Людмила Улицкая — за Украину. Улицкую лишили звания почетного профессора 30 августа 2023 года. Читайте последние новости на тему улицкая в ленте новостей на сайте Аргументы недели. Улицкая, полагая, что с ней беседует уважаемый в кругах "небратьев" глава офиса Зеленского Андрей Ермак, не стала стесняться и рассказала всё то, что боится произнести на публике.
Людмила Улицкая — последние новости
Позже в своих интервью Людмила Улицкая будет называть развод сильным поступком, который определил ее жизнь. Известную писательницу Людмилу Улицкую не нужно пускать в Россию, а также издавать ее произведения в связи с ее последними высказываниями. Читайте последние новости на тему в ленте новостей на сайте Радио Sputnik. Людмила Улицкая родилась в годы Великой Отечественной, в башкирской эвакуации, но почти всю жизнь прожила в Москве. Людмила Улицкая — за Украину. новости Пскова.
Провокатор со стажем Улицкая снова «не ожидала» российской реакции
Улицкая заявила, что крымчан нужно принудительно изгнать в Россию, после того как Украина вернёт полуостров. Улицкая входила в короткий список Международной Букеровской премии и, если смотреть на ставки букмекеров, в последние 10 лет претендует и на Нобелевскую премию по литературе. Читайте последние новости дня по теме Людмила Улицкая: Букмекеры включили российскую писательницу в фавориты "нобелевки". Будьте в курсе последних новостей! Улицкая призналась, что все ее гонорары идут на Украину. Известную писательницу Людмилу Улицкую не нужно пускать в Россию, а также издавать ее произведения в связи с ее последними высказываниями.
Колонка Юлии Зайцевой
- Мне стало неинтересно жить, а пандемия этот интерес вернула
- Провокатор со стажем Улицкая снова «не ожидала» российской реакции
- Курсы валюты:
- Регистрация
- «На помойку!» Народ возмущен Сорокиным и Улицкой за денежную поддержку ВСУ | Аргументы и Факты
- Полный текст интервью Улицкой об отставании России: "Рабство существует" - МК
«Культура, которую можно запретить, ничего не стоит»
- «С другими уехавшими не общаюсь совершенно» — писательница Людмила Улицкая
- ИНТЕРВЬЮ | писательница Людмила Улицкая: «Русский язык – гениальный организм» | | Новости ООН
- Telegram: Contact @tsargradtv
- «Воевать и убивать»: Писательница Улицкая призналась в ненависти к России
- Людмила Улицкая
Людмила Улицкая: Самое важное предназначение человека — превращать свою жизнь в текст
Не упомянут, потому что Улицкая все точки над i, на мой взгляд, расставила и длить этот скандал мне неинтересно. А интересно мне говорить о самом важном времени в моей жизни, когда я формировался: о семидесятых годах, которые помним мы оба, и помним людей той эпохи.
Улицкая уверена, что в России информацию «даже при большой информационной свободе» граждане получают не всю. Но из России она уезжать не желает, даже несмотря на домик в итальянской деревне. В конце интервью Улицкая вспомнила про Немцова, убитого «под стенами Кремля», и заявила, что Россия должна извиняться перед Украиной. Интервью Улицкой до степени смешения похоже на откровения народной артистки России Лии Ахеджаковой, которая в последнее время стала ярой русофобкой. Тому же «Обозревателю» Ахеджакова заявила, что, российский президент ответственен за все происходящее в стране. Ахеджакова заявила, что ей импонируют немцы, которые до сих пор извиняются за Вторую Мировую войну.
Это всё их потомки.
Они здесь родились, выросли, умерли. Это все — город. Он живет и стареет вместе со своей историей. Старый, стареющий город, сохраняющий свои сюжеты — это органично. Сегодняшняя Москва не наследует никакому своему прошлому. На всем небольшом отрезке моего пути я нашла не изменившимся только Елисеевский магазин. Внутри, кажется, даже лампы висят те же самые. Остальное — молодится и бесконечно обновляется, боясь застыть даже на секунду.
Гонится за ускользающей молодостью. Никогда еще не было такого тренда быть молодым — от увлечений до одежды. Всегда была возрастная одежда и пожилые люди и одевались, и вели себя определенным образом. Сегодня все хотят быть молодыми. И у многих, кстати, получается. Важно понимать, что все перемены, произошедшие на протяжении последних семидесяти лет, то есть одной жизни человека, это невообразимые перемены для биографии города. И единственное, о чем бы я просила своих более молодых современников — пишите! Пишите, пишите, потому что все, что сегодня в Москве еще есть, через следующие семьдесят лет окажется восхитительно волнующим свидетельством из прошлого для ваших детей и внуков.
Стало больше света. Но, когда я выезжаю на Третье кольцо, у меня ощущение, что я нигде. Я не понимаю, что это за город, где он, на каком континенте, в какой точке мира — такое среднее место. Почему ты смеешься? Конечно, я понимаю, что Москва не Питер, у нее нет такого острого характера и архитектурно выраженного лица. Но существует понятие — образ города. И образ Москвы, всегда очень скромный, на самом деле, сегодня изменился не каким-то естественным образом, а по придумке архитекторов и градостроителей. Мне это не нравится, но я с этим соглашаюсь: окей, так стало удобнее.
Я продала машину, стала ездить на метро, потому что только так можно рассчитать свое время теперь в этом городе. Там иногда бывает давка, но благодаря моей роскошной жизни без офисных обязательств, я на работу не езжу. И в часы пик могу позволить себе в метро не спускаться. Кроме того, я обожаю эскалатор! И метро люблю — вот эти разглядывания: лицо за лицом, такие разные морды, такие потрясающие. Это ежедневное приключение — встреча с огромным количеством людей. Знаешь, мой муж Андрей в молодые годы все время рисовал в метро. Иногда стеснялся и рисовал уже приходя домой какие-нибудь из метро взятые лица: молодые и старые, новые и не новые.
Вот под землей, в метро ничего не меняется. А сверху — все эти моды на вечную молодость, которые лет тридцать назад было трудно себе представить. Это не геронтократия. Это ненасытность: ухватившись за власть, у нас молоденький становится стареньким. Отсутствие во власти молодых, ее несменяемость плоха и неправильна, прежде всего, тем, что человек пожилой отвечает на вопросы своего времени, до него проблемы сегодняшнего дня не доходят: эти полководцы всегда готовятся к прошлой войне. Это всех касается. Вот мы приехали в Нагорный Карабах с довольно общей фразой «женщины против войны». Но этой фразы теперь недостаточно.
Мы разве мало знаем мужчин, которые против войны? И что еще мы сделали антивоенного, кроме того, что приехали сюда и произнесли эту фразу? Давай сузим его до малого: что может сделать мать? Это — посильный вклад в борьбу с войнами. Мне кажется, в самой ближайшей перспективе мы должны добиться того, чтобы по всему миру срочная служба была отменена. Чтобы армия стала делом профессионалов. И заметалась. Мне была глубоко отвратительна идея дать взятку, а это было распространенной практикой.
Я знаю семьи, которые давали взятки в военкомате, в медкомиссии, тем людям, от которых это зависит — это отвратительно со всех сторон. Альтернативная служба была бы идеальным шансом, не унижаясь, армии избежать, делать что угодно, любое социально неприятное дело, но только не связанное с оружием и убийством. Увы, в те годы альтернативной службы не было. Но мне повезло, отец моих сыновей, он ученый, в то время работал в Америке, в университете. И я сначала отправила старшего сына, который уже учился в институте и ему стукнуло восемнадцать. Сама идея поехать в Америку — а это самое начало 90-х — была очень увлекательной, это был вызов. Он поехал и поступил в колледж, закончил его за год и очень быстро, сдав все экзамены поступил в бизнес-школу Колумбийского университета. Это было, кстати, очень дорогое учение, а денег у меня на такое предприятие не было.
И Алеша совершенно героически работал и учился, и вытянул все это самостоятельно. Когда младшему исполнилось 16, а он, надо сказать человек совсем не тривиальный, со своим особым миром, и уж для него армия была бы катастрофой — я его отправила опять-таки к отцу, он там пожил какое-то время у отца, поучился в школе, поступил в университет, но все быстро бросил. В общем, мальчики мои прожили в Америке в общей сложности десять лет. Оба вернулись. Старший — специалистом в сложных областях бизнеса, а младший — как сбежал в Америке джаз играть, так сейчас по-прежнему и играет, он в это влюблен. Он блестящий переводчик-синхронист и музыкант. Оказалось, это близко лежащие профессии. Я категорически не хотела, чтобы они воевали.
И это был не только страх за их жизнь, но и страх, что и они вынуждены будут убивать. Я не понаслышке знаю, как психика человеческая деформируется убийством и как человек потом никогда не возвращается к себе прежнему. Я очень сожалею, что в своей жизни ограничилась тем, что спасла от армии только своих сыновей. Теперь я понимаю, что надо ставить вопрос шире и жестче, выступая против призыва. Матери не должны пускать своих детей воевать, должны перестать выполнять это требование законодательства и требовать законодательство такое переменить: пусть воюют профессионалы, то есть те люди, которые выбрали себе это профессией. Пусть только те, кто сознательно сделал этот выбор, убивают и рискуют быть убитыми. Вот это я сейчас здесь поняла, в Нагорном Карабах: если выполнения этих материнских требований добиться, то еще через один поворот истории эта профессия — профессия убивать — неизбежно умрет. А если она не умрет, то умрет наша Земля, третьего не дано.
Человек уничтожит себя сам: он будет уничтожать соседей, а соседи будут уничтожать его, а потом эта тотальная война приобретет новые формы. Какие войны будут за следующим поворотом — нетрудно предположить, потому что уже сегодня легко можно создать вирус, который, допустим, будет убивать всех блондинов выше метр восемьдесят или всех кривоногих, или всех китайцев. У меня даже киносценарий про это есть: как в течение трех суток вирус, распыленный в аэропорту, спасает человечество, потому что другое событие его может погубить. А простая наша сегодняшняя история заключается в том, что если не остановить войны, которые нас окружают, то потом шансов спастись не будет. Люди обычно не думают о будущем всего рода человеческого каждый день. Человек будущего будет отличаться от человека сегодняшнего как мы отличаемся от крысы. Между прочим, это Циолковский сказал, не я. Это возможно, это — интересно, это — захватывающе.
А перебить друг друга — ума много не надо. Причем новое прекрасное будущее — это не эвфемизм какой-то, мы уже живем одной ногой в мире, совершенно отличающемся от прежнего. Вот простой пример: у меня украли компьютер. Я сначала слегка переживала и думала, какой теперь буду покупать. Но через 15 минут я запаниковала, сообразив, что вообще-то у меня украли часть моего мозга, моих воспоминаний, моей интеллектуальной деятельности — часть меня, короче. Потом я опять пришла в себя, вспомнив, что у меня есть внешний резервный диск от этого компьютера. И вот там-то в продублированном виде вся эта часть меня хранится. Это очень захватывающее ощущение.
И так во всем: ты теряешь мобильный телефон, и понимаешь, что ты не помнишь ни одного номера, кнопки есть, а нажимать — нечего.
И хотя есть скайп, можно поговорить, но вот чаю вечером вместе никак не выпить. Пожалуй, все.
Муж мой, наверно, скучает по брошенной им мастерской. Но не жалуется. Насколько активно вы общаетесь с другими уехавшими москвичами?
Совершенно не общаюсь. Мои берлинские друзья из российских почти все здесь живут давно — двадцать, а то и тридцать лет. Никого не знаю из вновь приехавших.
Как вам кажется, насколько другой будет Москва, когда вы и вся новая волна эмиграции в нее вернетесь если вернетесь? Это самое «если» очень существенно. Я никогда не соизмеряла свою жизнь с государственной властью, даже в самые суровые советские времена, но боюсь, что при теперешней власти я не вернусь.
Кажется, мы друг другу не очень нравимся. А Москва — что с ней сделается. Я живу в том районе, где когда-то в начале 1917 года в теперешнем районе метро «Динамо» мой дед купил половину дачи.
Это была деревня Петровско-Разумовское. А теперь я живу в районе метро «Аэропорт». Бог даст, еще попаду туда.
Когда волна эмиграции в Москву вернется, Москва поменяет свои границы и будет занимать всю Московскую область.
Журнал «ПАРТНЕР»
Прекрасно помню. Во-первых, сначала у меня вышли детские книги в издательстве «Детгиз». А роман свой я принесла в другое издательство. Пришла с романом. Человек разговаривает по телефону, я стою в дверях и слышу половину разговора. Он говорит: «Нет-нет-нет, нет-нет, это нас не интересует, нет. Только роман. Только любовный роман». Я стою.
Наконец он вешает трубку, говорит: «Что у вас? И действительно он вышел, и это было чудесно. А до этого был сборник рассказов. И еще была повесть. Да, вышла в «Новом мире». В конце 1980-х годов были какие-то публикации журнальные, их было немного. Первая моя книжка вышла в 1993 году, в издательстве «Галлимар», на французском языке. Потому что, пока моя рукопись здесь шла долгими путями, французское издательство получило ее через мою подругу и быстренько перевело.
Для «Галлимара» я — уникальный автор, потому что я единственный писатель, который опубликовался в этом знаменитом издательстве, не имея ни одной книжки на родном языке. Так вот получилось. Почему я говорю, что мне дико повезло? Потому что это не знакомства, не какие-то специальные обстоятельства, помощь чья-то — нет. Просто вот так карта легла, что называется. Ваша первая повесть была опубликована, когда вам было почти 50 лет. Не жалеете, что ваши произведения не выходили раньше? Дело в том, что, когда я ушла из Института общей генетики, я лет десять не работала.
Это были годы, когда у меня родился один ребенок, потом другой. Я с ними ходила, варила кашу и вела жизнь домашней хозяйки — нормально. Потом, когда они немного подросли, мне надо было снова идти работать. А профессия моя — генетика — это сфера, которая каждый год по объему увеличивается в тысячи раз. Поэтому я поняла, что уже в генетику не вернусь и, наверное, буду работать в лаборатории, делать анализы крови. Но тут какое-то чудо подвернулось, меня взяли в театр, причем в качестве заведующей литературной частью. И вот эти три года, которые я провела в театре, они меня и перевернули. Потому что, когда ты читаешь чужие пьесы, хорошие и плохие, ты учишься.
И вот, когда я уже прошла эту некоторую школу, я поняла, что, в общем-то, тоже могу попробовать. И написали первую пьесу? И надо сказать, что пьеса «Мой внук Вениамин», которую я тогда написала, до сих пор идет в некоторых российских театрах. Очень локальная, очень прямолинейная, очень элементарно написанная, но грамотно. С точки зрения драматургии она была сделана совершенно правильно.
Нынешняя политика превращает Россию в страну варваров, — выдала она в 2014 году после возвращения Крыма в состав России. В 2001 году эту награду получил "Казус Кукоцкого", ставший самым известным романом Улицкой. Сейчас набирает обороты скандал вокруг "Детского проекта Людмилы Улицкой", в рамках которого вышло несколько книг, обучающих самых маленьких толерантности и политкорректности. Некоторые произведения из серии тянут на экстремизм. Мальчик-жена выполняет в доме все женские функции, а когда достигает взрослости, становится воином и может сам жениться.
Если повезёт — на женщине. А нет — так тоже заводит себе мальчика, — это строчки из книги "Семья у нас и у других". Как выяснил Лайф, даже приостановка выплат не разорит писательницу. У её семьи много недвижимости в Москве, которая, если сдавать, может приносить свыше сотни тысяч рублей в месяц. Решением исполкома его возвели в 60-х годах для проживания 250 членов Союза писателей и Литфонда.
А что надо, чтобы стать писателем — мужчине и женщине требуется, я думаю, одно и то же. Только не спрашивайте, что именно. Вы говорили о том, что иногда задаетесь вопросом, почему идея того или иного романа пришла в голову Вам, а не мужчине. Откуда возникли такие мысли? Вы считаете, что мужчина смог бы лучше воплотить идею или ему легче было бы писать? Нет, я это говорила только однажды, когда писала роман « Даниэль Штайн, переводчик ». У меня было чувство, что мне не хватает мощности. Знаете, как бывает мотор на 100 лошадиных сил, а бывает 150... Вот было такое чувство, что лошадиных сил не хватает... Вы автор замечательных пьес. С какими трудностями Вы сталкивались при их создании? И какую постановку Вы считаете наиболее удачной? Я главную трудность драматурга разрешила для себя с самого начала: я поняла, что пьеса — только предлог для работы режиссера. Очень важно понимать, что любая пьеса в некотором смысле полуфабрикат, а становится полноценной, когда превращается в спектакль. А это делает как раз режиссер. Мой любимый режиссер, который ставил мои пьесы и делал инсценировки — польский режиссер Анджей Бубень. Вы говорили, что любите читать нон-фикшн. Какие книги Вы бы порекомендовали? Последняя из прочитанных книг, которая мне очень понравилась — « Краткая история человечества » Юваля Харари. Но обычно я читаю книги, связанные с биологией и антропологией — это область, которая мне более понятна. У Ваших героев сложные судьбы, а как на Ваш взгляд все-таки складывается судьба человека: все уже предначертано свыше или же человек управляет своей жизнью? Кое-что записано в геноме человека — предрасположенность к определенным болезням, темперамент, многие другие свойства.
С моей точки зрения, его должно быть поменьше. Общество в состоянии решать многие задачи самостоятельно. Волонтерские и благотворительные движения, о которых я говорила, это то, что реально решает задачи, которые могло бы решать государство. Про отношение к высоким постам. Однажды моя подруга сказала: «Люсь, а если бы тебя назначили министром образования, ты бы согласилась? Такие люди не должны быть начальниками». Про ожидание счастья после войны и советское время. Я достаточно хорошо помню это послевоенное время. Я не голодала. Но бедность была тотальной и всеобщей. До сих пор не могу выбросить продукты с тарелки, доедаю до конца. Надо есть поменьше, но выбросить продукты невозможно. Сегодня везде море объедков. Я все время испытываю дикую неловкость от этого, так нельзя! Я всю жизнь ходила в обносках, которые отдавали, перешивали несколько раз. Но при этом настроение у всех было такое: «Мы победили, завтра будет счастье! До смерти Сталина еще восемь лет. В 1947 году прошли большие репрессии. Люди, вернувшиеся из плена, все отправлялись в лагеря. Люди, эшелонами возвращавшиеся на родину, — после революции во Франции было много русских, они прожили жизнь в эмиграции, любя Россию и храня о ней память, — немного успели здесь пожить, большинство сразу отправилось в Воркуту. Я помню таких людей, знаю их потомков. И это ощущение, что завтра, после войны, «начнется счастье», оказалось обманчиво. Но тем не менее его все ждали. Настроение у нас было духоподъемное. Сейчас, когда все живут достаточно обеспеченно, выбросить еду — в порядке вещей, это никого не волнует, выбросили и выбросили, а между тем настроение очень плохое. Потому что люди ожидают от завтра не счастья, а чего-то тревожного, катастрофического. Уже где-то идет война, и поблизости, и вокруг. Я не отношусь к тем людям, которые считают, что в советское время жилось лучше. У них есть своя аргументация. Думаю, что их надо выслушать и подумать — что же именно им так нравилось. Мне не нравилось. Но это время моей молодости. Потому что ничего не было — не хватало «трех рублей до зарплаты», колбасы, нужны ботинки ребенку, билеты куда-то. И за счет того, что все было так сложно, у нас сложились потрясающие отношения, которые до сих пор сохраняются. Мы выработали фантастический социум, личный, то, что мы называем «московские кухни», — это Окуджава и то, чем мы делились. Уровень доверия, взаимопомощи и взаимозависимости был очень большой. Поэтому я не могу скучать, это все у меня осталось. К сожалению, очень многие люди того времени ушли. Я не знаю, есть ли такие отношения между людьми сегодня.
Людмила Улицкая: О блокадниках, феномене советского человека и русском космизме
| Время читать. Интервью с Людмилой Улицкой | Журнал ПАРТНЕР | Улицкая входила в короткий список Международной Букеровской премии и, если смотреть на ставки букмекеров, в последние 10 лет претендует и на Нобелевскую премию по литературе. |
| Издательство АСТ приостановило выплаты Людмиле Улицкой | В интервью украинскому Гордону генетик Улицкая не стала возражать против существования «гена рабства», которым ведущий активно интересовался. |
| «Воевать и убивать»: Писательница Улицкая призналась в ненависти к России | InfoRuss | Авторы прозы Людмила Улицкая, Владимир Сорокин и Виктор Ерофеев опровергли информацию о том, что они якобы причастны к финансированию ВФУ. |
| Людмила Улицкая | Главная» Новости» Людмила улицкая последние новости. |
«Воевать и убивать»: Писательница Улицкая призналась в ненависти к России
Потому что, когда их больше, агрессивная природа мужчин меняет общество так, что оно начинает воевать. Поэтому мир в основном женский, а мужчин держат на развод. Феминистки будут рады. Ну нет, там не так прямолинейно. Пока что мне очень забавно и занятно, и смешно этот сюжет всячески прокручивать.
А о чем будет ваша новая книга? Она называется « Бумажный театр. Непроза ». В ней будут не только пьесы, но и эссе, несколько сценариев — все непоставленное.
В общем, это будет все то, что я в своей жизни хотела бы, но не напечатала. Вот сейчас я это собрала. В вашей последней книге «О теле души» есть и стихи. Еще были стихи в «Медее и ее детях», написанные от лица героини.
Это разовый опыт или вы стихи пишете давно и они где-то в столе лежат? Я стихи пишу всю жизнь, с довольно раннего возраста. И никогда их не публиковала. Я вообще читаю в последние годы больше поэзии, чем прозы.
Для меня это очень важная высшая часть литературы. Свои стихи я стесняюсь публиковать, считаю, что они недостаточно хороши для того, чтобы выйти на поверхность. Но как раз вот в последнее время подумала: а может, и соберу сборник. Не уверена, просто размышляю на этот счет.
Западные букмекеры каждый год делают ставку на Людмилу Улицкую как кандидата на Нобелевскую премию по литературе. Не стал исключением и этот год. Вы бы хотели получить Нобелевскую премию? Это очень трудный вопрос.
Сказать, какую я премию хотела бы получить действительно? По той причине, что, с точки зрения собственно литературы, главная премия — это Букеровская. Нобелевская премия — она такая немножко игристая. В ее установочных документах есть формулировка «за гуманитарный вклад».
Это почетно, замечательно и прекрасно, но это не вполне литературная премия. Там есть некоторая политическая игра. Но я уже не играю, мне уже слишком много лет. Дали бы — сказала бы «спасибо», не дали — нисколько не расстроилась.
Издательству «АСТ» в этом году исполняется 30 лет. Что для вас «АСТ»? Это издательство — единственное, с которым я работаю. Моим первым редактором стала Елена Шубина.
Она — мой пожизненный редактор.
Потом я решила, что на такие стипендии должны ездить молодые авторы, а я уже из их числа выросла. Последние годы уезжаю в одну деревню в Северной Италии. Там сижу одна, со своим компьютером, никто не отвлекает.
Но, откровенно говоря, я давно уже ощущаю, что мой дом там, где стоит мой компьютер и не очень сильно звонит телефон. Майя Кучерская в своей колонке в «Ведомостях» посетовала на то, что нет знаковых романов именно о современности. Авторы обыгрывают историческую тему, либо пишут антиутопии и памфлеты, как Пелевин или Сорокин. Почему так получилось, по Вашему мнению?
Ничего не вижу удивительного. Толстой закончил писать « Войну и мир » в 1869 году, спустя более полувека после окончания Отечественной войны. И роман этот по сей день не утратил актуальности. Мне кажется естественным, что для осмысления современности надо, чтобы она стала прошлым...
Иначе — фельетон, эссе, публицистика. Ничего страшного в этом не вижу. Существует мнение, что XX век наступил в 1914 году. Календарно мы уже довольно долго живем в XXI столетии, но чувствуется, что мы застряли в прошлом веке.
У Вас нет такого ощущения? Переход в новое время не календарный, в разных странах и в разных сферах он происходит с разной скоростью. В исламском мире, к примеру, сейчас идет 1438-й. Это вполне соответствует технологическому и психологическому уровню этой цивилизации.
У нас 2017 на календаре, но по многим показателям мы от быстро летящего времени отстаем. Современная наука вне всякого сомнения улетела в будущее, к сожалению, не в нашей стране. В России ХХI века было несколько крупных культурных прорывов, например, фильм «Фауст» Александра Сокурова — это сообщение всему человечеству: зло, которое производит сегодня человек, намного превосходит то зло, которое в прежние века ассоциировалось с инфернальным злом Сатаны, и сегодня Мефистофель оказывается побежден тем злом, которое в себе накопил человек.
Бабушки мне рассказывали, как их выселяли, я знала эту историю. А потом прошли какие-то годы и я увидела, как татары застроили долину речки. Им не давали землю, и они взяли ее самозахватом и начали строить там, где не надо было. В конце концов речку забетонировали и сейчас там стоят бетонные дворцы мусульманского облика. Реку убили. Там ни одного дерева.
Теснота такая, что единственные деревья, которые там остались, это деревья дома, который я очень люблю и где мои дети летом проживали. Этот дом принадлежит семье Нины Константиновны Бруни-Бальмонт, а эта великая женщина принадлежит русской истории. Несколько деревьев еще остались, а все остальное вырублено. И что самое ужасное для меня было, что татарский наливной колодец, который был на территории этого дома, завален камнями. Это средневековый колодец, который нужно холить и лелеять, и так горько, что именно татары завалили его камнями и построили на этом месте дом. Это варварское отношение к земле, к истории. К сожалению, оно было проявлено советскими, украинскими и российскими властями, и татарами тоже. К сожалению. Поэтому я туда не еду, потому что у меня одни слезы.
Это чудовищная ситуация, и ее хватит на много лет. Наверное, при нынешней власти все останется так, как есть. Я не политик, я просто человек, и я на стороне тех людей, которые пострадали. Причем нужно сказать, страдали и те, которые стали на сторону России в этом конфликте, и те, кто продолжали оставаться на стороне Украины. Я думаю, что счастливых людей в этой ситуации нет, жертв колоссальное количество. Да, мне не нравится его популярность, мне не нравится, что его так много людей поддерживает, кстати, сейчас стало гораздо меньше. Мне не нравится та политическая линия, которую он реализует. Но меня никто не спрашивает, а когда спрашивает, я говорю: «Нет, мне не нравится! Но это ведь не имеет никакого значения.
Я думаю, что есть своя стратегия, свое объяснение, что все сценарии в России пишутся потом. Задним числом нам объяснят, почему это было необходимо и правильно. Еще в горбачевские времена было довольно жестокое подавление волнений в Вильнюсе. Это в традиции советской и имперской власти.
Наносился удар по вере, когда утверждалось, что корень отечественных бед — в православии. Якобы вера, как и позднее коммунизм, изолировала Россию, стала препоной на пути культурной интеграции с цивилизованным миром, развила неприятие инакомыслия и так далее. Христианство — символ духоты и тошноты.
А в России — ещё и бескультурья, дикости, близкой к язычеству. Всеми этими деконструкциями буквально был нафарширован роман Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик», собравший в нашей стране в своё время щедрую премиальную жатву. Можно сослаться на лабиринт личного мнения автора, поиски и заблуждения, свойственные любому человеку, в том числе и творческому. Но дело здесь не в этом, а в особой мете социализации, повязанной общим делом. Так было принято, так положено. Вот именно так, как рассуждают Акунин — Быков — Улицкая. Если хочешь вписаться в систему, то будь добр принять правила игры.
Это будет и социальным лифтом, и путём к успеху. Ту же литературу назвали индустрией и так её обустроили, так стандартизировали. Улицкая — не частный человек, а система, особый конвейер корпорации по выверту и отмене. Они всей душой с Украиной, потому что та продвинулась существенно вперёд в общем деле их проекта. И чем больше ада там, чем больше костров, смертей, факельных шествий, тем им милей, ведь это пламя, этот ужас воспринимают как очистительные. Чем качественнее всё будет выжжено вокруг, тем больше шансов установить на пустом месте нечто иное и никак не связанное с прежним. Та же Улицкая не только носитель совершенно определённых догм и обладатель специфической оптики, но она формировала здесь новый канон, утверждаясь, совершенно необоснованно, в ранге того самого классика.
У неё появлялись последователи и ученики, тут же средствами массированного пиара и продвижения входившие в моду. Они в том числе подвизались на ниве национальных вопросов с расчёсыванием реальных или мнимых травм и обид. Деколонизация и борьба с русскими колониализмом — это вообще сейчас магистральная тема, которая обладает эффектом ржавчины, разъедающей общество.
Полный текст интервью Улицкой об отставании России: "Рабство существует"
Людмила Улицкая заявила, что работа над экранизацией ее сценария за границей зависла. Главные новости о персоне Людмила Улицкая на Будьте в курсе последних новостей: Министерство юстиции России обновило реестр иностранных агентов. Минюст внес в список иноагентов писательницу Людмилу Улицкую, а также кинорежиссера Илью Хржановского. Людмила Улицкая — живой классик отечественной литературы и одна из лучших писательниц наших дней.
Провокатор со стажем Улицкая снова «не ожидала» российской реакции
Можно даже до недавнего времени было купить билет и поехать на две недели в Черногорию или в Италию. То есть на самом деле, по каким-то многим параметрам Россия так хорошо, как сейчас, никогда не жила. Никто не пишет на руках номерков для того, чтобы купить какой-нибудь продовольственный заказ. Поэтому это чрезвычайно важная перемена. Для того, чтобы совершаюсь какое-то движение, чтобы была эта «движуха», надо, чтобы была какая-то неудовлетворенностью жизнью. А сегодня слишком много нам выдано.
Каждый из названных вами авторов, а также и многие другие, проходили свой жизненный путь, проходили разные этапы восприятия действительности — от национализма острого и чувства превосходства собственного народа и собственной нации до полного уничижения и смирения перед потерями во время войны, перед поражениями. И всё это так естественно для человека, так понятно, поэтому мы с вами по-прежнему выбираем из великих авторов то, что нам наиболее подходит сегодня. А в них есть всё: и то, и другое, и третье. Хотя, казалось бы, сколько лет уже прошло после его смерти. Один молодой человек вышел на одиночный пикет с плакатом, где была цитата Льва Толстого о патриотизме. Далее последовали, естественно, арест и задержание. Читаю выдержку из протокола: «Лев Николаевич Толстой, согласно историческим фактам, является исторической фигурой, представляющей условное название «зеркало революции», общеизвестный факт того что в публицистических статьях автора жёстко критиковался правящий режим, в особенности за оправдания насилия при социальном взрыве. Таким образом, действия гражданина Никитина следует трактовать как призыв к свержению действующей власти, а также следованию идеологии Толстого Льва Николаевича». Вот такая произошла история.
И вот вопрос: эти цензоры, эти люди, которые всё пишут столетней давности, почему они не меняются? Но, понимаете, есть вещи, которые, видимо, в России не меняются уже много-много столетий. Власть — собственно говоря, не только российская, а любая — умеет манипулировать сознанием. И, собственно говоря, это одна из задач политической власти — подчинить себе человека не только в смысле материальном, но и в смысле духовном, и в смысле нравственном. Поэтому всё это довольно хорошо ложится в эту картину, которую мы с вами наблюдаем. Нами манипулируют, нами манипулируют всегда, и не только нами. У власти всегда есть намерение подчинить себе общественное мнение, и, строго говоря, это и есть основная болезнь власти, о которой, кстати говоря, мы можем прочитать у Платона в его книге «Государство». Уже там, в этой книге, Платон эти все точки нащупал и сформулировал. О том, что разбудите меня через сто лет, и я скажу, что в России будут пить и воровать.
Нет ли тут места для третьего глагола — и воевать? Поэтому после большого поражения наступает обычно период строительства, когда государство начинает заниматься внутренними проблемами. И в этом смысле поражение иногда оказывается важнее для развития государства, чем его победы. Как после поражения в Русско-японской войне началась очень большая линия подъёма экономики в России, стали довольно сильно развиваться различные её отрасли. Поэтому, ну, будем наблюдать, потому что единственное, что нам остаётся, — в особенности нам, писателям, — это трезвое наблюдение и фиксация происходящего. Чем мы, собственно говоря, с вами и заняты. Можете ли уже какими-то секретами поделиться: кто в центре внимания, какие, может быть, сюжеты исторические, персоналии? Или это пока тайна за семью печатями? УЛИЦКАЯ: Это тайна даже для меня, потому что я нахожусь в самом начале, и в большом замешательстве от изобилия материала и от некоторой нехватки моей собственной интеллектуальной мощи, чтобы выстроить достаточно ясную картину.
Достаточно сложно мне всё это даётся. Ну, буду читать ещё и пытаться это как-то осмыслить. Сейчас идут споры не только между людьми, которые придерживаются разных взглядов, но и внутри, казалось бы, очень близких по духу людей. Например, видел в запрещённой уже в России экстремистской организации, в фейсбуке, одни пишут, например, что сейчас нет времени для какого-то развлечения, для какого-то отвлечения. Нужно следить за общественно-политической ситуацией и только говорить о ней. Другие пытаются отвлечься от происходящего, постят, не знаю, фотографии с котиками, какие-то открытки, и их начинают осуждать. И, опять же, в нашем кругу, в нашем литературном, книжном мире тоже произошёл небольшой конфликт. И даже среди издателей, литераторов был большой спор, нужно ли было её проводить, потому что одни видели какое-то отвлечение, спасение, а другие считали, что, опять же, сейчас не время, никаких полумер, и всё должно быть направлено на то, чтобы, ну, не знаю, приблизить мир во всем мире. Я считаю, что жизнь должна идти своим чередом.
Должны выходить книжки, мы должны их читать, должны их обсуждать. Даже во время войны, кстати говоря, книжки и писались, и читались, и обсуждались. Поэтому я не думаю, что это правильная точка зрения — отменять ярмарку. Нет, не надо её отменять, надо её проводить. Я, кстати говоря, поеду на книжную ярмарку в Германии через какое-то время. Более того, может быть, это даже более важно, чем в более спокойные времена, сегодня обсудить эти более острые темы, сверить, что называется, температуру: где она повышена, где она понижена. Потому что у мира температура на самом деле далеко не средняя. В каких-то странах, как в России, она сегодня явно понижена, потому что говорят и обсуждают гораздо меньше, чем надо бы. И поэтому я думаю, что в этой ситуации молчание — совершенно не лучший способ осмыслить ситуацию.
Да, нужна дискуссия, но, понимаете, в России ещё дискуссией не совсем владеют, мы не очень хорошо научились… Н. Вот поэтому нам есть чему учиться. Вот что я думаю. И прежде всего учиться разговаривать и учиться понимать друг друга. Потому что есть некоторое количество мыслителей, деятелей, ораторов, которые совершенно не желают слушать другую точку зрения. Таким был, кстати говоря, недавно умерший Жириновский. У него была своя яркая точка зрения, и на другие точки зрения он никогда не реагировал ничем, кроме ругани. Это очень неплодотворный путь. ВАСИЛЕНКО: Но, а всё-таки, извините, раз вы заговорили о Владимире Вольфовиче, кто он для нашей истории: некий такой философ-абсурдист, который своими высказываниями настолько нагнетал и доводил до абсурда, что невольно задумывался человек, как мы оказались в этой точке зрения, или всё-таки популист крайних взглядов?
Не в самом плохом смысле этого слова, а он провоцировал людей на высказывания, иногда даже на мыслительный процесс. Потому что в том, что он говорил, было много абсолютно абсурдных вещей наряду с весьма здравыми. Поэтому я думаю, что он был фигурой достаточно яркой и по-своему плодотворной. Потому что через дискуссию с ним возникали какие-то разумные установки, скажем так. Он, конечно, был экстремист во многих отношениях. Потому что сейчас, когда всё обострилось, мы не можем принимать другие взгляды, просто принимать. Что нам мешает, что это? Это, может, где-то на уровне ген, может, на уровне какого-то культурного кода. Где тот блок, который мешает нам даже просто учиться понимать?
Дело в том, что дискуссионный момент, который был столь важен, скажем, в образовании в 5-м веке до нашей эры, когда сама тема образования в сегодняшнем понимании этого слова возникала, там было очень большое место отведено дискуссии, то есть умению вести спор. Это целая наука. Вся логика была построена именно на этом, на умении приводить аргументы и контраргументы. Это то, что мы в большой степени утратили. И это очень плохо, на самом деле, потому что, скажем, сегодня таких взвешенных и спокойных деятелей в области политики и, кстати, культуры не так много. Я, скажем, всегда с большой симпатией отношусь к высказываниям Ирины Прохоровой, которая человек весьма культурный и всегда идеально выдерживает эту линию морального нейтралитета. Она никогда не давит, она предлагает аргументы и выстраивает контраргументы. Нам не хватает деятелей такого уровня и такого ранга — одновременно и культурных, и спокойных. Ну, в общем, жаль, что Ирина Прохорова одна.
Нет же благородной почвы, чтобы они откуда-то появились. УЛИЦКАЯ: Вы знаете, на самом деле Россия — страна весьма талантливых людей, у нас в России очень много талантливых людей, но процесс, который мы наблюдаем в последнее двадцатилетие, а, может быть, и побольше, с 1990-х годов, — это процесс оттока этих самых харизматичных людей из России. Потому что очень трудно жить в условиях тяжёлого политического давления. Сегодня у меня была переписка с моим другом-биологом, который в 1970-е годы уехал. Он очень много успел сделать к своим 75 годам в биологии, и я как раз подумала, скольких же людей потеряла Россия, начиная с 1922 года по сегодняшний день, и продолжает терять. И эта сегодняшняя политика приведёт к полному истощению потенциала, потому что даже молодые люди, самые молодые, наиболее способные, сегодня уезжают учиться в Германию, в Австрию, в США, и большинство их там и остаётся. Гасан Гусейнов, один из самых ярких сегодняшних — уже не могу сказать «молодых» — людей… Н. Между тем, понимаете, основа его жизни — западная. И таких людей я знаю очень много.
Россия теряет свой потенциал, и дети этих людей в Россию возвращаться уже, к сожалению, не будут. Это не та первая русская эмиграция, дети которой рвались непременно в Россию. Они уже не будут сюда рваться. А вот чем она отличается от той, которая была в советское время, в 1960—1970-е? Вот принципиальные различия. УЛИЦКАЯ: Я думаю, что принципиальное различие заключается в том, что для эмигрирующих сегодня имеют значение исключительно условия работы гораздо в большей степени, чем условия жизни. Потому что эмигрируют — кроме обычных трудовых эмигрантов, — если мы говорим об интеллектуальной части эмиграции, то эмигрируют люди, потому что у них лучше условия для работы. У них лучше материальное обеспечение, у них лучше условия коммуникации. И это, на самом деле, для людей, занимающихся наукой, чрезвычайно важный аргумент.
Или это тоже осталось в ХХ веке? Улицкая: - Это безумно важный, сложный, интересный вопрос. Дело в том, что удаленка — это наше будущее. Потому что я думаю, что вот этот опыт, который сейчас проходит все человечество, обучение через компьютер, через посредничество техническое, он никуда не уйдет. Это делает образование гораздо более доступным и гораздо более дешевым. Потому что одно дело, когда человек поступает в институт, родители его готовят, он ходит на курсы подготовки, он платит иногда репетиторам. Это грандиозная история. И совершенно другое дело, когда человек просто нажимает клик на компьютере и в принципе может получить прекрасное образование.
Я сегодня слушала лекцию искусствоведа Доронченкова. Просто блестяще. Это абсолютно открытый океан знаний. И это мы не можем забывать. Это — великое достижение нашего времени. Теперь возвращаясь к теме учительства, которое безумно важно. Эта платоновская академия, эти размышления и беседы с учителем — это огромное счастье. К счастью, в моей жизни было несколько таких изумительных учителей, которых я помню, которым я благодарна по сей день.
Генетику человека в университете, когда я там училась, это был первый год, когда лысенковская кафедра сменилась классической генетикой, и генетику человека преподавал Владимир Павлович Эфроимсон. Большой настоящий ученый. Это была генетика человека, совершенно основанная не на лысенковских принципах, а на подлинной генетике. И это было потрясающе интересно. И вот эта фигура учителя бесконечно важна. И вот эта ситуация обучения через компьютер, с одной стороны, конечно, не хороша, а с другой стороны, ты можешь включить и послушать лекцию первоклассного учителя, до которого живьем не добежишь. Он может быть в другой стране, в другом пространстве. Более того, его может уже не быть не свете.
Поэтому очень меняется система образования. Это хваленые первые немецкие университеты, где училась вся русская элита культурная. Это был Геттинген и несколько классических университетов. Сегодня это меняется. И меняется по той причине, что сегодня широко образованных людей очень мало. Они не очень нужны. Сегодня нужны специалисты, которые для того, чтобы достичь успеха в своей профессии, должны десять лет грызть узкую маленькую отдельную науку. Мардан: - Людмила Евгеньевна, мы начали говорить о дистанционном образовании, что это будущее, но вы тут же вспомнили о своем учителе университетском.
Представьте себе, что вы с ним общаетесь по скайпу, через экран. Это было бы то же самое или нет? Улицкая: - Знаете, думаю, что все-таки нет. Очень хорошо, когда такая возможность есть. Потому что по скайпу он может общаться с сотнями людей, а персонально — с единицами. Поэтому такая ситуация имеет и свои плюсы, и свои минусы. Личное общение с древних времен это чрезвычайно важная вещь. Дело в том, что познание есть некоторая такая, я бы сказала, магическая сила.
Потому что так, как жрец передает свои знания и силы через прикосновение, через передачу, точно так же и хороший педагог своим обликом, своим дарованием, вот этим личным общением тоже дает что-то, что совершенно ускользает, когда ты читаешь книжку этого же автора. Это очень большое значение имеет — личное общение. Мардан: - А вас не пугает, что мы можем вернуться опять к этому древнему жречеству, когда крайне ограниченный круг людей получит возможность получать образование вот так, в физическом контакте, в маленьких 2-3-10 университетах, а всем остальным будет предложена именно цифровая удаленка? Такое будущее может быть? Улицкая: - Здесь есть о чем подумать. Я думаю, что скорее будет некая такая иерархическая лестница. На начальных стадиях будет такое более технизированное обучение, а те, которые удачно, успешно проходят эти стадии, наиболее из них одаренные и талантливые, в конце концов, выйдут на тот уровень, при котором их примет в своей лаборатории замечательный, удающийся ученый и возьмет их в число своих непосредственных учеников. Думаю, что это один из вариантов, одна из версий, причем, вполне уже реализующаяся.
Мардан: - То есть классический диплом о высшем образовании, этот советский фетиш, он может окончательно утратить свое значение? Улицкая: - Я не думаю, что он окончательно утратит свое значение, но будут какие-то вещи, кроме этого. Вот диплом — это как входной билет, как трамвайный билет в эту самую ситуацию, когда человек занимается профессией. Профессией не служебной, не водопроводчик, который тоже нам нужен в мире, и электрик, и все те люди, которые работают в сфере обслуживания, и которых делается все больше и больше. Я сейчас говорю о тех людях, которые находятся на острие науки, техники, которые изобретают и меняют жизнь завтрашнего дня. Вот там все-таки, согласитесь, образование этих людей и образование человека, который обеспечивает нам повседневность, это все-таки разное образование. Мардан: - Вы упомянули сантехника. Мне пришел в голову такой образ.
То есть люди интеллектуального труда в большой части могут оказаться именно на удаленке, общаясь посредством интернета, компьютеров, а вот эти сантехники, у них и останется роскошь живого человеческого общения. То есть они окажутся в более привилегированном положении, чем мы с вами, например. Улицкая: - Знаете, поскольку я нахожусь в большой дружбе с обслугой того дома, скажем, в котором я сама живу, поэтому сантехник, который ко мне приходит, получает ту же часть печенья, которую получают мои друзья. Я с ними дружу, и среди этих людей есть люди яркие, талантливые, интересные. И это их выбор отчасти, а отчасти движение судьбы. Понимаете, мы все начинаем с разных начальных точек. Один человек родился в семье образованных папы и мамы, докторов наук, и ему гораздо проще проделать этот путь к науке, к технике, к самым передовым рубежам. А другой человек родился в деревне, в маленьком городе, родители его — рабочие на заводе, и ему гораздо труднее совершить этот путь.
Но таких людей я тоже знаю. Когда я училась в университете, то там была пара потрясающе талантливых мальчиков, которые были именно из глубинки, из провинции. Просто талант был большой. Один из них, кстати говоря, стал потом директором института. Писатель — это профессия, это призвание, это общественная функция? Какое место писатель должен занять в этом новом страшном цифровом мире? Улицкая: - Знаете, этот вопрос для меня очень сложный и немножко смешной. Дело в том, что когда меня называли писателем первые 20 лет, я ухмылялась.
Потом я уже привыкла. Когда я была совсем молодой, то я думала: вот сейчас я побуду генетиком, потом я побуду писателем, а потом будет еще что-то третье. Мне хотелось еще выйти из этого. Просто каждый человек проходит разные стадии своей жизни. Я не уверена в сегодняшнем дне, что выбор профессии — это нечто окончательное, что на всю жизнь определяет занятие человека. Я думаю, что это было бы прекрасно, и есть такие счастливые люди, которые в своей жизни успели позаниматься разным. Это очень хорошая тема для размышления — а чем бы еще я мог позаниматься. Мардан: - А вот чем бы вы еще хотели позаниматься?
Улицкая: - Знаете, я вам должна признаться, что я рисую. Муж надо мной смеется, очень меня поощряет. У меня муж очень хороший художник. Может быть, я от зависти немножко начала… Десятилетиями преодолевая робость, сейчас я немножечко порисовываю. С большим удовольствием. Мардан: - А вы уроки в YouTube смотрите по живописи или нет? Улицкая: - Нет, не смотрю. У меня дома такой учитель.
У меня на стенке висят такие работы, что достаточно посмотреть просто. Вообще круг моих друзей это в основном художники, не писатели. Поэтому я довольно пристально и внимательно смотрела всегда на то, что делают мои друзья, и, конечно, я не совсем необразованный человек в этой области. Что делает более страшным это занятие, а не более легким. Мардан: - Я надеюсь, что через несколько лет, когда мы будем снова у вас брать интервью, у меня будет возможность сказать, что с нами надеюсь, не по скайпу, а физически Людмила Улицкая, художник и дальше, через запятую , писатель. Улицкая: - Хорошо бы. Я бы приветствовала. Мардан: - Людмила Евгеньевна, хорошо, писатель, художник, общественный деятель, политик.
Писатель должен подобную роль играть в обществе или нет?
УЛИЦКАЯ: Вы знаете, дело в том, что я в детстве учила немецкий язык, и довольно прилично его в детстве знала, но никогда им не пользовалась. Не без труда, должна вам сказать. Мне 80 лет в текущем году исполнится, уже головка не такая ясная, не такие гибкие мозги. Но, в общем, как-то преодолеваю трудности. Я помню, вы в своё время вели на телеканале «Культура», если мне память не изменяет, программу «Актуальное кино с Людмилой Улицкой».
Было такое, не путаю? Не помню, потому что актуальное кино… Вроде я не особенно кино занималась. Что-то актуальное было, может быть, не кино. Но неважно, не помню. На «Культуре» было. Но можете порекомендовать те произведения художественной литературы, кино, может быть, даже музыкальные произведения, которые могли бы… Ваш персональный рецепт отвлечься сегодня.
Я вчера потратила полчаса на то, чтобы его найти в интернете, и я его не нашла в том виде, в котором его мне удобно было смотреть. Думаю, что каждый год выходит два-три существенных произведения, которые, в зависимости от вкуса человека, дадут достаточную пищу для того, чтобы встраиваться в современный мир. Совершенно ясно, что главный сюжет 19-го века — любовный роман — сегодня совершенно утратил своё главенствующее положение. Сегодня история любовных отношений мальчика и девочки, и даже мальчика и мальчика, перестаёт так интересовать и так волновать читателя, как она волновала пятьдесят лет тому назад, и тем более сто. Тема любовных романов сегодня перестала быть такой существенной. И сегодня даже в усреднённой жизни частная, домашняя и личная жизнь занимает меньший объём, чем она занимала, скажем, пятьдесят или сто лет тому назад.
То, что было основой существования — семейная жизнь, — сегодня, по-моему, сильно сократилось. Так мне кажется. А может быть, это моё положение старого человека, у которого дети выросли, внуки не рядом со мной, мы с мужем живём исключительно старческой жизнью: читая, гуляя и понемножку работая, по чуть-чуть. Может быть, это связано с этим. Первая оболочка — та, которая даётся ему природой, Господом Богом; его уши, нос, глаза, то тело, в котором наша душа помещается. Вторая оболочка — та, которую мы создаём сами, надевая на себе одежду, выстраивая вокруг себя какие-то стены дома.
И третья оболочка — это социальный мир, в котором мы живём, который тоже на нас сильно влияет. И вот эти вот оболочки — мы их создаём, но и они нас тоже формируют. Это довольно интересная проблема, на самом деле, — до какой степени мы зависим от мира, а мир зависит от нас. Строго говоря, это то, с чем сталкивается каждый человек, даже тот, кто об этом не задумывается. И много-много вопросов, которые бы я объединил в один большой. А дальше вы рассказы будете выпускать?
Та работа, которую вы проделываете сейчас над романом, не остановится? Последние мои, условно говоря, романы — это сборники рассказов, в которых действуют одни и те же герои, но сквозного — в классическом смысле этого слова — действия нет. Вот прямо крупный роман. Он сегодня наиболее созвучен тому, что я делаю, и мне это наиболее интересно сегодня делать. Этим я и занимаюсь потихонечку. Очень потихонечку.
И всё-таки — и это пройдёт? Более того, мне кажется, что чем более жёсткие условия существования, тем больше возможностей проявления человечности. Две недели тому назад я была в Берлине на станции, куда прибывали автобусы из Украины, и приходили жители Берлина, уже здесь осевшие, русские и украинцы, и то, что я наблюдала, это меня очень тронуло. Потому что люди забирали к себе семьи — совсем не в роскошные апартаменты, а в достаточно скромное жильё, — поселяли у себя людей, эмигрантов; до того момента, пока государство как-то о них не позаботится. И там я видела человеческое взаимное внимание, тепло и интерес, это, на самом деле, внушает надежду, что не всё потеряно, что человеческое в нас ещё осталось. И именно в этих жёстких условиях большие возможности для проявления этих качеств.
Истории», у нас в гостях Людмила Улицкая, и наш разговор подходит к концу. Людмила Евгеньевна, спасибо, что нашли время. Хочется, чтобы мы чаще пересекались, и именно в Москве. И чтобы мирное небо нам в этом способствовало. Но, а сейчас мы продолжаем наше вещание на канале «Дилетант». Я напомню, что вы можете нас поддержать, поставив лайк, а также подписаться, перекинуть ссылку своим друзьям-знакомым.
Сегодня вы наблюдали разговор с писателем Людмилой Улицкой. Много вопросов было, которые я не задал, очень хорошие. И правда, это повод для ещё одной новой встречи. И, самое главное, мы всё-таки пришли к выводу, что мы останемся людьми и это пройдёт. Так что будем наблюдать, как говорит наш главный редактор. Совсем скоро к нам присоединится Николай Александров, и вы снова в прямом эфире увидите «Книжечки».
А для тех, кому мало Николая Александрова, я напомню, что он был на этой неделе в формате « СлухайЭто », где отвечал на ваши вопросы, в том числе давал какие-то книжные рекомендации. Поэтому, пожалуйста, ищите на канале «Живой Гвоздь» , и можете посмотреть, пересмотреть, и там Николая Александрова очень много. Кроме того, мы всегда можете зайти в магазин журнала «Дилетант». Сегодня у нас были новинки, они разлетаются очень быстро, поэтому я даже боюсь произносить какие-то наименования. По следам прошлого эфира: ещё остались книги из серии ЖЗЛ издательства «Молодая гвардия». Ну и, кроме всего, много исторической литературы, например, переписка Екатерины Великой и Фридриха Великого.
Тоже рекомендую. Вы можете понять, как работает дипломатия на уровне первых лиц. Кроме того, есть книга «Английский цугцванг для Александра I. Победитель без победы». Издательство «Бослен», автор — Наталия Зазулина. Ну, и от себя тоже рекомендую: издательство «Бослен», Ирина Архангельская, книга «Золотой запас империи.
О капитале, коммерции и деловой жизни России конца 19 — начала 20 века». У нас в разговоре с Людмилой Улицкой прозвучало, что всё-таки старина Маркс был прав, и экономика — это базис, а политика — это надстройка, и поэтому тоже эту книгу очень вам рекомендую. Я вижу, что Николай Александров уже с нами. Каким-то образом у нас немножко сжато изображение, но это никак не помешает нашей встрече. Николай, здравствуйте! Слышите ли вы меня?
Да, я вас слышу прекрасно. Вас уже заждались. Они в чём-то пересекаются, а в чём-то совершенно различны. Первая из них — это книга Михаила Майзульса, которая вышла в издательстве «Альпина нон-фикшн». Называется она «Воображаемый враг. Иноверцы и еретики в средневековой иконографии».
Михаил Майзульс — известный медиевист, и он пытается посмотреть, каким образом вот этот образ врага представлен в средневековой иконографии. Добавлю, что на самом деле образу врага — не только в иконографии, а вообще в живописи, в частности, в карикатуре — посвящено довольно много самых разных книг, научных статей. Если вы просто посмотрите в гугле, в поиске, образ врага, вы найдёте достаточно большое количество литературы. Книги, которые, в частности, выходили в издательстве «Новое литературное обозрение». Чем любопытна эта книга? Во-первых, это детальный анализ средневековой иконографии, и в этом смысле книга Майзульса даёт возможность читателю увидеть, каким образом нужно смотреть или прочитывать живопись средневековую, какие знаки иногда от нас ускользают, и, может быть, именно поэтому не полностью воспринимаются те образы, те сюжеты, и не полностью считываются те настроения, которые представлены.
Если говорить конкретно об этой книге, какие, собственно, знаки врага, образы исследует Майзульс достаточно подробно? Ну, во-первых, это одежда и внешние знаки. Начиная, например, от еврейской шапки, так называемой «юденхут», которая довольно долго существовала в средневековой иконографии. Надо сказать, что многие из этих образов перекочевали и в Новое время. Об этом, кстати, Майзульс тоже довольно пишет. То есть это островерхая шапка-колпак, которой, как правило, обозначались иноверцы, иудеи.
В христианском сознании они связывались достаточно часто с образами истязателей Христа, врагов Христа и так далее.
Издательство АСТ приостановило выплаты Улицкой после ее признания в финансировании ВСУ
Накануне в СК РФ обратилось движение "Зов народа", которое попросило изучить деятельность вышеупомянутых писателей, так как был зафиксирован факт того, деньги, полученные с их автографов, были отправлены украинским военным. Об этом пишет РБК. Писатели в своем совместном письме заявили, что во время представления нового альманаха "Слово Ново.
Как стараетесь сохранять душевное равновесие? Душевного равновесия пока не теряла. Прохожу испытание — вот что я понимаю. Это не первое испытание в моей жизни. Читаю, пожалуй, больше, чем обычно. Времени свободного почему-то больше стало. Наверное, потому что круг общения сильно сузился. В общем, продолжается обычная жизнь с ее радостями и горестями.
Читали ли вы последнюю лауреатку Нобелевской премии по литературе и если да, то что о ней думаете? Раньше не читала. Но как только ей присудили премию, сразу открыла ее роман, оказалось, главная коллизия — аборт. И сразу же закрыла. Аборт для женщины западной и российской — совершенно разные события. Перед западной женщиной в основном проблемы морального порядка, а российская женщина мечтает, чтобы ей обезболивание сделали. Словом, читать это сочинение с абортом в центре мне почему-то не захотелось. Кому бы вы дали премию следующего года, если бы комитет состоял только из одной вас? Думаю, что там в очереди стоят несколько замечательных авторов, например Мураками. Но, откровенно говоря, гораздо более важной литературной премией мне кажется Букеровская.
Именно его перо дочери вывело крайне неприятным типом Генрихом в романе «Лестница Якова». Нелюбовь ко всему окружающему стала отличительной чертой писательницы Улицкой. Из выступления в выступление она транслирует рассказы о себе, подробности которых многие уже знают наизусть. В них героиня предстает образцом нравственности. Из апокрифов следует, что девочка с малых лет отличалась блестящим умом и сообразительностью, все понимала про партию и государство, не смеялась и не плакала вместе с другими.
Выучилась на генетика, но блестящая карьера не заладилась из-за «обостренного чувства справедливости»: когда в 1968 году в институте голосовали против недовольных вторжением в Чехословакию, Улицкая одна из всех проявила стойкость: «Встала и демонстративно вышла из зала. Как была - в каблуках и в платье Chanel». Зная Людмилу Евгеньевну, предпочитающую мешковатые штаны и бесформенные свитера, представить ее в шанельке трудно. Но из песни слов не выкинешь. Что из этого правда - бог весть.
Судя по всему, она не оправдала чаяний рано умершей матери, мечтавшей, чтобы дочь стала доктором наук. В вуз и тот поступила не с первого раза враги подосрали, ага. На работе едва ли продержалась два года, а неспособность ужиться с коллективом преподносила как собственную исключительность. К тому времени относится любопытный эпизод. Все знают, что Улицкая болела раком, и ее успешно вылечили за рубежом.
Но мало кому известно, что в первый раз коварную опухоль у писательницы нашли примерно в 20 лет. И лечили ее так нелюбимые советские врачи, обеспечив на полвека отсутствие рецидивов. Развелась с двумя мужьями, осталась с двумя сыновьями. Безработная Люся получала алименты размером с инженерную зарплату. Так потихоньку, через знакомых и друзей приобщилась к литературной халтурке.
Писала сценарии для игр в пионерлагерях, рецензии на спектакли, три года проработала завлитом в еврейском театре. Без всяких учителей, освоив драматургическое искусство на коленке, Люся намонстрячилась писать пьесы. Когда старая культура развалилась, а новая не была создана, в образовавшийся разлом хлынули нечистоты, среди которых оказалось и творчество Улицкой. Впервые советская публика узнала о ней в 1990-м, когда по сценарию Людмилы Евгеньевны режиссер Грамматиков снял фильм «Сестрички Либерти». До этого он делал хорошее детское кино: «Усатый нянь», «Шла собака по роялю», «Мио, мой Мио».
А в перестройку взялся за чернуху и преуспел. Главные героини «Сестричек…» - похожие как две капли воды похабные пэтэушницы, которым фотограф-эстет Серж предлагает позировать в одеждах начала XX века.
Российская писательница прокомментировала позицию некоторых коллег. Например, заявила, что Захар Прилепин давно отрекся от звания человека. Улицкая сказала, что знала десятки литераторов, разделивших ее точку зрения, и ни одного — мнение этого автора. Улицкая уехала в Берлин. Она заявила, что в России не перестали продавать ее книги, но выставили на прилавки в запечатанном виде.
Мне стало неинтересно жить, а пандемия этот интерес вернула
Единственным мотивом добровольно участвовать в спецоперации могло стать отсутствие работы, заявила писательница Людмила Улицкая. Людмила Улицкая стала членом жюри в международной премии Яна Михальского. Главные новости о персоне Людмила Улицкая на Будьте в курсе последних новостей: Министерство юстиции России обновило реестр иностранных агентов. Минюст внес в список иноагентов писательницу Людмилу Улицкую, а также кинорежиссера Илью Хржановского. новости Волгограда. Улицкая: Утром 24-го я узнала о «спецоперации», как называли эту войну с первых дней. Будьте в курсе последних новостей!
Полный текст интервью Улицкой об отставании России: "Рабство существует"
Единственным мотивом добровольно участвовать в спецоперации могло стать отсутствие работы, заявила писательница Людмила Улицкая. Улицкая входила в короткий список Международной Букеровской премии и, если смотреть на ставки букмекеров, в последние 10 лет претендует и на Нобелевскую премию по литературе. А у Улицкой — полный набор премий, тиражи, интервью во всех имеющихся СМИ. Улицкая, полагая, что с ней беседует уважаемый в кругах "небратьев" глава офиса Зеленского Андрей Ермак, не стала стесняться и рассказала всё то, что боится произнести на публике.