Разрушенный дом Павлова в Сталинграде, в котором во время Сталинградской битвы держала оборону группа советских бойцов. Дмитрий Утюжников, ветеран Великой Отечественной Войны, участник Сталинградской битвы: «Я рядовой, участвовал на всех таких позициях. Лидия Корнева, ветеран Сталинградской битвы Это страх божий.
Чудом уцелевший дневник рассказал, как выживали в Сталинграде
На человеческую жизнь почти не похожая. Нет тебе нигде постоянного пристанища и ежеминутно ждёшь своей смерти. Погода у нас замечательная. За полтора месяца было только два небольших дождика. Всё время стоит жара днём и прохлада ночью. Спим — если когда приходится — как всегда под открытым небом, на чистом и свежем воздухе, пахнущем серебристой полынью придонской степи. Но редко бывает такой хороший воздух. Чаще всего он бывает засорён фашистской нечистью — самолётами, снарядами, минами и трупами вонючими. И во время жестокого боя воздух бывает переполнен пылью, дымом, и, вместо аромата, в воздухе пахнет гарью, порохом… смертью. Жестокие идут бои. Здесь гибнут тысячи человеческих жизней.
Дон стал кладбищем для фашистских голов, но их ещё много живых. И пока мы не срубили последнюю голову, до тех пор мы не должны ждать отдыха. В доме я себя чувствую стеснённым… Я привык к большим лесам, открытому воздуху. Сейчас привыкаю к необозримым степным просторам Дона. Здесь намного труднее, чем на Западном фронте. Здесь всё видно, как на ладони. Даже от жаркого солнца негде спрятаться, приходится сидеть и потеть. Спасает здесь земля. Как суслики сидим постоянно в норах. Всё время сижу над норой.
Ибо с восхода и до заката солнца вражеские самолёты постоянно летают, свободно отыскивают себе цель и начинают бомбить и стрелять. И кто не успевает забраться в нору, тот рискует жизнью, что часто бывает. Вот пока я записываю эти строки, мне до 5 раз пришлось прятаться в щель. А у друга Кузнецова пригорела обеденная каша на огне, пока сидели в щели. И только ночью чувствую себя несколько спокойно. Хутор почти весь разрушен бомбами. По улицам валяются щепки и стёкла. Всё изрыто воронками от бомб. Везде валяются осколки от бомб, и местами стоит сильное зловоние от разлагающихся убитых лошадей. Да тут в клочья изорвало одного бойца, и кусочки мяса валяются по всему огороду — где палец, где ступня и т.
Это всё гитлеровские новые порядки в Европе… …жить трудновато. Но мы к этой жизни привыкли, как будто так и надо. Сейчас нет мамки при себе. Сам повар и прачка, радист и командир — везде успевай. Часто вспоминаю домашнюю жизнь, где всё было готово. И койка мягкая, что иногда не нравилось. Но всё это не важно. Сейчас война. Нужно воевать и с гордостью всё это переносить. И, если не умрём, то всё это после войны загладится и останется в памяти как сказка — все прошлые боевые дни Великой Отечественной войны.
Фоминка Челябинского уезда Оренбургской губернии ныне Мишкинский район. Жил как все деревенские мальчишки того времени. Навсегда отпечаталось в памяти детства проход в 1919 г. С детства был приучен к труду, помогал родителям. В семье было 8 детей. Василий в 13 лет в октябре 1928 г. Курбатово Балахтинского района Красноярского края. После курса молодого бойца направлен в 236-й отдельный батальон связи 62-го стрелкового корпуса Уральского военного округа курсантом-радистом. После окончания школы младших командиров в феврале 1941 г. Челябинска, но окончить не успел, так как часть была поднята по тревоге и 17 июня 1941 г.
Войну встретили недалеко от ст. Старая Русса, попав под бомбёжку. Первое везение: бомба врубилась в грунт в 2-х метрах от Василия и его друга и не взорвалась. Предполагая, что она замедленного действия, друзья ползком, перекрывая все нормативы, удалились от опасного места. Но бомба так и не взорвалась.
Вплоть до того, что мы однажды отобрали даже повозку с кабелем и телефонными аппаратами, которые нам потом пригодились. Потому что училище как таковое, преобразованное в полк, не имело штаба, практически роль штаба выполнял учебный отдел и строевой отдел училища и отдел кадров. Не было артиллерии. Было две-три пушки для изучения материальной части. Роты связи как таковой не было.
Училище располагалось стационарно, пользуясь городской связью. Не было своего медико-санитарного пункта, потому что училище пользовалось гарнизонной поликлиникой. С нами пришло несколько медсестер, в основном жены офицеров. Абсолютно не было тыла. В училище курсантов обслуживали официантки, повара были гражданские, никаких полевых кухонь у нас не было. Было только три стрелковых батальона — по 500 с лишним слабо вооруженных человек. Училище самостоятельно не воевало, а, как правило, раздавалось побатальонно, дивизиям первого эшелона 62-й армии. Мы выполняли роль арьергардов отступающих к Дону частей. Нас оставляли, как правило, на широком фронте. Мы целую ночь вели неприцельный огонь, чтобы обозначить рубеж обороны, показать, что оборона жива.
А к утру отходили на очередной рубеж под бомбежкой авиации и под нажимом пехоты и танков противника. И так продолжалось почти еженощно и ежедневно. Иногда приходилось отходить буквально по сожженным, может быть и нашими солдатами, и немцами, созревшим хлебам пшеницы. И вот, когда это все горело, в этом дыму, пламени, выходили мы, буквально как негры — черные от копоти и пыли, в прожженной одежде. Это страшно. Еще страшнее было смотреть старикам, женщинам, детям в глаза, а мы отходили, еще раз повторяю, последние. Прямо говорили: «Сынки, вы нас бросаете на поругание немцам». Эти упреки выслушивать — буквально слезы на глаза наворачивались. Но ничем мы не могли действительно остановить немцев. Но если вначале противник продвигался на 10 километров, то в конце концов дело дошло до 2-3 километров в сутки.
Тем не менее давило над нами: «Ну почему мы все время отходим? И вдруг приказ отходить. Иногда мы оставляли хорошо подготовленный, в инженерном отношении, рубеж, а отходили на 3-5 километров на восток, в чистое поле, где малыми лопатами долбили буквально каменную сталинградскую землю для того, чтобы выкопать окоп хотя бы для стрельбы с колена, чтобы хотя бы какое-то укрытие было от авиации. Причем авиация противника была главным бичом, она буквально издевалась над всем живым, что попадало в ее поле зрения. Обычно самолеты делали три захода. Первый — бомбили изрядно, второй заход — вели огонь из пулеметов и пушек по позиции и третий заход — просто снижались буквально до высоты нескольких метров. Ходили чуть ли не по головам, с ревом носясь над нашими позициями, морально подавляя звуком сирен, прижимая всех к земле. Были такие случаи, что они бросали вместо бомб колеса тракторов или комбайнов, бочки из-под горючего с пробитыми дырами. И эта масса летит с большой высоты, издает ужасающий звук, который буквально в землю вжимает. Ты ждешь необычайного какого-то взрыва, потому что звук сильно отличается от падения обычной бомбы, и вдруг падает колесо или бочка.
Нужно сказать, что у немцев очень хорошо было поставлено взаимодействие пехоты с авиацией, артиллерией и танками. Даже батальон немецкий мог в случае неудачной атаки на наши позиции вызывать эскадрилью самолетов, которая бомбила нас. Затем шел обстрел артиллерии, и затем повторялась атака с танками и пехотой. И вот отразим эти атаки, удержим позицию… А потом отходить на очередные рубежи очень обидно. Мы-то из окопов не видели обстановки. Почему нас отводят назад? А оказывается, на флангах 62-й армии немцы сосредоточили большие группировки своих войск и в конце концов окружили части 62-й армии в большой излучине Дона. Где-то к 10 августа они окружили шесть дивизий, то есть все дивизии первого эшелона 62-й армии на восточном берегу, и раздробили на мелкие группы. И вот эти мелкие группы или попали в плен, или были уничтожены. Немногим удалось выйти на восточный берег Дона.
В частности командир 35-й гвардейской дивизииГлазков вывел за Дон 120 человек. Надо еще сказать, что мы страшно страдали от отсутствия воды. Я помню, почему-то привезли водку в ящиках. Стоит в окопе водка белая, прозрачная, а ребята, нам нужна была бы вода. Так мы иногда водку меняли на воду! Пытались водку заливать в кожуха станковых пулеметов, но очень быстро выходили из строя сальники, закипала водка в кожухах, и пулеметы отказывали. Арьергарды отходили к станице последними, отходящая перед нами масса войск вычерпывала всю воду из колодцев до последней капли. Мы приходили, ведром выбирали ил, разливали ил по котелкам, ждали, пока над илом образуется небольшой слой воды. И вот этот слой воды по котелку раздавали по взводам, главным образом помазать губы, а потом ждали, когда, когда еще наберется воды, чтобы заправить пулеметы. В общем, безводица было самое-самое страшное для нас после авиации противника.
Еще хотелось один случай вспомнить: коровья, так называемая, атака. Однажды занимаем оборону на каком-то рубеже, вдруг идет стадо коров. Когда мы присмотрелись поближе, увидели, что за коровами идут немцы. Открыли огонь по коровам, все равно их сзади подгоняют. И вдруг кто-то говорит: «Вы знаете, что коровы боятся пожаров. Сейчас десять человек с бутылками с зажигательной смесью вперед, и на максимальном удалении от нас одновременно бросим бутылки, создадим огневую завесу, коровы повернутся и побегут назад». И так действительно и получилось, что десяток человек взяли по две-три бутылки с зажигательной смесью, одновременно бросили раз, второй раз. Пламя на 300-400 метров по фронту, коровы передние уперлись головами, развернулись и начали топтать немцев. Когда мы с боями отошли к Дону, вышли из устья оврага в районе Калача на речной пляж, нас с нашей стороны обстреляли из пулеметов. Мы пытались показать, что мы свои, но не получалось.
Я, донской казак, хорошо плавал. В конце концов командир батальона приказал за пилотку заложить удостоверение личности офицера и партийный билет, переплыть Дон и объяснить, что мы свои. Какой-то капитан. Объяснился я ему, показал удостоверение, нашлись у него лодки, они все угнали их уже на восточный берег. На лодках мы переправили своих раненых, тяжелое вооружение и впервые за почти месяц боев с 17-го июля, а это было где-то числа 8-9 августа, в хуторах в станицах Мариновка и Карповка мы поели горячей пищи, помылись. Представьте себе, мы завшивели страшно, а на 40-градусной жаре гимнастерки наши стали дубовыми, пропитавшись солью. В Карповке впервые увидели банно-прачечный комбинат. Женщины полуголые работали. Они нас научили, как бороться с этими вшами, продавливая швы одежды горячими камнями. Там мы простояли несколько дней, привели себя в порядок, и нас срочно перевели на внешний средний обвод обороны Сталинграда, в район Большой и Малой Россошки.
С 10-го по 20-е число августа немцы были заняты уничтожением окруженных частей 62-й армии и активных действий по форсированию Дона не предпринимали. Поэтому мы привели себя в порядок в Карповке, в Мариновке. И единственным памятником, который мы могли поставить на могиле курсанта, это была каска. Голая выжженная степь, не найдешь даже кола для того, чтоб поставить на могиле, обозначить. Просто каска и жидкий залп огня, потому что очень экономили патроны. А часто отходили и оставляли своих убитых непохороненными на земле, захваченной немцами. В Карповку из 120-ти человек пришло примерно 90. В двадцатых числах августа нас отвели на средний обвод обороны. На рассвете, часа в четыре, видим, возвращаются с задания четыре наших ТБ-3. Видимо, бомбили, может быть, аэродромы в районе Миллерово или Тацинской, может еще что-то, я не знаю.
Появляются два «мессершмитта». Один бьет головной ТБ-3, второй бьет хвостовой, делают разворот, круг, опять пикируют, бьют средних два. И на протяжении десяти километров где-то в степи мы видим четыре колоссальных костра от этих сбитых самолетов. Несколько человек из экипажей выпрыгнули из этих самолетов на парашютах. Немцы после того, как сбили эти самолеты, начали расстреливать парашютистов. Мы смотрели, и, Вы знаете, такая злоба, такая ненависть была, что готовы были глотку рвать немцам зубами. Но близок локоть, но не укусишь. Ничем мы этим беднягам-летчикам помочь не могли. А чуть позже раздался гул в степи, и ринулась масса танков противника. Это 14-й танковый корпус противника с плацдарма, который они захватили накануне, прорвал оборону двух наших малочисленных дивизий.
Не встречая никакого сопротивления, буквально парадным маршем двинулся на Сталинград. На острие удара этого корпуса оказался наш правофланговый курсантский батальон. Небольшое количество танков отсоединилось от этой парадной колонны и буквально раздавило всех, кто там был. У нас не было средств настоящей борьбы с танками, только два-три ружья противотанковых в роте, а основное оружие — противотанковая граната и бутылка с зажигательной смесью. И вот, танки приходили на окоп или на траншею, разворачивались на одной гусенице и хоронили живьем курсантов в этих траншеях. Мы смотрели на этот бой примерно с километра-полутора и ничем не могли помочь, сжимали в руках эту бутылку, эту гранату, но на полтора километра ее не бросишь. Буквально все курсанты высыпали наверх, и все рыдали. Не плакали, а рыдали от бессилия, видя как гибнут товарищи, и мы ничем не можем помочь. И видели этот парадный строй танков, двигавшихся в направлении Сталинграда. Где-то часов в 16 появилась армада самолетов, причем шли в несколько ярусов в направлении Сталинграда.
Началась бомбежка города. Мы прекрасно знали, что в Сталинграде находится, помимо самого местного населения, большое количество эвакуированных с Украины, и даже из Ленинграда. И мы, находясь в районе Большой Россошки, это примерно в 45 километрах восточнее Сталинграда, наблюдали эту бомбежку и клубы горящей нефти, черного дыма, поднимавшиеся на несколько километров в небо. Стояла чудесная светлая погода, жаркий день, август, ночью — сплошное зарево над Сталинградом. Вот много говорят о приказе 227, я немножко возвращусь назад, и скажу о заградотрядах. Мы их не видели. Для нас заградотрядом был горящий Сталинград или те деревни, те станицы, которые мы оставляли. И плачущие люди — вот для нас что было заградотрядом. Приказ вышел 27-28 июля, и где-то в эти же дни был зачитан нам. Мы, курсанты, его восприняли как лекарство от постоянных отступлений.
Нам надоело отходить, мы бьем немцев и вдруг отходим. Как же так? Ну приказ в конце концов ставит преграду этому, значит, наш отход прекратится. И тем не менее отходы продолжались, были разговоры о том, что приказ очень строгий, было создано большое количество заградотрядов, все это так. Но дело в том, что нужно было прекратить ту панику, которой были охвачены практически все части. Тем более не дай Бог, если они поучаствовали в Харьковской операции. Они настолько были напуганы не только пехотой, танками, авиацией, просто при одном слове «немец»… Не только танки, не только обход, окружение, а просто «немец» — уже готовы были бежать. И приказ этот ставил все на свое место. Кстати говоря, на Сталинградском, Донском, Юго-Западном фронте было организовано несколько десятков заградотрядов. Их действия я ни разу не видел.
Задержали они, эти отряды, более 130 тысяч бежавших из своих частей солдат, красноармейцев и командиров. Причем всего было расстреляно, по данным НКВД, которые были опубликованы, 1200 человек. По приговору трибунала или паникеров на поле боя — 1200 человек.
Это был ад! С ума можно было сойти только от одной этой картины. Хотя впереди ждали другие испытания. На моих глазах произошла страшная трагедия. Подошел катер, и одновременно на автобусах привезли детей из детского дома. Детей разместили на палубе.
Я поднималась к домам от берега, когда услышала душераздирающие крики. Кто-то звал маму, кто-то звал детей по именам. Оглянувшись, увидела, как толпа на пристани кинулась к причалам. Из воды бесшумно вырос мутно-зеленый столб, и тотчас в Волге начали рваться немецкие фугасные бомбы. Катера не было... Наша седьмая рота вошла в истерзанный город ночью. Стоял сентябрь, но в городе было жарко — от боев и раскаленного железа. Вскоре часть, в которой я служила, перебросили на Мамаев курган. Первые дни работала в санчасти, но санитаров не хватало, и я со своей сумкой выносила раненых с передовой.
Однажды я попала на праздник наших разведчиков: они захватили немецкого генерала, да с таким шикарным портфелем! Вот это был улов! Как же он ругался! Причем все матерки были русскими... Да, разведчики всегда были в почете, но хлеб их тяжел. Погиб в разведке мой друг Толя Игнатченко. Ребята вынесли его еще живым, сама видела, как он умер и как хоронили, но все равно не верилось. Горькой была моя первая любовь... И пронзительно-остро осознаешь, как хрупка, как уязвима человеческая жизнь.
И каждый раз, слушая ли воспоминания фронтовиков, или читая, как ныне, поражаешься тому, как там, в огне, боях, в крови, на краю смертной бездны, прорастало бесценное чувство — любовь как вечный триумф жизни над смертью. Наши героини прошли через ад, но непостижимым образом смогли сохранить чистоту, женственность и высочайшую человечность. Не позволили они испепеляющей ненависти выжечь душу.
Так, в ноябре 1942 г. Вертячий Калачевского района Сталинградской области, в котором располагался концлагерь для советских военнопленных. В лагере, по воспоминаниям Рождественского, были обнаружены «трупы замученных голодом советских людей с размозжёнными головами и другими частями тела молотами из местной кузницы» [13].
Всего в лагере погибло от голода и пыток 87 человек [14]. Информацию о нацистских преступлениях политработники доводили до сведения красноармейцев. Павел Иванович объяснял: «Каждый такой случай возбуждал жгучую ненависть к фашистам и желание покарать этих зверей» [15]. Особое место в воспоминаниях П. Рождественского занимает описание быта советских военнослужащих в сталинградской степи. Рождественский зафиксировал способы приспособления красноармейцев к трудным климатическим и географическим условиям.
В типичное для региона жаркое засушливое лето 1942 г. Политработники рекомендовали бойцам закрывать перед сном лицо и руки плащ-палаткой, стряхивая с нее перед подъемом ударами изнутри грызунов и рептилий. Продукты питания следовало хранить в подвешенном от земли состоянии — подальше от мышей разносчиков туляремии. Воду разрешалось пить из природных источников только кипяченую. Рожественский вспоминал, что за полгода нахождения в степи он встретил только два озера. Вокруг них скапливалось много людей и лошадей с подводами, противник пользовался этим и бомбил места водопоя.
Трупы у озер не всегда удавалось быстро убирать, поэтому воду необходимо было дезинфицировать. В целом, проблема с обеспечением питьевой водой в сталинградских боях стояла достаточно остро. На передовую воду возили по ночам в минуты затишья от обстрелов. На одного бойца полагалась одна фляжка объемом от 750 мл до 1 л. Павел Иванович также откровенно признавал, что после боев в знойные дни в степи сильно ощущался нестерпимый трупный запах. Тела убитых, оставшиеся на «ничейной полосе», «быстро высыхали» и разлагались, при этом солдаты противника их поджигали зажигательными пулями, и они еще долго дымили [16].
Не менее сложно было обустроить быт красноармейцев в период зимних боев декабря 1942 г. В сильные морозы, когда температура воздуха опускалась до 20-30 градусов, П. Рождественский и другие политработники распространяли опыт рытья землянок в виде «кувшика» с широким у основания дном и узким горлышком для выхода. В такое укрытие спускались по деревянной или веревочной лестнице. Изнутри его отапливали кизяками или бурьяном. Вход сверху прикрывался мешком или палаткой.
Землянки-кувшины спасали от холода и обстрелов, их трудно было обнаружить в степи [17]. Военная смекалка проявлялась и в вопросах продовольственного обеспечения. Рождественский рассказывал, что в период наступательных боев, когда войска вермахта оказались в сталинградском котле и стали снабжаться с воздуха, красноармейцы применяли одну уловку.
Ярославские ветераны поделились своими воспоминаниями о Сталинградской битве
Началось Сталинградское сражение. Одним из решающих сражений в мировой военной истории стала Сталинградская битва. Ребята узнали много интересных фактов о решающем сражении времен Великой Отечественной войны, о жителях Кохмы, принимавших участие в обороне Сталинграда, познакомились с художественными произведениями, посвященными этому событию. Шестнадцать гвардейцев показали всем нам, участникам битвы под Сталинградом, что значит презирать смерть ради победы над врагом, что значит быть честным гражданином Советской страны. Часть I Часть II Часть III Часть IV На подступах к Сталинграду Мы все надеялись, что лето 1942-го будет для нас грандиозным.
ЭСТАФЕТА ПАМЯТИ Заметки участника Сталинградской битвы
Почти двести дней и ночей длилась Сталинградская битва, не стихая ни на час, ни на минуту. После завершения Сталинградской битвы взвод, от которого практически ничего не осталось, был направлен на переформирование в Мичуринск, а затем Валентину Шульгину направили на Курско-Орловскую дугу. Ярославский ветеран поделился воспоминаниями о Сталинградской битве. В пятницу, 2 февраля, во всей России отмечают 75-летие победы советских войск над немецко-фашистскими войсками в битве на Волге.
Воспоминания участника операции «Уран». К 80-летию контрнаступления Красной армии под Сталинградом
Павел Степанович Садовский родился в семье крестьянина-бедняка. В 1941 году был направлен на работу учителем Николаевской начальной школы Уфимского района. В декабре этого же года был призван в армию. В июле 1942 года участвовал в боях на Сталинградском фронте западнее станицы Нижняя Чирская. После Сталинграда со своей частью направился в район села Паньшино хутор Вертячий на Дону, где воевал в звании младшего сержанта, наводчика противотанковой пушки 20-го отдельного противотанкового дивизиона 214-й стрелковой дивизии. В октябре 1942 был ранен, отправлен в тыл, а после излечения с марта 1943 продолжил боевой путь через Смоленскую область, Белоруссию, Польшу, Восточную Пруссию в составе разных частей 50-й армии, где занимал должности командира орудия, командира стрелкового отделения, писаря, экспедитора. Демобилизовался в 1945 году. Павел Садовский вспоминал: «Насколько тяжелой была битва на Волге, всем хорошо известно.
Вот один из примеров.
Я был командиром боевой части минеров", — рассказывает Владимир Кузнецов 100 лет. По закону всех, кто повинен, судят и полк расформировывают. Замполит и начальник штаба погибли. Когда их занесли в квартиру, они оттаяли — печати у них в руках! А знаменем полка комиссар обернулся, успел, получается!
На наш участок пошло более 30 танков и масса автоматчиков. Расчет вступил в бой. Атака была отбита. На поле боя было 17 подбитых танков и сотни трупов фашистов. Но и нас оставалось мало. Из 7 человек нашего расчета осталось в строю только двое. Один товарищ в то время, когда уже лежал раненым, был ранен еще 2 раза, остальные погибли. Я за этот бой был награжден орденом Красной Звезды» После демобилизации с января по август 1946 года Павел Степанович работал учителем начальной школы Еткульского района. Затем поступил учиться на первый курс естественно-географического факультета учительского института ЧГПИ.
Чувство ненависти перемешалось с жалостью. Но вслух я об этом не сказала. Ведь наших там столько полегло!.. Ушла на фронт в августе 1942 года. Прошла войну от Сталинграда до Берлина. Расписалась на Рейхстаге. Обучали фронтовому делу в спешном порядке... Я носила 35—36, а выдали 43-й размер! Подстригли всех — и под Сталинград, в самое пекло. А там не только уличные бои шли, бились за каждый цех тракторного завода! Если пройдем 20—50 метров по заводу, это считалось очень большим достижением. Оснащения медицинского почти никакого не было. На вооружении карабин, в вещмешке гранаты и сухарики. Мы шли на подбор раненых, а поле открытое, растительности никакой. И ее трассирующими пулями перепоясало. Она упала и только успела сказать: «Оставьте меня здесь... Это было дико и... Как мы тогда уцелели? Даже не знаю... Кругом грохот стоит, пули свистят, дым, гарь, а мы в это пекло лезем. И вот что интересно: о себе думалось меньше всего, ползли и подбирали раненых. Под огнем, в полном обмундировании... Если надо было госпитализировать, шли в ход санитарные повозки или устраивали волокуши — и на себе, на ремнях, а ведь на тебе шинель-скатка, противогаз, санитарная сумка и личное оружие. Во время боя головы не поднять, не то что подумать об усталости. Откуда только силы брались?! Что гадать! Люфтваффе проводит бомбардировку жилых районов Сталинграда, октябрь 1942 года Горькая любовь Анна Ильинична Оленева.
Сталинградская битва в воспоминаниях участников
Возможно, рассказы ветеранов-участников Сталинградской битвы о своей войне прольют немного света. Началось Сталинградское сражение. Текст научной работы на тему «Воспоминания участников и современников события как источник по истории Сталинградской битвы».
«Голод, пожары и мёртвые». Воспоминания детей Сталинграда о ноябре 1942
Ребята узнали много интересных фактов о решающем сражении времен Великой Отечественной войны, о жителях Кохмы, принимавших участие в обороне Сталинграда, познакомились с художественными произведениями, посвященными этому событию. Исследовать роль Сталинградской битвы на повседневную жизнь мирных жителей Сталинграда в представлении юных свидетелей. Разрушенный дом Павлова в Сталинграде, в котором во время Сталинградской битвы держала оборону группа советских бойцов. Воспоминания участников сталинградской битвы. Центром внимания являются воспоминания участника Великой Отечественной войны, в частности сражения на Волге в июле 1942 – феврале 1943 гг., гвардии полковника Павла Ивановича Рождественского.