Владислав Наставшев, впервые приглашённый на постановку в Театр имени Евгения Вахтангова, выпускает новый спектакль – «Повесть о Сонечке» в основе которого – одноимённое произведение Марины Цветаевой.
На песке в Вахтанговском театре представил «Повесть о Сонечке» Цветаевой
Цветаевские манеры - резкие, лаконичные, лишенные кокетства. Стиль одежды Марины Ивановны - ее любимый сизовый цвет платья настоящее цветаевское платье сизового цвета, в котором она любила ходить к вахтанговцам, хранится в музее Марины Цветаевой в Борисоглебском переулке рядом с театром Вахтангова , обувь без каблуков, быстрый шаг, точный слог, - все это взяла для создания образа Елена Подкаминская. Голодный 1919 год, смерть дочери Марины Цветаевой Ирины которую держала на своих руках Сонечка Голлидэй , и война, которая не разбирает - кто мужчина, кто женщина, кто поэт, кто актриса, кто ребенок, кто старик… Эта новелла спектакля «Неосторожная актриса» заканчивается цветаевским стихотворением «Напрасно глазом, как гвоздем пронизываю чернозем». И музыкой выдающегося композитора, постоянного соавтора всех спектаклей Римаса Туминаса Фаустаса Латенаса. Фаустас Латенас объснил «Экспресс газете» свое желание написать музыку к этому спектаклю: - Эта постановка о судьбах великих русских поэтов - Цветаевой, Пастернака вторая новелла о возлюбленной Бориса Пастернака Ольги Ивинской , и я с радостью принял в этом участие.
Она не поняла, что 13-й год, о котором написана поэма, и 40-й объединены по одному главному признаку — это годы предвоенные.
Арлекины тут совершенно не при чем. Так вот Цветаева совпала с собой в 1918-1919 годах. Это не значит, что у нее не было великих стихов до этого. Была гениальная поэзия невышедшего сборника «Юношеские стихи». Цветаева вообще не знала периода ученичества.
Она в 13 лет уже была сложившимся поэтом. Это почти Рильке. Но тем не менее лучшая Цветаева, Цветаева, доросшая до равенства поэта и времени, совпала со своим временем в революцию. Именно поэтому с таким восторгом рукоплескали стихам из «Лебединого стана» красноармейцы, хотя это стихи о белом офицере. Звук времени, свой звук Цветаева обретает в 1918-19 годах.
Почему так получилось и с чем, собственно говоря, это связано? С двумя обстоятельствами, наиболее, по-моему, серьезными, наиболее важными для «Повести о Сонечке». Потому что именно «Повесть о Сонечке» — это рефлексия, попытка объяснить себе, почему она только и была счастлива в жизни с 1918 по 1922 год, а в 1922-м уехала, и всё кончилось. Кончилась не великая поэзия — поэзия эта продолжалась, потом были и «Поэма горы», «Поэма конца», «Крысолов». Но вот эти два обстоятельства для Цветаевой принципиально важны.
Во-первых, Цветаева находится в очень странных отношениях с русским модерном и с русским Серебряным веком. Цветаеву можно назвать модернистом лишь очень условно. Может быть, она действительно не вполне вписывается в русскую классическую парадигму. Потому что вот эта экспансия тире, эта яркая интонированность, невероятная лапидарность, сухость, явный приоритет интеллекта над чувством, в стихах во всяком случае, и в прозе почему-то наоборот, — это, конечно, выдает в ней, ну если не модерниста, то, по крайней мере, новатора. Тем не менее, психологически, душевно, по принципам своим Цветаева очень противопоставлена русскому Серебряному веку.
Нет никакого культа перверсии. Сейчас о Цветаевой почему-то помнят в основном, что она была бисексуальной и была женой советского агента — вот это два страшных обстоятельства, которые позволяют вызвать к ней хоть как-то массовый интерес, интерес толпы. Это чудовищная пошлость, конечно. Цветаева — человек рыцарского склада, рыцарственного, удивительно принципиальный, чистый, прямой. Если эмиграция, не понимавшая в ней ничего, говорила, что у нее был темперамент Мессалины, говорила, что у нее были чудовищно беспринципные поступки, припоминали ей пресловутую распродажу чужих одолженных вещей, говорили о каком-то ее аморализме — все это сплетни, которые всегда окружают прежде всего именно чистого человека.
Я думаю, по-настоящему чистых людей, и то у Маяковского есть очень сомнительные поступки, о них, если хотите, мы отдельно поговорим, но вот Маяковский и Цветаева — они какой-то рыцарственностью выделяются, какой-то абсолютной чистотой, абсолютным литературным и человеческим соответствием прокламированным принципам. За Цветаевой нет ни одного безнравственного поступка, есть имморальные поступки, многое можно поставить ей в вину. И многие никогда не простят ей судьбы маленькой Ирины, которую она вынуждена была отдать в детдом. Много у нас таких моралистов, которые не простят ей романа с Радзевичем. Сережа простил, а они не прощают — видите как?
Как правильно говорила Ахматова: «С точки зрения пушкинистов, конечно бы, Пушкину надо было жениться на Щеголеве». Так вот в этом-то и заключается проблема, что Цветаева в своей жизненной практике совершенно не человек модерна. В ней нет нравственного релятивизма, в ней нет культа смерти — в ней есть желание заботиться. Она никогда не может уйти первой, и в «Сонечке» об этом подробно написано. И, может быть, заложником этой ее рыцарственности и оказался Сережа Эфрон.
Может быть, как знать, если бы она ушла, может быть, лучше было бы всем. Как сказала Татьяна Друбич: «Иногда, когда я ухожу от человека, я думаю, что не ломаю, а спрямляю его судьбу». Это очень точная и очень бесстрашная формула. Но Цветаева совершенно не может этого сделать. В ней есть культ помощи, культ братской солидарности, она рождена заботиться, спасать, отогревать, задаривать.
Это к чужим людям, глухим нравственно людям она сама нравственно глуха. Но к тем, в ком есть «капля солнечной крови», как это называет Замятин, в ком есть одна волшебная струнка, — она способна кидаться к ним с избытком задаривающей, даже, может быть, отягощающей любви. Она выдумывает этого человека. Она задаривает его. Она оставляет нам его сияющий в веках образ.
Все мы знаем, каким слабым, мягким человеком был Максимилиан Александрович Волошин и как собственная мать над ним издевалась и трунила, а для Марины он — дух Земли, добрый медведь, спаситель. Представляете, как нам всем, людям толстым, приятно это читать? Приятно это слышать! Умеет Марина Ивановна найти формулу, которая навеки оставляет человека в веках в наилучшем виде. Вот это первая ее черта — ее противопоставленность модерну, которая, собственно говоря, в 1918-19 годах удивительным образом как-то проявилась, проступила.
Потому что большинство модернистов встретили революцию, надо сказать, довольно беспомощно. И Блок увидел в ней смерть и вскоре перестал писать вовсе. Сразу после «Двенадцати» и после чудовищных, на мой взгляд, «Скифов», так отступивших далеко от гениального «Поля Куликова», от всей этой апологии моногольщины, совершенно предательской по отношению к себе прежнему. В 18-м году почти весь русский модерн либо не писал, либо писал очень плохо. Хорошо — гениально — писала в это время Цветаева.
Потому что она доросла до своего времени, до времени, когда востребовано было рыцарство. И вторая черта, которая очень в Цветаевой важна. Конечно, пошляк назвал бы это некоммуникабельностью. Ну а возразим, а что такой коммуникабельность как не приспособленчество, как не «покровительства позор», как не умение выстраивать какие-то, опять-таки, пошлые и, как сказала бы Сонечка, «бездарные» отношения? Какого черта вообще человек должен быть коммуникабельным?
Кому он должен эту коммуникабельность? Он в принципе должен быть принципиально один. Он должен быть вне быта. Цветаева никогда в быт не вписывается, не вписывается до того, что не умеет правильно заказать кухарке обед. Приготовить может — не может заказать.
Не существует обстоятельств, в которых она чувствовала бы себя органично. И вот когда закончились все обстоятельства, когда с мира облетела вся шелуха, когда началась жизнь в Борисоглебском переулке в доме, где проваливается чердак, проваливается пол, где постоянно заполоняют квартиру какие-то все более странные, все более разрушающиеся, неузнаваемые вещи, — вот здесь ей стало хорошо. Что ж, мы проживем и без хлеба — Недолго ведь с крыши на небо. Наступил тот «московский чумной 18-й год», в котором традиционные отношения уже не нужны, а нужны цветаевские. Отношения страстные, отношения, вовлекающие целиком в эту орбиту.
Вот Павлик А. Это через него она вышла на Вахтанговскую студию, через него — на Сонечку, через него — на платоническую свою любовь — Юрия Завадского. И вот когда она спрашивает Павлика: «Павлик, как, по-вашему, называется то, что мы здесь, сейчас в этой комнате делаем? Да, это сидеть в облаках и править миром. Именно поэтому Цветаева — поэт революционный.
Революционный не в большевистском, совершенно зловонном смысле, который так издевательски, так замечательно описан у нее в гениальном очерке «Мои службы». Конечно, не советский абсурд и не марксистский абсурд, и не большевики, и не Ленин, который вообще как будто отсутствует у нее в это время, у нее о нем вообще не сказано ни слова. Она просто не замечает, что есть где-то такой маленький человечек с сугубо прагматическим мышлением. А вот революция для Цветаевой — это московские, очень похожие на петербургских, кстати, из Дома Искусств, очень похожие на «Серапионов» мальчики и девочки из удивительного поколения конца 90-х годов, которым в 1917 году 18, 20 лет, 22 года. У которых нет прошлого.
И они с радостью, с восторгом бросаются в эту новую стихию. Не потому что они любят революцию — Боже упаси! Просто они попали во времена, где так по-настоящему интересно. Это, как замечательно как раз говорит Сонечка Голлидэй: «Это как будто мы на необитаемом острове с вами, Марина. И хорошо бы там с нами была еще собака!
Потому что в нормальной жизни им места нет. У них все через край. Я очень люблю это поколение. Это поколение, которое дало Шварца, Хармса, Введенского, Олейникова, Заболоцкого, безусловно, Антакольского, безусловно. Ведь Антакольский и Заболоцкий такие разные!
И кто-то скажет, может, что Антакольский на фоне Заболоцкого вообще не поэт.
В 1918 году Юрий Завадский ввёл её в круг студийцев-вахтанговцев, и именно для них Цветаева написала «романтические драмы». Одну из девяти стихотворных пьес, «Метель», она даже читала в студии, но Вахтангов не заинтересовался слишком необычным, несценичным текстом.
Примеривала на себя чужие жизни, разные роли.
Она рассказывает о том, как они проводили время вместе, как посещали театры и концерты. Книга наполнена эмоциями и воспоминаниями автора о тех днях. Она напоминает нам о том, что несмотря на все трудности жизни, мы можем сохранять человечность и красоту души.
«Повесть о Сонечке»
«Повесть о Сонечке» поднимает тему уникальности, несвоевременной «нужности» поколения, существовавшего вопреки всему. «Повесть о Сонечке» Цветаева написала после того, как познакомилась с Евгением Вахтанговым и его Студией, из которой вырос театр. «Повесть о Сонечке» поднимает тему уникальности, несвоевременной «нужности» поколения, существовавшего вопреки всему.
«Повесть о Сонечке» в Театре Вахтангова: фоторепортаж с премьеры
Часть этих материалов публикуется впервые. Документальный раздел книги дополнен архивными фотографиями и факсимиле рукописей поэта. Занимается станковой графикой, живописью, дизайном и иллюстрированием книг. Проиллюстрировала около тридцати книг для взрослых и детей. Обладатель золотой и двух серебряных медалей в номинации «Графика» Международной федерации художников IFA , лауреат именного приза Максима Жуана Фонд Тейлора , который вручается в рамках салона «Искусство в столице» «Art en Capital» в Гран-Пале в Париже, награждена дипломом и премией академика Владимира Ветрогонского в рамках Международной триеннале графики в Санкт-Петербурге. В 2017 году стала лауреатом Международного конкурса книжной иллюстрации «Образ книги» за иллюстрации к «Книге пророка Даниила» издательство «Вита Нова».
Образ отлично подходит к ее поэзии.
Двое других актеров — тоже на высоте. Ксения Трейстер — Сонечка — идеальный и 100-процентный инфантилизм Серебряного века. Константин Белошапка исполнял все мужские роли одновременно, и в каждой роли он был хорош и органичен. Когда-то трагичен, когда-то смешон. Все к месту. В чем же проблема?
Как всегда, в содержании. Вроде бы, актеры постоянно говорят, и четко произносят текст. Но проходит 15 минут спектакля, 20 минут, 30.... Атмосфера упадка Серебряного века передается великолепно. А смысла в сказанном — никакого. Сидишь и не понимаешь, а что происходит-то на сцене?
А о чем спектакль? Просто набор красивых слов, возвышенных фраз, вроде бы на актуальные темы — но складывается ощущение, что меня все это время обманывают.
В этой автобиографической повести фигурируют многие известные люди столицы 1917-1919 годов, окружавшие Цветаеву: Евгений Вахтангов, Юрий Завадский, Павел Антокольский. Посвященные им стихотворения, а также цикл "Стихи к Сонечке", дополнили состав сборника.
Общественные потрясения становятся для Марины Цветаевой своеобразным катализатором. Сумасшедшая энергия обновления, которой буквально пропитан воздух, даёт ей силы, темы, новый язык. О ком бы ни писала Цветаева, она, как большой поэт, писала о себе. Примеривала на себя чужие жизни, разные роли. Её проза, соединенная с реалиями жизни, полна магии, которая завораживает...
Софья Голлидэй. Трагедия без виноватых
В них есть странная лирическая монументальность застывших остановленных мгновений: изобразительное, визуальное понимание трагизма цветаевской прозы. В издание вошли не только «Повесть о Сонечке», но и стихотворения Марины Цветаевой, посвященные Софье Голлидэй и другим героям этой мемуарной повести — поэту Павлу Антокольскому, актеру Юрию Завадскому, режиссеру Евгению Вахтангову, и пьесы, главные персонажи которых были во многом списаны с Софьи Голлидэй и Юрия Завадского. Часть этих материалов публикуется впервые. Документальный раздел книги дополнен архивными фотографиями и факсимиле рукописей поэта. Занимается станковой графикой, живописью, дизайном и иллюстрированием книг. Проиллюстрировала около тридцати книг для взрослых и детей.
В 2018 году на сцене Арт-кафе Евгений Князев вернулся к образу Казановы, исполнив главы из драматической поэмы «Феникс» в сопровождении оркестра Вахтанговского театра. Владислав Наставшев Родился 20 апреля 1978 в г. Рига Латвия.
В 2004 году окончил актёрский факультет Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства, затем, в 2007 году, режиссёрский факультет Drama Centre London Central St. Во время обучения в Лондоне поставил спектакли «Рудин» по роману И. Тургенева в театре Arcola, а также «Фрёкен Жюли» А. Стриндберга в театре Cochrane, которая в 2008 году была перенесена в сиднейский театр Belvoir Street Downstairs. Владислав Наставшев, помимо режиссуры, сам оформляет свои спектакли и пишет для них музыку. В 2020 году он выпустил синти-поп альбом «Опять нам будет сладко» с песнями на стихи поэтов XX века.
Странно, однако, что ни в одном из весьма экзальтированных писем Голлидэй из провинции нет никаких упоминаний о «ребеночке» или о его смерти. Не в Сонечкиной это манере: родить, сдать дитя в приют - и забыть о нем навсегда. Как бы то ни было, мать забирает ее из Павловского института, и Сонечка вскоре становится вольнослушательницей словесного отделения дополнительного педагогического класса Мариинской гимназии. Здесь преподают, кроме русского, французского и немецкого языков, русскую и западноевропейскую литературу, законоведение, анатомию, физиологию и педагогику. После окончания выпускницы получают аттестат. В аттестате С. Голлидэй «при отличном поведении» здесь нельзя не улыбнуться, вспомнив постоянные стычки Сонечки с режиссером Мчеделовым во 2-й Студии МХТ сплошь хорошие и отличные оценки: высшие баллы 12 по закону божьему, по методике начального обучения русскому языку и по истории русской и всеобщей литературы. Одиннадцать баллов по педагогике, дидактике, по французскому и немецкому языкам, десять баллов «четверка» - по анатомии и физиологии человека. Аттестат выдан Софье Голлидэй 15 мая 1913 года. Сонечке девятнадцать лет, и в руках у нее «специальность», право на легальный заработок: гувернерство и наставничество в «хороших домах». Так почему она - уменьшительно «Сонечка»? И это у Сонечки «лепет»? С ее двенадцатью из двенадцати баллов по истории русской и всеобщей литературы? Далее - трехлетняя ничем не заполненная прореха. Сонечка, рассказывая Марине об этих трех домосковских годах своей жизни 1913-1916 , упоминает какого-то антрепренера, спектакли на провинциальной сцене, влюбленности. Софья Евгеньевна, прочтите нам рассказ Настеньки из «Белых ночей» Достоевского». Первое документальное свидетельство о появлении Сонечки в театральной Москве, у Станиславского, связано с именем петербургской драматической актрисы Инны Александровны Аполлонской, урожденной и по сцене Стравинской, знакомой Голлидэев с конца XIX века». Экземпляр книги Аполлонской «Христианский театр» с дарственной автора на титульном листе книги - Сонечке, с напутствием ей, оказался в режиссерской библиотеке Станиславского. Скорее всего, Сонечка показала книгу Станиславскому и оставила ее у него. Дарственная надпись Аполлонской датирована 17 ноября 1916 года. В 1914-м три актера Художественного театра - Массалитинов, Александров и Подгорный - открыли частную театральную школу. Ее называли «Школой трех Николаев». Как это возможно? Разве что в массовке... И дальше у Бродской: «Осенью 1916 года, когда Сонечка Голлидэй включилась в репетиции «Зеленого кольца» во Второй студии Художественного театра, ей - 21 год. У нее все только начиналось. Стаховичу к осени 1916-го исполнилось 60». Учить институтку Сонечку «манерам и выправке» Стаховичу было незачем. Марина Цветаева раздумывает в «Повести» о том, как здорово было бы, если бы Сонечку в жизни «поддержал» именно Стахович. О нем очень много хорошего даже высокого сказано и в «Повести», и в публицистической прозе Цветаевой. Это из письма Стаховича Немировичу-Данченко 6 мая 1916 года. Весной 1916 года Стахович снова решил поменять образ жизни и переехал с Московского Страстного бульвара на свою петроградскую Сергиевскую улицу, собираясь заняться взрослыми детьми, внуками и летом - Пальной, фамильной усадьбой. Булгаков в «Театральном романе», пересказывая внутримхатовскую сплетню о Стаховиче, дает повод предположить иную причину столь скорого возвращения последнего обратно в Москву. На телеграмме император пометил для канцелярии: «Чтобы духу его не было в Петербурге». Насколько долговременным мог быть такой запрет, неизвестно, но ясно, что его отмена требовала специального распоряжения, теперь уже со стороны николаевской канцелярии. Голлидэй, 1894-й. Бокшанской, личного секретаря В. Немировича-Данченко, лица, безусловно, с особым допуском ко мхатовским тайнам. И этого человека, шестидесятилетнего старика, постоянно страдающего «дурнотами», Марина Цветаева видела в качестве опоры для Сонечки?! С 1904 года он работал в Художественном театре - сначала сотрудником и помощником режиссера, потом режиссером, в 1913-1916 преподавал в «Школе трех Николаев» вместе с Литовцевой, Муратовой и Лужским. Ни о его юности, ни о театральных опытах до МХТ мы ничего не знаем. Мемуары его хранятся в театральном музее в Тбилиси и, очевидно, пока недоступны широкой публике. Мчеделов еще весной 1916 года, заручившись поддержкой Станиславского, пригласил Стаховича на роль дяди Мики в «Зеленом кольце» З. Осенью начались репетиции «Зеленого кольца», намеченного на открытие Студии. В них включилась и Сонечка Голлидэй, получившая роль «влюбленной гимназистки» Зои. Надо заметить, что никакой «Зои» в тексте пьесы З. Гиппиус нет. Какие бы то ни было реплики «Зои» в пьесе также отсутствуют. И тем не менее в программке к «открытию» Второй Студии действительно указана Зоя и против нее стоит имя исполнителя - С. Их имена еще будут упоминаться в связи с С. Голлидэй, однако говорить об их «роли» в ее судьбе было бы преувеличением. В последующем она сохранила дружбу с Зуевой и ее мужем композитором Оранским, переписывалась с ними. Редлих С. Голлидэй внезапно и тепло снова встретилась в начале 30-х годов в Новосибирске - но к этой истории мы вернемся позднее. Уже тяжело, неизлечимо больная, она снова столкнется с А. Тарасовой в 1933 году в Москве. На фото, сделанном после спектакля, видна Софья Голлидэй; это, пожалуй, единственная ее «сценическая» фотография, не считая фото в моноспектакле по Достоевскому. Ей, по свидетельству Редлих, не удалось победить свою скованность и ее «переиграла» в этой роли Екатерина Корнакова, и С. Голлидэй переместилась в массовку. Откуда вдруг у дерзкой Сонечки скованность?.. Вот как Мчеделов говорит о ней в цветаевской «Повести»: «Да ее никто и не обижает - сама обидит! Вы не знаете, какая она зубастая, ежистая, неудобная, непортативная какая-то... Может быть - прекрасная душа, но - ужасный характер. И - удивительно злой язык! А чуть над ней пошутить - плачет. Плачет и тут же - что-нибудь такое уж ядовитое... Иногда не знаешь: ребенок? Потому что она может быть настоящим чертом! Действительно: если безусловно верить достоверности передачи Мариной Ивановной жалоб и сетований Мчеделова в связи с Сонечкой, можно предположить, что та ему внутренне дороже, чем он старается это изобразить. Так на не-любимых не обижаются, так на них не жалуются. С «конкуренткой» Корнаковой дела у Сонечки обстояли, возможно, не так уж плохо, поскольку на «корпоративе» после сотого представления в приветственных стихах прозвучали строки и о ней, и о «ее» а не корнаковской Зое: Подобно запаху магнолий Пленяет всех, играя Зою, В «Кольце зеленом» Голлидэй. Мчеделов еще раз промелькнет в Сонечкиной биографии, когда в конце лета 1919 поедет из Рузаевки эмиссаром в Симбирск обустраивать тамошние гастроли Студии, но их отношения к тому времени уже станут сугубо формальными. И тому есть немало причин. Один репертуарный спектакль в «Милютинском» зале на 100 мест не мог прокормить Студию. В 1918 году начались репетиции еще двух спектаклей: «Младости» Андреева с режиссурой Литовцевой и Мчеделова и «Потопа» Бергера, который вел Вахтангов. Ни в «Младости», ни в «Потопе» Сонечка занята не была. Мне не нравилось, что Театр, студия, - какая-то одна из комнат очень обыкновенной квартиры, где днем студийцы жарят в кухне картошку, моют волосы, завивают локоны, спят в режиссерской и декораторской, а потом - идут в какую-то комнату поиграть. Что-то было чересчур обывательское - и отнимало спектакль-праздник. Я была молода, разве не понятно, что мне хотелось Театра-Храма? В своих неудачах и в отсутствии ролей в Студии Сонечка винила одного Мчеделова, не сознавая, как неудобны режиссеру ее характер и специфика ее дарования. Тем временем состоялась вторая премьера Студии. Это был ее «Дневник», строившийся на трех инсценированных рассказах - Лескова, Тургенева и Достоевского. Слава Сонечки, читавшей со сцены текст Настеньки из «Белых ночей» Достоевского, фактически сравнялась с тарасовской. А Сонечка, минутку помолчав, начинала читать «Белые ночи» по роману Достоевского». Все-таки это ультранатурализм, ибо Голлидэй переносила за рампу Настеньку быта, и бытом розовенького платьица с крапинками веяло со сцены... А вот что писала о моноспектакле Голлидэй критика. Это Сергей Глаголь. Дон-Аминадо, он же Аминодав Шполянский, пишет: «Не боясь упреков в повышенной восторженности, скажем прямо: такого ароматного и свежего дарования, как дарование г-жи Голлидэй, нам не приходилось встречать уже много лет. Что же!.. Остается пожелать ей долгие лета - нищим духом и обворованным - в утешение». Таинственный И. Джонсон отмечает: «Обнаруживаются уже гибкие и развитые дарования, среди которых дружное внимание обратила на себя г-жа Голлидэй, передающая рассказ Настеньки Достоевского с такой мастерской отделкой, соединенной, в то же время, и с такой очаровательной искренностью, что в итоге получается исключительное художественное впечатление». Спасибо Галине Юрьевне Бродской, разыскавшей этот материал - он дорогого стоит. Свой моноспектакль С. Голлидэй играла множество раз, легко устанавливая контакт с любой аудиторией, как с интеллигентной, так и пролетарской. Ее «Белые ночи» могли существовать и автономно, независимо от «Дневника студии». На одном из таких концертов Сонечка встретилась со своим кумиром и любимцем московской публики - Василием Ивановичем Качаловым. Он был при параде - во фраке с цветком на лацкане. Какой-то большой концерт зимой. Когда я уже окончила свой номер и спускалась вниз по широкой лестнице, Вы только что приехали с какого-то концерта... Это из письма Голлидэй Качалову начала 1930-х. Качалов - «штатный» актер МХТ с 1900 г.
Примеривала на себя чужие жизни, разные роли. Её проза, соединенная с реалиями жизни, полна магии, которая завораживает…». Показать ещё.
«Повесть о Сонечке»: премьера 21 и 22 декабря на Новой сцене Театра Вахтангова
Автобиографическая «Повесть о Сонечке» была написана М.И. Цветаевой в 1937-1939 годах в городке Лакано-Осеан на побережье Атлантического океана. Первой новеллой была выжимка из «Повести о Сонечке» Цветаевой. Ксения Трейстер — Сонечка — идеальный и 100-процентный инфантилизм Серебряного века. У нас вы сможете купить билеты на спектакль Повесть о Сонечке в театр Вахтангова даже в том случае, если билетов уже нет в кассе театра!
Театр имени Вахтангова представит премьеру спектакля «Повесть о Сонечке»
«Повесть о Сонечке» поднимает тему уникальности, несвоевременной «нужности» поколения, существовавшего вопреки всему. Постановка Владислава Наставшева «Повесть о Сонечке» ворвалась в репертуар Театра имени Вахтангова неслучайно. Повесть о Сонечке билеты в театр в Москве. Спектакль пройдет 14.04.2024 в Театр Вахтангова по адресу Москва, Театр Вахтангова. Билеты в продаже по цене от 1200 ₽.
Спектакль Повесть о Сонечке в театре Вахтангова
Смотреть спектакль можно на удобной для вас площадке. Из любой точки мира и с любого устройства — бесплатно! Премьера 5 июня 2022 - 19:00! Чтобы не пропустить премьеру этого спектакля и последующих премьер, подписывайтесь на наш Телеграм-канал.
Она смелая, гордая и всегда испытывающая любовь к себе, но всё же ее самолюбие ничто по сравнению с вечной влюбленностью в авантюрный и литературный идеал. Она инфантильна, сентиментальна и с самого начала обладает полным знанием о жизни женщины, но предначертано ей умереть рано, быть несчастной в любви и невыносимой в быту. Что касается сюжета, его, собственно, и нет.
Молодые, талантливые, красивые, голодные, непригодные для времени, в котором они живут, люди собираются в гостях у старшей и самой одаренной из них. Они читают стихи, придумывают сюжеты, цитируют любимые сказки, играют этюды, смеются, влюбляются.
Её проза, соединенная с реалиями жизни, полна магии, которая завораживает…». Одним из первых обращений Театра Вахтангова к наследию М. Цветаевой был спектакль «Три возраста Казановы», поставленный Евгением Симоновым с художником Борисом Мессерером в 1985 году. Литературная основа постановки — собственная композиция Е. Симонова по пьесам «Приключение» и «Феникс». Спектакль начинала Белла Ахмадулина, читавшая в записи цветаевское стихотворение «Моим стихам, написанным так рано…». В 2018 году на сцене Арт-кафе Евгений Князев вернулся к образу Казановы, исполнив главы из драматической поэмы «Феникс» в сопровождении оркестра Вахтанговского театра.
Проиллюстрировала около тридцати книг для взрослых и детей. Обладатель золотой и двух серебряных медалей в номинации «Графика» Международной федерации художников IFA , лауреат именного приза Максима Жуана Фонд Тейлора , который вручается в рамках салона «Искусство в столице» «Art en Capital» в Гран-Пале в Париже, награждена дипломом и премией академика Владимира Ветрогонского в рамках Международной триеннале графики в Санкт-Петербурге. В 2017 году стала лауреатом Международного конкурса книжной иллюстрации «Образ книги» за иллюстрации к «Книге пророка Даниила» издательство «Вита Нова». Приняла участие более чем в 150 и ленинградских, зональных, республиканских, всесоюзных, общероссийских и зарубежных выставках, в том числе в «Салоне независимых», «Салоне рисунка и акварели» и «Салоне французских художников» в Гран-Пале. Графические работы художника украшают интерьеры Президентской библиотеки имени Б. Ельцина в Санкт-Петербурге и Благовещенске, Конституционного суда Российской Федерации, находятся на хранении в Государственном Эрмитаже, собрании Художественного фонда РФ, Музее Русского флага Париж , в Музее изобразительных искусств Республики Карелия Петрозаводск , в Государственном музейном объединении «Художественная культура Русского Севера» Архангельск , в Тульском областном художественном музее, в выставочном центре «Эрмитаж-Выборг» Выборг , в Рязанском государственном областном художественном музее им.