В 1946 году Александр Зиновьев демобилизовался, вернулся в Москву и решил восстановиться в университете. И хотя нижеприведённые прогнозы были сделаны Александром Зиновьевым ещё в 2004 году, думаю, что своей актуальности они не утратили. Александр Николаевич бессменный председатель Уставной комиссии Центрального совета, много лет возглавлял Бюджетно-плановую комиссию. А в 1999-м году Александр Зиновьев вернулся в Москву, приняв должность профессора МГУ на кафедре этики на философском факультете.
Александр Зиновьев: диссидентское движение в СССР организовал Запад
Последнее интервью Зиновьева | Кстати, Петра Капицу и Александра Зиновьева одновременно в 1974 году избрали в Академию наук Финляндии. |
Александр Зиновьев: «Профсоюз – это общение с интересными людьми и возможность проявить себя» | В Москве состоялся торжественный вечер, посвященный 100-летию со дня рождения выдающегося ученого Александра Александровича Зиновьева. |
"Сияющие высоты". К 100-летию великого русского мыслителя Александра Зиновьева | 13 июня состоялось заседание Зиновьевского клуба, посвященное 20-летию возвращения философа Александра Зиновьева на Родину. |
Зиновьевский клуб | Вдова философа Зиновьева предложила проверить Институт философии РАН на лояльность России, ее поддержал Александр Дугин. |
Выставка «Сияющие высоты Александра Зиновьева» | 100 лет со дня рождения философа Александра Зиновьева. |
Столетие Александра Зиновьева торжественно отметили в Москве - Россия 24
В Ресурсном центре общественных объединений Советского района (ул. Новоморская, 12) прошло мероприятие в честь 100-летия Александра Зиновьева. Интерес к Зиновьеву выразился в коллективном сборнике «Александр Зиновьев: писатель и мыслитель» (1988)[173]. Вдова русского мыслителя Александра Зиновьева обратилась в Следственный комитет по факту публичного оскорбления памяти мужа.
Александр Зиновьев - биография, новости, личная жизнь
Центр призван стать плацдармом для разработки новой парадигмы развития мирового сообщества в условиях кризиса существующих мировых институтов, а также сохранения и укрепления в обществе традиционных ценностей, института семьи и духовного наследия народов мира.
Однако, следом его лишили научных званий и выслали из страны. В эмиграции Александр Зиновьев вынужденно стал профессиональным писателем, считая себя в первую очередь социологом. Всего он написал около 40 книг, большинство из которых трудно отнести к какому-либо направлению, поместить в какие-либо рамки, включая академические. Его произведения имеют социологическое содержание и синтетическую форму. Наверное поэтому произведения в оригинальном жанре «социологического романа» принесли ему международное признание.
Закрыть 6 Зиновьев Александр Александрович Российский философ. Доктор философских наук. Мировую известность получил после публикации остросатирической книги «Зияющие высоты». Александр Зиновьев родился 29 октября 1922 года в деревне Пахтино, Костромская область. С детства стал убежденным атеистом. Рос способным мальчиком, часто посещал библиотеку, интересовался социологией и философскими сочинениями.
Особенно ценил идеологов коммунизма Маркса и Энгельса. В молодости являлся идеалистом: верил в светлое будущее, впитав тщательно пропагандирующиеся коммунистические идеалы, мечтал построить новый, светлый и справедливый ко всем мир. В погоне за справедливостью не признавал авторитетов и мог высмеять даже самого Сталина. После окончания школы в 1939 году юноша поступил в Московский институт философии, литературы и истории имени Чернышевского. Для него началось непростое время: отец перестал присылать деньги, идеальный коммунизм расходился с происходящим вокруг, набирали обороты репрессии.
Но как только я выступил со своими идеями в 1985 году, так сразу стал для них красно-коричневым, персоной нон грата. В такой ситуации ни в коем случае нельзя проводить никаких реформ. Я как бывший летчик знаю — в минуту опасности, если пилот меняет решение, он, как правило, гибнет. Что-то подобное случилось и здесь. Сначала надо было преодолеть кризис, навести порядок. Но ведь, когда армия бежит в панике, что должен делать в первую очередь командир? Прежде всего — прекратить эту панику. А потом уже действовать. Это азбука! Азбука всякой стратегии. Я писал тогда, что самая разумная политика на тот момент — консервативная. Так произошло и у нас. Политологи на Западе только руки потирали, мол, теперь-то уж точно они все развалят. И сами немало этому способствовали. Благодаря их поддержке в стране была создана пятая колонна, которая мастерски принялась разрушать хорошо отлаженную систему. И начала с основы советской государственности — партаппарата. В партруководство устремились дилетанты. В советской же системе работали профессионалы. Им и нужно было оставаться на своих местах. Но нет. Была разгромлена и экономика. Под предлогом того, что она плановая, а потому не рентабельная. Вторая вполне нормально функционировала. Это в стране с высочайшим уровнем жизни! А теперь вспомним, что произошло в Советском Союзе. После войны к нему присоединилось сто с лишним миллионов человек! И ничего, система выдержала. Она не только не рухнула, но и прогрессировала. Какая западная страна могла такое пережить? Да никакая! Так что советская экономика работала. Достаточно вспомнить в одночасье опустевшие полки магазинов. Это нормальное явление. Предупреждал, что всякие реформы в западном духе только углубят кризис и приведут к катастрофе. Все это я говорил задолго до всех потрясений. Но то был глас вопиющего в пустыне. Кто меня тогда слушал? И сейчас не слушают.
Нынешняя поездка — особенная. Исполняется 45 лет изгнания философа из Советского Союза. Это произошло после публикации за границей социологических романов «Зияющие высоты» и «Светлое будущее», вызвавших негативную реакцию властей. Когда боевого офицера, капитана штурмовой авиации разжаловали в рядовые — ни с кем так не поступали. Его лишили всех академических званий и степеней. Мнение советского руководства составляли коллеги, которые писали чудовищное количество доносов.
Из заветов Александра Зиновьева: Мы должны переумнить Запад
Александр Зиновьев разработал собственную социологическую теорию — логическую социологию. Прибытие в Мюнхен Александра Зиновьева с семьей после изгнания из Советского Союза — 1978 год. Из-за него Зиновьева лишили всех научных званий и наград (включая боевые, полученные во время Великой Отечественной войны), после чего выслали из СССР. Философ Александр Зиновьев прожил большую, трудную и, несмотря на обретение мировой известности, очень печальную жизнь. — Помимо Александра Зиновьева диссидентское и правозащитное движение в СССР для всего мира олицетворяли еще двое — академик Андрей Сахаров и писатель Александр Солженицын.
Пресс-центр С.М.Миронова
Из заветов Александра Зиновьева: Мы должны переумнить Запад | Так обстоит дело с Александром Зиновьевым (1922–2006) – грандиозным русским философом, социологом, писателем, орденоносцем Великой Отечественной войны. |
Сегодня выполняется один из главных заветов Александра Зиновьева | Александр Николаевич бессменный председатель Уставной комиссии Центрального совета, много лет возглавлял Бюджетно-плановую комиссию. |
Из заветов Александра Зиновьева: Мы должны переумнить Запад | Последние новости о персоне Александр Зиновьев новости личной жизни, карьеры, биография и многое другое. |
Что за философ Александр Зиновьев, которого цитировал Путин на «Валдае»? | Аргументы и Факты | С 1978 по июнь 1999 года Александр Зиновьев с семьёй жил в Мюнхене, занимаясь научным и литературным трудом. |
15 цитат из книг Александра Зиновьева
И чтобы стать выдающимся подлецом, надо иметь к тому способности, а также долго и упорно учиться. Не случайно поэтому выдающиеся подлецы среди пожилых и образованных людей встречаются чаще. И усилиями огромного числа людей создается иллюзия гениальности. Наша жизнь не имеет тайны и не вызывает ни у кого любопытства. И они фигурируют в ибанском правовом кодексе. Как они туда попали? Отчасти иллюзии насчет изма. Отчасти пропаганда и демагогия. Отчасти камуфляж, желание прилично выглядеть в глазах внешнего мира. Но главным образом они попали в ибанский кодекс потому, что с самого начала была полная уверенность в том, что никому в голову не взбредет этими свободами воспользоваться.
Такой-то Заместитель поехал туда. Речь произнес. Орден вручил. Это не спектакль. Это — реальная жизнь.
Вот почему, поднявшись на сцену Костромской филармонии в день открытия чтений, я, вместо того чтобы озвучивать заявленный доклад на тему «Александр Зиновьев — стихотворец», спросил зал, читал ли здесь кто-нибудь художественные произведения писателя. Ответом были две-три руки, робко поднятые в задних рядах. Пришлось вместо стихов Зиновьева читать предсмертные строки Велимира Хлебникова, содержащие упрек и вызов будущему читателю, а затем перефразировать, применительно к литературе, слова историка-фольклориста Юрия Миролюбова: «Человек, не знающий историю своего народа, является не субъектом, а объектом цивилизации и культуры». Перескочу мысленно на пять лет назад.
Тогда ко мне обратились с неожиданной просьбой — написать вступительную статью к сборнику стихотворных произведений Александра Зиновьева. При всем уважении я вынужден был отказаться, сославшись на плохое самочувствие, что, однако, являлось полуправдой. То есть я действительно чувствовал себя отвратительно — в те дни обострилось мое нервное заболевание, и целыми днями я буквально лежал пластом, не способный к любого рода деятельности, тем более работе творческой, умственной. Не по плечу была и ответственность: зиновьевские стихи я читал только в составе его крупных прозаических произведений, а вот с обособленным массивом стихотворений знаком до той поры не был. Имелась и еще одна причина, самая, пожалуй, веская, но озвучивать которую я не захотел: чтение сверстанного уже текста будущего сборника вызвало во мне совсем не то чувство, с каким следует браться за предисловие к поэтической книжке. Признаюсь, на строки, следующие непосредственно за процитированными, я тогда обратил мало внимания. Вот они: «К чему, вы скажете, мудрить? После чего, собственно, вопрос о предисловии следовало снять с повестки дня, но все же я, конечно, не мог не дочитать присланное до конца. Что бросилось в глаза?
Прежде всего типичные ошибки стихотворца-дилетанта. Например, неспособность систематически выдерживать избранный поначалу стихотворный размер эта неспособность всегда четко указывает на смутное представление автора об элементарных азах поэтической техники. Банальные рифмы, в том числе обилие рифм глагольных «мудрить — говорить» и т. Путаница с цезурой, и как следствие — то и дело повторяющаяся инверсия, несовпадение ударения в слове с ритмическими ударениями в строке, когда словесное ударение находится не на ожидаемом месте стиха, а падает на соседний слог. Удручало наличие полного стандартного набора поэтических архаизмов: «сие» вместо «это», «уж» вместо «уже», «иль» вместо «или». Не менее серьезно выглядело насилие над языком, усечение слов в угоду размеру той или иной строки, непозволительно вольное по крайней мере, если оно ничем художественно не оправданно обращение с грамматикой речи «кончайсь» вместо «кончайся», «надейсь» вместо «надейся», «преисподню» вместо «преисподнюю» и т. Возможно, в таком усечении отразилось ошибочное поколенческое восприятие футуристичесих изысков в поэзии Владимира Маяковского, поэтического кумира юного Зиновьева.
Средняя продолжительность жизни пилота штурмового самолёта была десять боевых вылетов. Шансов на плен не было: немцы не брали в плен пилотов штурмовиков, расправлялись на месте.
Зато пилоты пользовались известными привилегиями, которые на фронте ценились больше, чем шанс уцелеть: относительно приличная еда, водка, нормальная форма, а главное — отсутствие грязной и изматывающей физической работы. Лётчики были расходным материалом, но элитным расходным материалом. Это самоощущение осталось у Зиновьева навсегда. После победы в армии стали закручивать гайки. Писаные и неписанные льготы, привилегии и вольности, полагающиеся смертникам, пошли коту под хвост. Зиновьев понимает, что в послевоенную армию он не вписывается и подаёт рапорт об увольнении. Впрочем, он успел пожить в Германии и в Австрии, под Веной. Вена ему понравилась. Ему вообще нравилось всё немецкое — пожалуй, кроме немок: осталась устойчивая ассоциация с триппером, этим бичом армий победителей.
На вольных хлебах пришлось туго. Семья, как обычно, бедствовала, — как и вся страна. Жизнь была не просто тяжёлой, даже не нищей, а хуже чем в войну. В этих условиях Александр Зиновьев, в недавнем прошлом геройский лётчик-истребитель, занимался банальным выживанием, сводящимся в большинстве случаев к подхалтуриванию за гроши. Слово «халтура» здесь появляется не случайно: речь идёт именно о плохой работе, даже об имитации работы — и, с другой стороны, о хорошей имитации. Однажды Зиновьев нанялся на кирпичный завод лаборантом, записывать показания приборов. На самом деле никто — ни он сам, ни прочие лаборанты — и не думали снимать настоящие показания. Они фиксировали среднее значение, около которого колебалась стрелка прибора, а мелкие отклонения вписывали в журнал от балды. Думаю, не нужно объяснять, как это повлияло на его отношение к «строгой научной истине», — и почему уже на излёте жизни он так легко принял исторические теории Фоменко.
Он же промышлял подделкой документов, штампов и печатей — традиционное, надо признать, ремесло философов, равно как и фальшивомонетчество. Относился он к этому «просто» — то есть примерно так же, как и к прочим босяцким ухищрениям, нацеленным на выживание. Надеть носки наоборот, чтобы переместить дырку с пальца на пятку, выменять дрова на картошку, подделать хлебную карточку — всё это входило в общий фон придонного нищего быта, в котором барахтались практически все. Сунув кому надо пару взяток, Александр Зиновьев делает себе правильные документы и поступает в МГУ на философский факультет — по сути дела, всё в тот же МИФЛИ, только «рождённый обратно». Обстановка, правда, изменилась МИФЛИ, как уже было сказано, задумывался как отстойник для потомства ранней большевистской элиты, потихоньку оттесняемой от реальной власти, но тем крепче вцепившейся в остатки кровью добытого статуса. Кое-кто из этой породы пошёл под нож в конце тридцатых или в начале пятидесятых, но в основном они выжили, — все эти гражданские жёны грузинских наркомов, белоглазые племяши латышских стрелков, курчавое семя чекистских живорезов, — да, выжили, сохранили часть добычи, да ещё настругали деток и внучат, которые таки сыграли свою роль и в хрущёвщине, и в диссидентщине, и в горбачёвщине… но это всё было потом. Что касается послевоенных лет, то были кондовые и суровые времена, элитки временно оттеснили в сторону, чтобы не мешались. Надо признать, большой пользы делу коммунизма это не принесло — о чём ниже. Зиновьев вписывался в атмосферу послевоенного МГУ если не идеально, то, во всяком случае, вполне органично.
Он пил, валял дурака, сочинял сходу на экзаменах «марксистские тексты» что, если освоить стилистику, совсем несложно — как и в случае с любым хорошо выраженным стилем: в наши дни умные студенты тем же макаром сочиняют «за Хайдеггера» , тишком трепался о политике с друзьями. Учился легко: выручала память. В свободное время подрабатывал преподаванием, в результате чего получил возможность, наконец, выехать из жуткого подвала и снять комнату. Жизнь налаживалась — пусть даже как у того бомжа из анекдота. Дальше произошло вполне ожидаемое. Немножко оклемавшись и слегка откормившись, Зиновьев занялся созданием новой философской дисциплины, которая, по его словам, «охватила бы все проблемы логики, теории познания, онтологии, методологии науки, диалектики и ряда других наук». V ЧАСТЬ В горбачёвские времена почуявшие волюшку гуманитарии взяли моду публично ныть на тему «засилья материализма» и «марксистской схоластики». Это всё неправда. Не в том смысле, что засилья не было — а в том, что материализм, марксизм и схоластика здесь были решительно ни при чём.
Впрочем, специфику советской гуманитарной науки лучше всего демонстрировать именно на примере схоластики. Крайне жёсткая интеллектуальная система, стиснутая, как тисками, христианским богословием и аристотелевской философией, породила в высшей степени полноценную философскую традицию. Советский марксизм не породил ничего даже отдалённо сравнимого. На брезентовом поле советской философии не взошло ни одного алюминиевого цветка. Всё, написанное в рамках официоза, было идиотично или просто скучно. Связано это было с одной маленькой разницей, разделяющей схоластику и советский марксизм. Схоластика была жёсткой системой. Занимающийся богословием всегда ходил по краю, с риском быть в любой момент обвинённым в ереси. Тем не менее, система была ориентирована позитивно: предполагалось, что схоласт ищет истину, уточняет и развивает её, а опровержение лжи является подчинённым моментом.
Советский марксизм имел иную природу: он был ориентирован на разоблачение немарксизма или недостаточного, ложного марксизма — и весь целиком сводился к этому разоблачению. К собственному своему содержанию советский марксизм старался без надобности не обращаться, чтобы не провоцировать возникновение новых ересей. Всё сколько-нибудь интересное сразу записывалось в идеологически невыдержанное — просто потому, что оно интересно. В этом, наверное, можно усмотреть некое интеллектуальное подобие «народно-православного» представления о грехе: всё приятное грешно и недозволительно уже в силу того, что оно приятно. Кстати сказать, марксизм — очень интересная, хотя и стрёмная, система воззрений, уж никак не хуже какого-нибудь «ницшеанства». На Западе марксизм был и остаётся старой надёжной кувалдой для «радикальной критики». Зиновьев тогда всего этого не то чтобы не понимал — но понимать не хотел. Он переживал нормальный этап становления интеллектуала: сочинение «общей теории всего». Это такая умственная хворь типа кори, поражающая личинок интеллектуалов.
Настигает она не каждого, но большинство. Потом это проходит. В зиновьевском случае стадия сочинения «теории всего» названной им «многозначной логикой» — из конспиративных соображений оказалась неожиданно продуктивной. Нет, «теорию» он не создал, зато нашёл интересные подходы к тому, что впоследствии стало его знаменитой диссертацией — «Метод восхождения от абстрактного к конкретному на материале «Капитала» К. Текст диссертации потом ходил в многочисленных копиях в качестве интеллектуального самиздата, наподобие гумилевского «Этногенеза». Впоследствии текст книги пополнил корпус сакральной литературы так называемых «методологов» — философской школы если хотите, секты , созданной соучеником Зиновьева Г. Как-никак, это был создатель единственной за всю советскую историю философской школы «методологии» , которая пережила рубеж девяностых. Правда, пережила как тот попугай из еврейского анекдота про репатриацию — то есть «тушкой». Зато эта тушка и сейчас неплохо смотрится.
Знакомство Зиновьева с Щедровицким началось со скандала. Щедровицкий покритиковал на комсобрании недостаточную подготовку студентов по Гегелю, на изучение которого, дескать, отводилось две недели, так что приходилось готовиться по учебнику. И, прочитав Георгия Федоровича, мы потом весело и вольно рассказываем о Георге Вильгельмовиче». Начальству шутка не понравилась, и Щедровицкого решили ущучить. Не по административной линии — не за что было. Но как-нибудь. Тут вспомнили о силе печатного слова: на факультете издавалась своя газетка с макабрическим названием «За ленинский стиль». Сейчас на такое название может, наверное, посягнуть только какой-нибудь бесконечно отвязное андеграундное издание, но тогда это было в порядке вещей. В газете имелся штатный карикатурист.
Нетрудно догадаться, что это был Зиновьев. Опять же нужно учесть контекст эпохи. В те суровые времена «общественная нагрузка» на студента была, во-первых, значительной — то есть забирала время и силы — и, во-вторых, реальной. Те же послевоенные институтские ДНД добровольные народные дружины были вполне реальной силой, предназначенной, чтобы гонять расплодившуюся послевоенную гопоту с ножичками. Но даже поездки «на картошку» были выматывающим и грязным занятием. Зиновьев, откровенно говоря, пристроился по фронтовой привычке «поближе к кухне»: рисовать — не мешки ворочать. Ничего низкого и неблагородного в этом, кстати, нет. Люди, имеющие навык выживания а Зиновьев всю жизнь именно что выживал , отлично знают цену любому «облегчению жизни». Что не следует путать с тягой к жиркованию и харчбе, с причмокивающим обгладыванием костей ближних.
Такие в советские времена росли по комсомольской линии — с заходом на «освобождёнку». Зиновьев же честно продавал свои умения в обмен на то, чтобы на нём не возили воду и не заставляли заниматься унылой дурью. Так или иначе, Саше Зиновьеву поручили нарисовать карикатуру на Щедровицкого. Как обычно, начальнички переврали ситуацию с точностью до наоборот: приписали тому нежелание читать Гегеля, а знакомиться с ним по Александрову. Зиновьев карикатуру нарисовал Щедровицкий, отталкивающий тома Гегеля и хватающийся за Александрова , не пощадив при этом характерной внешности Г. Щедровицкий случайно зашёл в редакционное помещение, увидел на зиновьевском столе карикатуру, страшно разозлился — поскольку говорил-то он прямо противоположное — и устроил дикий скандал. Зиновьев пошёл на факультетское партбюро выяснять, как оно там было на самом деле. Секретарем партбюро был тогда Евгений Казимирович Войшвилло, тоже фронтовик, впоследствии культовая фигура я его ещё застал. Войшвилло заявил, что подтасовок не потерпит, карикатуру печатать не стали.
А Зиновьев с Щедровицким сошлись. Впоследствии Зиновьев вспоминал о Щедровицком мало и неохотно, в терминах «был моим учеником, потом отошёл» с брезгливой интонацией — «предал по-мелкому». Щедровицкий, напротив, о Зиновьеве говорил и писал много, а зиновьевский диссер по «Капиталу» ввёл в канон своей школы. Позиция Щедровицкого выглядит в этой ситуации более сильной: зиновьевское «фи», которым он, впрочем, вообще бросался довольно часто, выглядит неконструктивным. Возникает вполне понятный соблазн рассудить дело так, что Щедровицкий «развивался», «ушёл от старых взглядов», а Зиновьев остался при своих. Сам Г. На самом же деле ситуация была иной. Эволюция взглядов имела место у обоих. Но двигались они в противоположных направлениях.
Их встреча на факультете была встречей поездов, движущихся по параллельным путям в разные стороны. На момент встречи Зиновьеву стукнул тридцатник, Щедровицкому было едва за двадцать. Зиновьев прошёл войну, и ходил не в отцовской шинели, а в своей собственной гимнастёрке. Щедровицкий ходил по факультету «восторженным пастернаком», переживающим свою открывшуюся интеллектуальную потенцию как своего рода пубертат и накидывающийся на книжки как на девушек. Ум Зиновьева родился из нужды, из бытовой сметки — и ею же был прибит и покалечен при рождении. Наконец, Зиновьев был по сути своей материалистом, а Щедровицкий — наоборот. Тут придётся пояснить кое-какие моменты. Тем не менее, разделение на «материалистов» и «идеалистов» в философии действительно наблюдается — впервые описал его ещё Платон, насмешливо упоминая тех, кто «хватается за дубы и камни, подобно титанам». На самом деле, конечно, всё сложнее.
Если уж на то пошло, то материалистом можно назвать человека, который склонен объяснять свойства вещей свойствами субстрата. Идеалист, наоборот, склонен объяснять свойства вещей внешними причинами. Например, если материалист и идеалист увидят камень странной кубической формы, то материалист предположит, что это, скорее всего, кристалл, а идеалист — что это, скорее всего, кирпич. Тютчев говорит о том же самом в своём известном стихотворении о камне, который то ли упал сам собой, то ли был «низвергнут мыслящей рукой». Самое интересное, что правым может оказаться и тот, и другой, в зависимости от обстоятельств, и разумные материалисты, и идеалисты это понимают. Тем не менее, склонность сначала искать причины внутри вещи, а потом уж вовне — или наоборот — действительно существует, «и приходится с ней считаться». Ещё одно: материализм и идеализм могут быть избирательными. Например, некий мыслитель может быть естественнонаучным материалистом, антропологическим идеалистом и историческим опять же материалистом. То есть считать, что природа развивается по своим собственным законам, но человек — единственное исключение из природных правил, чьи свойства не заданы его телом и инстинктами, зато история — это не «человеческий», а «природный» процесс, вроде геологических, который снова низводит людей до уровня камней или деревьев.
А может и наоборот — считать, что Вселенная сотворена Богом, человек — всего лишь животное, индивидуальный разум — всего лишь переразвившийся инстинкт, зато история — единственная стихия, в которой это животное причащается сверхприродой воле Всевышнего… Или ещё как-то: комбинаций идеализма и материализма в уме отдельно взятого философа возможно очень много. Что касается Зиновьева, то он, в общем, придерживался той позиции, которую я привёл в пример. Он считал физический мир и социум двумя тупыми и слепыми машинами, управляемыми простыми и жестокими законами. Отдельный человек — это точка, в которой мерцает что-то вроде «духа»: он может — в известных пределах — менять законы природы и бунтовать против законов социума. Разумеется, и то и другое возможно делать, только используя всё те же законы. Из этого, кстати, следует, что Зиновьев должен был озаботиться созданием научной теории индивидуального бунта — то есть собиранием, классификацией и теоретическим обоснованием приёмов, позволяющих отдельной личности выйти за пределы законов голой социальности. Начал он примерно там, где впоследствии закончил Солженицын «жить, типа, не по лжи» , но пошёл значительно дальше. Он сам назвал это «искусство жить» «зиновьйогой», кое-что конкретное описал в книгах «Евангелие для Ивана» и «Жёлтый дом». Состояло оно в систематическом саботаже социальности при одновременном сознательном использовании её же законов в целях выживания и кое-какого обустройства.
Надо сказать, лично ему это удалось. Лауреат престижных международных премий, член действительный и гонорис кауза множества российских и иностранных академий, небедный человек — Зиновьев не производил впечатления неудачника. Но позицию «винера», царя горы и победителя тараканьих бегов за успехом он не принимал никогда, равно как и позиции «бунтаря-диссидента» или жителя башни из слоновой кости, парящего над схваткой. Повторимся: он считал свою деятельность в конечном итоге полезной для того самого социума, который он отвергал. Это была, скажем так, позиция бойца, действующего «по обстановке» и своё понимание последней оценивающего куда выше любых приказов — особенно если есть подозрения в бездарности или продажности командования. Позиция эта, разумеется, опасная — поскольку отрыв от социума чаще всего означает включение в другой социум, иногда невидимый тому, кто к нему присоединяется, так сказать, спиной вперёд. Человек, воображающий себя волком-одиночкой, оказывается прикормленным и манипулируемым «полезным идиотом», действующим в интересах какой-нибудь коллективности, как правило, мерзкой. Именно это, к примеру, произошло с большинством советских диссидентов. Зиновьева, кстати, попользовали тоже.
Осознал он это поздно — но хоть осознал. В конце жизни Александр Зиновьев всё-таки пришёл к удовлетворительному решению дихотомии «быть вне общества — действовать в интересах общества». Формула оказалась простой: можно быть вне социума, но вместе со своим народом: отвергая социальное единство, пребывать в единстве национальном. Например, в своих интервью он объяснял причину своего возращения в Россию так: «Мой народ оказался в грандиозной беде, и я хочу разделить его судьбу. С этой целью я и вернулся. Что я могу здесь сделать для моего народа? Я десятки лет работал как исследователь и социальных процессов, и исследователь самого это фактора понимания, о котором я говорю, я много сделал. Я хочу передать это моему народу, по крайней мере, тем, кто хочет это получить от меня и как-то использовать. Вот мое место.
Я, конечно, чувствую себя в этом отношении одиноким, но я отдаю отчет в том, что это вполне естественно. С кого-то, все начинается все-таки с кого-то, с единицы. Пусть я буду этой исходной единицей». При всей кажущейся эмоциональности, это безупречно логичное рассуждение. В самом деле, современный россиянский «социум» — это тоже своего рода единство, но единство антинациональное, то самое, которое Пелевин ехидно описывал как «заговор против России, в котором участвует всё взрослое население России» добавим, участвует недобровольно и в большинстве случаев не сознательно, но участвует. Зиновьев в России был «со своим народом», но вне «российского общества» — настолько вне, что какой-нибудь бомж выглядел на его фоне куда более вписанным в коллективное тело эрефского «общества», полагающего бомжа своей необходимой частью. Во-первых, он начинал с марксизма, причём с марксизма в высшей степени талмудического. Школьником он переписал — пёрышком, от корки до корки — «Капитал» тем самым бессознательно исполнив мицву: переписать собственными руками Тору. Он долгое время пребывал в убеждении, что ничего более мощного, чем марксизм, человеческий гений не создавал».
Впоследствии он сделал исключение для своего собственного учения. Для Щедровицкого сознание отдельного человека было не точкой свободы, а областью проектирования, строительства, при упрощении позиции — манипулирования. Механизмы индивидуального мышления, по Щедровицкому, являются чем-то простраиваемым, причём в ходе коллективной, по сути, практики. Что касается отношения к социальности, то Г. Решение не оригинальное, но эффективное, к тому же Щедровицкий реализовал его с блеском. На этом принципиальной решении — строить свой мир, а потом с его помощью менять мир окружающий — основаны странноватые «духовные практики» Московского методологического кружка: например, «организационно-деятельностные игры», направленные на метанойю, «перемену ума» участников согласно легенде, игры, на которых ни один из участников не тронулся умом «до клиники», считались неудачными. Впоследствии, уже после смерти Г. Они же впоследствии занялись — понятное дело, не самодеятельно, а под заказ — крупномасштабными социальными экспериментами в некоторых российских регионах. Но это всё было потом.
Возвратимся на прежнее и поищем точки сходства. В ту пору и Щедровицкий, и Зиновьев сошлись в трёх важнейших вопросах: практически — о неприемлемости текущей реальности «как она есть» то есть в «антисталинизме», понимаемом очень широко , идеологически — об исторической обусловленности всех форм мышления то есть в том или ином понимании материализма , и исторически — о российском социализме. Сам Щедровицкий описывал консенсус по последнему вопросу так: «Мы оба считали, что социализм, сложившийся в России, носит, по сути дела, национально-русский характер, как ничто более соответствует культурным традициям и духу русского народа и, короче говоря, есть то самое, что ему нужно при его уровне самоорганизации, уровне культурного развития и т. И мы оба знали, что миллионы людей находятся в условиях подневольного труда или просто в концлагерях. И все это очень органично замыкалось общим пониманием принципа диктатуры, ее социально-организационных структур». Трудно сказать, разделял ли тогда Зиновьев эту типичную, то есть интеллигентскую и русофобскую, точку зрения. Во всяком случае, Георгий Щедровицкий понимал его так. Что не мешало ему и тогда, и в дальнейшем быть в некоторых отношениях очень советским человеком. Это, в частности, продемонстрировала жизненная траектория Г.
Это было связано с разницей в исходных позициях. Щедровицкий вышел из среды творцов и главных выгодополучателей советской революции, а Зиновьев, как русский, принадлежал к её жертвам. Сам Щедровицкий прекрасно осознавал эту разницу в генезисе, разницу определяющую и абсолютную: «Для Давыдова, Ильенкова, Зиновьева, Мамардашвили и для многих других… определяющей действительностью, куда они помещали себя и где они существовали, была историческая действительность. У меня же это представление о себе было изначальным в силу положения семьи. Я по происхождению принадлежал к тем, кто делал историю». И ещё одно. Для Зиновьева время «создания теории всего» довольно быстро прошло. Для Щедровицкого оно продолжалось всю жизнь. Если коротко, то он понимал «методологию» как «мета-до-логию».
Sapienti sat. Но, так или иначе, два неглупых человека нашли друг друга. В дальнейшем к ним присоединился Борис Грушин впоследствии сделавший крепкую советскую карьеру, выездной, один из организаторов ВЦИОМа, апологет «первоначального накопления», в 1993 году добравшийся аж до Президентского совета, зато потом ставший «убеждённым антиельцинистом» , а также Мераб Мамардашвили писать о котором я, пожалуй, побрезгую. С этих четырёх фамилий начался Московский логический кружок. Несмотря на дворовое происхождение — ну, собрались несколько молодых студентиков-аспирантиков и что-то там промеж собой непонятное крутят — кружок стал событием. У него даже появились конкуренты: «гносеологический кружок» Эвальда Ильенкова. О котором я тоже ничего говорить не буду — не от омерзения, а из жалости. Это был незаурядный человек, в силу своей природы не имевший иммунитета против духа времени. Самым известным его достижением стала статья «Идеальное» в Философской энциклопедии.
Что касается Александра Зиновьева, то он удовлетворяться лаврами автора статьи в энциклопедии явно не собирался. Демобилизовался он с чемоданом рукописей, более или менее законченных. Одну из них — «Повесть о предателе» — он показал Константину Симонову и ещё одному товарищу. Симонову рукопись понравилась, и ему стало жаль автора — он понимал, что за это сажают. Поэтому он спросил Зиновьева, давал ли он ещё кому-нибудь рукопись. Тот назвал имя второго. Симонов скомандовал: «Беги и забери». Зиновьев послушался, утащил рукопись прямо со стола и уничтожил. К утру к нему пришли с обыском.
Это надолго — но не навсегда — отбило ему вкус к изящной словесности. С тех пор он писал только философские труды. Ранним стартом это назвать никак нельзя. Но мы, как обычно, никак не выдерживаем хронологию — то поминаем диссертацию, то логический кружок, то поздние работы. Пора бы и честь знать. Так вот. В 1951 году Александр Зиновьев получил диплом с отличием и остался работать на кафедре в аспирантуре. К тому моменту знакомство с Щедровицким переросло в совместную деятельность, Московский логический кружок уже вовсю работал, привлекая неокрепшие умы. Под осторожным покровительством всё того же Войшвилло Зиновьев и компания обсуждали разные интересности.
На скучной, как засохшая муха, кафедре логики началась какая-то жизнь. Для студентов того времени Зиновьев — один из кумиров, «борец с догматизмом» как тогда аккуратно называли легальных диссидентов. В 1954 он защищает уже упомянутую кандидатскую по диалектической логике, в 1955 — становится сотрудником Института философии Академии наук СССР, где работает год. После он начинает готовиться к докторской, которую и защитил в шестидесятом. Наступает время социального триумфа отщепенца. С момента защиты докторской диссертации он пишет и публикует серию книг, которые делают ему имя. Последней — или первой по счёту, если брать известность в широких кругах — стали «Зияющие высоты». Прежде чем приступить к анализу «литературной» кавычки тут уместны части творчества Зиновьева, имеет смысл ещё потоптаться на чисто философских его трудах. Достаточно привести список названий — «Философские проблемы многозначной логики» 1960 , «Логика высказываний и теория вывода» 1962 , «Основы научной теории научных знаний» 1967 , «Комплексная логика» 1970 , «Логика науки» 1972 , «Логическая физика» 1972 , «Нетрадиционная теория кванторов» 1973 , «Логика классов множеств » 1973 , «Очерк эмпирической геометрии» 1975 — чтобы понять: Зиновьев был, что называется, «интересным автором».
Разумеется, «интересным» с советской точки зрения, когда просвещённая публика охотилась за томами «Истории античной эстетики» Лосева и взахлёб читала «умственные» статьи в «Литературной газете» где изредка дозволялось что-нибудь «этакое»: я, например, узнал о существовании Мартина Хайдеггера именно из статейки в ЛГ. Но всё ж по тем временам это было «ново и смело». Конечно же, Зиновьев был тщеславен. Он брал «горячие» темы и писал о вещах, которые, по его мнению, должны были задеть струны души. Это, в частности, привело его к ряду опрометчивых и даже конфузных шагов: например, к доказательству недоказуемости Великой теоремы Ферма. На самом деле, насколько я понял, Зиновьев построил вариант логической системы, в рамках которой утверждение, похожее на Великую теорему, и в самом деле недоказуемо. Это своё решение он упрямо публиковал, начиная с 1975 года, несколько раз, в том числе в иностранных изданиях. Интереса это не вызвало: ферматистов в мире хватает… Того же времени были и его разработки в области «логической физики» — давешняя статья о решении парадокса Зенона была как раз из этой серии.
Но тираж был не более 300-т экземпляров.
За самое же знаменитое произведение — «Зияющие высоты» — Зиновьев был выдворен из страны. Антонина Соколова, племянница Александра Зиновьева: «С самого начала — только правда и правда. Из-за этого получилось, что он прожил за границей 21 год. Он очень любил родину, Россию. И вообще не мыслил себя без неё, понимаете» Когда Зиновьев вернулся на Родину, он очень остро отозвался о правлении Горбачёва. За что был обвинён в пропаганде коммунизма. На самом же деле ни коммунистом, ни антикоммунистом Зиновьев не был. Главную мысль, которую он пытался донести до людей — свободомыслие. Он учил людей думать по своему.
Был для них словно социальным маяком. Всё общество, как говорил философ — это человейник — человеческий муравейник. Тот, кто не будет бояться думать, высказывать свои мысли, сделает следующий шаг в развитии. Об этом он до последних дней читал лекции на философском факультете МГУ. И эту идею дальше будут нести его ученики. Просто приходили люди и начинали размышлять о предметах, абсолютно разнообразных, потому что Александр Александрович был человеком всесторонним, многогранным. Начиная от математической логики до русской литературы» Свой прах Александр Зиновьев завещал развеять на родной земле. Ольга Зиновьева, вдова Александра Зиновьева: «Мы возвращались к этой теме неоднократно.
Интеллектуальное наследие Александра Зиновьева
Прибытие в Мюнхен Александра Зиновьева с семьей после изгнания из Советского Союза — 1978 год. Интервью Александра Зиновьева с Антонио Фернандесом Ортисом (июнь 2003 г.). К 100-летию знаменитого философа и социолога, одного из самых крупных умов русского XX века Александра Зиновьева, переиздана его работа «Нашей юности полет». В Москве состоялся торжественный вечер, посвященный 100-летию со дня рождения выдающегося ученого Александра Александровича Зиновьева. Александр Зиновьев. Читайте последние новости на тему в ленте новостей на сайте РИА Новости.
"Сияющие высоты". К 100-летию великого русского мыслителя Александра Зиновьева
На церемонии открытия экспозиции «2022 — Год Александра Зиновьева к 100-летию великого русского мыслителя» присутствовали. А в 1999-м году Александр Зиновьев вернулся в Москву, приняв должность профессора МГУ на кафедре этики на философском факультете. Выходец из бедной крестьянской семьи, участник войны, Александр Зиновьев в 1950-е и 1960-е годы был одним из символов возрождения философской мысли в СССР. Последнее интервью Зиновьева, новости культуры сегодня, 11 мая 2006. В 1946 году Александр Зиновьев поступил на философский факультет МГУ, в 1951 году получил диплом с отличием и остался в аспирантуре.
Опыт сотворчества
Здесь он выпускал книгу за книгой, в которых продолжал разбираться со «светлым будущим», неоспоримо и навсегда овладевшим одной отдельно взятой страной. Зиновьев вернулся на родину в 1999 году — по его признанию, лишь для того, чтобы разделить горькую судьбу своей страны. Нынешнюю власть он характеризовал не менее жестко, чем почившую. Привечаемый левонационалистической оппозицией, вполне своим не стал и для нее.
На мероприятии Зиновьева заявила, что российская философия находится в опасности. Последнее прибежище негодяев, предателей, иноагентов, перебежчиков, русофобов и экстремистов. Это проходимцы, которые дурят наш народ и руководство нашей страны», — цитирует ее слова «Подъем». Зиновьева предложила проверить каждого сотрудника института с помощью детектора лжи на «лояльность к интересам России». В аттестационный комитет, по задумке женщины, должны войти глава СК Александр Бастрыкин, министр науки Валерий Фальков и депутаты Госдумы.
Родился в селе Краски Юрьев-Польского района Владимирской области. В 1941 году закончил педагогическое училище. С началом Великой Отечественной войны, прибавив себе месяц, ушел добровольцем на фронт. Был связистом корпусной телефонной станции. Прошел фронтовыми дорогами от Ржева до Германии.
Вряд ли и в мире сейчас найдется группа людей или исследовательский институт, которые способны выполнить эту задачу. Это тотальное интеллектуальное снижение охватило почти все страны. Можно говорить о том, что изменился интеллектуальный тип поведения и жизни людей. Интеллектуальные механизмы, управляющие людьми, стали совсем другими. В этом есть своя закономерность. Идут беспрерывные войны, глобализация, новая мировая война нового типа — война за покорение всей планеты. Такая война не может пройти бесследно для интеллектуальной составляющей человечества. Даже в лучшие времена в прошлом когда начинались войны первое, что происходило, — снижение интеллектуального уровня людей. Это закономерное явление. На преодоление этого мирового кризиса, если он вообще будет когда-либо преодолен, уйдут десятки, а может быть, и сотни лет. Я бы взял для примера совершенно потрясающий случай: лауреаты нобелевских премий, которые считаются самыми умными людьми, — совершенно дремучие люди - Если рассуждать с точки зрения отдельного человека ведь не все хотят деградировать , можно ли изменить ситуацию с падением интеллекта? Но ведь деградация не зависит от воли людей - с этим ничего не поделаешь. Возьмите телевизионные передачи, репертуар театров, всю современную культуру — все деградирует. Если вы попытаетесь проанализировать, о чем говорят люди, вы увидите ужасающую картину интеллектуального падения. Это закономерность, и ничего сделать нельзя. Человеческий прогресс вообще не есть что-то абсолютно необходимое. Не значит, что люди, изобретающие нечто, стали умнее и двигаются вперед. Ничего подобного. Можно говорить о том, что происходят большие открытия в технической сфере, но это приводит не к развитию людей, а к чудовищному поглупению, причем даже в самых высоких сферах. Я бы взял для примера совершенно потрясающий случай: лауреаты нобелевских премий, которые считаются самыми умными людьми, — совершенно дремучие люди. Такой дремучести я не видел последние лет 50. Я могу только посоветовать, чтобы к этому относились как к реальности и не строили никаких иллюзий. Я смотрю на своих соотечественников: они ходят по улицам, покупают, продают… Создается впечатление, что что-то происходит. Но в действительности мы живем в мире с другим человеческим материалом, который изменился колоссальным образом. Подавляющее число изменений незримо, и заметить их очень трудно. Во всем мире сейчас нет достаточно развитой научной теории, чтобы хотя бы начать исследования этих процессов. Есть одна-единственная теория, разработанная мною это не для хвастовства , но я работал в одиночку. Сколько бы я ни работал, все-таки это работа одного человека. Кроме этой, других теорий я не знаю. Я всю жизнь работал в этом направлении и эту сторону человеческой жизни знаю лучше, чем что-либо другое. Достаточно посмотреть, как люди поступают в вуз. Может быть, мои слова будут звучать как парадокс, но в принципе в России никаких проблем нет, они надуманны. Дело не в проблемах. По-моему, сейчас студентов больше, чем было в СССР. Люди живут, что-то узнают, работают.
В Доме Союзов прошел концерт, посвященный 100-летию со дня рождения философа Александра Зиновьева
«Я есть суверенное государство». Документальный фильм к 100-летию выдающегося русского мыслителя. Эфир состоялся 24 февраля 2023 ндр Зиновьев полу. Биография философа Александра Александровича Зиновьева: личная жизнь, мероприятия в честь 100-летия, написание картин, отношения с женами. 100 лет со дня рождения философа Александра Зиновьева. Выходец из бедной крестьянской семьи, участник войны, Александр Зиновьев в 1950-е и 1960-е годы был одним из символов возрождения философской мысли в СССР.
«Александра Зиновьева оклеветали»: вдова философа об использовании его имени Академией наук
Памяти Александра Зиновьева | В Москве состоялся торжественный вечер, посвященный 100-летию со дня рождения выдающегося ученого Александра Александровича Зиновьева. |
Столетие Александра Зиновьева торжественно отметили в Москве - Россия 24 | Александр Зиновьев родился в деревне Пахтино Костромской области в семье столяра и художника-самоучки. |
100-летие Александра Зиновьева
Эти произведения объединяет важная для А. Зиновьева тема поиска выхода из тупика современной цивилизации как западной, так и российской. В фильме использованы кино-видеоматериалы интервью, бытовые и любительские съёмки , охватывающие последние 40 лет жизни А. Зиновьева, анимированы известные живописные и графические работы А.
В памятном мероприятии принял участие заместитель Министра науки и высшего образования Российской Федерации Петр Кучеренко. В честь празднования юбилея великого мыслителя в Колонном зале Дома Союзов состоялся концерт государственного симфонического оркестра «Новая опера» с участием народного артиста СССР, дирижера Юрия Башмета. По Указу Президента России Владимира Путина Правительством РФ был образован оргкомитет и принят план памятных мероприятий, посвященных юбилею Александра Зиновьева и популяризации его интеллектуального наследия.
В план вошли 35 различных событий, включая конференции, выставки, форумы, концертные программы.
Еще до войны Зиновьев начал обучение в Московском институте философии, литературы и истории, который потом объединили с МГУ. И после увольнения из армии в 1946-м ему удалось восстановиться на учебе. Впоследствии Зиновьев стал преподавать сам, читал лекции, в отличие от многих преподавателей, не по бумажке. Издавались его работы по логике и философии. Позже он стал автором так называемых социологических романов, а в книгах "Светлое будущее" и "Зияющие высоты" сатирически описал советскую действительность. Идея "Путешествия из Чухломы в Москву" все-таки оставалась с ним и отчасти нашла отражение и в этих книгах.
Они были изданы только на Западе, после чего, в 1978-м, Зиновьева лишили советского гражданства.
Где его окопная правда? И вообще — где и как он конкретно воевал?
Это именно куча. Возникает ощущение, будто лопнула фановая труба, простите мне непоэтичный слог. Напомню, что Александр Александрович здесь и далее речь о Зиновьеве.
Служил в штурмовой авиации, где цикл жизни измерялся полётами. На его счету 31 боевой вылет. Он в том числе совершал бреющие, то есть очень низкие полёты, крайне опасные для лётчика, — фотографировал вражеские объекты.
На борту вместо пулемётов размещали фотокамеры, и самолёт становился для врага главной мишенью, по нему строчили со всех сторон. Когда Александр Александрович вернулся после очередного такого вылета, механики, осмотрев изрешечённый корпус, сказали: «Это невозможно, самолёт не должен был долететь». Сам он не слишком любил вспоминать о таких вещах — настоящие фронтовики, как известно, не рассказывают длинно и красочно о войне.
Как заметил поэт Михаил Кульчицкий, «война — совсем не фейерверк, а просто — трудная работа». Я испытываю белую ярость. Любящая женщина всячески оберегает избранника своей жизни.
Мне всё равно, под какими академическими мантиями и под какими «крышами» пребывают эти подонки, осуществляющие циничную вендетту, — я не позволю глумления над памятью моего мужа. Вся его жизнь была восхождением на Голгофу, и он шёл по жизни с высоко поднятой головой, с честью, которой могла бы позавидовать вся Академия наук. Президент В.
Путин подписал указ о праздновании в 2022 году столетия со дня рождения Александра Александровича, и произошло это никак не благодаря ИФ РАН, скорее вопреки. Однако, поскольку решение о праздновании юбилея принято на высшем уровне, ИФ РАН приготовил целую серию соответствующих мероприятий. На встрече с министром науки и высшего образования В.
Фальковым я сказала, что запрещаю ИФ РАН проводить какие-либо мероприятия в память о моём муже, пока не получу извинений — публичных извинений! Гусейнов, которого Александр Александрович считал своим другом.