все книги автора. Юмористическая проза. Государственный муж. Лучшие и новые книги 2024 автора: Шоу Бернард в интернет-магазине Лабиринт. Джордж Бернард Шоу — единственный человек, удостоенный и Нобелевской премии в области литературы, и премии «Оскар» – Самые лучшие и интересные новости по теме: Бернард Шоу, мудрости, цитаты на развлекательном портале
Эксклюзивная книга Джордж Бернард Шоу Избранные произведения в кожаном переплете
А мистер Порчерлестер поет ее? Но ему удаются только пошленькие романсы. А то, что требует серьезного отношения, глубины чувства, зрелого понимания, как, например… — Да, да. Я знаю, вы считаете мистера Порчерлестера легкомысленным. Так вам нравится эта Серенада?
Собственно говоря… А вам она нравится? Я очарована ею. Я только ею живу последние три дня. Надеюсь, я буду иметь удовольствие услышать ее в вашем исполнении по окончании нашего маленького спектакля.
О, я не осмелюсь! А вот и мистер Порчерлестер. Сейчас я возьму с него слово, что он споет ее нам. Если он не придет, пьеса погибла.
Поспешно извинившись перед Линдой, я торопливо спустился в холл. Корнет-а-пистон лежал там на столике. Значит, Порчерлестер прибег к бесчестному обману, чтобы избавиться от меня. Я уже хотел вернуться и потребовать объяснений, но тут мне в голову пришло мысль, что корнетист мог оставить здесь свой инструмент после утренней репетиции, а сейчас и в самом деле не пришел.
Однако слуга, которого я позвал, доложил мне, что солдат с военной точностью явился ровно в половине восьмого. Согласно моему приказанию, его провели в смежный с холлом зал, где был накрыт ужин, и дали ему стакан вина и сандвич. Значит, Порчерлестер обманул меня. Слуга вернулся к своим обязанностям, оставив меня в холле наедине с моим гневом, и тут, сам не знаю почему, я принялся разглядывать блестящий медный инструмент, лежащий на столе.
Среди неодушевленных предметов, которые окружали меня, корнет как-то особенно выделялся своей молчаливостью и неподвижностью, как будто, затаив грозный звук, он намеренно поджидал случая выпустить его на волю. Я подкрался к столу и осторожно дотронулся указательным пальцем до одного из клапанов. Потом осмелел и нажал на него. Клапан щелкнул.
Из зала донесся какой-то шорох, и я с виноватым видом отскочил от корнета. Зазвенел колокольчик суфлера, означавший, что корнетист должен приготовиться. Я не без смущения ждал появления оркестранта, моля бога, чтобы он не заметил, что я, как ребенок, трогал его инструмент. Но он не появлялся.
Мое беспокойство усилилось, и я бросился в зал. Там во главе накрытого к ужину стола сидел солдат и спал непробудным сном. Рядом с ним стояли пять пустых графинов. Я схватил его за плечо и сильно встряхнул.
Он что-то промычал, пьяно замахнулся на меня и вновь впал в бесчувственное состояние. В гневе поклявшись расстрелять его за этот бунт, я поспешил назад в холл. Колокольчик зазвенел снова. Это был сигнал трубить.
На сцене ждали. В этот роковой миг я видел только один путь спасти пьесу. Я схватил инструмент, взял тонкий конец в рот и изо всей силы дунул. Но тщетно — в ответ не раздалось ни звука.
Мне стало дурно от напряжения; полированная медь выскальзывала из моих вспотевших рук. Колокольчик вновь настойчиво нарушил губительную тишину. Тогда я сжал корнет, словно в тисках, набрал воздуха, прижал мундштук к губам так, что даже зубы заныли, и с остервенением плюнул в него. Раздался оглушительный рев.
У меня чуть не лопнули барабанные перепонки; на люстре зазвенели хрустальные подвески; с вешалки посыпались шляпы; я сжал ладонями раскалывавшиеся от боли виски, и тут солдат — такой бледный, словно трубный глас пробудил его в день Страшного суда, — пошатываясь, вышел из зала и предстал взорам изумленных гостей, высыпавших на лестницу. В течение трех следующих месяцев я изучал искусство игры на корнет-а-пистоне под руководством специалиста. Он раздражал меня своими мещанскими манерами и утомительной привычкой повторять, что «трубка», как он называл корнет, больше чем любой другой инструмент, напоминает человеческий голос, но музыкант он был знающий и добросовестный, и я упорно продолжал занятия, невзирая на возражения соседей. Наконец я осмелился спросить его, достаточно ли я преуспел, чтобы сыграть соло для одного своего друга.
Да к тому же вы слишком сильно дуете. Поверьте, сэр, тут не нужно так напрягаться, от этого звук только хуже. А что вы хотите сыграть для своего друга? Он изумленно уставился на меня и покачал головой.
Это рассеяло его сомнения. Но даже после усердной практики я исполнял Серенаду весьма неуверенно и с большим трудом. Наконец я все-таки добился успеха. Здесь, дома, вы играете довольно прилично, поупражнявшись перед этим полчасика, но, когда меня не будет рядом, дело пойдет не так гладко, вот увидите.
Я не принял всерьез этого совета, разумность которого теперь полностью признаю. Но в то время я был весь во власти давно задуманного плана сыграть Линде Серенаду. Ее дом у северного конца Парк-Лейн был расположен как нельзя более удобно для этой цели; я уже подкупил слугу, чтобы он впустил меня в палисадник перед домом. Как-то в конце июня я узнал, что Линда намерена провести вечер дома и отдохнуть от светской суеты.
Это и был тот случай, которого я ждал. В девять часов я положил корнет в дорожный сак и поехал к Мраморной Арке, а дальше пошел пешком. Внезапно я услышал голос Порчерлестера. Не желая подвергаться расспросам, я предпочел опередить его и спросил, куда он направляется.
Я не скрываю от вас этого, полковник, потому что вы человек чести и знаете, как она добродетельна. Я обожаю ее. Если бы только я мог быть уверен, что ей нравлюсь, я сам, а не просто мой голос, я был бы счастливей всех в Англии. Когда я смотрю на нее, у меня аж дух захватывает.
Вы знаете, я так ни разу не набрался храбрости спеть ей Серенаду Шуберта после того, как она сказала, что это ее любимая вещь! Ей не нравится, как вы поете Серенаду? Я чуть ли не ревную ее к этой проклятой мелодии! Но я готов сделать что угодно, лишь бы доставить ей удовольствие, и завтра ее ждет сюрприз у миссис Локсли-Холл.
Я даже брал уроки и работал без устали, чтобы спеть Серенаду по-настоящему хорошо. Только, если увидите Линду, помните: ни слова об этом. Это должно быть сюрпризом. Я знал, что его голос не выдержит сравнения с меланхолической нежностью, угрожающей мрачностью, сдержанной силой, которые искусный исполнитель способен извлечь из инструмента, лежащего в моем саке.
Мы простились, и он вошел в дом Лииды. Через несколько минут я был в палисаднике и, укрывшись в тени кустов, смотрел на них — они сидели возле открытого окна. Их разговор не доносился до меня; казалось, Порчерлестер никогда не уйдет. Вечер был довольно прохладный, а земля сырая.
Пробило десять часов, четверть одиннадцатого, половину одиннадцатого; я уже почти решил идти домой. Если бы Линда не сыграла на рояле нескольких пьес, я бы просто не выдержал. Наконец они поднялись, и теперь я мог разобрать, что они говорили. Как горячо я согласился с ней!
Но вы могли бы спеть мне Серенаду. Ведь я вам сыграла целых три пьесы. Спокойной ночи. Вы вовсе не простужены.
Но не важно. Больше я никогда вас об этом не попрошу. Спокойной ночи, мистер Порчерлестер. Раньше, чем я думаю!
Если вы приготовили мне сюрприз, я вас прощу. Надеюсь, мы увидимся завтра у миссис Локсли-Холл. Он подтвердил это и поспешил уйти, видимо, боясь выдать свой план. После его ухода она подошла к окну и залюбовалась звездами.
Глядя на нее, я забыл о своем нетерпении; зубы мои перестали лязгать. Я вынул корнет из сака. Линда вздохнула, закрыла окно и опустила белую штору. Одного вида ее руки в этот миг было достаточно, чтобы я превзошел все свои прежние достижения.
Линда села у окна, и я увидел на шторе ее тень. Она сидела ко мне боком. Мой час настал. Парк-Лейн почти затихла, а Оксфорд-стрит была слишком далеко, и шум движения не мешал мне.
Я начал. При первой же ноте Линда вздрогнула и прислушалась. Когда я закончил фразу и стало ясно, что именно я играю, она отложила книгу. Мундштук был холодный, как лед, губы у меня замерзли и не повиновались, поэтому, несмотря на величайшие старания, я никак не мог избежать тех хриплых, булькающих звуков, которые порой возникают даже у лучших корнетистов.
Тем не менее, хотя я продрог и очень нервничал, справился я со своей задачей весьма прилично. Преисполняясь все большей уверенности в своих силах по мере того, как дело подвигалось к концу, я частично загладил несовершенство начала властной звучностью заключительных тактов и даже добился неплохой трели на предпоследней ноте. По возгласам одобрения, которые донеслись с улицы, когда я кончил, мне стало ясно, что там собралась толпа и что о немедленном бегстве не может быть и речи. Я положил корнет в сак и стал ждать, чтобы толпа рассеялась и можно было уйти.
А пока я не отрывал глаз от тени в окне. Она писала. Неужели, подумал я, она пишет мне? Потом она поднялась; тень закрыла все окно, и я уже не мог различить ее движений.
Я услышал звон колокольчика. Через минуту дверь дома отворилась. Я отступил за кадку с алоэ, но, узнав подкупленного мной слугу, тихо свистнул. Он подошел ко мне с письмом в руке.
Сердце у меня забилось, когда я увидел его. Когда она позвонила, я позаботился, чтобы никто другой меня не опередил. Она сказала мне: «Вы найдете в саду джентльмена. Отдайте ему эту записку и попросите его идти домой.
Он не должен читать ее здесь». Благодарю вас, сэр. Спокойной ночи, сэр. Я бежал до самой Гамильтон-Плейс, а там взял кеб.
Десять минут спустя я был у себя в кабинете и дрожащими руками разворачивал письмо. Оно было без конверта, просто аккуратно сложено. Я развернул его и прочел: «714, Парк-Лейн, пятница. Дорогой мистер Порчерлестер…» Я остановился.
Неужели она приписала ему мою Серенаду? Но тут возникал куда более важный и неотложный вопрос: имею ли я право читать письмо, адресованное не мне? Однако любопытство и любовь взяли верх над щепетильностью. Дальше в письме говорилось: «Весьма сожалею, что мое увлечение Серенадой Шуберта Вам представилось всего лишь поводом для насмешек.
Я понимаю, это увлечение может показаться странным, но я бы не рассказала Вам о нем, если бы не считала Вас способным его понять. Возможно, Вам будет приятно узнать, что Вы совершенно излечили меня от него, а потому поверьте: отныне Серенада не будет вызывать у меня ничего, кроме смеха и горечи. Я даже не подозревала, что человеческое горло способно издавать подобные звуки, и, конечно, не догадывалась, какое представление Вы собираетесь устроить, когда Вы пообещали, что я услышу Ваш голос раньше, чем ожидаю. Еще только одно слово: прощайте!
Я не буду иметь удовольствия встретиться с Вами у миссис Локсли-Холл, так как очень занята и не смогу быть у нее. По той же причине, к сожалению, я вынуждена отказаться от удовольствия принимать Вас у себя в этом сезоне. Искрение Ваша, дорогой мистер Порчерлестер, Линда Фицнайтингейл». Я почувствовал, что переслать это письмо Порчерлестеру значило бы причинить ему лишнюю боль.
Я понял также, что мой наставник был прав и что я не рожден для игры на корнет-а-пистоне. И я решил оставить этот инструмент. Линда стала моей женой. Иногда я спрашиваю ее, почему она упорно отказывается принимать Порчерлестера, который дал мне слово офицера и джентльмена, что не знает, чем и когда он мог оскорбить ее.
Но она каждый раз уклоняется от ответа. Если, по-вашему, мне неприлично так говорить, то вам следует обратиться к рассказам тех, чьи представления о женской скромности совпадают с вашими. Моя красота доказывается тем, что мужчины бросают на ветер немало времени и денег, выставляя себя на посмешище ради меня. Нот почему, хотя я всего лишь провинциальная красавица, я разбираюсь в тонкостях ухаживания и флирта не хуже любой другой женщины моего возраста и могу заранее предсказать — если вы из тех мужчин, которых я привлекаю, — что вы станете мне говорить и как вы станете это говорить во время нашей первой беседы, или второй, или третьей и так далее.
Я много раз была помолвлена и иногда расторгала помолвку сама, когда думала, что он этого хочет, а иногда заставляла его сделать это, давая понять, что я так хочу. В перлом случае сожалела я, во втором — он; впрочем, несмотря на всю Соль разрыва, возникавшее при этом чувство облегчения было совершенно одинаково у обеих сторон. Я полагаю, теперь вы — кто бы вы ни были — вполне поняли мой характер или, по крайней мере, так вам кажется. Что же, тешьтесь этой мыслью сколько хотите.
Но позвольте сказать вам, что флирт — это единственное развлечение, которого мне никогда не приходилось искать и которому я никогда не должна была учиться. Я люблю платья, танцы и теннис, о чем вы уже догадались. Кроме того, я люблю хорошую музыку, хорошие книги, ботанику, люблю сельские работы и люблю учить детей, о чем вы не догадывались. И если в наших краях я больше известна как красавица и кокетка и гораздо меньше как ботаник и учительница, то лишь потому что все твердо убеждены, будто мое назначение в жизни — поиски хорошей партии, и только.
Мужчины, даже самые лучшие из них, ищут моего общества единственно для того, чтобы пожирать меня глазами, а вовсе не для того, чтобы упражнять свой ум. Сначала мне нравилось ощущение власти, которая давала мне возможность мучить их; но потом я поняла, что эти мучения им нравятся, как детям нравится, когда их щекочут, и пользоваться этой властью — значит напрягать все силы, чтобы забавлять их. Если бы не глупые мальчики, которые не пожирали меня глазами, а были в самом деле влюблены — бедняжки! Как-то вечером в октябре я получила телеграмму из столицы нашей провинции двадцать пять миль по железной дороге от одних знакомых, которые сообщали, что у них есть ложа в оперу и лишнее место для мепя.
Если вы лондонец, то мне следует упомянуть, что оперные и другие труппы ездят в провинцию на гастроли и часто их принимают там гораздо лучше, чем в Лондоне. У меня хватило времени только вбежать в спальню, придать блеск моей красоте, наспех выпить чашку чаю и успеть к поезду шесть пятьдесят. Я ехала одна: если бы я не могла ходить без провожатых, мне просто пришлось бы все время сидеть дома. Мои братья слишком заняты, чтобы быть моими лакеями; отец и мать — люди пожилые, большие домоседы, и нельзя требовать, чтобы они жертвовали своим покоем ради развлечений дочери и ложились спать за полночь, а что касается горничной, то мне достаточно хлопот с самой собой, и я не могу заботиться еще об одной взрослой женщине.
Кроме того, в наших местах в поезде чувствуешь себя, как дома; каждый кондуктор на линии знает пассажиров так же хорошо, как свою собственную семью. Вот почему вы совершенно напрасно усматриваете здесь нарушение благопристойности — да, я часто езжу в город по железной дороге, подъезжаю к театру, нахожу ложу моих знакомых, еду обратно на станцию и в довершение всех моих грехов сажусь в одиннадцатичасовой поезд, то есть возвращаюсь домой ночью, и все это без компаньонки или провожатого. Давали «Дон-Жуана», и, разумеется, спектакль был отвратительным обманом. Таково большинство оперных спектаклей — для тех, кто настолько хорошо разбирается в музыке, что способен читать оперные партитуры, как другие читают Шекспира.
Дон-Жуана пел самодовольный француз с невыразительным, глухим, гнусавым голосом и таким тремоло, что он ни одной ноты не держал достаточно долго и нельзя было понять, есть она в мелодии или нет. Лепорелло был толстый, вульгарный итальянский комик, который не пел, а крякал. Тенор, худой, как жердь, пропустил арию «Dali sua расе», не надеясь справиться с ней. Партии Мазетто и Командора исполнял один и тот же певец, — судя по всему, помощник режиссера.
Что касается женщин, то донну Анну изображала толстуха пятидесяти лет, у Эльвиры было пронзительное, задыхающееся «драматическое» сопрано, и каждый раз, когда она забиралась выше фа диез, я ждала, что она совсем сорвет голос; Церлина, начинающая певица, взятая в испытательную поездку, закончила «Batti, Batti» и «Vedrai саrino» каденциями из сцены сумасшествия Лючии [7] и по требованию публики бисировала и то и другое. Оркестр был усилен местными любителями, а медь заимствована у оркестра 10-го гусарского полка. Все были в восторге от оперы, а когда я сказала, что я его не разделяю, они ответили: «О! Вы так строги, что на вас трудно угодить.
Не кажется ли вам, что своей взыскательностью вы только лишаете себя многих удовольствий? Когда помощник режиссера и француз под звуки труб 10-го гусарского полка и кряканье толстяка провалились в яму, из которой вырывались языки красного пламени, я, возмущенная и разочарованная, пошла к выходу, удивляясь, почему люди еще приплачивают, чтобы послушать оперу, изуродованную и поставленную так плохо, как никто не позволил бы поставить современную комедию или фарс «Бокс и Кокс». Эта задержка встревожила меня, потому что я боялась опоздать на последний поезд; правда, я немного успокоилась, успев вскочить в вагон за три минуты до отхода, но, когда кондуктор запер меня одну в купе первого класса, настроение у меня все еще было не очень веселое. Сначала я уселась в угол и попыталась заснуть.
Но едва поезд отошел от станции, как ударил колокол, предупреждая о тумане, и мы остановились. Пока я, разбуженная и очень недовольная, ждала, когда мы снова тронемся, тоскливый стук дождя по стеклу заставил меня повернуться к окну, где в черной, как смола, ночи я не увидела ничего, кроме отражения купе, включая, конечно, и себя. Никогда в жизни не выглядела я прелестнее. Я была прекрасна в полном смысле этого слова.
Сначала я испытала тщеславное удовольствие. Потом огорчилась, что мое очарование пропадает понапрасну, раз в вагоне нет никого, кто мог бы посмотреть на меня. Если вы, дорогой читатель, настолько непривлекательны, что считали ниже своего достоинства заниматься вопросами красоты, то позвольте объяснить вам, что даже самые красивые и интересные люди кажутся такими только время от времени. Бывают печальные дни, когда на вас, в общем, не стоит смотреть, и счастливые дни, когда вы неотразимы и сами испытываете волнение, видя в зеркале свое лицо и глаза.
Но так выглядишь не каждый день: никаким количеством мыла, воды, краски, пудры, никаким вниманием к прическе и туалету нельзя этого добиться. Зато когда это случается, право же, есть смысл жить на свете, если только вы не лишаетесь всей славы как это было со мной в тот раз, о котором я рассказываю из-за того, что находитесь в какой-нибудь глуши, или одна, или в кругу близких, которым, естественно, нет никакого дела до вашей внешности. Во всяком случае, я была так счастлива, что даже не простудилась, хотя я всегда подхватываю насморк, когда возвращаюсь домой поздно и не в духе. Наконец раздалось сильное лязганье цепей и стук буферов; это означало, что товарный поезд освободил нам путь.
Мы дернулись и поехали; я села в своем углу лицом к окну и получше всмотрелась в свое отражение. Не забудьте: я больше не закрывала глаз ни на минуту; я бодрствовала так же, как и сейчас. Я думала о множестве разных вещей; опера продолжала звучать в моих ушах; помню, мне пришло в голову, что, если бы Дон-Жуан встретился мне, я смогла бы понять его лучше, чем другие женщины, и из нас получилась бы хорошая пара. Во всяком случае, я не сомневалась, что он не обманул бы меня так же легко, как обманывал их, в особенности если он был похож на француза с тремоло.
Однако в жизни Дон-Жуан мог быть совершенно иным, ибо я знала по опыту, что люди, которыми много восхищаются, часто неспособны устоять против лести или настойчивости, отчего то и дело оказываются втянутыми в любовную интригу с теми, кого они с радостью оставили бы в покое, если бы их самих тоже оставили в покое. Дойдя до этого в своих мыслях, я обернулась — не знаю, почему, во всяком случае, у меня не было ни малейшего подозрения, что я могу увидеть в купе кого-то или что-то неожиданное, — и оказалось, что прямо против меня сидит джентльмен, закутанный в плащ из прелестной тонкой ярко-красной с коричневым ткани, который очень изящно облегал его и к тому же, насколько я могла судить, был из тех, которым нет износа. На нем была великолепная шляпа из превосходного черного фетра, круглая, с большими полями. Сапоги, доходившие до колен, были сделаны из мягкой лайки цвета спелого терновника; я никогда не видела ничего подобного, кроме туфель, которые купила однажды в Париже за сорок франков и которые были мягкими, как кожа ребенка.
И чтобы завершить его портрет, надо упомянуть шпагу с золотым эфесом без всяких украшений, но такой формы, что нельзя было без восхищения смотреть на это сокровище. Трудно сказать, почему я заметила все это, еще не задумавшись о том, как он попал сюда; но это было именно так. Возможно, конечно, что он возвращался с костюмированного бала и вошел в купе, когда поезд встал, отъехав от станции. Но вот я осмелилась искоса бросить взгляд на его лицо — надо ли говорить, что опытная молодая женщина не станет сразу же пристально смотреть прямо в глаза мужчине, оказавшись наедине с ним в купе, — и всякая мысль о костюмированном бале в сочетании с ним отпала, как глупая нелепость.
Это было твердое, спокойное, благородное лицо; глаза смотрели поверх моей головы в пространство. Я почувствовала себя маленькой и жалкой, хотя и вспомнила со смиренной благодарностью, что выгляжу на редкость одухотворенно. Затем мне пришло в голову, что это абсурд: ведь он был только мужчина. Едва эта, мысль пробудила худшие стороны моей натуры, как меня охватил внезапный ужас и я уже была готова броситься к сонетке, но тут он, слегка нахмурившись, словно я его обеспокоила, впервые показал, что замечает мое присутствие.
Я всего лишь то, что вы пазываете привидением, и у меня нет ни малейшего намерения докучать вам. Мой язык прилип к гортани. Мне пришло в голову, что, если я не преодолею охвативший меня ужас, мои волосы поседеют, а хуже этого я ничего не могла себе представить. Я приложила сложенный веер к его рукаву.
Веер прошел сквозь него так, как будто руки не было, и я вскрикнула, словно это был нож, пронзивший мое тело. Мой спутник брезгливо поморщился и сказал уничтожающе: — Так как мое присутствие беспокоит вас, мне лучше перейти в другой вагон. И, вероятно, он тотчас исчез бы, но тут я пролепетала чуть не со слезами, пытаясь схватить его за край неосязаемого плаща: — О нет, пожалуйста, не уходите! Теперь, после того как я увидела вас, я не отважусь остаться здесь одна.
Нельзя сказать, чтобы он улыбнулся, по его лицо смягчилось, и он поглядел на меня с жалостью и в то же время с интересом. Еще не изобретен микроскоп, в который можно разглядеть столь ничтожно малое существо, каким я почувствовала себя тогда. Затем, чтобы переменить тему, так как он пропустил мое извинение мимо ушей, я добавила: — Но так странно, что вам приходится пользоваться поездом. Но чопорность ему как будто не претила.
Он ответил вполне любезно: — Да, я настроен именно так. Я могу передвигаться с места на место — проецировать себя, как вы выразились. Но поезд избавляет меня от хлопот. Я поняла, как глупо с моей стороны было не сообразить этого.
Он снова нахмурился и слегка тряхнул плащом. Потом сказал строго: — Я готов ответить на ваши вопросы и помочь вам, насколько хватит моих способностей и осведомленности. Но должен сказать вам, что мне скучны извинения, оправдания, раскаяния и ненужные объяснения. Будьте любезны запомнить, что вы ничем не можете обидеть, оскорбить или разочаровать меня.
Если вы глупы или неискренни, мой разговор с вами будет бесполезен, только и всего. Оправившись после этого выговора, я рискнула спросить: — Должна ли я задавать вам вопросы? По традиции надо расспрашивать прмви… людей с… леди и джентльменов с того света. Я почувствовала, что краснею, но не посмела оправдываться.
В то же время, поскольку правом на знание обладают все, ни одно привидение, если это не вор и не скряга по натуре, не откажет в ответе спрашивающему. Но не ждите, чтобы мы сами начали пустой разговор. У меня было множество вопросов, если бы только я могла их вспомнить. Правда, те, которые приходят мне в голову, кажутся слишком личными и бестактными.
Он был так восхитительно терпелив в своем презрении ко мне, что я сдалась. Кроме того, я была на четыре года старше, чем он думал. Конечно, если эта тема не будет для вас тягостна. Если же… Он не стал ждать окончания моих нелепых извинений.
Я был испанским дворянином и значительно превосходил в духовном развитии большинство своих современников — мстительных, суеверных, жестоких, обжорливых, ревностно приверженных традициям своего сословия, грубых и глупых в любви, неискренних и трусливых. Они считали меня чудаком, легкомысленным человеком без твердых моральных устоев. Я ахнула, пораженная его удивительным красноречием. Но это меня очень мало беспокоило.
У меня были деньги, здоровье и полная свобода. Больше всего я любил книги, путешествия и приключения.
Том снабжен комментариями, раскрывающими творческую и сценическую историю пьес. В Пятый том вошли произведения: "Назад к Мафусаилу", "Святая Иоанна", "Тележка с яблоками", "Горько, но правда", а также предисловия к некоторым пьесам. Шестой том содержит двенадцать произведений, написанных в 1933-1950 гг. Большенство пьес с предисловием драматурга.
Писатели попали в зал только после вмешательства администратора.
Шоу смотрел пьесу с большим вниманием, но ничем не проявлял своего отношения к ней. Когда, наконец, занавес опустился, он вышел из зала, разыскал контролера, который не хотел его пропустить, вручил ему фунт стерлингов и сказал: — Прошу прощения! Я убедился: относительно меня у вас были наилучшие намерения. На вопрос о том, какие 5 книг вы бы взяли с собой на необитаемый остров, драматург ответил, что взял бы 5 книг с чистыми страницами. Эту концепцию в 1974 году воплотило американское издательство Harmony Books, выпустив книгу под названием «Книга Ничто», которая состояла исключительно из 192 пустых страниц. Она нашла своего покупателя, и впоследствии издательство не раз переиздавало эту книгу. Драматург отозвался довольно критически о живописи в присутствии одного художника.
У вас такой вид, что можно подумать, будто Англия голодает Шоу встретился с очень толстым джентльменом.
Шоу написал 63 пьесы, а также романы, критические произведения, эссе и больше чем 250 000 писем. Джорджа Бернарда называют самым цитируемым писателем мира, рекордсменом по опубликованным в разных сборниках афоризмам, мудрым мыслям и анекдотам притом, что сам он признавался: «Мой способ шутить — это говорить правду. На свете нет ничего смешнее». В серии «Лауреаты Нобелевской премии» можно познакомиться не только с пьесами, но и с один из пяти написанных Шоу романов.
В данном переводе он назван «Карьера одного борца», в Википедии же упомянут под названием «Профессия Кашеля Байрона» 1886.
Бернард Шоу читать все книги автора онлайн бесплатно без регистрации
Шоу, Бернард. Полное собрание сочинений. Москва: В. М. Саблин, 1910-1911. Творчество Бернарда Шоу драматурга (1856-1950) хорошо известно у нас в стране. Его пьесы "Пигмалион", "Цезарь и Клеопатра", "Профессия миссис Уоррен" и др. прочно вошли в репертуар театров. * Джордж Бернард Шоу (George Bernard Shaw) [26 июля 1856 — 2 ноября 1950] — английский драматург; лауреат Нобелевской премии по литературе. Главная > Книги > Топ-10 лучших произведений Бернарда Шоу. Бернард Шоу – один из самых известных ирландских деятелей, драматург и романист.
Две страсти Бернарда Шоу
Джордж Бернард Шоу родился в Дублине в семье торговца зерном и певицы. библиотека ЛибКинг. скачать бесплатно все книги автора. Книги 1—25 из 31. Бернард Шоу. Английские маффины (Кристи, Уайльд, Оруэлл, Вудхаус и другие).
Книги и аудиокниги автора: Бернард Шоу
Вскоре ей предстоит узнать эту страшную тайну… Пьеса «Профессия миссис Уоррен» была создана, чтобы привлечь внимание общественности к такому явлению как проституция. По мнению автора, виноваты не безнравственность мужчин и распущенность девиц. Виновато общество, в котором женщины вынуждены заниматься грязным делом, чтобы не умереть с голоду. Оружие и человек Произведение «Оружие и человек» вошло в цикл, который был опубликован под названием «Приятные пьесы». Действие разворачивается во время сербско-болгарской войны, в 1885 году.
Юная девушка Райна проводила на фронт своего отца и жениха. В своих мечтах она видит, как любимый совершает подвиги, как он прекрасен в своей отважности. Команда смельчаков идет на смерть ради народа, и во главе жених Райны — так она себе представляет военные будни. Ее грезы развеет наемный солдат, вражеский офицер, который спрячется на балконе Райны во время отступления… Смысл произведения — разоблачение романтического отношения к жизни, идеализации войны.
Комедия яркая и остроумная, имела большой коммерческий успех. Ее ставили в театрах и несколько раз экранизировали. Ученик дьявола Мелодрама, в которой писатель затрагивает тему христианства. Штат Нью-Гемпшир охвачен войной за независимость.
В это неспокойное время умирает глава семейства Даджен. Все родственники поражены его последней волей. Он завещал дом сыну Ричарду, которого все считают недостойным. Ему свойственно общение с подозрительными личностями, он занимается контрабандой и участвует в авантюрах.
Ричард подливает масла в огонь и обещает, что отныне семейное гнездышко станет домом дьявола… Возможно, кому-то кажется, что в пьесе присутствуют антирелигиозные взгляды. На самом деле произведение «Ученик дьявола» посвящено истинной вере, которой чужды навязанные правила. Цезарь и Клеопатра Эту пьесу называют самой яркой. Динамичный сюжет, живые персонажи и великолепный язык — все это «Цезарь и Клеопатра».
Действие разворачивается в 48—47 годах до н.
В пьесе Шоу сводит счеты со своими литературными противниками. Превратив комедию в плацдарм борьбы с враждебной ему консервативной критикой, драматург вместе с тем в духе «самоиронии» дает скептическую оценку и собственной деятельности. Такой замысел потребовал довольно сложной драматической конструкции, по типу «пьеса в пьесе».
Подобный принцип драматического построения создал возможность для рассмотрения «пьесы Фанни» — произведения школы Бернарда Шоу — под разными углами зрения.
В пьесах и предисловиях, в романах, рассказах, статьях и письмах он больше полувека ставил своим читателям диагнозы, давал советы, прописывал рецепты. Прославленный при жизни, Шоу не стеснялся своего величия, — можно сказать, он им нещадно пользовался. Не всегда разумно, но всегда эффектно.
А усвоить такие впоследствии характерные для его творчества черты, как пренебрежение правилами, склонность к экспериментаторству и эпатажу, будущему драматургу помог еще один оперный герой. Дьявольское обаяние Мефистофеля из оперы Гуно уже в детстве произвело на Шоу неизгладимое впечатление, и мальчик украсил стены своей комнаты акварелями с его изображением. Позже, «когда Природа завершила мой облик где-то около 1880 г. Лицо, которое Шоу изваял себе в результате этих экспериментов, поражало не только женщин одна из его современниц вспоминала: «Это лицо преступника, оно полно протеста; дикое и решительное, лицо разбойника» , но и мужчин — Огюст Роден при их первой встрече осторожно спросил драматурга, знает ли «монсьер Шув», что он выглядит как дьявол.
Монсьер Шув довольно рассмеялся в ответ: «Я и есть дьявол, господин Роден! Добровольно примерив на себя этот образ внешне, Шоу чувствовал некое сродство и на глубинном уровне: тот же протест против узколобости викторианской морали и ханжества пуританского общества достаточно вспомнить пьесу «Ученик дьявола» , то же отсутствие жеманной брезгливости в разговоре о возмутительных сторонах жизни социума, эксплуатирующего тело и душу в угоду золотому тельцу «Профессия Миссис Уоррен» , тот же отказ от того, чтобы довольствоваться готовыми истинами, и азартное стремление заглянуть за грань добра и зла. Наконец, было у них нечто общее в жестокой попытке открыть человечеству глаза на эфемерность романтических иллюзий о мире и в то же время жадное подспудное желание очароваться собственной грезой о его прекрасном будущем. В одном из писем Шоу даже попенял Гёте: «... Как и Мефистофель, во все времена и эпохи Шоу видел влечение человека ко злу, но, чуждый дьявольского цинизма, различал и стремление к свету. В отличие от Мефистофеля и скорее подобно Дон Кихоту, он вооружался блестящими доспехами юмора, чтобы нещадно крушить ветряные мельницы косности, жестокости и заблуждений. И был верен своей миссии до глубокой старости. Чтобы быть «абсолютно во всем современным», нужно знать вечность — вечную природу человека, вечные законы бытия, которые останутся неизменными и сотни лет спустя, если, конечно, нас не добьет глобальное потепление.
К слову, насчет вирусов Шоу был вполне оптимистичен и в свойственной ему манере говорил, что скорее микробы болеют от людей, нежели люди от микробов его пьеса «Горько, но правда» — яркая тому иллюстрация.
О жизни и творчестве Бернард Шоу рассказали в библиотеке № 172
Один из двух людей в истории второй — Боб Дилан , удостоенный Нобелевской премии по литературе «За творчество, отмеченное идеализмом и гуманизмом, за искромётную сатиру, которая часто сочетается с исключительной поэтической красотой» ; премии «Оскар» за сценарий фильма «Пигмалион». Здесь вы можете слушать онлайн mp3 бесплатно и без регистрации.
В Пятый том вошли произведения: "Назад к Мафусаилу", "Святая Иоанна", "Тележка с яблоками", "Горько, но правда", а также предисловия к некоторым пьесам. Шестой том содержит двенадцать произведений, написанных в 1933-1950 гг. Большенство пьес с предисловием драматурга. Том снабжен комментариями, раскрывающими историю пьес.
Социальные взгляды Важную роль в становлении Шоу как автора сыграли его политические и социальные взгляды. В 80-е годы он являлся членом Фабианского сообщества. Идеи, которые пропагандирует эта ассоциация, просто понять, если узнать, откуда произошло ее название. Сообщество названо в честь римского полководца Фабия Кунктатора, который смог одержать победу над жестоким карфагенским правителем Ганнибалом именно потому, что сумел выждать и выбрать подходящий момент. Этой же тактике следовали и фабианцы, которые тоже предпочитали выжидать, пока появится возможность раздавить капитализм. Бернард Шоу, произведения которого преследуют цель открыть читателю новые проблемы современности, был ярым приверженцем изменений в обществе. Он хотел изменить не только закоренелые устои капитализма, но и провести тотальные инновации в драматическом искусстве. Бернард Шоу и Ибсен Невозможно отрицать тот факт, что Шоу являлся самым верным поклонником таланта Ибсена. Он полностью поддерживал взгляды норвежского драматурга на необходимые изменения в современной литературе.
Кроме того, Шоу занимался активной пропагандой идей своего кумира. В 1891 году он стал автором книги «Квинтэссенция ибсенизма», в которой он демонстрирует свою ненависть к буржуазной лжеморали и стремление к разрушению фальшивых идеалов. По мнению Шоу, новаторство Ибсена проявляется в создании острых конфликтов и наличии разумных, тонких дискуссий. Именно благодаря Ибсену, Чехову и Шоу дискуссия стала неотъемлемой частью новой драматургии. Так же как и Ибсен, Бернард Шоу показывает глубокое несоответствие между видимостью и реальностью, внешней респектабельностью и внутренней ничтожностью своих героев. Главная героиня пьесы — девушка легкого поведения, которая смогла накопить серьезный капитал при помощи своего ремесла. Пытаясь оправдаться перед своей дочерью, которая понятия не имеет об источнике семейного дохода, миссис Уоррен рассказывает о полнейшей нищете, в которой ей приходилось жить ранее, утверждая, что именно это подтолкнуло ее к такому образу жизни. Кому-то такой род деятельности может прийтись не по вкусу, но Бернард Шоу объясняет читателю, что миссис Уоррен стала жертвой несправедливого устройства социума. Автор не осуждает свою героиню, ведь она просто пошла на поводу у общества, которое гласит, что все пути наживы хороши.
Ретроспективно-аналитическая композиция, которую Шоу позаимствовал у Ибсена, здесь реализуется по самой своей стандартной схеме: правда, касающаяся жизни миссис Уоррен, открывается постепенно.
Штат Нью-Гемпшир охвачен войной за независимость. В это неспокойное время умирает глава семейства Даджен. Все родственники поражены его последней волей. Он завещал дом сыну Ричарду, которого все считают недостойным. Ему свойственно общение с подозрительными личностями, он занимается контрабандой и участвует в авантюрах.
Ричард подливает масла в огонь и обещает, что отныне семейное гнездышко станет домом дьявола… Возможно, кому-то кажется, что в пьесе присутствуют антирелигиозные взгляды. На самом деле произведение «Ученик дьявола» посвящено истинной вере, которой чужды навязанные правила. Цезарь и Клеопатра Эту пьесу называют самой яркой. Динамичный сюжет, живые персонажи и великолепный язык — все это «Цезарь и Клеопатра». Действие разворачивается в 48—47 годах до н. Легионы Цезаря направляются в Египет.
По дороге он встречает девочку. Юная Клеопатра не предполагает, что перед ней римский полководец. Цезарь решает возвести девочку на трон и сделать из нее настоящую царицу. Бернард поставил перед собой цель — изобразить в лице Цезаря идеального правителя. Также он пытался противостоять романтизму Шекспира, который коснулся этой темы в трагедии «Антонио и Клеопатра» 5. Великая Екатерина Комедия написана для популярной актрисы Гертруды Кингстон.
Бернард советовал ей играть исключительно королев, а чтобы оправдать свое предложение, создал для нее образ императрицы. Писатель говорил о том, что его не волнуют ее управленческие таланты. Екатерина его интересовала исключительно как женщина. Пьеса посвящена приключениям английского джентльмена при дворе любвеобильной императрицы. Несмотря на фривольность Великой Екатерины, Шоу проявляет к ней уважение.
Рейтинг книг Бернарда Шоу
Бернард Шоу построил у себя на участке небольшое помещение для работы, и это помещение было не совсем обычным. Писательское место Бернарда Шоу Литература, Писатели, Писательство, Бернард Шоу. Джордж Бернард Шоу (1856, Дублин, Ирландия — 1950, Хартфордшир, Англия) — ирландский драматург, писатель, романист и лауреат Нобелевской премии по литературе (1925). скачать бесплатно все книги автора. Книги 1—25 из 31.
Эксклюзивная книга Джордж Бернард Шоу Избранные произведения в кожаном переплете
Купить книги в - Магазин научной книги | На этой странице вы найдёте список последних книг Бернарда Шоу. |
Бернард Шоу. Письма | Творчество Бернарда Шоу драматурга (1856-1950) хорошо известно у нас в стране. Его пьесы "Пигмалион", "Цезарь и Клеопатра", "Профессия миссис Уоррен" и др. прочно вошли в репертуар театров. |
Лучшие книги Бернарда Шоу: список из 10 шт. | Аудиокнига "Pygmalion", автором книги является Бернард Шоу На нашем сайте аудиокнига находится в разделе аудиокниги на английском языке, социальная проза, экранизации, Авантюры, Зарубежная драматургия, Пьесы и драматургия. |
Винтаж: Бернард Шоу. Полное собрание пьес (комплект из 6 книг)
И любила по-настоящему. Больше всего люди интересуются тем, что их совершенно не касается. Если мой сосед бьет свою жену ежедневно, а я — никогда, то по статистике мы оба бьем свою жену через день. Если вы начинаете с самопожертвования ради тех, кого любите, то закончите ненавистью к тем, кому принесли себя в жертву. Самый большой грех по отношению к ближнему — не ненависть, а равнодушие; вот истинно вершина бесчеловечности. Мы не имеем права потреблять счастье, не производя его. Непристойность можно отыскать в любой книге, за исключением телефонной. Читая биографию, помните, что правда никогда не годится к опубликованию. Идеальный муж — это мужчина, считающий, что у него идеальная жена. Уметь выносить одиночество и получать от него удовольствие — великий дар. Искренним быть не опасно, тем более если вы вдобавок глупы.
Люди, умеющие веселиться, не имеют денег, а люди, имеющие деньги, не умеют веселиться.
Его излюбленные сентенции намеренно опровергают прописные истины: «Не делай другому то, чего желаешь себе, ведь у вас могут не совпадать вкусы. Отведай все возможные и непременно поддавайся тем, что придутся тебе по душе. Чтобы понять Шоу, нужно видеть в нем ирландца и, прежде всего, протестанта. Шоу охотно подвергает осмеянию тех, кто считал его пуританином. Но своим аскетизмом он и впрямь напоминает пуританина. Он не пьет спиртного, воздерживается даже от чая и кофе. Не курит и не ест плоти мертвых животных. Семья Шоу, в его описании, выглядит весьма необычно.
Отец был мелким служащим и с трудом сводил концы с концами, получая крошечную пенсию и занимаясь торговлей, впрочем, достаточно непрофессионально. Именно наблюдая за нравами собственной семьи, Шоу, как некогда Стендаль, научился презрению и выказывал его с жестокой прямолинейностью. Мать Бернарда Шоу, моложе мужа по меньшей мере лет на двадцать, была женщиной умной и отличалась редкой музыкальностью; она хорошо пела и выступала на сцене. С детства Бернард Шоу любил напевать арии из опер и благодаря своим знаниям в этой области в начале литературной карьеры подвизался как музыкальный критик. Подростком его забрали из школы, «где он обычно был самым отстающим», и он поступил на работу младшим клерком в дублинскую торговую контору с годовым окладом восемнадцать фунтов. Ему там не нравилось, но поскольку, с одной стороны, родившись кальвинистом, он усвоил истину, что человек не способен противиться предопределению свыше, а с другой, родившись ирландцем, понял «тщетность того, что не является истинным предназначением в жизни», то все бросил и последовал за матерью, уехавшей из Ирландии в Лондон. До двадцати трех лет он все еще трудился в разных конторах, но мечтал писать, и трудно понять, почему, обладая не только умом, но и с юности — таким оригинальным стилем, с 1876 по 1885 год он смог выручить за свое сочинительство всего шесть фунтов стерлингов. За это время он написал пять романов, но все они были отвергнуты издателями. Впрочем, от своего безденежья Шоу не страдал: «Не могу утверждать, что я познал настоящую бедность, скорее, наоборот.
Прежде чем я стал зарабатывать на хлеб насущный литературным трудом, я имел доступ к замечательной библиотеке Британского музея. И к прекрасной картинной галере рядом с Трафальгарской площадью. Чего большего мог бы я желать, будь я богат? Что я мог бы купить? Но я не курю. Я его не пью. Тридцать сверхмодных костюмов? Но облачись я в такую одежду, те, чье общество я так старательно избегаю, немедленно пригласили бы меня на обед. Они опасны.
Сегодня у меня есть возможность приобрести все это, но я ничего не покупаю точно так же, как когда был бедным. К тому же я наделен воображением. Сколько я себя помню, стоило мне лечь в постель и закрыть глаза, я становился тем, кем мне хотелось, и делал все, что мне заблагорассудится. К чему тогда мне жалкая роскошь Бонд-стрит, мне, Джорджу-Бернарду Сардонапалу?
Бернард написал пьесу в поддержку «Шекспировского национального театра». Его планировали построить к трехсотлетию со дня смерти Уильяма в 1916 году.
Началась Первая мировая война , и задуманное не удалось осуществить. Профессия миссис Уоррен Пьесу опубликовали в 1893 году. Ее признали «безнравственной» и запретили для постановки на сцене до 1902 года. Причина — в ней затронута тема проституции. Главная героиня мисс Уоррен содержит несколько домов терпимости, которые приносят неплохой доход. Ее дочь никогда ни в чем не нуждалась.
Она училась в закрытой школе, потом в университете. Девушка не подозревает о том, где ее мать берет деньги. Вскоре ей предстоит узнать эту страшную тайну… Пьеса «Профессия миссис Уоррен» была создана, чтобы привлечь внимание общественности к такому явлению как проституция. По мнению автора, виноваты не безнравственность мужчин и распущенность девиц. Виновато общество, в котором женщины вынуждены заниматься грязным делом, чтобы не умереть с голоду. Оружие и человек Произведение «Оружие и человек» вошло в цикл, который был опубликован под названием «Приятные пьесы».
Действие разворачивается во время сербско-болгарской войны, в 1885 году. Юная девушка Райна проводила на фронт своего отца и жениха. В своих мечтах она видит, как любимый совершает подвиги, как он прекрасен в своей отважности. Команда смельчаков идет на смерть ради народа, и во главе жених Райны — так она себе представляет военные будни. Ее грезы развеет наемный солдат, вражеский офицер, который спрячется на балконе Райны во время отступления… Смысл произведения — разоблачение романтического отношения к жизни, идеализации войны. Комедия яркая и остроумная, имела большой коммерческий успех.
Ее ставили в театрах и несколько раз экранизировали. Ученик дьявола Мелодрама, в которой писатель затрагивает тему христианства.
Поставленный в Америке Р. Шоу писал пьесы, рецензии, выступал как уличный оратор, пропагандируя социалистические идеи, и, кроме того, был членом муниципального совета округа Сент-Панкрас, где он жил. Такие перегрузки привели к резкому ухудшению здоровья, и если бы не забота и уход Шарлотты Пейн-Таунзенд, на которой он женился в 1898, дело могло бы кончиться плохо. В Цезаре и Клеопатре — первой пьесе Шоу, где действуют реальные исторические личности, — традиционное представление о герое и героине изменено до неузнаваемости. Не преуспев на стезе коммерческого театра, Шоу решил сделать драму проводником своей философии, опубликовав в 1903 пьесу Человек и сверхчеловек Man and Superman.
Однако уже в следующем году пришел его час. Молодой актер Х. Грэнвил-Баркер 1877—1946 вместе с предпринимателем Дж. Теперь Шоу решил писать пьесы, целиком лишенные действия. Первая из этих пьес-дискуссий, Женитьба Getting Married, 1908 , имела некоторый успех среди интеллектуалов, вторая, Мезальянс Misalliance, 1910 , оказалась трудноватой и для них. Затем, словно отыгрываясь за эту уступку вкусу толпы, Шоу создал подлинный шедевр — Андрокла и льва Androcles and the Lion, 1913 , за которым последовала пьеса Пигмалион Pygmalion, 1914 , поставленная Г. Во время Первой мировой войны Шоу был исключительно непопулярной фигурой.