А еще именно Плисецкая первой из советской балетной касты стала своей среди отечественных (и не только) интеллектуалов.

Балерина Майя Плисецкая и композитор Родион Щедрин, 2006 год. Майя Плисецкая прожила яркую и долгую жизнь.

Посвящение Майе Плисецкой: звёзды Мариинки блистали на самарской сцене

Был бы великолепный громкий праздник. Но сейчас — так иногда бывает — нам осталось лишь посещать памятные концерты в ее честь, и вновь и вновь восхищаться ее танцем и душой. А душа Майи загадочным образом сквозит во всем: в черно-белом экране, во взмахах смычков, ритме барабанов и складках дирижерского фрака. Вчера, 18 ноября 2015 года, в Концертном зале им. Чайковского в Москве, состоялся концерт памяти Майи Михайловны Плисецкой. Симфонический оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева исполнил несколько знаковых в жизни балерины произведений.

Концерт открылся пронзительно-нежным «Adagietto» из Пятой симфонии Густава Малера. Сцена, тускло подсвеченная холодным синеватым цветом и белеющие пюпитры музыкантов. Черная спина несравненного Гергиева и его длинные, нервные, какие-то страдающие пальцы. Бизе — Р. Щедрина, которая была создана специально для Майи.

Что такое «Болеро» Плисецкой? Это двадцать пружинящих минут босиком на полупальцах тогда Майе исполнилось пятьдесят , это светлое обтягивающее трико на ее тонком теле, предстающем в невообразимых позах за это бежаровское «Болеро» в СССР было запрещено на два долгих года , это ее лисьи глаза, постояно меняющие выражение, и ее густые рыжие волосы, убранные в хвост. Это сложные изгибы и движения, лишенные, кажется, всякой логики. То резко вскинутые руки, то вдруг поникшее безвольное тело. История рождения «Болеро» замечательно описана самой Майей Михайловной в автобиографической книге «Я, Майя Плисецкая»: «…Музыкальная легенда повествует, что у Равеля, писавшего «Болеро» по заказу танцовщицы Иды Рубинштейн, не хватало времени.

И потому композитор — в спешке — бесконечно повторял свою испанистую мелодию, лишь меняя на ней оркестровый наряд. Так говорят. Сама в это не верю. Но танцовщикам Равель задал задачу!..

Ранее 5-tv. О ее родственной связи с народной артисткой заговорили еще в 90-х, но балерина через суд успешно пресекла претензии на родство. Но попытки приобщиться к прославленной семье Глаговская не оставляет.

Незадолго до восьмого дня рождения девочку отдали учиться танцевать. Она танцевала на сцене в Свердловске миниатюру «Умирающий лебедь». Тетя сделала номер таким, чтобы Майя показала свои лучшие технические стороны. Майя Плисецкая танцевала даже после ухода на пенсию Источник: Legion-media В 1943 году Плисецкая окончила хореографическое училище, и ее взяли танцевать в Большой театр. Балерина отличалась выразительной пластикой и даже создала особый прыжок «кольцо». В общей сложности, на сцене Майя протанцевала более 40 лет. Но даже в преклонном возрасте она периодически участвовала в постановках. Неудачный брак Майя была эффектной женщиной, над которой, казалось, время невластно. Рыжие от природы волосы, стройная фигура, невысокий рост и потрясающая пластика...

У нее были романы в театре. Вячеслав Голубин, с которым танцевала Майя, стал ее первой любовью. Но на одной из репетиций она сломала ему нос. Больше в паре они не выступали. По меркам того времени, Плисецкая поздно вышла замуж. И первый брак оказался неудачным. Они зарегистрировали отношения с Марисом Лиепой в 1956 году. Но прожить вместе смогли лишь три месяца. Они познакомились в Большом театре во время фестиваля латвийского искусства.

Майю привлек холеный европейский парень. После регистрации Майя привела новоиспеченного супруга к нам домой и объявила маме: — Мы с Марисом поженились. Так и случилось. Майя с Марисом не ссорились, не колотили тарелки, просто очень скоро осознали, что не подходят друг другу. Официально их брак просуществовал около трех месяцев, но совместная жизнь продолжалась не больше пары недель», — писал брат Майи Азарий. Однако они друг другу тогда не понравились. Поговаривают, что это связано с излишне острым языком балерины, которая отпускала резкие комментарии в адрес молодого человека. Лишь через три года они начали встречаться.

Смотрела и вдруг бессильно заплакала: лебедю уже не суждено взлететь, подумалось мне тогда. Был бы великолепный громкий праздник.

Но сейчас — так иногда бывает — нам осталось лишь посещать памятные концерты в ее честь, и вновь и вновь восхищаться ее танцем и душой. А душа Майи загадочным образом сквозит во всем: в черно-белом экране, во взмахах смычков, ритме барабанов и складках дирижерского фрака. Вчера, 18 ноября 2015 года, в Концертном зале им. Чайковского в Москве, состоялся концерт памяти Майи Михайловны Плисецкой. Симфонический оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева исполнил несколько знаковых в жизни балерины произведений. Концерт открылся пронзительно-нежным «Adagietto» из Пятой симфонии Густава Малера. Сцена, тускло подсвеченная холодным синеватым цветом и белеющие пюпитры музыкантов. Черная спина несравненного Гергиева и его длинные, нервные, какие-то страдающие пальцы. Бизе — Р. Щедрина, которая была создана специально для Майи.

Моя соседка кричит звонким голосом: «Щедрин — браво! Нет, кажется, нет. Кульминацией концерта стало легендарное «Болеро» М. Оно сопровождалось видеозаписью выступления Майи Михайловны в постановке Мориса Бежара 1975 года. Оркестр аккомпанировал великой балерине, танцующей на экране. Что такое «Болеро» Плисецкой? Это двадцать пружинящих минут босиком на полупальцах тогда Майе исполнилось пятьдесят , это светлое обтягивающее трико на ее тонком теле, предстающем в невообразимых позах за это бежаровское «Болеро» в СССР было запрещено на два долгих года , это ее лисьи глаза, постояно меняющие выражение, и ее густые рыжие волосы, убранные в хвост. Это сложные изгибы и движения, лишенные, кажется, всякой логики. То резко вскинутые руки, то вдруг поникшее безвольное тело. История рождения «Болеро» замечательно описана самой Майей Михайловной в автобиографической книге «Я, Майя Плисецкая»: «…Музыкальная легенда повествует, что у Равеля, писавшего «Болеро» по заказу танцовщицы Иды Рубинштейн, не хватало времени.

И потому композитор — в спешке — бесконечно повторял свою испанистую мелодию, лишь меняя на ней оркестровый наряд. Так говорят. Сама в это не верю.

Майя Михайловна Плисецкая

Смотрела и вдруг бессильно заплакала: лебедю уже не суждено взлететь, подумалось мне тогда. Был бы великолепный громкий праздник. Но сейчас — так иногда бывает — нам осталось лишь посещать памятные концерты в ее честь, и вновь и вновь восхищаться ее танцем и душой. А душа Майи загадочным образом сквозит во всем: в черно-белом экране, во взмахах смычков, ритме барабанов и складках дирижерского фрака. Вчера, 18 ноября 2015 года, в Концертном зале им. Чайковского в Москве, состоялся концерт памяти Майи Михайловны Плисецкой. Симфонический оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева исполнил несколько знаковых в жизни балерины произведений.

Нет, кажется, нет. Кульминацией концерта стало легендарное «Болеро» М. Оно сопровождалось видеозаписью выступления Майи Михайловны в постановке Мориса Бежара 1975 года. Оркестр аккомпанировал великой балерине, танцующей на экране. Что такое «Болеро» Плисецкой? Это двадцать пружинящих минут босиком на полупальцах тогда Майе исполнилось пятьдесят , это светлое обтягивающее трико на ее тонком теле, предстающем в невообразимых позах за это бежаровское «Болеро» в СССР было запрещено на два долгих года , это ее лисьи глаза, постояно меняющие выражение, и ее густые рыжие волосы, убранные в хвост.

Это сложные изгибы и движения, лишенные, кажется, всякой логики. То резко вскинутые руки, то вдруг поникшее безвольное тело. История рождения «Болеро» замечательно описана самой Майей Михайловной в автобиографической книге «Я, Майя Плисецкая»: «…Музыкальная легенда повествует, что у Равеля, писавшего «Болеро» по заказу танцовщицы Иды Рубинштейн, не хватало времени. И потому композитор — в спешке — бесконечно повторял свою испанистую мелодию, лишь меняя на ней оркестровый наряд. Так говорят. Сама в это не верю.

Так будет и впредь, нет в том, увы, сомнений. Человеческая биология такова. Зависть, алчность, вероломство, ложь, предательство, жестокость, неблагодарность… Разве устоит против — отзывчивость, сердоболие, участливость, доброта, самопожертвование?.. Неравный бой. Но в каждом поколении, в каждом уголке земли, в забытых Богом пространствах рождаются и несут свой крест Хорошие Люди.

На них еще и покоится наша земля. По-русски сказано очень точно: не стоит село без праведника. О диссидентах У нас теперь, кстати говоря, как-то внезапно обнаружилось, что полстраны в диссидентах были. А те, кто на заштатный вопрос интервьюера: «Ваша настольная книга? Но это только пока.

Это пока лишь модно сие, пока на этой стороне сила. Впрочем, это так… Наблюдение. О власти За прожитое я много раз видела, какое испытание ставит жизнь, вручая власть человеку. Лишь считанные единицы это испытание преодолевают. Напишу Власть с большой буквы.

Как преображает, уродует, корежит власть людей. Как погружаются они в болотное месиво злопамятства, склок, мстительности, в охотку внимают подхалимам. Властолюбие иссушает создателя, капля за каплей отнимает, разрушает дар к творчеству, мельчит. О пиве Для балетной братии пиво — лучше всякого лекарства. Расслабляет мышцы.

Приносит отдых мускулам… О японской кухне Японская кухня — вот идеальная пища для балерины. Сушими, суши, шабу-шабу, скьяки, темпура плотно насыщают твой желудок, дают телу энергию. Но не тяжелят, не клонят в сон. Сразу из-за стола можно идти на сцену. О доме Может, не нужен дом человеку вовсе?

Не нужна своя крыша на головой? Не было своего дома ни у писателя Набокова, ни у художника Бурлюка. И неплохо, бездомные, прожили. Сколько насочинили, нарисовали… Выходит, я человек старомодный, несовременный. Не футуристка.

Нужен мне свой дом, своя крыша. Нужен мне вместительный шкаф для платьев. И светлое трюмо нужно. И письменный стол… Впрочем, помню, как слыхала от Шостаковича, что писать и на собачьей будке можно, когда мысли есть… Не знаю, не знаю… О тихих Быть тихим в наши дни — самогубительно. Надо производить громкий шум, бахвалиться, совершать экстравагантные поступки, нахальничать.

Тогда тебя признают, заметят, припомнят. Что за странное племя люди… О возрасте Двадцать лет тем сказочны для всякой женщины, что в двадцать выглядит она хорошо круглые сутки. А к тридцати, увы, хороша она уж часа этак три за день. Потом — того меньше.

Просто балетный класс и все, что с ним связано, у этих людей составлял главную часть жизни, настолько важную, что на все остальное оставались крохи. Плисецкая наследовала этой блестящей плеяде, но отличалась от нее поразительно. Это она, Плисецкая, в едкой иронии своего острого ума растворила лучезарный образ "самого духовного искусства".

Это Плисецкая потешалась над балеринскими "брови домиком", не забывая при этом пахать в балетном классе до седьмого пота потому до последнего дня держалась в форме, не смотря на кучу мелких болячек и крупных травм. А еще именно Плисецкая первой из советской балетной касты стала своей среди отечественных и не только интеллектуалов. Да, Татьяне Вечесловой и Галине Улановой поэты слагали стихи, но только Плисецкая влетела кометой в столичный круг шестидесятников и оказалась там своей. Благодаря витальности, уму да умению не лезть в карман за словом она стала олицетворением всего яркого и живого, что было в балете одной шестой части суши. Она стала Майей. Она прекрасно знала, что публика ее любит.

К себе она была невероятно строга и не меньшего требовала от своих партнеров. Вахтанг Чабукиани и Майя Плисецкая «Она видела, когда человек врет, и в своем окружении не терпела врунов.

Она могла работать только с теми людьми, которым доверяла. Поэтому люди, которые были рядом с ней, работали во всех ее спектаклях», — вспоминал Барыкин. Эту привередливость балерины многие считали верхом эгоизма — мол, что себе позволяет? Но не все понимали, почему Майя Михайловна так остро реагирует на промахи, маленькую ложь или театральные заговоры. Да и она сама не сразу додумалась, откуда взялось это тотальное недоверие миру. А потом, заглянув в прошлое, догадалась: ее судьбу решила одна ночь — когда ее отца арестовали, а затем расстреляли. Майя Плисецкая «Мне было 11 лет.

Майя Плисецкая

Ушла из жизни великая балерина Майя Плесецкая	Спектакль о жизни великой русской балерины Майи Плисецкой — дебют студента режиссёрского факультета ГИТИСа Сослана Коцлова.
Майя Плисецкая много лет была на особом контроле у КГБ - 7Дней.ру	читайте последние и свежие новости на сайте РЕН ТВ: Волочкова назвала себя преемницей Майи Плисецкой Москве подарят скульптуру легендарной балерины.
Скончалась великая балерина Майя Плисецкая	"В 80-е годы прошлого века мне посчастливилось близко общаться с Майей Михайловной Плисецкой.
Майя Плисецкая. Пять дней с легендой. Документальная история. Верник В. Э.	"Майю Михайловну Плисецкую можно считать лицом русского балета, ведь она познакомила весь мир с русским балетом".

«Месса поминовения» памяти Майи Плисецкой прозвучит в Мариинском театре

Смотрите онлайн видео «Мир сегодня скорбит скончалась Майя Плесецкая» на канале «Танцевальный Импульс Жизни» в хорошем качестве, опубликованное 24 декабря 2023 г. 15. СМИ: скончавшуюся в 2015 году Майю Плисецкую до сих пор не похоронили. "Уход из жизни великой балерины Майи Михайловны Плисецкой — невосполнимая утрата для отечественной культуры. СМИ: скончавшуюся в 2015 году Майю Плисецкую до сих пор не похоронили.

Ушла из жизни великая балерина Майя Плесецкая

Еще ранее он озвучивал завещание супруги, в котором она просила соединить их прах, а после развеять его над Россией. Теперь же супруг ждет своего последнего часа, чтобы их наследники выполнили волю Майи Плисецкой. Прах балерины находится у Щедрина, а ее могилы нет ни в России, ни в Мюнхене, где артистка скончалась. Как писал ранее Topnews , Родион Щедрин вспомнил, как в последние дни перед смертью Майю Плисецкую мучила боль, но она была спокойна, не жаловалась.

Сцена, тускло подсвеченная холодным синеватым цветом и белеющие пюпитры музыкантов. Черная спина несравненного Гергиева и его длинные, нервные, какие-то страдающие пальцы. Бизе — Р. Щедрина, которая была создана специально для Майи. Моя соседка кричит звонким голосом: «Щедрин — браво! Нет, кажется, нет. Кульминацией концерта стало легендарное «Болеро» М. Оно сопровождалось видеозаписью выступления Майи Михайловны в постановке Мориса Бежара 1975 года. Оркестр аккомпанировал великой балерине, танцующей на экране. Что такое «Болеро» Плисецкой?

Это двадцать пружинящих минут босиком на полупальцах тогда Майе исполнилось пятьдесят , это светлое обтягивающее трико на ее тонком теле, предстающем в невообразимых позах за это бежаровское «Болеро» в СССР было запрещено на два долгих года , это ее лисьи глаза, постояно меняющие выражение, и ее густые рыжие волосы, убранные в хвост. Это сложные изгибы и движения, лишенные, кажется, всякой логики. То резко вскинутые руки, то вдруг поникшее безвольное тело. История рождения «Болеро» замечательно описана самой Майей Михайловной в автобиографической книге «Я, Майя Плисецкая»: «…Музыкальная легенда повествует, что у Равеля, писавшего «Болеро» по заказу танцовщицы Иды Рубинштейн, не хватало времени. И потому композитор — в спешке — бесконечно повторял свою испанистую мелодию, лишь меняя на ней оркестровый наряд. Так говорят. Сама в это не верю. Но танцовщикам Равель задал задачу!..

Ее поклоны были, как отдельные спектакли, а порой и интересней партий других танцовщиц. Фото: pinterest Майя Михайловна была большим источником вдохновения для художников, балетмейстров, режиссеров, художников. Мировые хореографы были счастливы ставить номер Плисецкой. Некоторые из своих выступлений, созданные ее мужем Родионом Щедриным, были поставлены ею самою. Свою мечту Майя Михайловна осуществила Майя Плисецкая всегда говорила, что ее детская мечта стать известной, осуществилась, чему она была несказанно рада. Это все стало возможным благодаря ее пробивному характеру, ведь, как она всегда говорила, характер — это и есть судьба! Напомним, спустя год после смерти балерины, в Москве открыли в ее честь 9-метровый памятник в сквере на улице Большая Дмитровка.

Каждое появления на сцене с нетерпением ждали тысячи зрителей. А всё потому, что она не играла — она жила. В память о выдающейся танцовщице в доме-музее Вахтангова накануне состоялся моноспектакль «Майя». Она стала для целой армии поклонников — путеводной звездой, ориентиром для коллег и настоящей иконой русского балета. Как начинался путь, что нашла великая прима и кто она такая — Майя — камерная сцена в Доме Вахтангова раскрывает спектакль о жизни и творчестве легендарной женщины. Мемуары, письма и воспоминания.

Майя Плисецкая

Великая балерина Майя Плисецкая родилась в Москве. Солистка Большого театра Союза ССР Майя Плисецкая в роли Одетты в балете Петра Чайковского «Лебединое озеро». 23.02.2021 Биография Майи Плисецкой о главном Майя Михайловна является знаменитой на весь мир русской балериной, еще она была актрисой и хореографом.

Майя Плисецкая: 7 малоизвестных фактов из жизни легендарной балерины

Майя Плисецкая еврейка история жизни Майя Плисецкая родилась в большой еврейской семье. С Родионом Щедриным Майя Плисецкая была знакома несколько лет, но вступать с ним в близкие отношения балерина не спешила. Самые свежие новости! Эта книга — попытка автора показать Майю Плисецкую «своими глазами», нарисовать портрет без позирования и всевозможных мифов вокруг ее имени. Кроме того, Майя Плисецкая говорила, что «второй раз родиться не выйдет, как ни старайся» ни у кого. Солистка Большого театра Союза ССР Майя Плисецкая в роли Одетты в балете Петра Чайковского «Лебединое озеро».

Майя Плисецкая: 7 малоизвестных фактов из жизни легендарной балерины

И вот теперь великая дива надрывается во всех динамиках, чтобы создать нужную атмосферу. Каллас тут же вырубили. Она уже поняла, что модель не из легких. Адажиетто из Пятой симфонии, — советую я. Пока выверяли и корректировали свет, нашли Малера. Плисецкая не умеет позировать, то есть сидеть на одном месте, намертво вперившись в объектив фотокамеры. Она живет, движется. Ей надо много пространства. Ее руки, не находя себе места, сами подчиняются музыке. Похоже, ей нет дела и до невольных зрителей, обступивших пятачок, залитый ярким студийным светом, да еще усиленный экранами из фольги. Было даже что-то мистическое в нестерпимом серебряном сиянии и этой странно, неправдоподобно помолодевшей женщине, которая танцевала одними руками.

Ни одной минуты покоя, ни одной неподвижной секунды. Жесты, как оборванные лепестки или кружащие листья. Один, другой, третий… Я же помню, как она танцевала все это в балете «Гибель розы» с Александром Годуновым. Как билась и затихала ее Rose Malade, превратившись в невесомый розовый лоскут. И как ее руки метались, ощупывая пустоту в предсмертном усилии последних объятий. И звук, этот звук мертвой тишины, когда было слышно только, как липкие от пота тела бьются друг о друга в безмолвной схватке, после которой наступит конец света. Собственно, он и наступал, когда закрывался золотой занавес с советскими гербами и обалдевший зал еще долго не мог прийти в себя, не веря, что все это не привиделось ему во сне. Ни одна самая великая фотография, ни одна кинопленка в мире не смогут этого передать. И даже сейчас, в полутьме парижской фотостудии, где не было ни сцены, ни оркестра, а вместо публики — лишь группа случайных зрителей, Плисецкая продолжала этот свой танец-судьбу, танец-ворожбу, танец-гипноз. Она станцевала для нас и «Розу», и своего неумирающего «Лебедя», и бежаровскую «Аве Майя», и что-то еще, чему нет названия.

Это нереально. Она великая, просто великая! Снимали часа три с коротким перерывом на ланч. Под конец лицо Беттины стало пепельного цвета, а на ее майке с затертой надписью Rolling Stones выступили темные круги. Она впивалась в глазок фотокамеры так, будто перед ней проплывал синий линкольн со смертельно раненным Кеннеди или падали башни Trade Center. В ее стонах и криках была какая-то ненужная экзальтация, которая Плисецкую раздражала. Она не любила нервных женщин с громкими, командирскими голосами. Не любила противоречивых указаний. Не любила, когда в сотый раз спрашивают, удобно ли ей, хорошо ли ей. А когда все закончилось, она, смыв грим и переодевшись в свой черный плащик Zara, достала из сумочки несколько старых фото: Одетта, Одиллия, Кармен.

Аккуратным почерком отличницы она поставила на каждом снимке свой автограф специально для таких случаев припасенным серебряным фломастером и раздала фотографии всем участникам съемки. Больше всего переживала Беки. Пока Плисецкая подписывала фото, она ходила кругами по комнате и жестами показывала на себя. Да, можно, все можно… Майя даже приписала по-английски: With Love. От избытка чувств Беки целует подаренное фото, а потом опускается на колено и, как предписывает балетный ритуал, едва касаясь, подносит руку Плисецкой к своим губам, сопровождая поцелуй долгим, страстным взглядом. Мы вышли на предвечернюю Руа-де-Сесиль с нагруженными сумками. Накрапывал парижский дождик. Заказанное такси поджидало нас на соседней улице, где можно было припарковаться. Пришлось довольно долго скользить по скользкой брусчатке. Майя ее побаивалась.

Один раз в Риме каблук застрял между булыжниками — все закончилось для нее тяжелым переломом и двумя операциями. Поэтому мы идем очень осторожно. Наверное, со стороны наш променад похож на какой-то медленный, церемонный танец, что-то вроде гавота. Уже в машине по дороге в отель она вдруг спросила: — Вы знаете, когда я поняла, что это был он? Так женщины не могут, только мужчины. И даже чаще в Петербурге, где в Мариинском театре с завидной регулярностью шли новые произведения Р. Щедрина: и оперы, и балеты. А в родном Большом ничего. Одна только «Кармен-сюита», да и та лишь в бенефисы Светланы Захаровой, которые случались очень редко. Обида на Большой не давала ей покоя.

Могу этого даже не заметить. Но когда речь идет о Щедрине, меня начинает душить ярость. По странной ассоциации вспоминала в такие моменты Лилю Брик, как та тиранила Щедрина, заставляя его быть то личным водителем, то писать музыку для фильма о Маяковском, хотя это совсем не входило в его планы, и т. На этом и поссорились, как потом выяснилось, навсегда. Щедрин эту тему никогда не поддерживал, а только напряженно молчал. И вообще разрыв с Лилей, не первый и не последний в череде других разрывов и расставаний, был, похоже, для них обоих особенно мучителен. Только Майя со свойственным ей чувством «несравненной правоты» пыталась все объяснить и оправдать, а Щедрину, человеку закрытому и сдержанному, любой разговор на эту тему был неприятен. Так и с Большим. Мы никогда не говорили с ней о том, как она пережила день, когда узнала, что вместе с группой солистов ее вывели на пенсию. Как потом выяснилось, к этому приказу приложила свою руку Раиса Максимовна Горбачева.

Без ее участия в судьбах отечественного балета эта акция никогда бы не состоялась так поспешно и так беспардонно. Майя приняла удар стойко. К счастью, ее тогда же позвали возглавить «Театро лирико националь» в Испании. Боль и обиду глушила работой. Лучшее средство от всех депрессий. Потом были все ее грандиозные юбилеи, концерты, получасовые овации, президентские награды и речи. Но когда я предложил записать телевизионную программу в обновленном Большом театре после ремонта, наотрез отказалась. Я к нему не имею никакого отношения. Лучше где-нибудь в другом месте. ЕБЖ — любимая присказка многих лет.

Если будем живы! Единственное и непременное условие, которое поставила перед дирекцией: если хотите устраивать чествования, должен быть какой-нибудь балет Щедрина. Без этого даже в Москву не приеду. Сговорились на «Даме с собачкой» — маленький, компактный, изящный балет, посвященный ей когда-то Щедриным и недолго продержавшийся в репертуаре Большого. А дальше показания путаются: то ли француз не смог или не захотел, то ли Большой театр не был слишком настойчив. В любом случае репетиции «Дамы» так и не начались. При этом подготовка к юбилею вовсю уже шла. Майю это бесило. Когда мы говорили с ней в последний раз, моя телефонная трубка была раскалена до предела. В таком гневе я никогда ее не видел.

Она готова была испепелить всех начальников, и жен начальников, и весь Большой театр. Я утешал ее, что директор Владимир Урин, которого знаю давно, опытный дипломат и профессионал, найдет оптимальное решение, как выйти из этой ситуации. И, кажется, решение было найдено, когда Майя и Щедрин встретились в Петербурге, куда Урин специально вылетел, чтобы уладить конфликт. От этого визита остались чудесные фотографии Сергея Берменьева. Он ее и раньше снимал. Но с Щедриным, кажется, впервые. Сейчас гляжу на них и думаю: ну почему я тогда не сорвался и не поехал в Питер? Она звала. Напишите некролог». Первая реакция: ошибка.

Лика что-то перепутала. Ну как же, две недели назад… В тупом оцепенении я все ждал, что сейчас начнут поступать опровержения. Но их не было. Наоборот, новостную ленту переполняли соболезнования, траурные сообщения, ее портреты разных лет. Этот поток накрыл меня с головой. Пытаясь как-то из него вынырнуть, стал искать подходящий рейс из Риги. Ровно с тем же чувством, которое меня не покидало много лет назад, что нельзя не увидеть Майю на сцене, я думал, что теперь должен успеть с ней проститься. Перед глазами вставала четкая картина, как это будет: Большой театр вряд ли отменит предпраздничные спектакли. Значит, вся церемония пройдет в фойе, как когда-то панихида по Улановой. С лаковым гробом, орденами на подушечках и очередью из ветхих старушек во главе с министром культуры В.

В какой-то момент я понял, что не могу больше смотреть в экран, захлопнул крышку лэптопа и вышел на улицу, к морю. На берегу было пустынно. Серая гладь холодного Балтийского моря сливалась с хмурым, пасмурным небом.

Сейчас я мучительно напрягаюсь, чтобы вспомнить, как получилось, что вечером в театре я внезапно оказалась совсем одна. Без мамы. С большим букетом крымских мимоз. Просто выпадение памяти. Есть у меня в характере и поныне дурацкая способность погрузиться целиком в свои мысли, отрешиться от мира, ничего не замечать кругом. Я не люблю этой своей черты. Так было и в тот мартовский вечер. Спектакль заканчивается, поклоны, аплодисменты. А где мама? Ведь мы были вместе. Я иду с цветами к Мите домой. С поздравлениями. Она живет рядышком с театром, сзади, в Щепкинском проезде, в доме Большого театра. Там, где потом в большой коммунальной квартире долгие годы буду жить и я. Взяв цветы, Мита внимательно, пристально всматривается в меня серьезными темными глазами. И внезапно предлагает остаться ночевать. При этом она плетет какую-то чепуху, что маму срочно вызвали к отцу и она тут же, прямо из театра, не досмотрев спектакля, вечерним поездом куда-то умчалась. Я ей, естественно, верю. Я и сейчас легковерна. А в 12 лет поверишь в любую несуразицу. Так я поселилась у Миты. Я не понимала, что мать в тюрьме. Что ее тоже арестовали. Тоже в самый неожиданный, неподходящий час. А разве люди уже придумали подходящий час для арестов? Именно у тетушки Суламифь нашла приют 12-летняя Майя. Добрая родственница удочерила осиротевшую племянницу, чтобы ее не отдали в детский дом.

В результате к Большому театру подогнали автобус, напичканный аппаратурой, в зале расставили камеры, а в центре партера на три съемочных дня воцарилась серьезная дама Елена Мачерет. Мне ее представили как опытного режиссера. Хотя, кажется, достаточно было одного взгляда на ее крашенную хной шевелюру и скучное выражение лица, чтобы сразу догадаться: «Чайка» с этой дамой никуда не полетит. Но это было понятно мне, притаившемуся в партере, а вот что видела Плисецкая на сцене, недовольно жмурившая глаза от направленных на нее софитов, не знаю. Может, как всегда, понадеялась, что ее энергия и страсть пересилят любую серость и мрак? Что музыка «Чайки» заставит воспарить даже самых безнадежных? Что ее руки, ее божественные руки, удержат хрупкий спектакль от бездны забвения, куда кануло уже столько ее великих балетов? А может, как всегда, ей было просто некогда вглядываться в чьи-то физиономии, просчитывать чьи-то козни, ждать удара в спину. Уже много позднее я понял, что, несмотря на все разочарования и обиды, Майя была доверчивым и даже в чем-то очень наивным человеком. Пусть каждый занимается своим делом, рассудила она. Она не будет диктовать, давить, лезть, указывать, как надо. Ей бы сейчас Нину Заречную станцевать и не сбиться. Осознание надвигающейся катастрофы пришло, когда она села у монитора, чтобы посмотреть отснятый материал. Я видел только ее спину. Вначале как у первоклассницы, в предвкушении первого сентября. Потом спина стала испуганно-недоуменной, словно ее окатили ледяной водой. Потом гневной, готовой к немедленному резкому отпору. И наконец, сломленной, сдавшейся, несчастной. Какое-то время все испуганно молчали, хотя на экране кто-то еще продолжал мельтешить и прыгать. Майя подняла голову, обвела всех присутствующих невидящим взглядом больных, воспаленных глаз и медленно произнесла: «Нет, Боря, красоты тут уже не будет». Надо было видеть, как она, молча, поднялась по служебному мостику, соединявшему зал со сценой, как отчаянно запахнулась в черный карденовский халат, как пересекла сцену с видом трагической героини, провожаемая нашими испуганными взглядами. При чем тут Чехов? Федра, Медея, Антигона — вот ее репертуар, вот подлинный масштаб. Только сейчас я начинаю понимать, как она мучилась от несоответствия, несообразности собственного дара и той реальности, которая предлагалась ей в качестве ежедневных обстоятельств, представлений о том, как надо и должно быть, и той картинки, которую увидела на мутном экране монитора. Потом, действительно, все как-то смонтировали, затемнили, где надо, подложили музыку. Получилось прилично. Сама Майя в красивом платье выступила перед началом, объяснив, почему она выбрала «Чайку» для балета. Откуда взялась эта странная, размытая пластика, которую она придумала? Оказалось, что все из детства, из военной юности. Это память о тех беззвучных диалогах, которые велись через стекло вагонов на бесконечных перронах и полустанках. Когда слова не значили ничего, но в запасе оставались два-три заветных жеста, улыбки, взгляды, способные выразить и радость, и горе, и надежду. Ими тогда и обходились. И Майя их тут же показала. Эту забытую азбуку разлук, встреч, прощаний, которую помнила только она одна. Она устало отмахнулась. Не сейчас! Мне же материал в редакцию надо сдавать. С этим аргументом спорить было бессмысленно. Репортаж про съемки «Чайки» ушел в печать без интервью с Плисецкой. Аудиенции у королевы Мне так и не удалось взять у нее интервью. Даже когда спустя двадцать лет мы познакомились и подружились. Такая мысль мне не приходила в голову: прийти к Плисецкой с диктофоном, сесть напротив и начать задавать вопросы про жизнь и творчество. Сама мизансцена казалась нам обоим какой-то фальшивой и глупой. Мы просто разговаривали без оглядки на будущую книгу или непременную публикацию. Ни одного ее слова без ее согласия я бы все равно не стал печатать. И она это знала. Поэтому общаться было легко. Мы сидели у них в гостиной на Тверской улице среди ваз и банок с увядающими букетами и хохотали, как школьники на перемене. Иногда к нам заглядывал недовольный Щедрин, герр учитель, и мы оба испуганно замолкали. Если он был особенно не в духе, мог даже изречь что-то вроде: «На сегодня аудиенция у Майи закончена». В том смысле, что мне пора валить. И тогда, давясь от смеха, мы шли прощаться в полутемную прихожую к лифту, где еще долго продолжали говорить задушенными голосами заговорщиков. Вообще музыка Щедрина и все, что с ней связано, было главным содержанием жизни этой пары. Все остальное просто не заслуживало внимания или шло каким-то беглым постскриптумом к его концертам, сочинениям, выступлениям, премьерам. Где-то на сорок пятом году их совместной жизни он наконец ощутил себя полновластным хозяином и господином и наслаждался этим статусом, как кронпринц, получивший свою долгожданную корону. На моей памяти Майя никогда ему не возражала. При всей своей природной строптивости и, как считалось, невыносимом характере она была на редкость послушной, кроткой женой. По крайней мере, в то последнее десятилетие, которое я застал. Фото: личный архив Сергея Николаевича Другое дело, что по своему легкомыслию и простодушию она все время попадала в какие-то несуразные истории, которые Щедрину приходилось улаживать. Она была классической trouble woman. То она, не глядя, подмахивала свою подпись на контракте, из-за которого потом несколько лет приходилось судиться. То ее кидали очередные доброхоты-спонсоры, и Щедрин судорожно собирал деньги, чтобы расплатиться с кредиторами. А то, на радость бульварным СМИ, вдруг объявлялась некая лжедочь из Израиля. С ней тоже надо будет судиться, тряся разными экспертизами и справками, что Плисецкая никак не может быть ее матерью. Все это Щедрину приходилось брать на себя, доказывать, спорить, нервничать, срывать голос, нанимать адвокатов. Не говоря уже о практических и финансовых заботах, связанных с их непростой жизнью на три дома был еще дом в Тракае в Литве и фактически на три страны. Мюнхен стал их главным прибежищем. С его педантизмом, страстью к порядку и четкому расписанию этот город подходил Щедрину идеально. А Майе? Однажды я спросил ее, почему из всех городов они выбрали именно Мюнхен. Конечно, ей самой больше бы подошел Париж. Она его обожала. Несколько раз ее звонки заставали меня во французской столице, и когда я говорил, где нахожусь, она, которая никогда никому не завидовала, вдруг начинала звонко вибрировать: «Как же это красиво! Вы в Париже! Тогда я работал в журнале ELLE и в честь ее юбилея решил, что надо обязательно осуществить модную фотосессию. Плисецкая как воплощение классического гламура. Особого энтузиазма у начальства эта идея не вызвала. Разумеется, смущал солидный возраст модели, который противоречил всем законам маркетинга и российским представлениям о том, что возможно в глянце. Никакие аргументы про великое имя и национальную гордость не действовали. То есть «нет» впрямую никто не говорил, но и «да» — тоже. По счастью, нашелся еще один энтузиаст «вечных ценностей» и давний поклонник Майи Михайловны, тогдашний вице-президент Альфа-банка Александр Гафин, который взялся финансировать эту затею. Дальше встал вопрос: а кто фотограф? Хотелось, чтобы это имя можно было поставить в один ряд с легендарными Ричардом Аведоном или Сесилом Битоном, которые снимали Плисецкую в эпоху ее славы. Сошлись на Беттине Реймс, прославленном фотографе семидесятых-восьмидесятых годов, чьей специализацией долгое время были женщины с прошлым. Впрочем, в ее портфолио имеются и серьезные государственные мужи, и транссексуалы Булонского леса, и проститутки Пляс Пигаль, и тайные притоны Шанхая, и священные места Палестины. Сама Плисецкая никаких условий не выставляла, о райдере, которым так любят хвастать звезды нашего шоу-бизнеса, слыхом не слыхивала. Попросила только взять что-нибудь в бутике своего старого друга Пьера Кардена. Стилист Мартина де Ментон, конечно, слегка поморщилась: ну при чем тут Карден? Но спорить не стала. Причуды звезды — закон. Мы приехали в студию на Руа-де-Сесиль в квартале Марэ. Какие-то переходы, тупички, маленькие комнатки. У Беттины бесконечные помощники, ассистенты, агенты. Она — звезда. Один из самых высокооплачиваемых фотографов в мире. Она умеет себя подать. Выучка и осанка бывшей манекенщицы, свитер грубой вязки прямо на голое тело или рок-н-ролльная майка, кожаные брюки байкерши. При виде нас она картинно распахивает руки и громко восклицает: «O, Maya! Майя отзывается на эти приветствия довольно прохладно, давая сразу понять, что ее экстатическими вскриками не возьмешь. Деловито интересуется, где гримировальный стол, и, кажется, даже не замечает приготовленного для нее огромного букета бледно-зеленых роз. Беттина переключается на Щедрина. Нет, нет, никого постороннего не должно быть на съемке. Это таинство, это обряд. Щедрин послушно удаляется, заручившись моим обещанием, что вечером я верну Майю Михайловну в целости и сохранности.

Единственная роскошь, в которой Майя не могла себе отказать, — духи. Вначале любила Bandit de Robert Piguet и долго хранила им верность. Потом, когда духи перекупили американцы и, как ей показалось, изменили классическую рецептуру, перешла на Fracas той же марки. Пронзительный, тревожащий, драматичный аромат с душной нотой туберозы. Я отчетливо слышал его, когда она приглашала меня на свои чествования в разные посольства, где ей вручали очередные правительственные ордена. Можно было не видеть, где она находится, но нельзя было не уловить аромат Fracas. Она была где-то близко, совсем рядом. По заведенному ритуалу все приглашенные, покорно внимавшие речам послов и других начальников, напоминали мне тот самый кордебалет из первого акта «Анны Карениной», который предварял своим танцем выход главной героини на заснеженный московский перрон. Собственно, мы и были этим самым кордебалетом, уже не слишком молодым, но приодевшимся и приосанившимся по случаю праздника нашей Королевы. А она, как всегда, была самой молодой и красивой. Для нее это был слишком незначительный эпизод, но для меня он значил много. Моя подруга Катя Белова, сотрудничавшая с журналом «Радио и ТВ», предложила подготовить репортаж со съемок балета «Чайка» в Большом театре. Ты же хочешь с ней познакомиться? Я согласился. Время было мутное, неопределенное. Никто не верил, что эти старчество и ветхость, которые нами правили, когда-нибудь кончатся. Кто не исхитрился уехать по израильской визе или фиктивному браку, те пили по-черному, кляня на своих кухнях советскую власть и престарелых начальников. Лишь изредка всеобщую апатию и мертвенную скуку взбадривали новости на культурном фронте: то очередной скандал в Театре на Таганке, то бегство премьера Большого театра Александра Годунова, то санкционированные отъезды писателя Василия Аксенова и дирижера Кирилла Кондрашина, то разгром книги балетного критика Вадима Гаевского «Дивертисмент». Но все это были новости, что называется, «для узкого круга». А так — озимые взошли, урожай убрали, план перевыполнили, погода на завтра… В дурной бесконечности одних и тех же новостей, озвученных официальными голосами Игоря Кириллова и Веры Шебеко, главных дикторов программы «Время», было что-то даже завораживающее, иллюзорное и изнурительное. Почти по Кальдерону! При этом повсюду бушевали страсти, которые спустя семь лет вырвутся наружу и снесут всю эту помпезную, но шаткую и гнилую конструкцию. Главным сюжетом в Большом была, конечно же, война, которую с переменным успехом вели его знаменитые солисты против своего худрука Юрия Григоровича. Если не вдаваться в тягостные подробности, то суть конфликта заключалась в следующем: Григорович, как прирожденный советский диктатор, хотел безоговорочного подчинения всех и вся. Никаких других хореографов, никаких рискованных экспериментов, никаких импровизаций и отступлений от заданного им канона. В середине семидесятых он решительно делает ставку на молодых исполнителей, оттеснив от главных ролей своих признанных и постаревших звезд. Звезды, как им и полагается, взбунтовались и пошли ходить по кабинетам Старой площади, благо у каждого были свои высокие покровители. Конфликт удалось на какое-то время замять: кому-то бросив кость в виде обещания собственной постановки, кому-то разрешив индивидуальные гастроли на Западе, а от кого-то откупившись новой жилплощадью или гаражом для заграничного авто. Разные способы были утихомирить обиды и творческую неудовлетворенность. Но было понятно, что все это ненадолго и впереди всех ждут новые битвы и бои. Плисецкая была в самой гуще этих сражений. Григоровича ненавидела люто. Даже имени его спокойно произносить не могла. Список его преступлений был нескончаем, но ничего конкретного припомнить сейчас не могу. Думаю, больше всего ее терзало то, что именно она когда-то была главным инициатором перехода Григоровича из Кировского балета в Большой. Своими руками она привела его к власти. И поначалу танцевала все заглавные партии в его балетах: Хозяйка Медной горы в «Каменном цветке», Мехмене Бану в «Легенде о любви», Аврора в новой версии «Спящей красавицы»... Но справедливости ради стоит признать, что Плисецкая не была его балериной. Для пластического языка Григоровича требовался другой женский тип. Ему не нужна была prima ballerina assoluta с апломбом, характером и харизмой. Ему больше подходила самоотверженная техничка, готовая разодрать себя на части, чтобы угодить ему, выполняя все головоломные комбинации. Такой была Нина Тимофеева, ставшая эталонной исполнительницей всех главных женских партий в его спектаклях. К тому же балеты Григоровича в большей степени были ориентированы на мужской состав труппы. По своей природе они были предельно маскулинны, и женщине там отводилась вспомогательная, служебная роль. А потом появилась Наталья Бессмертнова — балерина с иконописным лицом послушницы, железной волей и стальным носком. Она завладеет вакантным местом жены и музы. И вот уже на премьеру новой редакции «Лебединого озера» — главного русского балета, который Плисецкая танцевала больше двадцати лет подряд, — поставили не ее, а Бессмертнову. И хотя начальство спектакль не примет, обвинив Григоровича в упадничестве и велев переделать финал, это был первый сигнал, что расстановка сил в Большом театре изменилась. За Майей оставались ее балеты, ее мировое имя, ее престижная гримерка рядом со сценой. Ее нельзя было выгнать из Большого — позолоченная медаль с профилем Ленина и звание народной СССР еще какое-то время будут служить ей защитой. Но она знала, как легко соорудить из всего этого почетную ветеранскую резервацию, где лишь изредка — не чаще одного-двух раз в месяц — ей бы позволяли выходить на сцену, где ветшали ее спектакли, куда никогда не звали западных продюсеров и директоров фестивалей, куда под страхом увольнения не пускали молодых перспективных артистов. С 1973 года ее ни разу не пригласят принять участие в гастролях Большого театра на Западе. Расчет был один: рано или поздно она сама задохнется в душном, спертом воздухе резервации, сама уберется из театра под смешки недругов и шепот штатных балетоведов: «Плисецкая кончилась». Она сопротивлялась. Билась, бунтовала. Пыталась спастись то в хореографии Ролана Пети, то в свободном танце Мориса Бежара. Кидалась на защиту балетов, которые ей посвящал Родион Щедрин, как будто речь шла о детях, которых у них никогда не было. Эпопею с «Анной Карениной» я мог наблюдать в бинокль с четвертого яруса, история «Чайки» разворачивалась у меня на глазах. Лапина, всесильного председателя Гостелерадио, было принято решение сделать телевизионную версию нового балета и показать его в прайм-тайм, хотя, кажется, таких слов тогда не знали. Можно лишь догадываться, чего стоило М. В ход пошло все: и имя Чехова, и авторитет Щедрина в качестве председателя Союза композиторов России, и ее собственная юбилейная дата. В результате к Большому театру подогнали автобус, напичканный аппаратурой, в зале расставили камеры, а в центре партера на три съемочных дня воцарилась серьезная дама Елена Мачерет. Мне ее представили как опытного режиссера. Хотя, кажется, достаточно было одного взгляда на ее крашенную хной шевелюру и скучное выражение лица, чтобы сразу догадаться: «Чайка» с этой дамой никуда не полетит. Но это было понятно мне, притаившемуся в партере, а вот что видела Плисецкая на сцене, недовольно жмурившая глаза от направленных на нее софитов, не знаю. Может, как всегда, понадеялась, что ее энергия и страсть пересилят любую серость и мрак? Что музыка «Чайки» заставит воспарить даже самых безнадежных? Что ее руки, ее божественные руки, удержат хрупкий спектакль от бездны забвения, куда кануло уже столько ее великих балетов? А может, как всегда, ей было просто некогда вглядываться в чьи-то физиономии, просчитывать чьи-то козни, ждать удара в спину. Уже много позднее я понял, что, несмотря на все разочарования и обиды, Майя была доверчивым и даже в чем-то очень наивным человеком. Пусть каждый занимается своим делом, рассудила она. Она не будет диктовать, давить, лезть, указывать, как надо. Ей бы сейчас Нину Заречную станцевать и не сбиться. Осознание надвигающейся катастрофы пришло, когда она села у монитора, чтобы посмотреть отснятый материал. Я видел только ее спину. Вначале как у первоклассницы, в предвкушении первого сентября. Потом спина стала испуганно-недоуменной, словно ее окатили ледяной водой. Потом гневной, готовой к немедленному резкому отпору. И наконец, сломленной, сдавшейся, несчастной. Какое-то время все испуганно молчали, хотя на экране кто-то еще продолжал мельтешить и прыгать. Майя подняла голову, обвела всех присутствующих невидящим взглядом больных, воспаленных глаз и медленно произнесла: «Нет, Боря, красоты тут уже не будет». Надо было видеть, как она, молча, поднялась по служебному мостику, соединявшему зал со сценой, как отчаянно запахнулась в черный карденовский халат, как пересекла сцену с видом трагической героини, провожаемая нашими испуганными взглядами. При чем тут Чехов? Федра, Медея, Антигона — вот ее репертуар, вот подлинный масштаб. Только сейчас я начинаю понимать, как она мучилась от несоответствия, несообразности собственного дара и той реальности, которая предлагалась ей в качестве ежедневных обстоятельств, представлений о том, как надо и должно быть, и той картинки, которую увидела на мутном экране монитора. Потом, действительно, все как-то смонтировали, затемнили, где надо, подложили музыку. Получилось прилично. Сама Майя в красивом платье выступила перед началом, объяснив, почему она выбрала «Чайку» для балета. Откуда взялась эта странная, размытая пластика, которую она придумала? Оказалось, что все из детства, из военной юности. Это память о тех беззвучных диалогах, которые велись через стекло вагонов на бесконечных перронах и полустанках. Когда слова не значили ничего, но в запасе оставались два-три заветных жеста, улыбки, взгляды, способные выразить и радость, и горе, и надежду. Ими тогда и обходились. И Майя их тут же показала. Эту забытую азбуку разлук, встреч, прощаний, которую помнила только она одна. Она устало отмахнулась. Не сейчас! Мне же материал в редакцию надо сдавать. С этим аргументом спорить было бессмысленно. Репортаж про съемки «Чайки» ушел в печать без интервью с Плисецкой. Аудиенции у королевы Мне так и не удалось взять у нее интервью. Даже когда спустя двадцать лет мы познакомились и подружились. Такая мысль мне не приходила в голову: прийти к Плисецкой с диктофоном, сесть напротив и начать задавать вопросы про жизнь и творчество. Сама мизансцена казалась нам обоим какой-то фальшивой и глупой.

Майя Плисецкая - великая балерина? Антисоветчица, полная ненависти и снобизма!

Блистательная Майя прожила долгую жизнь, оставив богатое творческое наследие. Она жила так стремительно и ярко, так неслась вперёд словно ракета.

Ей так много было дано, что даже не понятно как всё смогла соединить эта хрупкая женщина. Ведь талант, сколь бы он не был велик, сам по себе не определяет масштаба личности. Но когда человек и его дар совпадают, происходит чудо. Майя Михайловна ушла в 90, так и не успев до конца отдать миру свою энергию, весь жар и огонь, воплотить все мечты, растратить всё любопытство, ум, бунтарство, любовь, жажду жизни. Она так и не успела состариться. Поэт Андрей Вознесенский писал о ней :« В её имени слышится плеск аплодисментов. Она рифмуется с плакучими лиственницами, с персидской сиренью, Елисейскими полями, с Пришествием.

Простым смертным такое не дано, это заслуживают. Ольга Лепешинская взлетала пешком по лестнице на третий этаж в 82, Марина Семенова в 89 вела уроки, Суламифь Мессерер в 90 приветствовала зал со сцены чистейшим кабриолем. Не то, чтоб они не интересовались платьями, шубками и текущей политикой, вовсе нет. Просто балетный класс и все, что с ним связано, у этих людей составлял главную часть жизни, настолько важную, что на все остальное оставались крохи. Плисецкая наследовала этой блестящей плеяде, но отличалась от нее поразительно. Это она, Плисецкая, в едкой иронии своего острого ума растворила лучезарный образ "самого духовного искусства". Это Плисецкая потешалась над балеринскими "брови домиком", не забывая при этом пахать в балетном классе до седьмого пота потому до последнего дня держалась в форме, не смотря на кучу мелких болячек и крупных травм. А еще именно Плисецкая первой из советской балетной касты стала своей среди отечественных и не только интеллектуалов. Да, Татьяне Вечесловой и Галине Улановой поэты слагали стихи, но только Плисецкая влетела кометой в столичный круг шестидесятников и оказалась там своей.

Сегодня, как пишут «Дни. Могилы у великой балерины нет и спустя шесть лет после смерти. Памятник Плисецкой в Москве в день открытия. Народ хотел хоть куда-нибудь носить цветы для своей любимицы. Эта просьба была частично исполнена столичными властями.

Спустя еще год в сквере по инициативе Щедрина открыли памятник Плисецкой.

Новости плесецкая майя

Читайте также

Посвящение Майе Плисецкой: звёзды Мариинки блистали на самарской сцене

Майя Михайловна Плисецкая

Майя Плисецкая

«Месса поминовения» памяти Майи Плисецкой прозвучит в Мариинском театре

Ушла из жизни великая балерина Майя Плесецкая

Майя Плисецкая

Майя Плисецкая: 7 малоизвестных фактов из жизни легендарной балерины

Майя Плисецкая: 7 малоизвестных фактов из жизни легендарной балерины

Майя Плисецкая - великая балерина? Антисоветчица, полная ненависти и снобизма!

Похожие новости: