Алексей Иванов бесплатные аудиокниги слушать онлайн. Вторая книга романа «Тобол» Алексея Иванова появится в книжных магазинах 1 февраля. «Тобол» Алексея Иванова – объёмный роман о Сибири начала XVIII века, состоящий из двух томов «Много званных» и «Мало избранных». В феврале 2017 года вышел из печати роман Алексея Иванова «Тобол». Эти обжигающие сюжеты Алексей Иванов сложил в роман-пеплум «Тобол».«Тобол.
Писатель Алексей Иванов считает правки своего сценария цепью банальностей
Главная Прямая речь Алексей Иванов: «"Тобол" – самый большой проект в моей литературной деятельности». Мало избранных» — вторая книга романа-пеплума Алексея Иванова «Тобол». Keywords: Alexey Ivanov, author, Tobol, history, historical novel, poetic, plot.
Алексей Иванов: Тобол. Мало избранных [litres]
Тобольский зодчий по тайным знакам старины выручает из неволи того, кого всем сердцем ненавидит. Обо всём этом и не только в книге Тобол. Мало избранных Алексей Иванов.
Мало избранных» вышла летом 2017 года. А в январе 2018 года выйдет последний том под названием «Тобол. Мало избранных».
В 2015 году Иванов завершил работу над сценарием для 8-серийного драматического сериала и полнометражного фильма «Тобол». Созданием изобразительных концептов занимается художник Сергей Алибеков, известный своими работами для фильмов «1612», «Монгол», «Турецкий гамбит». Съемки начались в 2017 году в Тобольске.
В эпоху великих реформ Петра I "Россия молодая" закипела даже в дремучей Сибири. Нарождающаяся империя крушила в тайге воеводское средневековье. Пленные шведы, бухарские купцы, офицеры и чиновники, каторжники, инородцы, летописцы и зодчие, китайские контрабандисты, беглые раскольники, шаманы, православные миссионеры и воинственные степняки джунгары - все они вместе, враждуя между собой или спасая друг друга, творили судьбу российской Азии.
Эти обжигающие сюжеты Алексей Иванов сложил в роман-пеплум "Тобол". Много званых" - первая книга романа. Мало избранных" - вторая книга романа-пеплума Алексея Иванова "Тобол". Причудливые нити человеческих судеб, протянутые сквозь первую книгу романа, теперь завязались в узлы.
О товаре Специальное издание к премьере фильма "Тобол" 21 февраля 2019 года "Тобол. Мало избранных" — вторая книга романа-пеплума Алексея Иванова "Тобол".
Причудливые нити человеческих судеб, протянутые сквозь первую книгу романа, теперь завязались в узлы. Реформы царя Петра перепахали Сибирь, и все, кто "были званы" в эти вольные края, поверяют: "избранны" ли они Сибирью?
"Мало избранных". Вторую часть романа "Тобол" Алексей Иванов представит уже весной
Читать, как ехать в поезде, надеясь, что хорошо проведешь время в городе н, а поезд не останавливается. Но затем история захватила — старые слова погрузили в атмосферу, истории героев которых достаточно много не давали покоя — хотелось узнать продолжение. Читаешь о временах Петра Первого, а проводишь параллели с современной жизнью. И понимаешь, что далеко не все изменилось, к сожалению. Буду читать вторую часть! Всё прочитала с удовольствием. Да, здесь русские плохие, но украинец, остряки и остальные тоже не ангелы. А в Сибирь посылали преступников и лихих людей, как в Австралию или в Америку. Нет, как в советской литературе совести, братства, патриотизма, порядочности, благодарности, преданности. Нет и страха Божьего.
Тобольский зодчий по тайным знакам старины выручает из неволи того, кого всем сердцем ненавидит. Всемогущий сибирский губернатор оказывается в лапах государя, которому надо решить, что важнее: своя гордыня или интерес державы? А история страны движется силой яростной борьбы старого с новым. И её глубинная энергия — напряжение вечного спора Поэта и Царя.
Или «Анабасис Александра», рождённый стилосом Флавия Арриана? Григорий Ильич сохранил в душе главное — упоение подвигами достославной древности. Ученики за столами слушали, затаив дыхание. В сенях школы господина фон Вреха секретарь Йохим Дитмер поставил на лавку тяжёлый почтовый сундучок с железной ручкой, обмёл ноги от снега веником, вытер подошвы сапог о тряпку и бережно повесил на гвоздь епанчу и треуголку. Голос Новицкого разносился по всей школьной избе.
Стараясь не скрипеть половицами, Дитмер прошёл мимо раскрытой двери учебной горницы в сторону каморки фон Вреха. Ученики его не заметили. Фон Врех сидел в своём кресле с высокой спинкой, повернув его боком к столу, а на лавке против стола расположился Табберт. Табберт коротко поклонился, а фон Врех вскочил. Дитмер положил замёрзшие ладони на горячий бок печи. Губернатор обещал обменять билет на русские рубли. Кто будет их читать и составлять экстракты для господина губернатора? Так что если вы завели здесь интрижку и написали об этом друзьям, то скорее изымайте свои послания и вымарывайте, иначе я не удержусь и насплетничаю пастору Лариусу. Дитмер шутил.
Табберт понимающе кивнул.
Сибирь - это не то место, которое прощает даже малейшую ошибку. И теперь разные люди должны будут пройти ее испытание, дабы заслужить то, ради чего они так долго работали. К примеру, российская армия прорывается к крупному азиатскому городу Яркенду, однако на их путь то тут, то там появляются различные неприятности, которые не только замедляют воинов, но и делают их раздражительными.
Журнал «Сноб» опубликовал отрывок из нового романа Алексея Иванова «Тобол»
Первая книга «Тобол. Документальный фильм Алексея Иванова и Леонида Парфёнова «Хребет России» в 2010 году был показан на Первом канале. Первая книга носит название «Тобол. В интервью обозревателю радио Sputnik Наталье Ломыкиной писатель Алексей Иванов объяснил, что заставило его убрать свое имя из титров сериала "Тобол" и как современный российский писатель отвечает на раздражители эпохи.
Журнал «Сноб» опубликовал отрывок из нового романа Алексея Иванова «Тобол»
Войну вели и люди, и технологии, и капиталы. В кровавой и огненной круговерти речники оказывались то красными, то белыми. Их принуждали стрелять в товарищей по главному делу жизни, принуждали топить пароходы — славу и гордость речного флота. Как сохранить совесть посреди катастрофы? Как уберечь тех, кого ты любишь, кто тебе доверился?
И вот пришло время занять их делом, необходимым для губернатора Гагарина. Близилась проверка, санкционированная царём, связанная с тем, по назначению ли тратят губернаторы деньги из казны и в целости ли меха, о которых сообщалось в отчётах. С деньгами было проще, недостающее Гагарин мог возместить из собственного резерва, но как доложить украденные меха. Склад, где они хранились был опечатан царской печатью. Когда читаешь эти строки, вспомнишь Салтыкова-Щедрина с его высказыванием о неистребимости коррупции в России. Выход был один, рыть тайный ход, через него проникнуть в склад и возместить некогда взятое.
На рытьё хода были мобилизованы раскольники, всё с тем же Хрисанфием. Когда подкоп был вырыт, сделали каторжане ход и для себя и ушли, а вместе с ними ушла Епифания. Хватились - да поздно. Есть эпизод в книге, в котором в лице одного человека, автор даёт читателю представление, что собой представляла русская армия при Петре I. Её настроения, моральный дух, физическая подготовка. Если говорить в двух словах: армия была в хорошем, боевом состоянии. Офицер Иван Демарин в числе офицеров и солдат под руководством полковника Ивана Дмитриевича Бухгольца прибыли в Тобол. Как объяснил Бухгольц губернатору Гагарину по приказу царя они командированы "для сбора войск с целью гишпедиции на достижение золотоносных рек града Яркенд" передаю по тексту -прим. Офицеров следовало разместить по квартирам. Иван Демарин попал во вновь отстроенный дом Ремезовых.
Иван внешне мало походил на военного: невысокого роста, худощавый, внешне мало заметный. Не смотря на скромные внешние данные, Иван имел прекрасную воинскую подготовку, дополнительное обучение проходил в Германии. Задиристый Семён Ульянович постоянно пытался задеть Ивана каверзными вопросами, уличить в военной неграмотности, но Иван всегда с достоинством и без лишних обид своими ответами ставил на место Ремезова. Иван показывал младшему из Ремезовых - Петьке приёмы, которые применяются в военном сражении и рукопашном бою. Ивану очень понравилась дочь Ремезовых, красавица Маша и та поглядывала на молодого офицера. Как-то Иван вызвался показать девушке лагерь, в котором расположились солдаты. Когда молодые люди возвращались домой, их встретили тобольские парни. Они хотели проучить офицера, но Иван дал им такой отпор, что они быстро отступили. Русский офицер мог постоять за свою даму. Иван принял активное участие и в подавлении бунта, который подняли шведы.
Так что Демарину вполне подходит поговорка: мал да удал. С этим героем, как и другими действующими лицами романа ещё предстоит встретиться читателю, пока Иванов опубликовал только первую часть "Тобола", но основные сюжетные линии и проблематика вполне явственно намечены: освоение Россией Урала и Сибири, жизнь и положение коренного населения Сибири, жизнь и быт русской семьи начала XVIII века, растущая военная мощь России при Петре I, в то же время неистребимое казнокрадство и ряд других проблем. Многое из перечисленного выразил в своих тайных раздумьях губернатор Тобола князь Матвей Петрович Гагарин: "Здесь его поприще и его держава. Его душе нужны эти великие просторы, потому что суть его души - дерзость. Он подгрёб под свою руку всё, что есть в Сибири: таможни и гостиные дворы, пушные ярмарки и комендантские канцелярии. Его враги повержены. Его торговые караваны сквозь леса и степи упрямо пробираются в сказочный Китай. Его войско готовится идти войной на грозную степь. Его монахи в дебрях крестят инородцев и сжигают идолов на капищах. Он строит собственный кремль.
Такого своеволия не ведали ни хитроумные воеводы, ни могущественный Сибирский приказ. Он, Матвей Гагарин, князь от колена Рюрика, - царь Сибири". Жанр книги обозначен автором как роман-пеплум, ранее не использовавшемся в литературе. Книга Алексея Иванова "Тобол" тоже будет в скором времени экранизирована.
А история страны движется силой яростной борьбы старого с новым. И её глубинная энергия — напряжение вечного спора Поэта и Царя. Купить книгу «Тобол.
Том 2. Мало избранных» электронная.
Сибирь была периферией, на которой две великие цивилизации неожиданно столкнулись боками. Но цивилизации могут отрицать друг друга, а люди, идущие друг на друга в атаку, не могут. Поэтому сражения происходят не только на поле боя, но и в головах. И я как автор должен быть и с теми, и с этими, иначе читатель ничего не почувствует. Подобный авторский релятивизм и есть суть культуры постмодерна. История неоднозначна, события неоднозначны, и общая картина мира разнообразнее, чем кажется с одной позиции.
А я даю целый спектр не для того, чтобы выбрать любимый цвет, а для того, чтобы читатель насладился этой радугой. Еще раз о чудесах: в «Тоболе» вы описываете те странные явления например, огненного языческого гуся , о которых уже говорили в «Хребте России». Эти истории основаны на сибирских легендах? В мифологии «Тобола» не только легенды коренных жителей. Весьма значительна там эсхатология раскольников. Немало исторических преданий — например, преданий сибирских татар. Есть различные исторические загадки: например, семь субурганов забытого города Доржинкит или таинственные «араны Джучи» — степные аналоги рисунков пустыни Наска. Многие вполне фантастические вещи взяты из документов — например, из книги ссыльного полковника Григория Новицкого «Краткое описание о народе остяцком».
Это первый русский этнографический труд, написанный в 1715 году. Новицкий рассказывает о чудесах, которые сопровождали деятельность митрополита Филофея. Как относиться к этим свидетельствам? Это факт или вымысел? В таких документах реалистическая история проявляет свою амбивалентность. Хорошо, сверхъестественные явления вы нашли у Новицкого, но откуда вы черпали язык? У героев ваших романов настолько разная речь, что, кажется, вы с каждым из них знакомы лично. Каждому произведению и каждому миру надо придумывать или подбирать лексикон, который ему адекватен.
Каждому персонажу надо находить свою речевую характеристику, которая выявляла бы свойства личности. Из источников этого уже не взять, язык романа или его героев — в чистом виде художественное творчество. Но не авторский произвол. Конструирование языка проводится, можно сказать, по научному принципу. Описывая некий мир, я обычно пользуюсь местной топонимикой, потому что она — наиболее основательный хранитель лексики. А речевые характеристики создаю исходя из темперамента героя, его национальности, профессии и кругозора. То есть с героями «Тобола» вы работали так же, как и с персонажами «Сердца пармы»? С «Тоболом» было гораздо сложнее.
У «Тобола» источников на два порядка больше, они разные, и нужно было их согласовать. Работаю я примерно так. Для каждого исторического персонажа я составляю его личную хронологию: что и когда он делал. Потом переплетаю друг с другом хронологии разных персонажей, ищу возможные точки соприкосновения — узлы будущего сюжета. Потом определяю, какой характер органичен тем или иным поступкам, какая мотивация могла быть у моих героев. Возьмем, например, Семена Ремезова.
Sorry, your request has been denied.
Главная Прямая речь Алексей Иванов: «"Тобол" – самый большой проект в моей литературной деятельности». Сегодня, 15 сентября, писатель Алексей Иванов, известный по таким книгам, как «Ебург», «Хребет России» и «Географ глобус пропил», встретился с екатеринбуржцами в Ельцин Центре. Книга Алексея Иванова "Тобол" тоже будет в скором времени экранизирована.
Тобол. Мало избранных
Нарождающаяся империя крушила в тайге воеводское средневековье. Народы и веры перемешались. Пленные шведы, бухарские купцы, офицеры и чиновники, каторжники, инородцы, летописцы и зодчие, китайские контрабандисты, беглые раскольники, шаманы, православные миссионеры и воинственные степняки джунгары — все они вместе, враждуя между собой или спасая друг друга, творили судьбу российской Азии.
Большая часть поступков героев романа связана как раз с активностью «членика» у мужских персонажей, которая буквально движет незамысловатый сюжет.
На заднем плане время от времени раздается колокольный звон, чтобы читатель вспоминал о том, что он читает исторический роман. Вот это и есть настоящий коммерческий проект, написанный, отметим попутно, для кошелька, а не кошельком. Далее скажем несколько слов по поводу «низкого» сценарного происхождения романа.
Во-первых, обвинять сегодня ту или иную книгу в порочной сериальной природе есть признак некоторого культурного ретроградства. Современные сериалы не имеют ничего общего с условной «Санта-Барбарой» — сладкой гаванью грез уставших домохозяек девяностых годов прошлого века. В настоящее время сериалы превратились в локомотив кинематографа, стали площадкой смелых эстетических, жанровых экспериментов.
Во многом качественный рост сериалов объясняется открывшейся возможностью для реализации повествовательных замыслов, которые по тем или иным причинам не вписывались в устоявшиеся киносценарные рамки. Сфера непосредственного влияния сериалов распространяется и на литературу. Второй момент связан с нестандартным маркетинговым ходом продвижения «коммерческого продукта».
Многие уже слышали о скандальной ситуации вокруг выхода фильма и следующего за ним сериала. Писатель публично отказался от авторства сценария. Решение свое он объяснил невозможностью адекватного воплощения на экране своего замысла: Съемки еще не начались, а режиссер так все исковеркал, что сюжет превратился в набор банальностей и штампов.
Личности героев исчезли без следа, логика событий утрачена, а какая-либо историчность пропала начисто. Это уже не моя работа, и я снял свое имя с титров. Слава богу, у меня остался роман «Тобол», и читатель сам сможет сделать вывод, что должно было, а что получилось.
Здесь нам неожиданно хочется заступиться за режиссера. То, что и как мы увидели читательскими глазами в романе, принципиально не может быть без потерь перенесено на киноэкран или быть показанным в сериале. Причин тому несколько, и они не относятся к технической стороне кинопроизводства.
Главная — отсутствие в романе линейного, горизонтального сюжета. Да, современные режиссеры поднаторели в искусстве флешбэков, когда сцена из прошлого неожиданно раскрывает скрытый до этого мотив действий героев в настоящем. Проблема не в этом.
Трудность заключается в том, что практически у каждого из героев «Тобола» есть свое прошлое, без учета которого невозможно полноценное раскрытие характера персонажа. Более того, подобный герой, возникнув в каком-либо эпизоде, появится в следующий раз через сотни страниц. Например, солдат Юрка предстает впервые перед читателем в начале романа, когда он в составе конвойной команды, которая охраняет пленных шведов, неспешно движется в Сибирь.
Юрка не слишком выделяется среди других солдат, и кажется, что для писателя это просто статист. Но уже в следующем эпизоде — экспедиции есаула Полтиныча — его фигура вырастает. Возникает предыстория Юрки, что позволяет читателю укрупнить в своем сознании данный персонаж.
Изнасилование солдатом местной девушки Айкони превращает Юрку в классического романного злодея — кажется, что он только открывает счет своим преступлениям. Но Юрка внезапно исчезает и появляется только через сотни страниц, уже во втором томе романа. И здесь он снова авторской волей растворяется среди множества других героев — участников драматической обороны Ямышевской крепости.
Для читателя подобный писательский прием интересен, он позволяет почувствовать объемность, изменчивость созданного автором мира, в котором отсутствует строгое, механическое разделение героев на главных и второстепенных. Но как подобный писательский прием можно полноценно перенести на экран? Способов не так много.
Можно в манере «Семнадцати мгновений весны» закадрово выдавать зрителю справки на героев. Но то, что стилистически точно соответствовало историческому антуражу шпионской саги о крушении Третьего рейха, вряд ли применимо к фильму про русскую историю начала XVIII в. То, что Иванов не без раздражения определил как «исковерканность», следует понимать иначе — как вынужденную адаптацию создателями картины авторского материала, учитывающую природу и специфику киноязыка.
Все это свидетельствует о литературном происхождении «Тобола», невзирая на то, что первично — сценарий или сам роман. Заметим, что обвинение в «сценарности», высказанное К. Мильчиным, косвенно поддерживают и другие известные критики.
Юзефович, высоко оценивая Иванова как писателя, тем не менее отмечает следующее: Если вам сложно понять, зачем сегодня нужно писать а главное, читать нечто настолько консервативно прямолинейное — не то «Петр Первый» Алексея Толстого, не то «Россия молодая» Юрия Германа на новый лад, вы, в общем, не одиноки. К этим определениям мы еще вернемся, а пока обратимся к самому роману и попытаемся, избегая предварительных оценок, понять, о чем написал известный отечественный писатель в своем самом большом романе. По поводу последнего никто спорить не будет.
Начнем мы с того, что укажем на интересный момент, связанный с хронотопом романа. Географический и событийный размах повествования втиснут в достаточно узкие временные рамки. Историческое повествование вмещается в одно десятилетие: от празднования полтавской виктории до казни князя Гагарина в 1720 г.
И это не произвольно выбранные даты. Иванов очень удачно во всех смыслах обыгрывает школьный миф о Петровской эпохе, закрепленный в символах-понятиях: Полтава — «гнутся шведы», Петербург — «окно в Европу». По сравнению с кипением страстей в Сибири события на европейском театре кажутся бледными и неинтересными.
Противостояние Петра и Карла — аккуратная игра в шашки на фоне ожесточенной, по-восточному изощренной борьбы между китайцами, джунгарами, русскими и другими игроками на большой азиатской карте. Не случайно шведы, сосланные в Сибирь, страдают не столько от бытовой неустроенности, сколько от ощущения своей чуждости окружающему миру, который они понять просто не могут. Капитан Табберт — один из центральных персонажей книги — с протестантской основательностью пытается описать край и его обитателей.
Но лишь преодолев порог рациональности, он наконец приближается к подлинному пониманию Сибири — и в итоге бежит от ее магической силы, которая может заставить остаться на этой земле, стать своим для этих людей, разделить их большую сложную судьбу. Накалу и изощренности геополитических войн соответствуют хитросплетения судеб героев «Тобола», которые не только подчиняются историческому ходу, но и определяют его. Мы знаем, что история создается свободными людьми, и писатель демонстрирует верность этому тезису, опровергая еще одно устоявшееся представление о Сибири.
Иванов показывает неожиданно многолюдную, сложноорганизованную сибирскую жизнь. Не всякий из читателей романа, включая и самих сибиряков, знает, например, о том, что видное положение в Тобольске той эпохи занимала мусульманская община, состоявшая в основном из среднеазиатских купцов. Один из них — глава бухарских торговцев Ходжа Касым — не просто скупает пушнину у туземцев.
Он контролирует тысячекилометровые маршруты движения товаров по тем самым землям, на которых тлеет или уже бушует огонь межплеменной вражды. Кроме этого, Касым пытается продолжить начатый за несколько столетий до него процесс приобщения сибирских народов к исламу. Писатель показывает, как поступки бухарца, отражающие разные, противоречивые стороны его натуры: холодный расчет торговца, подлинное религиозное чувство, слепую жажду мести, — переплетаются с движениями и стремлениями других героев.
При этом конечный результат даже самой продуманной, просчитанной интриги может быть прямо противоположным замыслу. Слишком сильны, «энергийны», непредсказуемы сибирские люди, чтобы замысел одного из них механически осуществили другие. Сибирский архитектор и летописец Семен Ульянович Ремезов черпает свою творческую да и бытовую энергию как раз из стремления не дать миру остановиться, поддаться ложному ощущению предопределенности и простоты: Сибирь кажется полупустой и почти безлюдной, но на самом деле здесь множество народов и множество укладов.
А жизнь — суровая. Промахнешься хоть в малом, не примешь в расчет, — и хлоп! Сибирь расшибет тебя, будто комара ладонью.
Здесь ничего нельзя достигнуть, если не разобрался, как все устроено. А устроено — сложно. И эту сложность во всей ее бесконечной путанице понимает разве что только Семен Ульяныч.
Не случайно фатально обречены персонажи, не сумевшие, как, например, полковник Новицкий, увидеть и почувствовать сибирской сложности и нелинейности, скрытых за ошеломляющими сознание масштабами: Здесь, в Сибири, все ему казалось каким-то нечеловеческим. Слишком большая земля — бессмысленно, мучительно большая.
Много званых» — это только первая часть дилогии «Тобол», вторая книга вышла с подзаголовком «Мало избранных». В своей книге автор обращается к одному из самых интересных периодов в истории России. Когда Петр I задумал изменить привычные устои Российского государства по стандартам среднестатистической европейской державы — противники этих идей взбунтовались по всей стране. Особенно рьяно подгонке по западным лекалам сопротивлялись жители дремучей тогда Сибири. То было время, в которое творилась история российской Азии, да что там, всей России. Народы и веры перемешались.
Пленные шведы, офицеры и чиновники, каторжник, китайские контрабандисты, беглые раскольники, шаманы, православные миссионеры, бухарские купцы и воинственные степняки-джунгары — все они вместе так или иначе повлияли на нашу историю.
Или есть еще знаменитая «Томская писаница», которую открыл шведский ученый Филипп Иоганн Страленберг. Она находится на реке Томь. Очевидно, что Страленберг обратил внимание на эту скалу, потому что видел подобные наскальные рисунки — петроглифы — в Швеции на холме Танум. Мы специально ездили и туда тоже. Обнаруживаете в них какие-то закономерности, видите параллели с сегодняшним днем? Да и пояснительного смысла в ней мало — не стоит объяснять одну эпоху с помощью другой. Но, конечно, есть какие-то исторические константы, которые не меняются с течением веков и сменой поколений. С этими вещами я как раз и работаю.
Просто я уже так насобачился в этих вопросах, что получается автоматически. То есть это книги местного хождения, которые не получили всероссийской огласки, а потому читателю практически неизвестны. Но у нас в литературе такое количество незакрытых гештальтов, что закрыть их все — жизни не хватит. Но я понимаю, что книга получит широкое распространение и будет известна в России. Пусть это прозвучит нескромно, но это так. Что изменилось? Я и раньше не отрицал премиальный процесс, просто не видел для себя в нем места. Мои романы «Географ глобус пропил», «Сердце Пармы», «Золото бунта» номинировались на все премии так называемой большой тройки, но были проигнорированы.
Откройте свой Мир!
А без познаний в данной теме понять многие моменты в книге Иванова трудно. Во-первых, когда ты начинаешь интересоваться промыслом «мягкой рухляди», становится очевидно, что уральский автор не совсем точно представляет экономику Сибири. Иванов вовсе не одинок в своем заблуждении. Александр Эткинд, не писатель, а ученый, но в своей «Внутренней колонизации» он делает те же ошибки. Промысловиками в Сибири были русские охотники. Шкурки зверей коренное население не заготавливало, оно добывало их лишь для уплаты оброка. Мех был им не нужен. Мягкий соболь уступал по прочности и хлопотам выделки привычным оленьим шкурам. Роль вывоза пушнины из-за Урала преувеличена. Иркутск, например, куда больше зарабатывал на транзите чая, чем на мягкой рухляди.
Экономика куда больше рассказывает об исторических процессах, чем нам кажется сейчас. Многие критики утверждают, что сейчас вернулась мода на историческую прозу. Не будем опровергать или подтверждать этот тезис, лучше обратимся к классической исторической прозе, которая поможет нам лучше понять эпоху «Тобола». Первым приходит на ум роман Юрия Германа «Россия молодая». Одно время, один жанр. Тоже окраины империи, где устанавливается новая жизнь, конфликт между старым и новым порядком. Много общего, но различия есть — например, отношение к новаторству. Переход от прозябания к прогрессу вовсе не несет однозначно позитивный характер в «Тоболе». Романы объединяет еще один казус — они написаны на заказ.
По официальной легенде, продюсер случайно оказался в музее Тобольска и был восхищен масштабностью фигуры Ремезова. Так родилась идея сериала. Вице-адмиралу Николаеву хотелось рассказать об истории русского флота на севере, и он привлек Германа к написанию романа. Через несколько десятков лет по нему был снят хороший сериал. Несмотря на то, что Алексей Иванов уже снял свое имя из титров из-за конфликта внутри съемочной группы, мы надеемся, что и сериал, и полнометражное кино получится. Выбрать какие-то конкретные исторические романы сложно, так как корпус их огромен. Безусловно, важно будет прочесть «Петра Первого» Алексея Толстого. Стоит вспомнить и основателя жанра исторического романа — Вальтера Скотта. И, конечно же, «Восковую персону» Юрия Тынянова: она имеет прямое отношение к «Тоболу» и даже практически цитируется в начале.
Предположим, что читатель начнет знакомство с творчеством Алексея Иванова с «Тобола». У него богатый выбор траекторий чтения. Иванов пишет исторический и географический non-fiction «Хребет Россия», «Горнозаводская цивилизация», «Увидеть русский бунт» , романы из современной жизни «Географ глобус пропил», «Блудо и МУДО», «Ненастье» и другие , исторические, почти мистические эпосы «Сердце Пармы», «Золото бунта». Наверное, многим будет интересно прочитать его исторические книги, как беллетристику, так и non-fiction. Она не была первой написанной, но была первой изданной. Христианство уживается у пермяков с остатками язычества и превращается в самобытную «народную веру», где даже Христа изображают на свой манер, наделяют деревянные скульптуры особыми свойствами и мифологизируют их. Николай Николаевич Серебренников с приказом Луначарского объездил все приходы Прикамья, собирая пермских деревянных богов. Книга «Пермская деревянная скульптура: Материалы предварительного изучения и опись» включает дневник экспедиции — уникальный документ, описывающий религиозные воззрения, обычаи пермяков. Дневники могут пояснить многое в понимании этой земли.
Если она высокая, тут же заказывают допечатку. Так вот потому я такая радостная, что мне только что сообщили, что из 30 тысяч!! Это высокий кредит доверия к автору. О книге: Грандиозный сибирский эпос - битва истории с географией. Долгожданное продолжение масштабного романа «Тобол» от автора бестселлеров «Географ глобус пропил», «Сердце пармы», «Золото бунта» и «Ненастье». Мало избранных» — вторая книга романа-пеплума Алексея Иванова «Тобол».
Он составит чертежи. И чем красивее он это сделает, тем ближе будет к правде. Пределы судьбы преодолимы. Судьба - не каземат, и вокруг божий простор. Надо только жадно желать жить» [2. Готовность к противоборству, к «преодолению судьбы» проявляется у Семена Ульяновича в диалогах - важнейшей составляющей поэтики романа, в яростных спорах с Гагариным, в борьбе архитектона за начало, а потом и за возобновление прерванного по указу царя Петра строительства Тобольского кремля. Это по существу борьба Ремезова за народные «заветы», за национальную самобытность русской культуры, ее древних истоков - с жизнерадостным многоцветьем русского узорочья в архитектуре например, в реме-зовском проекте дома воеводы - «. Вот как дано описание недостроенного Тобольского кремля: «Высились неимоверные тумбы недоделанных башен - сизо-багровые, будто окоченевшие на ветру. Внятные и простые очертания кремля приподнимались и разворачивались над частой дробью бревенчатой застройки еще не в полную высоту и не в полную силу протяженности, но уже проявили собой ту горнюю надмирность, которую вкладывал в них Семен Ульянович. Они казались странными и нездешними, как тихий густой гул часобитного колокола над гомоном базарной толпы.
Величие кремля пока только мерещилось, недовоплощенное, но оно уже незримо преобразовало Воеводский двор. Оно означало: дух крепче плоти. То, что не имеет житейского применения, нужнее для бытия, чем все выгоды и пользы. Камень суть прах, а свет - несокрушимее адаманта» [2. Трудное и редкое качество, готовность русского человека к противоборству с судьбой, находит писатель и в младшем поколении Ремезовых, в главе «Родные люди», - это молодой солдат Петя, пленный барабанщик, отбивавший не ту музыку, которую требовали от него джунгары и предупреждавший об опасности русских в крепости; Семен, сопротивляющийся ужасу самосожжения раскольников; Маша, не побоявшаяся отправиться с отцом в опасный поход за кольчугой Ермака, сражающаяся за свою женскую судьбу в поисках встречи с Ваней Демариным. В связи с этим возникает вопрос к автору. В какой мере мысль о преодолении «пределов судьбы», идея свободного духа, не покорствующего обстоятельствам, могла двигать действиями людей далекого исторического прошлого, изображаемого в романе, а в какой она идет от времени более позднего и сегодняшнего? Понятно, что подобные несмиренные мысли в православной христианской стране, в России, хотя они и могли быть созвучны в той или иной мере духу дерзких петровских перемен и преобразований, были скорее исключением из правил, чем правилом. Надо, правда, признать, что в изображении семейства Ремезовых - «Родных людей» - автор как-то объясняет это, замечая, что жили они в Тобольске «на особицу». Понятно, что конфликт Ремизова с Гагариным, «царем Сибири», был неизбежен.
Конфликтные отношения Ремизова с губернатором взрываются тогда, когда архитектон напрямую обвиняет Матвея Петровича Гагарина в воровстве и попадает в каземат, в тюрьму. Руководит Ремезовым при этом не только невыносимая горечь обиды отца за сына - Петю, погибшего на той войне, которую готовил губернатор Гагарин. Главное, что движет Ремезовым, это его живое чувство правды, той «правды», которая необходима Отечеству глава «Отечество и правда». Образ князя Гагарина, губернатора Сибири, - большая удача художника. Правдиво увидеть и оценить друга царя Петра, деятеля из ближайшего его круга «Гагарин, Меншиков и Петр - они одним миром мазаны» [1. Необходимо в первую очередь по достоинству оценить мастерство композиции в структуре образа Гагарина, как и в построении романа в целом. В развертывании образа Гагарина автор идет вначале от достаточно внешних и общих его характеристик — крупного государственного деятеля, приближенного Петра, «опытного царедворца» [1. Он видится выразителем всемогущей воли империи, то есть «бесчеловечной силы», как думает митрополит Иоанн, глазами которого в большой мере и обрисовывается князь Гагарин в первой части романа. Он вызывает гнетущий страх Иоанна, окрашивающий собой главу «Прореха Мазепы», которая подспудно задает тему государственной измены в «Тоболе». Примечателен портрет Гагарина, данный с точки зрения христианских иерархов, митрополита Иоанна и владыки Филофея, после тяжкого ранения Филофея в первой его экспедиции по обращению вогулов в православных глава «С лихвой».
Примечательно внешнее описание Гагарина, его портрет: «В обширной епанче багряного атласа, расшитой синей нитью по бортам и пяти гнездам, Матвей Петрович казался просто великаном. Он неловко громоздился на маленькой лавочке возле топчана, на котором лежал бледный Филофей... При князе его угнетал усталый страх. Огромный Гагарин был как медведь. Перед нами портретное описание, чисто внешнее, без зарисовки выражений лица, подчеркивающее лишь огромность, грузность человеческой фигуры в тяжеловесном, ярком и барственном одеянии. Это, так сказать, портрет без портретности, без главной своей силы и особенности - без образа глаз, «окна» в человеческую душу. И это неслучайно. Как правило, А. Иванов в романе не выписывает выражений человеческих глаз или делает это очень редко, как в случае с Епифанией - раскольницей с глазами, «как на иконе». Невыписанность лиц, глаз персонажей автор оставляет, думается, как поле для свободного творчества актеров возможного киносериала.
И это тоже безошибочный творческий расчет и жест писателя. Но в случае с Гариным дело обстоит несколько иначе, это скорее композиционно необходимый автору эффект - создание поначалу впечатления закрытости существа героя, образ которого будет разматываться постепенно и не однолинейно. Автор романа в изображении своего героя движется постепенно в сторону емкой детализации, живых сцен с речью персонажей, диалогами, жестами, психологическими и символическими коннотациями, которые метят в глубь характера, приоткрывая в нем сложную человеческую индивидуальность. Так, в ярких, горячих диалогах губернатора и архитектона Ремезова -спорах и размышлениях о строительстве кремля, о старом и новом стиле в архитектуре и в самой жизни, о грехе, воровстве и чести - открывается широта ума, «своеволие» и подкупающая человечность Гагарина выразительна единственная и помещенная ближе к трагическому финалу сцена свидания Матвея Петровича, страдающего отца, с младшей дочерью в монастыре. Но во взаимоотношениях губернатора с Ремезовым, разумеется, неизбежна была и другая сторона, обернувшаяся драматическим конфликтом и их разрывом. Основная сюжетная интрига «Тобола», главная интрига Гагарина, вносящая в структуру произведения элемент увлекательного авантюрного романа, заключена в истории таинственных действий губернатора Сибири, который - в обход воли царя Петра - развязывает войну с джунгарами, что могло быть на руку Китаю. Замысел Гагарина заключался в поддержке сибирской торговли торговых караванов из Китая в надежде на собственное обогащение. Кроме того, дело осложнялось своевольной дипломатией Гагарина, его связью с китайским посланником, игрой в тайные знаки китайского доверия русским история золотой пайцзы, добытой им у Тулишэня. Все это и могло быть расценено царем Петром не только как недопустимое для подданного своеволие, но и как коварная государственная измена. С развитием сюжетного действия «Тобола» в изображении героя возрастает роль форм психологизма.
Доминирующая их форма - это авторская речь, окрашенная колоритом внутреннего видения персонажем самого себя, его самооценками и речевыми выражениями, - то есть форма, достаточно близкая к традиционным формам психологизма в реалистическом историческом повествовании, искусно разработанная в русской литературе, как известно, тем же А. Толстым в его романе «Петр Первый». Вспомним эпизод размышлений и обдумывания рискованного решения Гагарина, когда он узнает о грозящем запрете караванов: «Что ж, была не была, придется рискнуть. Замысел-то созрел у него давно, однако страшно было затевать такое. Но тут уж надо выбирать: либо смарагды Тулишэня, кошели золота и угроза царского топора, либо тихонько воровать, как тот же Бибиков, и кропотливо складывать рублик к рублику, будто он лавочник, а не губернатор. Это были самые главные слова - и пропадай буйна головушка» [1. Раздумья губернатора, представленные в конце первой книги «Тобола», -это уже окончательный ответ Гагарина на эти «главные слова», внутреннее обоснование сделанного им выбора: «Матвей Петрович вспомнил жену и сына. Они наотказ отказались ехать с ним, и он жил в одиночестве. Что поделать, ежели он обрел родину здесь, а не в вотчинах и не в столичных имениях. Здесь его поприще и его держава.
Он уже ох как не молод, у него одышка и больная спина, впору на палку опираться, но его душе нужны эти великие просторы, потому что суть его души - дерзость. Он подгреб под свою руку все, что есть в Сибири, таможни и гостиные дворы, пушные ярмарки и комендантские канцелярии. Такого своеволия не ведали ни хитроумные воеводы, ни могущественный Сибирский приказ. Он, Матвей Гагарин, князь от колена Рюрика, - царь Сибири» [1. В этих последних словах и кроется одно из главных объяснений финала его трагической судьбы, его смертной казни по воле императора Петра, картина которой дана в завершении романа. Чтобы понять смысл финала, смысл «Тобола» в целом, необходимо попытаться осмыслить образ царя Петра в романе. Сцены пытки тобольского губернатора на дыбе и суда в Сенате даны глазами Гагарина и царя Петра, преломленных в авторском повествовании: «Все, что Матвею Петровичу теперь ставили в вину, являлось сутью губернаторства! На кой ляд надобно губернаторство, ежели нельзя брать мзду с любого дела в губернии?
Много званых» и «Тобол. Мало избранных». Автор выбрал для изображения крайне интересный исторический период. Освоение, а точнее, покорение Сибири - одна из важнейших и, как представляется мне, незаслуженно непопулярных вех Российской истории. Охват романа глобален. Иванов увязал в своем повествовании представителей самых разных групп и сословий: пленных шведов, бухарских купцов, офицеров и чиновников, каторжников, инородцев, летописцев и зодчих, китайских контрабандистов, беглых раскольников, шаманов, православных миссионеров и воинственных степняков джунгар — все они вместе, враждуя между собой, или спасая друг друга, творили судьбу российской Азии. Вымышленных персонажей в романе не так уж много. Основные герои прописаны с реальных исторических персонажей: великие сибирские деятели — архитектон Семен Ремезов, губернатор Матвей Гагарин, ссыльный украинский военный и образованнейший человек своего времени Григорий Новицкий, митрополит Филофей, сам царь Петр, шведский офицер армии Карла XII Филипп Юхан Табберт фон Страленберг, который вошел в историю как создатель карты «России и Великой Таттарии 1730 г. Многие-многие другие исторические личности ожили под пером Иванова, и из персонажей энциклопедических статей превратились в реальных людей, честных и не очень, сильных и слабых, добрых и жестоких, грешных и святых. Одна из самых интересных линий романа - жизнь коренных сибирских народов: остяков, вогулов и других.
Тобол. Много званых
грандиозное полотно на полторы тысячи страниц. О романе Алексея Иванова "Тобол" я узнала из рекламы фильма по этой книге. ↑ Книга на выходные: «Тобол» Алексея Иванова как попытка понять и объяснить Россию (неопр.).