Смотри весь сезон шоу на канале «Лига городов» в RUTUBE: «Лига городов» – новый юмористический проект телеканала ТНТ и компании АМиК, в.
Сайт учителя русского языка и литературы Захарьиной Елены Алексеевны
Дом ждёт, когда композитор сядет за рояль. Слышно, как пропоёт половица вспомнит дневную музыку выхватит какую-нибудь ноту. нибудь ноту. так музыканты настраивают инструменты: скрипку, контрабас, арфу. ночью чайковский прислушивается к негромким. 2. С некоторых пор Чайковскому начало казаться, что дом уже с утра ждет, когда композитор сядет за рояль. С некоторых пор Чайковскому начало казаться, что дом уже с утра ждёт, когда композитор сядет за рояль, и скучает без звуков.
Композитору предстоит сесть за рояль и приступить к диктанту, в то время как дом затаив дыхание
Ждать, когда композиторы сядут за рояль, означает надеяться на то, что они создадут что-то, что будет звучать особенно и запоминаться. С некоторых пор Чайковскому начало казаться, что дом уже с утра ждёт, когда композитор сядет за рояль, и скучает без звуков. нибудь ноту. так музыканты настраивают инструменты: скрипку, контрабас, арфу. ночью чайковский прислушивается к негромким. Дом ждёт, когда ор сяд.т за рояль.
Композитору предстоит сесть за рояль и приступить к диктанту, в то время как дом затаив дыхание
Выпишите грамматическую основу предложения 34. Среди предложений 19 — 24 найдите предложение с обособленными приложениями. Напишите номер этого предложения. В приведённых ниже предложениях из прочитанного текста пронумерованы все запятые. Выпишите цифры, обозначающие запятые при вводной конструкции. Чтобы пройти от двери к роялю, 1 надо было переступить через пять шатких половиц. Со стороны это выглядело, 2 должно быть, 3 забавно, 4 когда пожилой композитор пробирался к роялю, 5 приглядываясь к половицам прищуренными глазами.
А от самовара поднимается дым прямо к облакам, как из пароходной трубы. Потом всё переменилось 3 , будто мы попали каким-то чудом в другие края. Самовар вскипел. Мы принесли его в комнату, сели пить чай. В окно налетели ночные 2 бабочки. Они кружились вокруг лампы, будто плясали.
Красота необыкновенная! Тихо так, только самовар на столе шумит. Носову 10 текст Здравствуй, утро! В раннюю пору можно насладиться необыкновенной красотой пробуждающейся природы. Дымчато-белый туман уже покинул сонные поля и леса. В золотой росе встаёт заря.
Травинки, колокольчики, кашки, васильки покрыты серебряными 2 капельками. В светло-голубой безбрежной выси тают тучки. Свод небес прозрачен и чист. Лес, поле, река, холм — всё блестит и источает аромат. Пахнет каждый листик, каждый ствол. Река дышит синеватым дымком.
По берегам дремлет тихий камыш. В реке плещется оживлённый рой весёлых рыбок. Верхушки деревьев медленно раскачивает 3 ветер. Он морщит, рябит гладь воды. Слух улавливает чей-то весёлый пересвист. Это разносится по миру соловьиная трель.
О нежной листве, о тёплом деньке поёт маленькая птичка. За деревянными домиками раскинулся сосновый бор. Внизу, под горой, серая лента шоссе. По одну её сторону заросли малины, черёмухи. Море неспокойное, но прекрасное. Оно волнуется, вздыхает.
Это ветер треплет его пенистые волны, и они выплёскиваются на берег. А бывает, заспорит 3 возможно: заспорят 3 о чем-то море с ветром. Тяжёлые валы нальются безысходной яростью, заревут, загрохочут. Но чаще всего море спокойно и блестит, будто его начистили. В такие дни виден Кронштадт. Он за горизонтом, и поэтому кажется, что трубы судоремонтных верфей выходят прямо из воды.
Погодину 12 текст Солнышко еще только выглянуло из-за дальнего леса, а пчелы уже на работе. Воздух над пасекой весь наполнен пчелиным гулом. Вслед за пчелами поднимается Саня. Он спит в деревянной беседке, поставленной прямо в середине пасеки. Мальчик потянулся сладко, умылся и пошел к своему рабочему месту. Теперь до самого завтрака будет постукивать топориком, строгать поблескивающие доски, чинить поломанные ульи и мастерить новые.
Затем пойдет осматривать пасеку. Двести пчелиных домиков. Работы немного. А в комнатах Володи и Лены тихо. Идет научная работа. Пчеловоды шума не любят.
Я, осторожно приоткрывая дверь, вижу, что Лена склонилась над микроскопом. Она пишет на большом листе, изрисованном графиками. К ней подходит Володя, и они о чем-то говорят. Они говорят о новой породе пчел. По самому краю его обойдёшь за каких-нибудь двадцать минут. В нем нет ни одной ямы, ни одного по-настоящему тряского места.
Высокие пышные кочки напоминают груду только что взбитых пуховых подушек, которые заботливая хозяйка вынесла просушить на ветерке. Новичок долго топчется в недоумении, потому что его подводят глаза, натренированные на сигнальную яркость летней ягоды. Нужно пристально вглядеться в ближайшую кочку. И тогда обнаружишь вдруг, что при слабом солнце вся она сверкает алыми каплями клюквы, прячущейся в мох. Вся кочка будто переливается самоцветами, просыпанными чьей- то бережной рукой. Собираешь ягоду и не думаешь о времени, о других делах.
Хочется запомнить навсегда пронзительно кислоту болотной твердой ягоды, воркование птиц в лесу, светлые мхи, пружинистую почву болотной колыбели. В тихий зимний день выйдешь в лес на лыжах, дышишь и не надышишься. Под деревьями расстилаются белые сугробы, а над лесными тропинками кружевными арками согнулись под тяжестью инея молодые березки. Хорош лес ранней и поздней весной, когда пробуждается в нем бурная жизнь, затаившаяся на зиму и теперь желающая взять своё. Тает снег. Все больше слышатся в лесу голоса птиц.
На лесных полянках появляются проталины, ковром разрастаются подснежники. На кочках видишь крепкие листочки брусники. Многое услышишь в весеннем лесу. На вершине высокой ели распевает дрозд. Тонко пищат рябчики, на болоте возятся журавли. Над желтыми пуховками ивы жужжат пчелы.
У сочащегося из земли родничка растут старые пихты, тянутся корявые берёзки. Яркая звезда загорелась над горами. Летом под высокими пихтами жили пастухи. Раньше здесь стоял сделанный из пихтовых дранок балаган. Ветер и непогода давно разметали лёгкое пастушеское жилище. Мы взялись за восстановление разрушенного балагана.
Среди охотников и путешественников есть особенно неоценимые в путешествиях люди. Мой приятель умело раздувает костёр. Лицо его освещено вспышками огня. Красные искры уносятся в небо и остывают. Ночью мы будем вставать, чтобы подкинуть топлива в костёр. Вот я кладу в огонь дрова.
Пламя принимается жарко лизать сухие поленья. Как хороша, как чудесна над горами звёздная ночь! Лёгкий ветер шевелил густые травы, пестревшие разноцветными головками. Кое-где открывались вдруг небольшие озерки, будто упавшие на землю и оправленные в изумрудную зелень. Мы миновали небольшую кучку юрт, расположившихся на холме над озером. Зелёный луг опять принял нас в свои молчаливые объятья.
Горы на другом берегу уже не туманились. Всё ближе подступали холмы, разделённые узкими лужками. Временами в ущельях раздавался топот конских копыт, и табун, одичавший и объевшийся на буйных травах, выскакивал на луговину. Его привлекло ржание наших лошадей. От едва колышущегося моря на мальчиков веяло странным покоем и тишиной. Лучи не зашедшего еще за горизонт солнца скользили по легким волнам, набегавшим на берег.
Пропитанная полынным запахом длинная степная дорога к морю осталась позади, а впереди во всю даль и ширь расстилалось открытое море. И ребятам казалось, что они добрались до самого края света, что дальше уже нет ничего. Есть одно тихое море, а над ним такое же бескрайнее 2 небо, лишь кое-где покрытое бледно-розовыми облачками. Мальчики, утомленные долгим путем, шли молча. Их 3 головы прятались за ворохами сухого бурьяна, который они собрали для будущего костра. Окна его были покрашены масляной краской, а небольшое крылечко сбоку еще пахло сосной.
Двери были раскрыты настежь, но хозяев в доме не оказалось. Направо от двери стоял некрашеный стол, слева виднелась массивная печь. Вскоре с улицы прибежала Наташа. Она радушно предложила мне чаю и ранней малины, но я попросил ее сначала показать мне сад, выращенный чуть ли не под самым Полярным кругом. Мы вышли из дома. Сад лепетал тополиной листвой.
Я неожиданно увидел яблоньки, малинник с уже поспевающей ягодой. Почувствовав смолистый аромат, я повернул голову налево и увидел кедры. Они были иссиня-черные, по-медвежьи угрюмы и неприветливы. Наташа ласково и как-то застенчиво потрепала одно дерево. Человек переносит не только культурные растения, но и дикие в другие места, далеко от их родины. И встреченный в поле или на дороге сорняк вдруг оказывается памятником 2 древнего события.
Как воспоминание о взятии Парижа русскими войсками в тысяча восемьсот четырнадцатом году осталось сорное растение свербига, семена которого вместе с сеном для лошадей завезли во Францию казаки. О грозном событии говорят заросли аира на берегах Чудского озера. Аир — источник чудесных восточных ароматов. Татары занесли аир с юго-востока, так как царство их простиралось по всей Руси. Так загадочно, на первый взгляд, появились растения, которые 3 мы часто видим, но которых не знаем. Скоро удары снежной крупки о стволы и ветки слились в таинственный шёпот.
Наутро среди пёстрых бугристых пашен и сизого жнивья петляли и уходили вдаль белые дороги. Выпавший снег так и не растаял, а потом подсыпало ещё больше. Тетерева неторопливо бродили по мелкому снегу и оставляли крестики следов. А когда снег стал глубоким, сразу перелетели на берёзы клевать терпкие серёжки. Вороны и галки в первые метельные дни так и не улетали далеко от посёлка. Синицы с деревьев опускались на деревянные стены сараев и других построек, проворно прыгали по поленницам дров и заборам.
Даже лесной дятел надолго покинул лес и обосновался в деревне. В непогоду и на ночь он прятался под навесом, а утром врачевал старые берёзы и ловко лазал по телеграфным столбам. Иногда раздаётся из-под прибрежного куста голос землеройки. Крохотные зверьки держались здесь и летом, в густых травяных дебрях хорошо скрывались от постороннего взгляда. А сейчас среди поредевших трав заметить их стало легче. Чаще других попадается обыкновенная бурозубка.
Ростом она с маленькую домовую мышь, окраска тёмно-бурая. Но возле воды нередко можно увидеть и более крупную водяную землеройку. Чёрная, будто бархатная шубка, белое шелковистое брюшко и более длинный хвост помогут отличить её от других землероек. Землеройки не впадают в спячку. Когда идёт снег, следы этих маленьких зверьков встречаются особенно часто под старыми елями. Там прожорливые крошки подбирают сбитых снегом с ветвей оцепеневших насекомых и семена хвойных деревьев и берёз.
Следы землероек трудно отличить от следов мелких грызунов. Но если научишься разбирать их тонкие строчки, то увидишь и узнаешь много интересного. Тогда над станицей полетели дикие гуси. Им предстояло совершить далекий, трудный путь. Утром и днем в холодноватой чистой синеве неба видны были темные точки улетающих на юг гусиных стай и слышалось звонкое гоготанье. Иногда порыв встречного ветра сбивал сзади молодых гусей.
Они ломали линию строя, и старый вожак звал их резким, гортанным криком. Они возвращались на свои места, и стая летела дальше. И всё же, бывало, на озере или где-нибудь на мелководье оставалась обессилевшая старая гусыня. Ей трудно было поспеть за стаей, и она летела одна. Она пыталась догнать стаю. Началась она вечером.
Светлая заря освещала розовым светом нашу спальню. Через окна комната наполнилась удивительно свежим, чуть влажным воздухом. Вдруг страшный громовой удар потряс весь дом, и полил дождь, не прекращавшийся около часа. Раскаты грома не смолкали ни на минуту, сковали нас и держали в состоянии страха. Казалось, какая-то сила снесёт наш домик, который стоял на высоком берегу и не был ничем защищён от ветров. Когда мой испуг прошёл, я тихо уснул в своей кроватке.
Утром ничто не напоминало вчерашнюю непогоду. Ярко сияло солнце, сверкала не просохшая после дождя трава. Заливались на разные голоса, пели птицы. Из него бьет подземный ключ. Этот прудок — колыбель великой русской реки. В болотах и трясинах родится Волга и отсюда отправляется в далекий путь.
Волга — красавица. Красота её прославлена народом, поэтами и художниками. Она проходит через места, удивительно красивые и разнообразные по климату, растительному покрову и животному миру. От Рыбинска Волга поворачивает на юго-восток. Невысокие берега её покрыты зелёным ковром лугов и кустарников. Живописные холмы чередуются с раскинувшимися необъятными долинами.
В этих волжских пейзажах есть неповторимая красота и очарование. На ранней заре Волга отражает лучи просыпающегося солнца и разбрасывает их вокруг, словно приветствует: «С добрым утром, земля! Бродить с ружьем по целым дням в этой зеленой пустыне — наслаждение, которое известно одним лишь охотникам. Встанешь на заре и к вечеру так уходишься, что едва доберешься до знакомой избушки. Нашим любимым местом была гора Размет, которая является связующим центром и горным водоразделом. В одну сторону с нее сбегают речки европейского бассейна, а в противоположную — азиатского.
Таким образом, мы проводили ночь на самой границе между Европой и Азией. Солнечный закат в горах удивительно хорош. Тени нарастают, и на нас начинает надвигаться ночная мгла. Затихший воздух чутко держит каждый шорох. Переживаешь тревожное настроение, которое будит воображение. Хорошо идти весь день по этим лесам.
Пробираться сквозь заросли кустов, по дорогам к дальнему озеру. Путь в лесах — это километры тишины, безветрия. Я люблю лесные сумерки, когда из мхов тянет сыростью, в траве горят светлячки. Закат тяжело пылает на кронах деревьев, золотит их старинной позолотой. Последний луч солнца ещё касается их верхушек, а у подножия сосен уже темно и глухо. Бесшумно летают и словно заглядывают в лицо летучие мыши.
На западе ещё тлеет зорька, в зарослях волчьих ягод кричит выпь. Вот и озеро. Здесь под березой расположились знакомые рыбаки. Их лиц я не вижу из-за дыма костра, который то разгорается, то гаснет. Ночевали мы в палатке. Я проснулся рано, надел резиновые сапоги, выбрался из палатки на лесную поляну.
Сколько солнца! Оно было везде: на небе, в воздухе, в траве. Между двумя ёлками висела паутина. На её ниточках, переливаясь, сияло что-то разноцветное и блестящее. Замерев от восторга, я смотрел на эту удивительную красоту. Это, наверное, дорогой камень, как в маминых серёжках.
Я тронул его пальцем, и он рассыпался на множество мелких камешков. Эти камешки запрыгали, заскользили по паутине к земле. Я посмотрел вокруг. Вся трава была в таких светящихся пёстрых шариках. Это роса! Как жаль, что её нельзя принести в ведёрке маме!
Зацветает ландыш. Удивительных цветов много, но этот самый изящный, самый душистый, самый таинственный. Наклонились вниз на длинном стебельке белоснежные фарфоровые кольца с резными краями. Кажется, что неизвестный мастер придал такую необычную форму речному жемчугу. К концу лета они превратятся в оранжево-красные бусинки. Словно из далеких стран попали в лес драгоценные камни.
Ландыш представляется мне символом леса. Вся красота весеннего, летнего, осеннего и зимнего леса сошлась в этом неповторимом цветке. В его зеленых с прожилками листьях отыщутся весна и лето. В августе в тонких бледно-коричневых листьях присутствуют краски осени. В изящных снежно-белых цветках прячется зима, ждёт своей поры. В ландыше соединились хрупкость, нежность, красота и вечность.
Она оказалась заполненной всевозможными предметами. Дед поставил на пол свою большую шкатулку. Откинул крышку, вынул из шкатулки один предмет и начал свой долгий и интересный рассказ. С ним была связана часть его жизни, проведенной в путешествиях. В первый вечер дед достал маленькую коробочку с засушенным насекомым и рассказал нам о песчаных пустынях, где беспощадно палит солнце. В следующий вечер маленькая трубка из кости моржа перенесла нас на далекий восток.
Перед нашими глазами вставало беспокойное море, маленькие скалистые острова с птичьими базарами, парусное судно, скрипящие на все лады даже при небольшом ветре. Долгими зимними вечерами по рассказам деда я познакомился с многообразной природой нашей родины. Он произрастает в иле и мутной воде, но не загрязняется ими. С лотосом можно сравнить людей, которые себя не запятнали, не покорились злу и тяжёлой судьбе. Зацветает лотос в июле, в августе в тихих прудах. Толпы удивлённых, восхищающихся людей с утра до вечера не покидают берега водоёмов.
Изящными очертаниями белых или нежно-розовых лепестков, характерным шелестом листьев лотос производит неизгладимое впечатление. К сожалению, чудесный цветок чарует зрителей только три дня. Но уже на четвёртый день прекрасные цветки вянут. И только листья его, как зонтики, продолжают стоять на воде. Сегодня мы напомним об отдельных стихийных бедствиях. В тысяча четыреста пятьдесят пятом году в Неаполе при землетрясении погибло шестьдесят тысяч человек.
Через сто лет в Китае число жертв достигло восьмисот тридцати тысяч. В тысяча семьсот пятьдесят пятом году подземная буря разрушила Лиссабон и унесла семьдесят тысяч. В тысяча девятьсот двадцатом году страшные толчки сотрясли Токио и унесли сто тысяч человеческих жизней. В тысяча девятьсот сорок восьмом году город Ашхабад за семь секунд превратился в руины. Погибло восемьдесят тысяч человек. В Армении в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году подземная буря поглотила сто девятнадцать тысяч человек.
Огромный урон нанесли людям стихийные бедствия. С террасы закричали: «Бегите скорей, посмотрите, кого привезли! По двору, описывая круг перед крыльцом, проезжали одна за другой нагруженные телеги. На них были звериные шкуры, рога диких козлов и кабаньи туши. Отец шагал у последней телеги, а на ней сидел тигрёнок. Пока отец отпрягал уставших лошадей, разбирал вещи и умывался после дальней дороги, мы взяли тигрёнка на руки, понесли его в гостиную, положили на самое почётное место и стали вокруг.
Мы старались заметить в нём что-нибудь особенное и внимательно к нему приглядывались. Тигрёнка накормили из чашки теплым кипячёным молоком. Он, налакавшись, растянулся опять на диване и прищурился на свет большой лампы. Чёрные чайники, пыхтевшие и булькавшие от нетерпения, были расставлены посредине. Тут затевалось грандиозное чаепитие!
Простая запись всего этого составила бы несколько томов. Но записывать у меня не было времени. Поэтому я с легкой завистью читал потом превосходную книгу Софьи Федорченко «Народ на войне» — дословную запись солдатских разговоров. Книга эта прогремела по России. Она была сильна как своей правдивостью, так и тем, что в ней уже слышался в словах солдат еще отдаленный, но явственный гром приближающейся революции. В 1915 году всю нашу студенческую команду перевели с тылового поезда на полевой. Теперь мы брали раненых вблизи места боев, в Польше и Галиции, и отвозили их в Гомель и Киев. Осенью 1915 года я перешел с поезда в полевой санитарный отряд и прошел с ним длинный путь отступления от Люблина в Польше до городка Несвижа в Белоруссии. В отряде из попавшегося мне засаленного обрывка газеты я узнал, что в один и тот же день были убиты на разных фронтах два моих брата. Я остался у матери совершенно один, кроме полуслепой и больной моей сестры. Я вернулся к матери, но долго не мог высидеть в Москве и снова начал свою скитальческую жизнь. Я уехал в Екатеринослав и работал там на металлургическом Брянском заводе, потом перекочевал в Юзовку на Новороссийский завод, а оттуда в Таганрог на котельный завод Нев-Вильдэ. Осенью ушел с котельного завода в рыбачью артель на Азовском море. В свободное время я начал писать в Таганроге свою первую повесть «Романтики». Писал ее долго, несколько лет. Вышла в свет она значительно позже — в тридцатых годах в Москве. Февральская революция застала меня в глухом городке Ефремове, бывшей Тульской губернии. Я тотчас уехал в Москву, где уже шли и день и ночь шумные митинги на всех перекрестках, но главным образом около памятников Пушкину и Скобелеву. Я начал работать репортером в газетах, не спал и не ел, носился по митингам и впервые познакомился с двумя писателями: другом Чехова стариком Гиляровским, «Дядей Гиляем», и начинающим писателем-волгарем Александром Степановичем Яковлевым. Судорожная жизнь газетных редакций совершенно захватила меня, а беспокойное и шумное племя журналистов казалось мне наилучшей средой для писателя. После Октябрьской революции и переезда Советского правительства в Москву я часто бывал на заседаниях ЦИКа в «Метрополе», в «зале с фонтаном» , несколько раз слышал Ленина, был свидетелем всех событий в Москве в то небывалое, молодое и бурное время. Потом опять скитания по югу страны, снова Киев, служба в Красной Армии, в караульном полку, бои со всякими отпетыми атаманами: Зеленым, Струком, Червоным Ангелом и «Таращанскими хлопцами». Киев в то время часто осаждали. Вокруг города почти непрерывно гремела канонада, и население толком даже не знало, кто пытается захватить город — петлюровцы, Струк или деникинцы. Из Киева я уехал в Одессу, начал работать там в газете «Моряк» — пожалуй, самой оригинальной из всех тогдашних советских газет. Она печаталась на обороте разноцветных листов от чайных бандеролей и помещала множество морского материала — от стихов французского поэта и матроса Тристана Корбьера до первых рассказов Катаева. Была блокада. Море было пустынно, но, как всегда, прекрасно. В редакции работало около семидесяти сотрудников, но никто из них не получал ни копейки гонорара. Платили то дюжиной перламутровых пуговиц, то синькой, то пачкой черного кубанского табака. Время было голодное и веселое. В Одессе я впервые попал в среду молодых писателей. Мы смотрели на него как на реликвию. В Одессе я жил в полуразрушенной дворницкой на Ланжероне, у самого моря, и много писал, но еще не печатался. Вернее, не позволял себе печататься, считая, что еще не добился умения овладевать любым материалом и жанром. Эту способность я считал в то время главным признаком писательской зрелости. Вскоре мной снова овладела «муза дальних странствий». Я уехал из Одессы, жил в Сухуми — тогда еще очень провинциальном городке, в Батуми с его тяжелыми теплыми ливнями, в Тбилиси, был в Эривани, Баку и Джульфе, пока наконец не вернулся в Москву. Первой моей книгой был сборник рассказов «Встречные корабли».
Ноты на нотном стане перепрыгивают от ладони к ладони, словно пытаясь сбежать и воплотиться в живую музыку, полную эмоций и гармонии. Сумерки окутывают комнату, придавая особую атмосферу ожиданию. Подсвечники на столе дарят темную теплую изумрудну Сила музыкального рояля Сам рояль — это не просто инструмент, это живой организм, который откликается на каждое касание. В его деревянном корпусе звуки и резонансы оживают, создавая магию музыки. Рояль — это виртуозный инструмент, который способен передать самые нежные ноты и мощные аккорды. Он обладает широким диапазоном звуков и исключительной экспрессивностью. В руках композитора или пианиста рояль может перенести нас в другой мир, захватить нас эмоциями и достичь самых глубоких уровней нашей души. Музыкальный рояль — это инструмент, который соединяет прошлое и настоящее, испытуя вековые традиции и одновременно вдохновляя на создание новой музыки.
Дом ждёт, когда к.
Дом ждёт, когда ор сяд.т за рояль. Дом ждёт, когда композитор сядет за рояль. Слышно, как пропоёт, вспомнит дневную музыку выхватить какую-нибудь ноту. Дом ждёт, когда композитор сядет за рояль. Дом терпеливо ожидает момента, когда композитор сядет за рояль и начнет создавать музыку. Crocus City Hall VK: Vegas City Hall VK: #crocuscityhall #vegascityhall. 5 предложение. стало казаться(что?) что дом уже с утра ждет. ждет(когда?) когда композитор сядет за рояль.
Сайт учителя русского языка и литературы Захарьиной Елены Алексеевны
Он без остатка отдал свое сердце России — ее лесам и деревушкам, околицам, тропинкам и песням. Но с каждым днем его все больше мучает невозможность выразить всю поэзию своей страны. Он должен добиться этого. Нужно только не щадить себя. К счастью, в жизни выдаются удивительные дни — вот такие, как сегодняшний. Он проснулся очень рано и несколько минут не двигался, прислушиваясь к перезвону лесных жаворонков. Даже не глядя в окно, он знал, что в лесу лежат росистые тени. На соседней сосне куковала кукушка. Он встал, подошел к окну, закурил.
На вопросы могут отвечать также любые пользователи, в том числе и педагоги. Консультацию по вопросам и домашним заданиям может получить любой школьник или студент. Вопросы-ответы » Русский язык Дом ждёт, когда к.. Слышно, как Дом ждёт, когда к..
Самая простая музыкальная тема разыгрывалась этим домом как симфония. С некоторых пор Чайковскому начало казаться, что дом уже с утра ждет, когда композитор сядет за рояль. Дом скучал без звуков. Иногда ночью, просыпаясь, Чайковский слышал, как, потрескивая, пропоет то одна, то другая половица, как бы вспомнив его дневную музыку и выхватив из нее любимую ноту. Еще это напоминало оркестр перед увертюрой, когда оркестранты настраивают инструменты. То тут, то там — то на чердаке, то в маленьком зале, то в застекленной прихожей — кто-то трогал струну.
COM - образовательный портал Наш сайт это площадка для образовательных консультаций, вопросов и ответов для школьников и студентов. Наша доска вопросов и ответов в первую очередь ориентирована на школьников и студентов из России и стран СНГ, а также носителей русского языка в других странах. Для посетителей из стран СНГ есть возможно задать вопросы по таким предметам как Украинский язык, Белорусский язык, Казакхский язык, Узбекский язык, Кыргызский язык. На вопросы могут отвечать также любые пользователи, в том числе и педагоги.