Виталий Демидкин 20 лет назад освобождал от террористов Театральный центр на Дубровке Фото: Александр БОЙКО. Террористический акт на Дубро́вке — захват заложников на Дубровке в Москве, начавшийся 23 октября и продолжавшийся до 26 октября 2002 года.
KMSAuto Net 2024 новая версия без вирусов
Новый Театр Боякова – современное театральное пространство в исторической усадьбе XIX века в центре Москвы. Легендарный спектакль Театра на Дубровке "Норд-Ост" обретает новую жизнь на больших киноэкранах. Здание театрального центра на Дубровке вполне используется, в прошлом году его переименовали в театр на Мельникова.
20 лет теракту на Дубровке. Как убивали мюзикл «Норд- Ост»
Театральный комплекс на Дубровке. Рейтинг 4,5. Московский музыкальный театр на Басманной. Когда здание театрального центра на Дубровке оказалось под угрозой взрыва, у силовых структур не осталось выбора. В 21.05 московский театральный центр на Дубровке захватили вооруженные люди. В фойе Театрального центра на Дубровке зрителей встречал трехметровый золотистый робот из подшипников — привет из советского прошлого бывшего Дворца культуры Московского подшипникового завода, в здании которого репетировали и играли мюзикл. Коллектив Театрального центра на Дубровке не поддается унынию и панике, которые бы означали признание силы вероломного террора.
Начало трагедии
- Теракт на Дубровке 16 лет назад. Как это было
- 58 часов кромешного ада под названием «Норд-Ост»
- Норд-ост. Страшные подробности трагедии в стране спустя более 20 лет
- Рассылка новостей
Ирина Хакамада
- Главные новости
- Васильев сравнил трагедии в Crocus City Hall и на Дубровке в 2002 году
- Концертный зал "Театральный Центр на Дубровке "
- «Людей не в „Крокусе“ похоронят»
- О компании
Концертный зал "Театральный Центр на Дубровке "
Если обратиться к тому, как развивалась вчерашняя трагедия на концерте в «Крокус Сити Холле» и вспомнить что-то подобное, на память тут же придет 23 октября 2002 года. Ровно 21 год и пять месяцев назад вооруженная банда исламистов Бараева захватила и удерживала больше двух суток зрителей и артистов мюзикла «Норд-Ост». Сходство, в самом деле, просматривается отчетливо. И в одном, и в другом случае теракт был совершен во время массового представления на известной в столице сценической площадке. И там, и там ворвавшиеся в здание террористы действовали в высшей степени организованно и предельно жестоко. Оба теракта завершились огромным числом жертв. И в обоих просматривался «исламский след». Просматривался подозрительно четко, к чему мы еще вернемся ниже. А пока о различиях.
Они тоже присутствуют. Разве что не сразу обращают на себя внимание. Так уж устроена человеческая природа: мы фиксируем общее, на основании чего и торопимся сделать выводы. А частности до поры до времени остаются в тени. И лишь потом выступают на передний план, зачастую коренным образом меняя наши первоначальные представления. Так вот об этих, с позволения сказать, частностях, которые и не частности вовсе. Если банда Бараева, захватившая Театральный центр на Дубровке, взяла всю массу людей в заложники и сразу обозначила свои требования, то ворвавшиеся вчера в «Крокус» террористы таких целей себе явно не ставили. Просто стреляли во все, что движется.
И при этом, в отличие от бараевцев, отнюдь не собирались становиться мучениками-шахидами и отправляться прямиком в рай. Не выдвигалось и никаких требований. Зато, перед тем как скрыться, бандиты подожгли громадное здание, умножив таким образом на порядок число жертв теракта.
Но, несмотря на нехорошее предчувствие, духом ты не пал. Когда обстановка в зале накалилась в очередной раз, я, чуть не плача, сказала: — Юрочка, прости меня, что я тебя сюда привела. Ты, не задумываясь, ответил: — Ну, что ты, Тата. Когда б еще я три дня просидел у твоей ноги?
И в этом весь ты! Они закрыли все двери. Шахидки со своей взрывчаткой, начиненной то ли шурупами, то ли металлическими шариками, распределились между сидящими в зале людьми. Одна встала прямо перед нами. Я непроизвольно прижалась к тебе. Ты обнял меня и прошептал на ухо: — Мы с тобой прожили хорошую жизнь. Я люблю тебя.
Но в голове всё-таки мелькали предательские мысли: «Наверное, мы не будем мучиться. Кругом столько взрывчатки, что пикнуть не успеем. Прямо над нами на балконе огромная бомба, такая же, как в передних рядах. Хорошо, что разделись в машине, хоть моя норковая курточка останется Оле». Шахидки вернулись на свои места. Буквально на второй день бандиты освоили радиорубку и начали регулярно на всю громкость транслировать свои молитвы, похожие на вой. В этот момент я затыкала уши, читала про себя «Отче наш» и мысленно молила Бога, ангелов, архангела Михаила и силы небесные спасти нас.
Думаю, что именно этому я обязана своим чудесным спасением. Последняя ночь была ужасной. Все уже отупели от сидения. У меня была только одна мечта — принять душ и вытянуть ноги, которые нещадно ныли. К тому же большую бомбу с первых рядов почему-то перетащили и установили через ряд от нас. У парня, сидевшего в последнем ряду, видно на этой почве, поехала крыша. Он вдруг вскочил и побежал прямо по креслам вперед.
Началась стрельба. В результате в парня не попали, а убили мужчину, мимо которого он пробежал, и ранили в живот женщину, которая сидела с мужем и дочкой. Женщину вынесли и уложили где-то у выхода из зала. Заметив это, я с облегчением подумала: «Значит, жива! Что с ним стало, не знаю. Что стало с женщиной, тоже не знаю. Муж просил вызвать скорую, но ему в грубой форме отказали.
Этот инцидент подействовал на нас удручающе. Сон не шел. Задремали под утро. Я проснулась от беготни на сцене. В нос ударил неприятный запах, террористы в панике метались по сцене, и я поняла, что зал заполняется каким-то газом» Татьяна Жаботинская, была в зале во время теракта Ты спал. Я растолкала тебя. Ты был сонный и вялый.
На полу стояла бутылка с водопроводной водой, которую дали вечером шахидки. Я намочила бумажные носовые платки. Один дала тебе закрыть рот, второй приложила себе. Инстинктивно натягивая ворот свитера до носа, я подумала: «Надо сказать, чтобы ты закрыл лицо пиджаком». И с этой мыслью отключилась, не успев ее озвучить... Первый раз я очнулась от сильной рвоты, когда меня везли на каталке, и вновь потеряла сознание. Второй раз я очнулась уже на кровати в боксе с белыми кафельными стенами.
Я лежала под капельницей с трубкой в носу, и от меня тянулись какие-то провода. Вошла женщина средних лет в белом халате. Это институт скорой помощи Склифосовского. Я заведующая отделением токсикологии. Поздравляю, вы вернулись с того света. Мы сидели рядом.
В начале захвата один из зрителей успел дозвониться в Службу спасения. Распечатка этого разговора сохранилась в библиотеке мемориала погибших в «Норд-Осте». Ну, в принципе, ничего, все сейчас дозвониться пытаются, но не у всех получается.
И боевики ходят с оружием. Мы как сидели, так и сидим. Как смотрели спектакль. По краям, там, где откидные сиденья, стоят женщины, заминированные все. В середине лежит заминированное взрывное устройство. Около него и по всему периметру, по всему залу. Стоят как бы. Заминированные, с оружием как бы. По ходу — камикадзе.
Нереально, но, мне кажется, мы здесь все ляжем. И это не шутка. Больницы Москвы перешли на усиленный режим работы. У театра собралась толпа неравнодушных, родственников и друзей заложников. Они ждали не только известий, но и реакции властей — ее не было.
На годовщине я не был только один раз из-за гастролей, тогда, кажется, было 10 лет со дня трагедии. Сейчас туда уже мало кто ходит — только те, кто потерял детей, родных, близких. Но я чувствую, что мне это нужно. Все мы уже стали близкими друг другу людьми, встречаемся, обнимаемся. После мероприятия идем на Ваганьковское кладбище, навещаем погибших коллег. Официально отмечать годовщину трагедии уже перестали. В прошлом году на месте трагедии не было ни траурных мероприятий, ни толп людей — только несколько человек подошли к мемориальной доске, оставив у нее цветы и игрушки. Естественно, вечно оплакивать одно и то же горе нельзя, да и вряд ли погибшим помогут наши слезы, признается артист. Но помнить нужно.
Театральный центр на Дубровке
Спецслужбы понимали, что дальше тянуть нельзя, иначе жертв будет только больше. Штурмовые группы спецназа «Альфа» и «Вымпел» пробрались в здание с трех сторон: через ночной клуб, главный вход и окно вестибюля. Террористы могли находиться где угодно. Штурм длится всего 15 минут. Бойцы «Альфы» зашли в зал. Их глазам предстала страшная картина: помещение, заполненное заложниками, было заминировано сверху донизу. На смертниках — 25 поясов со взрывчаткой.
Её террористы первой назвали в качестве приемлемого переговорщика. Вместе с доктором Леонидом Рошалем Политковская заносит заложникам в здание воду и средства гигиены.
Освободить заложников журналистке не удалось, но она получила разрешение террористов на то, чтобы передать находящимся в зале хотя бы сладкие соки и воду. Несколько часов Анна Политковская вручную заносит в театр воду и соки для заложников. Таково требование террористов — только сама, только вручную. Дальше на переговоры с террористами приезжает Алла Пугачева. Освободить заложников ей не удается. Расстрел или «несчастный случай» В это время сотрудница пресс-службы «Норд-Оста» Дарья Моргунова пересказывает звонок своего коллеги из захваченного театра: — С самого начала захватчики заявили, что их ожидание будет продолжаться три ночи. Третья ночь начинается сейчас, — уточняет Моргунова. Он ошибочно считает, что в заложниках его сын Роман.
С собой у него пакет с игрушкой. Не обнаружив в зале сына Геннадия, террористы считают его появление провокацией, выводят мужчину в фойе и там расстреливают. С заложником Денисом Грибковым случается истерика. Он берет бутылку и с криком «Мама! Террористы открывают по Грибкову огонь, но попадают в других заложников: Павлу Захарову — в голову, Тамаре Старковой — в живот. Раненым заложникам вызывают скорую помощь. Боевики разрешают врачам забрать раненых, но взамен просят передать силовикам, что это не расстрел, а несчастный случай. После того как врачи вынесли пострадавших, террористы сгоняют всех заложников в центр зала и на первые ряды балкона.
Террористы читают молитву.
Но ее не было. С 25 октября на Дубровке начались митинги — люди требовали, чтобы силовики стали активно действовать для освобождения заложников. Параллельно силовики вели переговоры. Главарь террористов требовал встречи с властями.
Президент Владимир Путин тогда хоть и отменил все рабочие поездки и встречи, но на диалог с захватчиками не шел. Им удалось передать заложникам воду, средства гигиены и медикаменты, а также вывести из театра несколько человек. Вот как вспоминал этот момент один из переговорщиков Иосиф Кобзон. Вы знаете, это жуткая картина, когда в раздевалке всё аккуратненько висит — как будто бы идет спектакль. И вдруг я смотрю — там просто тело.
Женское какое-то тело лежит. Я подошел к лестнице, вдруг слышу крики: «Стоять! Ты кто? Поднимаю глаза — три автоматчика стоят, все в масках. Тогда ему удалось забрать у террористов трех детей.
Одна уткнулась мне в колено и говорит: «Там мама». Ну ты же сделал жест. Дети без мамы — отдай им маму". И он им говорит: "Отдай им мать"» Иосиф Кобзон Кобзон признался, что заставил Абубакара снять с лица маску. Вам бы еще жить и жить!
И мы умереть хотим больше, чем вы — жить». По меньшей мере было застрелено трое человек. Всё это время террористы практически не давали заложникам еды и воды, многих не выпускали в туалет. Устав ждать выполнения требований, боевики объявили, что утром 26 октября начнут убивать заложников. Тогда же силовики приняли ответное решение о спецоперации.
В ночь на 26 октября первая группа спецназа проникла на первый этаж Театрального центра, к вентиляции. По ней пустили усыпляющий газ.
Как бы это помогло вам на Дубровке или посетителям «Крокус Сити Холла»? Знаете, одно время я не могла даже представить, что отправлюсь в театр или на концерт.
Это была красная линия, через которую сложно переступить. Только задумываясь об этом, впадала в ступор. Со временем преодолела страх и вернула себе эту любимую часть жизни: я получаю эмоциональную подзарядку от концертов классической музыки, джаза, от спектаклей, кино. Но при этом очертила для себя условия, в которых я буду чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности.
Мне, например, спокойнее, когда я покупаю крайние места в ряду, они обеспечат мне в случае ЧП свободу передвижения. Всегда смотрю, где находятся входы-выходы, по возможности проверяю, открыты ли они. И не хожу в крупные центры: для меня мероприятие на 6 тысяч человек — это ужас ужасный. Я не специалист, но, кажется, физически невозможно обеспечить безопасность такому числу зрителей.
Даже спровоцированная чем-то или кем-то паника — без теракта или пожара — сможет стать фатальной. Однако стоп-словом для меня осталась Москва. Да, я научилась снова путешествовать. После теракта была в Петербурге, в Смоленске, на Украине, в Белоруссии.
В Москву съездила всего один раз, через три года после «Норд-Оста», зашла в зал снова, закрыла какие-то эмоциональные вопросы и восстановила то, что не помнила. Но больше туда не ездила, пока не могу и не хочу. И сейчас — 22 года прошло, а для меня даже воспоминания о пребывании в этом городе огромный стресс. Что твоя жизнь, жизнь твоих близких, я имею в виду заложников и родственников погибших с 23 по 26 октября 2002 года, изменилась.
С 27 октября она стала другой. А когда вернулась в Калининград, город жил своей обычной жизнью. С днями рождения, свадьбами, влюбленностями, по телевизору показывали «Фабрику звезд» или что-то в этом роде. Ты-то будто бы жил все эти дни в другом мире и в другом времени, а вся страна — как прежде.
Этот вот диссонанс резал прям по живому. И сейчас я понимаю пострадавших в Красногорске и их близких, они переживают страшнейшую беду. У них жизнь пополам. Кто-то даже считает, что она закончилась.
А мир живет дальше.
«Нам отсюда уже не выйти». Истории выживших и погибших в «Норд-Осте»
| К Театральному центру на Дубровке несут цветы и свечи | Что сейчас происходит у «Крокус Сити Холла». |
| «НЕТ» терроризму: митинг у Театрального центра на Дубровке прошёл в Москве | Группа боевиков удерживала 916 заложников в здании Театрального центра на Дубровке с 23 по 26 октября 2002-го. |
| Статьи Балаково. | Рейтинг 4,5. Московский музыкальный театр на Басманной. |
Что будет на месте «Крокус Сити Холла» и нужно ли его восстанавливать
Захват заложников на Дубровке должен был прекратить контртеррористические действия в Чечне, считали боевики. Они верили, что кровавая акция поможет быстрее достигнуть соглашения с Москвой. Подготовкой теракта занимались глава военного комитета самопровозглашенной республики Ичкерия Шамиль Бас аев, Руслан Э льмурзаев, более известный в террористическом мире как Абу-Бакар, а также Асланбек Асхатов и Арби Бараев. По одной из версий, изначально чеченские террористы думали захватить здание Госдумы или Дома п равительства. Но попасть туда было сложно, все объекты серьезно охранялись. Поэтому было решено устроить взрывы машин в местах скопления людей и взять в заложники театральный центр. Хронология событий 23 октября в 21:15 в здание театрального центра на Дубровке ворвались вооруженные люди в камуфляже, которые прибыли на микроавтобусах. Они быстро попали в центр — расправиться с охраной на входе не составило для них труда.
После залпового выстрела в воздух на сцене зрители поняли, что шоу закончилось. Актеров со сцены рассадили в первый ряд зрительного зала, а затем террористы объявили, что все, кто находится внутри, теперь в заложниках. Голова отказывалась понимать, что может начаться стрельба. Первая мысль была: да это какая-то шутка. Когда же они стали стаскивать со сцены людей, возникла уверенность, что уводят пьяного или хулигана, — вспоминает о том вечере Александр Сталь. Среди террористов были женщины — их было около 20, каждая была обвешена поясом шахида. Смертницы выглядели жутко даже на фоне вооруженных боевиков.
Когда взгляды заложников падали на этих женщин, они в ответ смотрели зло и говорили, что пришли сюда умереть. Шахидки разместились по всему залу между зрителями. А террористы начали минировать здание. Через каждые пять метров по периметру были установлены взрывные устройства. В центре зала был установлен газовый баллон со взрывчаткой, а рядом дежурила смертница. Такой же баллон был установлен у стены, чтобы взрывные волны столкнулись. Террористы раздали заложникам телефоны, чтобы те позвонили близким и рассказали о требованиях захватчиков.
За каждого раненого и убитого боевика террористы обещали убивать по десять заложников. В тот вечер у некоторых зрителей были странные предчувствия перед представлением. Об этом рассказывает заложник Сергей Будницкий. Мы на мюзикл хотели пойти втроем с Галиной и дочкой Ирой, но Галя на работе задержалась, и, чтобы билет не пропадал, мы взяли с собой сестру зятя Ксюшу, — рассказывает мужчина. Постановка нам очень понравилась: актеры, декорации, музыка — все такое убедительное. Когда на сцену вышел мужчина с автоматом, я удивился: вот это сценарий! Конечно, быстро стало понятно, что это не сценарий.
Россияне против восстановления «Крокуса» Поначалу на заявление бизнесменов никто не обратил внимания — страна приходила в себя от шока. Но уже вскоре в соцсетях начали появляться возмущённые комментарии — владельцев компании обвиняют в бездушии и полном отсутствии сострадания. Люди обрушили свой гнев на семью Агаларовых, владеющую Crocus Group, в состав которой входил сгоревший ТЦ. Это гнусно! Это не по-человечески, — уверена Алёна Ткаченко. Это будут пляски, простите, на костях… Странное решение!.. Видимо, вновь деньги решают всё! И об этом решении заявили в день общенационального траура, когда кровь убитых ещё не остыла даже, до какого же кощунства надо дойти, чтоб это заявить?! Пользователь «ВКонтакте» добавил, что куда уместнее было бы сделать на месте трагедии мемориал или сквер в память о невинных жертвах жестокого массового убийства. Некоторые пользователи уже готовы бунтовать против «стройки на крови», если таковая действительно начнётся.
Какой там концертный зал, умные и думающие люди не пойдут туда на концерт, это будет подло, — заявляют россияне. Против идеи восстановления развлекательной площадки выступили и в Госдуме. По крайней мере, депутат парламента Татьяна Буцкая убеждена, что воссоздавать концертный зал на месте теракта недопустимо. Концерты, шоу, выступать комики. Не-воз-мож-но, — безапелляционно высказалась в своём телеграм-канале народная избранница. Она согласна с тем, что на месте гибели людей должен появиться мемориал. Часть россиян считают, что восстановленный ТЦ принесёт больше пользы, чем очередной мемориал. А что касается памяти, так после целого ряда терактов прошлых лет спустя время были вновь отстроены здания, и никто ничем не возмущается. Там тоже теракты были. И в Питер не ногой?
А город весь стоит на костях, — парирует критикам Елена Семеренко.
Тогда мне поплохело. Я надеялась, что это будет не моя голова: скукожилась, пригнулась, постаралась быть незаметной, хотя с моей внешностью это довольно-таки сложно. Не только те, кто были захвачены, но и террористы тоже. Для того чтобы себя как-то взбодрить, захватчики, вероятно, приняли какие-то сильнодействующие вещества. Так я думаю исходя из того, как изменились их реакции, по резкой возбудимости и так далее. Это я хорошо запомнила.
Еще я помню, к началу штурма некоторые из них переоделись и были не в камуфляже. А еще было какое-то затишье — возможно, потому, что часть боевиков, включая Бараева, в штаб пошли. Его не было в зрительном зале, когда пошел газ. Возможно, нас это спасло, — возможно, наши спецслужбы как раз ждали момента, когда тот уйдет и некому будет дать команду шахидкам на взрыв. Мне показалось, что когда пошел газ, шахидки вертели головами и держали кнопки наготове, но не видели своего командира. Террористы стали стрелять по воздуховодам, через которые в зал был пущен газ Потом я уже ничего не помню. Несмотря на то что могла еще какое-то время дышать через смоченную [водой] кофту, я как-то быстро потеряла сознание.
Во время хирургической операции, когда человеку вводят наркоз, то используют расширительную трубку, которая предотвращает заваливание языка. Человек тогда может свободно дышать, пока находится в бессознательном состоянии. Меня, вероятно, спасло то, что я упала головой вперед, из-за чего потом у меня долго оставался на лбу след от номерка, прикрепленного к спинке кресла. Я не знаю, был ли там военврач или какой угодно врач, который бы всем сказал, как и в каком положении должен быть [находящийся без сознания] человек. Я знаю, что еще до приезда в больницу, где меня, слава Богу, откачали, мне сделали укол антидота, от которого остался огромный синяк. Видимо, мне в вену не попали впотьмах. Но какая разница, в конце концов, я осталась жива и благодарю всех, кто меня спасал!
Позднее мы, конечно же, обсуждали с врачами ход операции, и они говорили: «Как же так, не развернули палаточные городки вокруг здания! Мы бы там больше людей откачали». Но проблема была в том, что боевики были не только в зале, а везде по периметру здания. С ними шел бой, и если бы вокруг развернули палаточный лагерь, то находиться в нем могло быть опасно. Что окружающая территория простреливалась, я знаю совершенно точно, потому что у нас на парковке перед Театральным центром стояла машина. У нее было пробито стекло, и пуля вошла в изголовье водительского сиденья. Мы потом меняли и то, и другое.
А сколько было взрывчатки! Я до сих пор ненавижу звук, когда в аэропорту сматывают чемоданы, — характерный хрустящий звук от клейкой ленты. Тогда в «Норд-Осте» террористы достали из спортивной сумки пластид и приматывали его скотчем где только можно. Где-то полгода мы даже не смотрели телевизор, только программы про животных. Нас с мужем отправили в санаторий, где мы в основном гуляли. К нам приезжали близкие. Я там встретила Муслима Магомаева и даже не узнала его.
Мы с ним чокались киселем, который выдавался перед основным блюдом. Постепенно, благодаря нашим друзьям, которые к нам приезжали, мы как-то ресоциализировались. Любой человек, который перенес серьезный стресс, должен обращаться к психологу или даже поначалу психиатру, чтобы снизить, так сказать, градус напряжения. Это касается и обычных мирных граждан, и военных, которые были в зонах тех или иных конфликтов. Обязательно каждый должен пройти психологическую реабилитацию. Первое посещение публичного места и мероприятия было, когда мы пошли в Дарвиновский музей. Когда я туда вошла и увидела большое скопление народа, то первое, что стала делать, — искать, где пожарный выход, чтобы просчитать пути отхода.
Вот так на меня повлиял «Норд-Ост». А первое мое путешествие в метро было спустя, наверное, года три. Долгое время я категорически не хотела спускаться в подземку, зная о том, что там тоже был теракт. До сих пор, если замечаю где-то какое-то волнение или массовые мероприятия, на которых может произойти конфликт, драка или что-то еще негативное, я сразу разворачиваюсь и иду другую сторону. Я не хочу больше этого переживать. Никогда в своей жизни. Врагу не пожелаю того, что пережили мы.
Помню трагедию в Беслане. Сердце у меня тогда обливалось кровью. Я плакала, видя, что дети страдают, вспоминала, как мы страдали. Было тяжело кадры смотреть, как их выносят. Сильное на меня впечатление произвела и трагедия во Франции, где было очень много жертв среди мирных и полицейских. Там кровавое месиво было, бойня. А еще трагедия в Лондоне , в Барселоне — городе, который я обожаю.
Там сумасшедший на бульдозере давил людей на той самой улице, по которой я много раз проходила. Следуя совету дочери, скажу так: если какая-то заварушка, то лучше все-таки отойти в сторону и откуда-то издали вызвать полицию. А если уж вы находитесь в эпицентре террористического акта и вас захватили так, как меня захватили в «Норд-Осте», то постарайтесь, пожалуйста, вести себя максимально неприметно, потому что, не дай бог, на вас могут выместить злобу. Не забывайте о том, что надо есть, пить, беречь свои силы и не паниковать. Страх — это нормально, но вот в панической атаке вы можете сделать глупость либо встать в ступор, когда надо будет бежать. В «Норд-Осте» были люди, рассчитывавшие, что нас освободят через сорок минут или час. Мне же почему-то сразу в голову пришло, что мы будем сидеть здесь трое суток.
И я поняла, что нам с мужем надо установить дежурства, и мы спали по очереди. И еще хороший совет: подумайте о том, что вы будете есть и пить, как использовать вещи, оказавшиеся у вас в карманах. Хорошо, если у вас под рукой будет жвачка с сахаром, какая-то конфета. Мне вот, например, пригодились мои сигариллы вишневые. У меня был портсигар. В нем лежали прекрасные ароматные сигариллы. Я их все раздала людям.
Мы их разломали на мелкие кусочки и, нюхая, спасались от ужасного запаха, стоявшего в зале от оркестровой ямы, превращенной в туалет. Каждый год эти дни — 23, 24, и 25 октября — мы с мужем проводим дома очень тихо. Стараемся быть поласковее друг к другу. А 26 октября просто радуемся и принимаем звонки от друзей, поздравляющих нас с днем рождения. Они понимают, через что мы прошли. Они по нашей просьбе тогда взломали дверь, чтобы спасти мою собаку, держали за руку маму, встречали свекровь на вокзале. Их помощь, пусть малыми делами, тогда для меня была очень значима После «Норд-Оста» я тоже стала больше помогать другим, хотя занималась этим и раньше.
Близкие стали болеть раком, со мной определенные моменты по здоровью случились, и я создала общественную площадку «Рак излечим», которая постепенно превратилась в большое движение. Мы помогаем больным, их родственникам, подсказываем, к какому врачу можно обратиться, и так далее. А еще мы рассказываем истории о том, как тот или иной пациент боролся и выжил. Шло второе отделение спектакля, когда мы услышали какой-то шум, увидели, как человек в маскировочной одежде поднялся на сцену и, чтобы привлечь внимание, выстрелил из автомата. Оглянулась по сторонам, увидела, что по проходу идет толпа, одетая в военную форму. Впереди — мужчины, за ними группа женщин. И эти женщины отделялись от группы и останавливались вдоль стен.
Посмотрела направо — та же самая история. Первая мысль была — как здорово вписали в сюжет чеченский синдром. Мысль о том, что это реальный захват в центре Москвы, совершенно не приходила в голову. И даже когда уже стало ясно, все равно я не могла смириться. Человек, который поднялся на сцену, объявил, что это захват. Что они пришли остановить войну в Чечне и что их единственное требование — остановить войну. Реакция была очень разная у людей.
Кто-то впал в истерику, кто-то, наоборот, окаменел, кто-то спокойно воспринял. Тем, кто очень нервничал, чеченки из своих больших сумок доставали валерьянку, чтобы успокоить. Я помню, как пыталась представить тот ужас, который испытывали заложники в Буденновске. Мы приехали в Москву, так как были приглашены в американское посольство на собеседование для получения визы невесты. Собеседование прошло замечательно, и в радостном настроении мы пошли гулять по Москве. Мюзикл «Норд-Ост» тогда очень активно рекламировался. Решили сходить — когда теперь мы вместе попадем в Москву.
Еще не было трех мест рядом, но кассирша говорила, мол, попросите кого-нибудь пересесть. Бараев списков от посольства не требовал, это неправда.
Собравшихся становится все меньше. Фото: Ирина Боброва Из досье «МК»: 23 октября 2002 года чеченские боевики захватили и три дня удерживали в заложниках зрителей мюзикла «Норд-Ост». Погибли 130 человек. Пострадали более 700. В ходе операции по освобождению заложников в зал был пущен газ. Памятное мероприятие проходит каждый год по одному и тому же сценарию.
Открывает митинг Дмитрий Миловидов. Среди заложников были его дочери. Старшая погибла. Ей было 14 лет. Время идёт, но больно каждому из них. Не залезайте в души выжившим в том аду, рядом побудьте лучше, жизнь иль минуту одну… Вновь равнодушные взгляды, камеры, суета… Люди, людьми быть надо, всем, как они тогда. На ступеньках театрального центра стоят красные лампадки, лежат гвоздики. Здесь же портреты погибших.
На этот раз не больше 15 фотографий. Миловидов объявляет минуту молчания. Фото: Ирина Боброва Большинство присутствующих на акции памяти — пожилые женщины. После поименного перечисления всех погибших, в небо запускают 130 белых шариков по количеству жертв. Большинство покидает площадь. Хотя кое-кто здесь есть.
58 часов кромешного ада под названием «Норд-Ост»
Вчера мы с yuragevara ездили туда, на Дубровку, чтобы снять репортаж о том, что происходит в этом здании сейчас, каково живется и работается людям по соседству с "проклятым" театральным центром. Мовсар Бараев — руководитель группы из 40 боевиков, захвативших Театральный центр на Дубровке. В итоге выбор пал на Театральный центр на Дубровке — он находился недалеко от центра Москвы, у него вместительный зал и мало производственных помещений. Театральный центр на Дубровке: работает как и прежде. Ровно два десятилетия назад граждан потрясли сообщения о том, что террористы атаковали столицу страны, захватив сотни зрителей театрального центра на Дубровке.
KMSAuto Net 2024 новая версия без вирусов
Что твоя жизнь, жизнь твоих близких, я имею в виду заложников и родственников погибших с 23 по 26 октября 2002 года, изменилась. С 27 октября она стала другой. А когда вернулась в Калининград, город жил своей обычной жизнью. С днями рождения, свадьбами, влюбленностями, по телевизору показывали «Фабрику звезд» или что-то в этом роде. Ты-то будто бы жил все эти дни в другом мире и в другом времени, а вся страна — как прежде. Этот вот диссонанс резал прям по живому. И сейчас я понимаю пострадавших в Красногорске и их близких, они переживают страшнейшую беду. У них жизнь пополам. Кто-то даже считает, что она закончилась.
А мир живет дальше. Если бы мы каждую трагедию прочувствовали все вместе одинаково, мы бы не выжили. Жизнь невозможно остановить, в этом ее смысл, ее плюс и минус. Чтобы снова пережить тот ужас? Например, зашла на сайт «Крокуса», посмотрела на расположение зала, на первый этаж, вход. В нашем потоке информации разобраться объективно трудно. Множество людей, которые что-то знают, что-то слышат, во всем разбираются, дают советы или комментируют чьи-то действия. А я-то знаю, что каждый такой теракт — это личное горе.
И оно может стать горем любого человека, потому что все точно так же ходят с мужем, с ребенком, с подругой в пятницу после рабочей недели куда-то отдохнуть. После теракта в «Крокус Сити Холле» я вдруг впервые за 22 года после «Норд-Оста» подумала: когда я сидела в зале на Дубровке, больше всего на свете боялась взрыва — нас обложили взрывчаткой. Но почему-то вообще не думала про пожар, мы же и от него тоже могли погибнуть. Это для меня был новый вектор осмысления ситуации. Но я давно про себя знаю, что отношусь к людям, которым нужно действие. Провести сидя 58 часов — для меня пытка, кое-как я пыталась активничать, чтобы не сойти с ума. Уговорила террористов отпустить за одеждой — в зале было холодно, старалась много разговаривать — мне так было легче. Смогла бы я сегодня просидеть там же 58 часов?
Спрашиваю себя об этом часто. Если бы речь шла только о моей жизни, то при первой же возможности я попыталась бы бежать к выходу.
Перезагрузить компьютер после завершения операции. Причины ошибки активации К сожалению, при активации операционной системы Windows или пакета офисных программ Microsoft Office, случаются ошибки, которые мешают получить бесплатную лицензию.
К счастью, все ошибки решаемы, а пока рассмотрим основные причины, почему у юзеров ничего не выходит, а как это решить: Старая версия KMSAuto — нужно всегда использовать последнюю версию программы, так как и к ОС, а также к софту постоянно выходят обновления. KMSAuto не подходит к определенной системе. Как уже говорилось, KMSAuto — это не универсальный инструмент. Их существует три типа и каждый разумно использовать в конкретной ситуации и на определенной операционной системе.
Важно подобрать активатор конкретно к вашей ситуации. Антивирус распознает активатор как угрозу — это абсолютно адекватный ответ от антивирусной программы. В данном случае, KMSAuto — это не вирус, а потому прогу можно смело добавить в исключения и на время активации вообще отключить антивирус. Ошибка при установке ключа — довольно распространенная проблема, которая быстро решается.
Для этого потребуется включить GVLK-режим и провести принудительную установку. Итог KMSAuto — лучший активатор, который на данный момент существует. С его помощью каждый может бесплатно получить лицензионную версию World, Exel и конечно же, ОС Windows. Разработчики утилиты постарались, что их софт был максимально простым в использовании.
Даже новичку успешно удастся провести установку — главное следовать определенным правилам и придерживаться инструкции.
Знаю, что была остановка сердца, очень сильно болела грудная клетка, делали непрямой массаж сердца, как я понимаю. Всего погибло около 130 заложников, большинство — уже после операции по освобождению. Поэтому то, что касается самой спасательной операции... Правомерность применения газа вызывает у меня большое сомнение. И мне кажется, что это было испытание газа но это мои домыслы, я четко отделяю факты от домыслов. Были идеальные условия. Большое помещение, люди разных возрастов. Дети, мальчики, девочки, мужчины, старики, женщины. То есть идеально для проведения испытаний.
Сразу такой большой группы. Однако 15 лет прошло, а мы до сих пор не знаем состава газа, врачи не могут лечить меня, они не знают, какие последствия, чем травили и какие последствия. Просто не знают. У меня проблемы с костями, суставами. Такое ощущение, что организм разваливается, а что происходит, я не понимаю. Позже, поскольку было плохое самочувствие, делала томограмму. Оказалось, что у меня был инсульт. Этот газ воздействует на определенные участки головного мозга, и у меня это вызвало инсульт. Что касается моих близких, то 27-го я узнала по радио, что Саша погибла. Хотя о том, что она погибла, было известно уже сразу, 26-го.
Практически в 10 утра было известно, что она погибла. Но, тем не менее, только 27-го, до этого всё время говорили, что погибших детей нет. Только 27-го сказали о том, что погибла Саша. О том, что погиб Сэнди, я узнала от представителей американского посольства 28-го. Практически сразу Сашу опознали. Еще сидя в зале, она написала на руке фамилию и имя и номер телефона моей знакомой. И что касается Саши, то меня очень долго мучило, мне нужно было узнать, как она погибла. Еще первое расследование, которое организовал Немцов, там один из членов комиссии, женщина-врач, сказал, что был случай, что в полных автобусах возили людей и раздавили девочку. И меня почему-то это зацепило. А позже я наткнулась на статью в газете о том, как в Первую градскую больницу приехал Пазик, рассчитанный на 12 мест, который был набит заложниками.
Было запрессовано 32 человека, и на дне этой кучи лежала моя дочь. Что касается Сэнди, то он попал в число тех людей, которым вообще никакая медицинская помощь не оказывалась. Сашу врачи пытались спасти. Пытались ее реанимировать. Но несколько раз сердце останавливалось. В конце концов, они, в общем-то, не смогли ее спасти. А к Сэнди рука врача не прикасалась. И после этого мне говорят, что они сделали всё, чтобы спасти заложников? Книгу, в которой была бы информация о каждом. Друзья мои встретили это с большим скептицизмом.
Однако нашлись те, которые поддержали. Был создан сайт, на котором собиралась информация, сначала только о самом событии и о погибших, а потом стали добавлять информацию о том, что происходит сейчас, в настоящее время. И в 2011 году эта книга была издана. Она называется «Мы не умрем». Мы очень долго мучились с названием. Среди погибших есть Даша Фролова, 13-летняя девочка, которая на руке своей написала: «Мы не умрем, только пусть больше никогда не будет войны». Эта фраза стала названием книги. На сайте nord-ost. Три года назад Роман рассказал о тех страшных днях в интервью изданию «Мел». Роман Шмаков kino-teatr.
Кто-то из детей участвовал в спектакле в тот день, а кто-то, в том числе и я, репетировал номер для большого концерта "Мировые мюзиклы в гостях у "Норд-Оста"". Оставив меня там, мама отправилась по своим делам, вернуться собиралась к окончанию репетиции. Но потом у неё случилось что-то вроде предчувствия. Как мама потом рассказывала, она была дома, мыла посуду и вдруг чётко осознала — надо поехать за мной пораньше, подождать в фойе. Сорвалась, приехала на Дубровку и почти сразу случился захват — её террористы тоже завели в зал, к остальным заложникам. Когда человек в маске ворвался и крикнул: «Все в зал! Казалось, что нас пытаются от чего-то спасти — может быть, несчастный случай в здании или авария. В зале стоял тревожный негромкий гул, люди сидели с опущенными головами и руками на затылках. Кто-то рядом сказал, что это захват и мы теперь в заложниках. Тогда была популярна компьютерная игра Counter-Strike, в ней как раз были все эти террористы, маски, штурмы.
И для меня происходящее выглядело как перенос игры в жизнь — абсолютно сюрреалистическое ощущение. Связи с близкими не было. Вдруг кто-то сказал: «Ром, твоя мама здесь! Ей тоже потом показали, где я. Первые двое суток мы сидели раздельно, но переглядывались и были как бы на связи. Чувство времени быстро пропало. До сих пор помню жуткие звуки, которые доносились из помещений за кулисами — разлетался потолок от выстрелов, стекло падало, а в самом зале стоял непрерывный тихий гул голосов. На фоне всего этого ты иногда как-то отключаешься, проваливаешься в сон. Потом с огромным трудом просыпаешься, выбираешься обратно, как из глубокой-глубокой ямы. Свет начинает входить в поле твоего восприятия он был такой специфический в том зале , опять эти звуки, гул, и ты понимаешь: «Это не сон.
Я здесь, ничего не поменялось». Чувствовалось, что эти женщины в исступлении, в отчаянии и из-за этого как-то по особенному агрессивны. Они будто бы сотрясали пространство своим присутствием. Мужики были более расслабленными, такими шакалистыми, что ли. Чувствовали себя хозяевами положения. С ними было несколько запоминающихся контактов. Один раз я отсел на свободное место, хотел подремать, но чувствую — как-то мне некомфортно. Поворачиваю голову и вижу: прямо надо мной сидит один из террористов, у него автомат свисает вниз, и получается, что дуло смотрит практически мне в голову. Я себя преодолеваю, поворачиваюсь и говорю: «Простите, вы можете, пожалуйста, дуло как-то подвинуть или убрать, а то оно направлено прямо на меня». И он на удивление спокойно отреагировал: «Да-да, конечно, не вопрос».
За мной пришёл один из боевиков, его звали Идрис: кто здесь Рома, мол, выходи, тебя мама зовёт. Мы спускаемся с ним в партер, я иду молча, а он начинает со мной болтать: рассказывает, что видел спектакль несколько дней назад и что даже меня на сцене запомнил, понравилось, мол, как я играю.
Обозреватель «Новой газеты» Анна Политковская 24 октября добилась того, чтобы в ДК позволили принести 700 литров воды и соки, которые она доставила заложникам собственными руками. Он передал заложникам медицинские препараты и оказал им первую помощь: «Я хотел быть с заложниками в качестве врача. Я должен был сделать что-то в одиночку. Я не могу подвергать опасности других. Я могу рискнуть собственной жизнью, но как я могу поставить на карту другие жизни? Рошалю удалось вывести из зала восемь детей, среди которых были мальчик с приступом астмы и ребёнок с эпилепсией.
В целом боевики отпустили 43 человека, среди которых были дети, беременные женщины, старики.
Теперь здесь цирк
Певец еле уговорил заплаканную женщину оставить беременную соседку и спасти себя и детей Сперва Иосиф Давыдович напомнил преступникам, что он заслуженный артист Чечено-Ингушской ССР, а затем подметил, что вайнахи должны встать, когда к ним входит аксакал в Средней Азии и на Кавказе: старейшина, почтенный человек — прим. Потом певец заявил, что даже если террористы выполняют некое предназначение, воевать с женщинами и детьми они не должны, и попросил выдать хотя бы малышей. Боевики вывели трех девочек, а одна из них уткнулась в пальто Кобзона и прошептала, что там осталась ее мама. Артисту удалось уговорить Абу-Бакара выдать и женщину, мол, куда ребенок без родительницы. Исполнитель полагал, что Любовь Корнилова бросится к детям с рыданиями, но она начала требовать у террористов отпустить беременную подругу. Не пропустите Переговоры с террористами, скандал с Гурченко и концерты в Чечне: каким нам запомнился Иосиф Кобзон «Я говорю: «Женщина»... И так руку к ней протягиваю, а она мне: «Подождите! Говорю: «Женщина, отпустят вашу соседку». Хватаю ее за руку и к детям увожу.
Накрыл их своим пальто — холодно ж было. Я говорю: «Захватим». И он мне отдал еще пятого — англичанина», — вспоминал Кобзон. Ирина Хакамада «Каждый что смог, то сделал: и тянул время, не увеличивая жертвы, и переговоры шли непрерывно, поэтому тактика была правильная», — анализировала Ирина На самом деле на вышесказанном роль Иосифа Кобзона в тех событиях не закончилась, ведь он передал требования террористов оперативному штабу, обменялся с главарем преступников телефонами, а затем провел в здание Ирину Хакамаду. И, конечно, меня пугала цифра заложников, я понимала, что это уже просто не мелкий террористический акт, это какая-то сумасшедшая политическая акция, которая может повлечь огромное количество жертв, и когда я решила туда идти, то у меня вообще все мысли о себе вылетели», — признавалась политик. Не пропустите Ирина понимала, что ее задача — тянуть время, ведя переговоры, и максимально облегчить положение заложников. До утра врач не мог сомкнуть глаз, поэтому чуть свет поехал на Дубровку: не намереваясь участвовать в переговорах, а осознавая, что заложникам может требоваться медицинская помощь. Оказалось, что террористы требовали двух докторов-иорданцев.
Одного в Москве нашли, ну а за второго решил сойти Леонид Михайлович. Рошаль сказал преступникам, что он врач, лечивший детей во время первой чеченской кампании. Бандиты встретили доктора неприветливо, однако как выяснилось, их человек ранен в руку, поэтому от помощи отказываться было глупо. Пока специалисты рассматривали повреждение, две девушки бросились с балкона, надеясь воспользоваться тем, что внимание террористов отвлечено, и сбежать. Обозленные мужчины открыли стрельбу и едва не решили, что Леонид Михайлович и его коллега намеренно устроили диверсию.
Были сделаны отверстия для доступа к вентиляции, а также установлены видеокамеры.
Силы спецназа, милиции, внутренних войск и бронетехнику стянули к Театральному центру. Штурм начался раньше запланированного срока. В ночь на 26 октября у одного из заложников не выдержали нервы, и он бросился к смертнице, находившейся рядом с основной бомбой. В результате мужчина был расстрелян, еще двое людей — ранены, один из них позже скончался. Когда в Оперативном штабе узнали о жертвах среди заложников, было принято решение начинать штурм. Перед этим силовики пустили в зал усыпляющий газ.
Когда он стал действовать, группы спецназа начали движение с разных сторон. Еще до окончания боя спецназовцы начали эвакуировать людей, выбив стекла в окнах для доступа свежего воздуха. К этому моменту большинство заложников потеряли сознание из-за газа. По данным ФСБ, к шести утра Театральный центр находился под контролем спецслужб, а большая часть террористов, включая главаря Мовсара Бараева, была уничтожена. Позднее в МВД сообщили, что более 750 заложников было освобождено, а 67 человек погибли. Около 650 людей были госпитализированы с разными степенями отравления газом.
Многих не удалось спасти, другие остались инвалидами на всю жизнь. Число жертв По официальным данным, 130 заложников погибли по данным общественной организации «Норд-Ост» — 174 человека. Пятеро из них были застрелены до штурма, остальные 119 умерли в больницах после освобождения. Из команды «Норд-Оста» погибли 17 человек: двое юных актеров, которые играли главных героев в детстве — Арсений Куриленко и Кристина Курбатова, 9 музыкантов оркестра, 4 человека из службы зала, один человек из технической службы, продавец сувенирной продукции.
Для того чтобы подстраховаться — у журналистов есть такое, что они указывают источник информации, — мою фамилию выдали в эфир. Об этом мне уже после освобождения рассказали друзья, которые заметили в ленте «Интерфакса» мою фамилию. Именно они быстро сориентировались: пошли к руководству и потребовали немедленно затереть ее, потому что для меня это могло кончиться гибелью.
Эти люди предложили выйти на Красную площадь с плакатами, а не террористы. Некоторые женщины, которые там с нами находились, еще говорили захватчикам: «Миленькие вы наши! Заигрывать с террористами — это очень нехорошее и неблагодарное занятие. Далеко не факт, что вот таким заигрыванием вы спасете себе жизнь. Я не могу осуждать тех, кто как-то пытается выкарабкаться, выжить. Знаете, когда, например, идет толпа и кто-то падает, то этот человек должен по максимуму по другим карабкаться наверх, цепляясь за одежду, за все, что только можно. Никого невозможно осуждать, за исключением одного случая: когда ты спасаешь свою шкуру, жертвуя чужой жизнью.
У нас в ряду подлости не было, все друг другу как-то помогали. Вот единственное было, что одну девочку сильно затрясло в определенный момент, и она начала не то чтобы голосить, а скорее выть или что-то в этом духе. Мне пришлось ее, честно говоря, треснуть и привести в чувство. Я тогда ей сказала, что если ты хочешь погибнуть — продолжай в том же духе, но не утягивай нас с собой. Ты должна молчать, сидеть спокойно и по максимуму быть готовой, если будет такая возможность, бежать! И вы знаете, это подействовало. Она успокоилась, и потом мы даже вместе молились.
Что хочу сказать про молитву. Когда есть ощущение абсолютной уже безнадежности, когда ты понимаешь, что выхода нет, когда все возможные варианты развития событий исчерпаны, у тебя остается вера в Бога. Когда женщина в черном, так называемая шахидка, стояла непосредственной близости от меня со взрывчаткой и планировала нажать на кнопку, то у меня перед глазами все поплыло и картинка запрыгала — настолько мне стало страшно. Было такое оцепенение, когда каждая моя клеточка оказалась в раздробленном состоянии, и в принципе я могла поддаться панике, выкинуть вообще что угодно. Именно тогда я стала молится, молиться очень искренне. У меня была с собой икона Божией Матери «Скоропослушница». Мы с мужем низко ее так наклонили, чтобы ее не было видно.
Он еще спросил: «Как вообще молиться? Благодаря молитве мне удалось сконцентрироваться и собрать заново свой организм, перестать быть тварью дрожащей. Не появилось уверенности, что нас спасут, но возникла уверенность, что при любом раскладе я уповаю и вручаю свою жизнь Богу, и, если ему угодно будет, то я умру, но умру человеком с чувством собственного достоинства. Никакие злые силы, никакие преступники, никакие негодяи, которые так вот жертвуют моей жизнью, жизнью других людей, меня все равно не осилят — у меня возникло такое убеждение. Оно у меня до сих пор остается. Я с ним так и живу. Хочу отметить, что страх тогда не ушел, но страх не замыкает человека, как паника.
Страх рождает силу мысли для просчитывания разных вариантов, как выжить. Так, мы через работников Театрального центра у них были белые рубашки и красные жилетки , узнали, в какую сторону нам бежать, чтобы быстрее выбраться из здания, если, допустим, будет какой-то взрыв и отключится свет. Нам сказали, что относительно наших рядов надо бежать направо. Угроза взрыва висела все время. Шахидки, когда засыпали, периодически роняли из рук гранаты, и они катились по полу Мы готовились действовать. На ряд нам давали две бутылочки по ноль тридцать три кока-колы, чтобы пить. Они были в стекле.
Мы подговорили мужчин, чтобы они эти бутылочки припрятали и использовали в случае заварушки или штурма для нейтрализации ближайшей к нам шахидки. Еще мы расшатывали подлокотники, чтобы наши мужчины использовали их как палки. Я продолжала передавать информацию коллегам в «Интерфакс». Никакой истерики не было, мы с мужем старались выполнить свою работу, а именно донести побольше информации из зала максимально объективно и честно для того, чтобы наши правоохранительные органы спокойно работали по этой информации. Через какое-то время я встретилась в Госдуме с руководителем штаба этой операции. Я назвала свою фамилию, а он ко мне подошел и просто обнял. Теперь, будучи мамой и окажись в том зале снова, я бы, наверное, сидела тихо и постаралась максимально незаметно, спокойно прожить те три дня.
Когда появляются дети, взрослые и ответственные люди действуют более осмотрительно. Но у меня еще не было тогда ребенка — я была вполне независимая женщина, только вышедшая замуж. К слову, дети в зале порой вели себя гораздо более достойно, чем взрослые. Я не слышала от них ни плача, ни криков, ни визгов. Передо мной сидел мальчик лет двенадцати. Когда женщина в черном встала перед ними, он обнял маму и сказал: «Мама, не бойся. Все будет хорошо».
К сожалению, этот мальчик не выжил. Он был с мамой и тетей. Выжила только мама. Я про нее потом читала, что она пыталась покончить с собой. Это невозможно тяжело — потерять своего ребенка. Много детей было на балконах, потому что эти негодяи согнали в зал ребят, которые занимались театральных студиях, в разных кружках, которые располагались в этом Театральном центре. Террористы не только угрожали применением оружия или стреляли в потолок.
Когда в первый день в зал каким-то образом прошла девушка-блондинка [ Ольга Романова ] и сказала: «Скорее убегайте отсюда! Потом тело этой девушки видели валяющимся там на ступеньках. На второй день, когда наши журналисты показали, что на похожем здании спецслужбы отрабатывают приемы по захвату театра, террористы дали приказ, чтобы их женщины-шахидки расставились в шахматном порядке и были готовы взорвать себя Что это было? Это было их волеизъявление, которое я даже трактовать не хочу. Оно у меня в голове не укладывается. В какой-то момент с дальних рядов по спинкам кресел вперед побежал мужчина. Он крикнул: «Мама, я не знаю, что я делаю», — и швырнул бутылку в шахидку, которая бомбу сторожила.
Когда он уже почти поравнялся со мной не добежал один ряд , в него начали стрелять. Стреляла та шахидка, которая бомбу охраняла. Она промахнулась. В итоге был убит мужчина, который сидел за мной, и ранена женщина, которая осталась в дальнейшем инвалидом. Когда рядом с тобой из головы у человека идет кровь, как будто бы это шампанское бьет струей, ты, ясное дело, не веришь в происходящее, не веришь, не хочешь осознавать это и не принимаешь такую картину мира. С первого ряда к раненым побежал другой заложник: «Не стреляйте. Я врач.
Я должен помочь. У кого есть галстуки, ремни? Мне нужно перевязать рану». Ненависть террористов к невинным людям поражала. Ну как вы оцените такое, если один мужчина [Геннадий Влах] на третий день пробрался в зрительный зал и сказал: «Я ищу своего сына! Незадолго до штурма боевики сказали: «Если они не выполнят наши требования, то тогда мы выставим десять голов на окно». Тогда мне поплохело.
Я надеялась, что это будет не моя голова: скукожилась, пригнулась, постаралась быть незаметной, хотя с моей внешностью это довольно-таки сложно. Не только те, кто были захвачены, но и террористы тоже. Для того чтобы себя как-то взбодрить, захватчики, вероятно, приняли какие-то сильнодействующие вещества. Так я думаю исходя из того, как изменились их реакции, по резкой возбудимости и так далее. Это я хорошо запомнила. Еще я помню, к началу штурма некоторые из них переоделись и были не в камуфляже. А еще было какое-то затишье — возможно, потому, что часть боевиков, включая Бараева, в штаб пошли.
Его не было в зрительном зале, когда пошел газ. Возможно, нас это спасло, — возможно, наши спецслужбы как раз ждали момента, когда тот уйдет и некому будет дать команду шахидкам на взрыв. Мне показалось, что когда пошел газ, шахидки вертели головами и держали кнопки наготове, но не видели своего командира. Террористы стали стрелять по воздуховодам, через которые в зал был пущен газ Потом я уже ничего не помню. Несмотря на то что могла еще какое-то время дышать через смоченную [водой] кофту, я как-то быстро потеряла сознание. Во время хирургической операции, когда человеку вводят наркоз, то используют расширительную трубку, которая предотвращает заваливание языка. Человек тогда может свободно дышать, пока находится в бессознательном состоянии.
Меня, вероятно, спасло то, что я упала головой вперед, из-за чего потом у меня долго оставался на лбу след от номерка, прикрепленного к спинке кресла. Я не знаю, был ли там военврач или какой угодно врач, который бы всем сказал, как и в каком положении должен быть [находящийся без сознания] человек. Я знаю, что еще до приезда в больницу, где меня, слава Богу, откачали, мне сделали укол антидота, от которого остался огромный синяк. Видимо, мне в вену не попали впотьмах. Но какая разница, в конце концов, я осталась жива и благодарю всех, кто меня спасал!
А когда вернулась в Калининград, город жил своей обычной жизнью. С днями рождения, свадьбами, влюбленностями, по телевизору показывали «Фабрику звезд» или что-то в этом роде. Ты-то будто бы жил все эти дни в другом мире и в другом времени, а вся страна — как прежде.
Этот вот диссонанс резал прям по живому. И сейчас я понимаю пострадавших в Красногорске и их близких, они переживают страшнейшую беду. У них жизнь пополам. Кто-то даже считает, что она закончилась. А мир живет дальше. Если бы мы каждую трагедию прочувствовали все вместе одинаково, мы бы не выжили. Жизнь невозможно остановить, в этом ее смысл, ее плюс и минус. Чтобы снова пережить тот ужас?
Например, зашла на сайт «Крокуса», посмотрела на расположение зала, на первый этаж, вход. В нашем потоке информации разобраться объективно трудно. Множество людей, которые что-то знают, что-то слышат, во всем разбираются, дают советы или комментируют чьи-то действия. А я-то знаю, что каждый такой теракт — это личное горе. И оно может стать горем любого человека, потому что все точно так же ходят с мужем, с ребенком, с подругой в пятницу после рабочей недели куда-то отдохнуть. После теракта в «Крокус Сити Холле» я вдруг впервые за 22 года после «Норд-Оста» подумала: когда я сидела в зале на Дубровке, больше всего на свете боялась взрыва — нас обложили взрывчаткой. Но почему-то вообще не думала про пожар, мы же и от него тоже могли погибнуть. Это для меня был новый вектор осмысления ситуации.
Но я давно про себя знаю, что отношусь к людям, которым нужно действие. Провести сидя 58 часов — для меня пытка, кое-как я пыталась активничать, чтобы не сойти с ума. Уговорила террористов отпустить за одеждой — в зале было холодно, старалась много разговаривать — мне так было легче. Смогла бы я сегодня просидеть там же 58 часов? Спрашиваю себя об этом часто. Если бы речь шла только о моей жизни, то при первой же возможности я попыталась бы бежать к выходу. Только если бы от моего согласия зависело возвращение живым моего мужа, других заложников, я бы вернулась туда снова и просидела бы там все эти 58 часов. Не для себя, а для него — чтобы выжил, для его сына — потерявшего в год отца, для его родителей.
Что будет на месте «Крокус Сити Холла» и нужно ли его восстанавливать
В настоящее время в помещении Театрального центра на Дубровке открыт Театр на Мельникова. Сейчас в Театральном центре проходят показы мюзиклов, здесь размещается цирк «Аквамарин». "Там до сих пор запах Берии не выветрился": в соцсетях обсудили квартиру в Хамовниках и не поняли, как в этом можно жить. Виталий Демидкин 20 лет назад освобождал от террористов Театральный центр на Дубровке Фото: Александр БОЙКО. Здание театрального центра на Дубровке вполне используется, в прошлом году его переименовали в театр на Мельникова. По факту захвата Театрального центра на Дубровке уголовное дело было возбуждено прокуратурой Москвы сразу в день захвата театра — 23 октября 2002 года.
«Люди поспят и проснутся»: штурм «Норд-Оста», как это было
А театральный центр на Дубровке тоже закрыли или он работает? К зданию Театрального центра на Дубровке подъехали три микроавтобуса. В тот вечер в Театральном центре на Дубровке шел обычный показ вот уже больше года длящегося промоушена постановки.