Новости что такое сага в литературе

Саги являются уникальным жанром литературы, который имеет древние корни и до сих пор пользуется популярностью. это длинное рассказное произведение, обычно эпического характера, которое рассказывает об истории и приключениях героев на протяжении длительного времени. Семейная сага как жанр литературы и кино В литературе семейная сага может быть представлена в виде многочастной книжной серии, где каждый том рассказывает о разных поколениях истории семьи. Значение слова сага. САГА, -и, ж. Древнескандинавское и древнекельтское народное героическое сказание в прозе.

Что такое сага? Известные литературные и кинематографические саги

И основную массу этой литературы составляют саги. Кроме указанных в этой статье памятников, особое внимание привлекают саги, содержание которых так или иначе связано с Россией. повествовательный жанр скандинавской литературы, получивший развитие в период с кон. Ещё сага подавала пример поведения и воспитывала – не зря в "сагах о недавних событиях" герои жалеют о порче нравов – но эта её функция составителями не осознавалась.

Сага — это жанр литературы

  • Литературная сага: что это такое и каков ее значимость?
  • Что такое САГА простыми словами | Литература
  • «Сáга» — происхождение и значение слова
  • Что такое САГА простыми словами
  • Сага в литературе: основные характеристики и сокращенное объяснение

Что такое сага?

Затем составление С. Хотя записи начинаются не раньше XII в. Так напр. Рассказчики С. Проза повидимому не считалась искусством, и потому имена рассказчиков и авторов С. Рассказывались С. Древнейшие из них являются то семейными хрониками, охватывающими судьбу нескольких поколений, то своеобразными бытовыми «романами», то небольшими повестями об отдельных событиях кровавой распре, интересном судебном процессе. Нередко С.

Рубрикаторы содержат ссылки на словарные статьи или отсылки к нужному термину, если подобный уже был растолкован.

В словаре дано толкование самых широко применяемых определений, используемых в современном литературоведении, даны биографические сведения об известных философах, теоретиках литературы, критиках. Словарь адресован широкому кругу читателей и будет полезен и школьникам, интересующимся литературой, и специалистам-филологам и преподавателям литературоведческих дисциплин. Словарь по мифологии М. Ладыгин, О. Ладыгина Краткий мифологический словарь - М. О словаре Словарь по мифологии М. Ладыгина представляет собой справочное издание, предназначенное самому широкому кругу читателей. В словарных статьях отражены сведения о богах, духах, полубожественных персонажах, героях эпоса, произведений фольклора, а также об объектах, имеющих мифологическое значение растения, животные, места, атрибуты и т.

В статьях даны выдержки из источников с указанием их названия, проведены параллели между схожими мифологическими персонажами и объектами мифологии разных народов. Большое значение уделено мифологии народов России. Толковый словарь русского языка Алабугина сага 1. Древнескандинавская или древнеисландская героическая или историческая повесть о богах и героях. Алабугиной — лингвистическое справочное издание, в котором представлено толкование более 2000 слов и словосочетаний, применяемых в современной документальной и художественной литературе, а также в журналистике. В дополнение к толковому также представлен этимологический словарь, содержащий около 1000 слов. В дополнении приведены гипотезы о происхождении слов русского языка, прослежен путь формирования слова в его современном виде. Имеются приложения: «Прописная или строчная» и «Слова, которые нужно запомнить».

Словарь рассчитан на читателей, которым интересен русский язык и его история.

Стеблина-Каменского продолжает вышедшую в 1967 году его же книгу о культуре Исландии и некоторые его статьи на близлежащие темы. В «Мире саги» — та же присущая автору острота и краткость изложения, почти эпиграмматическая экономность его. Мир саги — мир, окружавший слагателей саг, мир, трактованный ими. Автор осторожен и скептичен к прямым показаниям саги об этом их мире. Он больше доверяет методам повествования, чем его прямому содержанию.

Методы выказывают себя косвенно, а в косвенности, неумышленности и лежит достоверность. Для саги все, о чем рассказано, — все есть быль, все есть правда, происходило точь-в-точь, как об этом рассказывается. Исследование начинается с того, что подвергается разбору само это древнее понятие правды. Очень важно, что оно синкретично, правда и вымысел в нем не различаются, вымысел тайно присутствует в сагах, можно бы сказать, что он прячется в них, как Волсунги в саге о них, сидя на корточках, прячутся за бочками в темных сенях, так что видны только их блестящие шлемы. Вымысел тоже считается в сагах правдой, ничем не отделенной от правды в самом деле. Стеблин-Каменский — едва ли не первый среди филологов, задумавшийся о происхождении и о путях вымысла в художественной литературе.

Если взять во внимание сказанное в этой его книге и в специальных его статьях, то дело рисуется таким образом: в дальнейшем вымысел отделяется от были, от фактической правды и приобретает для себя свободу, в литературе узаконивается воображение, играющее вымыслом, как оно того хочет, предающееся возможностям, заложенным в вымысел как таковой. Если следовать тому же ходу идей, то надо бы сказать, что свободная игра вымысла — это лишь одна сторона художественной эволюции. Другая в том, что стали в самом вымысле искать новых обоснований для правды. Вместо правды факта, единичного бывшего события вырабатывалась правда типизации и внутренней логики, вымысел проникался мыслью, и все это давало основание новому художественному реализму. В такт теориям, защищаемым в работах М. Стеблина-Каменского, выскажем такое положение: развитие художественной литературы и художественного реализма происходило из века в век при все возраставшей их интеллектуализации.

Древняя сага не умела обходиться без точных подробностей места, без точного указания имен. В последующей литературе документальность сохранялась еще веками, хотя в строе тогдашнего художественного реализма она имела только формальное значение, и потому в конце концов эта общеобязательная форма отпала. Случилось это не раньше XIX века. На саму документальность укрепилась точка зрения вымысла — она одна из стихий его. Город Эн — никто не искал на карте города Эн, было известно, что он создание автора. Скрытость вымысла в древней саге М.

Стеблин-Каменский связывает с вопросом об авторстве. В саге автор не осознается, если нет вымысла, то нет и свободного распоряжения миром саги, нет «сочинительства» и нет сочинителя, автора. Не нужно думать, что М. Стеблин-Каменский ограничивает себя проблемами теоретико-литературными. В книге своей он и историк вообще, и социолог, и психолог. Быть может, оригинальнее всего он в этой последней роли — психолога исторической жизни.

Интересы этого рода появились в нашей науке совсем недавно, и тем не менее М.

Сага позволяет создать более глубокий и насыщенный сюжет, а также исследовать разнообразные персонажи и их взаимодействия. Она может охватывать несколько поколений или даже эпох, и позволяет автору рассмотреть различные аспекты темы, затронув множество персонажей и событий. Какие плюсы есть у саги по сравнению с другими жанрами? Сага предоставляет автору возможность создать глубокий и сложный сюжет, который может захватить внимание и увлечь читателя на долгое время. Она дает больше свободы и пространства для исследования персонажей, их развития и взаимодействия. Также сага позволяет рассмотреть тему с разных точек зрения и перенести читателя в разные временные и пространственные миры. Какие сложности может возникнуть при написании саги? Написание саги может быть непростым заданием.

Автору нужно тщательно планировать и хорошо продумывать сюжет, чтобы он был логически последовательным и увлекательным на протяжении всей истории. Также важно уметь поддерживать интерес читателя на протяжении долгого времени, чтобы он не потерялся в множестве персонажей и событий. Кроме того, сага требует от автора терпения и настойчивости, так как написание такого масштабного произведения может занять длительное время. Может ли сага иметь разные жанры? Да, сага может включать в себя разные жанры. Она может начинаться, например, в жанре фэнтези, а затем перейти в научную фантастику или историческую драму. Многообразие жанров в саге позволяет автору исследовать разные стили и темы, создавая разнообразные и интересные сюжеты. Что такое сага? Сага — это эпическое произведение, которое состоит из набора рассказов или историй, объединенных общей темой, персонажами или событиями.

Понятие сага и ее влияние на развитие сюжетов.

Таким образом, композиция саги навязывалась ей действительностью в гораздо большей мере, чем это возможно в литературе Нового времени. Сага – это особый жанр в литературе, который отличается своими уникальными особенностями и жанровыми чертами. В этой статье мы разберемся, что такое сага, узнаем, откуда она пришла в нашу и мировую культуру и какое влияние на нее оказывает. Таким образом, композиция саги навязывалась ей действительностью в гораздо большей мере, чем это возможно в литературе Нового времени. это длинное рассказное произведение, обычно эпического характера, которое рассказывает об истории и приключениях героев на протяжении длительного времени.

Сага - Saga

Они рассказывают о великих приключениях героев, доблести, предательстве, любви и смерти. Создатели саг старались передать не только внешние события, но и внутренний мир персонажей, их мысли и чувства. Одной из самых известных саг является Эдда с историей о смерти Бальдра — бога красоты и света.

Писатели иногда включают слово «сага» в название книги, как английский прозаик Джон Голсуорси в «Саге о Форсайтах». Саги могут пересекаться с другими жанрами, например с научной фантастикой, как «Хроники Дюны» Фрэнка Герберта. Константин Маковский. Портрет графа С.

Но хотя такая женитьба может быть результатом сватовства, сопряженного с преодолением различных трудностей и препятствий, ей никогда не предшествуют какие-либо упоминания о любовных переживаниях тех, кто вступает в брак. Получение героем и его дублерами невест в эпилоге «лживой саги» чаще всего похоже на получение ими феодальных владений, и не случайно такое получение невесты было вместе с тем и вступлением во владение королевством. Соответственно в «лживых сагах», как правило, отсутствует какая-либо индивидуализация героя и героини, за исключением того, что они наделяются всегда теми же стандартными качествами: герой — силой и доблестью, а героиня — красотой и умом.

Здесь, однако, целесообразно остановиться на саге, которая может показаться исключением из общего правила, а именно на «Саге о Фритьофе». Поскольку действие в ней происходит в Норвегии в легендарные времена, ее относят к «сагам о древних временах». Однако, как обычно считается, она лишена какой-либо исторической основы, и в ней налицо сказочный конец, так что она — «лживая сага». Правда, по манере повествования она похожа на классические саги. В новое время эта сага стала считаться трогательной историей целомудренной любви доблестного Фритьофа к добродетельной Ингибьёрг. Такую историю вчитал в сагу шведский романтик Тегнер в своей знаменитой поэме «Сага о Фритьофе». Однако если внимательно прочесть исландскую сагу, то оказывается, что в ней абсолютно ничего не говорится о чувствах Фритьофа. А что касается его поведения, как оно изображается в саге, то его можно истолковать и так, что он добивается руки Ингибьёрг только потому, что она королевская дочь, а позднее, живя у короля Хринга, за которого Ингибьёрг была выдана замуж, он не пользуется возможностью убить престарелого Хринга, рассчитывая на то, что Хринг и так скоро умрет и в награду за его верность завещает ему и королеву и, главное, королевство, что тот действительно и делает, и таким образом обеспечивается обязательный в «лживой саге» сказочный конец. Что же касается поведения Ингибьёрг, как оно изображается в саге, то его всего естественнее было бы истолковывать как ее полное безразличие к тому, чья она жена — Хринга или Фритьофа.

Однако такое толкование саги как и ее обычное сентиментальное толкование как трогательной любовной истории подразумевает одно хитрое допущение: внутренний мир персонажей изображался в сагах якобы исключительно через их поведение, и это было якобы сознательным художественным приемом, применявшимся в сагах. Такое допущение обычно делается в отношении классических исландских саг а в них, как известно, никогда не говорится о внутреннем мире персонажей , и в последовательном применении этого приема обычно усматривается сущность искусства саги. Однако не модернизируется ли искусство саги, когда делается такое допущение? Изображение чувств персонажа подразумевает интерес к человеческим чувствам, существование которого в средневековой Исландии более чем сомнительно. Чувства, которые читателю нового времени кажутся изображенными в саге, ни автор саги, ни его современники не могли вчитать в нее по той простой причине, что их интересовали действия, а вовсе не чувства. Не случайно читателю нового времени нередко оказывается возможным вчитать в персонажа саги прямо противоположные чувства в случае «Саги о Фритьофе» — как целомудренную и верную любовь, так и циничный расчет! Конечно, французский рыцарский роман — литературное развитие в том же направлении, что и «лживые саги»: и то и другое было преодолением обязательной историчности и осознанием вымысла как полноправного литературного средства через обращение к сказочной фантастике см. Французский рыцарский роман. Не случайно для начального периода развития французского романа характерны так называемые псевдоисторические произведения — «Роман об Александре», «Роман о Бруте» Васа, «Роман о Трое» Бенуа де Сент-Мора и т.

Не случайна и та огромная роль, которую сыграла в развитии французского рыцарского романа кельтская сказочная фантастика — так называемые бретонские сюжеты. Однако во Франции развитие зашло значительно дальше, чем в Исландии. Основными чертами французского рыцарского романа стали углубление во внутренний мир личности, психологический реализм, правдивое изображение личностных переживаний. И вполне понятно, почему это были, как правило, любовные, романические переживания: ведь именно в этих переживаниях всего больше сказывается личностное начало в человеке, и оно сказывается тем сильнее, чем больше эти переживания как любовь Тристана и Изольды находятся в противоречии с общественными установлениями в случае Тристана и Изольды — с обязательствами супружеской и феодальной верности. Но понятно также и то, почему в Исландии развитие не могло зайти так далеко, как оно зашло во Франции. Французские рыцарские романы — плоды осознанного авторства, продукты изощренного мастерства. Не случайно имена их авторов обычно известны. А самый знаменитый из них — Кретьен де Труа — автор с яркой творческой индивидуальностью, своим мировоззрением, своей манерой. Характерно также, что французские рыцарские романы периода расцвета этого жанра — стихотворные произведения: поэзия, как правило, — более благоприятная почва для развития авторского самосознания и сознательного мастерства, чем проза.

Но осознанность своей авторской личности — почва и для того, чтобы личностное начало, внутренний мир человека, его переживания, и в первую очередь романические, т. Между тем в «лживых сагах» невозможно обнаружить никакого следа осознанного авторства или сознательного мастерства. Нигде в исландской средневековой литературе не говорится ни о том, что они сочинялись кем-то, ни о тех, кто их сочинял, и ни в одном случае те, кто их сочинял, не называют себя. Вместе с тем, вероятно, не случайно, что тогда как личностный аспект сексуальной жизни, т. Развернутые эротические метафоры, которые Боси произносит во время приапических сцен, разыгрывающихся между ним и каждый раз новой девушкой, могли бы быть текстами к обрядам фаллического культа. Может быть, не случайно и то, что именно эта сага содержит также стихотворное заклинание его произносит колдунья Бусла, чтобы спасти Боси, ее воспитанника, от смерти , которое несомненно отражает древнюю языческую традицию. Объясняется ли отсутствие следов авторского самосознания в «лживых сагах» тем, что сочинение этих саг казалось делом, в котором не стоило признаваться, поскольку они были вымыслом, в сущности трафаретным комбинированием трафаретных мотивов и ситуаций, воспроизведением трафаретной схемы со сказочным концом? Едва ли. Их трафаретность вряд ли сознавалась.

Гораздо более вероятно, что сочинение «лживых саг» потому казалось делом, в котором не стоило признаваться, что еще живо было характерное для всякого древнего общества пренебрежительное отношение к сказке т. Наиболее ясное выражение это пренебрежительное отношение к сказке нашло в известных словах Одда Сноррасона в его «Саге об Олаве Трюггвасоне»: «Лучше слушать себе на забаву это [т. Но, конечно, всего знаменательнее тот факт, что хотя сагописание началось в Исландии еще в середине XII в. Но тогда становится понятным и тот парадоксальный факт, что хотя ни в одном случае неизвестно, кто сочинил ту или иную «лживую сагу», известен переводчик ряда французских рыцарских романов как обычно предполагается, упомянутый выше брат Роберт был переводчиком не только «Романа о Тристане», но и некоторых других французских рыцарских романов. Предположить, что переводы или пересказы рыцарских романов казались более оригинальным творчеством, чем сочинение «лживых саг», нельзя уже потому, что, как не раз указывалось исследователями, не существовало четкого различия между переводом или пересказом и сочинением оригинального произведения. Дело, скорее всего, просто в том, что французские рыцарские романы были окружены ореолом культуры, которая казалась образцом для подражания, и отблеск этого ореола падал и на переводчика-пересказчика. Литература 1. Schlauch M. Romance in Iceland.

Она гораздо богаче и содержательнее обеих современных правд. Она в корне отлична от них обеих. Она — нечто третье. Поэтому пытаться определить, что в сагах — историческая правда, а что — художественная, значит искать различие, в отсутствии которого и заключается сущность представленной в сагах правды. О том, что в сознании людей древнеисландского общества существовала только одна форма правды, говорят прежде всего данные языка 5. Такие понятия, как "историческая правда", "художественная правда", "художественный вымысел", которые легко могут быть выражены на любом современном языке, в том числе и на современном исландском, не находили никакого выражения в древнеисландском и, следовательно, не существовали для людей того времени. В древнеисландском были только слова и выражения, которые всего ближе по значению к современным "правда" и "ложь". Однако у этих слов было явно более широкое значение, чем у соответствующих слов в современных европейских языках, так как они могли относиться и к тому, что с современной точки зрения надо назвать "художественной правдой" или "художественным вымыслом", но никак не просто "правдой" или "ложью".

Можно было бы предположить, что к понятиям "художественная правда", "художественный вымысел" и т. А в рассказе о быке Брандкросси есть такое высказывание: "Хотя некоторым кажется этот рассказ сомнительным, слушать его забавно er gaman at heyra hana ". В обоих случаях речь идет о произведениях, правдивость которых, видимо, вызывала сомнения в силу их явного неправдоподобия. Однако в "сагах о епископах", т. Так что древнеисландские слова, которые мы переводим как "забавный", явно не имеют ничего общего с современным словом "художественный". Не было в древнеисландском и никаких слов, обозначающих произведения, которые претендуют на то, что они только историческая правда или только художественная правда. Ничего аналогичного таким современным обозначениям литературных произведений, как "роман", "повесть", "рассказ", "новелла", "драма" и т. Поэтому утверждать, например, что "автор этой саги хотел написать роман, а не историческое исследование" — а такие утверждения нередко встречаются в современных работах о "сагах об исландцах" — так же абсурдно, как приписывать автору саги понимание того, что такое сценарий кинофильма или телевизионный спектакль.

В древнеисландском языке существовало универсальное слово "сага" saga, очевидно, от segja "говорить" , которое обозначало любое как письменное, так и устное повествование. Исходным его значением было, вероятно, "сказанное", "высказывание". Это слово могло обозначать и сами события, о которых повествуется. И так как события, о которых повествуется в саге, это всего чаще распря, saga может значить "распря". Но в то время как в современном исландском у этого слова есть два четко различающихся значения "сага как литературное произведение" и "история как наука", в древнеисландском нет пи малейшего следа такого различия. Считалось ли повествование правдивым или лживым, оно одинаково называлось этим словом. В новоисландском это слово действительно приобрело значение "наука", "ученость". В древнеисландском, однако, оно явно обозначало любые знания, в частности знание саг, как устных, так и письменных, а могло оно значить также "писания", "заклинания" и "стихотворение".

Но дело в том, что эта "научность" Ари — его индивидуальная особенность, а вовсе не свойство якобы существовавшего в то время научного жанра. Древнеисландские переводные повествования, как исторические, так и неисторические, тоже обозначались словом saga. Но эти обозначения включают в себя, как правило, все то же слово saga и, следовательно, осознавались лишь как разновидность того, что обозначалось этим словом. Эти данные языка говорят недвусмысленно о единстве правды в сознании людей древнеисландского общества. Единство правды имело место, конечно, и в отношении "саг об исландцах", самого своеобразного из всей древнеисландской прозаической литературы, и самыми своеобразными они, по-видимому, потому и кажутся современному человеку, что в них единство правды находит наиболее полное выражение. За что принимали эти произведения те, кто их создавал, и те, для кого они создавались? В литературе о "сагах об исландцах" принято либо совсем обходить этот вопрос, либо давать на него уклончивый ответ. Между тем только исчерпывающий ответ на этот вопрос позволил бы понять, в чем заключается неповторимость этих произведений.

По-видимому, в последнее время в литературе о "сагах об исландцах" господствует представление, — правда, обычно только косвенно выраженное, — что они считались художественным вымыслом, созданным из того или иного материала, совершенно так же, как авторы нашего времени создают свои произведения — романы, повести и т. Дело в том, что с нашей современной точки зрения "саги об исландцах" — действительно в большей или меньшей степени художественный вымысел и в той мере, в какой он правдоподобен, — художественная правда. Но были ли они художественным вымыслом или художественной правдой с точки зрения людей древнеисландского общества? Очевидно, нет. Ведь таких понятий не существовало. Когда говорят, что замыслом автора той или иной "саги об исландцах" была художественная, а не историческая правда, то по существу утверждают, что его замыслом было написать исторический роман, т. Иногда, впрочем, и прямо утверждают, что "саги об исландцах" — это исторические романы по замыслу их авторов. Совершенно несомненно, конечно, что у "саг об исландцах" были определенные литературные прообразы.

Но могли ли этими прообразами быть произведения, которые появились шестьсот лет спустя? Ведь исторический роман возник как жанр только в начале XIX в. Можно, конечно, предположить — и это тоже иногда делается, — что прообразом той или иной саги была другая сага, а та уже была, в сущности, историческим романом. Но что было прообразом этой другой саги? Для исландцев XIII в. В сущности, логичнее, чем считать прообразом "саг об исландцах" исторический роман, предположить, что их прообразом был рыцарской роман о Тристане и Изольде — произведение, возникшее в XII в. Правда, считается установленным, что первые "саги об исландцах" были написаны до 1226 г. Но хронологическая неувязка здесь не так уж велика.

Исландская сага и современная сага

это особый жанр в литературе, который имеет свои характерные особенности и отличается от других жанров. Сага — в широком, не литературоведческом словоупотреблении иногда применяется как синоним сказания. Семейная сага или семейная хроника — это жанр литературы, целью которого является рассказ о жизни сразу нескольких поколений одной семьи.

Примечания

  • Что такое сага? Известные литературные и кинематографические саги — УкроСМИ
  • Что такое сага
  • Особенности жанра
  • От саги к роману
  • Что такое сага в литературе определение кратко
  • Что такое сага?

Сага в литературе: основные характеристики и сокращенное объяснение

Студеный ключ играет по оврагу и, погружая мысль в какой-то смутный сон, лепечет мне таинственную сагу про мирный край, откуда мчится он. Кюсю, административный центр префектуры Сага. Машиностроительная, хлопчатобумажная, фарфоро-керамическая промышленность. Торгово-промышленный музей. Большинство записей САГ относится к 13 в. Богиня, поющая о подвигах богов и героев", и которой черные вороны Одина открывают историю Прошлого и Будущего в древнескандинавской "Эдде". Теософский словарь. Мид, перевод А. Хейдока К чему относится.

Отдельная сага об Олаве Святом Снорри Стурлуссона, ок. Круг Земной Снорри Стурлуссона, ок. Сага о Кнютлингах, возможно, Олава Белого Скальда, ок. Сага о Хаконе Старом Стурлы Тордарсона, ок. Хульда-Хроккинскинна, ок. Саги, которые иногда причисляют к "сагам о королях" Сага о йомсвикингах Сага об оркнейцах Сага о фарерцах «Саги об исландцах» или «Родовые саги» — саги, в которых рассказывается о жизни исландцев, их истории, взаимоотношениях их родов в так называемый «век саг» — в период с X по XI века 930—1030 гг. Саги об исландцах др. К «сагам об исландцах» принято относить также «пряди об исландцах» — эпизоды из «саг о королях», главные герои которых — исландцы во время их пребывания в Норвегии. Точная датировка, как правило, невозможна. Самым концом XII века датируется первая «родовая сага» — «Сага о Битве в горах»; примерно 1200 годом — вторая, «Сага о названных братьях». Авторы саг неизвестны во всех без исключения случаях. Существует гипотеза, что «Сагу об Эгиле» написал Снорри Стурлусон. Все «саги об исландцах» посвящены описанию родовых распрей, продиктованных в первую очередью необходимостью мести. Подсчитано, что в общей сложности в сагах упомянуты 297 актов мести, 104 мировых без тяжбы и 119 тяжб.

Все диалоги в «Саге о Стурлунгах», — конечно, вымысел, если не допустить, что они каким-то чудом магнитофонная запись. Особенно явный вымысел — диалоги в пылу битвы. То, что в «Саге о Стурлунгах» кое-что, возможно, написано очевидцем, не исключает, конечно, возможности вымысла. Скрытый вымысел, конечно, — и все предвестья, предчувствия и вещие сны, предшествующие драматическим событиям, а также строфы, сказанные потусторонними персонажами, привидившимися кому-то во сне, — а таких строф немало в «Саге о Стурлунгах». Несмотря на сухость изложения и фактографичность, есть в «Саге о Стурлунгах» немало и других отклонений от фактической правды, и поскольку в этой саге, как и в «сагах об исландцах», изображаются почти исключительно распри, а все прочие стороны жизни игнорируются, картина действительности получается довольно односторонняя. С точки зрения современной науки очевидно, что в «сагах об исландцах» больше эпической стилизации и драматизации событий, чем в «Саге о Стурлунгах», другими словами — больше вымысла. Но так как этот вымысел и в «сагах об исландцах», и в «Саге о Стурлунгах» был скрытым, различие в его количестве не могло быть заметным исландцу XIII в. Но мало того, чтобы определить, как это делают современные исследователи, представляют ли собой данные саги художественную или историческую литературу, ему надо было бы еще быть начитанным в художественной и научной литературе нового времени. И те, и другие — синкретическая правда о прошлом. Но, очевидно, что количество вымысла в сагах прямо пропорционально расстоянию между событиями и временем написания саги, и причина такого закономерного распределения вымысла в сагах тоже очевидна: в устной традиции — а наличие той или иной устной традиции в основе письменных саг несомненно — количество скрытого вымысла увеличивается по мере того, как события становятся более удаленными во времени, менее хорошо известными, иначе говоря, по мере того, как возможность принять вымысел за правду увеличивается, или, наоборот, по мере того, как возможность заметить вымысел уменьшается. Та же закономерность в распределении вымысла обнаруживается и при сравнении «саг об исландцах» с другой большой группировкой саг — «сагами о древних временах», повествованиях о событиях, которые, как правило, относятся к эпохе до заселения Исландии или к очень далекому прошлому. В этих сагах много великанов и прочих сверхъестественных существ, могильных жителей, охраняющих клад, волшебных мечей, разных заколдованных предметов и т. Несомненно, однако, что в основе данной разновидности саг тоже лежит синкретическая правда. Это видно прежде всего из того, что сказочная фантастика, не связанная ни с какой определенной эпохой или страной, отнюдь не исчерпывает их содержания. Нередко в них находит отражение, хотя и преломленное сквозь призму волшебной сказки, скандинавская действительность эпохи, непосредственно предшествовавшей заселению Исландии, — походы и быт викингов, языческие верования, родовые и племенные распри. Действие в этих сагах нередко локализовано в реальном мире — Норвегии, Швеции, Дании, Англии и т. Обычно в них упоминается значительно больше имен и названий, чем это необходимо в волшебной сказке, и многие из упоминаемых в этих сагах людей — реальные исторические лица. Вообще есть в этих сагах кое-что общее с «сагами об исландцах»: в них немало генеалогий, обычно фантастических, правда, и распри играют в них большую роль. Саги эти, как правило, и по рыхлости своей композиции ближе к «сагам об исландцах», чем к волшебной сказке с ее композиционной стройностью. Нередко эти саги состоят целиком из механически нанизанных трафаретных мотивов. Характерно также, что когда в «саге об исландцах» действие происходит в эпоху, предшествовавшую заселению Исландии, то «сага об исландцах» тем самым как бы превращается в «сагу о древних временах»: появляются сказочные мотивы, правдоподобие исчезает, масштабы делаются фантастическими, и даже стиль меняется — предложения делаются более округленными, но менее содержательными. Таким образом, «сага об исландцах» и «сага о древних временах» — это как бы результаты наложения той же сетки на две разные действительности — прошлое в Исландии и далекое прошлое вне Исландии. Все это относится к типичным «сагам о древних временах». Но наиболее знаменитые из этих саг и, по-видимому, отражающие наиболее раннюю стадию их развития те, которые основаны полностью или частично на героических песнях, сохранившихся или несохранившихся и в этом случае гипотетических. Несомненно, что героические песни — это хранившаяся в устной традиции синкретическая правда о событиях очень далекого прошлого. Такая правда в поэтической или прозаической форме была, вероятно, прообразом и для «саг о древних временах» вообще. Но когда события, о которых повествуется в устной традиции, отодвинуты в очень далекое прошлое, то вымысла в этих повествованиях, естественно, больше, чем когда рассказывается о более недавнем прошлом, и, в частности, в этих повествованиях обычной становится сказочная фантастика. Таким образом, сказочная фантастика оказывается связанной с тем, что было очень давно, и во всяком рассказе о событиях, происшедших очень давно, она становится обязательным элементом. Поэтому, по-видимому, в сагу о событиях до заселения Исландии можно было вводить сказочные мотивы, рассчитывая все же, что рассказу поверят. Правда, тот, кто вводил эти мотивы в сагу, вероятно, сознавал, что сочиняет. Характерно, что именно в «сагах о древних временах» появляются пространные заверения в том, что рассказ, несмотря на кажущееся неправдоподобие, правдив, так как в далекие времена люди были крупнее и сильнее и вообще жизнь подчинялась другим законам. Впрочем, в сущности в «сагах о древних временах» нет никакой фантазии в собственном смысле слова, никакой выдумки. Типичные «саги о древних временах» разлагаются целиком на абсолютно трафаретные и механически нанизанные мотивы. Неудивительно поэтому, что авторское самосознание никогда не проявляется в этих сагах. Все же как ни трафаретен вымысел в них, в известном смысле он ближе к вымыслу в романах нового времени, чем вымысел в «сагах об исландцах»: в силу неправдоподобия того, что рассказывается в «сагах о древних временах», вымысел в них все же, вероятно, был заметен, т. Недаром еще король Сверрир назвал саги этого рода «лживыми» и «наиболее забавными». Правда, едва ли «лживость» этих саг была для всех очевидна: вера в сверхъестественное была общераспространенной, а доверчивость к письменному слову — очень велика. В сущности уже волшебная сказка — это преодоление синкретической правды и зачаточная форма художественной правды. Ведь волшебная сказка, как правило, не претендует на достоверность, и, следовательно, вымысел в пей осознается как вымысел. Естественно, что такая зачаточная форма художественной правды не может не быть явным вымыслом, т. Естественно также, что зачаточная художественная правда возникает как своего рода отрицательная величина. Ее считают пустой выдумкой, вздорной небылицей, чем-то, не заслуживающим серьезного внимания. Отсюда пренебрежение к волшебной сказке, характерное для эпох, когда господствует синкретическая правда, и выраженное в известных словах «Саги об Олаве Трюггвасоне» монаха Одда: «Лучше слушать себе на забаву это [т. Поэтому можно было бы предположить, что эта разновидность есть более поздняя ступень развития по сравнению с «сагами об исландцах» и другими сагами, и такое предположение делалось. Возникновение «саг о древних временах» рассматривалось как результат потери чувства реальности или исторического чутья, как своего рода упадок, вырождение. Однако благодаря одному случайно сохранившемуся и до сих пор не опровергнутому свидетельству существование этой разновидности саг в устной традиции еще в начале XII в. Несколько позднее такие саги слышал Саксон Грамматик от одного исландца и, по-видимому, считал их за правду, поскольку он использовал их в своей «Истории Дании». Таким образом, позднее появление этих саг в письменности свидетельствует не о том, что они более поздняя ступень развития по сравнению с другими сагами, но только об их меньшей важности в глазах современников в силу обилия в них сказочной фантастики — ведь пренебрежение к ней было, как уже говорилось, характерной чертой эпохи. Впрочем, это не исключает, конечно, и того, что популярность сказочных саг в послеклассический период в Исландии, параллельная распространению рыцарского романа в других европейских странах, действительно была процессом разрушения единой, т. Большая группа саг, называемая «сагами о королях», тоже отличается от «саг об исландцах» не другой трактовкой того же материала, а самим материалом. Но здесь та же сетка накладывается на действительность, иначе расположенную не во времени, а в пространстве. В «сагах о королях» рассказывается о событиях, происходивших в странах, где были короли, т. Что же касается временного расположения этих событий, то всего чаще оно то же, что и в «сагах об исландцах», и в этом случае «саги о королях» всего ближе и по характеру представленной в них правды, и по своей манере к «сагам об исландцах». А в тех частях «саг о королях», где рассказывается об исландцах, в так называемых «прядях об исландцах», эти саги ничем не отличаются от «саг об исландцах». Поэтому «пряди об исландцах» обычно включаются в издания «саг об исландцах». Естественно также, что если в «сагах о королях» рассказывается о событиях до заселения Исландии, о легендарных или мифических временах, то они всего ближе к «сагам о древних временах», тогда как саги, в которых рассказывается о королях XIII в. Поэтому рассказываемое в этих сагах связано тем, что оно о государстве или о его главе, короле, и его правлении. В то время как в «сагах об исландцах» описываемое, т. Таким образом, в «сагах о королях» есть как бы зачаточная историческая правда, они ближе к исторической правде нашего времени, к истории как науке, чем «саги об исландцах»: ведь история как наука тоже подразумевает выборочное описание действительности прошлого в силу невозможности ее охвата во всей ее живой полноте. Правда, историки древнеисландской литературы, считая извечным противопоставление истории как пауки художественной литературе, нередко относят некоторые из «саг о королях» к «исторической литературе», а другим отказывают в этой чести на том основании, что в них больше вымысла. Но в действительности большее и меньшее количество того, что с современной точки зрения представляется вымыслом, это, конечно, вовсе не свидетельство принадлежности данных саг к двум разным жанрам, а колебания, естественные в пределах синкретической правды и обусловленные индивидуальными склонностями тех, кто писал эти саги. То, что представляется научностью той или иной саги, — это проявление личных склонностей того, кто ее писал, его недоверчивости, осторожности и т. Совсем иначе обстоит дело в наше время, когда научность или, вернее, наукообразность может быть просто результатом следования определенному образцу, а вовсе не проявлением личных склонностей автора. В наше время, для того чтобы написать ученый труд, отнюдь не надо обладать дарованием ученого. Напротив, чем меньше оригинальных мыслей у человека, тем ему обычно легче написать ученый труд: надо только следовать определенной форме, а именно — побольше ссылаться на других авторов, побольше пользоваться специальными терминами, выражаться возможно более запутанно и т. Это, по-видимому, с одной стороны, связано с тем, что авторская активность осознавалась в первую очередь в сагах, где была представлена зачаточная историческая правда. Но, с другой стороны, это, вероятно, связано с тем, что, поскольку саги были о королях, а в случае обоих Олавов еще и распространителях христианства, писались они в интересах королей и церкви, и на тех, кто писал их, падал отблеск от ореола, окружавшего королей и церковь в глазах людей того времени. Ведь и в «сагах об исландцах», и особенно в «Саге о людях из Лососьей Долины», обычное средство возвеличенья героя — это дифирамбы, произносимые норвежским королем по его адресу. В заключение — о правде в «сагах о епископах». В этих сагах рассказываемое связано с тем, что оно об исландской церкви в лице ее главы — епископа. Но церковь в Исландии была ближайшим аналогом государства. Поэтому, как и в «сагах о королях», охват описываемого становится меньше, выборочнее. Вместе с тем, поскольку в этих сагах рассказывается о недавнем прошлом первый епископ в Исландии был посвящен в 1056 г. В «Саге о Гудмунде Арасоне» есть такое наивно откровенное обоснование этого нового вида правды: «Все люди знают, что все то хорошее, что говорится о боге и его святых, — это правда, и потому хорошо верить хорошему и плохо верить плохому, хотя бы оно и было правдой, и всего хуже тому, что плохо солгано». Другими словами, правда — это то, что выгодно для церкви. Эта новая правда представлена кое-где и в «сагах о королях». Так, в «Саге об Олаве Святом» Стюрмира есть высказывание, которое сводится к тому, что и недостоверное следует считать за правду, если оно способствует прославлению Олава Святого. Но наиболее явное проявление нового вида правды — это так называемые чудеса по-исландски jarteikn, букв, "знак, знаменье". Они всего обильнее представлены в «сагах о епископах». Рассказы о том, как исполнялись желания всякого, кто обращался за помощью к святому, — тяжелобольной выздоравливал и при этом от него распространялся чудесный аромат, слепой прозревал, глухой начинал слышать, погода исправлялась, корова телилась досрочно, голодному удавалось поймать много рыбы, потерянная вещь находилась и т. Хорошим же казалось то, что было в интересах церкви, а плохим то, что противоречило ее интересам. Другими словами, назначение этих рассказов заключалось в прославлении церкви в лице ее святого. Распространение этого нового вида правды — так сказать, «церковной правды», или, поскольку в Исландии церковь была зарождающимся государством, «государственной правды», — основное, что принесло христианство в области представлений о правде. Эта новая правда расцветает впоследствии пышным цветом повсюду в связи с усилением церкви и государства. По сравнению с синкретической правдой саг эта новая правда, которая, в сущности, не столько правда, сколько ее фальсификация, была большим регрессом если, конечно, не считать, что совершенствование методов фальсификации правды — это тоже своего рода прогресс.

Множество фактов говорит в пользу того, что для людей древнеисландского общества существовала только одна форма правды, так сказать "синкретическая правда". Тот, кто сообщал синкретическую правду о прошлом, стремился одновременно и к точности, и к воспроизведению действительности во всей ее живой полноте. Но тем самым это была не только правда в собственном смысле слова, но также искусство или органическое сочетание того, что в сознании современного человека несочетаемо. Синкретическая правда нечто навсегда утраченное. Она отнюдь не нечто среднее между двумя другими правдами. Она гораздо богаче и содержательнее обеих современных правд. Она в корне отлична от них обеих. Она — нечто третье. Поэтому пытаться определить, что в сагах — историческая правда, а что — художественная, значит искать различие, в отсутствии которого и заключается сущность представленной в сагах правды. О том, что в сознании людей древнеисландского общества существовала только одна форма правды, говорят прежде всего данные языка 5. Такие понятия, как "историческая правда", "художественная правда", "художественный вымысел", которые легко могут быть выражены на любом современном языке, в том числе и на современном исландском, не находили никакого выражения в древнеисландском и, следовательно, не существовали для людей того времени. В древнеисландском были только слова и выражения, которые всего ближе по значению к современным "правда" и "ложь". Однако у этих слов было явно более широкое значение, чем у соответствующих слов в современных европейских языках, так как они могли относиться и к тому, что с современной точки зрения надо назвать "художественной правдой" или "художественным вымыслом", но никак не просто "правдой" или "ложью". Можно было бы предположить, что к понятиям "художественная правда", "художественный вымысел" и т. А в рассказе о быке Брандкросси есть такое высказывание: "Хотя некоторым кажется этот рассказ сомнительным, слушать его забавно er gaman at heyra hana ". В обоих случаях речь идет о произведениях, правдивость которых, видимо, вызывала сомнения в силу их явного неправдоподобия. Однако в "сагах о епископах", т. Так что древнеисландские слова, которые мы переводим как "забавный", явно не имеют ничего общего с современным словом "художественный". Не было в древнеисландском и никаких слов, обозначающих произведения, которые претендуют на то, что они только историческая правда или только художественная правда. Ничего аналогичного таким современным обозначениям литературных произведений, как "роман", "повесть", "рассказ", "новелла", "драма" и т. Поэтому утверждать, например, что "автор этой саги хотел написать роман, а не историческое исследование" — а такие утверждения нередко встречаются в современных работах о "сагах об исландцах" — так же абсурдно, как приписывать автору саги понимание того, что такое сценарий кинофильма или телевизионный спектакль. В древнеисландском языке существовало универсальное слово "сага" saga, очевидно, от segja "говорить" , которое обозначало любое как письменное, так и устное повествование. Исходным его значением было, вероятно, "сказанное", "высказывание". Это слово могло обозначать и сами события, о которых повествуется. И так как события, о которых повествуется в саге, это всего чаще распря, saga может значить "распря". Но в то время как в современном исландском у этого слова есть два четко различающихся значения "сага как литературное произведение" и "история как наука", в древнеисландском нет пи малейшего следа такого различия. Считалось ли повествование правдивым или лживым, оно одинаково называлось этим словом. В новоисландском это слово действительно приобрело значение "наука", "ученость". В древнеисландском, однако, оно явно обозначало любые знания, в частности знание саг, как устных, так и письменных, а могло оно значить также "писания", "заклинания" и "стихотворение". Но дело в том, что эта "научность" Ари — его индивидуальная особенность, а вовсе не свойство якобы существовавшего в то время научного жанра. Древнеисландские переводные повествования, как исторические, так и неисторические, тоже обозначались словом saga. Но эти обозначения включают в себя, как правило, все то же слово saga и, следовательно, осознавались лишь как разновидность того, что обозначалось этим словом. Эти данные языка говорят недвусмысленно о единстве правды в сознании людей древнеисландского общества. Единство правды имело место, конечно, и в отношении "саг об исландцах", самого своеобразного из всей древнеисландской прозаической литературы, и самыми своеобразными они, по-видимому, потому и кажутся современному человеку, что в них единство правды находит наиболее полное выражение. За что принимали эти произведения те, кто их создавал, и те, для кого они создавались? В литературе о "сагах об исландцах" принято либо совсем обходить этот вопрос, либо давать на него уклончивый ответ. Между тем только исчерпывающий ответ на этот вопрос позволил бы понять, в чем заключается неповторимость этих произведений. По-видимому, в последнее время в литературе о "сагах об исландцах" господствует представление, — правда, обычно только косвенно выраженное, — что они считались художественным вымыслом, созданным из того или иного материала, совершенно так же, как авторы нашего времени создают свои произведения — романы, повести и т. Дело в том, что с нашей современной точки зрения "саги об исландцах" — действительно в большей или меньшей степени художественный вымысел и в той мере, в какой он правдоподобен, — художественная правда. Но были ли они художественным вымыслом или художественной правдой с точки зрения людей древнеисландского общества? Очевидно, нет. Ведь таких понятий не существовало. Когда говорят, что замыслом автора той или иной "саги об исландцах" была художественная, а не историческая правда, то по существу утверждают, что его замыслом было написать исторический роман, т. Иногда, впрочем, и прямо утверждают, что "саги об исландцах" — это исторические романы по замыслу их авторов. Совершенно несомненно, конечно, что у "саг об исландцах" были определенные литературные прообразы. Но могли ли этими прообразами быть произведения, которые появились шестьсот лет спустя? Ведь исторический роман возник как жанр только в начале XIX в. Можно, конечно, предположить — и это тоже иногда делается, — что прообразом той или иной саги была другая сага, а та уже была, в сущности, историческим романом.

Значение слова «сага»

Íslendingasögur) — разновидность саг, являющаяся вершиной исландской средневековой литературы. Название saga, вероятно, происходит от исландского глагола segja — говорить, и обозначает как устное повествование, так и оформленное в письменном виде. Таким образом, композиция саги навязывалась ей действительностью в гораздо большей мере, чем это возможно в литературе Нового времени.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий