26 апреля в гости к Тане и Юре придёт артист театра и кино, знакомый нам по фильмам «Гив ми либерти» и «Сказки Гофмана», – Максим Стоянов. Жак Оффенбах получил известность как «отец венской оперетты», но прощальным и главным его сочинением стала грандиозная опера «Сказки Гофмана». Страница российского фильма «Сказки Гофмана», который вышел на экраны в 2024 году. В главных ролях: Екатерина Вилкова, Евгений Цыганов и Максим Стоянов.
Фильм «Сказки Гофмана» (2024): волшебная история гардеробщицы
Персонаж Евгения Цыганова — вполне себе успешный режиссер. Уставший от всего и вся. Каких-то определенных требований от жизни и Нади у него нет: он просто плывет по течению, ничего не делает и появляется в кадре тогда, когда нужен, чтобы повернуть сюжет в нужном направлении. А вот Максим Стоянов, безусловно, заслужил победу за лучшую мужскую роль, которую ему присудили на кинофестивале «Литература и кино» в Гатчине. Он создал яркого и запоминающегося героя, которого начинаешь недолюбливать с первого появления. То, что нужно для отрицательного персонажа.
Его Виталик — в высшей степени неприятный: наглый, уверенный в своей неотразимости, противный в высказываниях, самоутверждающийся за счет других и при этом зависимый и одинокий. Типичный школьный двоечник, который своим вызывающим поведением старается доказать, что он что-то значит, хотя на самом деле ничего из себя не представляет. И отыграл актер эту роль блестяще. Особенное место в «Сказках Гофмана» занимает Алексей Гуськов. Он появляется в кадре всего на несколько секунд, но его голос сопровождает зрителя весь фильм, рассказывая историю Нади.
Его добродушный тон и мягкие, не критикующие, покачивающиеся слова создают атмосферу фильма — успокаивающую, несмотря на происходящее, и убаюкивающую. Таким голосом родители обычно читают детям сказки на ночь. Прежде чем снять «Сказки Гофмана», Тина Баркалая много лет занималась съемками рекламы — в ее бэкграунде более 300 роликов самой разной направленности. В ленте это отчетливо прослеживается, но картинку отнюдь не портит.
Историю о том, что в жизни случаются чудеса, можно увидеть во всех кинотеатрах страны. Фильм «Сказки Гофмана» уже в прокате.
Появляется главный герой Гофман с той самой песенкой о Кляйнзаке — и Олег Полпудин с его свежим, сильным тенором, как за несколько минут до того бас Дмитрий Ульянов исполнитель роли Линдорфа и всех последующих злодеев-интриганов в этой опере — Коппелиуса, Дапертутто, Миракля , доказывают, что с мужским вокалом в этом спектакле порядок. Настает пора Гофману, взявшемуся рассказать публике историю всех своих любвей, поведать первую повесть — о кукле Олимпии, которой чуть не отдал сердце близорукий поэт. И создатель Олимпии таинственный физик Спаланцани вместе со своими помощниками являются зрителям обряженными в белые халаты и костюмы с галстуками, будто какие-нибудь ученые из секретных лабораторий, какими их изображали в фильмах полувековой давности. Пик этого действия — ария Олимпии с ее чудовищно сложными «механистическими» колоратурами. Отдадим должное Дарье Тереховой — все верхние ми-бемоль и фа были взяты с безупречной точностью, хотя сам голос звучал чуть плоско. Следующий эпизод в особой степени оправдывает определение «сказка»: мы оказываемся в самом фантастическом городе на свете — Венеции. Левенталь с его страстью к иллюзионизму не был бы самим собой, если б обошелся каким-нибудь скупым визуальным намеком вроде куполов собора святого Марка или аркады Дворца Дожей. Нет, перед нами на заднике под звуки знаменитой баркаролы проплывает огромный макет едва ли не всей Венеции. Странно, но именно в этот кульминационный момент сценических ухищрений в голове рецензента мелькает предательская мысль: не чересчур ли груба и фанерно-осязаема постановочная «артиллерия», которой художник сопровождает феерическую партитуру, чья красота происходит скорее из летучих снов, чем из материальной реальности? Да и зачем столько пестроты в костюмах многочисленных персонажей? Зачем понадобился трюк со служанкой-коротконожкой в широкой юбке, в конце оказывающейся вполне длинноногим балеруном, — только чтобы покомиковать? В сюжете оперы без того достаточно хитросплетений, искусственно придумывать новые — не значит ли переступать грань меры и вкуса?.. Впрочем, пестрая «упаковка» слегка отвлекает внимание от уязвимых сторон исполнения — например, недостаточной яркости голоса Ирины Ващенко Джульетта. При том что к внешним данным этой обольстительной красавицы претензий не может быть никаких. Некоторую передышку глазам дает третий эпизод — про трагическую судьбу певицы Антонии, чей артистический дар вступает в противоречие с роковой болезнью: не петь она не может, но пение ускоряет разрушительное действие чахотки… Наталье Петрожицкой достались самые долгие аплодисменты зрителей за весь спектакль — ее техническое мастерство действительно великолепно и практически заставляет забыть о некоторой стертости голоса. К счастью, постановщики поняли, что здесь, где действие оперы впервые выходит на уровень настоящей драмы силе которой, может, позавидовал бы и сам Бизе , категорически неуместна всякая суета, а наоборот, нужна предельная простота сцены. В обстановке скромной мансарды Антонии нет ничего лишнего — разве что богатый портрет ее покойной матери, тоже певицы, выделяется на этом фоне. Ну так ему и суждено сыграть роковую роль в судьбе девушки: когда она пристально глядит на него, картина оживает, и мать призывает ее не бросать пение, пусть это даже будет стоить ей жизни… Однако недолго глаз зрителя отдыхает. Оно понятно — после завершения всех трех сказок надо вернуть действие на ту же парижскую площадь, с которой оно началось. Но почему-то постановщики делают это не впрямую, а через целую череду новых волшебных преображений, в ходе которых перед нами мелькают ярусы какого-то театра, какие-то небеса китчево-синего цвета… К счастью, под конец всех примирил и умиротворил сам Оффенбах — он-то, с его безупречным вкусом, понимал, что такую пеструю, до опасности распада, партитуру нельзя заканчивать переусложненной полифонической массовкой — нужна простота как последняя истина. И заключил всё чудесной тихой мелодией, которую уставшему подвыпившему Гофману наигрывает уличный скрипач и напевает его неразлучный, во всех переделках приходящий на помощь друг Никлаус Лариса Андреева. Кстати, вот удачный ход режиссера: Никлаус чья партия Оффенбахом поручена меццо-сопрано сбрасывает шляпу, из-под нее рассыпается роскошная копна девичьих волос, и становится понятно, кто настоящая возлюбленная поэта — его скромная спутница, которая вовсе не претендует на его плотскую любовь, потому что ей отведена другая роль — быть хранительницей его таланта, его музой. Не в вульгарно-бытовом, а в возвышенно-романтическом, исключающем всякую пошлость гофмановском смысле. Таков один из составов постановки. В другом все главные женские партии, кроме Никлауса, исполняет одна и та же певица — прима Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Хибла Герзмава. Кстати, именно на таком исполнении настаивал сам Оффенбах. Смысл этого ясен: все женщины суть разные приближения к одному идеальному образу, который ищет поэт. Выходит, два состава — это как бы и два существенно разных варианта спектакля. Такая щедрость в театральной практике нечаста, куда чаще встречаешься с самоповторением от спектакля к спектаклю. В этом команда «Стасика» повела себя уникально. Вообще, несмотря на пестроту спектакля, идти на него стоит — прежде всего при всех допущенных вокальных шероховатостях из-за тщательного, а местами даже увлеченного воплощения партитуры Оффенбаха с ее богатыми контрастами роскошных оркестрово-хоровых сцен и сокровенных сольных моментов, с ее виртуозными ансамблями. Если, конечно, вы придерживаетесь старомодной, но не совсем еще сданной в архив точки зрения, что в опере главное — не режиссерско-сценографические изыски, а музыка. OpenSpace «Сказки Гофмана» Тителя-Левенталя-Бражника 11 мая 2011, Екатерина Бирюкова Как ни крути, но это спектакль не XXI, а XX века, и кто хочет, может считать это похвалой, кто хочет — укором 25 лет спустя после легендарной, первой в стране постановки оперы Оффенбаха, осуществленной в Свердловске, та же команда сделала спектакль в театре Станиславского и Немировича-Данченко, нынешней московской вотчине режиссера Александра Тителя. Два других автора «Сказок Гофмана» — классик отечественной сценографии Валерий Левенталь и уважаемый дирижер Евгений Бражник. Это не ремейк знаменитой работы из золотого века Свердловской оперы по которому только может вздыхать нынешний Екатеринбург , а новый спектакль. Но отмахнуться от старого парфюма не удастся. Как ни крути, но это спектакль не XXI, а XX века — добротный, честный, даже простодушный, без постиндустриальных намеков и подвывихов. И кто хочет, может считать это похвалой, кто хочет — укором. Главным в нем является сценографическая составляющая. Про такие спектакли говорят: «Видно, на что потрачены деньги». Но это тот редкий случай, когда никакого сарказма в этих словах нет. Декораций много, они не бедные, но блистают совсем не рыночной красотой — такой, увы, непривычной на нашей оперной сцене. Они респектабельно и старомодно поскрипывают, на глазах складываются в фирменные левенталевские многоплановые конструкции и застраивают всю сцену до колосников. Имеются: Опера де Пари с фасада и изнутри, Венеция практически в натуральную величину, что-то вроде кунсткамеры с винтажным хайтеком и несколько проигрывающее на фоне этих роскошеств мюнхенское приватное жилище. Чтобы избежать беспечной туристической репортажности, в нагрузку прилагается рефлексивное закулисье современного театра, населенное задумчивыми осветителями и огромных размеров бутафорским Пегасом. Он то романтически исчезает в световых спецэффектах, то поворачивается к зрителям своей земной изнанкой из металлоконструкций — как-никак в странной, незавершенной опере Оффенбаха речь идет о поэте, мечущемся между искусством и женщинами. Уже давно, надо заметить, в мировой режиссерской практике примиряющим средством для Гофмана служит бутылка или шприц. Но в нашем случае Титель это обстоятельство не акцентирует, и вообще он обошелся без психологических нагнетаний и другой излишне заметной режиссерской активности. Вторым героем постановки следует назвать дирижера Бражника; у него мягко и вдумчиво звучит оркестр, с которым, правда, не всегда сходится хор. Но хор в этой опере не главное. Главное — солисты. Причем их количество не постоянная величина, и ее выбор зависит от возможностей театра. Чем меньше солистов — тем, как это ни странно, круче. Оффенбах написал три довольно разные партии для возлюбленных Гофмана, не исключив, что для всех трех Олимпии с колоратурным сопрано, Джульетты с сопрано драматическим и Антонии — с лирическим найдется одна универсальная исполнительница. И хотя в общемировой практике чаще встречается более человеколюбивый и — как результат — перфектный вариант с тремя разными певицами, отчаянные героини-одиночки периодически тоже находятся не далее как в начале этого московского сезона подобный трюк проделала в ходе концертного исполнения «Сказок Гофмана» Лора Клейкомб. В труппе Тителя есть немало достойных певиц, которых опера Оффенбаха позволяет обеспечить работой над ролью одной из трех гофмановских избранниц. И это было сделано. Но есть и суперпевица, гордость театра и Москвы Хибла Герзмава, которая готова на большее. Ее версия, где она Олимпия, Джульетта, Антония и до кучи нынешняя зазноба Гофмана Стелла, была премьерной. И, надо признать, Герзмава — еще одна важная составляющая новой постановки. Нельзя сказать, чтобы с непосильной задачей она справилась на сто процентов, но на то задача и непосильная. Вообще-то идеальнее всего ее нежный и теплый голос подходит для Антонии, чахоточной девушки, вслед за матерью гибнущей из-за своей любви к пению. И меньше всего везет при таком раскладе механической кукле Олимпии, с ее стеклянными колоратурами, которые надо бы таким же остреньким, стеклянным голосом и выстреливать. Тем не менее это серьезное свершение и профессиональная работа, в том числе и актерская. Три совершенно разных, крепко слепленных женских типажа в исполнении Герзмавы — это то, что могло конкурировать с декорациями Левенталя. Дмитрий Степанович, который тоже немного вопреки своим голосовым возможностям, но в рифму Герзмаве, пел партии всех четырех злодеев, как всегда, гротескно актерствовал, но все четыре раза досадно одинаково. Еще один женский голос в этой опере нужен для брючной партии Никлауса: постоянного спутника Гофмана, его друга, советчика, музы или даже безнадежно влюбленной в него подруги смелость этого набора зависит от амбиций режиссера , ровно, но отстраненно спела Елена Максимова. И, наконец, исполнителем собственно заглавной партии поэта Гофмана был молодой, фактурный и голосистый узбекский тенор Нажмиддин Мавлянов, которого все же надо засчитать в будущее театра на Большой Дмитровке, в то время как Хибла Герзмава обеспечивает его настоящее. На самом деле тот свердловский спектакль во время московских гастролей в 1987 году показанный, кстати, на сцене того же МАМТа с нынешним объединены не только персоной режиссера: Александр Титель пригласил теперь еще и обоих своих тогдашних сотрудников — дирижера Евгения Бражника и классика отечественного сценографического искусства Валерия Левенталя. Вместо ностальгического ремейка команда, однако, преподносит практически с чистого листа сделанное произведение, которое балансирует между милым развлечением в духе «Севильского цирюльника» того же Тителя и попыткой, не побоимся этого слова, рефлексии над вопросами совсем уж фундаментального свойства. Либретто оперы Оффенбаха, проведя своего, невсамделишного Гофмана через воспоминания о трех украденных из новелл Гофмана настоящего роковых женщинах, предлагает ему найти утешение в искусстве. Подразумевается, что искусство, персонифицируемое Музой которая притворяется другом Гофмана Никлаусом ,— поэзия, но Александру Тителю и Валерию Левенталю интереснее искусство театра со всеми его традиционными обертонами: высокопарность и суетность, картинность и искусственность, великолепие и мишурность. Именно театр и является сквозной метафорой спектакля, возникающей даже там, где ее настолько артикулированного присутствия и не ждешь. В первые секунды зрелище, открывающееся на сцене, заставляет тихо ойкнуть тех, кто ждал от спектакля старомодных сценических красот — коробка сцены пуста, почти темна, видны какие-то конструкции, рабочие вывозят на сцену гигантский силуэт Пегаса видимо, намек на то, что именно этому существу обязана своим возникновением мифологическая Гиппокрена. Но затем выясняется, что от сценографического минимализма этот спектакль дальше далекого: для каждого локуса следует полный комплект изобретательных декораций, демонстративно выезжающих или спускающихся на сцену с поскрипыванием и потрескиванием честное слово, легко поверить, что это только звуковые эффекты для большей аутентичности зрелища. Вместо кабачка Лютера — игрушечный фасад парижской Opera Garnier с уличным кафе, где парижская богема оффенбаховских времен ждет вместе с Гофманом, когда закончится представление «Дон Жуана» с участием модной дивы Стеллы. Мастерская изобретателя Спаланцани, мнимого отца куклы Олимпии, иронически показана как выставка фантазмов, условно говоря, жюль-верновской эпохи, на которой дам и кавалеров увеселяют то изящные станки, то синематографический экран, на котором мелькает люмьеровское «Прибытие поезда» вперемежку с картинками, срисованными с рекламы времен belle epoque, то балет механических лаборантов; поющий механический манекен с внешностью прекрасной девушки посреди такого контекста выглядит даже как-то чересчур естественно. Этот «театр машин» сменяется комедией дель арте — венецианский акт, где фатальной красавицей выступает куртизанка Джульетта, показан именно как театр в театре. На задний план выплывает натуралистичная венецианская ведута в виде дотошно сделанного макета, а на переднем плане — набережная, где перенесенная из Парижа аудитория смотрит уличное представление с Арлекином-Шлемилем, Джульеттой-Коломбиной, карлицей, негритенком и Гофманом в качестве импровизированного участника; только трость-шпага коварного Дапертутто, услужливо поднесенная Гофману, оказывается, судя по печальному результату дуэли Гофмана и Шлемиля, совсем не бутафорской. Ну ладно, Венеция и комедия дель арте слишком естественная ассоциация, а вот в самой камерной из рассказываемых в опере истории певицы Антонии театр прописать сложно. Левенталь и Титель для вида как будто бы сдаются: дом Антонии и ее отца Креспеля оборачивается совсем уж прозаичным и тесным пространством, в котором царит приземленная бидермейеровская благонравность. Но не тут-то было. Губящие тоскующую по сцене больную певицу Антонию злые чары оборачиваются не только наивным оживлением портрета ее матери, но и внезапной сценической трансформацией — «коробочка» дома разъезжается, распахивая добросовестно вырисованное пространство театральной залы. А от нее уже совсем легко перейти к финалу, где фасад дворца Гарнье и остальная диспозиция из пролога возвращаются, чтобы затем опять уступить место грустному прозаизму пустой сцены. Это тот род спектакля, где придумавший все эти метаморфозы художник кажется даже более важным автором, чем режиссер, но в любом случае их тандем, пожалуй, проигрывал бы без той умной, внимательной и все же вдохновенной поддержки, которую обеспечивал за дирижерским пультом Евгений Бражник. Среди певцов главным козырем премьерного состава должна была стать Хибла Герзмава, которая исполняла партии всех трех трех с половиной, если считать небольшую роль Стеллы главных чаровниц. Оффенбах, слепо следуя логике либретто, согласно которой все эти героини являются только разными ликами гофмановской мечты, настаивал на том, что эти партии и должна петь одна певица — хотя сам позаботился о том, чтобы сделать эту задачу максимально сложной, поскольку их тесситура покрывает диапазон от колоратурного до драматического сопрано.
Яркие маски итальянского карнавала, переходящие в мрачность бюргерского жилища Антонии, где героине только и остается, что говорить с ожившим портретом покойной матери. И еще один красивый мираж сценографа представлять себя примадонной на сцене огромного театра, в лучах славы и успеха. Такова внешняя картинка. По сути, это спектакль о горькой сладости художественного вымысла, о феномене и волшебстве театра. И поэма о противостоянии грезы и реальности. В лагере первой — воспоминания Гофмана, сама идея театральной игры и крылатый Пегас из декорации. На стороне второй — противники Гофмана, убивающие фантазию злобой, механики-позитивисты, подменяющие живую красоту кукольной подделкой, и вечная энтропия жизни вкупе с алкоголизмом героя: в финале он напивается до положения риз, засыпает на столе и упускает Стеллу, которая достается сопернику. А Пегаса снова провозят из кулисы в кулису, но уже тылом к залу. Мы видим изнанку: конструкцию каркаса крылатого коня и усталых рабочих сцены, присевших покурить после работы. Представление закончено. А публика пусть решает, что это было — манифест романтизма или ирония скептика. Труд В театре имени Станиславского и Немировича-Данченко поставили крайне редко идущую в России оперу Жака Оффенбаха 11 мая 2011, Сергей Бирюков В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко показали премьеру одной из самых популярных в мире, но также и труднейшей для постановщиков, а оттого крайне редко играемой в России оперы «Сказки Гофмана». Обозревателю «Труда» показалось, что с музыкальной точки зрения это работа вполне европейского уровня, а вот зрелище получилось не без китча. Бывают великие произведения со счастливой и ясной судьбой — допустим, «Аида» Верди, а бывают не менее достойные — с трудной. К последним относится и единственная опера Жака Оффенбаха, волшебника оперетты, под конец жизни написавшему одну из красивейших и изощреннейших опер в мире по литературным феериям Эрнста Теодора Амадея Гофмана, Отчего же так редки удачные постановки произведения, над которым витают имена двух гениев? Возможно, дело в том, что и без того фантасмагоричные гофмановские сюжеты вольно перекроены либреттистами Жюлем Барбье и Мишелем Карре в некую литературную химеру, где за калейдоскопическим мельканием эпизодов трудно отследить логику действия. От большинства постановок в памяти остается только пара-тройка эпизодов, связанных со знаменитой песенки о Кляйнзаке или хрестоматийной баркаролой, но что их связывает друг с другом и со всей остальной оперой — обычно остается тайной для зрителя. Именно так произошло, насколько помнит автор этих строк, на «Сказках Гофмана» в театре «Геликон-опера» лет 10 назад. Говорят, больший успех сопутствовал спектаклю Свердловской ныне Екатеринбургской оперы 1986 года, но то было вдали от Москвы. Интересно, что сейчас ставить оперу взялась та же экс-уральская команда — режиссер Александр Титель, дирижер Евгений Бражник, художник Валерий Левенталь. Но спектакль — не перенос, а оригинальная продукция. Достаточно сказать, что в прежней версии нынешнее третье действие — история чахоточной певицы Антонии — было вторым, а место третьего занимало теперешнее второе — о венецианской куртизанке Джульетте. Что же, по мысли постановщиков, могло скрепить фантастически красивую, но пеструю, почти лоскутную ткань оффенбаховской оперы? Их посыл, судя по всему, таков: все в жизни — мишура и лицедейство, а настоящее в ней только одно — творчество. Но чтобы пробиться к этой нехитрой морали, придется набраться терпения — только к самому концу двух с половиной часового представления она прояснится вполне, а до того вы рискуете на многих поворотах действия вылететь на обочину, потеряв ощущение логики и цельности происходящего. Намек на смысловую установку, впрочем, дан с самого начала. Под нежные звуки увертюры посреди голого черного сценического кабинета вращается круг, на нем — вешалка с костюмами персонажей, огромный бутафорский Пегас…То, что нам покажут, — театральная сказка, не более. Зато какая шикарная! Левенталь публика старшего поколения помнит его волшебные «Даму с собачкой» и «Ночь перед Рождеством» в Большом театре 1980-х напоминает о том, какой он умелый волшебник-иллюзионист. На сцене буквально за несколько секунд вырастает здание Гранд-Опера во всем его великолепии… По площади снует туда-сюда парижская богема: массовые сцены с роскошью хора и оркестра — одна из сильных сторон постановки. Появляется главный герой Гофман с той самой песенкой о Кляйнзаке — и Олег Полпудин с его свежим, сильным тенором, как за несколько минут до того бас Дмитрий Ульянов исполнитель роли Линдорфа и всех последующих злодеев-интриганов в этой опере — Коппелиуса, Дапертутто, Миракля , доказывают, что с мужским вокалом в этом спектакле порядок. Настает пора Гофману, взявшемуся рассказать публике историю всех своих любвей, поведать первую повесть — о кукле Олимпии, которой чуть не отдал сердце близорукий поэт. И создатель Олимпии таинственный физик Спаланцани вместе со своими помощниками являются зрителям обряженными в белые халаты и костюмы с галстуками, будто какие-нибудь ученые из секретных лабораторий, какими их изображали в фильмах полувековой давности. Пик этого действия — ария Олимпии с ее чудовищно сложными «механистическими» колоратурами. Отдадим должное Дарье Тереховой — все верхние ми-бемоль и фа были взяты с безупречной точностью, хотя сам голос звучал чуть плоско. Следующий эпизод в особой степени оправдывает определение «сказка»: мы оказываемся в самом фантастическом городе на свете — Венеции. Левенталь с его страстью к иллюзионизму не был бы самим собой, если б обошелся каким-нибудь скупым визуальным намеком вроде куполов собора святого Марка или аркады Дворца Дожей. Нет, перед нами на заднике под звуки знаменитой баркаролы проплывает огромный макет едва ли не всей Венеции. Странно, но именно в этот кульминационный момент сценических ухищрений в голове рецензента мелькает предательская мысль: не чересчур ли груба и фанерно-осязаема постановочная «артиллерия», которой художник сопровождает феерическую партитуру, чья красота происходит скорее из летучих снов, чем из материальной реальности? Да и зачем столько пестроты в костюмах многочисленных персонажей? Зачем понадобился трюк со служанкой-коротконожкой в широкой юбке, в конце оказывающейся вполне длинноногим балеруном, — только чтобы покомиковать? В сюжете оперы без того достаточно хитросплетений, искусственно придумывать новые — не значит ли переступать грань меры и вкуса?.. Впрочем, пестрая «упаковка» слегка отвлекает внимание от уязвимых сторон исполнения — например, недостаточной яркости голоса Ирины Ващенко Джульетта. При том что к внешним данным этой обольстительной красавицы претензий не может быть никаких. Некоторую передышку глазам дает третий эпизод — про трагическую судьбу певицы Антонии, чей артистический дар вступает в противоречие с роковой болезнью: не петь она не может, но пение ускоряет разрушительное действие чахотки… Наталье Петрожицкой достались самые долгие аплодисменты зрителей за весь спектакль — ее техническое мастерство действительно великолепно и практически заставляет забыть о некоторой стертости голоса. К счастью, постановщики поняли, что здесь, где действие оперы впервые выходит на уровень настоящей драмы силе которой, может, позавидовал бы и сам Бизе , категорически неуместна всякая суета, а наоборот, нужна предельная простота сцены. В обстановке скромной мансарды Антонии нет ничего лишнего — разве что богатый портрет ее покойной матери, тоже певицы, выделяется на этом фоне. Ну так ему и суждено сыграть роковую роль в судьбе девушки: когда она пристально глядит на него, картина оживает, и мать призывает ее не бросать пение, пусть это даже будет стоить ей жизни… Однако недолго глаз зрителя отдыхает. Оно понятно — после завершения всех трех сказок надо вернуть действие на ту же парижскую площадь, с которой оно началось. Но почему-то постановщики делают это не впрямую, а через целую череду новых волшебных преображений, в ходе которых перед нами мелькают ярусы какого-то театра, какие-то небеса китчево-синего цвета… К счастью, под конец всех примирил и умиротворил сам Оффенбах — он-то, с его безупречным вкусом, понимал, что такую пеструю, до опасности распада, партитуру нельзя заканчивать переусложненной полифонической массовкой — нужна простота как последняя истина. И заключил всё чудесной тихой мелодией, которую уставшему подвыпившему Гофману наигрывает уличный скрипач и напевает его неразлучный, во всех переделках приходящий на помощь друг Никлаус Лариса Андреева. Кстати, вот удачный ход режиссера: Никлаус чья партия Оффенбахом поручена меццо-сопрано сбрасывает шляпу, из-под нее рассыпается роскошная копна девичьих волос, и становится понятно, кто настоящая возлюбленная поэта — его скромная спутница, которая вовсе не претендует на его плотскую любовь, потому что ей отведена другая роль — быть хранительницей его таланта, его музой. Не в вульгарно-бытовом, а в возвышенно-романтическом, исключающем всякую пошлость гофмановском смысле. Таков один из составов постановки. В другом все главные женские партии, кроме Никлауса, исполняет одна и та же певица — прима Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Хибла Герзмава. Кстати, именно на таком исполнении настаивал сам Оффенбах. Смысл этого ясен: все женщины суть разные приближения к одному идеальному образу, который ищет поэт. Выходит, два состава — это как бы и два существенно разных варианта спектакля. Такая щедрость в театральной практике нечаста, куда чаще встречаешься с самоповторением от спектакля к спектаклю. В этом команда «Стасика» повела себя уникально. Вообще, несмотря на пестроту спектакля, идти на него стоит — прежде всего при всех допущенных вокальных шероховатостях из-за тщательного, а местами даже увлеченного воплощения партитуры Оффенбаха с ее богатыми контрастами роскошных оркестрово-хоровых сцен и сокровенных сольных моментов, с ее виртуозными ансамблями. Если, конечно, вы придерживаетесь старомодной, но не совсем еще сданной в архив точки зрения, что в опере главное — не режиссерско-сценографические изыски, а музыка. OpenSpace «Сказки Гофмана» Тителя-Левенталя-Бражника 11 мая 2011, Екатерина Бирюкова Как ни крути, но это спектакль не XXI, а XX века, и кто хочет, может считать это похвалой, кто хочет — укором 25 лет спустя после легендарной, первой в стране постановки оперы Оффенбаха, осуществленной в Свердловске, та же команда сделала спектакль в театре Станиславского и Немировича-Данченко, нынешней московской вотчине режиссера Александра Тителя. Два других автора «Сказок Гофмана» — классик отечественной сценографии Валерий Левенталь и уважаемый дирижер Евгений Бражник. Это не ремейк знаменитой работы из золотого века Свердловской оперы по которому только может вздыхать нынешний Екатеринбург , а новый спектакль. Но отмахнуться от старого парфюма не удастся. Как ни крути, но это спектакль не XXI, а XX века — добротный, честный, даже простодушный, без постиндустриальных намеков и подвывихов. И кто хочет, может считать это похвалой, кто хочет — укором. Главным в нем является сценографическая составляющая. Про такие спектакли говорят: «Видно, на что потрачены деньги». Но это тот редкий случай, когда никакого сарказма в этих словах нет. Декораций много, они не бедные, но блистают совсем не рыночной красотой — такой, увы, непривычной на нашей оперной сцене. Они респектабельно и старомодно поскрипывают, на глазах складываются в фирменные левенталевские многоплановые конструкции и застраивают всю сцену до колосников. Имеются: Опера де Пари с фасада и изнутри, Венеция практически в натуральную величину, что-то вроде кунсткамеры с винтажным хайтеком и несколько проигрывающее на фоне этих роскошеств мюнхенское приватное жилище. Чтобы избежать беспечной туристической репортажности, в нагрузку прилагается рефлексивное закулисье современного театра, населенное задумчивыми осветителями и огромных размеров бутафорским Пегасом. Он то романтически исчезает в световых спецэффектах, то поворачивается к зрителям своей земной изнанкой из металлоконструкций — как-никак в странной, незавершенной опере Оффенбаха речь идет о поэте, мечущемся между искусством и женщинами. Уже давно, надо заметить, в мировой режиссерской практике примиряющим средством для Гофмана служит бутылка или шприц. Но в нашем случае Титель это обстоятельство не акцентирует, и вообще он обошелся без психологических нагнетаний и другой излишне заметной режиссерской активности. Вторым героем постановки следует назвать дирижера Бражника; у него мягко и вдумчиво звучит оркестр, с которым, правда, не всегда сходится хор. Но хор в этой опере не главное. Главное — солисты. Причем их количество не постоянная величина, и ее выбор зависит от возможностей театра. Чем меньше солистов — тем, как это ни странно, круче. Оффенбах написал три довольно разные партии для возлюбленных Гофмана, не исключив, что для всех трех Олимпии с колоратурным сопрано, Джульетты с сопрано драматическим и Антонии — с лирическим найдется одна универсальная исполнительница. И хотя в общемировой практике чаще встречается более человеколюбивый и — как результат — перфектный вариант с тремя разными певицами, отчаянные героини-одиночки периодически тоже находятся не далее как в начале этого московского сезона подобный трюк проделала в ходе концертного исполнения «Сказок Гофмана» Лора Клейкомб. В труппе Тителя есть немало достойных певиц, которых опера Оффенбаха позволяет обеспечить работой над ролью одной из трех гофмановских избранниц. И это было сделано.
Сказки Гофмана - актеры и роли
Жак Оффенбах создал немало легкой музыки и прославился как непревзойденный мастер оперетты, но прощальным и главным его сочинением стала большая фантастическая опера Сказки Гофмана. Лента новостей Друзья Фотографии Видео Музыка Группы Подарки Игры. Ж. Оффенбах. Сказки Гофмана/ Les Contes d'Hoffmann. Театр оперы и балета Республики Коми. Сказки Гофмана: Directed by Tina Barkalaya. With Nargis Abdullaeva, Anna Ardova, Marina Barsukova, Milada Fokina. «Сказки Гофмана» выпускает российский дистрибьютор игровых и анимационных фильмов «НМГ Кинопрокат», который входит в холдинг Национальная Медиа Группа.
Фильм «Сказки Гофмана» (2024): волшебная история гардеробщицы
В экранизации актёр сыграл эпизодическую роль барона Майгеля. Над созданием фильма «Сказки Гофмана» работала Тина Баркалая. Посмотрела новый российский фильм «Сказки Гофмана» с Екатериной Вилковой в главной роли, впечатления противоречивые. тэги: актеры фильма, сказки гофмана, съемки, сюжет, фильм. Отраслевой, ретро, трагикомедия. Режиссер: Тина Баркалая. Начало 2000-х. Неприметная девушка Надежда Страхова работает на двух работах, чтобы содержать себя и мужа: по утрам в районной библиотеке и вечерами в театральном гардеробе. Однажды ее жизнь резко меняется.
Опера «Сказки Гофмана» в полусценическом исполнении на Второй сцене Мариинского театра
Режиссер-постановщик и художник Иманоль Персе выстроили действие в пространстве клиники, в которой лечат разбитые сердца и где среди обитателей оказывается сам Гофман в больничной пижаме. Он окружен врачами, пациентами и персонажами, которых сотворило его сознание. Костюмы здесь отражают и будничную реальность госпиталя, и иллюзорный мир фантазий. Последний раз опера "Сказки Гофмана" ставилась в Мариинском десять лет назад в режиссуре Василия Бархатова.
Фото: Кадр из фильма Тина Баркалая сняла более 300 рекламных роликов, отмеченных «Каннским львом» и другими международными призами. Дебютный полнометражный фильм снят по собственному сценарию, написанному несколько лет назад. Однажды автору этих строк где-то в начале 2000-х, когда и происходит действие «Сказок Гофмана», довелось поучаствовать в интересном проекте одного глянцевого журнала. Снимали руки разных людей, которых выбирали на каких-то мероприятиях и вечеринках, если нравились украшения. Так две мои руки с необычными венецианскими кольцами из серебра были увековечены на страницах журнала. Руки многое могут рассказать о человеке. В журнале их было много, целый разворот или даже два.
Можно было рассматривать и фантазировать, кому они принадлежат. В фильме Тины Баркалая красивые руки скромной сотрудницы библиотеки оказались в центре внимания и изменили ее унылую жизнь. Итак, авторы заранее предупреждают, что все могло случиться только на рубеже веков, когда в нашу жизнь входил западный мир в гротескном виде. Все немного как в сказке, а простодушная героиня Екатерины Вилковой по своей наивности и восприятию жизни напоминает французскую Амели. И это уже не первый случай вольной или невольной апелляции наших кинематографистов к ее прекрасному образу. Надежда трудится на двух работах — в убогой районной библиотеке, где у нее феерическая начальница Наталья Павленкова , и гардеробщицей в театре.
На самом деле у меня с Наденькой очень много общего несмотря на то, что я переодически хорохорюсь. Хотя когда я просилась в подобные истории, мне всегда говорили, что ты слишком благополучная, слишком красивая», — откровенничала Вилкова. Над картиной работала компания Pan-Atlantic Studio в лице продюсера Екатерины Филипповой при поддержке Министерства культуры Российской Федерации , а выпуском фильма занимается российский дистрибьютор игровых и анимационных фильмов «НМГ Кинопрокат» при поддержке телеканала «Россия 1». Российская премьера «Сказок Гофмана» состоялась на кинофестивале короткометражного и дебютного кино «Короче».
Картина удостоилась специального приза от телеканала «Россия» и стала фильмом открытия фестиваля. Стоянов , сыгравший мужа главной героини «Сказок Гофмана», получил приз за лучшую мужскую роль на Международном кинофестивале в Гатчине «Литература и кино». Какие отзывы о фильме «Сказки Гофмана» Кинокритик Михаил Трофименков уличил автора картины в отсутствии метафоричности.
Гоффман влюблен в некую Стеллу , в которой соединились -облик куклы Олимпии, артистки с печальным финалом Стеллы и куртизанки , заключившей сделку с Дьяволом - лишить Гофмана отражения и души, взамен на огромный Бриллиант. Все это время рядом с влюбленным поэтом следовал добрый ангел, который не давал опуститься ни в какую бездну и вовремя уводил Гоффмана. Это современная постановка, в которой нет роскошеств и пышности декораций и костюмов. Сказать, что понравилось не то слово. Я была в таком восторге от оперы и от театра с его новыми и просторными ярусами в фойе.
Мариинка покажет оперу "Сказки Гофмана" Жака Оффенбаха в постановке режиссера из США
Актеры, режиссер, продюсеры и другие участники съемочной группы. Последний раз опера "Сказки Гофмана" ставилась в Мариинском театре десять лет назад; тогда режиссером выступил Василий Бархатов. В Российской государственной библиотеке прошел специальный показ фильма «Сказки Гофмана». В российский прокат вышел полнометражный дебют Тинатин Баркалая «Сказки Гофмана». Отраслевой, ретро, трагикомедия. Режиссер: Тина Баркалая. Начало 2000-х. Неприметная девушка Надежда Страхова работает на двух работах, чтобы содержать себя и мужа: по утрам в районной библиотеке и вечерами в театральном гардеробе. Однажды ее жизнь резко меняется. Вся информация по фильму Сказки Гофмана: дата выхода, описание, рейтинг, отзывы на
Сказки Гофмана, 2022
Жанр: драма, комедия • Страна: Россия • Режиссер: Тина Баркалая • Актеры: Екатерина Вилкова, Евгений Цыганов, Максим Стоянов, Алексей Гуськов. Отметим, что фильм «Сказки Гофмана» повествует о неприметной девушке Надежде Страховой (Екатерина Вилкова). "Сказки Гофмана" Жака Оффенбаха в постановке Дэниэла Кругликова. Актеры и роли, съемочная группа Сказки Гофмана (1951).