Сюжет оперы: итальянка Изабелла приезжает в Алжир, где томится ее жених в плену у местного правителя, который, увидев европейскую красавицу, мечтает заполучить ее в свой гарем и избавиться от надоевшей жены. В среду, 27 июля, в Петербурге на исторической сцене Мариинского театра состоялась премьера комической оперы Джоаккино Россини «Итальянка в Алжире».
Опера «Итальянка в Алжире» в Мариинском театре
Россини написал "Итальянку" в Алжире, когда ему был 21 год. Россини заявил, что сочинил оперу за 18 дней, хотя другие источники утверждают, что на это у него ушло 27 дней. Дарья Терехова выступает 22 января в роли Эльвиры в комической опере и «Итальянка в Алжире» на сцене МАМТ лавского. Одну из версий в 1813 году предложил Джоаккино Россини — тогда состоялась премьера его оперы «Итальянка в Алжире».
Комментарии (0)
- Мариинский театр представит премьеру оперы «Итальянка в Алжире» Джоаккино Россини
- Каскад премьер в финале сезона в Мариинском театре увенчала «Итальянка в Алжире» Россини
- Комедия с восточным оттенком: в Мариинском театре поставили оперу «Итальянка в Алжире»
- Материалы рубрики
- Опера «Итальянка в Алжире» в Мариинском театре - Бинокль
- Постановку «Итальянка в Алжире» представили в Астане
Отзывы о "Итальянка в Алжире"
Продолжится сотрудничество в рамках концепции городского централизованного оформления к праздникам: территория у новой сцены Мариинского театра в 2022 году будет украшена новыми световыми инсталляциями и гирляндами. Премьера состоялась в Венеции 22 мая 1813 года. В современной истории Мариинский театр обращался к исполнению оперы «Итальянка в Алжире» в формате концертного исполнения в 2016 году в рамках специального абонемента Академии молодых оперных певцов. Новую сценическую постановку осуществила режиссёр Мариинского театра Екатерина Малая.
Мы в популярных социальных сетях Загрузка.
В Брегенце сорвалась премьера «Итальянки в Алжире» Дата публикации: 17 августа 2021 Музыкальный фестиваль в австрийском Брегенце вынужден был отменить 16 августа премьеру постановки оперы Россини «Итальянка в Алжире»: у одного участника обнаружили коронавирус. Сорваны все четыре представления проекта, режиссёром которого выступила меццо Бригитт Фассбендер.
Об этом сообщает телеграм-канал «Оперного балета». Абдразаков был одним из пяти представителей музыкального театра и академической музыки, принявших участие в «собрании группы избирателей» по выдвижению Путина независимым кандидатом в президенты на выборах 2024 года. При этом пока имя Абдразакова значится в составах спектаклей Венской оперы Wiener Staatsoper.
Дирижер-постановщик Руслан Баймурзин и дирижер Джузеппе Акуавива вместе с Симфоническим оркестром «Астана Опера», артистами хора смогли достичь высокой планки, установленной композитором, и погрузили слушателей в пучину страстей, бушевавших на сцене. Особенную атмосферу спектакля создал режиссер, лауреат и дипломант международных конкурсов Еренбак Тойкенов, который перенес захватывающий сюжет в наши дни. А итальянский художник по костюмам Манана Гуния изящно воплотила концепцию режиссера в жизнь.
Билеты на оперу «Итальянка в Алжире»
Глава Санкт-Петербурга поздравил Мариинский театр с премьерой оперы «Итальянка в Алжире». Оперу-буффа "Итальянка в Алжире" Джоаккино Россини спустя почти две сотни лет представят в Москве, на сцене Большого зала консерватории, в пятницу. Премьера "Итальянки в Алжире" состоялась в венецианском театре Сан-Бенедетто в 1813 году. «Высшее достижение оперы-буффа», – так говорил Стендаль об опере «Итальянка в Алжире», созданной Джоаккино Россини в 1813 г., когда ему было всего 20 лет. В опере «Итальянка в Алжире» Ильдар Абдразаков не побоялся предстать перед публикой в образе разжиревшего алжирского мафиози.
Билеты на оперу «Итальянка в Алжире»
Однако не таков оказался наш дебютант. Ну, кто бы сомневался, что в его театральном арсенале достаточно средств, чтобы придумать что-нибудь эпатажное и сверхоригинальное, но режиссер предпочел служение опере, что в наше время может расцениваться чуть ли не как подвиг: ведь наверняка найдутся желающие пнуть его за отсутствие в спектакле особых глубокомысленных идей и изощренных зрелищных приемов. Но для нашего спектакля сейчас важно подчеркнуть одно существенное различие — в качестве литературной основы либретто. В «Цирюльнике» мы имеем дело с выдающимся произведением Бомарше, неизмеримо более глубоким и многогранным, нежели текст Луиджи Аннели для «Итальянки».
Бессмертное произведение французского драматурга подвергали остракизму и даже одно время запрещали, ибо наряду с чистым комикованием в его новаторской пьесе да и во всей трилогии о Фигаро ощущается общественно-социальный подтекст, придающий ей черты комедии нравов. Конечно, «Цирюльник» Россини и его литературный первоисточник — две разные вещи. Но отблеск гения Бомарше все равно отражается в нём.
Трудно представить себе что-либо подобное в отношении «Итальянки», где доминирует чистая буффоннада, а патриотическое звучание знаменитого Рондо Изабеллы Pensa alla patria часто склонны преувеличивать. Поэтому всяческие попытки обнаружить в этой комедии положений дополнительные скрытые аллюзии равнозначны «поискам черной кошки» там, где ее нет! В связи с этим чрезвычайно усложняется задача режиссера — ему не за что зацепиться, чтобы явить нам буйство своей безудержной фантазии, призванной скрыть за парадоксами и ребусами новых смыслов и метафор отсутствие музыкального мышления, а также нежелание или неумение искать иные выразительные средства.
Конечно, тщательно актёрски прорабатывать мизансцены следуя музыкальному темпоритму труднее, нежели загромождать действие двусмысленными, а, значит, ни к чему не обязывающими постмодернистскими «штучками». Евгений Писарев все это понимает и находит единственно разумное, на мой взгляд, решение — отталкиваться в первую очередь не от текста либретто, а от музыки и ее логики, выраженной в пластике поведения артистов; не от слова, а от чувства, рождающего ситуацию! Воистину, проницателен был Стендаль в своей книге о Россини, когда рассуждал так: «Я все время говорю о музыке и нигде не касаюсь текста… Я беру из либретто только положение; мне нужно только одно слово, обозначающее чувство» курсив мой — Е.
И далее иронизируя, как мало на свете Вольтеров и Бомарше, способных дать хорошую основу для оперы, писатель блистательно формулирует свое отношение к таинству оперного жанра: «Разве не счастье, что дивное искусство, о котором мы говорим, может обойтись без большого поэта? Надо только быть благоразумным и не заниматься чтением либретто». Именно так и поступает в своей постановке Писарев.
Он ничего специально не вычитывает в этом сюжете — вся соль его спектакля в ситуациях и положениях, придуманных и выстроенных им на сцене и говорящих сами за себя посредством музыки и пения. Здесь все растворено в многочисленных пластических нюансах и интонациях. Здесь важнее не что, а как!
Описать это детально, практически, невозможно — надо видеть своими глазами. Другое дело — заумные действа с целым букетом культурологических и психологических подтекстов, так и просящихся на страницы научного трактата или, на худой конец, толстого премьерного буклета, чему мы имеем множество примеров. Слава Богу — ничего этого здесь нет!
Итак, принципиальный подход Писарева озвучен, теперь все ж таки надо попытаться кратко, не вдаваясь в подробности обрисовать для читателя, не имеющего возможность посмотреть спектакль, основную режиссерскую идею, благо она отчетливо прочитывается и абсолютно не противоречит буффонному жанру. Пред нами игра, причем восточного происхождения — шахматы. Все происходящее на сцене ассоциируется с шахматной партией, имеющей свою стратегию-интригу.
Это подчеркивается лаконичным сценографическим решением художника-постановщика Зиновия Марголина — на сцене представлены гигантские фантазийного характера шахматные фигуры белого и зеленого цвета символ ислама? Фигуры эти со всей очевидностью символизируют персонажей оперы, передвигаясь по сцене в зависимости от обстоятельств как самостоятельно, так и влекомые участниками спектакля. По ходу действия они иногда модифицируются, выполняя роль реквизита ванну, где нежится Мустафа, или корабль для побега итальянцев из плена.
Шахматный мотив — и так вполне явный — Писарев с Марголиным не боятся еще раз подчеркнуть при помощи стоящего в углу шахматного столика с маленькими фигурками. Постановщики словно напоминают нам: да не ищите вы ничего лишнего и иносказательного, все прозрачно! И… условно — никакого тебе дворца с его роскошными покоями, берега моря, корабля — всего того, что обозначено в ремарках композитора.
Вся же необходимая оперная восточная роскошь без нее не обойтись! В таком решении заключен один из самых плодотворных путей для сценического воплощения классической оперы. Он равноудален как от пыльной рутины оперного натурализма, так и от радикальной актуализации.
Впрочем, об этом я уже неоднократно говорил в своих статьях. Шахматы — это борьба, соревнование. В данном случае между условным Востоком и Западом, алжирским беем и пленённой им итальянкой, сердцем которой он вознамерился завладеть.
Символичен вектор этой борьбы. В 1-м акте, где «атакует» Восток, доминирует шахматная фигура с водруженным на ней исламским полумесяцем, во 2-м «реванш» берет Запад, олицетворяемый христианским крестом. Вся эта ситуация окрашена, разумеется, в чисто игровые комические тона в духе довольно распространенного в те времена фантастического представления о восточной экзотике, и абсолютно лишена конфликтной религиозной и политической подоплеки.
Вот, по сути, и вся художественная концепция спектакля в ее общем виде.
Ни Линдоро, верный своей возлюбленной, ни Эльвира, сердце которой отдано Мустафе, не желают соединять судьбы. Однако когда бей обещает отпустить Линдоро на родину с мешком золота, только бы он увез Эльвиру, тот соглашается. Бею сообщают о пленнице-итальянке. Эльвира в отчаянии, она просит Линдоро дать ей перед отплытием проститься с Мустафой. Наложницы и евнухи славят непобедимого бея.
Изабелла пленяет Мустафу своей красотой, он совершенно теряет голову и тут же выполняет ее требование помиловать Таддео, который прогневал капитана Али. Линдоро, пришедший вместе с Эльвирой и Зульмой проститься с беем, неожиданно сталкивается с возлюбленной. Узнав, что ради нее Мустафа готов бросить жену, Изабелла отвергает его ухаживания и требует себе невольника Линдоро. Мустафа сходит с ума от страсти, все смеются над ним: из льва он превратился в осла. Действие второе Во дворце обсуждают любовные безрассудства Мустафы. Али уверяет Эльвиру, что хитрую итальянку со временем разоблачат.
Мустафа передает Изабелле приглашение на кофе и хвастается, что вот-вот покорит красавицу. Тем временем Линдоро пытается убедить Изабеллу, что вовсе не собирался жениться на Эльвире. Влюбленные договариваются о встрече, они должны придумать план побега. Таддео, преследуемый палачом, просит милости бея, и тот жалует ему титул каймакана наместника. Евнухи прославляют Таддео, одетого в турецкое платье, с тюрбаном на голове и саблей в руках, как великого каймакана, покровителя мусульман.
Как говорится, «наследили» они изрядно. Однако не таков оказался наш дебютант.
Ну, кто бы сомневался, что в его театральном арсенале достаточно средств, чтобы придумать что-нибудь эпатажное и сверхоригинальное, но режиссер предпочел служение опере, что в наше время может расцениваться чуть ли не как подвиг: ведь наверняка найдутся желающие пнуть его за отсутствие в спектакле особых глубокомысленных идей и изощренных зрелищных приемов. Но для нашего спектакля сейчас важно подчеркнуть одно существенное различие — в качестве литературной основы либретто. В «Цирюльнике» мы имеем дело с выдающимся произведением Бомарше, неизмеримо более глубоким и многогранным, нежели текст Луиджи Аннели для «Итальянки». Бессмертное произведение французского драматурга подвергали остракизму и даже одно время запрещали, ибо наряду с чистым комикованием в его новаторской пьесе да и во всей трилогии о Фигаро ощущается общественно-социальный подтекст, придающий ей черты комедии нравов. Конечно, «Цирюльник» Россини и его литературный первоисточник — две разные вещи. Но отблеск гения Бомарше все равно отражается в нём. Трудно представить себе что-либо подобное в отношении «Итальянки», где доминирует чистая буффоннада, а патриотическое звучание знаменитого Рондо Изабеллы Pensa alla patria часто склонны преувеличивать.
Поэтому всяческие попытки обнаружить в этой комедии положений дополнительные скрытые аллюзии равнозначны «поискам черной кошки» там, где ее нет! В связи с этим чрезвычайно усложняется задача режиссера — ему не за что зацепиться, чтобы явить нам буйство своей безудержной фантазии, призванной скрыть за парадоксами и ребусами новых смыслов и метафор отсутствие музыкального мышления, а также нежелание или неумение искать иные выразительные средства. Конечно, тщательно актёрски прорабатывать мизансцены следуя музыкальному темпоритму труднее, нежели загромождать действие двусмысленными, а, значит, ни к чему не обязывающими постмодернистскими «штучками». Евгений Писарев все это понимает и находит единственно разумное, на мой взгляд, решение — отталкиваться в первую очередь не от текста либретто, а от музыки и ее логики, выраженной в пластике поведения артистов; не от слова, а от чувства, рождающего ситуацию! Воистину, проницателен был Стендаль в своей книге о Россини, когда рассуждал так: «Я все время говорю о музыке и нигде не касаюсь текста… Я беру из либретто только положение; мне нужно только одно слово, обозначающее чувство» курсив мой — Е. И далее иронизируя, как мало на свете Вольтеров и Бомарше, способных дать хорошую основу для оперы, писатель блистательно формулирует свое отношение к таинству оперного жанра: «Разве не счастье, что дивное искусство, о котором мы говорим, может обойтись без большого поэта? Надо только быть благоразумным и не заниматься чтением либретто».
Именно так и поступает в своей постановке Писарев. Он ничего специально не вычитывает в этом сюжете — вся соль его спектакля в ситуациях и положениях, придуманных и выстроенных им на сцене и говорящих сами за себя посредством музыки и пения. Здесь все растворено в многочисленных пластических нюансах и интонациях. Здесь важнее не что, а как! Описать это детально, практически, невозможно — надо видеть своими глазами. Другое дело — заумные действа с целым букетом культурологических и психологических подтекстов, так и просящихся на страницы научного трактата или, на худой конец, толстого премьерного буклета, чему мы имеем множество примеров. Слава Богу — ничего этого здесь нет!
Итак, принципиальный подход Писарева озвучен, теперь все ж таки надо попытаться кратко, не вдаваясь в подробности обрисовать для читателя, не имеющего возможность посмотреть спектакль, основную режиссерскую идею, благо она отчетливо прочитывается и абсолютно не противоречит буффонному жанру. Пред нами игра, причем восточного происхождения — шахматы. Все происходящее на сцене ассоциируется с шахматной партией, имеющей свою стратегию-интригу. Это подчеркивается лаконичным сценографическим решением художника-постановщика Зиновия Марголина — на сцене представлены гигантские фантазийного характера шахматные фигуры белого и зеленого цвета символ ислама? Фигуры эти со всей очевидностью символизируют персонажей оперы, передвигаясь по сцене в зависимости от обстоятельств как самостоятельно, так и влекомые участниками спектакля. По ходу действия они иногда модифицируются, выполняя роль реквизита ванну, где нежится Мустафа, или корабль для побега итальянцев из плена. Шахматный мотив — и так вполне явный — Писарев с Марголиным не боятся еще раз подчеркнуть при помощи стоящего в углу шахматного столика с маленькими фигурками.
Постановщики словно напоминают нам: да не ищите вы ничего лишнего и иносказательного, все прозрачно! И… условно — никакого тебе дворца с его роскошными покоями, берега моря, корабля — всего того, что обозначено в ремарках композитора. Вся же необходимая оперная восточная роскошь без нее не обойтись! В таком решении заключен один из самых плодотворных путей для сценического воплощения классической оперы. Он равноудален как от пыльной рутины оперного натурализма, так и от радикальной актуализации. Впрочем, об этом я уже неоднократно говорил в своих статьях. Шахматы — это борьба, соревнование.
В данном случае между условным Востоком и Западом, алжирским беем и пленённой им итальянкой, сердцем которой он вознамерился завладеть. Символичен вектор этой борьбы. В 1-м акте, где «атакует» Восток, доминирует шахматная фигура с водруженным на ней исламским полумесяцем, во 2-м «реванш» берет Запад, олицетворяемый христианским крестом. Вся эта ситуация окрашена, разумеется, в чисто игровые комические тона в духе довольно распространенного в те времена фантастического представления о восточной экзотике, и абсолютно лишена конфликтной религиозной и политической подоплеки. Вот, по сути, и вся художественная концепция спектакля в ее общем виде. Однако, здесь «дьявол кроется в деталях»! А детали весьма изобретательны и сосредоточены в основном там, где существует наилучшее поле для деятельности режиссера в опере без ущерба жанру — в пластике мизансцен, индивидуальной проработке типажей.
Писарев здесь на редкость чуток по отношению к музыкальному материалу и певческой «физике» — результат получается впечатляющий! Лишний раз убеждаешься, сколь благодатный материал имеется в музыке Россини. Именно в «Итальянке», в этой по словам того же Стендаля доведенной до совершенства опере-буфф, пожалуй, впервые в творчестве юного пезарского лебедя проявляется его поразительное мастерство в передаче музыкальными средствами динамики сюжетных ситуаций и настроений комического свойства. Разумеется, еще не настало время вердиевского драматизма, глубоких страстей и индивидуальных характеров, но и то, что сотворил Россини, уникально. Спасибо режиссеру, что он не «подмял» всё это богатство под себя, а сумел, наоборот, проявить, и помочь раскрыться артистам, найдя для каждого образа и положения свои выразительные средства, не мешающие солистам в их главном предназначении — петь! В итоге на сцене можно было наблюдать ожившую музыку во всей ее вихревой энергии и стильности. Практически, каждый значимый жест артистов, их мимика, энергетика, ритмика передвижения по сцене и взаимодействие с партнерами были подчинены ей.
В чём Писареву очень помог режиссер по пластике Альберт Альберт. В этой круговерти все чувства, обуревающие героев, или, точнее, музыкальные знаки этих чувств выглядят естественно, что передается зрительному залу. Он наэлектризован и слушает затаив дыхание, весьма непосредственно реагируя на происходящее на сцене. Опять хочется вспомнить Стендаля: «Я не знаю никакой другой музыки, которая бы так вот чисто физически на вас воздействовала». И действительно — вот напористая петушиная самоуверенность Мустафы, которой противостоят крадущиеся и прихотливые интонации кокетливой и расчетливой Изабеллы, а вот недотепа Таддео, мечущийся между ревностью и инстинктом самосохранения, и так далее. И на фоне комической вакханалии, вереницы искрометных гэгов и мини-скетчей чудесным островком лирики, подчас даже экспрессивной, но предусмотрительно сдобренной иронией, выглядит образ Линдора. В прямом смысле слова — музыкальный театр!
Стоит ли отягощать рецензию описанием конкретных примеров, подтверждающих все вышесказанное? Вряд ли. Ну как перескажешь уморительные ужимки Мустафы, демонстрирующего свой обнаженный торс в духе культуризма, томно-плавные обольстительные повадки Изабеллы или забавные манипуляции Таддео с головными уборами. Повторюсь, слова здесь бессильны — надо смотреть. Кстати, я давно заметил, что писать рецензию на такого рода постановки — неблагодарное занятие. Чем лучше спектакль, чем более он соответствует сущности подлинного оперного искусства, тем безнадежнее попытка рассказать о нём. И наоборот, то, что легко поддается всякого рода литературно-философским интерпретациям и спекуляциям, имеет к настоящей опере, в большинстве своем, мало отношения.
Но на одной из деталей все-таки остановиться следует, ибо она наглядно демонстрирует удивительную восприимчивость и приверженность режиссера музыкальному материалу. Речь пойдет о сравнении двух ансамблевых финалов оперы. После феерического септета 1-го акта финальный ансамбль 2-го выглядит в постановочном плане довольно куцым и вяловатым. Более того, может создаться впечатление, что Писарев просто не нашел здесь яркого решения — действие как бы прерывается на полуслове… Мне же видится в этом не режиссерская недоработка, а глубокий, прежде всего, музыкальный смысл. Постановщик уловил довольно типичное свойство 2-х актных россиниевских опер буффа — заключительные вторые финалы в них совершенно иные по стилистике, нежели первые — более краткие, не такие искрометные и носят некий умиротворяющий итоговый характер. Это касается не только «Итальянки» где финальная развязка предельно лаконична, но и «Цирюльника», «Турка в Италии» и даже не вполне буффонной «Золушки», финал которой вообще венчает ария рондо главной героини, а не ансамблевая сцена как таковая. Не громоздить ничего в конце, избегать апофеозов — один из рецептов россиниевской легкости.
Писарев в своем постановочном решении подхватил и визуально усилил эту особенность творческого почерка композитора, как бы напоминая зрителю вслед за маэстро: мы всего лишь подурачились, и всё улетучилось как дым, мгновенно истаяло со звуками последних аккордов… Это хороший урок тем, кто пытается извлечь из этой истории какую-то чрезмерную патриотическую начинку, вплоть до борьбы итальянского народа за независимость. Кстати, Писарев в ходе спектакля не удержался от сарказма и комического «снижения» такого мотива — шахматный король читай — алжирский бей повержен, фигура опрокинута, а на её «подошве»… красуется итальянский флаг! Я, признаюсь, волновался — получится ли? Для успеха в таком репертуаре нужно помимо опыта и чувства стиля сочетание двух, часто взаимоисключающих друг друга качеств — темперамента и жесточайшей ритмической и звуковой дисциплины. Опыта нашему маэстро не занимать, темперамента тоже, но иногда последний его способен подвести, что приводит к перехлестам и утере контроля над балансом между оркестром и певцами. Волнения оказались напрасными — Коробов в целом справился со своей задачей, оркестр звучал мягко и артикулировано, создавая комфортную атмосферу для вокалистов, а штрихи были осмысленными с точки зрения стиля. Замечания есть, их сравнительно немного, хотя они и досадны.
Так, иногда чересчур выпирали темповые контрасты — что-то плавное звучало медленнее обычного, а живое — быстрее. Это придавало исполнению, подчас, не свойственный россиниевскому стилю налет вычурности и утяжеляло художественное высказывание. Характерный пример — слишком медленная и контрастная связка между экспозицией и репризой в увертюре, звучание которой вообще показалось мне чересчур многозначительным и серьезным, несмотря на постановочную шутку на грани фола — появление дирижера за пультом уже после первых аккордов. Это, конечно, мелочь, которую можно отнести к разряду интерпретационного субъективизма. Более критичными оказались темповые излишества в ряде ансамблей, которые могли привести к катастрофе… но, к счастью, не привели. Так, знаменитая звукоподражательная стретта чуть было не пошла вразнос, но вовремя была спасена совместными усилиями дирижера и солистов, «войдя в берега». Но повторю, общей элегантной колористической гаммы эти отдельные «жирные» мазки и кляксы не нарушили.
Да и не надо забывать — премьерное волнение, все-таки! Отдельной похвалы заслуживает духовая группа оркестра, звучавшая на редкость собранно. Очень понравились флейтовые пассажи, рулады гобоя, а также красивое соло валторны с трелью в каватине Линдора. Хорош был хор театра хормейстер Станислав Лыков , изображавший евнухов из гарема, алжирских пиратов-корсаров, итальянских рабов, а также хор паппатачи. В «Итальянке» семь персонажей, из коих четыре — протагонисты. Чего уж скрывать — главной изюминкой премьеры был Максим Миронов, приглашенный театром на роль Линдора. Эта теноровая партия принадлежит к сложнейшим в россиниевском репертуаре.
Она неизмеримо труднее партии Альмавивы, если не считать его финальной арии, ставшей нынче модной «Чессы». Сейчас в России партию Линдора исполнять по большому счету некому. Миронов из тех, кому она подвластна, но на родине он давно не поет. Я следил за этим талантливым певцом начиная с его дебюта в «Петре Первом» Гретри в спектакле «Геликон-оперы» десятилетней давности. Тогда он был еще весьма молод и большого впечатления на меня не произвел. В дальнейшем артист сделал блестящую россиниевскую карьеру на Западе, а несколько лет назад с успехом выступил в БЗК в концертном исполнении «Золушки». И вот теперь — полноценная постановка в «Стасике»!
Звучание старинных инструментов французского оркестра Ensemble Matheus под управлением Жана-Кристофа Спинози добавляет спектаклю динамизма и дарит понимание того, что музыка Россини принадлежит всем временам. Журнал 15.
Премьера. Опера Россини «Итальянка в Алжире» в Мариинском театре
главную женскую партию в "Итальянке в Алжире". «Итальянка в Алжире» – полусценическая оперная фантазия по мотивам одноимённой оперы Джоаккино Россини. Глава Санкт-Петербурга поздравил Мариинский театр с премьерой оперы «Итальянка в Алжире».
В Мариинке представят премьеру оперы Россини "Итальянка в Алжире"
| Ильдар Абдразаков: «Итальянка в Алжире» стала переломным моментом в моей жизни» | Главную партию в своей первой полномасштабной опере-буффа «Итальянка в Алжире» (1813) Джоаккино Россини отдал любимому голосу — колоратурному контральто — и любимой женщине (точнее, одной из них), великолепной Мариетте Марколини. |
| Нотный архив Бориса Тараканова | В опере «Итальянка в Алжире» действие происходит в XVIII веке во дворце алжирского бея Мустафы. |
В «Ясной Поляне» пройдет кинопоказ оперы «Итальянка в Алжире»
Билеты на оперу «Итальянка в Алжире» продаются онлайн на сайте. «Итальянка в Алжире» от творческой команды из Санкт-Петербурга – полусценическая оперная фантазия по мотивам одноимённой оперы Джоаккино Россини. «Итальянка в Алжире» от творческой команды из Санкт-Петербурга – полусценическая оперная фантазия по мотивам одноимённой оперы Джоаккино Россини. ОПЕРА-БУФФА С ВОСТОЧНЫМИ МОТИВАМИ «Итальянка в Алжире» к 210-летию мировой премьеры. «Итальянку в Алжире» Вячеслав Окунев грамотно упаковал в крупномасштабные декорации — белоснежные башни с «оскалом» острых зубцов. В Петербурге состоялась премьера оперы Джоаккино Россини «Итальянка в Алжире».
Зальцбург-100: Итальянка в Алжире
Театр «Астана Опера» представил свежий взгляд на классическую оперу-буффа «Итальянка в Алжире». Удивительно, но «Итальянка в Алжире», эта блистательная «икона стиля», появилась впервые в истории театра! Премьера "Итальянки в Алжире" состоялась в венецианском театре Сан-Бенедетто в 1813 году. Опера. Режиссер: Моше Лейзер. В ролях: Чечилия Бартоли, Ильдар Абдразаков, Эдгардо Рока. Стендаль назвал оперу Джоакино Россини «Итальянка в Алжире» высшим достижением жанра музыкальной комедии. Свой шедевр совсем юный Россини создал всего за 23 дня. К тому моменту 21-летний композитор уже был знаменит, поэтому и получил заказ написать оперу-буффа дл. Премьера "Итальянки в Алжире" состоялась в венецианском театре Сан-Бенедетто в 1813 году.