Однако Хрущев мог лишиться власти еще за 7 лет до этого, когда соответствующее решение было принято на заседании Президиума компартии благодаря так называемой «антипартийной группе», в состав которой входили Вячеслав Молотов, Георгий Маленков, Лазарь Каганович. В ролях: Гела Месхи, Василий Прокопьев, Анатолий Дзиваев и др. По версии Юрия Жукова, политические репрессии довоенного СССР были связаны в первую очередь с проводившимися разноплановыми реформами, как политическими, так и экономическими. С трибуны того съезда Хрущев приветствовал по именам первых космонавтов планеты — Юрия Гагарина и Германа Титова.
Ботинок Хрущёва
| Курзенков Геннадий Кузьмич | Директор Службы внешней разведки РФ председатель Российского исторического общества Сергей Нарышкин назвал передачу Крыма Украине в 1954 году ошибкой первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева. |
| Армия на войне и в мире. Генерал Балуевский — о реформах и реформаторах | Аргументы и Факты | Малоизвестные подробности из жизни создателя советского военно-промышленного комплекса поведал обозревателю "Власти" Евгению Жирнову генерал-полковник Игорь Илларионов, проработавший помощником Устинова без малого 30 лет.*. |
| Экс-генерал ВСУ Кривонос раскритиковал Украину за провал военного производства | Итак, на заседании Высшего военного совета с участием всех маршалов Советского Союза вновь были зачитаны показания Новикова и генерал-лейтенанта Константина Телегина. |
Первый ниспровергатель военной супермощи
Генерал Юрий Балуевский. Знает автор или нет, но его статья повторяет версию Хрущёва, который использовал донесения Зорге для дискредитации Сталина. Директор Службы внешней разведки РФ председатель Российского исторического общества Сергей Нарышкин назвал передачу Крыма Украине в 1954 году ошибкой первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева. По версии Юрия Жукова, политические репрессии довоенного СССР были связаны в первую очередь с проводившимися разноплановыми реформами, как политическими, так и экономическими.
Как троцкист Хрущёв подрывал обороноспособность
Он предложил Верховному прекратить наступление наших войск и повернуть основные силы барвенковской группировки против краматорской группы противника. Но Сталин, ссылаясь на доклады Военного совета Юго-Западного фронта, в который входил и Никита Хрущёва, отклонил соображения Василевского и приказал продолжать наступление. Хрущёв в годы ВОВ. Через несколько дней обстановка резко осложнилась, было принято решение принимать меры к отражению ударов противника, но оно стало запоздалым. Получилось, снова наступили на те же грабли. Сталин, несмотря на опасения крупных военачальников, поверил тем, кто был ближе к фронту. Результат одинаков — очень тяжёлое поражение. Через год Хрущёв снова «отличился» в кавычках под Харьковом. Жуков рассказывает о своей очередной встрече со Сталиным: «После того как бронетанковые и моторизованные части противника, наступавшие из района Краматорска, оттеснили части Юго-Западного фронта за реку Донец, создалось тяжёлое положение юго-западнее Харькова. Одновременно перешли в наступление части противника из района Полтавы и Краснограда.
Ватутин оттянул назад вырвавшиеся вперед части 3-й танковой армии и 69-й армии и организовал более плотные боевые порядки западнее и юго-западнее Харькова. Воронежский фронт не осуществил отвода. Верховный позвонил члену Военного совета Воронежского фронта Н. Хрущеву и резко отчитал его за непринятие Военным советом мер против контрударных действий противника». Вспоминает Жуков и о том, что при подготовке к битве на Курской дуге советское командование вело споры: следует нашим войскам встретить противника в обороне, либо им нужно атаковать самим? Теперь известно, что принятое решение начать с обороны оказалось верным.
Выслушивая предположения ведущей, Кривонос закачал головой и начал посмеиваться. Генерал подчеркнул при этом, что Россия наладила многоуровневую сложную цепочку поставок, которую не получится разорвать даже с помощью западного оружия.
Он добавил, что украинские журналисты задают такие вопросы лишь потому, что хотят поверить в победу ВСУ.
Не произошло ли в стране нечто тайное, что стоило жизни и тому, и другому? Люди, более осведомленные в нравах тогдашней Москвы, пришли к выводу, что Цвигун оказался в центре скандала вокруг дочери генерального секретаря Галины Брежневой. Бориса Буряце называли «цыганом», потому что он пел в театре «Ромэн» в реальности он был молдаванином. После знакомства с Галиной Леонидовной Буряце стал солистом Большого театра, вел завидно веселый образ жизни, ездил на «Мерседесе». Незадолго до всех этих загадочных смертей, 30 декабря 1981 года, в Москве произошло громкое ограбление. Рассказывали, что в число подозреваемых попал Борис Буряце. Его арестовали, но он вроде бы успел попросить о помощи Галину. А следствие по делу об украденных бриллиантах и других аферах, в которых фигурировало имя Брежневой, как считалось, курировал генерал Цвигун.
И когда ему стало ясно, что все нити ведут в брежневское семейство, Цвигун, рассказывали, собрал материалы о сомнительных связях дочери генерального секретаря и отправился в ЦК КПСС, к Суслову. Семен Кузьмич выложил на стол результаты работы следственной группы и попросил разрешения провести допрос Галины. Михаил Андреевич, говорили, пришел в бешенство и буквально выгнал Цвигуна из своего кабинета, запретив допрашивать дочь генсека. Генерал пришел домой и застрелился. А Суслов так разнервничался, что у него случился инсульт. Его в бессознательном состоянии отвезли из ЦК в спецбольницу, где он вскоре умер. Потом, когда арестовали и осудили мужа Галины Брежневой — бывшего первого заместителя министра внутренних дел Юрия Михайловича Чурбанова, разговоры о том, что семья генерального секретаря погрязла в коррупции, получили подтверждение. Окончил Одесский педагогический институт, работал учителем, директором школы, с осени 1939 года служил в наркомате внутренних дел. В 1946 году он получил назначение в министерство государственной безопасности Молдавии, где познакомился с Леонидом Ильичом, когда тот с пятидесятого по пятьдесят второй год работал первым секретарем республиканского ЦК.
Брежнев проникся к Семену Кузьмичу симпатией, которую сохранил до конца жизни. Леонид Ильич не забывал старых знакомых, помогал им. Он вообще обладал завидным даром поддерживать добрые отношения с нужными людьми, и они ему преданно служили. Особое значение Брежнев придавал кадрам госбезопасности, сам отбирал туда доверенных людей. До войны Цинев был завотделом, а потом секретарем Днепропетровского горкома. Его начальником оказался секретарь обкома Брежнев. В сорок первом оба пошли в армию. После войны Брежнев вернулся на партийную работу. Цинева оставили в кадрах Вооруженных сил, а в пятьдесят третьем, после чистки органов госбезопасности от людей Берии, перевели на Лубянку.
Но с тогдашним председателем комитета — Владимиром Ефимовичем Семичастным — отношения у них не складывались. Брежнев сменил Семичастного на Андропова. И сразу попросил вернуть Цвигуна из Азербайджана. Юрий Владимирович понимал Брежнева с полуслова. Еще через день Цинева утвердили членом коллегии КГБ. В 1970 году он и станет зампредом. Цвигун и Цинев повсюду сопровождали Андропова, бесцеремонно располагались в его кабинете, чтобы присутствовать при важном разговоре. При этом Цвигун и Цинев между собой не ладили. Это тоже устраивало Леонида Ильича.
Став первым замом, Цинев кричал и на генералов. Георгия Карповича многие в комитете ненавидели. Он, не задумываясь, ломал людям судьбы. Благодушный по характеру, Цвигун никого особо не обижал, поэтому оставил о себе неплохую память. Семен Кузьмич увлекся литературным творчеством. Начал с документальных книг о происках империалистов. А вскоре стали появляться романы и киносценарии под прозрачным псевдонимом С. Осведомленным людям известны имена профессиональных литераторов, которые «помогали» Цвигуну. Сценарии Семена Кузьмича быстро воплощались в художественные фильмы.
Их главного героя, которого Цвигун писал с себя, играл Вячеслав Тихонов. Семен Кузьмич не был похож на популярного артиста, кумира тех лет, но, вероятно, в мечтах видел себя таким. Цвигун под псевдонимом «генерал-полковник С. Мишин» был и главным военным консультантом знаменитого фильма «Семнадцать мгновений весны». Брежнева страсть Цвигуна к изящным искусствам не смущала. Он снисходительно относился к мелким человеческим слабостям преданных людей. А для Цвигуна и для Цинева главным критерием оценки людей были лояльность и верность Леониду Ильичу. Он присматривал и за «политически неблагонадежными» — не за диссидентами, а за теми чиновниками, кого подозревали в недостаточной преданности генсеку. Цвигун был одним из самых преданных Леониду Ильичу людей.
Никогда в жизни он не сделал бы ничего, что могло ему повредить. Теперь уже известно, что никакого дела Галины Брежневой не существовало. Но она действительно была знакома с некоторыми людьми, попавшими в поле зрения правоохранительных органов. Начальником главного управления внутренних дел столицы был тогда выходец из комсомола Василий Петрович Трушин. От цыгана следы повели к Галине Брежневой». Но посадили его вовсе не за кражу бриллиантов. В 1982 году его приговорили к семи годам тюремного заключения по статье 154, часть 2 спекуляция Уголовного кодекса РСФСР. Он отсидит четыре года и в конце 1986 года выйдет на свободу. Узнав об аресте Бориса Буряце, министр внутренних дел Николай Анисимович Щелоков, преданный Брежневу человек, перепугался.
Распекал Трушина: — Ты понимаешь, на что ты замахнулся? Как ты мог? Щелоков позвонил Андропову — хотел посоветоваться. Щелоков недовольно сказал Трушину: — Решай вопросы о Галине с ее мужем, не впутывай меня в это дело.
Следует напомнить, что свой доклад Хрущев прочитал уже после закрытия съезда. Жуков: Из его биографии следует, что он окончил Промакадемию.
Но там он был освобожденным секретарем парторганизации. На эту должность его пристроил Каганович. Задача Хрущева заключалась в том, чтобы изгнать из Промакадемии сторонников Бухарина и Рыкова, которые активно выступали против индустриализации. Ему это удалось, он быстро поднимается по партийной лесенке и в 1935 году становится первым секретарем Московского городского и областного комитетов партии. В середине 30-х группа Сталина хотела сделать в нашей стране выборы с тайным голосованием, альтернативностью — на одно место несколько человек. Но первые секретари были против.
Многие из них «отличились» в период коллективизации — проводили избыточное изъятие хлеба у колхозников. Они понимали, что при такой системе их никогда не изберут. И тогда Эйхе, будущая «жертва репрессий», обратился в ЦК. Пока она не будет уничтожена, проводить альтернативные выборы невозможно. И представил расстрельные списки на 10 800 человек — не указывая, кого и за что. Тут же все первые секретари стали обращаться с такой же просьбой.
Вторым по кровожадности оказался Хрущев. Он попросил 8500 к расстрелу и 32 000 — в лагеря. Затем, в январе 1938 года, на Красной площади в жуткий мороз Хрущев собрал свыше десяти тысяч человек на митинг, посвященный суду над Бухариным и Рыковым. Он призывал «раздавить этих собак». В «Московской правде» за январь 1938-го можно прочитать это. Хрущев призывает пролить кровь людей, которых еще не объявили виновными.
После этого его отправляют подальше, в Киев, первым секретарем компартии Украины. Буквально через два дня он присылает телеграмму с просьбой разрешить ему подписать расстрельные списки на 20 000 человек.
Политические репрессии в СССР 30-х годов (версия Юрия Жукова). Часть 3
Одессу наводнили залетные гастролеры. У властей не хватало милиционеров, чтобы обеспечить порядок, особенно в отдаленных районах. Ночевали, в основном, в отделениях. Были грабежи, убийства», — вспоминал в наше время ветеран одесской милиции Исай Бондарев. Налеты на сберкассы, вооруженные ограбления магазинов и складов, нападения на инкассаторские машины, квартирные кражи и убийства обычных граждан сеяли панические настроения среди обывателей и порождали множество слухов. Жуков решил покончить с криминалом одним ударом и якобы придумал хитрый план: переодеть фронтовых разведчиков в «гражданку» и ловить преступников на живца. При попытке ограбления бандитов предполагалось расстреливать на месте. Такую версию показал в своем сериале «Ликвидация» режиссер Сергей Урсуляк. Я понимал: от меня ждут, что стану другим, что махну рукой и буду командовать округом через пень-колоду. Но я не позволил себе этого.
После этого удара я сделал все, чтобы остаться таким, каким был. В этом я видел свое внутреннее спасение». При проверке документов выяснилось, что груз был вывезен из Германии и принадлежал Жукову. Правда, там же говорилось, что маршал приобрел мебель на фабрике за личные деньги. Собрать компромат на полководца таким способом не удалось. Опала Жукова между тем усиливалась. Вернувшись в Одессу, он много ездил по территории округа, побывав в Николаеве, Тирасполе, Кишиневе , Бельцах и Бендерах. Проводил учения, посещал театры, смотрел все новые фильмы. В Москве уже вовсю шли аресты фигурантов «трофейного дела».
Это был настоящий ад. Рабочие жили в бараках по 50 — 70 человек в комнате, никакой мебели в бараках не было, если не считать стоявшие рядами нары и веревку под потолком, на которой шахтеры сушили мокрую одежду и портянки. Все злое, темное и преступное — воры, хулиганы, прочие подобные люди — ни в ком из них не было недостатка». Однако у жизни в Юзовке было и свое преимущество — отсюда часто отправляли партии рабочих в США.
Хотел уехать и сам Хрущёв. Об этом стало известно случайно: в 1950 году, когда Хрущёв встречался с губернатором Нью-Йорка Нельсоном Рокфеллером, они разговорились о русской иммиграции в Америку начала века. На замечание Рокфеллера о том, что русские ехали в США в поисках большей свободы, Хрущёв раздраженно воскликнул: «Не рассказывайте сказок! За деньгами они ехали, только и всего.
Я и сам едва среди них не оказался. Я серьезно подумывал, не уехать ли мне в Америку, но потом передумал и женился». Хрущёв не был большевиком К середине Первой Мировой войны Хрущёв стал не только ценным рабочим, получившим от правительства бронь на призыв, но и перспективным политиком: он вошел в состав Рудченковского совета, и даже был единогласно выбран его председателем — но вовсе не от партии большевиков, а от эсеров. Какой же это у нас лидер партии оказался!
Это же абсурд! Именно там он и познакомился с руководителем Юзовского отделения партии большевиков Лазарем Кагановичем, который и перетянул Хрущёва в партию коммунистов. Каганович спас его и от участия в Гражданской войне — Хрущёв, будучи призван в Рабоче-крестьянскую Красную армию, был назначен политруком одного из подразделений 9-й армии Южного фронта. И практически никогда не бывал на передовой.
Ещё один «скелет» в шкафу Хрущёва — его увлечение троцкизмом. В начале двадцатых годов вся партия была расколота: Ленин и его преемник Сталин выступали за введение нэпа, политики временных уступок рынку, в то время как Троцкий призывал отстаивать идеи революционных перемен до победного конца. Малограмотному Хрущёву тоже казалось, что нельзя останавливаться на полпути. В течениях социал-демократической партии я тогда совершенно не разбирался, хотя я знал, что троцкисты это тоже большевики…» Иосиф Сталин и Никита Хрущев приветствуют участников первомайской демонстрации на трибуне Мавзолея.
Фото: РИА Новости Хрущёв — организатор партийных чисток «Увлечение троцкизмом» пришлось дорого искупать — в 1928 году Хрущёв, которого по протекции Кагановича назначили на пост руководителя орготдела ЦК компартии Украины, стал организатором т. В следующем году Хрущёва переводят в Москву — на должность секретаря партийной организации Московской промышленной академии имени Сталина, которая в то время считалась настоящим гнездом троцкистской оппозиции. Итогом его деятельности стало «дело Промакадемии»: в 1930 году по обвинению в подготовке контрреволюционного мятежа было осуждено и арестовано несколько десятков преподавателей. Правда, в своих мемуарах сам Хрущёв представляет «дело Промакадемии» не как борьбу с инакомыслием, но как профилактику тунеядства: «Это было сборище лентяев, контрреволюционных элементов, которые не особенно-то и хотели учиться, но в силу сложившихся политических условий были вынуждены оставить партийную, хозяйственную и профсоюзную деятельность.
Вот они и разбежались по учебным заведениям как тараканы и бездельничали…» «Любимчик Сталина» В 1931 году Хрущёва стали называть «любимчиком Сталина», что подтверждал и сам Хрущёв в своих мемуарах: «Конечно, глупо и сентиментально говорить о таком человеке, что он кого-то любил, но, без сомнения, ко мне он относился с большим уважением… Ко мне Сталин относился лучше, чем к другим».
Награды: орден «За военные заслуги», почетное звание «Заслуженный военный летчик Российской Федерации», медали. Все права защищены и охраняются законом При полном или частичном использовании материалов ссылка на "urcountry.
Затем уже в 1985 году кандидатуру Горбачева на должность Генерального секретаря поддерживает Лигачев. Созданный в руководящем "ядре" КПСС "тандем" Горбачев — Лигачев ищет в обкомах энергичных людей для проведения в жизнь нового курса партии — перестройки. Что произошло далее всем все известно. Даже спустя прошедшее длительное время после распада Союза в Томской и Новосибирской областях Лигачева пожилые люди зовут Юрий Кузьмич. Именно там государственный деятель родился, вырос и ходил в школу, а затем совершал карьерный рост по комсомольской и партийной работе, был с 1965 по 1983 год первым секретарем Томского обкома КПСС. Переехав на руководящую работу в Москву, в ЦК партии Лигачев перестает величаться Юрием и становится как записано во всех документах Егором.
Так его называл Горбачев, так называли его остальные видные деятели партии и правительства.
Что Хрущев зачистил в архивах? Ручное КГБ. Мода на ордена. Юрий Жуков
Начатая Хрущевым реорганизация Советского Союза «подчистую» была благополучно продолжена Михаилом Сергеевичем и завершена Ельциным. Генерал Цвигун. Несостоявшийся триумф. Семёна Кузьмича Цвигуна, первого заместителя председателя КГБ СССР в 1970-е знали миллионы советских людей. Если рассматривать жизнь генерала в этом ключе, надо было бы подробно описать его детство, упомянуть, что отец героя пел в церковном хоре в Воронежской губернии, а потом и сам Матвей Кузьмич с братом присоединились к отцу. Орлов Юрий Кузьмич. При Хрущеве Цвигун ушел на повышение.
Дачники: Владимир Крючков о Семене Цвигуне
Было очень много фестивалей молодежи, спортивных праздников, туристических слетов, походов по местам боевой славы. Широко развивалось техническое творчество, но не на коммерческой основе, как это стало в наше время. Была живая интересная работа, в которой пригодились и мои прежние организационные навыки и жизненный опыт. Именно в то время стали организовывать оперативные комсомольские отряды охраны общественного порядка. Мы вовлекали туда много неблагополучных ребят, имевших срывы. Естественно, осуществлялись мероприятия, имевшие практическое значение для организации работы в вузах - это участие в учебных комиссиях, конкурсах, слетах - и работы на заводах, где мы одни из первых стали проводить конкурсы среди молодежи: «Лучший по профессии» - лучший токарь, лучший фрезеровщик, лучшая ткачиха. Проведение этих конкурсов, их итоги широко освещались в печати, на заводах вывешивались портреты победителей. Создавались комсомольско-молодежные бригады на трудных участках производства. Большинство московских райкомов комсомола ютились в ту пору в плохих помещениях. Мы, например, сидели на Малой Семеновской улице в деревянном покосившемся здании, где в полуподвале размещалась лаборатория Института автомобильной электротехники, а на втором этаже - райком комсомола. Однажды принимаем в комсомол девушку с комбината им.
Она входит в комнату бюро и начинает безудержно смеяться. Ее попросили выйти. Заходит и снова не может сдержать смеха. Пропустили всех - человек пятьдесят, опять ее приглашаем и в конце беседы спрашиваем, почему она так смеялась, когда сюда заходила. Она вопросом на вопрос: «А вы знаете, что раньше в этом доме было? После этого я пошел к секретарю райкома партии, рассказал ему о печальном происшествии, предположив, что не только эта девочка так воспринимает здание, где располагается райком комсомола. Рассказ возымел действие. Через какое-то время нам на Вельяминовской улице дали другое помещение, правда, не намного лучше. Возникают сейчас иногда разговоры о привилегированном положении комсомольских работников. Заявляю: работники райкомов комсомола Москвы, да и других городов и поселков страны, жили бедно.
Зарплата была примерно такой же, как у инженера- выпускника института: первый секретарь получал 120 рублей, второй - 110 рублей. Когда я уходил в горком комсомола, повысили еще на 10 рублей. Привилегия была одна: меня прикрепили к поликлинике, обслуживающей партийный, советский и комсомольский актив. Я пользовался ею с 1965 по 1985 годы. Она располагалась на Солянке, а раньше - в Большом Комсомольском переулке ныне Большой Златоустинский. Члены семей пользоваться этой поликлиникой не могли. Только тогда, когда я стал секретарем райкома партии, прикрепили к ней и же- ну. Чтобы купить жене туфли, я, секретарь райкома комсомола, разгружал на станции Мальчики магнезит - 100 рублей за вагон на четверых разгружающих. С респиратором два дня приходилось работать за 25 рублей - 60 тонн магнезита! Так что говорить о каких-то привилегиях в райкоме комсомола не приходится.
Кроме того, я в то время был еще и депутатом райсовета на 5-й улице Соколиной горы. Люди в начале 60-х годов жили очень тяжело. В то время депутатская комиссия, а не исполком, имела право распоряжаться жильем, освободившимся «за выездом». Это была маленькая возможность помочь людям. Как-то заседала комиссия, решая вопрос, кому передать освободившуюся комнату. Возник спор в присутствии заинтересованных сторон, и одна женщина в сердцах сказала, что, мол, вы, как секретарь, небось, хорошо живете! Вот вы и не понимаете наших нужд! Я не стал ничего доказывать, а пригласил ее к себе домой - посмотреть, как я живу. За ней увязалось еще человек шесть, и всей кампанией пошли со мной. Наверное, другим рассказали.
Больше таких вопросов не возникало. Свой первый костюм я купил, когда учился на первом курсе института, за 45 рублей в магазине около метро «Войковская». Еще курточка у меня была и брюки. Вот и все. Года четыре я носил этот костюм. Покупка любой крупной вещи вроде пальто или костюма была большим событием для семьи. Я прекрасно помню, когда и где покупал свои костюмы. Хороший костюм стоил тогда 90 рублей. Но, по правде сказать, по молодости мы мало обращали внимания на одежду - не тот был настрой. Детский сад, в котором жена работала воспитательницей, летом выезжал на Истру.
Я по воскресеньям отправлялся к ней. Мы вместе ходили за грибами и однажды наткнулись в ельнике на огромное количество рыжиков. Набрали целых два ведра, привезли в Москву. Я прочитал в книге, как их засаливать сырыми, без варки. За месяц они в рассоле стали зелеными. Был у нас еще мешок картошки. И к нам целый месяц ходили друзья покушать картошки с рыжиками... Когда я в 1965 году получил на 3-й Парковой квартиру, то нечего было в нее ввозить. Отмечать какой-то праздник к нам приезжали райкомовские ребята с райкомовскими стульями. И с теми же стульями уезжали в райком.
Прихожу как-то домой, гляжу: стулья! Спрашиваю: «Откуда? Он приехал с поста, чтобы сообщить новость. Жена и купила эти стулья. У меня воспоминания о работе в комсомоле самые приятные. Это потом, как я уже писал, резко изменился стиль и характер работы. Вообще гонка пошла. И с приемом в комсомол тоже. Шел уже сплошной охват подростков, без индивидуального отбора. Забыли, видимо, слова Ленина: лучше меньше, да лучше!
В горкоме комсомола мне довелось работать также заведующим организационным отделом. А выдвинули меня на эту работу так. Секретарем горкома комсомола избрали Валерия Аркадьевича Жарова. Когда-то он был первым секретарем Первомайского райкома комсомола и «ломал» меня, чтобы я пошел работать инструктором. Здесь он применил ту же тактику, так как я опять сопротивлялся, поскольку у меня было много планов по работе в райкоме, да и на аппаратную работу не хотелось переходить. Но опять же заставили перейти в порядке партийной дисциплины. Лишь после 1991 года у меня появилась возможность самому решать, где работать. Жалко было бросать район. Я ведь там жил с 1946 года после возвращения из эвакуации, учился в школе, в институте. Всех знал, и меня все знали.
Естественнее было перейти в райком партии на партийную работу в том же районе. Партия сказала: «Надо! От того периода больше всего осталось в памяти создание школы комсомольского актива на Можайском море. Там, практически на пустом месте, в 130 км от Москвы построили палаточный городок, маленький домик для директора, пирс. Много было молодого задора, шуток: небольшой овражек мы назвали «Дарьяльским ущельем»; два столба и калитка - «Ворота на пляж»; в сосновой роще надпись: «Эта роща посажена квадратно-гнездовым способом мичуринцем Мишей Болотинским» - он был начальником лагеря. В общем, развлекались, как могли. Но в то же время шла серьезная работа: семинары, учеба. Давали общее представление о политике, экономике, обучали практике комсомольской работы, делились опытом. Впервые я видел, как человек выступает в течение часа не по тексту, а по тезисам. Это была лекция-размышление.
Очень яркое и мудрое размышление. Потом я встретился с Карпинским, когда он был заместителем главного редактора «Московских новостей». Какие-то проблески доброго отношения к своему комсомольскому прошлому у него остались. Тогда шли слухи о «заговоре молодых» - А. Шелепина, В. Семичастного, Н. Егорычева и других. Среди «заговорщиков» упоминали и Л. Они якобы хотели прийти к власти. Семичастный , пользовался большим авторитетом.
Вокруг него формировалась группа людей, которые хотели бы, чтобы страна пошла по несколько иному пути. Эти люди не были репрессированы, как это делалось в 1937 году, но Брежнев освободил их от всех занимаемых постов и поставил им преграды для продвижения в общественной жизни. Карпинский долго не работал, ему всюду «перекрыли кислород». Таких людей, как он, позже стали называть диссидентами. Беседа с Леном Вячеславовичем там, на Можайском море, оставила глубокий след в моей памяти и во многом была ориентиром в дальнейшей работе с людьми. В школе комсомольского актива было много дискуссий о том, как вести комсомольскую работу. Мы проводили семинары первых и вторых секретарей, работников отделов пропаганды и районные семинары. Например, мы несколько раз арендовали пионерский лагерь и вывозили туда актив секретарей комсомольских организаций. Обсуждали проблемы и по профессиональным группам: группа медицины обсуждала свои проблемы, учительская - свои, промышленная - свои. Формы работы были как общие, так и раздельные.
Проводили спортивные соревнования. У нас были лодки, и мы устраивали гонки на парусниках и на веслах. Играли в волейбол и футбол. Прекрасным футболистом был Альберт Роганов - секретарь горкома комсомола, ставший затем секретарем горкома партии по идеологии. В последнее время служил в МИДе. Очень эрудированный, несколько язвительный человек. Талантливым организатором был Борис Николаевич Пастухов - прекрасный режиссер, постановщик массовых мероприятий. Для чего я все это рассказываю? Делюсь опытом? Комсомол тех времен подвергнут остракизму и почти забыт.
Пишу что-то вроде объяснительной записки, оправдываюсь, хотя бы перед самим собой, что время прожито не зря? Глубоко убежден: не зря! Повторяю, политик должен говорить о прошлом лишь тогда, когда это может пригодиться людям в настоящем и будущем. Комсомол в те времена давал многим хороший старт в нужном для человека направлении. Я уверен, что для общества необходимо создание молодежных организаций, чтобы была преемственность поколений, не прерывалась связь времен. И хотя тогда, в 1991 году, я принял решение уйти из политики, сегодня я в нее возвращаюсь, так как мне бесконечно дорога моя страна, моя родина, ее судьба. Любимый город. Старинные переулки Арбата, Замоскворечье, Сокольники, Измайлово, новостройки окраин. А еще плавящийся асфальт летним днем в центре, толчея; буйство листвы в парках, поймы старых водоемов в новых районах. Могу говорить о Москве бесконечно.
Паустовский писал: «Москва - подобно Риму и Парижу - вечный город. Сквозь пожары и революции, великие войны и колокольный звон, бунты и покаяния, сквозь море народных движений, приниженность и скуку - она пройдет, как монолит, и сохранит свой облик - во сто крат более прекрасный. На перевале веков, культур он станет особенно четок - этот облик Москвы, вечного города». Мне повезло. Большую часть своей жизни я работал для Москвы. За это время я встречался с разными людьми, разными руководителями. Иные из них стали «знаковыми» для Москвы, для страны. В чем-то - отрицательными, в чем-то - положительными. Качества человека трудно разложить по полочкам. Постараюсь рассказать объективно, не прикрашивая, но и не усугубляя - что было, то было.
Говорят, нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Я трижды начинал работать в горкоме партии. Впервые - сразу после работы в горкоме комсомола. В 1968 году меня утвердили инструктором отдела организационно-партийной работы. Мне исполнилось тогда 29 лет, и я был самым молодым работником горкома. Беседуя со мной, второй секретарь МГК КПСС Владимир Яковлевич Павлов, сам в прошлом комсомольский работник, так объяснил мне разницу между комсомолом и партией: «Комсомол всем и во всем помогает, ни за что не отвечая. Партия сама работает и несет ответственность за все, что происходит в стране». Я это запомнил на всю жизнь. Мой первый приход в горком партии длился почти десять лет. За это время я окончил заочную высшую партийную школу, в 1972 году стал заместителем заведующего отделом.
В мои функции входило курирование партийных организаций десяти районов, Моссовета и горкома комсомола, подбор кадров и проведение массовых мероприятий. Это - достаточно важные участки работы, особенно подбор кадров, причем речь здесь шла не только о партийных, но и о советских и комсомольских работниках. Но меня тяготила аппаратная работа, я стремился к самостоятельности. В 1977 году я был рекомендован на пост секретаря Куйбышевского райкома партии - района, в который после изменения границ вошла значительная часть моего родного Первомайского района. Второй раз моему возвращению в горком партии в определенной мере способствовал случай. Предстояли выборы в Верховный Совет Российской Федерации, и Константину Устиновичу Черненко предложили выбрать район, где он будет баллотироваться. Ему дали список районов. Он хотел баллотироваться в Красногвардейском, после которого по списку шел Куйбышевский. У работников райкома, конечно, были определенные трудности, когда объясняли людям, почему не она, а К. Черненко станет у нас кандидатом.
Но выборы прошли достаточно успешно. В 1984 году умер Юрий Владимирович Андропов, и К. Когда была первая встреча с избирателями района, я вел собрание. Тогда обратили на меня внимание, и Виктор Васильевич Гришин предложил мне перейти в горком партии заведующим орготделом. Думаю, что если бы Черненко не ошибся тогда с «галочкой», зав. Я пришел в горком партии в 1985 году. В конце того же года туда пришел работать Борис Николаевич Ельцин. Впервые я увидел его на пленуме, где он избирался. Там Ельцин просто поздоровался со мной. С Горбачевым же я до этого несколько раз встречался.
Он меня узнал, сказал несколько добрых слов. Ельцин же держался очень скованно, напряженно, вероятно, думал, что его московская организация не изберет своим секретарем: ведь он не был членом горкома. Но избрали единогласно. Это тогда было в порядке вещей: кого рекомендует Политбюро ЦК, того и избирали секретарем горкома. Ельцин приступил к работе. Три дня он не имел со мной никакого общения, хотя заведующий орготделом МГК - не последнее лицо в организации. На четвертый день утром раздается телефонный звонок: «Прокофьев, почему люди приходят так поздно на работу? Я говорю: «Борис Николаевич, а рабочий день еще не начался» - «Как так «не начался»? Но я всегда приезжал к девяти, чтобы познакомиться с письмами, подготовить дела. Ельцин был недоволен таким положением и добился, чтобы работу начинать в девять часов утра, и мы стали работать с девяти.
Такое было у меня с ним первое деловое знакомство. Через некоторое время опять звонок по телефону с замечаниями - не помню, по какому поводу. И тогда я ему сказал: «Борис Николаевич, вы можете предъявлять ко мне претензии только в том случае, если выскажите свои требования. Я работник аппарата. Моя задача: работать на первых секретарей горкома партии. Я знаком с требованиями руководства. Насколько я знаю, эти требования удовлетворяю. Скажите свои требования, и тогда можете предъявлять мне свои претензии». В то время он такие разговоры воспринимал нормально, и, если с ним говорили откровенно, то и воспринимал это более позитивно, чем когда хитрили, изворачивались: он, как дикий зверь, чувствовал неточность, не ту тональность и был всегда настороже. Даже если медлишь с ответом, он сразу: «А что ты так долго думаешь?
Если на его вопрос, кого назначить на тот или иной пост, называешь фамилию сразу, на следующий же день человека назначают. Если говоришь, что надо подумать, думать начинает он сам: назначать или нет. Так мы с ним работали. Предстояла городская партийная конференция. Готовили ее в жестких условиях: с восьми утра до часу - двух ночи. Часто приходилось работать вместе с ним. Потом перешли на нормальный режим работы. Словом, понимание было. Однако в середине февраля 1986 года состоялся неприятный разговор: он обвинил меня в мягкотелости по отношению к кадрам и сказал, что надо более активно проводить замену московских работников. Я ответил, что могу быть жестким, но жестоким не был и никогда не буду.
Он стал оправдываться, говорил, что он тоже не жестокий человек. Окончилось тем, что, когда начали разбираться с кандидатурами на заместителя председателя исполкома, секретаря исполкома и другими, на все кандидатуры, предложенные мной, он согласился, а по секретарю уперся, говоря: «Вот видишь, не дорабатываешь, нет у тебя кандидатуры». Тогда я сказал: «Ну, давайте я пойду туда? Он обещал подумать. Через два дня, 20 февраля, у меня был день рождения. Мы сидели в семейном кругу. Позвонил Ельцин, поздравил и сказал: «Я подумал и, видимо, отпущу тебя на работу в Московский Совет, тем более что там нужно партийное влияние: Сайкин пришел с завода, партийного опыта у него нет никакого». Этот разговор состоялся в пятницу. А в понедельник на совещании секретарей горкома Ельцин объявил, что будет рекомендовать меня на переход в Моссовет. Вот так я и стал секретарем исполкома Моссовета.
Это была, я считаю, первая властная ступенька в моей деятельности - я стал комиссаром при Валерии Тимофеевиче Сайкине. Он был очень неплохой хозяйственник, но не знал ни структуры городского хозяйства, ни порядка работы в партийных и советских органах.
В Одессе, помимо учебы в институте, Цвигун подрабатывал в бригаде грузчиков в порту, над которой как комсомолец осуществлял политическое шефство, и занимался прыжками с парашютом в одесском аэроклубе, что, по его собственным словам, потом весьма пригодилось ему во время войны. В 1937 году Цвигун окончил исторический факультет Одесского педагогического института и был направлен учителем в городок Кодыма в Молдавской АССР ныне Одесская область. Практически сразу он стал директором школы. Но уже в 1939 году после очередной, теперь уже бериевской, зачистки НКВД Цвигуна по «путевке» отправили на службу в органы. Война застала его в Кишиневе, он принял участие в боях на границе, затем вернулся в Кишинев и был назначен заместителем начальника отдельной разведывательной группы Юго-Западного фронта.
Вскоре Цвигун был переброшен в Одессу, где вплоть до ухода советских войск из города занимался подготовкой будущих подпольщиков и диверсантов. Вот как он сам описывал прибытие в окруженный город, в котором всего за несколько лет до этого учился в институте: «Когда Одесса оказалась в осаде, наша группа под руководством полковника Балдина получила указание прибыть в осажденную Одессу. В городе мы двинулись к месту дислокации недалеко от штаба приморской армии». Цвигун и сам хотел бы остаться в одесском подполье, но получил приказ эвакуироваться. В декабре 1942 года он был награжден медалью «За оборону Одессы». В 1942 году он занимался в Краснодаре формированием партизанского отряда Кривоносова. Затем Цвигун некоторое время служил в Особом отделе 387-й стрелковой дивизии, участвовавшей в Сталинградской битве и ростовской наступательной операции.
Цвигун был награжден орденом Красной Звезды за то, что после начала отступления бойцов из-за прорыва немцев в станице Богоявленской «взял инициативу руководства боем в свои руки и выправил ситуацию». В 1943 году Цвигун был переведен в тыл, став начальником разыскного отделения Тоцкого гарнизона Южно-Уральского военного округа. В 1950 году Молдавию возглавил Леонид Брежнев. Постепенно вокруг него сформировался круг приятелей, которые стали известны как «молдавский клан». В дальнейшем представители «молдавского клана» вместе с «днепропетровским кланом» выдвинулись на высшие посты в СССР. При Хрущеве Цвигун ушел на повышение. В Москве же «конторой» безраздельно правили представители так называемого «комсомольского клана» Александра Шелепина.
В небе с ним спутницей была отвага. После расстрела Жуков, оскалившись, заметил: — Вот так и с вами поступят, если будете плохо воевать, суки! С этого дня больше не считать им боевых вылетов, сбитых самолетов, не поощрять, не представлять к званиям и наградам. Когда летчики вернулись в полк, приказ маршала Жукова уже находился в Особом отделе части. Прибавьте к 47 учтенным еще 13 — получится 60. Тяжело об этом писать, но ради объективности — надо! В это невозможно нам сегодня поверить.
Но, как писал Артур Конан Дойл, если вы исключите невозможное, то, что останется, и будет правдой, сколь бы невероятным оно ни казалось. Его обвинили в «провале ряда боевых операций, проводимых Юго-Западным и Сталинградскими фронтами, и преступных связях с немцами». Следствие по делу И. Рухле велось более 10 лет. Мурыжили толкового генерала. Он был осужден к лишению свободы сроком на 10 лет в ИТЛ и звания «генерал-майор» без поражения в правах. Вся эта следственно-судебная тягомотина говорила сама за себя — дело стояло на глиняных ногах.
Вскоре оно развалилось. Постановлением Пленума Верховного суда СССР от 29 мая 1953 года дело было прекращено за отсутствием состава преступления. Приказом Министра обороны СССР от 6 июня того же года он был назначен заместителем командира одной из войсковых частей Северо-Кавказского военного округа. Фальсификация дела и грубейшие нарушения законности очевидны, как очевидно и то, что за это грязное и преступное дело никто не ответил. Обвинение «в провале ряда боевых операций» является примитивным измышлением. Рухле обоснованно выступал против проведения широкой Харьковской операции, на этой же позиции стоял и Генеральный штаб, игнорирование его предложений обернулось для Красной армии тяжелейшим провалом. Вот она — роль личности в истории в негативном плане.
Что касается Сталинградского фронта, то многие частные операции за период август — октябрь 1942 года в результате недостатка сил не завершались положительными результатами, на которые рассчитывало командование. Однако до сих пор после Сталинградской битвы ни одна провальная операция нашей военной мыслью не обнаружена, тем более при участии Рухле. Что касается преступных связей с немцами, то это вымысел от начала до конца. Командование и штабы Юго-Западного и Сталинградского фронтов обслуживал начальник отделения Особого отдела армейский контрразведчик М. По его свидетельству, Рухле вел себя безупречно и о наличии у него каких-либо преступных связей с немцами не могло быть и речи. Это можно расценивать как клеветнические измышления лично Никиты Хрущева. Поражает другое.
По данным генерал-майора М. Белоусова, как утверждал полковник КГБ СССР Сыромятников, хорошо знавший материалы дела на Рухле, последний, находясь в заключении, пытался до последнего бороться с несправедливостью. Но с другой стороны известно, что в марте 1953 года министр госбезопасности СССР партийный функционер С. Игнатьев, пряча следы своей неблаговидной деятельности, организовал необоснованное осуждение генерала Рухле. После смерти Сталина по представлению Берии Рухле был реабилитирован Верховным судом Союза ССР, также, как по инициативе Лаврентия Павловича были освобождены «врачи-вредители», «заговорщик» академик Майский, генерал Кузмичев из личной охраны Сталина и многие другие политзаключенные, знавшие о злодеяниях Хрущева на Украине и в Москве.
Не сомневаюсь, что и Крольчатником скоро овладеете. Он облегченно вздохнул, повеселел, и мне это было приятно, так как я высоко ценил его скромность, даже застенчивость, совмещающуюся с высокими качествами боевого командира. Мы услышали новые артиллерийские выстрелы у противника.
Окопчик был неглубоким, мы присели, но головы оставались над землей. Один из снарядов разорвался перед нами в десятке шагов. Мне показалось, что я ранен в голову, но это была лишь контузия. А Гуртьев приподнялся и проговорил: - Товарищ командующий, я, кажется, убит, - и уронил голову мне на плечо. Да, он был убит. На моей гимнастерке и фуражке осталась его кровь". Зададим себе вопрос — почему Горбатов и Гуртьев находились в таких местах, где их могли убить? Потому, что они настоящие полководцы и находились там, откуда они могли видеть своих солдат, ведущих бой.
Они воевали, между прочим, как большинство немецких генералов той войны. Было бы место, откуда Горбатов и Гуртьев могли бы и бой видеть, и в безопасности находиться, они бы были там. Но такого места не было, и они исполняли свой долг полководца, невзирая на риск. В энциклопедии "Великая Отечественная война 1941-1945" на стр. Рокоссовский и командующий артиллерией А. Сокольский в гондоле аэростата. Между тем, подняться в гондоле аэростата ввиду противника было самоубийственно, почему ветераны войны очень редко вспоминают об использовании аэростатов для наблюдения в ту войну. Увидев аэростат, противник немедленно открывает по нему артиллерийский огонь, а истребители противника тут же пытаются его сбить.
Так было и у нас, и у немцев, тем не менее, командующий фронтом Рокоссовский считал своим долгом видеть бой, который ведут солдаты его фронта, и без колебаний шёл даже на такой риск. В Крыму в декабре 1941 года высадились и вели бои войска Закавказского фронта, а штаб этого фронта находился за тысячу километров от Керчи в Тбилиси. И командующий этим фронтом Козлов, и начальник штаба Толбухин считали это очень удобным для мудрого командования боевыми действиями вверенных им войск, и никакие предложения по этому поводу в Ставку не вносили. А вот приехавшего в Крым Мехлиса это очень удивило, и он уже через неделю поставил перед Ставкой вопрос о выделении Крымского фронта из Закавказского и о переносе управления войсками Крымфронта на Керченский полуостров. Но это не последнее, чем чревата боязнь полководцев приближаться к противнику. Давайте по этому поводу вдумаемся и в такой эпизод из воспоминаний Рокоссовского. Эти качества не отвечают правилам поведения командира. Ему должны быть присущи истинная храбрость и трезвый расчет, а иногда и нечто большее.
В первые дни боев восточнее Ярцево наш НП находился на опушке леса. Примерно в километре от опушки расположилась в обороне стрелковая часть. Противник вел редкий артиллерийский огонь. Мы с генералом Камерой решили посмотреть, как окопалась пехота, и пошли к ней. Тут-то и развернулись события. На наших глазах из-за гребня высот, удаленных километра на два, стали появляться густые цепи немецких солдат. Они шли в нашу сторону. Вслед за ними показалось до десятка танков.
Наша пехота не дрогнула и продолжала вести огонь из пулеметов по наступавшим гитлеровцам. Подала голос и гаубичная артиллерия. Генерал Камера сказал, что вот-вот на опушке развернется противотанковая 76-миллиметровая батарея для стрельбы прямой наводкой. Началось все неплохо. Немецкая пехота залегла. Танки приостановили движение. А вскоре на горизонте появилась вражеская авиация... Немецкие самолеты уже пикируют на наши окопы.
Усилился огонь вражеских орудий и минометов. Снова двинулись танки, догоняя цепи уже поднявшихся автоматчиков. Самолеты, встав в круг, бомбят наши позиции. Пехотинцы не выдержали, дрогнули. Сначала побежали к лесу одиночки, затем целые группы. Трудно и больно было смотреть на них... Но вот из толпы бегущих раздались громкие голоса самих же солдат: — Стой! Куда бежишь?
Не видишь — генералы стоят... Да, действительно, мы с Иваном Павловичем Камерой стояли во весь рост, на виду у всех, сознавая, что только этим можно спасти положение. Солдатские голоса и наша выдержка оказали магическое действие. Бежавшие вернулись на свои места и дружным огнем заставили опять залечь пехоту противника, поднявшуюся было для атаки. Наша батарея уже развернулась, открыла огонь прямой наводкой по танкам, подожгла несколько машин, остальные повернули назад. Наступление было отбито. Не помню, кто мне рассказывал, вероятно кто-то из бойцов. Среди бегущих оказался бывалый солдат-усач, из тех, кто воевал еще в первую империалистическую.
Он-то и не растерялся в трудную минуту. Бежит и покрикивает: - Команду подай!.. Кто команду даст?.. Команда нужна!.. Бежал, бежал да сам как гаркнет: - Стой! Вон противник - огонь! Я этого усача и сейчас представляю себе как живого". Тут мысль простая — все понимают, что чем выше начальник, тем лучше он знает обстановку, то есть силу своих и вражеских войск.
И если начальник находится на месте боя, то, значит, всё в порядке — значит, вне зависимости от того, как складывается бой в данную минуту, ничего страшного не происходит и враг всё равно будет разбит. Если же начальник держится вдалеке от боя, если он ведёт себя так, как будто собирается бежать в тыл, то понятно, что он не верит в победу, а если уж он не верит, то поражение неизбежно. И тогда, если не все, то очень многие начинают не победы искать в бою, а путей, как из этого боя удрать. В воспоминаниях командира батальона связи 2-й дивизии А. Невского есть эпизод, в котором уже в 1943 году во время наступления его дивизии без большого сопротивления немцев пьяный начальник штаба дивизии, услышав несколько случайных выстрелов, приказал отвести штаб дивизии назад. И тут же, без команды и без давления немцев, а только узнав об отводе штаба дивизии, один из командиров полков прекратил преследование немцев и тоже отвёл назад свой полк. А теперь представьте положение на Керченском полуострове, куда десантом высажены соединения трёх армий, но за месяц после высадки командиры частей и соединений не только не видели фронтового начальства, но и знают, что оно держится не там, откуда лучше видно бой, а там, откуда удобнее смыться с Керченского на Таманский полуостров. Да будь в Крыму войска, полностью укомплектованные хорошо обученными русскими солдатами, а не кавказцами, только что собранными по аулам и плохо понимающими русский, то и в этом случае даже командиры чувствовали бы себя жертвами, отданными на убой начальством, не верящим в победу и только имитирующим войну.
Чего же удивляться, что количественно, казалось бы, намного более слабые немцы 15 января 1942 года ударили и без проблем захватили Феодосию, которую до этого с большой кровью освободили десантники? Мехлис, дав телеграмму Сталину о причинах поражения под Феодосией, заставил Козлова дать приказ с анализом Феодосийского позора, Ю. Рубцов рассказывает о содержании этого приказа так. Приказ, подписанный командующим войсками фронта Козловым, членом Военного совета Ф. Шаманиным, а также представителем Ставки, констатировал, что были допущены «крупнейшие недочеты в организации боя и в управлении войсками». Так, после успешного завершения десантной операции в районе Феодосии и выхода частей 44-й и 51-й армий на р. Чурук-Су войска не закрепились на достигнутом рубеже, не организовали соответствующей системы огня, бдительного боевого охранения, непрерывной разведки и наблюдения. Командиры дивизий не использовали всей мощи огня артиллерии, мелкими группами бросали танки на неподавленную противотанковую оборону.
Плохо было организовано управление войсками от штаба армии и ниже. Штаб фронта не знал истинного положения в районе Феодосии. Основной рубеж обороны Керченского полуострова — Акмонайские позиции был подготовлен неудовлетворительно. В приказе назывались имена старших и высших командиров, допустивших потерю управления войсками и «позорное бегство в тыл»: командира 9-го стрелкового корпуса, временно исполнявшего обязанности командующего 44-й армией генерал-майора И. Дашичева, к этому времени уже арестованного впоследствии он был посмертно реабилитирован. Мороза и военного комиссара той же дивизии батальонного комиссара Кондрашева, командира 63-й горнострелковой дивизии подполковника П. Циндзеневского в приказе его фамилия названа неточно. Штаб Крымфронта Однако основная масса полководцев Красной Армии в Крыму была такова, что ни призвать их к совести, ни запугать не удалось.
Возьмём для рассмотрения пока одно положение из приказа: Плохо было организовано управление войсками от штаба армии и ниже. Штаб фронта не знал истинного положения в Феодосии". Напомню, что задачей Козлова и Толбухина было не на Керченском полуострове сидеть, а, активно наступая против 11-й армии Манштейна и его румыно-татарских союзников, деблокировать осаждённый Севастополь и освободить весь Крым. Манштейн пишет: "Если бы противник использовал выгоду создавшегося положения и стал бы быстро преследовать 46-ю пд от Керчи, а также ударил решительно вслед отходившим от Феодосии румынам, то создалась бы обстановка, безнадежная не только для этого вновь возникшего участка восточного фронта 11-й армии. Решалась бы судьба всей 11-й армии. Более решительный противник мог бы стремительным прорывом на Джанкой парализовать все снабжение армии. Отозванные от Севастополя войска — 170-я пд, а после прекращения наступления с севера и 132-я пд — могли прибыть в район западнее или северо-западнее Феодосии не раньше чем через 14 дней. Но противник не сумел использовать благоприятный момент.
Либо командование противника не поняло своих преимуществ в этой обстановке, либо оно не решилось немедленно их использовать". Сталин всё это прекрасно понимал, и Козлов с Толбухиным именно такой приказ Ставки и получили — 5 января начать наступление с целью перехвата путей сообщения 11-й армии немцев. Но для выполнения этого своего приказа Сталину надо было самому и выехать в Крым, чтобы взять на себя управление войсками. Поскольку мудрые полководцы Красной Армии этой операцией приспособились руководить из Тбилиси, и даже оперативная группа штаба Закавказского фронта сидела в глубине Таманского полуострова в станице Крымской — в 100 км от побережья Крыма. Чему уж тут удивляться, что немцы уже 15 января вновь захватили Феодосию, а Сталин вынужден был послать в Крым Мехлиса, хотя тот нужен был и под Ленинградом? Когда Козлов с Толбухиным фактор внезапности прокакали, Сталин их уже не торопил, требуя тщательной подготовки наступления. Выше я цитировал, что Мехлис, вылетев в Москву, объяснил Сталину обстановку и тот согласовал предложение отодвинуть сроки начала наступления, дав распоряжение пополнить Крымский фронт тремя дивизиями с Северо-Кавказского фронта. А наступление, которое Крымфронт должен был начать в мае, откладывалось 2 раза!
Бои начались 27 февраля, в этот день 13 советских дивизий начали наступать на 3 немецкие и румын. Времени на то, чтобы начальник штаба уже Крымского фронта Толбухин подготовил это наступление, было больше, чем достаточно, более того, как сказано выше, он мог его и отложить. Поясню, что именно Толбухин должен был сделать на своём посту. Местность на Керченском полуострове безлесная то есть войска укрыть негде и холмистая. Немцы занимали в обороне высоты и их артиллерийские наблюдатели могли без труда просматривать эту местность на многие километры, а в случае необходимости вызывать огонь по приближающимся советским войскам, когда те ещё и для атаки не развернулись. Даже если наши и залегали, то это их тоже не спасало — немцы всё равно их видели и накрывали артиллерией, миномётами и авиацией. Нужно было что-то делать, и с тактической точки зрения выход был единственный — сначала пустить на немцев того, кто при подходе к немецким позициям пострадает минимально, - танки. А уж затем за танками позиции немцев захватит пехота.
Танков завезли на Керченский полуостров огромное количество и в основном КВ и Т-34, то есть не было проблем прорвать немецкую оборону. Толбухину нужно было только организовать этот прорыв. Для того чтобы было понятно, о какой организации идёт речь, приведу аналогичный случай из воспоминаний Толконюка. В то время он был заместитель начальника оперативного управления штаба 33-й армии, и 50-я дивизия этой армии наступала на местности, похожей на местность Керченского полуострова. Толконюк вспоминает. Я должен был встретить бригаду и вывести её в боевые порядки 50-й сд с задачей нарастить удар и развить наступление. Эта дивизия, понесшая большие потери, и остановленная противником, вела огневой бой в крайне невыгодных условиях. Немцы обороняли плоскую, мягко поднимающуюся высоту с пологим скатом, обращенным в сторону наших войск.
Это был сильный тактический рубеж, позволявший противнику просматривать и обстреливать весь боевой порядок дивизии, подразделения которой лежали в низине под высотой на виду у немцев. Мы условились с командиром дивизии генерал-майором П. Лебеденко, что прибывшую танковую бригаду следует ввести в бой для захвата этих пунктов и развития успеха в глубину. Для действий совместно с танкистами Лебеденко выделил полк, лежавший перед высотой". Как видите, ситуация точно такая же, как и в Крыму в 1942 году, и перед штабом 33-й армии стояла дилемма: или в течение нескольких часов захватить эту высоту с помощью танков, или отвести 50-ю дивизию назад, поскольку немцы, подтянув артиллерию, полк, лежащий у них на виду, выбьют артогнём. Штаб 33-й армии принял решение немедленно использовать танки, но он не просто передал этот приказ командиру танковой бригады, а послал на место боя работника штаба, чтобы тот вывел бригаду к месту боя. Верну слово Толконюку, но сокращу его препирательства с комбригом. Командира бригады со штабом я нашел у ручья на поляне, окаймленной мелким кустарником.
Вокруг, замаскированные ветками деревьев, рассредоточено располагались тапки. Командование завтракало на расстеленном брезенте. Представляюсь командиру бригады и сообщаю о цели своего приезда, о боевой задаче бригады, поставленной командармом и уточненной командиром дивизии. Молодой на вид подполковник, в синем комбинезоне и в сдвинутом на макушку танковом шлеме, принял меня недоверчиво и недружелюбно. Командуйте готовиться к выступлению, а тем временем я уточню вам маршрут и рубеж развертывания. Развернув перед танкистом карту, я продолжал, не дав подполковнику снова развязать полемику: «Бригада пройдет по лесной дороге и выйдет на рубеж развертывания за один час. Дopoгa тяжелая, покрыта слоем жидкой грязи, по проходима. По этой дороге я проехал верхом.
После выступления вам необходимо выскочить вперед, к командиру дивизии, и пока танки подойдут, согласовать с ним порядок атаки. Подавайте команду! По ней танки не пройдут. Чтобы попасть на ваш рубеж, мне надо идти в обход заболоченного леса. А это добрых 15-20 километров но размокшей местности. Когда я туда приду? Вы подумали? На это потребуется три-четыре часа.
Дозаправиться, дать отдых людям, подготовиться к бою - и день прошел. Раньше утра бригада в бой не вступит! Это не по карте измерить циркулем, а прорезать землю-матку гусеницами. Вам понятно, товарищ майор?.. Офицеры штаба молча наблюдали наши препирательства. Топить танки и рвать моторы в заболоченном лесу я отказываюсь и никакой ответственности на себя не возьму. Военный трибунал мне не простит такую глупость. А с вас, штабника, спрос невелик, - выпалил командир одним духом и отошел в сторону.
Когда я ехал через лес по болотистой жиже дороги, то исследовал ногами коня глубину болота. Ноги утопали в грязи сантиметров на 10-20. Под грязью чувствовался твердый глинистый грунт. У меня не было сомнений, что танки на малой скорости пройдут. Но упорство командира бригады поставило меня в затруднительное положение: согласиться с ним - значит не выполнить поручения. Как это оценит командарм, гадать не приходилось. Вы снова примете на себя командование на противоположной стороне леса. Такой оборот дела оказался для танкиста неожиданным и он смешался, неуверенно проговорив: - Кто вам дал такое право, майор?
Отстранить меня от должности может только командарм и старшие начальники. А вы рядовой офицер штаба и для меня никто. Вашему решению я подчиниться не могу. За бригаду отвечаю я, - рассуждал обеспокоено подполковник. Но было видно, что упрямство его поколеблено. От должности я вас не отстраняю, а лишь хочу помочь вам. О праве говорить не будем, оно определяется выполнением боевой задачи. Не следует терять время.
Бригада выступила. Впереди ехал я на своем коне, а за мной бороздили грязь танки. За час заболоченный лес остался позади. Командир бригады смущенно пожал мне руку, благодаря за помощь". Танки, конечно, имеют большую проходимость, но не бесконечную, поэтому любой командир, который ставит танкистам задачу, обязан убедиться, что местность доступна для танков. И штаб 33-й армии эти свои обязанности выполнил: ставя танковой бригаде задачу через три часа атаковать, штаб нашёл танкопроходимую дорогу, следуя которой танки были способны выполнить приказ за указанное время. Это элементарная и обязательная работа штаба. Выше я уже цитировал воспоминание Толконюка о том, что танковая бригада и 50-я дивизия взяли у немцев эту высоту.
А вот как 27 февраля 1942 года провёл "прорыв" обороны в Керчи штаб Крымского фронта в описании Ю. Все было придвинуто вплотную к передовой, и каждый немецкий снаряд, каждая мина, комедия бомба, разрываясь, наносили нам громадные потери... В километре-двух-трех-пяти-семи от передовой все было в трупах... Словом, - с огромной горечью заключает писатель, - это была картина бездарного военного руководства и полного, чудовищного беспорядка. Плюс к этому - полное небрежение к людям, полное отсутствие заботы о том, чтобы сохранить живую силу, о том, чтобы уберечь людей от лишних потерь... Как видите, у полководцев Козлова и Толбухина не было другого способа узнать, танкодоступна местность или нет, как 3 дня гонять пехоту в бесплодные атаки без танков. Такое впечатление, что у Крымфронта штаба вообще не было. Вот вам и гениальный маршал Толбухин, пожалуй, единственный из командующих фронтом конца войны, не получивший звания Героя Советского Союза ни в войну, ни в 1945-м по итогам войны, когда это звание получили почти все командующие.
И ещё, насколько, по-вашему, помогло Толбухину то, что месяц назад его не выгнали с должности, а всего лишь записали в приказе, что "штаб фронта не знал истинного положения"? Как об стенку горох! Вы скажете, что у Симонова написано, что это Мехлис гнал вперёд войска. А откуда Симонову, корреспонденту, тогда было об этом знать? Его и из полковых штабов выгоняли, когда там шли совещания или отдача приказов, а уж из фронтового… Это Симонов после войны подсуетился, чтобы понравиться нашим гениальным полководцам, строго следящим, чтобы о войне никто и ничего не написал из того, что им не понравится. Но об этом несколько позже, а сейчас о предложении Мехлиса снять Козлова и Толбухина. Оно последовало 9 марта по итогам той наступательной операции, но Ставка сняла с должности только Толбухина. Мехлис настаивал: "29 марта в Москву уходит новый доклад с просьбой сменить Козлова.
Лев Захарович суммирует выводы о нём: ленив, неумён, "обожравшийся барин из мужиков". Кропотливой, повседневной работы не любит, оперативными вопросами не интересуется, поездки в войска "для него наказание". В войсках фронта неизвестен, авторитетом не пользуется. К тому же "опасно лжив", - пересказывает Рубцов телеграмму Мехлиса. Но Сталин менять Козлова не стал. Проблема подбора кадров А потом, уже через два месяца, Сталин с горечью и зло отвечал Мехлису, когда тот вновь напомнил, что Козлова следовало заменить: "Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов". Мехлис это знал и, конечно, Гинденбургов не просил, но он уже присмотрелся к кое-каким генералам Красной Армии и предлагал Сталину назначить на Крымфронт конкретных людей, и, между, прочим, один из них впоследствии стал не хуже Гинденбурга.
Во-первых, он просил заменить Козлова генералом Н. Клыковым, о котором составил мнение по Волховскому фронту. Но Клыков на тот момент командовал прорывающейся к Ленинграду 2-й ударной армией, и снимать его с этой должности было нельзя. Во-вторых, если нельзя Клыкова, то Мехлис предлагал назначить командующим Крымфронтом командарма-16 генерала К. При этом просто удивительно, как Мехлис, проведя на Западном фронте не так уж много времени и практически не общаясь с Рокоссовским, сумел составить о нём столь точное мнение! Но Рокоссовский на тот момент был тяжело ранен и лежал в госпитале, из которого удрал на фронт только в мае. И, наконец, если не получится с первыми двумя, Мехлис предлагал назначить командующим командарма-51 генерала В. Львова, с которым познакомился тут же на Керченском полуострове.
Львов погиб в бою под Керчью 11 мая 1942 года. Сталин, тем не менее, Козлова не заменил. Не в одном Козлове, конечно, было дело, но каков поп, таков и приход. И возникает вопрос — почему не заменил? Рубцов в записях Мехлиса обнаружил такие строчки, посвящённые генерал-лейтенанту С. Черняку, командовавшему на Крымском фронте 44-й армией: Черняк. Безграмотный человек, неспособный руководить армией. Его начштаб Рождественский — мальчишка, а не организатор войск.
Можно диву даваться, чья рука представила Черняка к званию генерал-лейтенант". В 1943 году С. Черняк в звании полковника командовал дивизией, на этой же должности к 1945 г. А действительно — "чья рука" представляла козловых, черняков и прочих к генеральским званиям и должностям? Сталин из тысячи довоенных генералов РККА даже по фамилиям знал очень немногих, как я уже писал, даже фамилию генерал-лейтенанта Карбышева никогда не слышал.
Наш Юрий Кузьмич: легенда томской политики
Из книги Юрия Емельянова "Хрущёв. «Глубинный КГБ» пытался сопротивляться действиям Хрущева по ротации кадров на Лубянке». Мужем Галины был генерал-полковник Юрий Михайлович Чурбанов, первый заместитель министра внутренних дел СССР. Почему в 1949 году Куусинен, пойдя на немалый риск, спас Юрия Андропова? Когда свергли Хрущева, Егор Кузьмич уже работал в ЦК КПСС.
Наш Юрий Кузьмич: легенда томской политики
Правда о Сталинской эпохе Юрий Жуков. доктор наук Института российской истории РАН Интервью журналу Российская Федерация сегодня КогдаПрезидент РФ распорядился создать Комиссию по борьбе с попытками фальсификации истории. Генерал Юрий Балуевский. И посмотрите, Семен Кузьмич Цвигун работал на Украине, потом в Молдавии на посту руководителя комитета госбезопасности Молдавии. Хрущёв потом, снял Жукова с должности и послал командовать внутренним Киевским округом, потому что был не благодарным, а подлым. Генерал-лейтенант Н.С. Хрущёв, 1943 год. Генерал-майор ФСБ в отставке Изгородин Юрий Кузьмич. Родился 24 марта 1947 года в поселке Зеленый Калининградской области.
Сухоплюев Юрий Кузьмич
Я был орудием в их руках для того, чтобы скомпрометировать некоторых видных деятелей Советского государства путем создания ложных показаний. Вопросы о состоянии ВВС были только ширмой». В июне 1946-го состоялось заседание Высшего военного совета, на котором Жукова обвинили в незаконном присвоении вывезенных из Германии трофеев и раздувании своих заслуг в деле разгрома вермахта. Накануне вечером на дачу маршала явились с обыском. Как рассказывал потом сам полководец, «пришлось наглецов выгнать, пригрозить, что применю оружие». Еще раньше на совещании военных, куда Жукова не пригласили, были оглашены полученные под пытками показания маршала авиации Новикова. Якобы Жуков называл Иосифа Сталина штафиркой и в годы войны предпочитал держаться подальше от передовой. С осуждением маршала выступили многие видные военачальники.
Итак, на заседании Высшего военного совета с участием всех маршалов Советского Союза вновь были зачитаны показания Новикова и генерал-лейтенанта Константина Телегина. Всего в деле фигурировали 75 человек, их них 74 ко времени этого заседания были уже арестованы и несколько месяцев находились под следствием. Последним из списка был я», — описывал происходившее в зале сам Жуков. Взявшие слово следом маршалы Иван Конев , Александр Василевский и Константин Рокоссовский осторожно высказались против версии о том, что Жуков может быть заговорщиком. Более резко выступил в его защиту маршал бронетанковых войск Павел Рыбалко. На просьбу Сталина объяснить выдвинутые обвинения Жуков заметил, что ему не в чем оправдываться — и категорически отверг свою причастность к заговору. Оценив реакцию военных, Сталин не стал выписать маршалу суровое наказание.
Есть мнение, что, отправляя маршала в почетную ссылку, глава советского правительства избавлялся от опасного и весьма популярного в армии и обществе конкурента. Это было существенное понижение. Тем не менее, дальнейшие события показали, что Жуков не считал себя отработанным материалом и не пал духом, а, напротив, приступил к энергичной работе в Одессе. Поэтому после Победы, сняв мундир генералиссимуса, он не забывает о Георгии Константиновиче, «задвинув» его в 1946 году командующим Одесским военным округом», — отмечала дочь маршала Маргарита.
Мне было 30 лет, я был педагогом, директором сельской семилетней школы. Нас вызвали в райком партии — собрали весь актив учителей, председателей колхозов, совхозов, директоров соседних заводов — и представитель Ленинградского обкома зачитал нам от начала до конца весь доклад. Сотрудник партии сказал, что мы не должны ничего записывать, доклад, если не секретный, но сообщается нам в закрытом порядке. Мы не должны задавать вопросы, обсуждения тоже не будет. Мы сидели и 4 часа слушали в полном молчании, а потом так же молча разошлись.
Все были поражены. Конечно, для нас это было огромное психологическое потрясение, и я как историк я был учителем истории тоже был потрясен, для меня это была большая неожиданность. Хотя мой отец был арестован и погиб на Колыме, и я не верил в его виновность, но масштабов того, о чем было сказано в докладе — а сказано было не все, - масштабов репрессий и беззаконий я тогда еще не знал…В моей жизни произошли большие изменения, потому что отца реабилитировали, он был дивизионным комиссаром, тогда это был большой воинский чин — он был военным, участником Гражданской войны, я очень им гордился... Моя мать стала получать военную пенсию как за погибшего командира, получила однокомнатную квартиру, потому что после ареста отца мы были изгнаны из служебного жилья и ютились у родственников. Я всегда считал, что могу верить только тому, той партии и тому социальному строю, который способен на самоочищение. Я воспринял этот доклад как такое стремление партии и ее руководителей, в данном случае Никиты Хрущева. Я расценивал его шаг не только как элемент борьбы за власть это я не в полной мере, но понимал , но и как стремление к самоочищению. Потому что любой общественный организм со временем определенным образом засоряется. И если он не самоочищается, он умирает, как могут умирать и государства, и политические партии.
Ошибки и возможности- А какова роль Хрущева в развале Советского Союза? Ведь это "самоочищение" приблизило распад СССР…- Понимаете, конечно, он приблизил, но не этим докладом. Доклад мы восприняли как обещание перемен, шаг к лучшей жизни. Но Хрущев не смог обеспечить советскому народу лучшую жизнь. У него был и второй доклад, на XXII-м съезде, еще более разоблачительный, он призвал нас через 20 лет построить коммунизм. Я уже не слишком этим словам верил, да и своих обещаний он не выполнил…Уже в 1962 году, через год после XXII съезда, были огромные очереди за хлебом, мяса и масла в магазинах вообще не было.
С 5 июня 1971 года до 1980 года — капитан атомного ледокола «Арктика». Само судно только строилось, было спущено на воду в 1972 году, а вступило в строй в 1975 году. За эти годы опытный моряк сформировал великолепно обученную команду, добился её слаженной работы и безукоризненного владения сложной техникой. Он же провёл весь комплекс испытаний атомохода и добился его принятия в эксплуатацию с оценкой «отлично». Работал на проводке судов по Северному морскому пути с навигации 1975 года. В октябре 1976 года «Арктика» вырвала из ледового плена ледокол «Ермак» с сухогрузом «Капитан Мышевский» и ледокол «Ленинград» с транспортом «Челюскин». Капитану атомного ледокола «Арктика» Ю. Кучиеву выпала честь первому привести надводное судно на Северный полюс. Кучиев вывел атомный ледокол «Арктика» из Мурманска. Он провёл судно с северной стороны архипелага Новая Земля, затем пересёк Карское море и вышел через пролив Вилькицкого в море Лаптевых. Обогнув с востока архипелаг Северная Земля, он по 130-му меридиану направился на север. Поход на «верхушку планеты» и возвращение были произведены разными маршрутами в минимальные сроки. Всего в походе было пройдено 3876 миль, в том числе по пути к полюсу через вековые сплочённые льды — 560 миль, по пути с полюса — 570 миль.
Тем временем, боевики ВСУ на фоне провалов на передовой пытаются атаковать российские территории. В сети активно обсуждают, что действия Киева явно напоминают террористические. Фото: ТГ-канал.
Читать книгу: «Кто предал СССР»
Отсюда арсенид в его ориентировании к официальным резким ссылкам юрий кузьмич автоваз. Ориентируясь на восходившую звезду в руководстве партии, Хрущев обратился к Маленкову за помощью при формировании своего окружения в Киеве. Последним позвонил генерал Варенников, герой войны, очень заслуженный человек, и сказал: «Юрий Анатольевич, пожалуй, ты прав.