Читать бесплатно онлайн книгу «Идиот» полностью, автора Федора Достоевского, ISBN: 5170211807, в электронной библиотеке
Вынужденная эмиграция автора и героя
- Классические чтения. Пост-обсуждение. "Идиот" Достоевский — 43 ответов | форум Babyblog
- 7 секретов «Идиота»
- «Идиот» Достоевского, краткое содержание
- КТО ЖЕ ИДИОТ?
Идиот. Достоевский. Загадки романа. Документальный фильм.
В одной из мрачных комнат романа «Идиот» висит копия картины Ганса Гольбейна «Христос в гробу». Роман Федора Михайловича Достоевского «Идиот» был написан 150 лет назад, но многое в нем нами еще не понято. Роман писателя Фёдора Михайловича Достоевского «Идиот» впервые был опубликован в номерах журнала «Русский вестник» за 1868 год. Жанр произведения «Идиот» можно определить как психологический роман.
Роман «Идиот»: исключая другого из нашей любви, мы умираем сами
Старый не хотел продолжать ни за что. Не мог. Я думал от 4-го до 18-го декабря нового стиля включительно. Средним числом, я думаю, выходило планов по шести не менее ежедневно. Голова моя обратилась в мельницу. Как я не помешался — не понимаю.
Майкову 12 января 1868 В доме месяц не один. Он форсил; в «Идиоте» у него написано: «В наглом приставании и афишевании знакомства». Я думаю, он нарочно исказил слово афишировать, потому что оно чужое, западное.
Да ничего подобного. Они предлагали мне театральную пошлость. И я конечно приходил домой, смотрел, перелистывал опять Достоевского и ничего похожего Федор Михайлович мне не предлагал. Он предлагал совсем другие высоты, измерения человеческие совсем другие — и я должен был их преподать. Но я еще очевидно не был готов к подобного рода решению. И я восстановил против себя весь театр, всю труппу. Это был трагический поход. Никто со мной уже не здоровался, не говорил со мной, со мной не хотели работать, репетировать, все говорили, что я в жизни больной, «Вот мы говорим ему, а он не слышит». Но что ж я мог слышать? Делать то, что мне предлагают? Но этот образ был решен так высоко, что это стало откровением не только в моей творческой биографии, но откровением в этом спектакле, во всем театральном сезоне, во всей театральной жизни России и Советского Союза. Здесь человек ничего не играл, здесь человек был. На глазах жил, на глазах умирал, на глазах погибал и из великого прекрасного полубога… рушилась эта прекрасная человеческая гармония великая эта, на сцене сидел идиот. И как-то раз, проходя по коридору, увидел среди снующей толпы человека, который стоял и читал книгу. Это было как шок — у меня стучало в висках. Я сразу не мог понять, что со мной. Оглянулся — и тогда-то и увидел его. Он просто стоял и читал, но он был в другом мире, в другой цивилизации. Божественно спокоен. Это был одутловатый человек, коротко стриженный. Серые глаза, тяжелый взгляд. К нему подошла какая-то женщина, что-то спросила. Он на нее так смотрел и так слушал, как должен был бы смотреть и слушать князь Мышкин. Потом я спросил эту женщину, которую знал: кто этот человек, с которым она только что разговаривала. Он эпилептик. И начала мне рассказывать его биографию, но это была история самого Мышкина а она не знала, что я репетирую эту роль. Оказывается, он был в лагерях 17 лет. А князь Мышкин 24 года жил в горах. Я не слышал, как он говорит, но на следующий день на репетиции заговорил другим голосом… А когда мы еще раз с ним встретились — я поразился, что и голос у него такой же, как я предположил. И на основе этого покоя могли рождаться огромные периметры эмоциональных захватов, и выявление огромных человеческих начал». Потом он поделился с Розой Абрамовной этим открытием. Она вспоминала: «Смоктуновский заинтересовался этим человеком — звали его Серёжей, фамилия его была Закгейм — и стал с ним дружить. Стал, так сказать, воровать у него — как тот ходит, слушает, смотрит… Об этом он мне потом рассказал, когда уже получилась роль. Ведь форму роли я ему не могла дать, он искал её в другом месте. И вот вечером, когда мы репетировали сцену «На скамейке», вдруг появился другой человек… Как-то вытянулась шея, сломалась голова и как-то набок склонилась, опустились руки, повисли… Оттого, что пластика стала такой странной, вдруг появилась эта медленная речь, которую я никак раньше не могла поймать у него… И, в общем, родился Мышкин…» Явление Мышкина театральному народу То, что увидели Роза Сирота и Георгий Товстоногов, другие актеры не видели — и не хотели видеть.
А у князя Мышкина с Аглаей ничего бы точно не вышло. Я по-женски на это надеялась немного, но как читатель не поверила бы ни на йоту, если бы Роман обернулся любовным хеппи-эндом здесь. Сериал мне нравится бесспорно. Все образы, особенно Миронов, Машков и Чурикова - идеальны. Советский же фильм мне не зашёл: показался излишне театральным, гипертрофированным. Да и закончился слишком быстро он... Утро доброе! Женские образы изобилуют клише! Классические интриганки, истерички и манипуляторши. Ни одна из сестер не была для меня образцом подражания,скромности и добродетели... Настасья Филипповна образ сильный,но и в ней порядочности мало,сама своих мужчин и подтолкнула к такому концу... Рогожин поступил так от безысходности... Обещать -то она Рогожину обещала,и верность тоже обещала после брака,вот только брак она умела откладывала... Кормя завтраками... А уж когда НФ за князя собралась,Рогожин и последний ум потерял... У Достоевского так крайне мало где хеппи энд,пожалуй,более или менее в "Белых ночах" и в "Селе Степанчиково"... Но все время не оставляла мысль: какие же они все изломанные, нездоровые, неправильные... Души у всех больные. Даже у молодых. Завистью, ревностью, скупостью, враньем, жадностью, недоверием... Видимо, задумка такая была, показать, что самый действительно больной на фоне всего этого является самым здоровым по части этих мерзких душевных качеств. Обычно слишком положительные и правильные герои раздражают. Мышкин - нет. Настолько он цельный, незамутненный, открытый. Просто веришь, что иначе он не может, веришь этому образу полностью. Кто симпатичен среди остальных? Ну уж не Настасья Филипповна точно. Ей нравится страдать. Она любит и хочет страдать. И окружающих заставляет. Логичный конец. Она сама к нему стремилась. Кстати, отмечают интересную вещь: у Достоевского со смертью ассоциируется Америка Свидригайлов прямо перед самоубийством сказал, что уезжает в Америку; Настасью Филипповну накрыли хорошей американской клеенкой. Рогожин страшный изначально, я таких боюсь, они бешеные и непредсказуемые.
Герои, именно герои "делают" произведение, а таких разноплановых, ярких и харизматичных, как в Идиоте надо ещё поискать. Автором мастерски подняты темы любви и страсти, подлости и глупости, тщеславия и наживы, да и многие другие.
Владимир Бортко: Достоевского к кино адаптировать просто
А где ж такого взять в современном-то обществе?... Это философский роман, в котором писатель попытался чертами лучшего из лучших - Иисуса Христа - наделить простого смертного человека. И как это воспринялось другими людьми, и что из этого получилось мы можем прочесть в романе Достоевского "Идиот". Как оказалось, название романа такое потому, что люди вот так и восприняли "христосовский" характер князя Мышкина - доброго, всепрощающего, готового сострадать и помогать, понимающего каждого, мирного и неконфликтного, доверчивого до детской наивности.
Он переполнен любовью к миру, он ищет гармонию во всем. Для людей жить рядом с таким "божественным" человеком оказалось выше их сил.
В обстановке постоянного стресса писателю было сложно сосредоточиться на создании романа. В дали от угроз Федор Михайлович, наконец, смог вновь начать творить. За границей — в Германии и Швейцарии — автор посвятил всего себя созданию произведения. Работа над написанием книги шла с трудом. Достоевского в это время обострились проблемы со здоровьем. Припадки эпилепсии стали частым явлением. Автор вынужден был спешно отправиться в Западную Европу. Федор Михайлович недавно связал себя узами брака с молодой супругой, которой едва исполнилось 20 лет.
Их отношения находились на стадии зарождения. Они учились верить и доверять друг другу. Перед поездкой писатель обратился к М. Каткову с просьбой занять ему одну тысячу рублей. Отдать он обещал после получения гонорара за роман «Идиот». Однако после переезда из Петербурга за границу приступы эпилепсии не прекратились. Писателю пришлось сводить концы с концами, так как денег не хватало. Достоевский вновь был вынужден просить о материальной помощи. Долги росли. Автор пытался поправить свое положение.
Для этого он начал играть в рулетку. Иногда азарт и страсть заглушали голос разума.
Владимир Бортко: Смотрели бы! Зритель не изменился со времен Гомера, проблема только в одном - сделать так, чтобы тому, кто сидит у телевизора, было интересно, вот и все. И кстати, Достоевского к кино адаптировать достаточно просто.
Несмотря на лавину текста? Владимир Бортко: Да, но обратите внимание, как Достоевский писал: фраза персонажа, а потом развернутая ремарка, что он делает. По сути, это сценарий. Владимир Бортко: Абсолютно. Самая большая опасность таится в его огромных монологах на несколько страниц.
Одно дело читать, другое дело смотреть на 10-минутный монолог князя. Но помогла одна придумка - сделать монолог в небольшое представление. Вот он рассказывает семейству Епанчиных о смертной казни. Ходит и показывает: подсудимый стоял здесь, а солдаты - вот там. Светило солнце и отражалось вот здесь.
И от того, что он показывает, у слушателей возникает эффект присутствия, они видят эту картинку своими глазами и полторы страницы текста проходят в одну минуту. Ну и конечно, мне повезло, что я имел дело с таким талантливым актером, как Евгений Миронов. Привлекло название. Как говорят нынче, хороший маркетинговый ход Уже давно банальность, что Достоевского читают во всем мире. Но и парадокс, учитывая, что его произведения заточены на православие.
Владимир Бортко: Да нет. Это действительно абсолютный гений. Как Гомер или Шекспир. По уровню таланта я бы еще назвал Гоголя. И Чехова.
А по масштабу - Толстого. Кстати, о Толстом. Вам не кажется, что Лев Николаевич, как личность масштабнее, чем гениальный писатель-игрок Федор Михайлович? Владимир Бортко: Знаете, как личности эти писатели интересуют меня меньше, чем их творчество… А как писатель Достоевский с его копанием в изгибах человеческой психики мне ближе Толстого. Конечно, я знаю достаточно биографических фактов об обоих, а что касается Достоевского, то не просто знаю, что он жил 4 года за границей и играл в рулетку, но и сам однажды стал за стол в казино Баден-Бадена, где играл писатель.
Проиграв пять евро, зарекся: "Больше никогда" - я не азартный человек. Нет, мне личность писателя не так важна, как его произведения. В конце концов, какая разница, кто написал пьесу "Гамлет"- Шекспир или нет. Но неужели не любопытно докопаться до сути, кто же сочинил "Быть или не быть"? Сама королева Елизавета или, скажем, Эдуард де Вер, граф Оксфорд?
Владимир Бортко: Да, там целая компания претендентов. Но главное, что есть "Гамлет" и "Макбет". А дальше пусть специалисты ломают копья. Но тогда почему мы так интересуемся Пушкиным? Хотим докопаться, что же там на самом деле произошло с Дантесом?
Владимир Бортко: Так это же чистой воды мелодрама. Поэт, 37 лет, убит на дуэли, из-за жены! А если умирает признанный классик в 90 лет, в маразме, у себя в постели - никакой романтики. Опять же, Достоевский - несостоявшаяся казнь, игрок.
Судебные приставы Петропавловска-Камчатского проверили роман Федора Достоевского «Идиот» на предмет подстрекательства к хулиганству и неуважения к суду.
А началось все еще в 2011 году, когда на заседании мирового суда житель Камчатского края Евгений Федорко произнес в споре с оппонентом слово «идиот», чем, по мнению судебных приставов, оскорбил служителей Фемиды. В результате в отношении Федорко было возбуждено уголовное дело по части первой статьи 297 УК РФ «Неуважение к суду, выразившееся в оскорблении участников судебного разбирательства». Но обвиняемому было что на это возразить. В адрес службы судебных приставов Петропавловска-Камчатского Федорко направил заявление, в котором пояснил, что слово «идиот» узнал из одноименного романа Достоевского и, находясь под впечатлением, произнес его вслух. Заявление с упоминанием имени классика «подшили» к уголовному делу.
И в отношении Достоевского затеяли проверку.
О чём на самом деле был роман Достоевского "Идиот"?
Фёдор Михайлович Достоевский. «Идиот» — пятый роман Фёдора Михайловича Достоевского, впервые опубликованный с января 1868 по февраль 1869 года в журнале «Русский вестник». Анализ "Идиота" Достоевского помогает разобраться в особенностях этого романа знаменитого русского писателя, понять, что хотел сказать автор в одном из главных произведений в своей карьере.
Фёдор Достоевский - Идиот
Вне жизненной логики находятся и отношения Мышкина к другим персонажам: к Гане Иволгину, Ипполиту, Бурдовскому, Лебедеву и другим. Можно сказать, что Мышкин не может войти в жизнь до конца, воплотиться до конца, принять ограничивающую человека жизненную определенность. Он как бы остается на касательной к жизненному кругу. У него как бы нет жизненной плоти, которая позволила бы ему занять определенное место в жизни тем самым вытесняя с этого места других , поэтому - то он и остается на касательной к жизни. Но именно поэтому же он может «проницать» сквозь жизненную плоть других людей в их глубинное «я». У Мышкина эта изъятость из обычных жизненных отношений, эта постоянная неуместность его личности и его поведения носят целостный, почти наивный характер, он именно «идиот».
Героиня романа, Настасья Филипповна, также выпадает из обычной логики жизни и жизненных отношений. Она также поступает всегда и во всем вопреки своему жизненному положению.
В дороге он знакомится с купцом Рогожиным, между ними складываются хорошие отношения. Мышкин узнает от собеседника, что тот влюблён в некую Настасью Филипповну, бывшую содержанку Тоцкого. По приезде домой, князь слышит об этой даме и даже имеет возможность с ней познакомиться. Девушку планируется выдать замуж за посредственного, но амбициозного человека. Впоследствии ключевые личности оказываются в одном кругу, и дело принимает неожиданный и трагичный оборот. В романе имеют значение не только главные герои, но и второстепенные.
Завораживающая история трагических страстей, связавших купца Парфена Рогожина, бывшую содержанку богатого дворянина Настасью Филипповну и "идеального человека" князя Мышкина - беспомощного идиота в мире корысти и зла, гласящая о том, что сострадание, возможно, единственный закон человеческого бытия. Она по-прежнему актуальна и воспринимается ярко и непосредственно, будто была написана вчера. Место хранения — абонемент.
А у Дианы — была. Когда я прочитал книгу «Неформат, или Дни радио», то сразу поделился с автором своими восторгами. Диана Иосифовна с улыбкой выслушала меня и спросила: «... Ведь всё лучшее во мне — от неё... Моя любимая, незабвенная няня Ксения Тимофеевна Толстых. Ближе человека у меня не было и не будет. Она появилась у нас в первые дни после моего рождения, и первое слово моё было «няня». До тридцати пяти моих лет мы были неразлучны.
Её дочь Нюра знатная доярка, жила под Волгоградом часто говорила: «Да-а, мама тебя больше любит, чем меня и брата». Мы с няней молчали, потому что обе знали, что так и есть на самом деле.
"Идиот" Достоевского: анализ произведения и отзывы читателей
В этом году исполняется 150 лет с начала публикации романа «Идиот» Федора Достоевского. Идиот: Роман в четырёх частях автор Фёдор Михайлович Достоевский. Идиот: Роман в четырёх частях автор Фёдор Михайлович Достоевский.
Владимир Бортко: Достоевского к кино адаптировать просто
Иллюстрация к роману вского "Идиот", Илья Глазунов,1982 г. На праздновании дня рождения князя Ипполит Терентьев читает написанное им «Моё необходимое объяснение» — потрясающую по глубине исповедь почти не жившего, но много передумавшего молодого человека, обречённого болезнью на преждевременную смерть. «Прочитав роман «Идиот», я хотел увидеть лицо Настасьи Филипповны. Ярослав Гашек написал роман в очень архаичном смысле слова — как текст, в котором герой странствует и переживает странные приключения в каждой точке странствий.
Стать Идиотом
Лев Николаевич? Не знаю-с. А что касается до отцов и дедов, то они у нас и однодворцами бывали. Отец мой был, впрочем, армии подпоручик, из юнкеров. Да вот не знаю, каким образом и генеральша Епанчина очутилась тоже из княжон Мышкиных, тоже последняя в своем роде...
Последняя в своем роде! Усмехнулся тоже и черномазый. Белокурый несколько удивился, что ему удалось сказать, довольно, впрочем, плохой, каламбур. Я ведь в России очень мало кого знаю.
Это вы-то Рогожин? Да уж это не тех ли самых Рогожиных... А это правда, что вот родитель мой помер, а я из Пскова через месяц чуть не без сапог домой еду. Как собаке!
В горячке в Пскове весь месяц пролежал. Да ведь не дам, не дам, хошь целую неделю пляши! Так мне и надо; не давай! А я буду плясать.
Жену, детей малых брошу, а пред тобой буду плясать. Польсти, польсти! Кондрашка пришиб. Вечная память покойнику, а чуть меня тогда до смерти не убил!
Верите ли, князь, вот ей-богу! Не убеги я тогда, как раз бы убил. Но хотя и могло быть нечто достопримечательное собственно в миллионе и в получении наследства, князя удивило и заинтересовало и еще что-то другое; да и Рогожин сам почему-то особенно охотно взял князя в свои собеседники, хотя в собеседничестве нуждался, казалось, более механически, чем нравственно; как-то более от рассеянности, чем от простосердечия; от тревоги, от волнения, чтобы только глядеть на кого-нибудь и о чем-нибудь языком колотить. Казалось, что он до сих пор в горячке, и уж по крайней мере в лихорадке.
Что же касается до чиновника, так тот так и повис над Рогожиным, дыхнуть не смел, ловил и взвешивал каждое слово, точно бриллианта искал. Про матушку нечего сказать, женщина старая, Четьи-Минеи читает, со старухами сидит, и что Сенька-брат порешит, так тому и быть. А он что же мне знать-то в свое время не дал? Оно правда, я тогда без памяти был.
Тоже, говорят, телеграмма была пущена. Да телеграмма-то к тетке и приди. А она там тридцатый год вдовствует и всё с юродивыми сидит с утра до ночи. Монашенка не монашенка, а еще пуще того.
Телеграммы-то она испужалась да, не распечатывая, в часть и представила, так она там и залегла до сих пор. Только Конев, Василий Васильич, выручил, всё отписал. С покрова парчового на гробе родителя, ночью, брат кисти литые, золотые, обрезал: «Они, дескать, эвона каких денег стоят».
Тоцкий до того было уже струсил, что даже и Епанчину перестал сообщать о своих беспокойствах; но бывали мгновения, что он, как слабый человек, решительно вновь ободрялся и быстро воскресал духом: он ободрился, например, чрезвычайно, когда Настасья Филипповна дала наконец слово обоим друзьям, что вечером, в день своего рождения, скажет последнее слово. Зато самый странный и самый невероятный слух, касавшийся самого уважаемого Ивана Федоровича, увы! Тут с первого взгляда всё казалось чистейшею дичью. Трудно было поверить, что будто бы Иван Федорович, на старости своих почтенных лет, при своем превосходном уме и положительном знании жизни и пр. На что он надеялся в этом случае — трудно себе и представить; может быть, даже на содействие самого Гани. Тоцкому подозревалось по крайней мере что-то в этом роде, подозревалось существование какого-то почти безмолвного договора, основанного на взаимном проникновении, между генералом и Ганей. Впрочем, известно, что человек, слишком увлекшийся страстью, особенно если он в летах, совершенно слепнет и готов подозревать надежду там, где вовсе ее и нет; мало того, теряет рассудок и действует, как глупый ребенок, хотя бы и был семи пядей во лбу. Известно было, что генерал приготовил ко дню рождения Настасьи Филипповны от себя в подарок удивительный жемчуг, стоивший огромной суммы, и подарком этим очень интересовался, хотя и знал, что Настасья Филипповна — женщина бескорыстная. Накануне дня рождения Настасьи Филипповны он был как в лихорадке, хотя и ловко скрывал себя. Об этом-то именно жемчуге и прослышала генеральша Епанчина. Правда, Елизавета Прокофьевна уже с давних пор начала испытывать ветреность своего супруга, даже отчасти привыкла к ней; но ведь невозможно же было пропустить такой случай: слух о жемчуге чрезвычайно интересовал ее. Генерал выследил это заблаговременно; еще накануне были сказаны иные словечки; он предчувствовал объяснение капитальное и боялся его. Вот почему ему ужасно не хотелось в то утро, с которого мы начали рассказ, идти завтракать в недра семейства. Еще до князя он положил отговориться делами и избежать. Избежать у генерала иногда значило просто-запросто убежать. Ему хоть один этот день и, главное, сегодняшний вечер хотелось выиграть без неприятностей. И вдруг так кстати пришелся князь. V Генеральша была ревнива к своему происхождению. Каково же ей было, прямо и без приготовления, услышать, что этот последний в роде князь Мышкин, о котором она уже что-то слышала, не больше как жалкий идиот и почти что нищий и принимает подаяние на бедность. Генерал именно бил на эффект, чтобы разом заинтересовать, отвлечь всё как-нибудь в другую сторону. В крайних случаях генеральша обыкновенно чрезвычайно выкатывала глаза и, несколько откинувшись назад корпусом, неопределенно смотрела перед собой, не говоря ни слова. Это была рослая женщина, одних лет с своим мужем, с темными, с большою проседью, но еще густыми волосами, с несколько горбатым носом, сухощавая, с желтыми, ввалившимися щеками и тонкими, впалыми губами. Лоб ее был высок, но узок; серые, довольно большие глаза имели самое неожиданное иногда выражение. Когда-то у ней была слабость поверить, что взгляд ее необыкновенно эффектен; это убеждение осталось в ней неизгладимо. Вы говорите, его принять, теперь, сейчас? Я ему двадцать пять рублей подарил и хочу ему в канцелярии писарское местечко какое-нибудь у нас добыть. А вас, mesdames, прошу его попотчевать, потому что он, кажется, и голоден… — Вы меня удивляете, — продолжала по-прежнему генеральша, — голоден и припадки! Какие припадки? Я было вас, mesdames, — обратился он опять к дочерям, — хотел попросить проэкзаменовать его, все-таки хорошо бы узнать, к чему он способен. Из Швейцарии?! Я ведь потому, что, во-первых, однофамилец и, может быть, даже родственник, а во-вторых, не знает, где главу приклонить. Я даже подумал, что тебе несколько интересно будет, так как все-таки из нашей фамилии. Каким образом? Средняя, Аделаида, смешливая, не выдержала и рассмеялась. Генерал позвонил и велел звать князя. Спокоен ли он по крайней мере в припадках? Не делает ли жестов? Немного слишком простоват иногда… Да вот он и сам! Сейчас пойдут завтракать, князь, так сделайте честь… А я уж, извините, опоздал, спешу… — Известно, куда вы спешите, — важно проговорила генеральша. Да дайте ему ваши альбомы, mesdames, пусть он вам там напишет; какой он каллиграф, так на редкость! Талант; там он так у меня расчеркнулся старинным почерком: «Игумен Пафнутий руку приложил»… Ну, до свидания. Да постойте, постойте, куда вы и какой там Пафнутий? Генерал быстрыми шагами удалился. Ах да: ну, какой там игумен? Садитесь вот тут, князь, вот на этом кресле, напротив, нет, сюда, к солнцу, к свету ближе подвиньтесь, чтоб я могла видеть. Ну, какой там игумен? Это интересно; ну, что же он? Генеральша спрашивала нетерпеливо, быстро, резко, не сводя глаз с князя, а когда князь отвечал, она кивала головой вслед за каждым его словом. Известен был святою жизнью, ездил в Орду, помогал устраивать тогдашние дела и подписался под одною грамотой, а снимок с этой подписи я видел. Мне понравился почерк, и я его заучил. Когда давеча генерал захотел посмотреть, как я пишу, чтоб определить меня к месту, то я написал несколько фраз разными шрифтами, и между прочим «Игумен Пафнутий руку приложил» собственным почерком игумена Пафнутия. Генералу очень понравилось, вот он теперь и вспомнил. Впрочем, я думала, будет интереснее. Где же эта подпись? Садитесь вот здесь, напротив меня, — хлопотала она, усаживая князя, когда пришли в столовую, — я хочу на вас смотреть. Александра, Аделаида, потчуйте князя. Не правда ли, что он вовсе не такой… больной? Может, и салфетку не надо… Вам князь, подвязывали салфетку за кушаньем? А припадки? Впрочем, не знаю; говорят, здешний климат мне будет вреден. Стало быть, всё пустяки и неправда; по обыкновению. Кушайте, князь, и рассказывайте: где вы родились, где воспитывались? Я хочу всё знать; вы чрезвычайно меня интересуете. Князь поблагодарил и, кушая с большим аппетитом, стал снова передавать всё то, о чем ему уже неоднократно приходилось говорить в это утро. Генеральша становилась всё довольнее и довольнее. Девицы тоже довольно внимательно слушали. Сочлись родней; оказалось, что князь знал свою родословную довольно хорошо; но как ни подводили, а между ним и генеральшей не оказалось почти никакого родства. Между дедами и бабками можно бы было еще счесться отдаленным родством. Эта сухая материя особенно понравилась генеральше, которой почти никогда не удавалось говорить о своей родословной, при всем желании, так что она встала из-за стола в возбужденном состоянии духа. У нас такая общая комната есть, — обратилась она к князю, уводя его, — попросту моя маленькая гостиная, где мы, когда одни сидим, собираемся и каждая своим делом занимается: Александра, вот эта, моя старшая дочь, на фортепиано играет, или читает, или шьет; Аделаида — пейзажи и портреты пишет и ничего кончить не может , а Аглая сидит, ничего не делает. У меня тоже дело из рук валится: ничего не выходит. Ну вот и пришли; садитесь, князь, сюда, к камину, и рассказывайте. Я хочу знать, как вы рассказываете что-нибудь. Я хочу вполне убедиться, и когда с княгиней Белоконской увижусь, со старухой, ей про вас всё расскажу. Я хочу, чтобы вы их всех тоже заинтересовали. Ну, говорите же. Александра и Аглая сели вместе на маленьком диване и, сложа руки, приготовились слушать разговор. Князь заметил, что на него со всех сторон устремлено особенное внимание. Что тут странного? Отчего ему не рассказывать? Язык есть. Я хочу знать, как он умеет говорить. Ну, о чем-нибудь. Расскажите, как вам понравилась Швейцария, первое впечатление. Вот вы увидите, вот он сейчас начнет, и прекрасно начнет. Что он, выиграть, что ли, этим хочет? Это было после ряда сильных и мучительных припадков моей болезни, а я всегда, если болезнь усиливалась и припадки повторялись несколько раз сряду, впадал в полное отупение, терял совершенно память, а ум хотя и работал, но логическое течение мысли как бы обрывалось. Больше двух или трех идей последовательно я не мог связать сряду. Так мне кажется. Когда же припадки утихали, я опять становился и здоров и силен, вот как теперь. Помню: грусть во мне была нестерпимая; мне даже хотелось плакать; я всё удивлялся и беспокоился: ужасно на меня подействовало, что всё это чужое; это я понял. Чужое меня убивало. Совершенно пробудился я от этого мрака, помню я, вечером, в Базеле, при въезде в Швейцарию, и меня разбудил крик осла на городском рынке. Осел ужасно поразил меня и необыкновенно почему-то мне понравился, а с тем вместе вдруг в моей голове как бы всё прояснело. Это странно, — заметила генеральша. Продолжайте, князь. Это даже какая-то во мне симпатия. Я стал о них расспрашивать, потому что прежде их не видывал, и тотчас же сам убедился, что это преполезнейшее животное, рабочее, сильное, терпеливое, дешевое, переносливое; и чрез этого осла мне вдруг вся Швейцария стала нравиться, так что совершенно прошла прежняя грусть. Чего ты всё смеешься, Аглая? И ты, Аделаида? Князь прекрасно рассказал об осле. Он сам его видел, а ты что видела? Ты не была за границей? Все три опять засмеялись. Князь засмеялся вместе с ними. Я с ними вечно бранюсь, но я их люблю. Они ветрены, легкомысленны, сумасшедшие. А я все-таки стою за осла: осел добрый и полезный человек [28]. Я из любопытства спрашиваю, — спросила генеральша. Все опять засмеялись. О, верю, без сомнения! И князь смеялся не переставая. Я вижу, что вы добрейший молодой человек, — сказала генеральша. Я злюсь очень часто, вот на них, на Ивана Федоровича особенно, но скверно то, что я всего добрее, когда злюсь. Я давеча, пред вашим приходом, рассердилась и представилась, что ничего не понимаю и понять не могу. Это со мной бывает; точно ребенок. Аглая мне урок дала; спасибо тебе, Аглая. Впрочем, всё вздор. Я еще не так глупа, как кажусь и как меня дочки представить хотят. Я с характером и не очень стыдлива. Я, впрочем, это без злобы говорю. Поди сюда, Аглая, поцелуй меня, ну… и довольно нежностей, — заметила она, когда Аглая с чувством поцеловала ее в губы и в руку. Может быть, что-нибудь и поинтереснее осла вспомните. Надеюсь, ты почувствуешь после этого. Докажите им это, князь; продолжайте. Осла и в самом деле можно наконец мимо. Ну, что вы, кроме осла, за границей видели? Мне всегда было интересно, как люди сходят с ума и потом опять выздоравливают. Особенно если это вдруг сделается. Не правда ли? Вы остановились, кажется, на швейцарской природе, князь, ну! Я чувствовал, как оно хорошо, но мне ужасно было тяжело при этом, — сказал князь. Мне всегда тяжело и беспокойно смотреть на такую природу в первый раз; и хорошо, и беспокойно; впрочем, всё это еще в болезни было. Я вот сюжета для картины два года найти не могу: Восток и Юг давно описан… [29] Найдите мне, князь, сюжет для картины. Мне кажется, взглянуть и писать. Ничего не понимаю! Есть глаза, и гляди. Не умеешь здесь взглянуть, так и за границей не выучишься. Лучше расскажите-ка, как вы сами-то глядели, князь. Я, впрочем, почти всё время был очень счастлив. Вы умеете быть счастливым? Еще нас поучите. Сначала мне было только нескучно; я стал скоро выздоравливать; потом мне каждый день становился дорог, и чем дальше, тем дороже, так что я стал это замечать. Ложился спать я очень довольный, а вставал еще счастливее. А почему это всё — довольно трудно рассказать. Всё думал, как я буду жить; свою судьбу хотел испытать, особенно в иные минуты бывал беспокоен. Вы знаете, такие минуты есть, особенно в уединении. У нас там водопад был, небольшой, высоко с горы падал и такою тонкою ниткой, почти перпендикулярно, — белый, шумливый, пенистый; падал высоко, а казалось, довольно низко, был в полверсте, а казалось, что до него пятьдесят шагов. Я по ночам любил слушать его шум; вот в эти минуты доходил иногда до большого беспокойства. Тоже иногда в полдень, когда зайдешь куда-нибудь в горы, станешь один посредине горы, кругом сосны, старые, большие, смолистые; вверху на скале старый замок средневековый, развалины; наша деревенька далеко внизу, чуть видна; солнце яркое, небо голубое, тишина страшная. Вот тут-то, бывало, и зовет всё куда-то, и мне всё казалось, что если пойти всё прямо, идти долго-долго и зайти вот за эту линию, за ту самую, где небо с землей встречается, то там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь увидишь, в тысячу раз сильней и шумней, чем у нас; такой большой город мне всё мечтался, как Неаполь, в нем все дворцы, шум, гром, жизнь… Да мало ли что мечталось! А потом мне показалось, что и в тюрьме можно огромную жизнь найти. У ней вся задача в жизни — дешевизна; только чтоб было дешевле прожить, только о копейках и говорит, и, заметьте, у ней деньги есть, она плутовка. Так точно и ваша огромная жизнь в тюрьме, а может быть, и ваше четырехлетнее счастье в деревне, за которое вы ваш город Неаполь продали, и, кажется, с барышом, несмотря на то что на копейки. У него были припадки, он был иногда беспокоен, плакал и даже пытался раз убить себя. Жизнь его в тюрьме была очень грустная, уверяю вас, но, уж конечно, не копеечная. А всё знакомство-то у него было с пауком да с деревцем, что под окном выросло… Но я вам лучше расскажу про другую мою встречу прошлого года с одним человеком. Тут одно обстоятельство очень странное было, — странное тем, собственно, что случай такой очень редко бывает. Этот человек был раз взведен, вместе с другими, на эшафот [30] , и ему прочитан был приговор смертной казни расстрелянием, за политическое преступление. Минут через двадцать прочтено было и помилование и назначена другая степень наказания; но, однако же, в промежутке между двумя приговорами, двадцать минут или по крайней мере четверть часа, он прожил под несомненным убеждением, что через несколько минут он вдруг умрет. Мне ужасно хотелось слушать, когда он иногда припоминал свои тогдашние впечатления, и я несколько раз начинал его вновь расспрашивать. Он помнил всё с необыкновенною ясностью и говорил, что никогда ничего из этих минут не забудет. Шагах в двадцати от эшафота, около которого стоял народ и солдаты, были врыты три столба, так как преступников было несколько человек. Троих первых повели к столбам, привязали, надели на них смертный костюм белые длинные балахоны , а на глаза надвинули им белые колпаки, чтобы не видно было ружей; затем против каждого столба выстроилась команда из нескольких человек солдат. Мой знакомый стоял восьмым по очереди, стало быть, ему приходилось идти к столбам в третью очередь. Священник обошел всех с крестом. Выходило, что остается жить минут пять, не больше. Он говорил, что эти пять минут казались ему бесконечным сроком, огромным богатством; ему казалось, что в эти пять минут он проживет столько жизней, что еще сейчас нечего и думать о последнем мгновении, так что он еще распоряжения разные сделал: рассчитал время, чтобы проститься с товарищами, на это положил минуты две, потом две минуты еще положил, чтобы подумать в последний раз про себя, а потом, чтобы в последний раз кругом поглядеть. Он очень хорошо помнил, что сделал именно эти три распоряжения и именно так рассчитал. Он умирал двадцати семи лет, здоровый и сильный; прощаясь с товарищами, он помнил, что одному из них задал довольно посторонний вопрос и даже очень заинтересовался ответом. Потом, когда он простился с товарищами, настали те две минуты, которые он отсчитал, чтобы думать про себя; он знал заранее, о чем он будет думать: ему всё хотелось представить себе как можно скорее и ярче, что вот как же это так: он теперь есть и живет, а через три минуты будет уже нечто, кто-то или что-то, — так кто же? Всё это он думал в эти две минуты решить! Невдалеке была церковь, и вершина собора с позолоченною крышей сверкала на ярком солнце. Он помнил, что ужасно упорно смотрел на эту крышу и на лучи, от нее сверкавшие; оторваться не мог от лучей; ему казалось, что эти лучи его новая природа, что он чрез три минуты как-нибудь сольется с ними… Неизвестность и отвращение от этого нового, которое будет и сейчас наступит, были ужасны; но он говорит, что ничего не было для него в это время тяжеле, как беспрерывная мысль: «Что, если бы не умирать! Что, если бы воротить жизнь, — какая бесконечность! И всё это было бы мое! Я бы тогда каждую минуту в целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую бы минуту счетом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил! Он говорил, что эта мысль у него наконец в такую злобу переродилась, что ему уж хотелось, чтобы его поскорей застрелили. Князь вдруг замолчал; все ждали, что он будет продолжать и выведет заключение. Всё это похвально, но позвольте, однако же, как же этот приятель, который вам такие страсти рассказывал… ведь ему переменили же наказание, стало быть, подарили же эту «бесконечную жизнь». Ну, что же он с этим богатством сделал потом? Жил ли каждую минуту «счетом»? Почему-нибудь да нельзя же. Я, может быть, иногда очень странно говорю… И он решительно сконфузился. С вашим квиетизмом можно и сто лет жизни счастьем наполнить. Вам покажи смертную казнь и покажи вам пальчик, вы из того и из другого одинаково похвальную мысль выведете да еще довольны останетесь. Этак можно прожить. Какой пальчик и что за вздор? Князь прекрасно говорит, только немного грустно. Зачем ты его обескураживаешь? Он когда начал, то смеялся, а теперь совсем осовел. A жаль, князь, что вы смертной казни не видели, я бы вас об одном спросила. Это венчает всё дело. Если видели, как же вы говорите, что всё время счастливо прожили? Ну, не правду ли я вам сказала? Как приехал, так и попал. Много назидательного? Поздравляю за логику. И вы так же, конечно, думаете? Одно лицо? Мне очень хочется вам рассказать. Я когда-нибудь расскажу — очень меня поразила [31]. Можете передать так, как вы это себе представляете? Как же это лицо нарисовать? Так, одно лицо? Какое же это лицо? Тут он взглянул в мою сторону; я поглядел на его лицо и всё понял… Впрочем, ведь как это рассказать! Мне ужасно бы, ужасно бы хотелось, чтобы вы или кто-нибудь это нарисовал! Лучше бы, если бы вы! Я тогда же подумал, что картина будет полезная. Знаете, тут нужно всё представить, что было заранее, всё, всё. Он жил. А тут вдруг по какому-то случаю дело было сокращено. В пять часов утра он спал. Это было в конце октября; в пять часов еще холодно и темно. Вошел тюремный пристав, тихонько, со стражей, и осторожно тронул его за плечо; тот приподнялся, облокотился, — видит свет: «Что такое? Он со сна не поверил, начал было спорить, что бумага выйдет чрез неделю, но когда совсем очнулся, перестал спорить и замолчал, — так рассказывали, — потом сказал: «Все-таки тяжело так вдруг…» — и опять замолк, и уже ничего не хотел говорить. Тут часа три-четыре проходят на известные вещи: на священника, на завтрак, к которому ему вино, кофей и говядину дают ну, не насмешка ли это? Ведь, подумаешь, как это жестоко, а с другой стороны, ей-богу, эти невинные люди от чистого сердца делают и уверены, что это человеколюбие , потом туалет вы знаете, что такое туалет преступника? Кругом народ, крик, шум, десять тысяч лиц, десять тысяч глаз, — все это надо перенести, а главное, мысль: «Вот их десять тысяч, а их никого не казнят, а меня-то казнят! Ну, вот это всё предварительно.
В адрес службы судебных приставов Петропавловска-Камчатского Федорко направил заявление, в котором пояснил, что слово «идиот» узнал из одноименного романа Достоевского и, находясь под впечатлением, произнес его вслух. Заявление с упоминанием имени классика «подшили» к уголовному делу. И в отношении Достоевского затеяли проверку. В ходе проверки судебные приставы не только заново перечитали «Идиота», но даже провели лингвистическое исследование. Вердикт: великий классик не имел возможности пообщаться с Федорко лично, потому как умер за 80 лет до его рождения. А потому к делу не причастен. Как пояснил НСН председатель Президиума коллегии адвокатов Игорь Трунов, попыток оправдать свое поведение отсылкой к великим писателям предпринимается много.
Отвергая его, общество отвергает возможность спастись. С сюжетной точки зрения роман предельно трагичен. Экранизации и театральные постановки К сюжету романа роману «Идиот» обращались многие режиссеры кино и театра, композиторы. Драматические инсценировки начинаются уже с 1887 года. Одной из самых значительных театральных постановок версий романа Достоевского стал спектакль 1957 года, поставленный Георгием Товстоноговым в Большом драматическом театре в Петербурге. В роли князя Мышкина выступал Иннокентий Смоктуновский. Режиссер Петр Чердынин 1910 Первая экранизация романа относится к 1910 году, периоду немого кино. Автором этого короткометражного фильма стал Петр Чардынин. Выдающейся киноверсией первой части романа стал художественный фильм Ивана Пырьева «Идиот» 1958 , где роль Мышкина сыграл Юрий Яковлев. Акира Куросава 1951 Одна из лучших зарубежный экранизаций романа — японская чёрно-белая драма «Идиот» 1951 режиссера Акиры Куросавы. Евгений Миронов в роли князя Мышкина в экранизации романа «Идиот» реж. Владимир Бортко, Россия, 2003 Самой подробной и максимально приближенной к первоисточнику киноверсией романа является многосерийный фильм Владимира Бортко «Идиот» 2002 , роль Мышкина исполнил Евгений Миронов. Интересные факты о романе 1. Тома одного из первых изданий собрания сочинений Ф. Достоевского 2.
Анализ романа «Идиот» (Ф. М. Достоевский)
«прекрасно-положительный человек», как называет его сам Достоевский. Тем не менее среди них он выделил произведение Федора Достоевского «Идиот». Роман «Идиот» Достоевский писал в 1867–1869 годах. Причём роман "Идиот" был написан ещё в XIX веке. юбиляр 2023 г. 155 лет роману «Идиот» Федора Михайловича Достоевского (1868) Роман был начат осенью 1867 г., но первоначальная редакция не удовлетворила автора и он уничтожил все, что успел написать, а 18 декабря 1867 г. начал "другой роман" по другому плану.