после поражения в Русско-японской войне началась очень большая линия подъёма экономики в России, стали довольно сильно развиваться различные её отрасли. Поэтому, ну, будем наблюдать, потому что единственное, что нам остаётся, — в особенности нам, писателям, — это трезвое наблюдение и фиксация происходящего. Чем мы, собственно говоря, с вами и заняты. Можете ли уже какими-то секретами поделиться: кто в центре внимания, какие, может быть, сюжеты исторические, персоналии? Или это пока тайна за семью печатями? УЛИЦКАЯ: Это тайна даже для меня, потому что я нахожусь в самом начале, и в большом замешательстве от изобилия материала и от некоторой нехватки моей собственной интеллектуальной мощи, чтобы выстроить достаточно ясную картину. Достаточно сложно мне всё это даётся. Ну, буду читать ещё и пытаться это как-то осмыслить. Сейчас идут споры не только между людьми, которые придерживаются разных взглядов, но и внутри, казалось бы, очень близких по духу людей. Например, видел в запрещённой уже в России экстремистской организации, в фейсбуке, одни пишут, например, что сейчас нет времени для какого-то развлечения, для какого-то отвлечения. Нужно следить за общественно-политической ситуацией и только говорить о ней. Другие пытаются отвлечься от происходящего, постят, не знаю, фотографии с котиками, какие-то открытки, и их начинают осуждать. И, опять же, в нашем кругу, в нашем литературном, книжном мире тоже произошёл небольшой конфликт. И даже среди издателей, литераторов был большой спор, нужно ли было её проводить, потому что одни видели какое-то отвлечение, спасение, а другие считали, что, опять же, сейчас не время, никаких полумер, и всё должно быть направлено на то, чтобы, ну, не знаю, приблизить мир во всем мире. Я считаю, что жизнь должна идти своим чередом. Должны выходить книжки, мы должны их читать, должны их обсуждать. Даже во время войны, кстати говоря, книжки и писались, и читались, и обсуждались. Поэтому я не думаю, что это правильная точка зрения — отменять ярмарку. Нет, не надо её отменять, надо её проводить. Я, кстати говоря, поеду на книжную ярмарку в Германии через какое-то время. Более того, может быть, это даже более важно, чем в более спокойные времена, сегодня обсудить эти более острые темы, сверить, что называется, температуру: где она повышена, где она понижена. Потому что у мира температура на самом деле далеко не средняя. В каких-то странах, как в России, она сегодня явно понижена, потому что говорят и обсуждают гораздо меньше, чем надо бы. И поэтому я думаю, что в этой ситуации молчание — совершенно не лучший способ осмыслить ситуацию. Да, нужна дискуссия, но, понимаете, в России ещё дискуссией не совсем владеют, мы не очень хорошо научились… Н. Вот поэтому нам есть чему учиться. Вот что я думаю. И прежде всего учиться разговаривать и учиться понимать друг друга. Потому что есть некоторое количество мыслителей, деятелей, ораторов, которые совершенно не желают слушать другую точку зрения. Таким был, кстати говоря, недавно умерший Жириновский. У него была своя яркая точка зрения, и на другие точки зрения он никогда не реагировал ничем, кроме ругани. Это очень неплодотворный путь. ВАСИЛЕНКО: Но, а всё-таки, извините, раз вы заговорили о Владимире Вольфовиче, кто он для нашей истории: некий такой философ-абсурдист, который своими высказываниями настолько нагнетал и доводил до абсурда, что невольно задумывался человек, как мы оказались в этой точке зрения, или всё-таки популист крайних взглядов? Не в самом плохом смысле этого слова, а он провоцировал людей на высказывания, иногда даже на мыслительный процесс. Потому что в том, что он говорил, было много абсолютно абсурдных вещей наряду с весьма здравыми. Поэтому я думаю, что он был фигурой достаточно яркой и по-своему плодотворной. Потому что через дискуссию с ним возникали какие-то разумные установки, скажем так. Он, конечно, был экстремист во многих отношениях. Потому что сейчас, когда всё обострилось, мы не можем принимать другие взгляды, просто принимать. Что нам мешает, что это? Это, может, где-то на уровне ген, может, на уровне какого-то культурного кода. Где тот блок, который мешает нам даже просто учиться понимать? Дело в том, что дискуссионный момент, который был столь важен, скажем, в образовании в 5-м веке до нашей эры, когда сама тема образования в сегодняшнем понимании этого слова возникала, там было очень большое место отведено дискуссии, то есть умению вести спор. Это целая наука. Вся логика была построена именно на этом, на умении приводить аргументы и контраргументы. Это то, что мы в большой степени утратили. И это очень плохо, на самом деле, потому что, скажем, сегодня таких взвешенных и спокойных деятелей в области политики и, кстати, культуры не так много. Я, скажем, всегда с большой симпатией отношусь к высказываниям Ирины Прохоровой, которая человек весьма культурный и всегда идеально выдерживает эту линию морального нейтралитета. Она никогда не давит, она предлагает аргументы и выстраивает контраргументы. Нам не хватает деятелей такого уровня и такого ранга — одновременно и культурных, и спокойных. Ну, в общем, жаль, что Ирина Прохорова одна. Нет же благородной почвы, чтобы они откуда-то появились. УЛИЦКАЯ: Вы знаете, на самом деле Россия — страна весьма талантливых людей, у нас в России очень много талантливых людей, но процесс, который мы наблюдаем в последнее двадцатилетие, а, может быть, и побольше, с 1990-х годов, — это процесс оттока этих самых харизматичных людей из России.
О внутрисемейном процессе передачи памяти.
- Мне стало неинтересно жить, а пандемия этот интерес вернула
- Улицкая, Сорокин и Ерофеев заявили, что не имеют отношения к финансированию ВСУ
- Людмила Улицкая: я думаю, это мое последнее интервью
- ИНТЕРВЬЮ | писательница Людмила Улицкая: «Русский язык – гениальный организм» | | Новости ООН
- Людмила Улицкая — последние новости
Людмила Улицкая: «Перебить друг друга – ума много не надо»
Людмила Улицкая стала членом жюри в международной премии Яна Михальского. Русофобские высказывания Людмилы Улицкой вызвали бурное осуждение в России, о чем с удивлением рассказала писатель 26 июня в интервью РБК – Самые лучшие и интересные антифишки по теме: Политика, животные, факты на развлекательном портале «Интеллигенция закончилась как историческое явление»: интервью Людмилы Улицкой. Писательница Людмила Улицкая охотно дает интервью и высказывается по разным вопросам, но беседа с автором и ведущим передачи "Детский недетский вопрос" (полный вариант доступен на одноименном YouTube-канале), кажется, доставила ей особое удовольствие.
Провокатор со стажем Улицкая снова «не ожидала» российской реакции
Как вы определите, где мы оказались? Должна вам сказать, что обычно я каждое утро просыпаюсь с ощущением "дня сурка". Дело в том, что я человек планирующий. Я встаю утром, а у меня уже лежит бумажка на компьютере со списком того, что я должна делать. Теперь у меня этой бумажки нет. Я не знаю, что мне преподнесет сегодняшний день. Планирование, в котором мы живем всю жизнь, как будто закончилось. Потому что ситуация, в которую мы сегодня поставлены, совершенно небывалая. Как я недавно прочитала в одной умной книжке, "все известное кончилось". Мы живем в зоне неизвестного. Мы не знаем, заболеем ли мы завтра, выживем ли мы.
Мы не знаем, кончится ли когда-нибудь эта столь странная, неопределенная и единственная в мире ситуация. Такого, как мы переживаем сейчас, не было никогда. Мир стал такой маленький, что все человечество разом оказалось перед одной и той же проблемой. Даже когда были грандиозные войны, люди разделялись как минимум на два лагеря: за и против. Сегодня перед каждым человеком стоит одна и та же задача. Мы все надеемся выжить. Все известное закончилось, мы оказались в зоне неизвестного, и это дико интересно. Год тому назад мне стало неинтересно жить. Я думала, что все большие книжки я написала, писать мне больше не о чем, все стабилизировалось, кто умер, тот уже умер, следующая очередь моя. Я готова.
Эта история с эпидемией вернула меня к острому интересу — что будет потом. Как изменится мир, как изменится человек. Я об этом думаю. Не одна — об этом весь мир думает. Но никаких однозначных решений, никаких рецептов здесь просто быть не может. Что произойдет в мире после этой истории с Великим карантином? Что поменяется? Я сделаю один малозначительный прогноз: после того как все это кончится, мир станет жить экономнее. Мы живем в чрезвычайной роскоши, у нас колоссальные потребности. Я имею в виду ту цивилизованную часть иудео-христианского мира, к которой мы принадлежим.
Индия, Африка, Китай — у них всегда были другие цивилизационные проблемы. Поэтому в первую очередь сократится уровень потребления. В этой зоне должен произойти какой-то сдвиг сознания. Это позитивный прогноз. И вторая вещь: мы станем сдержаннее в тактильности, именно напуганные тем, что можно заразить другого, заразиться самому. Рукопожатие, объятие для человека — это определенный язык, причем очень древний. Он дополняет тот язык, которым мы пользуемся обычно. Но насколько глубок будет новый шрам, я не знаю. Думаю, что поколение, это пережившее, будет очень внимательно относиться к жестикуляциям. Потребление и тактильность — вот две вещи, о которых я могу сказать.
Кроме того, границы национального, родового, домашнего, нашего собственного будут размываться со страшной силой, потому что оказалось, что все мы представители одного вида, живем на очень маленькой Земле и друг от друга зависим. Она живет со мной всю жизнь Давайте сделаем внезапный поворот и обратимся к программному вопросу передачи. Я хочу помереть и сделаться ангелом. И летать. Моя любимая игрушка — собачка.
Но приехал мой старший сын, сказал: «Собирайтесь, вот билеты». Мы собрались минут за пятнадцать — семь килограммов у меня, семь у мужа. АМ: Как Вам пишется на русском в чужой языковой среде? ЛУ: Я давно привыкла писать там, где стоит мой компьютер. Сейчас он стоит в Берлине. Немецкий язык мне не вполне чужой, я его учила с детства. Правда, потом английский его вышиб, но теперь восстанавливается кое-как. А писать — дело не легкое. Никогда легко мне не было. АМ: Последняя книга у Вас в новомодном жанре «автофикшн» или это все-таки мемуары? Как Вы думаете, автофикшн - это тенденция времени? ЛУ: Трудно провести границу между мемуарами и «автофикшн». Я бы сказала, мемуары. АМ: Ваша последняя книга вышла в свет уже после Вашего отъезда, но в России, а где будет издаваться Ваша следующая книга?
Ну и музеи берлинские великолепные. Чем Берлин лучше Москвы, могу сказать не задумываясь: исключительно толерантный город, по улицам ходят сирийцы, русские, африканцы, и никто не привлекает особого внимания. Идет мужчина в белой чалме и в белом одеянии и женщина в черной чадре — никто и головы не повернет. Вот этим Берлин как раз на Москву не похож. И этим он лучше. А чем он хуже, пока сказать не могу. Разве только тем, что он не Москва, в которой я прожила всю жизнь, и совсем не просто в 80 лет разучивать новые правила игры. По чему или кому скучаете в Москве больше всего? Скучаю я по своим друзьям. И хотя есть скайп, можно поговорить, но вот чаю вечером вместе никак не выпить. Пожалуй, все. Муж мой, наверно, скучает по брошенной им мастерской. Но не жалуется. Насколько активно вы общаетесь с другими уехавшими москвичами? Совершенно не общаюсь. Мои берлинские друзья из российских почти все здесь живут давно — двадцать, а то и тридцать лет. Никого не знаю из вновь приехавших. Как вам кажется, насколько другой будет Москва, когда вы и вся новая волна эмиграции в нее вернетесь если вернетесь?
Улицкая уверена, что в России информацию «даже при большой информационной свободе» граждане получают не всю. Но из России она уезжать не желает, даже несмотря на домик в итальянской деревне. В конце интервью Улицкая вспомнила про Немцова, убитого «под стенами Кремля», и заявила, что Россия должна извиняться перед Украиной. Интервью Улицкой до степени смешения похоже на откровения народной артистки России Лии Ахеджаковой, которая в последнее время стала ярой русофобкой. Тому же «Обозревателю» Ахеджакова заявила, что, российский президент ответственен за все происходящее в стране. Ахеджакова заявила, что ей импонируют немцы, которые до сих пор извиняются за Вторую Мировую войну.
Людмила Улицкая: «Для осмысления современности надо, чтобы она стала прошлым»
| «С другими уехавшими не общаюсь совершенно» — писательница Людмила Улицкая - Москвич Mag | Единственным мотивом добровольно участвовать в спецоперации могло стать отсутствие работы, заявила писательница Людмила Улицкая. |
| Издательство АСТ приостановило выплаты Людмиле Улицкой | почему изъявления любви Анны Гуриной к занимающей антирусскую позицию Улицкой печатаются на страницах авторитетной "Литературной газеты"? |
| Людмила Улицкая: «Для осмысления современности надо, чтобы она стала прошлым» | Писательница Улицкая в разговоре с пранкерами оправдала теракты Киева в России. |
В пандемию мы оказались в неизвестном
- «На помойку!» Народ возмущен Сорокиным и Улицкой за денежную поддержку ВСУ | Аргументы и Факты
- О внутрисемейном процессе передачи памяти.
- Людмила Улицкая: Каждый человек живёт в том мире, который он сам себе выстроил
- Поколение 30-летних профессионалов
- Регистрация
Журнал «ПАРТНЕР»
Будьте в курсе последних новостей! Л. УЛИЦКАЯ: Вы знаете, на самом деле Россия — страна весьма талантливых людей, у нас в России очень много талантливых людей, но процесс, который мы наблюдаем в последнее двадцатилетие, а, может быть, и побольше, с 1990-х годов. Писательницу Улицкую начали «отменять» из-за её скандального интервью пранкерам Улицкую лишили звания и начали убирать её книги из магазинов за поддержку ВСУ A. Об этом сообщает ТАСС. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам Условия использования Конфиденциальность Правила и безопасность Как работает YouTube Тестирование новых функций. Себя Людмила Улицкая* идентифицирует как еврейку, принявшую христианство, о чём неоднократно повторяла в интервью. Поводом для такого шага стало интервью, которое Улицкая дала пранкерам Вовану и Лексусу, в котором призналась в спонсировании украинской армии.
Людмила Улицкая: Самое важное предназначение человека — превращать свою жизнь в текст
Писательница Улицкая в разговоре с пранкерами оправдала теракты Киева в России. Интервью Улицкой до степени смешения похоже на откровения народной артистки России Лии Ахеджаковой, которая в последнее время стала ярой русофобкой. Главные новости о персоне Людмила Улицкая на Будьте в курсе последних новостей: Министерство юстиции России обновило реестр иностранных агентов. Минюст внес в список иноагентов писательницу Людмилу Улицкую, а также кинорежиссера Илью Хржановского. Людмила Улицкая сегодня — Издательство АСТ приостановило выплату гонораров писательнице Улицкой.
Казус писателя: На что будет жить Улицкая после того, как лишилась гонораров за поддержку Украины
| Людмила Улицкая* | Улицкая: Утром 24-го я узнала о «спецоперации», как называли эту войну с первых дней. |
| Полный текст интервью Улицкой об отставании России: "Рабство существует" | Улицкая входила в короткий список Международной Букеровской премии и, если смотреть на ставки букмекеров, в последние 10 лет претендует и на Нобелевскую премию по литературе. |
| Людмила Улицкая в разговоре с пранкерами оскорбила российских добровольцев на СВО | Единственным мотивом добровольно участвовать в спецоперации могло стать отсутствие работы, заявила писательница Людмила Улицкая. |
| Людмила Улицкая — последние и свежие новости сегодня и за 2024 год на | Известия | В одном из своих интервью Людмила Улицкая сказала о том, будто на 90 процентов забыла собственную жизнь. |
| Улицкая, Сорокин и Ерофеев заявили, что не имеют отношения к финансированию ВСУ | Известную писательницу Людмилу Улицкую не нужно пускать в Россию, а также издавать ее произведения в связи с ее последними высказываниями. |
Издательство АСТ приостановило выплаты Улицкой после ее признания в финансировании ВСУ
Но я им не завидую. В России все сценарии пишутся задним числом. Предсказать невозможно, все закрыто. Информацию даже при большой информационной свободе мы получаем не всю. Честно говоря, я не очень интересуюсь тем, что там на верхах происходит. Знаете, это уже было в 1905 году в России. А тогда не такие свирепые люди были и не так воспитаны солдаты были. Поэтому поверю, легко могу эту картину себе представить. И не только ведь у нас могут стрелять.
Есть масса примеров из Латинской Америки, просто у нас логика жизни сделалась логикой жизни третьего мира, что очень печально. Но тут ничего не поделаешь. В Африке тоже стреляют. У меня в Италии есть место, где жить. Это домик в деревне, я там уже 10 лет провожу какое-то время. Жить очень хорошо в Европе, но моя жизнь происходит в России и именно в Москве. Я привязана к русской культуре, в России мои друзья, там могила мамы. Не хотела бы уезжать из России, но как судьба сложится, не знаю.
Я в большом восторге была, потому что наконец в большой стране пришел к власти человек не политический. Это замечательно. Эти политические животные, которые выросли сегодня во всем мире, эти мужчины в многотысячных пиджаках, с холеными, ботексными лицами мне очень не нравятся. Академик Сахаров, кстати, мечтал, чтобы Россией правили технари или экономисты. Во всяком случае, артист меня больше устраивает, чем человек, который учился в высшей партшколе или выученик КГБ. Вот он, возможно, мог бы быть первым лицом государства, потому что он был умен, весел, остроумен, и он не был помешан на богатстве. У него не было 10 вилл в разных точках мира, ему это было неинтересно. Но на данном этапе феномен Зеленского в России невозможен.
Очень хорошо подготовленная армия, Росгвардия. Думаю, будет приготовлена мягкая передача власти. Должно, но в ближайшее время этого не будет.
Поэтому все зависит от того, хотим мы получать информацию или нет. Сегодня информация гораздо более доступна, чем во времена моей молодости, поэтому хотим знать — будем знать. О том, возможно ли сегодня издание в Германии российских книг и авторов В Германии сто лет тому назад в Берлине было около 70 русских издательств — 70! Сегодня, конечно, такого нет, но тем не менее что-то будет, какая-то русская веточка будет, несомненно. Она, собственно говоря, уже и есть, она даже и была, потому что русскоязычная газета существовала. Отчасти это пророссийские издания, потому что Россия тоже финансирует какие-то издания здесь. Я думаю, что русская литература какое-то время просуществует, как она существовала в 1920-е годы — в изгнании. Кроме того, сегодня очень быстро делаются переводы, и эта дорожка от русского языка к международным разным площадкам стала гораздо более короткой. Это внушает надежду. Мы стали гораздо более планетарны, и культура стала гораздо более планетарна. Всякая интересная книжка, напечатанная, написанная на сербском, китайском, финском языке через три месяца издается на 50-ти, это я знаю по себе. То, что происходит сейчас, — это предмет для наблюдения, потому что мы находимся в самом центре событий. И то, что происходит сегодня, — это беспрецедентно, интересно, и сегодня чрезвычайно важно это фиксировать. Не так быстро происходит литературная реакция, но тем не менее она будет происходить, и я думаю, что мы прочитаем интересные книжки и об этом времени. Я думаю, что нам предстоит еще достаточно интересное чтение о нашем времени. Не самая удачная из его книжек, но тем не менее он пытается говорить на эту тему — это очень важно. Я думаю, что для литературы, для писателя чрезвычайно важно какое-то время, которое должно пройти, чтобы осмыслилось всё происходящее. Но сегодня такая яркая публицистика и такая замечательная журналистика. Я думаю, что они во многом на себя берут, во многом замещают литературу. Потому что такое информационное пространство, какое сейчас, такого не было никогда, такое напряженное, насыщенное, очень активное и адекватное. Помните анекдот о том, как бабушка перепечатывает «Новый мир» на машинке, чтобы внук прочитал, потому что ребенок привык читать только самиздат? Поэтому наш опыт чтения, условно говоря, запрещенной литературы достаточно крепко укоренен. Я думаю, что сегодня вряд ли что-то можно запретить. При том мощном потоке информации, в котором сегодня живет мир запретить что-нибудь просто невозможно. В январе депутат Госдумы Дмитрий Вяткин заявил , что «те произведения, которые не выдержали испытания временем, которые не соответствуют действительности, должны быть исключены из школьной программы». В качестве примера он привел «Архипелаг ГУЛАГ», в котором, по его словам, автор исторического романа Александр Солженицын «высосал из пальца» и придумал многие факты. Впрочем, в тот же день глава комитета Госдумы по просвещению Ольга Казакова поспешила заверить , что «вопрос об исключении произведения не стоял и не стоит». О работе над новой книгой У нас образ жизни очень мало изменился. Муж мой рисует, я что-то пытаюсь писать. Меня очень занимает тема Берлина столетней давности, когда в Берлине было очень много русских. Это такая очень яркая историческая рифма, потому что Берлин в 20-е годы прошлого века был полон русскими, и сейчас опять очень много русских. Это по составу другие русские, не те, что были в начале XX века, но тем не менее русская речь в Берлине на улице слышна постоянно. Я очень давно начала эту книгу. Не знаю, удастся ли мне ее закончить… И тема ее на самом деле: «туда и обратно», как люди уезжают из России, как они возвращаются и иногда уезжают снова.
Чтобы купить два десятка яиц, дедушка брал меня с собой в магазин, и мы с ним стояли в очереди с номерками, написанными на руках чернильным карандашом. Помню, как первый раз из Америки, вначале 90-х, я привезла две сумки продуктов. Сегодня я не вожу из Америки продукты, только сыр, который благодаря идиотизму наших властей попал под санкции. Хотя эти санкции научили нас делать мягкие сыры, а вот твердые пока не получаются. Вот такая жизнь. Но все-таки сейчас в России ожило гражданское общество, такого 15 лет тому назад не было. Имею в виду волонтерские движения. Все мои подруги и друзья принимают участие в волонтерском движении, и я тоже. А это значит, что те проблемы, которые не хочет брать на себя государство, берет на себя общество. Это очень хороший сигнал. Поэтому я лично концентрирую свое внимание на этой стороне жизни, а не на том, какие бредовые законы пишет наша Госдума. Разве нет? Их практически не было. Я два или три года работала на государство, еще не будучи писателем. И до сегодняшнего дня я не получала от государства никаких наград, ни копейки денег, никаких, так сказать, пряников и конфет. И если бы оно захотело что-то дать, я бы вряд ли это приняла. Боюсь быть в долгу. Когда тебе что-то дают, то от тебя чего-то и ожидают. В такой ситуации находятся мои друзья, которые работают в театрах, в кино, зависят от государственного финансирования. У них коллективы, у них постановки, у них государственные деньги. Мне никакого финансирования не нужно, но при этом я не могу осуждать людей, которые молчат или крепко молчат. Но я им не завидую. В России все сценарии пишутся задним числом. Предсказать невозможно, все закрыто. Информацию даже при большой информационной свободе мы получаем не всю. Честно говоря, я не очень интересуюсь тем, что там на верхах происходит. Знаете, это уже было в 1905 году в России. А тогда не такие свирепые люди были и не так воспитаны солдаты были.
В целом, всё супер " Добавлено: 27. У вас чудесный канал,я совсем недавно на вашем канале, но теперь каждый вечер после работы смотрю его с большим удовольствием и мне очень нравится ваш формат. Меня зовут Анжелика,живу в сибирском городе Красноярске. Вашей большой и дружной семье,всем вашим подписчикам я желаю большого счастья,здоровья,мира и добра. Очень люблю смотреть ваши зарисовки и про дачу, и про отдых, и про моду. Вы и ваш супруг прекрасная пара, большие труженики.
Казус писателя: На что будет жить Улицкая после того, как лишилась гонораров за поддержку Украины
Да и мы все вокруг стали носить одинаковые куртки с капюшонами. Если и есть отличие — так в том, на какую сторону пуговицы застегиваются. Я так и одеваюсь. Мама моя приходила в ужас, когда я надевала свою кожаную мини-юбку, сверху — купленную в комиссионном магазине защитного цвета армейскую американскую рубашку, подпоясывалась и вставала на 15-сантиметровые шпильки. Я считала, что очень круто одета. Я шла по улице и на меня оборачивались, но мама хваталась за голову. А потом как-то все утихло. Я очень спокойно теперь одеваюсь, хотя и не надеваю на себя ничего случайного. И есть, разумеется, вещи, которые я не надену никогда.
Я пару раз его надела, очень была собой довольна, а потом — повесила в шкаф и оно провисело до тех пор, пока я не отдала его какой-то более молодой или более озабоченной нарядами подружке. Меня лет 20 тому назад впервые в жизни пригласили на прием во французское посольство. И все мои подруги забегали: кто-то несет туфли, кто-то — брошку, колготки какие-то суперские. Мой муж смотрит на всю эту суету и говорит: «Люся, это они должны одеваться, те, для которых написан дресс-код. А мы — художники. Мы можем ходить в том, в чем нам хочется». Андрей, конечно, гений. Эта фраза меня раз и навсегда освободила от идеи, что я надену то, что мне не нравится вместо того, в чем мне удобно и комфортно.
Маленькое черное платье? Да никогда в жизни! И меня это и не волнует, и не беспокоит. Идея всеобщего политкорректного равенства, которая во всей этой истории постоянно вылезает, мои скромные шансы совершенно уничтожила: русскоязычной женщине-писательнице Нобелевскую премию уже дали, это была Светлана Алексиевич. И я ее от души поздравила. Ее награда полностью избавила меня от беспокойства и я, наконец, смогла освободившись от некоторой нервозности — все время ведь протекала какая-то информация и я знала, что где-то там в каких-то списках моя фамилия фигурировала — выдохнуть. Но ты понимаешь еще в чем штука, весь мир — это повсюду, не только в России — совершенно неправильно оценивает значение Нобелевской премии в области литературы. Когда эту премию получила Алексиевич, то в России писатели просто попадали в обморок и впали в негодование: «Как это так!
Ей дали, а Набокову не дали! То есть, эта премия за идеалы человечества, она не про литературу, строго говоря. В отличие, например, от Букеровской английской премии — вот она про литературу. И список букеровских лауреатов — это всегда совершенно точно литературный факт. Хотя и там есть нюансы: гораздо важнее попасть в шорт-лист, чем получить первую премию. Но когда речь заходит о первом месте, начинаются колоссальные интриги. Так в Англии, так и у нас. И то, что я трижды была в шорт-листе русского Букера, для меня гораздо ценнее, чем то, что однажды я ее получила.
Людмила Улицкая. Мне дали ее лет пятнадцать тому назад, когда на стенах Будапешта еще были видны шрамы от выстрелов, сделанных во время подавления восстания 56-го года. Но город дал мне — русскому еврею — свою премию. Для меня это значило полную победу культуры над политикой. А у самой меня складывается грустное ощущение, что я не догоняю. Но, на самом деле, все упирается в то, что в жизни каждого из нас всегда есть задача. Иногда мы не отдаем себе отчёт в том, в чем она состоит. Но чаще начинаем отвечать прежде, чем успеваем понять и принять этот вызов.
В моем случае, я совершенно точно знаю, что написала все свои большие книги. Я его придумала, он висит где-то в воздухе, но напишет его уже кто-нибудь другой, не я. Мне 75 лет, времени объективно мало. Это не половина жизни у меня впереди, и не треть, а маленький кусочек остался. Поэтому я хотела бы какие-то маленькие задания себе давать и — даю, и выполняю. Я очень радуюсь. Мне по-прежнему интересно и нравится работать. Но роман — это четыре года ты ни о чем другом думать не можешь — и во сне думаешь.
Наяву разговариваешь с кем-то абсолютно о других вещах и все равно об этом думаешь. Он тебя съедает полностью. Я не умею по-другому работать. Другие — могут. Например, Борис Акунин в ответ на вопрос как он работает, недавно гениально ответил: два часа утром. Я, конечно, не поверила: за два часа просто нельзя столько произвести. Но вообще, какая должна быть внутренняя дисциплина, чтобы со всем своим творческим вдохновением в два часа уложиться?! Значит — решила я — во все остальное время он думает!
А у меня, видимо, просто меньше мощности, я так не могу. Когда я пишу большую книжку, я там с потрохами, целиком, а в жизни меня нет. Хорошо, если этого люди не замечают, потому что я, находясь физически с ними, вообще-то отсутствую. А отсутствовать я больше не хочу, хочу посмотреть по сторонам, порадоваться жизни, сколько осталось. Это «радование» ко мне не так уж давно пришло: я в молодые годы была большой мизантроп, мне всё не нравилось, все не нравились, и только с годами, благодаря отчасти раку, который я пережила и, слава богу, выскочила, у меня сейчас совершенно изменилось отношение к проживанию дня, минуты, часа. И радость от этого проживания. И я должна была это сделать. Потому что при полном ощущении, что ничего сделать нельзя, есть еще ощущение, что ничего не делать хуже.
Вот и полезла. Ничего особенного не произошло: Пушкинское метро от меня в 10 минутах, доехала, постояла 15-20 минут, это имело абсолютно нулевой эффект. Даже интересно, до какой степени прохожие не обращали внимания на эту маленькую группку старых придурков. Покрепче духом, в том числе? Просто так сложилось конкретно в этот раз. Во мне нет никакого ворчания, мне нравится и ваше поколение и те два, что за вами выросли. Самое существенное — мы, в нашем поколении, друг без друга просто не выживали. Жизнь была так устроена, что для того, чтобы пойти к врачу, надо было попросить подружку с посидеть с ребенком.
Для того, чтобы достать билет в Ленинград, надо было позвонить двоюродной сестре твоей знакомой, чтобы она тебе билет купила. Быт был чрезвычайно сложен: я приходила в мясную лавку в подвал, где у меня был знакомый мясник, и всегда покупала шесть кусков мяса: Раде, Наташе, Тане, Диане, Ире, — потому что я не каждый день туда ходила, да и ни черта не было. Эти шесть кусков мяса я притаскивала домой, и дальше шла раздача. Социальность была гораздо выше, чем сейчас. И степень зависимости — дружеской, любовной — была гораздо более высокая, чем в теперешней жизни. Сейчас все по-другому. Вы друг за друга держитесь только по личному выбору, никакой бытовой надобности нет: можно позвонить и вызвать бебиситера к ребенку, мясо — на дом, мужа — на час холодильник починить, да что угодно. А я не хочу выходить из привычного своего мира и прежних отношений.
Это создает невероятный жизненный комфорт: я чувствую себя окруженной Великой китайской стеной друзей. Это на эмпатии все работает. В этом ничего плохого нет. Вот когда человек не может позвонить по телефону в Скорую помощь, и к нему не приедут помогать, спасать, лечить — это плохо. Как ты думаешь, мне управиться самой или все-таки звать врача? Вокруг меня есть люди, которым я абсолютно доверяю и передоверяю решение многих своих вопросов. И они решаются вручную, с затратой огромного количества усилий, что позволяет мне испытывать дикое удовольствие. А это чрезвычайно важная вещь — чувствовать себя включённым в социум положительным образом.
Я считаю, что все эти похорошения — на самом деле декорации дурного вкуса. Успокойся, это городу нужно: это пространство для гуляния, эти сияющие тротуары скользкие — все имеет гораздо более благообразный вид, чем пятьдесят лет назад». Я думаю, что здесь большое значение имеет то, что называется в биологии импринтинг: первые картинки, первые запахи, первые ощущения, зрительные образы — все то, что с нами остаётся навсегда и что нам нравится на протяжении всей жизни. Именно поэтому так много людей вспоминает о своем тяжелом детстве с умилением — это было время открытия мира и счастья.
Почти каждая строчка откровений Улицкой о России пропитана лютой ненавистью, которую писательница, очевидно, считает своей «особой любовью» к стране — пишет издание «Брянские новости». Отвечая на вопрос о посещении Крыма, Улицкая отметила, что была там в 2014 году и больше туда не поедет, так как в Судаке забетонировали речку, которую она помнит с детства. По ее мнению, варварское отношение к Крыму «было проявлено советскими, украинскими и российскими властями, и татарами тоже». Поделились писательница и своим видением ситуации на Донбассе. Отвечая журналистке, которая спросила, удивила ли ее «агрессия России на Украине», Улицкая заявила, что «агрессия» России предсказуема: «Нет, абсолютно не удивила, потому что так сегодня устроено российское государство». Улицкая ответила утвердительно, пояснив, что во главе России стоит человек, «воспитанный в рамках самой кошмарной организации, которая есть», и ничего иного ждать не приходится.
А простая наша сегодняшняя история заключается в том, что если не остановить войны, которые нас окружают, то потом шансов спастись не будет. Люди обычно не думают о будущем всего рода человеческого каждый день. Человек будущего будет отличаться от человека сегодняшнего как мы отличаемся от крысы. Между прочим, это Циолковский сказал, не я. Это возможно, это — интересно, это — захватывающе. А перебить друг друга — ума много не надо. Причем новое прекрасное будущее — это не эвфемизм какой-то, мы уже живем одной ногой в мире, совершенно отличающемся от прежнего. Вот простой пример: у меня украли компьютер. Я сначала слегка переживала и думала, какой теперь буду покупать. Но через 15 минут я запаниковала, сообразив, что вообще-то у меня украли часть моего мозга, моих воспоминаний, моей интеллектуальной деятельности — часть меня, короче.
Потом я опять пришла в себя, вспомнив, что у меня есть внешний резервный диск от этого компьютера. И вот там-то в продублированном виде вся эта часть меня хранится. Это очень захватывающее ощущение. И так во всем: ты теряешь мобильный телефон, и понимаешь, что ты не помнишь ни одного номера, кнопки есть, а нажимать — нечего. Вот это то, осязаемое, в чем видно, что мы перешли абсолютно принципиальную границу между XX веком и XXI, желая того или не желая. Скорость, с которой теперь все происходит, несоизмерима с той, что была прежде. Первый рисунок человека сделан сорок тысяч лет тому назад. Нашей, человеческой культуре всего сорок тысяч лет, секунда с точки зрения планетарного времени, а мы уже столького достигли. Причем смысл его совершенно непонятен: зачем жить, если придется умереть? Смотри, как все меняется, как меняется качество жизни, как меняются жизненные сроки: на нашей памяти детская смертность уменьшилась по миру невероятно, длительность жизни увеличилась, минимум, вдвое по сравнению со скелетами, которые разрывают археологи.
Там стариков вообще нет. Про болезни мне не надо тебе говорить, — сколько неизлечимых болезней стали излечими, и как бурно идет этот процесс. Количество приставок, которыми мы пользуемся с того момента, как были изобретены очки, увеличилось в десятки, в сотни раз: пятьсот лет назад была изобретена линза, а завтра у нас уже будут искусственные глаза. Потом — искусственная кожа, суставы, внутренние органы. Все это происходит дико быстро. Но, конечно, соотносимость длины человеческой жизни с длиной существования планеты несоизмерима, тем захватывающе жить, потому что дико интересно, как быстро при тебе переменится вот этот твой кусок. И эта работе — прекрасная мотивация для того, чтобы жить. Это очень интересно. Фото Романа Наумова — Обычно люди вашего возраста на перемены сердятся. Я могу сердиться на себя, что я не всегда догоняю, хоть и стараюсь поспевать: я работаю с компьютером с тех пор, как они появились.
Но мой внук это делает лучше, что объяснимо. Во-первых, это было ожидаемое, потому что я из раковой семьи, и я время от времени проверялась, зная, что это должно произойти рано или поздно. Мне было обидно, когда потом выяснилось, что врач, к которой я ходила на проверки, мой рак пропустила: я начала лечиться, когда у меня уже была третья стадия. Когда меня прооперировали, мне сказали: «О, мы такую большую опухоль давно не видели», или «никогда не видели», — я уж не помню. Я была озабочена. Я пришла первый раз к хирургу на прием, он посмотрел меня — израильтянин — а потом говорит человеку, с которым я пришла: «Впервые вижу пациента, который бы в этом кресле не плакал и так себя вел». Почему я именно так себя вела? Не знаю. Может быть, потому что была готова из-за семейной истории. А может, потому, что моя мама умерла в 53.
И с тех пор я каждый год я говорила: «Вот я уже на 5 лет старше мамы, вот на 10, вот на 20», — это был подсчет времени как будто дополнительно выданного, я подсчитывала эти годы с благодарностью. Я вообще-то живу с ощущением благодарности. И оно только усилилось оттого, что это — я имею в виду исход, который мог бы быть у моего рака — пролетело. Когда книжка дописалась? Я понимала, если сейчас рак прижмет меня, я закончить не смогу. Конечно, у меня была сильная мотивация: вылезти поскорее, закончить, а там посмотрим. И я — вылезла. Потом приезжала через полгода на проверку, потом через год, потом хирург, который меня оперировал, сказал: «Иди, иди». Сейчас я стала халтурить — уже года полтора или два не была. Поеду, поеду, поеду обязательно.
Обычно в момент тяжелой болезни люди уцепляются за веру. Я, конечно, благодарна судьбе и высшим силам за то, что мне этот подарок — несколько дополнительных лет после рака — сделали. Но за эти годы мною полностью овладел мой Даниэль Штайн, то есть Освальд Руфайзен. Знакомство с ним, отношения и общения — это все, конечно, вызвали во мне и в моем отношении к вере острый кризис. Он меня этой фразой освободил от ужасного рабства: делать, чего я тоже не до конца понимаю. Я стараюсь жить делами… И церковь мне для этого не нужна. Меня больше богословские вопросы не занимают. Я в молодые годы прочла кучу книг — вся русская философия прочитана с трудом или с удовольствием. Но вдруг наступил момент, когда это перестало иметь значение. Сейчас я эти книжки могу подарить, ибо точно знаю: я к ним больше не вернусь.
При этом я совершенно не отрицаю своего христианского опыта: христианство в мою жизнь вошло благодаря нескольким замечательным людям, с которыми я познакомилась, которых я увидела. Они были для меня образцами жизни: прекрасные люди, замечательные христиане, мне хотелось быть с ними и я с ними была очень долго. Причем, это все в мощный советский период, когда по телевизору никакую Пасхальную службу, конечно, не показывали. Наоборот, устраивали какую-нибудь премьеру «Семнадцати мгновений весны», чтобы, не дай Бог, в церковь не пошли люди. А тех, кто пошел, встречали дружинники, выуживали там кого-то, кого-то — записывали. В общем, сам поход в церковь — это был поступок. Поэтому я так долго, наверное, и простояла на этом месте. Сегодня из тех, кто тогда так привлек меня в христианство, в живых осталось, может быть, двое или трое. Это мои сверстники, священники. Я захожу к ним в церковь, я полна к ним любви и симпатии.
Я очень хорошо знаю церковную службу, люблю ее, поэтому я и прихожу… Но у меня нет больше потребности подходить к причастию, а это была практика моей жизни на протяжении десятилетий. И вот — кончилась. С внуками. Знаете, в падающем самолете, говорят, нет атеистов? Я человек верующий, просто мне для того, чтобы верить, перестала быть нужна церковь. Русская Православная Церковь перестала быть нужна. И Католическая — не нужна. Никакая не требуется, вот ведь какое дело. Особенно после болезни я стала с благодарностью смотреть по сторонам и видеть. Вот именно что, полноценно видеть то, на что смотрю.
Раньше я хуже видела. Это для меня и есть религиозное чувство: чувство спонтанной благодарности. Куда направлен этот вектор, я знаю: можно сказать — Творец, Высшие силы, что угодно. В этом смысле и Эйнштейн был человеком верующим. Но, видишь ли, мне перестало интересно об этом не то говорить, думать. Чем более я приближаюсь к смерти, тем менее интересна религиозная тематика. Я теперь живу в гораздо большей степени здесь и сейчас, чем многие годы назад. Какая-то появилась эффективность жизни. Мне стало очень важным сделать хорошо то, что я в данный момент делаю. И речь не о литературной работе.
Наверное, я сейчас более счастливый человек, чем когда бы то ни было в жизни. Это может поменяться в любой момент, я понимаю. Поскольку вы здесь...
Сейчас набирает обороты скандал вокруг "Детского проекта Людмилы Улицкой", в рамках которого вышло несколько книг, обучающих самых маленьких толерантности и политкорректности. Некоторые произведения из серии тянут на экстремизм.
Мальчик-жена выполняет в доме все женские функции, а когда достигает взрослости, становится воином и может сам жениться. Если повезёт — на женщине. А нет — так тоже заводит себе мальчика, — это строчки из книги "Семья у нас и у других". Как выяснил Лайф, даже приостановка выплат не разорит писательницу. У её семьи много недвижимости в Москве, которая, если сдавать, может приносить свыше сотни тысяч рублей в месяц.
Решением исполкома его возвели в 60-х годах для проживания 250 членов Союза писателей и Литфонда. Речь идёт о нескольких кирпичных девятиэтажках с улучшенной планировкой, высокими потолками, большими окнами и огороженным тихим зелёным двором. Расположение отличное: вторая линия Ленинградского проспекта, вокруг скверы, рядом Ходынское поле, Петровский парк и стадион, рукой подать до Садового кольца.
Мне стало неинтересно жить, а пандемия этот интерес вернула
Евгения Родионова: «Куда ни плюнь, всюду в Улицкую попадешь, которая, кстати, в последнее время вконец исписалась — неловко читать». «Бумажный театр: непроза» — новая книга Людмилы Улицкой. Вечерняя Москва.
Подписка на новости Политнавигатора
- Людмила Улицкая - последние новости на сегодня, апрель 2024 | STARHIT
- Людмила Улицкая: Я вообще ни о чем не жалею
- Семья и имущество Людмилы Улицкой
- Регистрация
«С другими уехавшими не общаюсь совершенно» — писательница Людмила Улицкая
Не представляю себе человека, который по собственному желанию лично пойдет сегодня на [какой бы то ни было конфликт], а тем более с Украиной», — ответила она. Российская писательница прокомментировала позицию некоторых коллег. Например, заявила, что Захар Прилепин давно отрекся от звания человека. Улицкая сказала, что знала десятки литераторов, разделивших ее точку зрения, и ни одного — мнение этого автора. Улицкая уехала в Берлин.
После февраля 2022 г. Вообще, что волнует начинающих авторов сегодня?
Кто-то предпочитает писать так, будто ничего не происходит, — о любви, об отношениях, рассказывает обычные житейские истории. Кто-то пишет о своем новом эмигрантском опыте, и это яркая и очень болезненная проза. Антиутопий больше, кажется, не стало. Развлекательного и эскапистского, пожалуй, тоже. Но вот темы смерти, насилия, разрывающей боли, собственной беспомощности появляются в текстах постоянно. Хотя совсем не обязательно эти истории напрямую связаны с тем, что происходит сегодня, они могут рассказывать о прошлом.
Понятно, что те, кто участвует в происходящем на поле боя, наверняка тоже напишут прозу о своем военном опыте, но это потом. Это запрос абитуриентов? Что естественно — подросткам тоже хочется читать книжки. Вот и у нас тоже стало меняться. На эту мастерскую всегда записывается много участников. Просто обучение писательским навыкам так в России не называли.
И вообще никак не называли. Мы заимствовали этот термин для удобства. В той же Славяно-греко-латинской академии, например, в которой Ломоносов учился, обучали правилам хорошего стиля, искусству говорить выразительно. А первую инструкцию на русском, как писать стихи, составил Тредиаковский. В 1735 г. Ломоносовская теория трех штилей — это ведь тоже своего рода инструкция для авторов.
Много позже, когда занятия литературой демократизировались, стали появляться новые учебные пособия о том, как писать стихи, адресованные не слишком образованным читателям, — это случилось в самом начале ХХ в. То есть традиция давняя, почти древняя, но институциализация обучения писательскому мастерству активно проходила в США и потом в Британии. Такого масштаба и размаха в России, так, чтобы во всех крупных университетах обучали творческому письму, — у нас не было, да. Может быть, там тоже произошли какие-то новации? Или Лит придерживается советской школы? Знаю, что в Лите трудятся прекрасные профессиональные авторы, но я ничего не ведаю про их методики.
По крайней мере, на поверхность ничего не выносит — учебников или пособий... Так что вопрос об изменениях лучше задавать им. Скорее, значимое дополнение. Нас трудно сравнивать, все же мы учим не пять лет, а два года, принимаем не сотни студентов, а 25 в год, у нас нет поэзии, драмы, только проза и перевод, раз в два года — критика. Словом, наша магистерская программа намного более камерная. Однако, возможно, именно это и дает нам возможность возиться с каждым нашим студентом, буквально вести его за ручку к литературному совершенству, сидеть с ним над его текстом.
И хотя наша магистратура совсем молодая, наши выпускники уже опубликовали великое множество талантливых рассказов и романов. Назову только самых новых партнеров CWS: Дом творчества Переделкино, с которым мы вот только что сделали фестиваль литературного творчества «Ближе». Мы провели совместный годовой курс с продюсерской компанией «Среда», и финалисты получили работу. Мы продолжаем сотрудничать с ВДНХ читаем там просветительские лекции , с «Редакцией Елены Шубиной» придумываем новый курс, начинаем переговоры с «Яндексом», тоже вокруг одного курса. Ветер, пробирающий насквозь — Ваша последняя книга вышла в 2021 г. Работаете ли вы сейчас над новым романом?
Понятно, говорить заранее — дурная примета, но хотя бы в общих чертах могли бы рассказать о замысле? Ну, конечно, я не расскажу, о чем. Точно не о сегодняшнем дне.
АМ: Насколько я понимаю, Вы в прошлом году приняли решение переехать в Берлин. Как писателю Вам сложно было принять это решение? ЛУ: Нет, я никакого решения не принимала.
Я бы долго думала. Но приехал мой старший сын, сказал: «Собирайтесь, вот билеты». Мы собрались минут за пятнадцать — семь килограммов у меня, семь у мужа. АМ: Как Вам пишется на русском в чужой языковой среде? ЛУ: Я давно привыкла писать там, где стоит мой компьютер. Сейчас он стоит в Берлине.
Немецкий язык мне не вполне чужой, я его учила с детства. Правда, потом английский его вышиб, но теперь восстанавливается кое-как. А писать — дело не легкое. Никогда легко мне не было. АМ: Последняя книга у Вас в новомодном жанре «автофикшн» или это все-таки мемуары?
Она стала героиней очередного розыгрыша пранкеров Владимира Кузнецова и Алексея Столярова. Запись разговора опубликовали в Telegram-канале «Вован и Лексус».
Улицкой позвонили от имени главы офиса президента Украины Андрея Ермака. Она разговаривала с пранкерами по видеосвязи. Реклама «Думаю, что это люди, которые не имеют работы.