Отзывы о книге Скоморох Памфалон, лучшие моменты, общее впечатление, обсуждение автора. В отличие от других вещей Лескова, повесть «Скоморох Памфалон» не то что не получила широкой известности, а долгое время фактически находилась вне поля зрения большинства. Памфалон, непрестанно корящий себя за беспутсво и грех, настолько любит других, что избивается за это медными прутьями.
Н. С. Лесков. «Скоморох Памфалон»
Единственным неудобством является не длительность с темпом спектакля все в порядке , а жесткие спинки сидений в зале, которые могут стать проблемой для тех зрителей, у которых имеются нелады с позвоночником. И если кто не был раньше на Поварской, 20 — вход в театр расположен со стороны арки. Фото с сайта театра.
Важным элементом музыкальной композиции станет знаменитое пение, которое будет исполнено в авторской аранжировке.
Премьера спектакля "Скоморох Памфалон" состоится в театре "Центр драматургии и режиссуры" на Поварской улице. Все зрители приглашаются на это уникальное событие, чтобы насладиться выступлением талантливых актеров и насыщенной музыкальной композицией.
Гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому, что отвердело, то не победит. Или говоря простыми словами — человек молод и жив до тех пор, пока способен к переживаниям. В рассказе два главных героя, один на первый взгляд сильный духом человек, это бывший вельможа императора Феодосия Великого Константинопольского, который отказался от власти и богатства, после смерти жены раздал все имущество и стал отшельником и столпником на скале, отрешившись от всего мирского и уйдя в мир молитвы. А второй герой, наоборот, слаб, он скоморох, который тешит ночами развратных богачей и их несчастных любовниц, зарабатывая на жизнь.
Я всегда шёл с моей скоморошьею ношей и с этой самой собакою. Акра тогда была молода и не знала всего, что должна знать скоморошья собака. Выходя в поле, я останавливался на полпути, как раз против садов Птоломея, чтобы отдохнуть, съесть мою ячменную лепёшку и поучить мою Акру. Я обыкновенно садился над обрывом оврага, ел, — и заставлял Акру повторять на широком просторе уроки, которые давал ей у себя, в моём тесном жилище. Среди этих занятий я и увидал один раз прекрасное лицо взросшей Магны. Закрывшись ветвями, она любопытно смотрела из зелени на весёлые штуки, которые проделывала моя Акра. Я это приметил и, не давая Магне заметить, что я её вижу, хотел доставить ей представлениями моего пса более удовольствия, чем Акра могла показать по тогдашней своей выучке. Чтобы побудить собаку к проворству, я несколько раз хлестнул её ремнем, но в ту самую минуту, когда собака взвизгнула, я заметил, что зелень, скрывавшая Магну, всколыхнулась, и прекрасное лицо девушки исчезло… Это привело меня в такое озлобление, что я ещё ударил Акру два раза, и когда она подняла жалобный визг, то из-за ограды сада до меня донеслись слова: — Жестокий человек! Я оборотился и увидал Магну, которая вышла из своего древесного закрытия, и, стоя по перси над низкой, заросшей листами оградой, говорила она мне с лицом, пылающим гневом. Я простолюдин и не могу развращать людей высшего звания. И я повернулся и хотел уходить, как она остановила меня одним звуком и сказала: — Не идёт тебе рассуждать о людях высокого звания. Лучше вот… лови С этим она бросила шёлковый мешочек, который не долетел на мою сторону, а я потянулся, чтобы его подхватить, и, оборвавшись, упал на дно оврага. В этом падении я страшно расшибся. Глава восемнадцатая[ править ] В бедствии моём мне было утешением, что во все десять дней, которые я провёл в малой пещерке на дне оврага, ко мне всякий день спускалась благородная Магна. Она приносила мне столько роскошной пищи, что её с излишком доставало для меня и для Акры, а Магна сама, своими девственными руками, смачивала у ручья плат, который прилагала к моему больному плечу, стараясь унять в нём несносный жар от ушиба. При этом мы с ней вели отрадные для меня разговоры, и я наслаждался как чистотой её сердца, так и ясным светом рассудка. Одно мне в ней было досадно, что она не сниходила ничьим слабостям и слишком на себя во всём полагалась. И я видел, что она их весьма уважала и во всём хотела им следовать. Несмотря на свою молодость, она и меня хотела исправить и оторвать от моей жизни, а когда я не решался ей этого обещать, то она сердилась. Я же ей говорил то, что и есть в самом деле. Живи ты для чести, а я определён жить для поношения, и, как глина, я не спорю с моим горшечником. Жизнь меня заставила быть скоморохом, и я иду своею дорогой, как бык на верёвке. Магна не умела понять простых слов моих и всё относила к привычке. Дёготь, побывав в чистой бочке, делает её ни к чему больше не годною, как опять же для дёгтя. Нетрудно мне было понять, что она становится нетерпелива, и я в глазах её теперь — всё равно что дегтярная бочка, и я умолкал и сожалел, что не могу уйти скорей из оврага. Тяжело стало мне от её самомнения, да и сама она стала заботиться, как меня вынуть из рва и доставить в моё жилище. Сделать это было трудно, потому что сам я идти не мог, а девушка была слишком слаба, чтобы помочь мне в этом. Дома же она не смела признаться своим гордым родителям в том, что говорила с человеком моего презренного звания. И как один проступок часто влечёт человека к другому, так же случилось и здесь с достойною Магной. Для того чтобы помочь мне, презренному скомороху, который не стоил её внимания по своему недостоинству, она нашла себя вынужденной довериться ещё некоторому юноше, по имени Магистриан. Магистриан был молодой живописец, который прекрасно расписывал стены роскошных домов. Он шёл однажды с своими кистями к той же гетере Азелле, которая велела ему изобразить на стенах новой беседки в её саду пир сатиров и нимф, и когда Магистриан проходил полем близ того места, где лежал я во рву, моя Акра узнала его и стала жалостно выть. Магистриан остановился, но, подумав, что на дне рва, вероятно, лежит кто-нибудь убитый, хотел поскорей удалиться. Без сомнения, он и ушёл бы, если бы наблюдавшая всё это Магна его не остановила. Магна увлеклась состраданьем ко мне, раскрыла густую зелень листвы и сказала: — Прохожий! Здесь на дне рва лежит человек, который упал и расшибся. Я не могу пособить ему выйти, но ты сильный мужчина, и ты можешь оказать ему эту помощь. Магистриан тотчас спустился в ров, осмотрел меня и побежал в город за носильщиками, чтобы перенести меня в моё жилище. Вскоре он всё это исполнил и, оставшись со мною наедине, стал меня спрашивать: как это со мною случилось, что я упал в ров и расшибся, и как я мог жить две недели без пищи? А как мы с Магистрианом были давно знакомы и дружны, то я не хотел ему говорить что-нибудь выдуманное, а рассказал чистую правду, как было. И едва я дошёл до того, как питала меня Магна и как она своими руками смачивала в воде плат и прикладывала его к моему расшибленному плечу, юный Магистриан весь озарился в лице и воскликнул в восторге: — О Памфалон! Я бы охотно позволил себе изломать мои руки и ноги, лишь бы видеть возле себя эту нимфу, эту великодушную Магну. Я сейчас же уразумел, что сердце художника поразило сильное чувство, которое зовётся любовью, и я поспешил его образумить. Магистриан побледнел и отвечал: — Чему ж ещё надобно выйти! Разве мне не довольно, что она меня вдохновляет. И он ею продолжал вдохновляться. Глава девятнадцатая[ править ] Когда я оправился и пришёл в первый вечер к Азелле, Магистриан повёл меня показать картины, которые он написал на стенах в беседке гетеры. Обширное здание беседки было разделено на «часы», из которых слагается каждый день жизни человека. Всякое отделение назначалось к тому, чтобы приносить в свой час свои радости жизни. Вся беседка в целом была посвящена Сатурну, изображение которого и блестело под куполом. У главного круга было два крыла в честь Гор, дочерей Юпитера и Фемиды, а эти отделения ещё разделялись: тут были покои Ауге, откуда виднелась заря, Анатоло, откуда был виден восход солнца; Музия, где можно было заниматься науками; Нимфея, где купались; Спондея, где обливались; Киприда, где вкушали удовольствия, и Элетия, где молились… И вот здесь-то, в одном отдалённом уголке, который назначался для уединённых мечтаний, живописец изобразил лёгкою кистью благочестивое сновидение… Нарисован был пир; нарядные и роскошные женщины, которых я всех мог бы назвать поименно. Это все были наши гетеры. Они возлежали с гостями, в цветах, за пышным столом, а некто юный спал, уткнувшись лицом в корзину с цветами. Лицо его не было видно, но я по его тоге узнал, что это был сам художник Магистриан. А над ним виднелася травля: львы в цирке неслися на юную девушку… а та твёрдо стояла и шептала молитвы. Она была Магна. Я его потрепал по плечу и сказал: — Хорошо!.. Я знаю их род: Птоломей и Альбина известны своим благородством и гордостию тоже, но ведь рок их щадил, и их дочери тоже до сих пор не касалось никакое испытание. Если это иносказанье, то жизнь ведь гораздо страшнее всякого зверя и может заставить сробеть кого хочешь. Я говорил так для того, чтобы он излишне не увлекался Магной; но он перебил меня и прошептал мне: — Меня звали делать ширмы для её девственной спальни, и пока я чертил моим углем, я с ней говорил. Она меня спросила о тебе… Живописец остановился. Я ей сказал: «Госпожа! Неодолима судьба: она может заставить смертного напиться из самого мутного источника, где и пиявки и аспид на дне». Она пренебрежительно улыбнулась. Мне, знаешь ли… мне больше понравилось бы, если бы она промолчала, а ещё лучше — с состраданием тихо вздохнула б. Маккавеев убили. А если бы матери их погрозили сделать детей такими скоморохами, как я, или обмывщиками ног в доме гетеры… Что? А на другой же день после этого разговора Магистриан пришёл ко мне перед вечером очень печальный и говорит: — Слышал ли ты, Памфалон, самую грустную новость? Птоломей и Альбина выдают дочь свою замуж! Ты должен его в себе уничтожить. Это имя мне так было известно, что я вздрогнул и опустил из рук моё дело. Глава двадцатая[ править ] Руфин-византиец был из знатного рода и очень изящен собою, но страшно хитёр и лицемер столь искусный, что его считали чрезмерным даже в самой Византии. Тщеславный коринфянин Ор и все, кто тратили деньги и силы на пирах у гетеры Азеллы, были, на моё рассуждение, лучше Руфина. Он прибыл в Дамаск с открытым посланием и был принят здесь Птоломеем отменно. Руфин, как притворщик, целые дни проводил во сне дома, а говорил, будто читает богословские книги, а ввечеру удалялся, ещё для полезных бесед, за город, где у нас о ту пору жил близ Дамаска старый отшельник, стоя днем на скале, а ночью стеная в открытой могиле. Руфин ходил к нему, чтобы молиться, стоя в его тени при закате солнца, но отсюда крылатый Эол его заносил постоянно под кровлю Азеллы, всегда, впрочем, с лицом изменённым, благодаря Магистрианову искусству. А потому мы хорошо его знали, ибо Магистриан, как друг мой, не делал от меня тайны, что он рисовал другое лицо на лице Руфина, и мы не раз вместе смеялись над этим византийским двуличьем. Знала об этом и гетера Азелла, так как гетеры, закрыв двери свои за гостями, часто беседуют с нами и, находя в нас, простых людях, и разум и сердце, любят в нас то, чего не встречают порою в людях богатых и знатных. Азелла же, надо сказать, любила моего живописца, и любила его безнадежно, потому что Магистриан думал об одной Магне, чистый образ которой был с ним неразлучно. Азелла чутким сердцем узнала всю эту тайну и тем нежней и изящней держала себя с Магистрианом. Когда я и Магистриан оставались в доме Азеллы, при восходе солнца она, проводив своих гостей, часто говорила нам, как она которого из них разумеет, и не скрывала от нас своего особенного презрения к Руфину. Она называла его гнусным притворщиком, способным обмануть всякого и сделать самую подлую низость, а Азелла всех хорошо понимала. Один раз после безумных трат коринфянина Ора она нам сказала: — Это бедный павлин… Все его щиплют, и когда здесь бывает с ним вместе византиец Руфин, хорошо бы встряхивать Руфинову епанчу. Это значило, что Руфин мог быть и вор… Азелла никогда не ошибалась, и я и Магистриан это знали. Но Птоломей и Альбина глядели на византийца своими глазами, а добрая дочь их была покорна родительской воле, и жребий её был совершён. Магна сделалась женою Руфина, который взял её вместе с богатым приданым, данным ей Птоломеем, и увёз в Византию. Глава двадцать первая[ править ] Птоломей и Альбина были скоро наказаны роком. Лицемерный Руфин оказался и небогат, и не столь именит, как выдавал себя в Дамаске, а главное, он совсем не был честен и имел такие большие долги, что богатое приданое Магны всё пошло на разделку с теснившими его заимодавцами. Скоро Магна очутилась в бедности, и приходили слухи, будто она терпит жестокую долю от мужа. Руфин заставлял её снова выпрашивать серебро и золото у её родителей, а когда она не хотела этого делать, он обращался с нею сурово. Всё же, что присылали Магне её родители, Руфин издерживал бесславно, совсем не думая об уменьшении долга и о двух детях, которые ему родились от Магны. Он, так же как многие знатные византийцы, имел в Византии ещё и другую привязанность, в угоду которой обирал и унижал свою жену. Это так огорчило гордого Птоломея, что он стал часто болеть и вскоре умер, оставя своей вдове только самые небольшие достатки. Альбина всё повезла к дочери: она надеялась спасти её и потеряла все свои деньги на дары приближённым епарха Валента, который сам был алчный сластолюбец и искал случая обладать красивою Магной. Кажется, он имел на это согласие самого Руфина. Говорили, будто Руфин даже понуждал свою жену отвечать на исканье Валента, заклиная её согласиться на это для спасенья семейства, потому что иначе Валент угрожал отдать Руфина со всею его семьею во власть его заимодавцев. Альбина не вынесла этого и скоро переселилась в вечность, а Магна осталась с детьми в самой горестной бедности, но не предалась развращённым исканьям Валента. Тогда гневный вельможа Валент распорядился отдать всех их во власть заимодавцев. Заимодавцы посадили Руфина в тюрьму, а детей его и бедную Магну взяли в рабство.
«Скоморох Памфалон»: спектакль по неизвестному Лескову
– Ну да, Памфалон скоморох, его потому все и зна-ют, что он по улицам скачет, на площади колесом вер-тится, и мигает глазами, и перебирает ногами, и вер-тит головой. Похожие. Следующий слайд. Скоморох Памфалон. Прекрасная Аза Амрита. Центр драматургии и режиссуры открыл юбилейный 25-ый сезон и сделал к этой дате два подарка себе и зрителям: премьера спектакля «Скоморох Памфалон» дала новую жизнь.
Аудиокниги слушать онлайн
Лесков Н.С. Скоморох Памфалон. Произнеся эти слова, скоморох заметил, что сидевший возле него пустынник вздрогнул и схватил Памфалона за руку. История скомороха Памфалона сбрасывает пелену суеты, обнажая перед строгим оком отшельника Ермия искупительную суть скоморошества и самого Памфалона. Глас свыше приводит его в Дамаск к скомороху Памфалону, человеку далеко не святому. Каталог ресторанов Рейтинги Отзывы Рецензии Статьи Новости. Первой премьерой юбилейного 25-го сезона Центра драматургии и режиссуры станет спектакль Владимира Панкова «Скоморох Памфалон», который выйдет в пространстве на Поварской.
"Скоморох Памфалон". Примерка костюмов
Русская общественность была восхищена флоберовской адаптацией католической легенды. Лесков же решил познакомить читателя с византийскими легендами, которые считал наиболее тонкими по духу. Первым из под его пера вышел «Скоморох Памфалон». Для деятелей театра эта повесть — гимн профессии. Суета актёрской жизни часто заслоняет ту ценность, которую имеет эта профессия для людей.
Художником стал Максим Обрезков, а над хореографией работала куратор хореографической лаборатории театра Екатерина Кислова.
Музыку к постановке написали два композитора — Сергей Родюков и Артем Ким. Объединяющей структурой музыкальной композиции спектакля станет знаменное пение в авторской аранжировке.
Выбрать спектакль Сюжет Вокруг фабулы о самонадеянном отшельнике режиссер Владимир Панков выстраивает экскурс в историю скоморошества — от природного начала до извращённых форм в современных масс-медиа. Византийский вельможа Ермий народный артист РФ Игорь Ясулович после смерти жены отказывается от земных благ и уходит в духовный мир. Но вот глас свыше отправляет героя в многолюдный Дамаск — для встречи с Памфалоном Павел Акимкин , скоморохом — грешным, но жалеющим людей. В этом духовном парадоксе именно он приводит праведника к спасению. Столкновением святости и кликушества, пришедших на ристалище сцены в светских костюмах и сутанах, достигается это парадоксальное решение: чёрное и белое замешаны в котле жизни, и отделяются они друг от друга немыслимыми, парадоксальными способами. Спектакль «Скоморох Памфалон» в Центре драматургии и режиссуры на Поварской.
Лескова «Скоморох Памфалон Старинное сказание » Краткое содержание Глас свыше приводит отшельника Ермия, простоявшего тридцать лет на столпе, в Дамаск к скомороху Памфалону, человеку далеко не святому. Однако после того как тот рассказывает Ермию историю своей жизни, взгляды отшельника на то, что такое святость и служение ближнему радикально меняются. Цитаты Над Ермием за это все другие вельможи стали шутить и подсмеиваться; говорили ему: «Верно, ты хочешь, чтобы все сделались нищими и стояли бы нагишом да друг дружке рубашку перешвыривали. Так нельзя в государстве». Он же отвечал: «Я не говорю про государство, а говорю только про то, как надо жить по учению Христову, которое все вы зовете божественным». А они отвечали; «Мало ли что хорошо, да невозможно! Прежний вельможа, простояв тридцать лет под ветром и пламенным солнцем, изнемождил в себе вид человеческий. Глаза его совсем обесцветились, изгоревшее тело его все почернело и присохло к остову, руки и ноги его иссохли, и отросшие ногти загнулись и впились в ладони, а на голове остался один клок волос, и цвет этих волос был не белый, и не желтый, и даже не празелень, а голубоватый, как утиное яйцо, и этот клок торчал на самой середине головы, точно хохол на селезне.
ИГОРЬ ЯСУЛОВИЧ СЫГРАЕТ ГЛАВНУЮ РОЛЬ В СПЕКТАКЛЕ ПАНКОВА ПО ПОВЕСТИ ЛЕСКОВА
И вот никак понять не могу, в 12ом году закончил школу, и вроде и Лесков был в программе и другие авторы которые есть в подборке "Культурной повестки", но в школе или учителя так подавали или произведения были не те или еще что. Потому что вспомнить могу только как напрочь отбило всё желание читать классиков из за того как оно подавалось и вечных споров "что автор хотел сказать этими синими шторами". Спасибо товарищи за просвет!
Это точно бог внял моему обещанью. Никогда ещё у меня не бывало зараз столько денег.
Довольно же меня всем обижать и надо мной насмехаться. Теперь я не бедняк. За эти деньги я вчера снёс большие обиды, но зато вперёд этого больше не будет. Конец скоморошью!
Я отыщу себе небольшое поле с ключом чистой воды и с многолиственной пальмой. Куплю это поле и стану жить честно, как все люди, с которыми не стыдятся вести знакомство ни клир, ни монахи». И я предался разнородным мечтаньям, стал любоваться собою, как я буду жить достойною жизнью: буду рано утром вставать, а не то что теперь — только утром ложиться, не буду свистать, а стану петь псалмы, буду днём работать в своём винограднике, а вечером сяду у своего ручья под своей пальмой и стану размышлять о своей душе да выглядывать путника. А покажется путник, я поднимусь и пойду ему навстречу, приглашу его к себе, приму его в дом, успокою, угощу и потом поведу с ним в тишине под звёздным небом беседу о боге.
Переменится совсем к лучшему жизнь моя, и не буду я скоморохом в старости, когда оскудеют мои силы. А чтобы решение мое ещё более окрепло и слабость ко мне ниотколь не подкралась, я завязал себе руки неразрывною цепью. Я сделал то, о чём ты говорил, я поклялся с этого раза стать совсем иным человеком; но послушай же, что затем сталось и перед чем я не устоял в клятве и обещании. Глава тринадцатая[ править ] Чтобы ничего не истратить, я не пошёл отправлять домой убогого воина, а зарыл все мои деньги в землю у себя под изголовьем и утром не поднимал моей циновки.
Я притворился больным и не хотел ни одного раза больше идти на гульбу с бражниками. Всем, кто приходил меня звать, я отвечал, что я болен и пойду за город в горы подышать свежим воздухом и поискать на болезнь мою целебную траву. А сам пробрался потихоньку к сводчику, к жиду Капитону, который знает всё, где что продается, и просил его отыскать мне хорошее поле с водою и с пальмовой тенью. Капитон-сводчик меня сразу обрадовал.
И описал мне продажное поле так хорошо, как я сам не умел о нём и подумать. Есть там и ключ и пальма, да ещё и бальзамный куст, от которого струит ароматом на целое поприще. Жид обещал всё устроить. Но не скрою от тебя — во всё это время я ощущал беспокойство.
Всё мне казалось, что ничего того, что я затеял, не будет. На обратном пути от Капитона объял меня страх: не узнал ли кто, что я получил деньги от гордого коринфянина, и не пришёл ли без меня и не украл ли моих денег из того места, где я их зарыл у себя под постелью?.. Побежал я домой шибко, в тревоге, какой ранее никогда ещё не знал, а прибежав, сейчас же прилёг на землю, раскопал свою похоронку и пересчитал деньги: все двести тридцать златниц, которые бросил мне гордый Ор коринфянин, были целы, и я взял и опять их зарыл и сам лёг на них, как собака. И хочешь ли знать, кого я боялся?
Мне страшно было не одних тех воров, что ходят и крадут, а я боялся и того вора, что жил вечно со мной в моём сердце. Я не хотел знать ни о чьём несчастье, чтобы оно не лишило меня той твердости, которая нужна человеку, желающему исправить путь своей собственной жизни, не обращая внимания на то, что где-нибудь делается с другими. Я не виноват в их несчастиях. А так как я, ходя к Капитону и возвращаясь назад, изрядно устал, то меня одолел сон, но и сон этот был тоже исполнен тревоги: то я видел, что давно уже купил себе сказанное Капитоном поле, и живу уже в светлом доме, и близко меня журчит родник свежей воды, и бальзамный куст мне точит аромат, и ветвистая пальма меня отеняет.
То во всей этой красоте всё что-то портит: в роднике я вижу бездну пиявиц, вокруг пальмы прыгают огромные жабы, а под самым бальзамным кустом извивается аспид. Увидав аспида, я так испугался, что даже проснулся, и сейчас подумал: целы ли мои деньги? Они были целы — я лежал на них, и никто их не мог взять без насилия. И вот мне пришла мысль, что богатство, которое мне бросил Ор у Азеллы, вероятно не осталось до сих пор тайной в Дамаске.
Не с тем кинул мне деньги на пиру у гетеры гордый коринфянин Ор, чтобы это оставалось в тайне. Он, конечно, для того только это и сделал, чтобы все завидовали его богатству и распускали молву, которая лестна для его гордости. И вот теперь люди узнают, что у меня есть деньги, и придут ко мне ночью и меня ограбят и изобьют, а если я стану им сопротивляться, то они совсем убьют меня. А как у меня циновка была опущена, то в горнице стало нестерпимо душно, и я подошёл приподнять циновку и вижу, что по улице идут два малолетних мальчика с корзинами, полными хлеба, а перед ними осёл, который тоже нагружен такими же корзинами с хлебом.
Мальчики погоняют осла и разговаривают между собою… обо мне! Ты ведь, я думаю, слышал, что рассказывали все, которые приходили сегодня к нам в пекарню за хлебом. Какой-то гордец из Коринфа, чтобы унизить наших дамасских богачей, бросил Памфалону у гетеры Азеллы десять тысяч златниц. Он теперь купит дом, и сады, и невольниц и будет лежать у фонтана.
Он купит, наверное, поле с чертогом, поставит вокруг себя самых красивых мальчиков с опахалами и станет сбирать разных учёных и заставлять их рассуждать на разных языках о святом духе. Из этого разговора мальчиков, развозивших хлеб из пекарни, я узнал, что случай моего неожиданного обогащения уже известен всему Дамаску, а притом и самая сумма, которою я обладал по прихоти горделивого Ора, была более чем в десять раз преувеличена. Да и кто мог наверно знать, что сумма, брошенная мне гордецом Ором, заключалась менее чем в трехстах литрах, а совсем не в двадцати тысячах златниц? Конечно, это знал только один я, потому что и сам Ор, без сомнения, не считал того, что он мне кинул.
Но и это было ещё маловажно в сравнении с тем, чем закончили свой разговор проходившие мальчики. Один из них продолжал, будто всех очень занимает: куда я спрятал теперь такое богатство, как двадцать тысяч златниц. Особенно же этим будто интересовался флейтщик Аммун, отчаянный головорез, который прежде был воином в двух взаимно враждовавших армиях, потом разбойником, убивавшим богомольцев, а после ещё монахом в Нитрийской пустыне и, наконец, явился сюда к нам в Дамаск с флейтою и чёрной блудницей, завёрнутой в милоть нитрийского брата. Брата он, верно, убил, а блудницу продал в весёлый дом нагишом, а милотью обтирал долго пыль и грязь с ног гуляк, подходящих вечерами к порогам гетер.
Он также часто играл на своей флейте при моих представлениях, но ещё чаще гетеры отгоняли его. Аммун сам был виноват, потому что он без стыда начал румянить себе щёки и наводить брови, как особа обоего пола. Этим он сделался мерзок для женщин, как их соперник. Меня Аммун страшно ненавидел.
Я даже знал, что он уже несколько раз научал пьяных людей напасть на меня ночью и сделать мне вред. Теперь желанье сделать мне вред в Аммуне, конечно, должно было усилиться, а его старинные разбойничьи навыки могли помочь ему привести задуманное им злодейство в исполнение. У него уже было золото, и он брал себе людей в кабалу и заставлял их делать, что скажет. Глава четырнадцатая[ править ] Мысль об опасности, угрожающей мне от Аммуна, пролетела в моей голове как молния и так овладела мною, что даже помешала мне отнять рогожу от окна и воротить прошедших мимо мальчиков, у которых мне надо было купить для себя свежих хлебов.
Скача и вертясь за то, что мне кинут, я всегда был сыт и даже очень нередко подкреплял себя вволю вином, а теперь, когда у меня было золото, я впервые провёл весь день и без пищи и без глотка вина, а притом ещё и в тревоге, которая возрастала так же быстро, как быстро сгущаются наши сумерки, переходящие в тёмную ночь. Мне было не до пищи: я страшился за целость моего богатства и за мою жизнь: флейтщик Аммун так и стоял с своими кабальными перед глазами напуганной души моей. Я думал, это непременно так и есть: вот он днем обегал уже всех подобных ему, согласных на злодейства, и теперь, при наступающей темноте, все они собрались в какой-нибудь пещере или корчемнице, а как совсем стемнеет, они придут сюда, чтобы взять от меня двадцать тысяч златниц. Когда же они не найдут у меня столько, сколько думают, то они не поверят, что коринфянин Ор не дарил мне такой суммы, и станут меня жечь и пытать.
И тут вдруг я, к ужасу своему, вспомнил, что я никогда как следует не заботился о крепости запоров для своего бедного жилища… Я закрывал его на время моего отсутствия более только для вида, а ночью часто спал, даже совсем не положив болтов ни на двери мои, ни на окна. Теперь это не годилось, и как время уже совсем приблизилось к ночи, то надо было поспешить все пересмотреть и что можно поскорее приладить, чтобы не так легко было ко мне ворваться. Я придумал, как можно подпереть изнутри мою дверь, но только что стал это подстроивать, как вдруг неожиданно, перед самыми глазами моими, моя циновка распахнулась, и ко мне не взошёл, а точно чужою сильною рукою был вброшен весь закутанный человек. Он как впал ко мне, так обвил мою шею и замер, простонав отчаянным голосом: — Спаси меня, Памфалон!
Глава пятнадцатая[ править ] С теми мыслями, каких я был полон в эту минуту и чего в тревоге опасался от Аммуна, я прежде всего заподозрил, что это начинается его дело, затеянное с какою-нибудь хитростию, в которых разбойничий ум Аммуна был очень искусен. Я уже ждал боли, которую должен был ощутить от погружения в мою грудь острого ножа рукою впавшего ко мне гостя, и, охраняя жизнь свою, с такою силою оттолкнул от себя этого незнакомца, что он отлетел от меня к стене и, споткнувшись на обрубок, упал в угол. А я тотчас же сообразил, что мне легче будет управиться с одним человеком, который притом показался мне слабым, чем с несколькими за ним следующими, и потому я поскорее примкнул заставицу и задвинул крепкий засов, а потом взял в руки секиру и стал прислушиваться. Я твёрдо решился ударить секирою всякого, кто бы ни показался в моё жилище, а в то же время не сводил глаз с того пришельца, которого отшвырнул от себя в угол.
Он стал мне казаться странен тем, что неподвижно лежал в углу, куда упал, и занимал так мало места, как ребёнок, а в то же время он совсем не обнаруживал ничего против меня ухищрённого, а, напротив, был будто заодно со мною. Он зорко следил за каждым моим движением и, учащенно дыша, шептал: — Запрись!.. Меня это удивило, и я сурово сказал: — Хорошо, я запрусь, но тебе что от меня нужно? Тогда я скажу тебе, что мне нужно.
С этим я протянул гостю руку, и передо мною вспорхнуло лёгкое детское тело. А гость мой, говоривший до сей поры шепотом, отвечает мне женским голосом: — Да, Памфалон, я женщина, — и с этим она распахнула на себе тёмную епанчу, в которую была завернута, и я увидал молодую, прекрасную женщину, с лицом, которое мне было знакомо. На нём вместе с красотою отражалось ужасное горе. Голова её была покрыта дробным плетением волос, и тело умащено сильным запахом амбры, но она не имела бесстыдства, хотя говорила ужасные вещи.
Что тебе нужно? А она говорит: — Ты не узнал меня, верно. Я Магна, дочь Птоломея с Альбиной. Купи меня, купи, Памфалон-скоморох, дочь Птоломея — у тебя теперь много богатства, а Магне золото нужно, чтоб спасти мужа и избавить детей из неволи.
И, орошая щёки слезами, Магна стала торопливой рукой разрешать на себе пояс туники. Глава шестнадцатая[ править ] Старик! Имя Магна принадлежало самой прекрасной, именитой и несчастной женщине в Дамаске. Я знал её ещё в детстве, но не видал её с тех пор, как Магна удалилась от нас с византийцем Руфином, за которого вышла замуж по воле своего отца и своей матери, гордой Альбины.
Говори мне скорее, что с тобой сделалось, где твой супруг, роскошный богач-византиец Руфин, которого ты так любила? Неужто его поглотили волны моря, или молодую жизнь его пресёк меч переплывшего Понт скифского варвара? Где же твоя семья, где твои дети? Магна, потупясь, молчала.
Зачем быстрые ноги твои принесли тебя к бедному жилищу бесславного скомороха, над которым ты сейчас так жестоко посмеялась, сделав мне в шутку такое нестаточное предложение! Но Магна грустно покачала головою и проговорила в ответ: — Ты, Памфалон, не знаешь всех моих ужасных несчастий! Я не смеюсь: я пришла продать себя не для шутки. Муж мой и дети!..
Муж мой и дети мои все в неволе. Моё горе ужасно! И тут-то, пустынник, постигло меня то искушение, за которым я позабыл и обет мой, и клятву, и самую вечную жизнь. Глава семнадцатая[ править ] Я знал Магну с ранних дней её юности.
Я не был в доме её отца, а был только в саду как скоморох, когда меня звали, чтобы потешить ребёнка.
Но потом я поняла, что хотел нам рассказать автор. Было очень трудно читать эту книгу, язык тяжеловат для меня, хоть она о очень короткая. С самого начала мне не понравился Ермий, 30 лет стоять на скале, и чтобы обычные люди его кормили и поили, а он будет думать о высшем. Для меня это как-то эгоистично и неправильно.
Елена Павлова — режиссер музыкальных и драматических спектаклей, номинант премии «Золотая маска» и лауреат петербургской театральной премии «Прорыв». Она уже не в первый раз будет работать в жанре саундрамы. В минувшем сезоне состоялся показ ее акустической читки по этой пьесе в рамках проекта «Поварская, 20». По итогам режиссеру и была предоставлена возможность выпустить полноценный спектакль на сцене. В нынешнем сезоне коллектив приступит к репетициям в ноябре, а премьера запланирована на февраль 2023 года. На сей раз режиссер обратится к материалу комедии Уильяма Шекспира «Двенадцатая ночь». Состав исполнителей держится в строгом секрете.
В Центре драматургии и режиссуры состоится премьера спектакля «Скоморох Памфалон»
Похожие. Следующий слайд. Скоморох Памфалон. Прекрасная Аза Амрита. 11 отзывов на спектакль «Скоморох Памфалон» в центре драматургии и режиссуры. Произведение Н.С. Лескова «Скоморох Памфалон» редко избирается режиссерами в качестве материала для театральных постановок, при этом являясь исключительно сценичным, а.
Скоморох Памфалон. Николай Лесков 2020 слушать онлайн
Чем длиннее слово или чем больше слов в словосочетании - тем меньшее количество результатов вы можете получить. Не знаете, что выбрать? Ознакомьтесь с афишами лучших мероприятий: театральной , концертной или семейной. Найти - Поиск афиши театра или концертной площадки Хотите найти афишу театра или любой другой площадки? Укажите ключевое слово из наименования площадки и мы найдем все подходящие под него результаты.
Впервые после длительного перерыва именно «Скоморох Памфалон» откроет новую страницу истории этого знакового места: теперь многонаселенный репертуарный спектакль ЦДР будет собирать здесь публику наравне с двумя действующими площадками театра. В основу постановки Владимира Панкова на этот раз легла одноимённая повесть одного из крупнейших русских писателей Николая Лескова. Названное автором «старинным сказанием», произведение посвящено праведнику раннего христианства и основывается на житии «Память преподобного отца нашего Феодула епарха». В интерпретации писателя истинным праведником становится не столпник, ушедший от суетной жизни, а скоморох, готовый к любым жертвам ради помощи ближним.
Действующие лица проживают свои жизни в декорациях Дамаска и Эдессы. Одним словом, иконописная старина. Главная сюжетная линия , это суд Божий над двумя христианами, Ермием и Памфалоном. Ермию, богатому чиновнику, отвергнувшему богатство, отпустившему рабов и раздавшему богатство бедным, удалившемуся от мира, впавшему в столпничество и простоявшему 30 лет на скале в молитвах ,противопоставлен образ мирянина Памфалона, городского шута и скомороха.
В основу постановки Владимира Панкова на этот раз легла одноимённая повесть одного из крупнейших русских писателей Николая Лескова. Названное автором «старинным сказанием», произведение посвящено праведнику раннего христианства и основывается на житии «Память преподобного отца нашего Феодула епарха». В интерпретации писателя истинным праведником становится не столпник, ушедший от суетной жизни, а скоморох, готовый к любым жертвам ради помощи ближним. Так переработка жития превращается в философскую повесть о праведности как служении людям.
Скоморох Памфалон. Прекрасная Аза
Ермий начал это замечать и стал раздумывать как в самом деле трудно, чтобы и в почести остаться и самому вести жизнь по Христову учению? И как только начал Ермий сильнее вникать в это, то стало ему казаться, что этого даже и нельзя совсем вместе соединить, а надо выбирать из двух одно любое: или оставить Христово учение, или оставить знатность, потому что вместе они никак не сходятся, а если и сведёшь их насильно на какой-нибудь час, то они недолго поладят и опять разойдутся дальше прежнего. А с другой стороны глядя, Ермий соображал и то, что если он станет всех обличать и со всеми спорить, то войдёт он через то всем в остылицу, и другие вельможи обнесут его тогда перед царём клеветами, назовут изменником государству и погубят. Представят меня как человека злоумышленного, который сеет неспокойствие, а я могу не стерпеть напраслины да стану оправдываться, и тогда душа моя озвереет, и я стану обвинять моих обвинителей и сделаюсь сам такой же злой, как они. Нет, пусть так не будет. Не хочу я никого ни срамить, ни упрекать, потому что всё это противно душе моей, а лучше я совсем с этим покончу: пойду к царю и упрошу его дозволить мне сложить с себя всякую власть и доживу век мой мирно где-нибудь простым человеком». Глава третья Как Ермий задумал, так он и сделал по своему рассуждению. Царю Феодосию он ни на что не жаловался и никого перед ним не обвинял, а только просился отставить его от дел. Царь уговаривал Ермия остаться при должности, но потом отпустил. Ермий получил полную отставку «отложи от себя всяку власть».
А в это же самое время скончалась жена Ермия, и бывший вельможа, оставшись один, начал рассуждать ещё иначе: «Не указание ли мне это свыше?
Это будет первая постановка 25-го сезона театра, которая основана на одноименной повести Николая Лескова. В спектакле примут участие актеры театра, а в главной роли выступит приглашенный мастер сцены Игорь Ясулович. Оформление спектакля было поручено художнику Максиму Обрезкову, а над хореографией работала куратор хореографической лаборатории театра Екатерина Кислова.
Один, злобствуя, издевается над Иисусом, понуждая его сойти с креста, раз уж он сын Божий и Царь Иудейский. Другой разбойник одергивает злобствующего , жалея Христа, забывая о собственных муках. И вот отклик сына Божьего: « Нынче же будешь со мною в раю»…. И все это в нескольких строках.
Моноспектакль «Памфалон» можно назвать зримым уроком по литературе, где посредством самых разных, скоморошьих средств музыки, пения, декламации, кукловождения рассказывается пронзительная история о грешном лицедее, который оказался любезнее Богу, чем великий аскет и праведник Ермий. Для нас деятелей театра эта повесть — гимн театральной профессии. Суета актёрской жизни часто заслоняет перед нами ту ценность, которую имеет наша профессия для людей. История скомороха Памфалона сбрасывает пелену суеты, обнажая перед строгим оком отшельника Ермия искупительную суть скоморошества и самого Памфалона. Герой моноспектакля - актер, рассказывающий всю эту историю, он сам и есть скоморох, только он наш современник.