Новости станция восток погода

За все время существования станции «Восток» только один раз тут потеплело до минус 13,6 градуса, а обычная летняя температура здесь колеблется в районе минус 20, то есть на пределе температурной границы, за которой размножение живых организмов теоретически невозможно. Южный геомагнитный полюс и полюс холода планеты. Советский аэролог запускает радиозонд. На станции Восток четко выражен годовой ход повторяемости ясного и пасмурного неба.

«Заглядывая в будку, метеоролог задерживает дыхание»: как следят за погодой на полюсе холода Земли

Weather report: станция Восток Сочетание низкой температуры воздуха со сверхнизким давлением и недостатком кислорода, низкой влажностью (как в пустыне Сахара) делает станцию Восток сверхэкстремальным местом на Земле по трудности выживания.
Погода в Востоке Глава Министерства природных ресурсов и экологии Российской Федерации, Александр Козлов, на совещании с президентом РФ Владимиром Путиным рассказал, что строительство новой станции "Восток" в Антарктиде близится к завершению, и в январе станцию планируют.

Антарктическую станцию Восток очищают от снежных заносов

На антарктической станции «Восток» зафиксирована самая низкая на Земле температура −89,2 °C. Фото: РИА Новости © 2024, Владимир Астапкович. На станции "Восток", в самом холодном месте на нашей планете, 18 марта было минус 17,7 градуса при среднестатистической норме для этого сезона почти минус 58 градусов и при том что в Антарктиде в этот период температуры должны стремиться к минимальным. "Несмотря на то, что расстояния между постройками на станции Восток небольшие, поначалу нам было очень тяжело между ними перемещаться.

Погода в Востоке

В результате у любых сооружений, домов, тракторов накапливаются массы снега. Станцию Восток принято называть полюсом холода планеты. В 1983 году здесь зафиксирован температурный рекорд - минус 89,2 градуса Цельсия. Самым теплым днем за всю историю наблюдений стал день ее основания, 16 декабря 1957 года, когда столбик термометра поднялся до минус 13,6 градуса.

Некоторые здания снаружи даже не разглядеть. Они полностью занесены снегом, и передвигаться между ними полярникам приходится по вырытым в снегу тоннелям. И в экстремальных условиях ученые ведут уникальные исследования. Прямо под станцией, под слоем льда толщиной почти четыре километра, находится древнее озеро, тоже получившее название Восток. Полярники сумели пробурить к нему скважину, чтобы взять пробы льда и воды, которые должны пролить свет на историю всей планеты. Вот этот кусок керна был получен непосредственно перед вскрытием озера.

Глубина — 3769 метров, глубже льда на Земле нет. В этом помещении хранится история климата Земли за полтора миллиона лет. Так что это место, конечно, абсолютно уникальное», — отметил ведущий научный сотрудник Арктического и Антарктического научно-исследовательского института Алексей Екайкин. История создания нового зимовочного комплекса станции «Восток» тоже оказалась уникальной. От начала и до конца его строительство профинансировал Леонид Михельсон — глава компании «Новатэк», известной своими арктическими проектами. Теперь она оставит след и на Южном полюсе. Сооружение, воплотившее в себе лучшие на сегодняшний день технологии, даже внешне напоминает инопланетную станцию.

На станциях есть камбуз и повар.

Рацион в принципе такой же, как и на Большой земле. Продукты самые разнообразные, плюс специальные витамины, чтоб восполнить недостаток фруктов. Однако магазинов нет, и если хочется, например, свежего авокадо или пломбира - ничего не поделаешь, придется потерпеть. Но это и в обычной жизни так иной раз. Обязательно есть кают-компания, где можно собраться, посмотреть телевизор или поиграть в шахматы. Празднуем Новый год, 8 Марта, 23 февраля, 9 Мая и другие большие праздники, вместе готовим праздничный стол. И, конечно, отмечаем дни рождения. Но общественная жизнь на станциях изменилась.

Раньше полярники больше играли в шахматы, смотрели вместе фильмы, выбирая их каждый день по очереди. Теперь же у всех есть компьютеры, есть интернет и можно смотреть или читать, что тебе нравится. У многих есть хобби: кто-то вырезает по дереву, кто-то устройства собирает. У меня - радиоспорт. Азбукой Морзе связываюсь с другими радиолюбителями. Каждый для своих увлечений берет все необходимое с собой. Я привожу свой трансивер приемник-передатчик и антенны. Сложно много месяцев жить в замкнутом коллективе?

Алексей Туркеев: Все по-разному переносят зимовку, но друг друга поддерживаем. Некоторые справляются легко, тем более что связь с родными и близкими упростилась.

По её прогнозу, к 17:00 погода «успокоится» на всей территории Москвы и Московской области. По словам специалиста, фронт отступит и погоду уже будет определять «погожий антициклон».

Ранее в столичном отделении МЧС выпустили предупреждение о сильном ливне с грозой, а также о сильном ветре в Москве в ближайшие часы.

Погода в Восточной на неделю

Антарктической станции «Восток» 65 лет. Точный подробный прогноз погоды на 14 дней (2 недели) в Востоке, Поронайский район, Сахалинская область, Россия. В 1983 году на станции Восток была зафиксирована температура -89,2°C, что является абсолютным рекордом.

Почти как в космосе: На станции "Восток" в Антарктиде зимуют только мужчины

Ученые-полярники рассказали о типичном дне на научной станции Восток 23 июля 1983 года на станции Восток был зарегистрирован абсолютный минимум приземной температуры воздуха на нашей планете – 89.2°С, что позволило называть станцию Восток «полюсом холода» Земли.
Почасовой прогноз погоды в Восточной (Новосибирская область, Тогучинский район) Погода в Восточном на завтра.
Сильный ливень с грозой накрыл Москву Главная» Новости» Температура на станции восток.
Погода на ст. Восток, Метеостанции России - РП5 Главная» Новости» Средняя температура на станции восток в январе.

Синоптик Позднякова: к вечеру погода в Москве «успокоится»

Это связано с тем, что Северный полюс находится на высоте уровня моря, а Южный — на материке, после которого идёт толща льда станция Восток располагается на толще ледяного покрова высотой в 3700 м. Температура на самом Южном полюсе тоже разнится. С тех пор эту станцию некоторые даже стали называть «полюс холода» планеты. Но на этом рекорды у станции не завершились. Как сообщает Интерфакс , в 2020 году на станции «Восток» была отмечена самая низкая температура за март месяц, что побило рекорд 1982 года. Удивительно, что такие температуры атмосферы для Земли не минимальны.

Данные прогноза погоды носят ознакомительный характер и не могут быть использованы в коммерческих целях.

Мы представляем прогноз погоды с заблаговременностью до 2 недель. Обновление прогностических данных на сайте происходит 4 раза в сутки.

Но возможно ли предусмотреть все? Сколько возникает непредвиденных ситуаций! И снисхождения от Антарктиды не жди. Уже в середине зимовки радист Валерий Головин, принимая известие, что и где в Антарктиде случилось, записал сообщение: «Поиски трех британских ученых у станции Фарадей прекращены». После шторма, взломавшего морской лед, ученые оказались отрезанными на небольшом острове. И никакого следа.

Чаще всего так и случается — человек исчезает без последнего слова. Исключение — самая первая жертва белого континента. Роберт Скотт, медленно погибая, до последней минуты делал записи. Последняя строчка из его дневника: «Ради Бога, не оставьте наших близких». Эти пронзительные слова должны обязательно оживать в нашей памяти при каждом печальном известии с пути исследователей. По совпадению в этот же день предавали неласковой здешней земле прах капитана Ивана Александровича Мана. Прославленный полярник, с чьим именем связана вся история советских исследований в Антарктиде, умер дома, в постели, от старости. Перед смертью он попросил похоронить его в Антарктиде.

Над могилой сказали: «Он пришел сюда в последний раз, чтобы остаться». Антарктида прочно входит в судьбу каждого, кто в ней побывал. Вернемся, однако, к утру 12 апреля. Пылает вся постройка ДЭС. И уже нет никакого смысла лихорадочно бросать в огонь бруски снега. Двадцать человек, сбившись в тесную группу, бессильные что-либо сделать, наблюдают, как на глазах у них исчезает основа всей жизни Востока, то, о чем со дня основания станции говорили грубовато, но точно: «Если в зимнюю пору на Востоке что-нибудь случится с дизельной — кранты! Мы вполне понимали — через час такой холод заберется во все пока еще теплые уголки станции. А до ближайшего в Антарктиде тепла — полторы тысячи ничем не преодолимых сейчас километров» из дневника А.

В этих заметках часто будут встречаться строчки из его дневника. По-настоящему испугались только теперь, когда кончилась суета и когда отчетливо прояснилось все, что их ожидало. Но надежда еще была. Надежда темнела баками, стоявшими на санях в десяти шагах от огня. Загорятся или не загорятся? В ту минуту люди не знали еще, как смогут без дизелей распорядиться теплом, заключенным в солярке. Солярка, горевшая в баках ДЭС, посылала языки пламени и на этот главный запас топлива станции. Борис Моисеев: «Я думал: обязательно загорятся.

Вначале ближние баки, потом и все остальные. И этот огонь будет для нас последним». Двадцать баков с соляркой стояли в эти минуты между жизнью и смертью двадцати человек. Огонь уже жадно лизал эти баки. Но мороз — диалектика! Огню еще надо было разогреть, растопить загустевшую до состояния джема солярку. И пока он эту работу проделывал, вдруг изменил направление ветер. Борис Моисеев: «Спасением это назвать еще было нельзя, но мысль лихорадочно работала: шанс появился!

Сделаем печки-капельницы… На буровой есть движок, если запустим — будет радиосвязь… Продукты есть, надо лишь уберечь от мороза». Биологи доказали: пчела, в отдельности каждая, долго не проживет. Только сообщество пчел с разделением труда и функций приспособлено выжить. Двадцать людей разного возраста, специальностей, разного опыта выжить могли, лишь уподобившись пчелам. В тот драматический час людей мгновенно сплотила стихийная сила грозной опасности. Без промедления, но без паники. Разумно, целенаправленно, без ошибок — действовать. Не позабыли заснять пожар.

Спустили воду из всех систем отопления — «что бы там ни случилось, придет час, на Востоке появятся новые люди. Надо максимально облегчить введение станции в строй». К первому очагу тепла, «керосинке» под названием «Алма-Ата», установленной в кают-компании, быстро, как только могли, стали таскать продукты со склада. Первая радость — в восемь часов Борис Моисеев запустил до этого позабытый всеми старый движок. Врач Геннадий Баранов: «Когда я услышал это слабое тарахтение, подумал: реанимация, пульс появился — значит, возможна жизнь». Но только к вечеру удалось разыскать, приспособить, протянуть кабель от движка к радиостанции. Радист Валерий Головин, как наседка цыплят согревший приборы еще одной «керосинкой», с опаской подключил радиостанцию к незнакомому источнику тока… Все в порядке. И они вышли в эфир.

Они сообщили обо всем, что случилось, на Молодежную. В тот же час сообщение ушло в Ленинград и в Москву… Антарктида между тем властно входила в лишенные тепла жилые постройки. Из дневника А. Писать можно только карандашом. Зубная паста сделалась каменной. Для пробы заколотил тюбиком в деревянную стойку гвоздь… Алюминиевые стены дома страшновато, как натянутый до предела канат, звенят. И лопаются. Около этих точек и жмемся… Я в Антарктиде не новичок.

И не склонен к лишнему драматизму. Но положение отчаянное. Вслух об этом — никто ни слова. Но думают все несомненно. Такого тут еще не бывало. Я бы и сам так сказал. А надо выкарабкаться!.. Пока писал, температура понизилась до тридцати четырех.

Пальцы не держат карандаш». Спать в этот вечер они легли, вернее свалились, у трех «керосинок» не раздеваясь, не снимая обуви, прижавшись друг к другу. Четырнадцатое апреля было днем серьезных решений. Из Москвы пришла радиограмма за подписью очень ответственного лица. Спокойная, взвешенная, заботливая радиограмма. Суть ее: нужны ли чрезвычайные меры для спасения людей? Чрезвычайные меры… О них, разумеется, думали тут. Но какие меры возможны в этой особой, исключительной обстановке?

Практически никакие. Тяжелый транспортный самолет с грузом на парашюте? Но это мера со множеством неизвестных и очень рискованная, возможные жертвы обострили бы и без того тяжелую ситуацию. Начальник станции Петр Астахов, сам для себя решение уже принявший, счел обязательным знать мнение каждого из зимовщиков. Новички не спешили, молчали. И тогда сказал несколько очень простых, всем очень понятных слов Велло Парк, метеоролог с многолетним антарктическим стажем и опытом альпиниста. Он сказал со своим обычным эстонским акцентом: «Ребята, какие чрезвычайные меры! Продукты есть.

Топлива много. Руки целы. И головы мы, я наблюдаю, не потеряли. В этом смысле и подготовили радиограмму в Москву. Добавили: «Движок пока работает ненадежно. Возможное наше молчание не воспринимайте трагически». Договорились: родным — ни полслова обо всем, что случилось, ни даже намека. Возможные перебои с телеграммами объяснять плохим прохождением радиоволн.

Легко сказать — перезимуем… Печка, у которой Валерий Головин отбивал радиограмму с этим решением, нещадно чадила. Свет у карманных фонариков иссякал, и надо было срочно что-то придумать. Движок решили беречь и запускать только на время радиосвязи. К нему приставили наиболее грамотного и бдительного механика Сергея Кузнецова — прогревать, следить за режимом, «беречь пуще глаза». Надо было решать проблему приготовления пищи, добывания воды. Прозаическая вещь — туалет при минус семидесяти градусах становится большой проблемой. Необходимость большого объема физической работы на зверском морозе. Тяжесть на пороге стоящей полярной ночи… Большие испытания нам предстоят» — так записано в дневнике.

Испытания предстояли не день-другой, не пару недель — девять месяцев! Из них четыре — полярная ночь. И все это, не позабудем, на Полюсе холода. Земля прекратила движение. И только звезды в ясную ночь и радиограммы с далекого милого Севера сообщали уверенность: Земля жива и по-прежнему вертится» — это записано было в середине зимовки. А в середине апреля люди еще только-только взвалили на плечи свой тяжкий крест. И чтобы понять, сколь тяжела была эта ноша, интересно узнать: а как живется-зимуется на Востоке, когда ничего особого не случается? Восток Восток… Я внимательно изучил снимок, сделанный с низко пролетавшего самолета.

Все на виду — богатство и крайняя скудность одновременно. Богатство потому, что каждый килограмм груза, завезенного сюда, стоит десять рублей. Но вот оно все перед нами это богатство. Два темных, похожих на вагоны, продолговатых бруска — это жилье, научные лаборатории, кают-компания, радиостанция, баня, кухня, медпункт. Нетрудно представить себе вагонную тесноту в этих хранящих тепло оболочках. Тепло и свет давал Востоку третий слева брусочек с пристройкой. Это ДЭС. Четыре двигателя стояли под этой крышей.

В пристройке жили трое механиков. Высокая будка с полосатым шаром на крыше — святилище аэрологов. Отсюда запускаются в небо шары с измерительной аппаратурой, отсюда за ними следит локатор. Сооружение с башнями — установка для бурения льда. В середине снимка вижу запасы горючего в баках. Правее стоят тракторы-вездеходы, походный домик-балок. В правом верхнем углу на постаменте из бочек — старенький вездеход. Он покоился тут на свалке.

Но время идет, вспомнили: на этой машине пришел сюда в 1957 году основатель Востока полярник Алексей Трешников. Так появился тут монумент. Что же еще… Еще мы видим три домика для научных работ, следы тракторов, видим флаг, возле которого установлен столб-указатель: до Мирного — 1438 километров, до Москвы — 15 621. Вот и весь легендарный Восток, «не блещущий красотой хутор, заброшенный в глубины Антарктиды», — сказал в своей хорошей шутливо-серьезной книге об Антарктиде писатель Владимир Санин. Так же тесно, так же трясемся над каждым киловаттом энергии и так же не хватает кислорода…» — сказал четырежды тут зимовавший начальником станции Василий Сидоров. Таков этот «хутор». Все, кто летят на Восток, вполне понимают: зимовка даже без всяких ЧП, обычная, благополучная зимовка — нелегкое испытание человеку. И слово «восточник» двадцать пять лет произносится с уважением.

На этот раз Восток уже в самом начале зимовки уготовил людям очень суровый экзамен. После кино отправился спать. Механик Юра Астафьев лежит на кушетке на себя не похожий. Хрипы, конвульсии. На Памире я такое уже наблюдал — начало отека легких. А это значит — опасность самая крайняя. Днем, как и ждали, подскочила температура. На фоне отека легких развивается пневмония.

Применяем антибиотики и все, что положено в этом случае. Ясно: Юрку надо немедленно эвакуировать. В Мирном ситуацию понимают, но самолет подняться не может — у них там ветер двадцать пять метров в секунду и видимость почти ноль». Дежурю возле больного. Радисты сказали: летчики будут к нам пробиваться. Но возможно ли это? Самолет все-таки прилетел, забрал больного. И это было его спасением.

Получили радиограмму от летчиков. Вчера два борта покинули Мирный курсом на Молодежную. Там один самолет законсервируют на зимовку, другой повезут в Союз на ремонт. Теперь, если что-нибудь случится, помощь не прилетит… И вот он, «подарок судьбы» — случилось! В час получения радиограммы в медпункт пришел взволнованный инженер Михаил Родин с жалобой на одышку и нарастающее удушье. Та же картина, что и у Юрки, — начало отека легких и пневмония… В глазах у нашего друга мучительная тревога. И чем мы можем его утешить? Мы говорим, что сделаем все возможное.

Но Мишка-то понимает: спасение — самолет. А слово это мы даже вслух не можем произносить — мороз под семьдесят, какие могут быть самолеты». Бессонная ночь у постели больного. Наш Михаил догорает, как свечка. Держится только на кислороде, гормонах и на сердечных. Губы едва шевелятся. Четырнадцатого марта с Востока на Молодежную ушла радиограмма, в которой взвесили каждое слово: «У одного из зимовщиков тяжелая форма горной болезни. Был консилиум.

Решили: дальнейшее пребывание на станции связано с риском для жизни. Просим авиаторов отреагировать». Посылавшие радиограмму вполне понимали: просить, настаивать, требовать невозможно, нельзя. Радиограмма была адресована сердцу летчиков. И цели она достигла. Нам неизвестно, как долго командир экипажа Евгений Кравченко взвешивал «за» и «против», прежде чем принять решение ответственное и рискованное. Антарктиду Евгений Кравченко знал хорошо, он был в ней десятый раз. Он знал: никто никогда не летал на Восток во второй половине марта.

Это запрещает инструкция, здравый смысл, опыт. Долететь можно, а взлет?.. Командир пришел к экипажу, паковавшему чемоданы перед посадкой на корабль, и сказал, что срочно надо лететь на Восток. Друзья засмеялись, полагая, что это веселая шутка. Командир положил на стол телеграмму. Просчитали все варианты, все тонкости операции… Пятнадцатого марта рано утром Ил-14 с бортовым номером 41 808 взял курс на Мирный. На Восток пошла радиограмма: готовьте полосу! Все до единого на полосе.

Температура под семьдесят. Снег, как песок, самолет, конечно, не сможет взлететь. Надо хотя бы метров на двести — триста оледенить полосу. Пробуем ее поливать, но вода в емкости замерзает. Изготовили спешно из железных уголков раму, положили на раму три старых матраса, тряпье, облили бензином и подожгли. Волочили этот костер в надежде, что он поможет образоваться ледяной корочке на снегу. Два дня работы. Обморожены и измотаны до предела.

Все опасаемся, как бы эта работа не прибавила нам больных. Теперь мы особенно хорошо понимаем, что значит тут гипоксия в союзе с морозом. Неделю назад наш Мишка был крепко здоровым, цветущим парнем». В глазах круги. Сердце колотится уже не в груди, а в горле. Терпимо, когда идешь против ветра, а как под ветер — дым, совершенно нечем дышать, хоть падай. Мороз — шестьдесят восемь градусов. А самолет вылетел».

Самолет из Мирного приближался к Востоку. На борт передали, что корочку льда наморозить не удалось, и командир принимает решение не садиться, а ограничиться сбросом медикаментов и барокамеры для больного. Но вот момент… Люди такие моменты запоминают на всю жизнь. Метеоролог Велло Парк прибежал с известием: температура повысилась! Редкостный случай: на фоне солнечной тихой погоды, когда обычно мороз усиливается, невесть откуда пришел относительно теплый воздушный фронт. Температура — минус шестьдесят три. Для посадки она все равно не годится — самолет не может взлететь. И летчики, сделав круг над Востоком, бросают контейнер с грузом.

Но опытный Велло догадался измерить температуру у поверхности полосы, и она на солнце от копоти сделалась чуть теплее, чем окружающий воздух, — минус шестьдесят градусов! С этим известием Велло, задыхаясь, бросился в радиорубку: «Женя, на полосе — шестьдесят! Можно садиться. Беру всю ответственность на себя». С самолета спокойный голос Евгения Кравченко ответил: «Хорошо, Велло, я знаю твой опыт. Я тебе верю. Скорее, скорее доставить больного. Закутанного, как куклу, Мишку примчали на тягаче.

Самолет на минуту, может быть, на две остановился. Бежим, на руках несем Мишку. Задыхаемся, ветер от винтов забивает рот и нос снежной пылью, обжигает огнем: температура с учетом ветра не менее девяноста. Поднимаем друга нашего в самолет. Дверь захлопнулась… И вот уже с замиранием сердца следим, как бежит самолет по нашей закопченной полосе. Тысяча метров… тысяча пятьсот, две тысячи — отрыва нет. Две тысячи пятьсот — нет отрыва. Полосы остается, очень хорошо знаем, всего пятьсот метров.

И вот уже в самом конце, чуть не касаясь застругов снега, натужно ревя, оставляя шлейф дыма, самолет отрывается… Вздох облегчения. Смотрим друг на друга. Собираем на полосе брошенные мешки, в которые кутали Мишку. И, еле передвигая ноги, идем домой. Когда я разделся, то мокрыми были не только две рубашки, но даже носки. Куртка наверху была покрыта звенящей коркой льда. Подшлемник снять сразу не мог — так сильно примерз к бороде. У многих ребят обморожены веки».

Вечером из Мирного на Восток сообщили: больной доставлен благополучно. Даже для Антарктиды, много всего повидавшей, операция эта по спасению человека была из ряда вон выходящей. Летчики — командир Евгений Кравченко, второй пилот Владимир Кузнецов, штурман Игорь Игнатов, механик Виктор Маслов и радист Юрий Пустохин — показали высший класс мастерства, проявили опыт и мужество, решимость пройти по самому острию бритвы, соблюдая регламенты строгой работы, но помня также о человеческом долге. Удостоенных такой похвалы тут долго помнят. Тут еще скажут, как сказал Евгений Кравченко Велло Парку в минуту, когда все решалось: я тебя знаю, я верю тебе… Из Востока летчики получили сердечную благодарность. Сами они тоже послали «Спасибо! Москва — Ленинград поздравили тех и других. Все было сделано по хорошим законам и правилам Антарктиды.

Холодного воздуха нахватались сверх всякой меры. На морозе в шестьдесят пять градусов по здешней норме находиться можно тридцать — сорок минут, а мы находились шесть — восемь часов. Восток есть Восток. Но такого тут не бывало». Эта запись помечена 17 марта. Ни автор записок и никто из зимовщиков не могли тогда знать, насколько более грозное испытание ожидает их впереди. Снова гляжу на снимок. Третий слева домик с пристройкой — ДЭС.

С пристройки в ночь на 12 апреля начался пожар, мгновенно лишивший людей в этой самой далекой обитаемой точке планеты тепла и света. О самом насущном… О тепле, о свете, о еде и воде. Срочно необходимо было тепло! Без него, даже будучи сытым, тут, в самой холодной точке Земли, быстро протянешь ноги. Тепло на Востоке всегда берегли.

Из Москвы пришла радиограмма за подписью очень ответственного лица. Спокойная, взвешенная, заботливая радиограмма. Суть ее: нужны ли чрезвычайные меры для спасения людей? Чрезвычайные меры… О них, разумеется, думали тут.

Но какие меры возможны в этой особой, исключительной обстановке? Практически никакие. Тяжелый транспортный самолет с грузом на парашюте? Но это мера со множеством неизвестных и очень рискованная, возможные жертвы обострили бы и без того тяжелую ситуацию. Начальник станции Петр Астахов, сам для себя решение уже принявший, счел обязательным знать мнение каждого из зимовщиков. Новички не спешили, молчали. И тогда сказал несколько очень простых, всем очень понятных слов Велло Парк, метеоролог с многолетним антарктическим стажем и опытом альпиниста. Он сказал со своим обычным эстонским акцентом: «Ребята, какие чрезвычайные меры! Продукты есть.

Топлива много. Руки целы. И головы мы, я наблюдаю, не потеряли. В этом смысле и подготовили радиограмму в Москву. Добавили: «Движок пока работает ненадежно. Возможное наше молчание не воспринимайте трагически». Договорились: родным — ни полслова обо всем, что случилось, ни даже намека. Возможные перебои с телеграммами объяснять плохим прохождением радиоволн. Легко сказать — перезимуем… Печка, у которой Валерий Головин отбивал радиограмму с этим решением, нещадно чадила.

Свет у карманных фонариков иссякал, и надо было срочно что-то придумать. Движок решили беречь и запускать только на время радиосвязи. К нему приставили наиболее грамотного и бдительного механика Сергея Кузнецова — прогревать, следить за режимом, «беречь пуще глаза». Надо было решать проблему приготовления пищи, добывания воды. Прозаическая вещь — туалет при минус семидесяти градусах становится большой проблемой. Необходимость большого объема физической работы на зверском морозе. Тяжесть на пороге стоящей полярной ночи… Большие испытания нам предстоят» — так записано в дневнике. Испытания предстояли не день-другой, не пару недель — девять месяцев! Из них четыре — полярная ночь.

И все это, не позабудем, на Полюсе холода. Земля прекратила движение. И только звезды в ясную ночь и радиограммы с далекого милого Севера сообщали уверенность: Земля жива и по-прежнему вертится» — это записано было в середине зимовки. А в середине апреля люди еще только-только взвалили на плечи свой тяжкий крест. И чтобы понять, сколь тяжела была эта ноша, интересно узнать: а как живется-зимуется на Востоке, когда ничего особого не случается? Восток Восток… Я внимательно изучил снимок, сделанный с низко пролетавшего самолета. Все на виду — богатство и крайняя скудность одновременно. Богатство потому, что каждый килограмм груза, завезенного сюда, стоит десять рублей. Но вот оно все перед нами это богатство.

Два темных, похожих на вагоны, продолговатых бруска — это жилье, научные лаборатории, кают-компания, радиостанция, баня, кухня, медпункт. Нетрудно представить себе вагонную тесноту в этих хранящих тепло оболочках. Тепло и свет давал Востоку третий слева брусочек с пристройкой. Это ДЭС. Четыре двигателя стояли под этой крышей. В пристройке жили трое механиков. Высокая будка с полосатым шаром на крыше — святилище аэрологов. Отсюда запускаются в небо шары с измерительной аппаратурой, отсюда за ними следит локатор. Сооружение с башнями — установка для бурения льда.

В середине снимка вижу запасы горючего в баках. Правее стоят тракторы-вездеходы, походный домик-балок. В правом верхнем углу на постаменте из бочек — старенький вездеход. Он покоился тут на свалке. Но время идет, вспомнили: на этой машине пришел сюда в 1957 году основатель Востока полярник Алексей Трешников. Так появился тут монумент. Что же еще… Еще мы видим три домика для научных работ, следы тракторов, видим флаг, возле которого установлен столб-указатель: до Мирного — 1438 километров, до Москвы — 15 621. Вот и весь легендарный Восток, «не блещущий красотой хутор, заброшенный в глубины Антарктиды», — сказал в своей хорошей шутливо-серьезной книге об Антарктиде писатель Владимир Санин. Так же тесно, так же трясемся над каждым киловаттом энергии и так же не хватает кислорода…» — сказал четырежды тут зимовавший начальником станции Василий Сидоров.

Таков этот «хутор». Все, кто летят на Восток, вполне понимают: зимовка даже без всяких ЧП, обычная, благополучная зимовка — нелегкое испытание человеку. И слово «восточник» двадцать пять лет произносится с уважением. На этот раз Восток уже в самом начале зимовки уготовил людям очень суровый экзамен. После кино отправился спать. Механик Юра Астафьев лежит на кушетке на себя не похожий. Хрипы, конвульсии. На Памире я такое уже наблюдал — начало отека легких. А это значит — опасность самая крайняя.

Днем, как и ждали, подскочила температура. На фоне отека легких развивается пневмония. Применяем антибиотики и все, что положено в этом случае. Ясно: Юрку надо немедленно эвакуировать. В Мирном ситуацию понимают, но самолет подняться не может — у них там ветер двадцать пять метров в секунду и видимость почти ноль». Дежурю возле больного. Радисты сказали: летчики будут к нам пробиваться. Но возможно ли это? Самолет все-таки прилетел, забрал больного.

И это было его спасением. Получили радиограмму от летчиков. Вчера два борта покинули Мирный курсом на Молодежную. Там один самолет законсервируют на зимовку, другой повезут в Союз на ремонт. Теперь, если что-нибудь случится, помощь не прилетит… И вот он, «подарок судьбы» — случилось! В час получения радиограммы в медпункт пришел взволнованный инженер Михаил Родин с жалобой на одышку и нарастающее удушье. Та же картина, что и у Юрки, — начало отека легких и пневмония… В глазах у нашего друга мучительная тревога. И чем мы можем его утешить? Мы говорим, что сделаем все возможное.

Но Мишка-то понимает: спасение — самолет. А слово это мы даже вслух не можем произносить — мороз под семьдесят, какие могут быть самолеты». Бессонная ночь у постели больного. Наш Михаил догорает, как свечка. Держится только на кислороде, гормонах и на сердечных. Губы едва шевелятся. Четырнадцатого марта с Востока на Молодежную ушла радиограмма, в которой взвесили каждое слово: «У одного из зимовщиков тяжелая форма горной болезни. Был консилиум. Решили: дальнейшее пребывание на станции связано с риском для жизни.

Просим авиаторов отреагировать». Посылавшие радиограмму вполне понимали: просить, настаивать, требовать невозможно, нельзя. Радиограмма была адресована сердцу летчиков. И цели она достигла. Нам неизвестно, как долго командир экипажа Евгений Кравченко взвешивал «за» и «против», прежде чем принять решение ответственное и рискованное. Антарктиду Евгений Кравченко знал хорошо, он был в ней десятый раз. Он знал: никто никогда не летал на Восток во второй половине марта. Это запрещает инструкция, здравый смысл, опыт. Долететь можно, а взлет?..

Командир пришел к экипажу, паковавшему чемоданы перед посадкой на корабль, и сказал, что срочно надо лететь на Восток. Друзья засмеялись, полагая, что это веселая шутка. Командир положил на стол телеграмму. Просчитали все варианты, все тонкости операции… Пятнадцатого марта рано утром Ил-14 с бортовым номером 41 808 взял курс на Мирный. На Восток пошла радиограмма: готовьте полосу! Все до единого на полосе. Температура под семьдесят. Снег, как песок, самолет, конечно, не сможет взлететь. Надо хотя бы метров на двести — триста оледенить полосу.

Пробуем ее поливать, но вода в емкости замерзает. Изготовили спешно из железных уголков раму, положили на раму три старых матраса, тряпье, облили бензином и подожгли. Волочили этот костер в надежде, что он поможет образоваться ледяной корочке на снегу. Два дня работы. Обморожены и измотаны до предела. Все опасаемся, как бы эта работа не прибавила нам больных. Теперь мы особенно хорошо понимаем, что значит тут гипоксия в союзе с морозом. Неделю назад наш Мишка был крепко здоровым, цветущим парнем». В глазах круги.

Сердце колотится уже не в груди, а в горле. Терпимо, когда идешь против ветра, а как под ветер — дым, совершенно нечем дышать, хоть падай. Мороз — шестьдесят восемь градусов. А самолет вылетел». Самолет из Мирного приближался к Востоку. На борт передали, что корочку льда наморозить не удалось, и командир принимает решение не садиться, а ограничиться сбросом медикаментов и барокамеры для больного. Но вот момент… Люди такие моменты запоминают на всю жизнь. Метеоролог Велло Парк прибежал с известием: температура повысилась! Редкостный случай: на фоне солнечной тихой погоды, когда обычно мороз усиливается, невесть откуда пришел относительно теплый воздушный фронт.

Температура — минус шестьдесят три. Для посадки она все равно не годится — самолет не может взлететь. И летчики, сделав круг над Востоком, бросают контейнер с грузом. Но опытный Велло догадался измерить температуру у поверхности полосы, и она на солнце от копоти сделалась чуть теплее, чем окружающий воздух, — минус шестьдесят градусов! С этим известием Велло, задыхаясь, бросился в радиорубку: «Женя, на полосе — шестьдесят! Можно садиться. Беру всю ответственность на себя». С самолета спокойный голос Евгения Кравченко ответил: «Хорошо, Велло, я знаю твой опыт. Я тебе верю.

Скорее, скорее доставить больного. Закутанного, как куклу, Мишку примчали на тягаче. Самолет на минуту, может быть, на две остановился. Бежим, на руках несем Мишку. Задыхаемся, ветер от винтов забивает рот и нос снежной пылью, обжигает огнем: температура с учетом ветра не менее девяноста. Поднимаем друга нашего в самолет. Дверь захлопнулась… И вот уже с замиранием сердца следим, как бежит самолет по нашей закопченной полосе. Тысяча метров… тысяча пятьсот, две тысячи — отрыва нет. Две тысячи пятьсот — нет отрыва.

Полосы остается, очень хорошо знаем, всего пятьсот метров. И вот уже в самом конце, чуть не касаясь застругов снега, натужно ревя, оставляя шлейф дыма, самолет отрывается… Вздох облегчения. Смотрим друг на друга. Собираем на полосе брошенные мешки, в которые кутали Мишку. И, еле передвигая ноги, идем домой. Когда я разделся, то мокрыми были не только две рубашки, но даже носки. Куртка наверху была покрыта звенящей коркой льда. Подшлемник снять сразу не мог — так сильно примерз к бороде. У многих ребят обморожены веки».

Вечером из Мирного на Восток сообщили: больной доставлен благополучно. Даже для Антарктиды, много всего повидавшей, операция эта по спасению человека была из ряда вон выходящей. Летчики — командир Евгений Кравченко, второй пилот Владимир Кузнецов, штурман Игорь Игнатов, механик Виктор Маслов и радист Юрий Пустохин — показали высший класс мастерства, проявили опыт и мужество, решимость пройти по самому острию бритвы, соблюдая регламенты строгой работы, но помня также о человеческом долге. Удостоенных такой похвалы тут долго помнят. Тут еще скажут, как сказал Евгений Кравченко Велло Парку в минуту, когда все решалось: я тебя знаю, я верю тебе… Из Востока летчики получили сердечную благодарность. Сами они тоже послали «Спасибо! Москва — Ленинград поздравили тех и других. Все было сделано по хорошим законам и правилам Антарктиды. Холодного воздуха нахватались сверх всякой меры.

На морозе в шестьдесят пять градусов по здешней норме находиться можно тридцать — сорок минут, а мы находились шесть — восемь часов. Восток есть Восток. Но такого тут не бывало». Эта запись помечена 17 марта. Ни автор записок и никто из зимовщиков не могли тогда знать, насколько более грозное испытание ожидает их впереди. Снова гляжу на снимок. Третий слева домик с пристройкой — ДЭС. С пристройки в ночь на 12 апреля начался пожар, мгновенно лишивший людей в этой самой далекой обитаемой точке планеты тепла и света. О самом насущном… О тепле, о свете, о еде и воде.

Срочно необходимо было тепло! Без него, даже будучи сытым, тут, в самой холодной точке Земли, быстро протянешь ноги. Тепло на Востоке всегда берегли. Сейчас надо было вести за тепло подлинную войну. И обязательно ее выиграть. Две «керосинки» «Алма-Ата» не могли одолеть Антарктиду. Надо было срочно что-то придумать. На Восток подбираются люди бывалые и смекалистые. Мысли о печках-капельницах сразу же высказал Борис Моисеев.

Что касается изготовления печек, то за это дело взялись инженер-буровик Валерий Лобанов и электрик Валентин Морозов. Дело было нехитрым, если бы действовать сваркой: окошко в баллоне, дверца, трубочка для солярка внутрь, краник снаружи, подающий горючее каплями… Но движок берегли исключительно для радиосвязи, и печка начали делать слесарным путем, оставляя на холодном металле кожу. В конце концов к электросварке все же пришлось прибегнуть. И семь самодельных «буржуек» вскорости задымили на Полюсе холода. Сразу же обнаружилось: движком опять придется рискнуть. Солярка в баках возле сгоревшей ДЭС была густой, как гудрон, «палкой тычешь — едва проминается». Опустили в солярку тэн. Многим знакомый бытовой электрический кипятильник дает представление об этом приборе. Но воду в стакане мы греем две-три минуты, тут же движок гоняли весь день.

Перекачали потом горючее в бочки, перекатили бочки к местам потребления. Все: одежда, пол в помещении, наши бороды, одеяла, приборы, вещи — все пропитано этим запахом. Кажется, даже в жилах не кровь течет, а солярка». Свои самодельные печи они сейчас вспоминают с любовью и содроганием. Как не любить, когда жизнь спасена! Но сколько хлопот они доставляли! Обжегшись на молоке, известное дело, дуют на воду. И поначалу возле каждой печки, как египетский жрец, сидел дежурный. Называлось это: нести печко-вахту.

Потом пробовали, уходя, выключать агрегаты, но, возвратясь, находили в помещении волчий холод. И попробовали доверять печкам. В пожарном смысле эти «буржуйки» ни разу не подвели. Но требовали за собой ухода. По недостатку кислорода солярка горела с большой копотью. Копоть оседала в трубе так густо, что через день-другой надо было забираться на крышу и чистить. Поленился вовремя сделать работу — потухшая печь заставит тебя проснуться от холода. А приятно ли лезть из постели на крышу при минус семидесяти восьми? Интеллигентный человек, но какие глубокие знания народного языка обнаружил!

Излишне сильно начал он наверху швабрить. А дверца у печки возьми и откройся. Сажа завалила практически все наше антарктическое купе. У каждой печи был свой характер: одна булькала, другая присвистывала, третья сопела. По этим звукам постепенно научились угадывать «что печка хочет» и всячески ей угождали, чтобы не проснуться от нестерпимой жары или зверского холода. И примерно шестьдесят — семьдесят раз за зимовку каждую чистили. Распределение тепла при таком отоплении было своеобразным: «У печки — Сочи, у стены — Антарктида». Особенно велика была разница температур по вертикали. Спали на койках в два яруса.

Нижний предпочитает одеться возможно теплее. А в самом низу по углам и у стен — лед. Ко льду привыкли. Когда его становится слишком уж много, берем топоры и ведрами носим эти дары Антарктиды наружу». Так обстояло дело с теплом. Последний луч света, тощий, прощальный, они увидели 22 апреля. Солнце лишь показало макушку и сразу скрылось — наступила полярная ночь, сначала с зарей, а скоро потянулся один сплошной черный нескончаемый холст времени. И полная темнота! Но для жизни нужен какой-нибудь свет.

Раньше на станции горел прожектор, светились окна. Теперь все погрузилось во мрак. От дома к дому по тропинкам ходили ощупью, считая шаги, чтобы не ошибиться. Когда возвращался из кают-компании по часам середина московского дня! Где я? Ничего не вижу. Щупая свои следы руками, как собака, на четвереньках вернулся к исходной точке… Мысленно посмотрел на себя со стороны — смешно и грустно». Между тем были тут у людей совершенно неотложные, жизненно важные работы. Их приходилось делать в темноте, ощупью.

Что касается помещений, то тут поначалу на освещение пошел керосин. Но кто-то вспомнил об изрядных запасах парафина, хранимого астрофизиками, и пошло производство свечей! Изощрялись кто как умел. Шпагат — на фитиль, а форма: труба из картона, банка от порошкового молока, глубокая миска. Тут каждый считал себя мастером, и свечей понаделали много. Но довольными этой иллюминацией не были. Свечи коптили. Все та же кислородная недостаточность плюс спертый воздух. Свечная сажа плавала в воздухе непролазными хлопьями, набивалась в волосы, уши, пропитала одежду.

Сажу ложками, как пенки, снимали в баке с компотом, ловили в тарелках с супом. На покрытой сажей стене пальцем можно было писать всякие мудрые изречения. Свечкам стали искать замену. Инженер-радиолокаторщик Николай Фролов, приспособив стекло от приличных размеров старой радиолампы, сделал керосиновую — но тоже сильно коптила.

Москва «поплыла» из-за сильного и продолжительного ливня

Полюс холода Земли 21 июля 1983 года на советской антарктической станции Восток зафиксировали рекордный на Земле мороз. В 1983 году на станции Восток была зафиксирована температура -89,2°C, что является абсолютным рекордом. Станция Восток находится в центральной части Антарктиды на расстоянии около 1500 км от побережья и почти в 3 500 метрах над уровнем моря. Владимиром Путиным и Александром Лукашенко.

Поднялся столб черного дыма. На востоке Москвы произошел крупный пожар: видео

Новый аэродром «Зенит» был открыт в ноябре 2022 года. Созданием взлетно-посадочной полосы протяженностью 3000 метров и шириной 60 метров занимались ученые Арктического и антарктического научно-исследовательского института совместно со специалистами компании «Запсибгазпром». ВПП из прессованного снега может принимать тяжелые самолеты на колесных шасси типа Ил-76, а также самолеты малой авиации. Данная деятельность осуществляется в соответствии с требованиями Протокола по охране окружающей среды к Договору об Антарктике, ее воздействие на экосистемы района оценивается как незначительное.

Новый комплекс обеспечивает не только безопасность полярников, но и предоставляет им более комфортные условия проживания и работы. Это важный шаг в развитии научных исследований и освоении Антарктиды. При изучении документации стало ясно, что архитектурное решение не соответствует требованиям российских норм и не удовлетворяет потребностям людей, которые будут проживать и работать на станции.

В частности, в иностранном проекте были применены горючие материалы для отделки стен и потолков, не учтено огромное выделение статического электричества, что влечет за собой выход из строя всей электронной техники. В связи с этим, конструкции стен, полов и потолков были полностью переделаны. Организованы выходы на кровлю для обслуживания оборудования, а также предусмотрены механизмы для подъема грузов на станцию. В результате от первоначальной идеи осталась только модульная система из пяти блоков. Модульность конструкции обусловлена необходимостью автономной работы каждого из блоков в случае непредвиденной ситуации.

Климат отличается нулевой влажностью и минимальным количеством осадков. Среднегодовая скорость ветра здесь составляет 5 метров в секунду. Станция получила название в честь одного из кораблей антарктической экспедиции 1819-1821 годов. Государственным комитетом Российской Федерации по печати.

Саватюгин, М.

Преображенская Описывается российская антарктическая станция Восток, которая 16 декабря 2007 г.

Антарктическую станцию Восток очищают от снежных заносов

В жилом здании есть кают-компания, где стоит бильярдный стол, а на стене висит телевизор хотя эфирного телевидения нет. После того как температура там упала до минусовой, долгое время туда никто не совался. Но однажды на складе обнаружилась неисправная игровая приставка. Мы ее починили, подключили к телевизору, и в кают-компании снова начали появляться люди — одетые в теплые куртки и брюки, в шапках и валенках, они собирались, чтобы поиграть в гонки и кулачные бои. Как и в любом другом коллективе, особенно небольшом — а нас на станции было 13 человек, — возникали конфликты.

Сначала это были какие-то незначительные интрижки. Некоторые перерастали в серьезные ссоры на месяцы. Образовывались "кружки", шли разговоры о том, что Иванов сделал Петрову, а Петров — глупый трус — повел себя не как мужчина и не ударил Иванова. Потом этот разговор в искаженном виде доходил до Петрова, он решал не быть больше трусом и в другой раз бил Иванова.

Еще один тип конфликтов происходил от того, что начальник станции выделял приближенных и снабжал их продовольст вием и алкоголем сверх нормы. Самое неприятное — драки, оскорбления — начиналось с алкоголя. Водка на станцию завозится легально и в приличных количествах. Во время моей зимовки было завезено 200 с чем-то бутылок по 0,75 литра.

Порой запои не прекращались по неделе, и в них участвовало около трети состава зимовки. Все спиртное было выпито меньше чем за полгода, еще до конца мая. В оставшееся время разводили служебный спирт и с разрешения начальника станции гнали самогон — на дрожжах и сахаре с добавлением гороха. На время зимовки я вызвался быть добровольцем в ежемесячных походах на снегомерный полигон в пяти километрах севернее станции.

Там вдвоем с напарником мы раз в месяц измеряли накопление снега у специально вбитых для этого вешек. Пока не наступила полярная ночь, все было нормально. Если разговаривать при такой температуре, то многие согласные становятся шипящими — например, вместо "свист" получается "швишт".

Для проведения экспериментов мы забурили примерно в 700-та метрах от станции скважину глубиной 30 метров, апробировали наш метод, а также получили ледяной керн и шламовые частицы, которые после изучали в гляциологической лаборатории", — рассказывает Дмитрий. Тем временем дневная смена обсуждала предстоящие задачи и на 8 часов включалась в цикл работ. От буровой установки во время своей смены команда практически не отходит, но задачи перед ней стоят разноплановые. От управления лебедкой на всех этапах работы до обслуживания бурового снаряда: его сборки и разборки, извлечения кернов, замены шламовых фильтров, проверки работоспособности различных узлов установки, подготовки оборудования для следующего рейса. Библиотека на станции состоит в основном из специализированных книг.

Например, я изучал техническую документацию по строительству бурового комплекса 5Г имени Бориса Кудряшова, поскольку эта информация пригодится нам при проектировании нового современного комплекса, а мой коллега — международное право в Антарктиде. Погулять на Востоке толком негде, ведь вокруг ледяная пустыня. Вот на станции Прогресс, которая находится на берегу, — можно, но сначала следует сообщить маршрут следования радисту и получить у него специальное оборудование", — говорит Вячеслав Кадочников. Однако, по словам Дмитрия Васильева, никто не воспринимал это как излишнее обременение и, тем более, обузу: "Мы спешили реализовать все свои планы, ведь сезон — не резиновый, а в Петербурге выполнить натурные эксперименты попросту невозможно. К тому же, чем еще заниматься? Сидеть и тосковать по дому, по близким людям даже в выходной день совершенно не хочется. Однако поскольку время было уже позднее и повара к тому моменту заканчивали работу, вопрос своего "бригадного" ужина ученые решали самостоятельно. Вячеслав рассказывает, что в их бригаде в прошлом сезоне большой популярностью пользовалась китайская еда, переданная когда-то российским учёным их коллегами из КНР.

Но на Востоке, при температуре поверхности ледника -57 градусов, они могут храниться вечно, так что для нас такой подарок оказался как нельзя кстати. Мы обжаривали такие маленькие китайские пельмени с овощами и чем-то вроде крабовых палочек на сковороде, плавили сыр, добавляли специи. Так что ужин получался хоть и поздний, но весьма вкусный", — заверяет он Любой из нас скажет, что хочет вернуться Конечно, по воскресеньям молодые люди работали меньше, чем в будни.

Тут же некуда было податься. Я записал все этапы реанимации дизеля и генератора. Сергей Кузнецов «отпаривал» керосином к цилиндрам приросшие поршни, часами пропадал на пожарище, примеряясь, какая деталь от сгоревших машин может сгодиться. Борис Моисеев и Валерий Лобанов, грамотные, опытные инженеры, уходили от агрегата только поспать.

Многое зависело от инженера-электрика Владимира Харлампиева. В прошлом чья-то неопытная и неряшливая рука, ремонтируя, все перепутала в генераторе, и теперь надо было решить задачу со многими неизвестными, все заново в генераторе перебрать. Владимир Харлампиев: «Все держалось на самолюбии и крайней необходимости». И наступила минута проверки всего, что сделали. Изобретатель Дизель, наверное, волновался меньше, когда опробовал свое детище, чем эти двадцать блокадников Антарктиды. Не сразу, почихав, покапризничав, двигатель заработал. Не знаю, кричали «ура!

С этого дня многое в жизни зимовщиков сразу переменилось. Появилась еще большая уверенность в своих силах. Не надо было дрожать над единственным хлипким движком. Долой коптящие парафиновые свечи! Может работать станок. Можно сваривать и паять. И самое главное, теперь уже можно было подумать о продолжении научных работ.

Мне трудно судить, сколь значительным был вклад Востока в копилку науки за эту зимовку. Ситуация сложилась, как при аварии на космическом корабле, который не мог какое-то время покинуть орбиту. И за то вам спасибо» — так, наверное, думали в Москве — Ленинграде. Но сами зимовщики считали важным продолжить дела, ради которых тут находились, ради которых Восток существует. Правда, не все оказалось возможным. Энергоемкие исследования возобновить не пришлось. И аэрологу Козорезу, например, волей-неволей пришлось совершенствовать хлебопечение.

А магнитолог Михаил Гусев свою программу полностью выполнил. С пуском второго дизеля тоже раскопали в снегу на свалке! Нет худа без добра — уникальная возможность наблюдать человека «в суперэкстремальной обстановке» представилась врачу-исследователю Аркадию Максимову. Образец выдержки, дисциплины, «воплощение служебного долга» показал на зимовке метеоролог из Тарту Велло Парк. Лишь на один день, 12 апреля, Велло прервал свои наблюдения. Все дальнейшее время, в сутки несколько раз, он пунктуально появлялся на своем полигоне. Ни единого пропуска, ни единого опоздания!

Четыре раза в сутки мировая служба погоды получала известия с важнейшей точки планеты. Тех, кто знал о ЧП на Востоке, этот ручей информации успокаивал: станция живет и работает. Полуночные сводки погоды по радио со словами «в Антарктиде на станции Восток было сегодня минус семьдесят девять» для родных и близких зимовщиков были, конечно, тревожными. Но тревогу вызывала лишь сила мороза. Никто не знал, в каких условиях действует станция. Для Востока 1982 год был юбилейным — двадцать пять лет основания станции. Это давало повод вспомнить все, что тут, на Востоке, происходило за немалое время, кто сколько раз зимовал, как проходили зимовки.

Получалось: эта юбилейная оказалась и самой трудной. Юбилей был отмечен. Валерий Головин подарил друзьям нарисованные им пейзажи станции. Борис Моисеев на станке наточил из бронзовой чурки медалей, а Валерий сделал на них бормашиной нужную гравировку. Был изготовлен серийно шутливо-серьезный диплом… Антарктида между тем тоже юбилей отмечала. Рекордный для этой точки мороз ей выжать не удалось — 28 августа было «лишь» восемьдесят пять градусов. Зато в августе — сентябре крайне низкие температуры держались рекордное для Востока время — почти двадцать дней.

И ветром тоже «порадовала» Антарктида: за двадцать пять лет впервые тут наблюдался штормовой ветер — двадцать семь метров в секунду! К счастью, мороз и ветер тут действуют не сообща. При больших морозах наблюдается штиль. Но и тридцать три градуса в сильный ветер — это не лучше самых низких температур. Надо было напилить снегу, натаскать керосину, а я в очках». Как уберечься от холода, если все-таки надо обязательно выходить из-под крыши? Спасают унты.

На голове — подшлемник, дышать надо через двойной оборот шарфа. Часто моргаешь, иначе смерзаются веки. Тут легко убедиться — природа не зря оставляет мужчинам растительность на лице: борода и усы помогают в мороз… В тепло первыми просятся ноги. Не чувствуешь ног — скорее к печке, к горячему чаю. Но не бегом, при сильном морозе бежишь как в безвоздушном пространстве». Можно ли привыкнуть к таким холодам? Амундсен утверждал, что нет.

Однако опыт многих полярников говорит об обратном. Привыкают люди и к холодам. Всего шестьдесят градусов. Я не пользуюсь унтами, хожу в валенках, даже если надо работать на воздухе более часа. Общее мнение: легко отделались. Начальнику станции много мучений доставил поврежденный палец правой руки. Палец долго, но неуспешно лечили, и пришлось его все-таки ампутировать.

Других серьезных болезней не наблюдалось. К врачу обращались по поводу миозитов, бронхитов, радикулитов. Но это — «семечки» для зимовки столь необычной. Чем объясняется это благополучие? Ведь людям, как никогда ранее на Востоке, приходилось много работать на воздухе! Врач Геннадий Баранов: «Ну, во-первых, в Антарктиду отбираются люди крепкие и здоровые. Во-вторых, опыт двух пострадавших многому научил.

И в-третьих, встряска этой зимовки, возможно, как на войне, пробуждала защитные силы организма. Бывали случаи, мне казалось: заболеют, обязательно заболеют… Нет, проносило». Ни единого разу не заболел, не обращался к врачу якутянин-магнитолог Михаил Гусев. Привычка к холоду? Может быть. Но возможно, дело в другом: Михаил Гусев — спортсмен, гимнаст. Здоровье его на Востоке — не лучшая ли агитация укреплять себя спортом!

Все на зимовке страдали расстройством сна. Это всегда тут бывало в полярную ночь. В этот раз положение усугублялось отсутствием четкого ритма работы. Нервное напряжение было очень высоким, «к октябрю истощили запас транквилизаторов». И запись в дневнике Аркадия Максимова в этом смысле красноречива: «Ночь до крайности всех измотала. Это они-де шлют нам напасти. Мы не на шутку встревожились.

Сон постепенно у всех наладился». В этих суровых буднях были, конечно, светлые дни и часы. Все станции, как журавли ночью, перекликаются по радио, поздравляют друг друга. Теперь дело пойдет к теплу и свету, подъем на гору завершился, теперь будет с каждым днем легче, а там, глядишь, — и домой. Но долго после пиковой точки еще тянется ночь на Востоке. И каждый день эта весть подтверждалась. А 23 августа все вышли встречать светило.

Вышли его встречать. И оно в точном соответствии с космическим расписанием появилось. В 13 часов 30 минут все построились у флагштока. Укрепили и подняли новый флаг, прибереженный Валеркой Головиным, старый на ветрах и морозе истрепался до маленьких лоскутков. Момент — сердце разрывается от волнения. Над горизонтом — шар солнца, а тут, на мачте, поднимается флаг нашей Родины Ощущение такое, будто новая жизнь начинается». Хороший и такой естественный тут, на Востоке, праздник, конечно, отметили.

Выпустили даже стенную газету с названием: «Горит Восток зарею новой». Еще одним праздником было сообщение: из Мирного на Восток вышел санно-тракторный поезд — четырнадцать «Харьковчанок» и тягачей с грузом. Было это 20 октября. С того дня радист Валерий Головин каждое утро вывешивал бюллетень: сколько прошли, какие помехи в пути, что чинят, что бросить пришлось на дороге. Поход на Восток — адская, нечеловеческая работа. В 1963 году я летал к такому поезду в глубь Антарктиды — возили запасную коробку передач. Пятнадцать человек на руках выхватили нас из самолета — так были рады!

Помню обветренные, загорелые, чумазые, однако на удивление веселые лица. Как ставили привезенную нами запчасть при минус сорока четырех, при сильном ветре, на высоте три тысячи метров? Представить себе не могу. Мы улетели, они остались. С того дня храню ощущение: нет работы на Земле тяжелее, чем эта, в походе по Антарктиде. На этот раз поход торопился. Вел поезд Николай Филиппович Зайцев, хорошо понимавший, как ждут на Востоке прорыва блокады.

Шли с потерями, неизбежными на этом пути. Из четырнадцати тягачей и «Харьковчанок» добрались до цели лишь десять. А на Востоке, конечно, ждали. По радио точно было известно, в какой день, на каком километре поход. Стали забираться на крыши: не видно ли дымков? И вот 23 ноября дымки показались. А потом и темные точки.

С опережением всех прежних сроков санно-тракторный поезд пришел на Восток. Прибывающих вышли встречать далеко за околицу. Грянули залпы ракет из самодельной двадцатиствольной «катюши». Крики, объятия… Кому непонятна эта минута! И она их ждала с водой из чистого снега, с чаркой после пара… Через неделю, 2 декабря, оставив грузы, уже налегке поход отправился в Мирный. В этот день начальник станции Петр Астахов зафиксировал редкое для Востока явление: появился поморник. Птицы эти живут исключительно на побережье.

Какая сила заставила поморника пролететь полторы тысячи километров в глубь безжизненных льдов? Летел по следам поезда, подбирая отбросы, или птицам, как и людям, ведомы страсти исследователей? В буднях было напряженное время работы. Но были часы, когда надо себя куда-нибудь деть, чем-то занять. На этот вопрос было много разных ответов. Аркадий Максимов много фотографировал и вел дневник. Иван Козорез в паузах хлебопечения тоже изливал дневнику свою душу.

Грубоватый и доверчивый, как ребенок, сварщик Валентин Морозов обладает золотыми руками в сочетании с хорошим вкусом. Это он дарил ребятам на именины ювелирной работы парусники из нержавеющей стали, африканские маски, корабли викингов. Валерий Головин рисовал. Ученый человек Дмитрий Дмитриев прославил себя вязанием из распущенного каната первоклассных банных мочалок. Петр Астахов любил стрелять дробью по пустым, взлетающим с помощью специальной машинки банкам. Валерий Струсов находил удовольствие в просмотре одних и тех же цветных фотографий. Уже на корабле, увидев его за этим занятием, я попросил разрешения глянуть.

На снимках был весенний березовый лес, деревенский двор с курами и гусями, на одном снимке — молодая женщина, на другом — девчурка лет четырех с веником… Любопытно, что эти снимки у Струсова часто просили посмотреть то один, то другой. И пожалуй, излишне объяснять, почему. Общим для всех развлечением было кино. За несколько лет на Востоке скопилось более шестисот фильмов. Из них «полный кассовый сбор» могли тут сделать лишь три-четыре десятка картин. Остальные — целлулоидная макулатура, которой прокат Антарктиду снабжает по принципу «бери что дают». Но в этой особо драматической обстановке какая была избирательность, что «хотела душа» зимовщика долгой полярной ночью?

Выясняя это, я вспомнил беседу с Константином Симоновым. На мой вопрос — о чем просили фронтовики, когда он, корреспондент центральной газеты, собирался в Москву, — Симонов рассказал, что в ряду прочего просили сказать «кому надо» не присылать фронту фильмы о фронте. Вот и тут тоже: фильмы драматические и, пуще того, трагедийные, с разного рода бедствиями тут не шли. При демонстрации «Экипажа», собиравшего всюду полные залы, все повскакали с мест. Выключай, Велло! В числе любимых назвали ленту «А зори здесь тихие…» — Но драма… — Да, верно. Зато какая там баня!

Киномехаником на Востоке добровольно был Велло Парк, заслуживший прозвище Киноман. Он загодя приносил и оттаивал от печки в стороне два фильма. Ежедневно оба показывал. Хочешь — смотри, не хочешь — как хочешь. Сам Велло нередко в полном одиночестве досматривал оба фильма. Что читали? Все перечислить в ответе на этот вопрос зимовщики не могли.

Сказали только: в Антарктиде об Антарктиде не очень читалось. Эти книги лучше читаются дома. Особо выделили Платонова, многие только тут его и открыли. Все прочитали Распутина «Живи и помни». И все в один голос просили сказать спасибо Виктору Конецкому за его хорошие книги о странствиях, за «Соленый хлеб», за «Рассказы матроса Ниточкина». Ну и каких чудес на земле не бывает! Читатели, я надеюсь, поймут: не похвальбы ради автор решился сказать об этом.

Просто очень уж любопытно: как восприняли вдалеке взволновавшую всех нас историю Лыковых? Газеты в Мирном зачитали до дыр, но кто-то их отложил, сберег как подарок «восточникам». И походом вместе с другими гостинцами газеты им привезли. Читали по очереди, и, конечно, было о чем поговорить, поразмышлять. Два тупика. Две схожие и несхожие ситуации. И стремления прямо противоположные: к людям и от людей… Люди Сейчас они разъехались по всей стране.

Большинство — ленинградцы. Двое живут в Архангельске. Доктор Геннадий Баранов после отпуска будет принимать своих пациентов в маленьких Боровичах Новгородчины. Такова география жизни. Возраст тоже неодинаковый. Самому старшему, начальнику станции Петру Астахову, — пятьдесят, младшему, Петру Полянскому, — двадцать пять. Большинство — новички в Антарктиде.

Четверо были в ней во второй раз, двое — третий, а один — в пятый. У каждого своя судьба. И все двадцать навсегда связаны тем, что пережили вместе. Там, на Востоке, они даже внешне походили один на другого. Гляжу на снимок: на месте лица человеческого — заиндевелый круг. Каждый мог бы сказать: это я. На фотографии, сделанной на борту теплохода, они уже другие.

Уже в городском платье, успели даже загореть. Об Антарктиде напоминают лишь бороды и усы, да еще кое у кого седина не по летам ранняя. По лицам можно судить о характерах, хотя, когда в редакции снимок рассматривал ошибались в характеристиках. Рассматриваю лежащий передо мной снимок. Какое ли наиболее утомленное? Пожалуй, вот это с бородкой клинышком — повар Калмыков Анатолий. На корабле я долго его расспрашивал про варку щей-борщей в Антарктиде, а он то и дело сворачивал на рассказ о семье, о работе своей в Ленинграде.

Видно было: соскучился. Я очень обрадовался, увидев в Одессе его в объятиях жены и двух ребятишек. Причем повар, как полагалось в тот важный момент, на возвышении стоял, под флагами. Но жена и дети не выдержали, подбежали к трибуне, запустили руки в рыжеватую бороду и что-то очень дорогое для сердца полярника говорили, говорили, вызывая вздохи и слезы сочувствия у всех стоявших перед трибуной. В Антарктиду поваром ленинградский профессиональный слесарь попал, по его словам, как кур во щи. Была у слесаря слабость — кухарил. Сначала дома, потом, чтобы устроить сынишку в лагерь, взялся там помогать.

Позже на поварские курсы подался и работал в лагере уже «поваром натуральным». И вздумалось человеку испытать любимое свое дело не где-нибудь — в Антарктиде. Три фигуры в этом краю считаются наиважнейшими — радист, механик и повар. В годы первых экспедиций поваров сюда приглашали из ресторанов, причем из лучших. По сию пору живут в Антарктиде легенды о кулинарных фантазиях этих ребят. Чудеса делали! Ныне ресторанных асов романтика Антарктиды почему-то привлекать перестала.

Но чудес от повара ждут по-прежнему, ибо две только радости доступны тут человеку — еда и баня. Не знаю, что вышло бы в эту зимовку у тонкого ресторанного мастера, но повар Калмыков Анатолий был на Востоке надежным, изобретательным, безотказным. Кроме похвал перепадали ему и ворчания — все сносил. И всю зимовку три раза в день в тесноте, на керосиновой печке, на двадцать ртов было у него первое, второе и третье. В анкете на мой вопрос: «Чему научила тебя Антарктида? Таков один из новичков Антарктиды. О каждом из двадцати мне хотелось бы рассказать.

Каждого эта зимовка сурово проверила и чему-нибудь научила. Но должен признаться, не со всеми успел как следует побеседовать. А Велло Парка, например, и вовсе не видел, он остался в Антарктиде еще на месяц метеорологом на теплоходе «Профессор Визе». Факт этот сам за себя говорит. После всякой зимовки, после этой особенно, сердце рвется домой. Но хладнокровный, уравновешенный Велло сказал: «Ладно, надо так надо…» Вот на снимке моем в самом последнем ряду стоит Валерий Лобанов. О нем говорили как о самом трудолюбивом — «свое сделает и чужое прихватит».

Он и в анкете на первое место поставил труд. Тут нельзя абы как, тут все должно быть надежно. Расплатой за небрежность или халтуру может быть жизнь». Школа строительных студенческих отрядов для Геннадия не прошла даром. Умение держать в руках молоток, гвоздь, топор оказалось не менее важным, чем опыт врачебный. Теперь чувствую: многому научился, и не только в профессиональном смысле, но, главное, в понимании людей, их возможностей и своей ответственности. Прожитый год смело можно посчитать за два, а то и за три», — Сергей Касьянов, механик.

Это все говорят новички, впервые узнавшие Антарктиду. И любопытно было почувствовать: трагизм всего, что случилось, они восприняли как-то иначе, чем ветераны: «Ну, говорили, что в Антарктиде трудно. Убедились — действительно трудно». Такая точка отсчета жизненных трудностей очень важна. И особо возмужавшими, как мне показалось, возвращались домой два человека, совершенно не схожие ни внешностью, ни характером, ни образом всей предыдущей жизни. Когда из Стамбула мы шли по Босфору, на палубе теплохода я снял их стоящими рядом. И могу сейчас вглядеться в их лица.

Совершенно не схожие! Один степенного вида очкарь — «профессор», корректный, вежливый, несколько замкнутый. Это инженер-электрик Владимир Харлампиев. Другой — механик Сергей Кузнецов — похож на озорного мальчишку. Со всеми свой человек, весел, задирист, хотя, как мне показалось, сам к задирам не очень терпим и обидчив. Имеет два прозвища. За умелые руки и редкое трудолюбие Макарыч.

За маленький рост и щуплость похудел на зимовке на семь килограммов — другое, очень веселое прозвище. Сергею тридцать.

Вся информация, размещенная на веб-сайте meteo-tv. При использовании материалов ссылка обязательна в интернете - гипертекстовая. Политика конфиденциальности О прогнозе На нашем сайте всегда самая точная погода в различных уголках нашей планеты более 13 000 населенных пунктов.

Погода в Кировском районе

Главная» Новости» Температура на станции восток. 21 мая на российской антарктической станции «Восток» отмечена температура -71,8°, сегодня минимальная температура -71,3°. Даже днём вчера было максимум -70,2°, сегодня -62,3°. Таким образом, мы значительно увеличиваем продолжительность летнего цикла работ, что особенно важно для выполнения задач на внутриконтинентальной станции Восток, где «теплый» период длится всего лишь до конца января. Прогноз погоды в селе Восток на 10 дней.

Как полярники зимовали на станции "Восток" после пожара в 1982 году

Москва «поплыла» из-за сильного и продолжительного ливня восток Азии: 00 UTC 03 UTC 06 UTC 09 UTC 12 UTC 15 UTC 18 UTC 21 UTC.
Москва «поплыла» из-за сильного и продолжительного ливня Затопило вестибюль станции метро «Белорусская», люди не решались выйти на улицу из вестибюля, потому что дождь лил стеной.
Yr - Vostok Station - Long term forecast Погодные новости.
В мае на арктической станции Восток температура понижалась до -79° 21 июля 1983 года на антарктической станции Восток была зарегистрирована температура в минус 87,2 С. Так за этой станцией закрепилось название «полюса холода» планеты.

Как полярники зимовали на станции "Восток" после пожара в 1982 году

Когда Восток дело тёплое... В Антарктиде завершилось строительство новой уникальной полярной станции «Восток»! Для учёных наступило настоящее раздолье! До этого жить полярникам приходилось в малокомфортных условиях.

Климатические условия в районе станции одни из тяжелейших на Земле, 1984 год П. Он представляет из себя набор из двух термометров, сухого и смоченного. Основываясь на разнице их показателей, ученые могут вычислить влажность воздуха. Экстремальные показатели температуры в обязательном порядке перепроверяются несколько раз, так что ошибочная фиксация рекорда практически исключена.

На каждой станции обязательно работают анестезиолог и хирург. Они могут и зуб вылечить - на станции есть бормашины, необходимые материалы, ну и соответствующая литература. Мне самому двенадцать лет назад на зимовке поставили пломбу - до сих пор держится. Если нужна экстренная операция, то они подбирают помощников из числа зимовщиков. Мне, например, трижды пришлось ассистировать хирургу при удалении аппендицита на станции во время зимовки. От болезней никто не застрахован, но многое можно предотвратить. Именно поэтому все сотрудники проходят перед отправкой в Антарктику серьезную медкомиссию. Женщина и Антарктика - понятия совместимые? Алексей Туркеев: Женщины работают в экспедиции, но, как правило, только в сезонный период. Были случаи, что и знакомились в экспедиции. Обширной статистики свадеб у меня нет, но один такой случай точно знаю. Много лет назад наши коллеги попробовали оставлять девушек на зимовку. Но у нас такой опыт не прижился, хотя в иностранных экспедициях это рядовое явление. Интересные факты Сразу на нескольких антарктических станциях зафиксирована яркая температурная аномалия: в марте температура поднялась на 40 градусов выше нормы. На станции "Восток", в самом холодном месте на нашей планете, 18 марта было минус 17,7 градуса при среднестатистической норме для этого сезона почти минус 58 градусов и при том что в Антарктиде в этот период температуры должны стремиться к минимальным. Такие явления называют "волнами тепла", и они довольно распространены в Австралии. Но в центральной части Антарктиды "волна" замечена впервые, что подтверждает общую тенденцию к потеплению климата. Тем временем Окончены все подготовительные работы для начала сборки нового зимовочного комплекса на станции "Восток". Завершить строительство рассчитывают через два года.

Обновление прогностических данных на сайте происходит 4 раза в сутки. Новости о погоде и погодная аналитика обновляются по мере поступления информации. Также на нашем сайте представлена телевизионная продукция компании «ТМК-Система», информация о наших ведущих, контактная информация.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий