Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо — роман английского писателя Даниэля Дефо, написанный как вымышленная автобиография, тем не менее. 1660 — 1731) — английский писатель и публицист, известен сегодня главным образом как автор романа «Робинзон Крузо» (таково принятое в научном литературоведении и издательской практике сокращенное название первой книги трилогии о Робинзоне). Во времена Даниэля Дефо книг и «записок» было уже значительно больше, и с исторической и географической точек зрения второй роман про Робинзона Крузо почти безупречен.
«Сильный человек»: как судьба реального Робинзона Крузо стала основой нового литературного жанра
Но мы двигались очень медленно и добрались до земли, только пройдя уинтертонский маяк, там, где между Уинтертоном и Кромером береговая линия изгибается к западу и где поэтому её выступы немного умеряли силу ветра. Здесь мы пристали и, с великим трудом, но всё-таки благополучно выбравшись на сушу, пошли пешком в Ярмут, где нас, как потерпевших крушение, встретили с большим участием: городской магистрат отвёл нам хорошие помещения, а местные купцы и судохозяева снабдили нас деньгами в достаточном количестве, чтобы добраться по нашему выбору либо до Лондона, либо до Гулля. Почему мне не пришло тогда в голову вернуться в Гулль, в родительский дом! Как бы я был счастлив! Наверно, отец, как в евангельской притче, заколол бы для меня откормленного тельца; но он узнал о моём спасении лишь много времени спустя после того, как до него дошла весть, что судно, на котором я вышел из Гулля, погибло на Ярмутском рейде. Но моя злая судьба толкала меня всё на тот же гибельный путь с упорством, которому невозможно было противиться; и хотя в моей душе неоднократно раздавался трезвый голос рассудка, звавший меня вернуться домой, у меня не хватило для этого сил. Не знаю, как это назвать, и не стану настаивать, что какое-то тайное веление всесильного рока побуждает нас быть орудием собственной своей гибели, даже когда мы видим её перед собой и бросаемся к ней навстречу с открытыми глазами, но несомненно, что только моя злосчастная судьба, которой я был не в силах избежать, заставила меня пойти наперекор трезвым доводам и внушениям лучшей части моего существа и пренебречь двумя столь наглядными уроками, которые я получил при первой же попытке вступить на новый путь. Сын нашего судохозяина, мой приятель, помогший мне укрепиться в пагубном решении, присмирел теперь больше меня; в первый раз, как он заговорил со мной в Ярмуте что случилось только через два или три дня, так как в этом городе мы все жили порознь , я заметил, что тон его изменился.
С унылым видом он покачал головой и спросил, как я себя чувствую. Объяснив своему отцу, кто я такой, он рассказал, что я предпринял эту поездку в виде опыта, в будущем же намереваюсь объездить весь свет. Тогда его отец, обратившись ко мне, произнес серьёзно и озабоченно: — Молодой человек! Вам больше никогда не следует пускаться в море: случившееся с нами вы должны принять за явное и несомненное знамение, что вам не суждено быть мореплавателем. Но вы-то ведь отправились в плавание ради пробы. Так вот небеса и дали вам отведать то, что вы должны ожидать, если будете упорствовать в своём решении. Быть может, и крушение случилось из-за вас, как корабль фарсийский потерпел крушение из-за Ионы… Прошу вас, — прибавил он, — объясните мне толком, кто вы такой и что побудило вас предпринять это плавание?
Тогда я рассказал ему кое-что о себе. Как только я кончил, он неожиданно разразился гневом. Никогда в жизни, даже за тысячу фунтов, не соглашусь я плыть на одном судне с тобой! Конечно, всё это было сказано в сердцах, человеком, и без того уже огорчённым своей потерей, и в пылу гнева он зашёл дальше, чем следовало. Однако потом он говорил со мной спокойно и весьма серьёзно убеждал меня не искушать на свою погибель провидение и воротиться к отцу, ибо во всём случившемся я должен видеть перст Божий. Вскоре после того мы расстались; мне нечего было возразить ему, и больше я его не видел. Куда он уехал из Ярмута, не знаю; у меня же было немного денег, и я отправился в Лондон по суше.
И в Лондоне, и по пути туда мне не раз приходилось выдерживать борьбу с собой относительно того, какой род жизни мне избрать и воротиться ли домой или снова отправиться в плавание. Что касается возвращения в родительский дом, то стыд заглушал самые веские доводы моего разума: мне представлялось, как надо мной будут смеяться соседи и как мне будет стыдно взглянуть не только на отца и на мать, но и на всех наших знакомых. С тех пор я часто замечал, сколь нелогична и непоследовательна человеческая природа, особенно в молодости: отвергая соображения, которыми следовало бы руководствоваться в подобных случаях, люди не стыдятся греха, а стыдятся раскаяния, не стыдятся поступков, за которые их по справедливости должно назвать безумцами, а стыдятся образумиться и жить почтенной и разумной жизнью. Довольно долго я пребывал в нерешительности, не зная, что предпринять и какой избрать жизненный путь. Я не мог побороть нежелание вернуться домой, а тем временем воспоминание о перенесённых бедствиях мало-помалу изглаживалось из моей памяти; вместе с ним ослабевал и без того слабый голос рассудка, побуждавший меня вернуться к отцу, и кончилось тем, что я отбросил мысли о возвращении и стал мечтать о новом путешествии. Та самая злая сила, которая побудила меня бежать из родительского дома, которая вовлекла меня в нелепую и необдуманную затею составить себе состояние, рыская по свету, и так крепко вбила мне в голову эти бредни, что я остался глух ко всем добрым советам, к увещаниям и даже к запрету отца, та самая сила, говорю я, какого бы ни была она рода, толкнула меня на несчастнейшее предприятие, какое только можно вообразить: я сел на корабль, отправлявшийся к берегам Африки, или, как попросту выражаются наши моряки, «в рейс в Гвинею». Большим моим несчастьем было то, что, пускаясь в эти приключения, я не нанимался простым матросом: вероятно, мне пришлось бы работать немного больше обычного, зато я научился бы обязанностям и работе моряка и со временем мог бы сделаться штурманом или если не капитаном, то его помощником.
Но уж такова была моя судьба — из всех возможных путей я всегда выбирал самый худший. Так и тут: в кошельке у меня водились деньги, на мне было приличное платье, и я обычно являлся на судно в обличье джентльмена, поэтому ничего там не делал и ничему не научился. В Лондоне мне посчастливилось сразу же попасть в хорошую компанию, что не часто случается с такими распущенными, сбившимися с пути юнцами, каким я был тогда, ибо дьявол не дремлет и немедленно расставляет им какую-нибудь ловушку. Но не так было со мной. Я познакомился с одним капитаном, который незадолго перед тем ходил к берегам Гвинеи, и, так как этот рейс был для него очень удачен, он решил ещё раз отправиться туда. Ему полюбилось моё общество — в то время я мог быть приятным собеседником, — и, узнав, что я мечтаю повидать свет, предложил мне ехать с ним, сказав, что мне это ничего не будет стоить, что я буду его сотрапезником и другом. Если же у меня есть возможность взять с собою в Гвинею товары, то мне, может быть, повезёт и я получу целиком всю вырученную от торговли прибыль.
Я принял предложение; завязав самые дружеские отношения с этим капитаном, человеком честным и прямодушным, я отправился с ним в путь, захватив с собой небольшой груз, на котором благодаря полной бескорыстности моего друга-капитана сделал весьма выгодный оборот; по его указаниям я закупил на сорок фунтов стерлингов различных побрякушек и безделок. Эти сорок фунтов я собрал с помощью моих родственников, с которыми был в переписке и которые, как я полагаю, убедили моего отца или, вернее, мать помочь мне хоть небольшой суммой в этом первом моём предприятии. Это путешествие было, можно сказать, единственным удачным из всех моих похождений, чем я обязан бескорыстию и чёткости моего друга-капитана, под руководством которого я, кроме того, приобрёл изрядные сведения в математике и навигации, научился вести корабельный журнал, делать наблюдения и вообще узнал много такого, что необходимо знать моряку. Ему доставляло удовольствие заниматься со мной, а мне — учиться. Одним словом, в этом путешествии я сделался моряком и купцом: я выручил за свой товар пять фунтов девять унций золотого песку, за который по возвращении в Лондон получил без малого триста фунтов стерлингов. Эта удача преисполнила меня честолюбивыми мечтами, впоследствии довершившими мою гибель. Но даже и в этом путешествии мне пришлось претерпеть немало невзгод, и, главное, я всё время прохворал, схватив сильнейшую тропическую лихорадку вследствие чересчур жаркого климата, ибо побережье, где мы больше всего торговали, лежит между пятнадцатым градусом северной широты и экватором.
Итак, я сделался купцом и вёл торговлю с Гвинеей. На моё несчастье, мой друг-капитан вскоре по прибытии на родину умер, и я решил снова съездить в Гвинею самостоятельно. Я отплыл из Англии на том же самом корабле, командование которым перешло теперь к помощнику умершего капитана. Это было самое злополучное путешествие, когда-либо выпадавшее на долю человека. Правда, я взял с собой меньше ста фунтов из нажитого капитала, а остальные двести фунтов отдал на хранение вдове моего покойного друга, распорядившейся ими весьма добросовестно; но зато меня постигли во время пути страшные беды. Началось с того, что однажды на рассвете наше судно, державшее курс на Канарские острова или, вернее, между Канарскими островами и Африканским материком, было застигнуто врасплох турецким пиратом из Сале, который погнался за нами на всех парусах. Мы тоже подняли все паруса, какие могли выдержать наши реи и мачты, но, видя, что пират нас настигает и неминуемо догонит через несколько часов, мы приготовились к бою у нас было двенадцать пушек, а у него восемнадцать.
Около трёх пополудни он нас нагнал, но по ошибке, вместо того чтобы подойти к нам с кормы, как он намеревался, подошёл с борта. Мы навели на пиратское судно восемь пушек и дали по нему залп; тогда оно отошло немного подальше, предварительно ответив на наш огонь не только пушечным, но и ружейным залпом из двух сотен ружей, так как на этом судне было человек двести. Впрочем, у нас никто не пострадал: все наши люди держались дружно. Затем пират приготовился к новому нападению, а мы — к новой обороне. Подойдя на этот раз с другого борта, он взял нас на абордаж: человек шестьдесят ворвалось к нам на палубу, и все первым делом бросились рубить снасти. Мы встретили их ружейной пальбой, забросали дротиками, подожжёнными ящиками с порохом и дважды изгоняли их с нашей палубы. Тем не менее корабль наш был приведён в негодность, трое наших людей было убито, а восемь ранено, и в конце концов я сокращаю эту печальную часть моего повествования мы вынуждены были сдаться, и нас отвезли в качестве пленников в Сале, морской порт, принадлежащий маврам.
Участь моя оказалась менее ужасной, чем я ожидал поначалу. Меня не увели, как остальных, в глубь страны, ко двору султана: капитан разбойничьего корабля удержал меня в качестве невольника, так как я был молод, проворен и мог ему пригодиться. Этот разительный поворот судьбы, превративший меня из купца в жалкого раба, был совершенно ошеломителен; тут-то мне вспомнились пророческие слова моего отца о том, что придёт время, когда некому будет выручить меня из беды, слова, которые, думалось мне, сбылись сейчас, когда десница Божия покарала меня и я погиб безвозвратно. То была лишь бледная тень тяжёлых испытаний, через которые мне предстояло пройти, как покажет продолжение моего рассказа. Так как мой новый хозяин, или, точнее, господин, взял меня к себе в дом, то я надеялся, что он захватит с собой меня и в следующее плавание. Я был уверен, что рано или поздно его настигнет какой-нибудь испанский или португальский корабль, и тогда мне будет возвращена свобода. Но надежда моя скоро рассеялась, ибо, выйдя в море, он оставил меня присматривать за его садиком и исполнять всю чёрную работу, возлагаемую на рабов; по возвращении же из похода он приказал мне жить в каюте и присматривать за судном.
С того дня я ни о чём не думал, кроме побега, но какие бы способы я ни измышлял, ни один из них не сулил даже малейшей надежды на успех. Да и трудно было предположить вероятность успеха в подобном мероприятии, ибо мне некому было довериться, не у кого искать помощи — здесь не было ни одного невольника англичанина, ирландца или шотландца, я был совершенно одинок; так что целых два года хоть в течение этого времени я часто тешился мечтами о свободе у меня не было и тени надежды на осуществление моего плана. Но по прошествии двух лет представился один необыкновенный случай, ожививший в моей душе давнишнюю мысль о побеге, и я вновь решил сделать попытку вырваться на волю. Как-то мой хозяин дольше обыкновенного находился дома и не готовил свой корабль к отплытию у него, как я слышал, не хватало денег. Постоянно, раз или два в неделю, а в хорошую погоду и чаще, он выходил на корабельном полубаркасе на взморье ловить рыбу. В каждую такую поездку он брал гребцами меня и молоденького мавра, и мы увеселяли его по мере сил. А так как я к тому же оказался весьма искусным рыболовом, то иногда он посылал за рыбой меня с мальчиком — Мареско, как они называли его, — под присмотром одного взрослого мавра, своего родственника.
Однажды мы вышли на ловлю в тихое, ясное утро, но, проплыв мили полторы, мы очутились в таком густом тумане, что потеряли из виду берег и стали грести наугад; проработав вёслами весь день и всю ночь, мы с наступлением утра увидели кругом открытое море, ибо вместо того, чтобы держаться ближе к берегу, мы отошли от него по меньшей мере на шесть миль. В конце концов мы с огромным трудом и не без риска добрались домой, так как с утра задул довольно крепкий ветер, и к тому же мы изнемогали от голода. Наученный этим приключением, мой хозяин решил впредь быть осмотрительнее и объявил, что больше никогда не выедет на рыбную ловлю без компаса и без запаса провизии. После захвата нашего английского корабля он оставил себе баркас и теперь приказал своему корабельному плотнику, тоже невольнику-англичанину, построить на этом баркасе в средней его части небольшую рубку, или каютку, как на барже. Позади рубки хозяин велел оставить место для одного человека, который будет править рулём и управлять гротом, а впереди — для двоих, чтобы крепить и убирать остальные паруса, из коих кливер находился над крышей каютки. Каютка получилась низенькая, очень уютная и настолько просторная, что в ней можно было спать троим и поместить стол и шкафчики для хранения хлеба, риса, кофе и бутылок с теми напитками, какие он считал наиболее подходящими для морских путешествий. Мы часто ходили за рыбой на этом баркасе, и так как я стал искуснейшим рыболовом, то хозяин никогда не выезжал без меня.
Однажды он задумал выйти в море за рыбой или просто прокатиться, уж не могу сказать с двумя-тремя маврами, надо полагать, важными персонами, для которых он особенно постарался, заготовив провизии больше обычного и ещё с вечера отослав её на баркас. Кроме того, он приказал мне взять у него на судне три ружья с необходимым количеством пороха и зарядов, так как, помимо ловли рыбы, им хотелось ещё поохотиться на птиц. Я сделал всё, как он велел, и на другой день с утра ждал его на баркасе, чисто вымытом и совершенно готовом к приёму гостей, с поднятыми вымпелами и флагом. Однако хозяин пришёл один и сказал, что его гости отложили поездку из-за какого-то непредвиденного дела. Затем он приказал нам троим — мне, мальчику и мавру — идти, как всегда, на взморье за рыбой, так как его друзья будут у него ужинать, и потому, как только мы наловим рыбы, я должен принести её к нему домой. Я повиновался. Вот тут-то у меня блеснула опять моя давнишняя мысль о побеге.
Теперь в моём распоряжении было маленькое судно, и, как только хозяин ушёл, я стал готовиться, но не для рыбной ловли, а в дальнюю дорогу, хотя не только не знал, но даже и не думал о том, куда я направлю свой путь: всякая дорога была для меня хороша, лишь бы уйти из неволи. Первым моим ухищрением было внушить мавру, что нам необходимо запастись едой, так как нам не пристало пользоваться припасами для хозяйских гостей. Он ответил, что это справедливо, и притащил на баркас большую корзину с сухарями и три кувшина пресной воды. Я знал, где стоит у хозяина ящик с винами судя по ярлычкам на бутылках — добыча с какого-нибудь английского корабля , и покуда мавр был на берегу, я переправил все бутылки на баркас и поставил в шкафчик, как будто они были ещё раньше приготовлены для хозяина. Кроме того, я принёс большой кусок воску, фунтов в пятьдесят весом, да прихватил моток бечёвки, топор, пилу и молоток.
Полный текст третьей части романа Дефо о Робинзоне Крузо, увидевшей свет в 1720 году, мало известен публике, в то время как только все три части романа, взятые вместе, дают целостную картину авторского замысла", - отметили издатели. В книгу вошли назидательные эссе, перевод которых осуществила выпускница уральского ВУЗа Анна Дергачева вместе с переводчиком Владиславом Григорьевым и профессором университета Ольгой Сидоровой. В ней есть текст как английском, так и на русском языках.
Написано им самим» именно таково полное название. Много воды утекло с тех пор, но мы помним смекалку, оптимизм и иронию Робинзона и отмечаем день рождения этой замечательной книги.
Но понял, что если палить в них без разбору, то останется без пороха и без огня. Выход был один — догонять. Однажды, в погоне за животным, он свалился со скалы. Израненный, Селькирк пролежал сутки, а потом все-таки пополз на то место, которое было его убежищем. Надо сказать, что на острове перед этим, хоть и задолго, но высаживались люди, по всей видимости, такие же моряки, которым нужно было сделать ремонт корабля, запастись водой или мясом. Поэтому там сохранились полуразрушенные хижины.
Кадр из бельгийско-французского мультфильма «Робинзон Крузо. Очень обитаемый остров» Десять дней Селькирк пролежал в горячечном бреду. К этому времени он находился на острове восемь месяцев, постоянно пребывая в депрессии. Болезнь сподвигла его обустроиться более основательно. Он соорудил жилище с кухней и местом для ночлега, приручил диких кошек, чтобы те пожирали крыс, видимо, набежавших с тонущих кораблей. Бесценным сокровищем для него стали козы — ведь он знал, как выделывать их шкуры, благодаря чему у него появилась одежда. Сухожилия животных он использовал как нитки, а мочевые пузыри — для изготовления емкостей под пресную воду. Потом Селькирк рассказывал, что даже плясал вместе с прирученными кошками и козами.
И однажды, когда прошло три года его одиночества, он увидел паруса. Однако это оказалось испанское судно. Извечные конкуренты не только обстреляли «дикаря», но и не поленились побегать за ним по острову. Селькирку удалось спрятаться на вершине дерева. В отместку испанцы разорили его жилище и перестреляли прирученных коз. В личном сундучке Селькирка имелась Библия, которую он, в мирской жизни пьяница и драчун, каждый день исправно читал вслух — чтобы не разучиться разговаривать.
«Робинзон Крузо»
- Становление писателя
- Автор «Робинзона Крузо» – шеф английской разведки
- «Робинзон Крузо» как учебник жизни
- Из Википедии — свободной энциклопедии
Третий том книги про Робинзона Крузо издан в Екатеринбурге
Книга написана как вымышленная автобиография Робинзона Крузо, жителя Йорка, одержимого мечтой о неизведанных землях. У этой книги есть продолжение, которое называется "Дальнейшие приключения Робинзона Крузо". Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо с иллюстрациями В. Шевченко.
Краткое содержание «Робинзон Крузо»
В Бразилии главный герой устраивается основательно, покупает земли, трудится, словом, приходит к «золотой середине», о чем так мечтал его отец. Однако жажда авантюризма толкает его на поездку к берегам Гвинеи за рабочей силой. Соседи-плантаторы обещают вести хозяйство в его отсутствие и передать ему невольников наравне со всеми. Его корабль терпит крушение. Он один остается в живых. С трудом добравшись до берега, Робинзон проводит первую ночь на дереве. С корабля он забирает инструменты, порох, оружие, продукты. Робинзон понимает, что остров необитаем. В последующем он 12 раз наведывается на корабль и находит там «кучу золота», философски отмечая его бесполезность. Робинзон устраивает себе надежное жилье. Он охотится на коз, а потом одомашнивает их, налаживает земледелие, сооружает календарь зарубки на столбе.
Через 10 месяцев пребывания на острове у него появляется своя «дача», которую главный герой располагает в шалаше той части острова, где водятся зайцы, лисы, черепахи, растут дыни и виноград. Робинзоном владеет заветная мечта — построить лодку и доплыть до материка, но то, что он соорудил, может позволить ему путешествовать лишь вблизи острова. Однажды главный герой обнаруживает на острове след ноги: два года им владеет ужас быть съеденным дикарями. Робинзон надеется спасти дикаря, который предназначен «на убой», чтобы обрести товарища, помощника или слугу. К концу пребывания на острове в его жизни появляется Пятница, которого он обучает трем словам: «да», «нет», «господин». Вместе они освобождают испанца и отца Пятницы, пленников дикарей. Вскоре после этого на остров прибывает команда английского корабля, которая взяла в плен своего капитана, его помощника и пассажира судна. Робинзон освобождает пленников. Капитан доставляет его в Англию. В июне 1686 года Робинзон возвращается из своего путешествия.
Его родители давно умерли. Ему возвращают все доходы от бразильской плантации. Он берет на попечение двух племянников, женится в 61 год , у него рождаются два сына и дочь. Причины успеха книги Первое, что способствовало успеху романа - это высокое мастерство того, кто написал «Робинзона Крузо». Даниэлем Дефо была проведена колоссальная работа по изучению географических источников. Это помогло ему детально описать особенности флоры и фауны необитаемого острова. Одержимость автора своей работой, творческий подъем, который он испытывал, - все это сделало его произведение необыкновенно достоверным, читатель искренне поверил в замысел Дефо.
Отодвинул действие на эпоху назад. Увеличил срок пребывания своего героя на острове в семь раз, а саму историю против прежних сочинений — на сотни страниц. Суть, конечно, не в количестве страниц, а в том, что и как сумел рассказать о Робинзоне Дефо.
Рассказал он о том, чего не могли рассказать ни Роджерс, ни Кук, ни сам Селькирк, перед чем остановился опытный журналист Ричард Стиль. Автор «Необычайных приключений» поведал о том, как пережил одиночество «моряк из Йорка». История Александра Селькирка явилась исходным источником «Необычайных приключений». Эта история, изложенная до Дефо в пяти вариантах, сыграла роль начального импульса. Тем более что в 1718 году вторым изданием вышли путевые записки Роджерса. А за журналом «Англичанин» Дефо, как мы знаем, следил с пристрастием, и если очерк Стиля не вызвал у него особого внимания в свое время, то уж, наверное, он все-таки не пропустил его. Брошюра «Превратности судьбы», будто бы «написанная собственной рукой» Селькирка а в действительности списанная у Роджерса , сохранилась в архивах Гарлея, там же, где были обнаружены письма Дефо. Исследователи выявили, кроме того, целый ряд других книг, использованных Дефо. Как и записки Роджерса, это путевые дневники, документальные и поддельные, составлявшие в то время целую литературу. Прежде всего совершенная классика жанра: «Открытие Гвианы» Уолтера Ралея и многотомные «Путешествия» адмирала Дампьера.
Причем от первого тома к третьему, поскольку Робинзон проявлял все большую активность, Дефо расширял круг подобных источников. Это в первом томе Робинзон только на пятидесятой странице из трехсот попадает на остров и как-то задерживается на нем, а во втором томе разбогатевший Робинзон уже отправляется, что твой Дампьер, вокруг света. Для всего лишь нескольких страниц, посвященных путешествию Робинзона по России, Дефо, как показал М. Алексеев, потребовалась буквально библиотека. Из одного источника Дефо почерпнул ситуацию — человек в одиночестве, другой подсказал ему Робинзонов маршрут, третий — какое-нибудь описание.
На методический характер «Робинзона Крузо» обратил внимание один из самых великих ценителей романа Дефо — философ-просветитель Жан-Жак Руссо, переосмысливший историю обитателя необитаемого острова в романе «Эмиль, или О воспитании». Руссо считал «Робинзона» лучшей иллюстрацией своих радикальных идей: он является настоящим «естественным человеком», а, по мнению французского мыслителя, ненавидящего цивилизацию, все беды человечества проистекают из оторванности от природы. Общество безнадежно испорчено, и только жизнь в постоянном контакте с природой может избавить человека от условностей и предрассудков. Природа, по мысли Руссо, помогает Робинзону составить верное представление о вещах и начать жизнь заново, занимаясь трудом это одно из важнейших условий естественной жизни и руководствуясь новыми, рациональными принципами. Что характерно, Руссо считал абсолютно бесполезными начало и конец книги Дефо и предлагал читать только о жизни героя на острове, пропуская предшествующие ей и последующие приключения. Правда, французский философ не учел, что ни от каких «предрассудков» Робинзон на самом деле не избавляется, — напротив, он становится крайне набожным человеком и даже обучает основам христианской веры дикаря Пятницу. Обратимся, наконец, к тексту самого «Робинзона» и поищем в нем конкретные советы и рекомендации для тех, чья жизнь круто повернулась. Не пренебрегайте мелочами Одна из самых важных вещей для Робинзона на необитаемом острове — хлеб, раздобыть который удается не только благодаря упорному труду, но и, как считает герой книги, чуду. Среди вещей, вывезенных Робинзоном с корабля, был пустой мешок из-под зерна, которое съели корабельные крысы, — он увидел в нем лишь мусор и вытряхнул его на землю, хотя на самом деле там оставалось кое-что еще. Я давно забыл про это, не помнил даже, на каком месте я вытряхнул мешок. Но вот прошло около месяца, и я увидел на полянке несколько зеленых стебельков, только что вышедших из земли. Сначала я подумал, что это какое-нибудь невиданное мной растение. Но каково же было мое изумление, когда спустя еще несколько недель зеленые стебельки их было всего штук десять-двенадцать выпустили колосья, оказавшиеся колосьями отличного ячменя, того самого, который растет в Европе и у нас в Англии». Робинзон видит в этом божественное вмешательство, но на самом деле речь идет о том, что в крайних обстоятельствах спасительной может оказаться любая, даже самая ничтожная мелочь — а если вам не повезет так, как повезло Робинзону с ограбленным крысами мешком, следует просто быть повнимательнее. Не кладите все яйца в одну корзину Несмотря на удачное обретение семян для посева, Робинзон остался бы ни с чем, если бы не был крайне осторожным и предусмотрительным человеком: «Я вскопал, как мог, небольшой клочок земли деревянной лопатой, разделил его пополам и засеял одну половину рисом, а другую ячменем, но во время посева мне пришло в голову, что лучше на первый раз не высевать всех семян, так как я все-таки не знаю наверно, когда нужно сеять. И я посеял около двух третей всего запаса зерна, оставив по горсточке каждого сорта про запас. Большим было для меня счастьем, что я принял эту предосторожность, ибо из первого моего посева ни одно зерно не взошло; наступили сухие месяцы, и с того дня, как я засеял свое поле, влаги совсем не было, и зерно не могло взойти. Впоследствии же, когда начались дожди, оно взошло, как будто я только что посеял его». Займитесь самовоспитанием Пробудившееся в Робинзоне религиозное чувство начинает играть в его новой жизни все более значимую роль: «30 сентября. Итак, я дожил до печальной годовщины моего появления на острове: я сосчитал зарубки на столбе, и оказалось, что я живу здесь уже триста шестьдесят пять дней. Посвятил этот день строгому посту и выделил его для религиозных упражнений. Весь этот год я не соблюдал воскресных дней. Так как вначале у меня не было никакого религиозного чувства, то мало-помалу я перестал отмечать воскресенья более длинной зарубкой на столбе; таким образом, у меня спутался счет недель, и я не помнил хорошенько, когда какой день. Но подсчитав, как сказано, число дней, проведенных мною на острове, и увидев, что я прожил на нем ровно год, я разделил этот год на недели, отметив каждый седьмой день как воскресенье». Робинзон понимает религию не как следование правилам и догматам протестантизма — позднее, занимаясь образованием Пятницы, он признается, что плохо разбирается в теоретических вопросах, касающихся христианства. Религия для него практика, причем лишенная какого бы то ни было формализма: Робинзон самостоятельно учится молиться, произвольно назначает себе пост хотя, казалось бы, для чего нужен пост человеку, который и так лишен столь многих благ цивилизации — на тот момент у него еще не было ни хлеба, ни посуды, в которой можно тушить и варить еду, — и целыми днями трудится в поте лица! О каких «религиозных упражнениях» идет речь в процитированном выше фрагменте?
Кстати, и до Пятницы у Робинзона был личный раб — чернокожий мальчик по имени Ксури. Строго говоря, мальчик принадлежал пирату, который захватил Крузо. Робинзон украл его, забрал с собой во время побега, и взял с него клятву верности под угрозой бросить иначе в открытом море. История с верностью Ксури выглядит неоднозначной и далее. На незнакомом берегу Ксури вызывается сходить на разведку один: мол, ему себя не жалко, пусть, если что, нападают на него, а не на хозяина. Точно так же это могло бы быть хитростью раба, который только что видел, как другой раб смог сбежать, и тоже захотел себе свободы. Но проверить это невозможно — Крузо пошёл с мальчиком вместе. Позже он, кстати, отдаёт мальчика в рабы спасшему их португальскому капитану. Но в знаменитом детском переводе Чуковского вы этой сцены не найдёте: в СССР была своя политкорректность, и детские книги проходили адаптацию. Остров Робинзона Любители истории проводили расследование, чтобы понять, какой из островов у берегов Бразилии подходит под описание острова, на котором провёл часть жизни Крузо. Многие уверены, что это — Тобаго, и в таком случае с берега Тобаго Робинзон видел не матери, а очертания соседнего, более крупного острова Тринидад. На Тобаго, как и на многих других маленьких островах Карибского моря, действительно не водилось крупных хищников. На нём можно было найти множество дикорастущих съедобных плодов.
Автор «Робинзона Крузо» – шеф английской разведки
| Три века с Робинзоном | 1660 — 1731) — английский писатель и публицист, известен сегодня главным образом как автор романа «Робинзон Крузо» (таково принятое в научном литературоведении и издательской практике сокращенное название первой книги трилогии о Робинзоне). |
| ВЗГЛЯД / Робинзону Крузо исполнилось 300 лет :: Автор Екатерина Ракитина | Наконец, в книге Робинзон столкнулся с аборигенами-каннибалами, с которыми связана длинная приключенческая сюжетная ветка и появление слуги Пятницы. |
| Как появился Робинзон Крузо и кто в России носил его имя | иллюстрация из книги "Робинзон Крузо. |
Робинзону Крузо исполнилось 300 лет
| Робинзон Крузо, Шикотан и Пятница с грузинским акцентом | Но вот «Робинзоном Крузо» Дефо положил начало английскому роману вообще, породив в частности моду на псевдодокументальные хроники: повышенной мужественности. |
| Робинзон Крузо | «Строгие размышления Робинзона Крузо» на русский язык так и не была переведена. |
| Третий том книги про Робинзона Крузо издан в Екатеринбурге - Вести Урал | По мнению исследователей творчества Дефо, автор «Робинзона Крузо» не только читал книгу «Удивительные приключения Хенри Питмана», но и приятельствовал с ним. |
| Автор «Робинзона Крузо» – шеф английской разведки | иллюстрация из книги "Робинзон Крузо. |
| Кто написал "Робинзона Крузо"? Роман Даниэля Дефо: содержание, главные герои | Я, несчастный Робинзон Крузо, потерпев кораблекрушение во время страшной бури, был выброшен на берег этого ужасного, злополучного острова, который я назвал Островом отчаяния. |
Робинзон Крузо - слушать аудиокнигу онлайн бесплатно
Даниэль Дефо представляется, на первый взгляд, автором одной великой книги — «Робинзон Крузо». В книге, правда, Робинзона «оставили на берегу делать чёрную работу» – но это может быть стыдливым прикрытием вопросов гомосексуального насилия, которому нередко подвергались в плену. Смысл книги «Робинзон Крузо» заключается в учении, которое было популярно во времена Дефо — tabula rasa. В роли Робинзона Крузо – звезда советского кино Павел Кадочников, в роли Пятницы – будущий художественный руководитель театра на Таганке Юрий Любимов. Сей почтенный юбилей отмечает роман Даниэля Дефо «Робинзон Крузо», - рассказывает заведующая читальным залом библиотеки Надежда Панова.
Как появился Робинзон Крузо и кто в России носил его имя
иллюстрация из книги "Робинзон Крузо. Философ Армен Тыугу, автор книги “Жизненные задачи”, обращает внимание на аспект полной свободы Робинзона Крузо, в том числе — от Бога. Эпиграфом к книге служит цитата из "Робинзона Крузо", и, как и Крузо, главный герой романа Адам Полло страдает от длительных периодов одиночества. Но вот «Робинзоном Крузо» Дефо положил начало английскому роману вообще, породив в частности моду на псевдодокументальные хроники: повышенной мужественности.
Кто написал «Робинзона Крузо»? Английский писатель Даниель Дефо
| 300 лет назад был впервые напечатан «Робинзон Крузо» | У этой книги есть продолжение, которое называется "Дальнейшие приключения Робинзона Крузо". |
| Дефо Даниель | Добро пожаловать на YouTube-канал сервиса электронных книг №1 в России Литрес и онлайн-библиотеки MyBook. |
| Робинзон Крузо (слушать аудиокнигу бесплатно) - автор Даниэль Дефо | Робинзон Крузо — человек, который способен преодолеть неблагоприятные внешние обстоятельства благодаря личным качествам. |
| Приключения Робинзона Крузо в России. Правда, полуправда, ложь и пропаганда | Аргументы и Факты | александр селкирк прототип робинзон крузо даниель дэфо остров робинзона alexander selkirk отвратительные мужики disgusting men. |
| «Робинзона Крузо» история создания - | Именно столько лет назад впервые была опубликована книга Даниеля Дефо «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка. |
Кем был реальный Робинзон Крузо?
«Строгие размышления Робинзона Крузо» на русский язык так и не была переведена. Для современного читателя «Робинзон Крузо», в первую очередь, роман о том, как строить жизнь заново. Робинзон Крузо в молодости был весьма взбалмошным человеком, который не прислушивался не только к мудрым советам отца, но и многочисленным подсказкам интуиции и высших сил. Леонид Куравлев (в центре) в роли Робинзона Крузо на съемках кинофильма «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо».
360 лет со дня рождения автора Робинзона Крузо. Книги, диафильмы, экранизации
Книга написана в форме автобиографии морского путешественника и плантатора Робинзона Крузо, который стремился еще больше разбогатеть, причем быстро и нелегально, однако из-за кораблекрушения попал на необитаемый остров, где и провел в одиночестве и изоляции 28 лет. История повествовала о нравственном возрождении человека в общении с природой. Существует гипотеза, что роман основан на материалах пребывания шотландского боцмана Александра Селькирка на необитаемом острове в 1704-1709 годах. Склочного и неуживчивого моряка высадили на остров, где он находился в таких же условиях и изоляции, как и описываемый Дефо персонаж, однако реальный прототип героя романа за пять лет одичал на острове, а Робинзон напротив — нравственно возродился.
Сам автор называл роман аллегорией.
Она вызывает и читательский интерес, хотя не столь занимательна, нежели первые две, - рассказал директор издательства Уральского федерального университета Алексей Подчиненов. Итальянская бумага красивого кремового оттенка, гравюры Кларка и Пайна XVIII века, даже шрифты - вся стилистика книги максимально повторяет первое издание 1720 года, включая переплет: точно такой кораблик с развивающимися флагами плыл по обложке книги, выпущенной три столетия назад. На каждом развороте одновременно представлены тексты на двух языках, и это представляет дополнительный интерес: за основу взят неадаптированный текст 1720 года, а это совсем другой, несовременный английский. Книга вышла тиражом всего 300 экземпляров и сразу стала библиографической редкостью. Ранее в рамках "Уральской гуманитарной инициативы" свет увидели эссе английского философа Томаса Брауна, также впервые на русском, басни Лафонтена, а также "Илиада" и "Одиссея" в оригинальном переводе уральского ученого Павла Шуйского. Кстати, текст первого русского перевода малоизвестной книги Даниэля Дефо все-таки будет доступен широкому читателю - его выложат в электронный архив.
Селькирк оказался на необитаемом острове Мас а Тьерра, что в 600 км от Чили. Он надеялся, что долго пробыть на острове ему не придется — ведь корабли довольно часто заходят сюда за пресной водой. Жизнь на острове он начал с заботы о пище: еды ему дали лишь на один день.
К счастью, на острове оказалось множество диких коз. Значит, пока есть порох и пули, питание ему обеспечено. Остров был покрыт густой растительностью и имел около 20 км в длину и примерно 5 км в ширину. На берегу можно было охотиться на черепах и собирать в песке их яйца, а у берегов встречались лангусты и тюлени. Особенно трудно было в первые месяцы — из-за полного одиночества. И Селькирка временами охватывал страх при мысли о том, что придется здесь провести остаток жизни. Он не знал, что корабль «Сэнк пор» вскоре потерпел крушение и почти вся команда погибла. Селькирк построил две хижины из бревен и листьев, оборудовал их. Одна служила ему «кабинетом» и «спальней», в другой он готовил еду. Он сшил при помощи простого гвоздя одежду из козьих шкур.
Закончив трудовой день, Селькирк отдыхал: смастерил, например, сундучок и украсил его искусной резьбой. А кокосовый орех превратил в чашу для питья.
Сухожилия животных он использовал как нитки, а мочевые пузыри — для изготовления емкостей под пресную воду.
Потом Селькирк рассказывал, что даже плясал вместе с прирученными кошками и козами. И однажды, когда прошло три года его одиночества, он увидел паруса. Однако это оказалось испанское судно.
Извечные конкуренты не только обстреляли «дикаря», но и не поленились побегать за ним по острову. Селькирку удалось спрятаться на вершине дерева. В отместку испанцы разорили его жилище и перестреляли прирученных коз.
В личном сундучке Селькирка имелась Библия, которую он, в мирской жизни пьяница и драчун, каждый день исправно читал вслух — чтобы не разучиться разговаривать. К острову причалил английский пиратский корабль под командованием Вудса Роджерса. Экипаж был потрясен человеком в шкурах, который произносил обрывки английских слов.
В общем, ни милого дикаря Пятницы, ни самоотверженной попытки построить судно, ни, наконец, 28-летнего пребывания на острове в реальной истории «Робинзона Крузо» не было. Слава надоела Зато, добравшись через два года до Лондона, Селькирк стал не просто героем, но и желанным гостем в самых знатных домах Лондона. Предполагается, что именно в это время с ним познакомился Даниэль Дефо, который страстно интересовался историями людей, побывавшими на необитаемых островах.
Тем более что историю Селькирка опубликовали сразу в двух изданиях. Один из вариантов был изложен Вудсом Роджерсом, который впоследствии успел побывать даже губернатором Багамских островов. Картина Уильяма Хогарта «Вудс Роджерс справа получает карту Нью-Провиденса от своего сына» Селькирк же не сумел воспользоваться славой и сделать достойную карьеру.
Однажды Роджерс попросил его привести в Лондон захваченный испанский галеон, набитый сокровищами. Селькирку хорошо заплатили. Он снова начал пить, а потом его привлекли к суду за нападение на человека.
Бывший «Робинзон» вернулся на свою малую родину, в Ларго, и даже свел знакомство с хорошей набожной женщиной.
360 лет со дня рождения автора Робинзона Крузо. Книги, диафильмы, экранизации
Полное название книги такое: «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего 28 лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко. Наконец, в книге Робинзон столкнулся с аборигенами-каннибалами, с которыми связана длинная приключенческая сюжетная ветка и появление слуги Пятницы. Популярный роман английского писателя Даниэля Дефо об удивительных приключениях Робинзона Крузо, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове. В 1970-80 годах, в условиях дефицита, книга Даниэля Дэфо "Робинзон Крузо" была одной из наиболее доступных для советских школьников приключенческих книжек. Книга Стрекоза Приключения Робинзона Крузо. В книге допущена ошибка, связанная со временем проживания на острове; В книге сказано, что Робинзон Крузо прожил на острове 28 лет, после чего он вернулся домой.
Кем был Филип Эштон
- Дефо Даниэль - Робинзон Крузо
- Анкета для романа
- «Робинзон Крузо» краткое содержание по главам книги Дефо – читать пересказ онлайн
- 360 лет со дня рождения автора Робинзона Крузо. Книги, диафильмы, экранизации
- Такие разные «Робинзоны»: о двух версиях любимой приключенческой классики /
История создания «Робинзона Крузо» Даниэлем Дефо
Возвращение к людям Лишь 1 февраля 1709 года к острову подошло британское судно Duke, участвовавшее в каперском рейде под командованием Вудса Роджерса, штурманом у которого был Дампир. Высадившийся на следующий день на берег врач Томас Доувер обнаружил Селькирка. Тот был очень рад, что его избавили от одиночества, но разговаривал уже с трудом. Александр снабдил британских моряков свежей пищей, чем спас их от цинги. Когда Селькирк, отправившись вместе с Доувером к кораблю Duke, увидел Дампира, с которым у него изначально были плохие отношения, то отказался подниматься на борт. И только узнав, что командует экспедицией Роджерс, согласился присоединиться к соотечественникам. Дампир, в свою очередь, не стал вспоминать былые ссоры и дал Селькирку самые лучшие рекомендации.
Кроме того, Роджерса впечатлили трудолюбие, упорство и физическая сила моряка. Так бывший узник необитаемого острова стал сначала вторым помощником на корабле Duke, а затем и капитаном испанского призового судна. В Британию он вернулся 1 октября 1711 года, став к этому времени штурманом судна Duke. Он намеревался проплыть на парусной лодке от Швеции до... Бывший узник Мас-а-Тьерра быстро стал популярен. Упоминания о нём появились в записях члена экспедиции Эдварда Кука и самого Вудса Роджерса.
А затем известный эссеист Ричард Стил опубликовал подробный отчёт о приключениях Селькирка в газете The Englishman. Он стал состоятельным человеком и некоторое время вёл праздную жизнь. Однако вскоре из-за своего воинственного нрава Александр снова попал в переделку. В 1713-м он предстал перед судом за драку и, по некоторым данным, даже оказался в тюрьме. Впоследствии Селькирк женился на трактирщице Фрэнсис Кэндис и в звании лейтенанта поступил на службу в Королевский флот. Будучи помощником штурмана военного судна Weymouth, он участвовал в антипиратском рейде у берегов Западной Африки.
Он надеялся, что на острове пробудет недолго, так как туда часто заходили корабли за пресной водой. Однако спасательный корабль не появлялся. Ему повезло, что на острове были дикие козы, к тому же можно было охотиться на черепах, собирать в песке яйца.
Первые месяцы Селькирку было очень трудно из-за одиночества. Ему потребовалось 18 месяцев, чтобы примириться с такой жизнью, научиться существовать на острове, не испытывая каких-то проблемой с пищей. Однако каждый день он забирался на гору, чтобы всматриваться в горизонт.
Фото: hizliresim. Матросы очень удивились, когда увидели на берегу дикого человека. Капитан, который поругался с Селькирком, все же решил совершить очередной кругосветное плавание, посетив архипелаг, где был его боцман.
Именно этот сюжет помог Даниелю Дефо написать уникальный роман.
Он ответил, что это справедливо, и притащил на баркас большую корзину с сухарями и три кувшина пресной воды. Я знал, где стоит у хозяина ящик с винами судя по ярлычкам на бутылках — добыча с какого-нибудь английского корабля , и покуда мавр был на берегу, я переправил все бутылки на баркас и поставил в шкафчик, как будто они были ещё раньше приготовлены для хозяина. Кроме того, я принёс большой кусок воску, фунтов в пятьдесят весом, да прихватил моток бечёвки, топор, пилу и молоток. Всё это очень нам пригодилось впоследствии, особенно воск, из которого мы делали свечи.
Я пустил в ход ещё и другую хитрость, на которую мавр тоже попался по простоте своей души. Его имя было Измаил, но все его звали Мали или Мули. Вот я и сказал ему: — Мали, у нас на баркасе есть хозяйские ружья. Что, если б ты добыл немножко пороху и дроби? Может быть, нам удалось бы подстрелить себе на обед несколько альками птица вроде нашего кулика.
Хозяин держит порох и дробь на корабле, я знаю. Он захватил также и пули. Всё это мы сложили в баркас. Кроме того, в хозяйской каюте нашлось ещё немного пороху, который я пересыпал в одну из стоявших в ящике почти пустую бутылку, перелив из неё остатки вина в другую. Таким образом, мы запаслись всем необходимым для путешествия и вышли из гавани на рыбную ловлю.
В сторожевой башне, что стоит у входа в гавань, знали, кто мы такие, и наше судно не привлекло внимания. Отойдя от берега не больше как на милю, мы убрали парус и стали готовиться к ловле. Ветер был северо-северо-восточный, что не отвечало моим планам, потому что, дуй он с юга, я мог бы наверняка доплыть до испанских берегов, по крайней мере до Кадикса; но откуда бы он ни дул, я твёрдо решил одно: убраться подальше от этого ужасного места, а потом будь что будет. Поудив некоторое время и ничего не поймав — я нарочно не вытаскивал удочки, когда у меня рыба клевала, чтобы мавр ничего не видел, — я сказал: — Тут у нас дело не пойдёт; хозяин не поблагодарит нас за такой улов. Надо отойти подальше.
Не подозревая подвоха, мавр согласился и поставил паруса, так как он был на носу баркаса. Я сел на руль и, когда баркас отошёл ещё мили на три в открытое море, лёг в дрейф как будто затем, чтобы приступить к рыбной ловле. Затем, передав мальчику руль, я подошёл к мавру сзади, нагнулся, словно рассматривая что-то под ногами, вдруг обхватил его, поднял и швырнул за борт. Мавр мгновенно вынырнул, ибо плавал как пробка, и стал умолять, чтобы я взял его на баркас, клянясь, что поедет со мной хоть на край света. Он плыл так быстро, что догнал бы лодку очень скоро, тем более что ветра почти не было.
Тогда я бросился в каюту, схватил охотничье ружьё и, направив на него дуло, крикнул, что не желаю ему зла и не сделаю ему ничего дурного, если он оставит меня в покое. Тогда он повернул к берегу и, несомненно, доплыл до него без особого труда — пловец он был отличный. Конечно, я мог бы бросить в море мальчика, а мавра взять с собою, но довериться ему было бы опасно. Когда он отплыл достаточно далеко, я повернулся к мальчику — его звали Ксури — и сказал: — Ксури! Если ты будешь мне верен, я сделаю тебя большим человеком, но если ты не погладишь своего лица в знак того, что не изменишь мне, то есть не поклянёшься бородой Магомета и его отца, я и тебя брошу в море.
Мальчик улыбнулся, глядя мне прямо в глаза, и отвечал так чистосердечно, что я не мог не поверить ему. Он поклялся, что будет мне верен и поедет со мной на край света. Пока плывущий мавр не скрылся из виду, я держал прямо в открытое море, лавируя против ветра. Я делал это нарочно, чтобы показать, будто мы идем к Гибралтарскому проливу как, очевидно, и подумал бы каждый здравомыслящий человек. В самом деле, можно ли предположить, что мы намерены направиться на юг, к тем поистине варварским берегам, где целые полчища негров со своими челноками окружили и убили бы нас; где, стоило только ступить на землю, нас растерзали бы хищные звери или ещё более кровожадные дикие существа в человеческом образе?
Но как только стало смеркаться, я изменил курс и стал править на юг, уклоняясь слегка к востоку, чтобы не слишком удаляться от берегов. Благодаря довольно свежему ветерку и спокойствию на море мы шли таким хорошим ходом, что на другой день в три часа пополудни, когда впереди в первый раз показалась земля, мы были не менее чем на полтораста миль южнее Сале, далеко за пределами владений марокканского султана, да и всякого другого из тамошних владык; по крайней мере мы не видели ни одного человека. Но я набрался такого страху у мавров и так боялся снова попасться им в руки, что, пользуясь благоприятным ветром, целых пять дней плыл, не останавливаясь, не приставая к берегу и не бросая якоря. Через пять дней ветер переменился на южный, и, по моим соображениям, если за нами и была погоня, то к этому времени преследователи уже должны были от неё отказаться, поэтому я решился подойти к берегу и стал на якорь в устье какой-то маленькой речки. Какая это была речка и где она протекала, в какой стране, у какого народа и под какой широтой, я не имел понятия.
Я не видал людей на берегу, да и не стремился увидеть; главное для меня было — запастись пресной водой. Мы вошли в эту речку под вечер и решили, когда стемнеет, добраться вплавь до берега и осмотреть местность. Но как только стемнело, мы услыхали с берега такие ужасные звуки, такой неистовый рёв, лай и вой неведомых диких зверей, что бедный мальчик чуть не умер со страху и молил меня не сходить на берег до наступления дня. От невольников-англичан Ксури научился говорить на ломаном английском языке. Я был рад, что мальчик так весел, и, чтобы поддержать в нём эту бодрость духа, дал ему стакан вина из хозяйских запасов.
Совет его, в сущности, был недурён, и я последовал ему. Мы бросили якорь и простояли всю ночь, притаившись. Я говорю — притаившись, потому что мы ни минуты не спали. Часа через два-три после того, как мы бросили якорь, мы увидали на берегу огромных животных каких — мы и сами не знали ; они подходили к самому берегу, бросались в воду, плескались и барахтались, очевидно, чтобы освежиться, и при этом отвратительно визжали, ревели и выли; я в жизни не слыхал ничего подобного. Ксури был страшно напуган, да, правду сказать, и я тоже.
Но ещё больше испугались мы оба, когда услыхали, что одно из этих страшилищ плывёт к нашему баркасу; мы не видели его, но по тому, как оно отдувалось и фыркало, могли заключить, что это было свирепое животное чудовищных размеров. Ксури решил, что это лев быть может, так оно и было, по крайней мере я не уверен в противном , и крикнул, что надо поднять якорь и уйти отсюда. Признаюсь, я немного оторопел, однако сейчас же схватил в каюте ружьё, и, как только я выстрелил, животное повернуло назад и поплыло к берегу. Невозможно описать, что за адский рёв, вопли и завывания поднялись на берегу и дальше, в глубине материка, когда раздался мой выстрел. Это давало мне некоторое основание предположить, что здешние звери никогда не слыхали такого звука.
Я окончательно убедился, что нам и думать нечего о высадке на берег ночью, но вряд ли возможно будет высадиться и днём: попасть в руки какого-нибудь дикаря не лучше, чем попасться в когти льву или тигру; по крайней мере эта опасность пугала нас нисколько не меньше. Тем не менее здесь или в другом месте, но нам необходимо было сойти на берег, ибо у нас не оставалось ни пинты воды. Но опять загвоздка была в том, где и как высадиться. Ксури объявил, что, если я его пущу на берег с кувшином, он постарается разыскать и принести пресную воду. А когда я спросил его, отчего же идти ему, а не мне и отчего ему не остаться в лодке, в ответе мальчика было столько глубокого чувства, что он подкупил меня навеки.
Я дал мальчику поесть сухарей и выпить глоток вина из хозяйского запаса, о котором я уже говорил; затем мы подтянулись поближе к земле и, соскочив в воду, направились к берегу вброд, не взяв с собой ничего, кроме оружия да двух кувшинов для воды. Я не хотел удаляться от берега, чтоб не терять из виду баркаса, опасаясь, как бы вниз по реке к нам не спустились дикари в своих пирогах; но Ксури, заметив низинку на расстоянии приблизительно одной мили от берега, зашагал туда с кувшином. Вскоре я увидел, что он бежит назад. Подумав, что за ним гонятся дикари либо он испугался хищного зверя, я бросился к нему на помощь, но, подбежав ближе, увидел, что на плечах у него что-то лежит. Оказалось, он убил какого-то зверька вроде нашего зайца, но иной окраски и с более длинными ногами.
Мы оба радовались такой удаче, и мясо убитого животного оказалось очень вкусным; но ещё больше я обрадовался, услышав от Ксури, что он нашёл хорошую пресную воду и не встретил диких людей. Потом оказалось, что наши чрезмерные хлопоты о воде были напрасны: в той самой речке, где мы стояли, только немного повыше, куда не достигал прилив, вода была совершенно пресная, и мы, наполнив кувшины, устроили пиршество из убитого зайца и приготовились продолжать путь, так и не обнаружив в этой местности никаких следов человека. Я уже побывал однажды в этих местах, и мне было хорошо известно, что Канарские острова и острова Зелёного Мыса отстоят недалеко от материка. Но теперь у меня не было с собой приборов для наблюдений, и, следовательно, я не мог определить, на какой широте мы находимся; к тому же я не знал в точности или, во всяком случае, не помнил, на какой широте лежат эти острова, поэтому неизвестно было, где их искать и когда следует свернуть в открытое море, чтобы приплыть к ним; знай я это, мне было бы нетрудно добраться до какого-нибудь из островов. Но я надеялся, что если я буду держаться вдоль берега, покамест не дойду до той части страны, где англичане ведут береговую торговлю, то я, по всей вероятности, встречу какое-нибудь английское купеческое судно, совершающее свой обычный рейс, и оно нас подберёт.
По всем моим расчётам, мы находились теперь против береговой полосы, что тянется между владениями марокканского султана и землями негров. Это пустынная, безлюдная область, где обитают одни только дикие звери: негры, боясь мавров, покинули её и ушли дальше на юг, а мавры нашли невыгодным заселять эти бесплодные земли; вернее же, что тех и других распугали тигры, львы, леопарды и прочие хищники, которые водятся здесь в несметном количестве. Таким образом, для мавров эта область служит только местом охоты, на которую они отправляются целыми армиями, по две, по три тысячи человек. Неудивительно поэтому, что на протяжении чуть ли не ста миль мы видели днём лишь безлюдную пустыню, а ночью не слыхали ничего, кроме воя и рёва диких зверей. Два раза в дневную пору мне показалось, что я вижу вдали Тенерифский пик — высочайшую вершину горы Тенериф, что на Канарских островах.
Я даже пробовал сворачивать в море в надежде добраться туда, но оба раза противный ветер и сильное волнение, опасное для моего утлого судёнышка, принуждали меня повернуть назад, так что в конце концов я решил не отступать более от моего первоначального плана и держаться вдоль берегов. После того как мы вышли из устья речки, нам ещё несколько раз пришлось приставать к берегу для пополнения запасов пресной воды. Однажды ранним утром мы стали на якорь под защитой довольно высокого мыска; прилив только ещё начинался, и мы ждали полной его силы, чтобы подойти ближе к берегу. Вдруг Ксури, у которого, видно, глаза были зорче моих, тихонько окликнул меня и сказал, что нам лучше бы отойти от берега подальше. Я взглянул, куда он показывал, и действительно увидел страшилище.
Это был огромной величины лев, лежавший на скате берега в тени нависшей скалы. Мальчик испугался. Я не стал возражать, велел только не шевелиться и, взяв самое большое ружьё, по калибру почти равнявшееся мушкету, зарядил его двумя кусками свинца и порядочным количеством пороху; в другое я вкатил две большие пули, а в третье у нас было три ружья — пять пуль поменьше. Взяв первое ружьё и хорошенько прицелившись зверю в голову, я выстрелил; но он лежал, прикрыв морду лапой, и заряд попал ему в переднюю лапу и перебил кость выше колена. Зверь с рычанием вскочил, но, почувствовав боль, сейчас же свалился, потом опять поднялся на трёх лапах и испустил такой ужасный рёв, какого я в жизни своей не слышал.
Я был немного удивлён тем, что не попал ему в голову, однако, не медля ни минуты, взял второе ружьё и выстрелил зверю вдогонку, так как он заковылял было прочь от берега; на этот раз заряд попал прямо в цель. Я с удовольствием увидел, как лев упал и, издавая какие-то слабые звуки, начал корчиться в борьбе со смертью. Тут Ксури набрался храбрости и стал проситься на берег. Мальчик прыгнул в воду и поплыл к берегу, работая одной рукой и держа в другой ружьё. Подойдя вплотную к распростёртому зверю, он приставил дуло ружья к его уху и выстрелил, прикончив зверя.
Дичь была знатная, но несъедобная, и я очень жалел, что мы истратили даром три заряда.
Молодой человек по имени Филип Эштон жил в Новой Шотландии и был рыбаком. Когда ему было всего 19 лет от роду, однажды он отправился вместе с четырьмя своими приятелями на промысел. Небольшая шхуна была доверху нагружена богатым уловом и мужчины решили вернуться. Только случилось непредвиденное — их судно было захвачено пиратами, которых возглавлял известный головорез Нед Лоу. Когда их захватили пираты, то Эштон был вынужден им подчиниться, чтобы спасти свою жизнь. Лоу был очень жестоким человеком, он славился тем, что любил пытать своих жертв перед тем, как отправить их к праотцам. Молодой человек оказался перед этим садистом просто беспомощным и не нашёл другого выхода, как полностью подчиниться всем его требованиям.
Юноша совсем не хотел этим заниматься. Более же всего его пугала перспектива быть пойманным и повешенным за преступления в которых он не желал никогда принимать участия. Он мечтал о каком-нибудь удобном случае, который бы помог ему бежать. Такой случай вскоре представился. Однажды пираты пристали к острову Роатан в Гондурасском заливе, чтобы пополнить запасы дров и питьевой воды. Филип вызвался помочь и сошёл на берег вместе с несколькими другими членами команды. Пока остальные наполняли бочки пресной водой, молодой человек сказал, что хочет подобрать несколько кокосов и пошёл в заросли. После того как он оказался в чаще, то бросился наутёк со всех ног.
Когда Эштон оказался на суше, то бросился наутёк. Жизнь нового Робинзона на острове Когда матросы закончили все свои дела, они хватились Эштона. Его звали, искали в близлежащих зарослях, но безуспешно. В конце концов, пираты покинули Роатан.