Известный философ Александр Дугин считает, что именно сейчас Россия переживаетпереломный момент, точку бифуркации. Александр Дугин в Новосибирске: «Россия бросила вызов глобальному Левиафану».
Александр Дугин: «Падаль покидает Россию сама и порциями»
Новости по тегу: Александр Дугин. Российский лидер объединяет их вместе в вопросе защиты многополярности», главным врагом которой выступает глобальный Запад, добавил Дугин. Философ Александр Дугин откровенно про смерть дочери Дарьи, особый путь России, предательство Горбачева, Вашингтонский обком, потерю Украины, ребус Путина, и. подробности на ФедералПресс. Александр Дугин впервые прокомментировал убийство дочери и обратился к россиянам. Об этом сообщает издание РИА Новости со ссылкой на пресс-службу конгресса.
Большое интервью с философом Александром Дугиным
- «Окружение Путина невменяемо». Дугин высказал свои претензии к власти
- Дисциплины
- Александр Дугин рассказал, какой должна стать Россия - Немецкий Дом Республики Татарстан
- Философ Дугин: Речь Путина можно считать началом последней битвы добра со злом
Александр Дугин: Наступление начинается
В западном контексте любая ценность, любая, взятая из другого контекста, превращается в антитрадиционную. То есть она сразу разрывает связь с той средой, социальной сакральной средой, где она живёт и где она органична. Будучи вырвана из этого круга, она становится наоборот — разрушительной. Недаром бритва считалась инструментом оскопления Слава Богу что мы начали уделять внимание традиционным ценностям. Мне кажется, что мы должны научиться, если угодно, тонким культурным границам.
То есть, когда русские делают замечание русским, еврейские еврейским исламские исламским, и так постепенно будем возвращаться к традиции. Но пока будет притирка, это долгий процесс. Держава — это высшая ценность. Вот не бояться надо этого.
Да у нас сакральная власть, да мы считаем, что наш предводитель, Верховный главнокомандующий — он наш Отец, и не надо этого стесняться. Да, и мы его любим, как отца, и ждём от него защиты, и сами готовы его защищать. Вот на то, что Запад нас осмеивает, надо просто не обращать внимания. Пока мы будем смотреть на себя внешним взглядом и разделять ценности нашего врага, мы как раз будем уязвимы, и мы будем колонии.
Нам нужна деколонизация, как полное выкорчёвывание из нашего общества западных установок. Сейчас у нас слава Богу, есть такое понятие, как иностранный агент, им является каждый человек, который продолжает вопреки всему исповедовать либеральную точку зрения. Очень-очень подозрительно, если идёт взрослый мужчина статный, но без бороды. Откуда такой взялся?
Это, либо иностранец, либо похуже. Традиционные ценности, конечно, не надо навязывать. Борьбу бритвам объявлять не нужно, но, в принципе, бритва считалась инструментом оскопление, что символично. И вот идея, что мужчина должен быть бритым, и там пользоваться шампунями — это чисто западное клише, стереотип, который является шагом к другому этапу — к феминизации мужчины.
Его можно будет поменять только на товары и услуги. Или просто поделиться с тем, кому надо больше. За коррупцию — прежде всего связанную с предательством Родины — начнут вначале сажать, потом сажать надолго, а потом так как первые меры не слишком помогут и вообще отправлять в ДНР. Россия будет своего рода Имперскими Штатами. Зеленский будет сидеть там же, где сидит ещё один клоун цветной революции. Но только срок будет настоящий. Вначале будет трудно и непривычно.
Потом всем даже понравится. Ни одного из современной попсы в ТВ и на радио не останется. Ни одного. На всех каналах будет этно-фолк - русская и евразийская психоделика. А также Пётр Лещенко и Вадим Козин. Во власть придут новые люди. Обычные наши люди.
Не сволочь.
Градус дискуссии повысился, когда речь зашла об Иване Ильине. В этом случае общие оценки участников политической дискуссии оказались невозможны... В московском часовом поясе « Большая игра » выйдет в вечернем эфире в 23. Дискуссию Д. Новикова и А.
Философ обратил внимание на тот факт, что на самом Западе либерализм из философского течения, предполагавшего свободный выбор идей, деградировал до диктатуры. При том, что почти во всех странах Запада жестко подавляются любые намеки на традиционные ценности, при том, что там здоровый патриотизм выставляется как фашизм, там на удивление толерантно отнеслись к настоящему нацизму, который был создан на Украине. Александр Дугин констатировал, что это циничное отношение вызвано стремлением Запада использовать агрессивный украинский нацизм, чтобы уничтожить главную преграду на пути к победе либерального глобализма - Россию. Именно поэтому либералы, которые не приемлют здоровых проявлений национализма у себя, при этом же накачивают оружием неонацистов, смотрящих на мир через призму голого расизма, на Украине.
Эксклюзивное интервью Александра Дугина. Время покажет. Фрагмент выпуска от 12.05.2023
Для шляхты они были мусором. И им было от этого горько. То, что они могли потерять территории, их нисколько не останавливало, ведь это вообще не их территории, так что пожертвовать Новороссией было допустимо. Главное было чтобы их хохломакакины прыжки были бы отмечены западным Господином. Паном Атлантистом.
Новости партнеров Зеленский шут шутом, а фактически этого и добился. Запад узнал о своих преданных уродцах и милостиво потрепал по козлиным плечикам. Залужный и Буданов могут быть уже счастливы. Исторически Вторая Польша состоялась.
Москве достаточно и Первой Польши, которая когда-то была в составе нашей Империи.
Мы же живем сегодня с сознанием шотландца XVII века, считая нормативными вещами то, что мы капиталисты, сторонники демократии, реформ, либерализма, того, что было нормой небольшого шотландского общества конца XVII века. Это было концептуализировано Локком и Адамом Смитом. Мы считаем это универсальным знанием. Хотя это Шотландия.
Точно так же в отношении русского мы берем владимирскую его часть, игнорируя северскую, смоленскую, полоцкую, волынскую, киевскую, Галичину, — и говорим о русском как вытекающем из владимирской парадигмы. Да, она разрослась, постепенно она прошла через ряд этапов, но сегодня наша парадигма современной российской действительности — владимирская парадигма. Предшествующая — коммунистическая — другая версия владимирской парадигмы. Предшествующая — петровская — тоже владимирская. Но это же не всё русское.
Нам кажется, что всё. Но мы говорим о русском как о том, что попадает в рамках владимирской парадигмы. Обо всем, что не попадает, мы говорим, что это украинское или белорусское — с соответствующим отношением. В зависимости от того, где мы себя пометили, мы будем проклинать русское как владимирское или любить русское как владимирское. Когда я дохожу до пигмеев — у меня нет пигмейской крови, но в этот момент, когда я работаю над пигмеями, койсанами, например бушменами, — у меня возникает глубочайшая симпатия к этому народу.
И поскольку я заведомо исключаю, что я буду смотреть на него глазами русского человека, или белого человека, или современного человека, то я буду смотреть на него его же собственными глазами. То есть я хочу посмотреть на него его же собственными глазами с точки зрения идеи. Как проводятся границы Логосов, границы идентичностей? Момент этой борьбы определяет культуру. Бывают ситуации, когда на конкретной территории преобладает Логос Аполлона, например в Греции при дорийцах.
Приход дорийцев за 1200 лет до Рождества Христова, вторжение в Микены, потом дальше захват Крита, их расселение — вообще вот эта дорическая культура, их обоснование в Спарте — это прекрасный пример Логоса Аполлона. Но латинская культура — это еще один пример Логоса Аполлона в чистом виде. Вот эта аполлоническая культура — является ли она единственной? Конечно, нет. В этой же самой дорической, латинской культуре действуют дионисийские слои, и везде, все время, пусть в подавленном, униженном, репрессированном состоянии, находится Логос Кибелы.
Бахофен называл его Mutterrecht. Это все живет. Говорить о том, что греческая культура — это Логос Аполлона, неправильно. Греческая культура — это временная, частичная и географически, и исторически доминация Логоса Аполлона над другими, но доминация не значит эксклюзивность. Все три Логоса всегда присутствуют в разном состоянии.
Если мы поймем, насколько динамичным и в общем-то меняющимся в ходе времени является отношение или баланс этих трех Логосов, то становится понятно, что, говоря «я грек» или «я француз», мы ничего не говорим. Потому что грек — где, грек — когда, грек — для чего? Возникает вопрос, что ты за грек вообще такой? Ты реальный грек или грек такой-то эпохи? Откуда ты грек?
Сам баланс Логосов непостоянен даже для одного и того же народа, не говоря уже о промежуточных вариантах, и меняется со временем. Например, Логос Аполлона доминировал в западноевропейской культуре вплоть до начала Нового времени, то есть вплоть до XVI века, где он постепенно сменился на Логос Кибелы. А тот француз и этот француз. Он даже в рамках своей культуры сменил свою позицию в ноомахии. Не говоря уже о тех случаях, когда он куда-то переехал или еще как-то изменился.
То есть они меняются очень медленно и постепенно. В русской истории я выделяю два параллельных Логоса. Один — Логос Аполлона, который жестко доминирует в государстве. Княжеская история, боярская история — аполлоническая; религиозная, изначально христианская, православная — это Логос Аполлона почти в чистом виде. И совершенно другой, дионисийский Логос русского крестьянства большинства восточных славян.
Они сосуществуют, между ними сам по себе идет напряженный диалог. Если приехал татарин или немец и ассимилировался в этой среде, возникает вопрос: он был кем — крестьянином или представителем элиты? Потому что он попадет в две ноологические ниши. Я согласен, что мы живем на стыке культур и стыке различных парадигм, это верно. От одного Логоса к другому нет границы, как в случае с национальными государствами: здесь кончается Франция, здесь Германия.
Это такие фронтиры, это некие лимесы, в которых существуют такие диффузные процессы двух Логосов, и, более того, семантика, например, подчас зависит от того, каких элементов находится больше, как они концентрируются, причем они часто имеют фрактальные траектории. Это турбулентные процессы. Например, в теории хаоса исследуется процесс закипания. Вода кипит или не кипит? Пузырьки уже есть, но их движение, когда начинается кипение, — какое количество пузырьков?
Тогда начинаются разного рода формулы, которые определяют, где вода закипающая, где еще не достигшая кипения, а где кипящая. Так вот, эти процессы, особенно когда кипение происходит, где вот этот шарик превратится в пар на одной и той же поверхности воды, например на дне сосуда, — это является загадкой. Невозможно определить, где он. Точно так же происходят диффузные переходы, закипание одного Логоса, переход в другой. Например, католический Логос Тевтонского ордена, Логос русских князей эпохи монгольских завоеваний и Логос монголов Золотой Орды — это один и тот же Логос, Логос Аполлона.
Везде, в трех случаях. Но какая борьба между ними, какая геополитическая напряженность! Нельзя сказать, что каждый человек своим этносом или культурой предопределен к тому, чтобы быть носителем того или иного Логоса. Это гораздо более гибкая вещь. Сегодня в целом можно сказать, что само смешение разных культур — это как раз классическое свойство Логоса Кибелы.
Индифферентность к вертикальным семантическим таксономиям — это классическое свойство Великой Матери, которая на самом деле все переваривает, все запихивает себе в утробу, и там это все аккуратно или не очень аккуратно переваривается. Этот melting pot — он как процесс пищеварения. Логос Кибелы, Великая Мать переваривает человечество. Она его переваривает за счет демонстрации того, что принадлежность к той или иной форме, культурной, таксономической или логической, второстепенна перед лицом условного знаменателя, который называется «материя». Материя или ничто — его можно назвать, как это делал Бодрийяр, «смертью» — общим знаменателем всех форм разумного существования , которая на самом деле опрокидывается в черную бездну и получает от этой черной бездны своеобразный меонтологический [«небытийный».
Эта бездна еще и ласкает. Человек, который лишается своей культуры, своего Логоса, испытывает травму, травму кастрации. У Великой Матери есть какой-то секрет, который компенсирует эту кастрацию. Она говорит: ну ничего, зато будет какой-то очень сахарный вкус на губах. Если мы посмотрим феноменологию русского скопчества, там очень интересно ощущение метафоры сахара, сладости, которое дает убеление, то есть оскопление.
Скопцы получали компенсацию за утрату своей гендерной идентичности именно за счет некоего ощущения такой невероятной психической сладости. Я думаю, что это одна из культовых особенностей современной культуры, которую дает айфон, или пароль, или сумма на электронном счету. Это ощущение такого экзистенциального сахара, который дает Великая Мать в обмен на то, что мы отказываемся жестко стоять на защите границ своей идентичности. Великая Мать — это то, что представляет собой обратный процесс манифестации человеческого. Это некая эмпирическая акция, когда нечто нечеловеческое вычерпывает экзистенциальное содержание из человеческого.
Но поскольку оно без него не может, оно его воспроизводит. Само оно его воспроизвести точно не может, потому воспроизводит симулякр. Здесь происходит столкновение Логосов. С точки зрения Логоса Аполлона человек — это временно спустившийся в материю Бог. Логос Аполлона не столь привязан к человеку, он прекрасно может обойтись ангелами; если ничего не будет — Логос Аполлона не расстроится, конец света для него не большая проблема.
Логос Диониса сопряжен как раз с этой антропологической проблемой, Логос Диониса и секрет антропологии тесно связаны между собой. Логос Великой Матери — это Логос тотальной дегуманизации. Но дегуманизации не с такой болезненной точки зрения: она болезненна, мучительна, но одновременно она еще очень сладостная. Она не может быть homo, потому что ей трудно, она хочет, чтобы ее освободили от этого. Освободиться от диктата мужчины она может, только освободившись вместе с этим от своей человечности в пользу определенной всеобщности.
Растяжение собственного гендера до новых параллелей. Это снимает напряжение быть человеком, это снимает ответственность, это передает себя — у Донны Харауэй — в руки машины. Женщине тяжело быть одержимой мужским началом, для нее это страдание, она ищет покой, но находит ужас. Это спор о том, будет ли конец, имеет ли конец — конец? Например, с точки зрения акселерационизма, постмодерна, Логоса Кибелы конец может кончаться вечно, конец — это процесс.
Отсюда такое внимание к деталям, к микрочастицам: погружение в наномиры, одержимость теорией суперструн, когда маленькие фрагменты, бесконечно малые величины, создают свои собственные закономерности, свои собственные структуры, то есть это деление по большому счету не имеет предела. В этом отношении постистория — это вступление в циклическое повторение прогрессирующей воронки, ведущей к недостижимой цели. Воронка спускается все ниже и ниже, мы все более субатомарны, субсубатомарны, на субсубсубатомарный уровень переходим, следуем за этим снисхождением в бездну, которая по определению не имеет дна. Если под определенным ракурсом визуализировать Без-Дну, Ungrund, то мы увидим, что падение в бездну, если она по-настоящему бездна, а не метафорическая бездна, может быть вечным. Сколько ни падай — дна-то ты не достигнешь.
Это создает ощущение некой вечности, которая не может быть вечностью истории, потому что история как раз конечна, она имеет некий предел, она имеет эсхатологию. А это именно постистория, где что-то есть, но ничего нету. Что-то происходит, но в этом происходящем уже полностью отсутствует поступательность, семантика. Это проект Логоса Кибелы в будущем — повторение одного и того же. Постистория — это абстрактный труд.
Механическое производство одной и той же детали рабочим. Но рабочий все-таки умирает, стареет, не может держать свой напильник. Поэтому появляется настоящий рабочий; рабочий оказался такой куколкой, которая рождает настоящего рабочего-бабочку, который уже никогда не выпустит свой напильник из рук, бабочка-робот, которая своим напильником пилит, и пилит, и пилит. Уже все умерли, а он продолжает пилить, потому что он вечен. Это постистория, то есть абстрактный труд полностью освобождается от рабочего, как от недостаточной инстанции.
Представьте себе ансамбль роботов, который начинает играть на скрипке. Если простой человек, даже самый талантливый скрипач, поиграет-поиграет, он устанет, он опустит руки. А скрипач-робот играет и играет. Уже охренели все зрители, а он все играет. Зрители поседели, у них уже начинают пластические операции отпадать, ботокс гнить, а эти продолжают играть.
Наконец эти роботы играют на кладбище уже, потому что вся аудитория умерла, все поколение. Тогда постепенно появляется новое поколение — это роботы, которые идут слушать электронную музыку тех скрипачей, которые занимаются чистым абстрактным трудом. Вот это постистория, когда человечество, слушающее электронного скрипача, заменится электронной аудиенцией, аудиторией, когда смс начнут приходить сами к себе, радио начнет вещать для радио, телевизор смотреть в зеркало и видеть самого себя, такая лента Мебиуса, вечно кончающегося, вечно длящегося и не могущего закончиться конца. Это на самом деле проект акселерационизма. Это проект ускорения перехода к такому концу, который будет кончаться бесконечно.
И он вызывает оптимизм — это есть технологическое развитие и т. Оппозиционным проектом является конечный конец. Никто не говорит, что возможно еще что-то спасти. Ничего нельзя спасти, это просто наивно. Просто отложить то, что происходит.
Другое дело, что конец может быть конечным. И тогда, если конец конечен, он воспринимается не достижением недостижимого предела, потому что любое движение предела, которое отделит точку от предела, может быть разделено напополам. Ты приблизился, но наполовину, потом еще на половину. И всегда есть половина, пусть маленькая, — это парадокс Зенона Элейского, быстроногого Ахилла и медленной черепахи. Это бесконечный процесс достижения конца, в котором Ахилл никогда не достигнет черепахи: аналитически на этом настаивает Великая Мать.
А с точки зрения Аполлона, этот конец заключается в том, что он переосмысляется, процесс окончания берется как некая плоскость. Он говорит: все — вот это конец. То есть переосмысление одного и того же как наличествующего, конечно малого или отсутствующего, что означает проблему предела в дифференциальных вычислениях. Нюанс при осмыслении этого и является эсхатологической проблемой, с которой мы и имеем дело. Ахиллу, для того чтобы догнать черепаху, надо не обращать на нее внимания.
То есть вот это принципиальный вопрос. Если он будет за ней бегать, то он действительно ее не догонит, как Зенон Элейский. Ему надо плюнуть на эту черепаху, а бежать к той цели, куда идет черепаха. А ему это раз плюнуть, перешагнуть через черепаху и всё. Мы всё более и более запрессовываемся во всё более и более иллюзорных иллюзиях, это гипноз старого Сороса.
Старый кукольник Сорос, который создает гипноз открытого общества, все в него верят, в деньги, в капитализм. Старик в какой-то момент просто рассыплется, но, если мы будем погружаться в его игру, он никогда не рассыплется, потому что это его игра. Демиург этой бездны живет за счет того, что мы ему верим. Еще верим, еще миг, еще не умер. И в конечном итоге он доползет до такой степени, пока создадутся криогенные в полной мере аппараты или бессмертие.
Все рассчитывают стать бессмертными в этом процессе. Стать бессмертным — значит сделать это втягивание в онтологическую воронку бесконечно длящимся. Против этого стоит некий проект возвращения Аполлона, который как бы говорит: хорошо, вы продемонстрировали свои возможности, очень замечательно, человечество крайне разнообразно показало свои возможности движения в небытие, титаны вышли на поверхность, свергли нас с олимпийских высот и устроили свою собственную цивилизацию. Это очень тонкий момент, но он, пожалуй, и решается сейчас. Разница между историей и постисторией — эта граница лежит в нас.
Она проходит через нас сейчас. Не через нас вообще, а прямо через поколение, через черту миллениума. Титаны для вас ассоциируются с Логосом Кибелы, в «Ноомахии» об этом упоминаете, упоминаете, насколько я понимаю, о Хроносе, о титанизме Соединенных Штатов как идеологии. Что для вас это начало титанов? Почему нужен разрыв между древним и новым пантеонами, Аполлон и Дионис — это новый, они же одновременно и Логосы, а Логос Кибелы — древний и имеющий свою структуру.
В чем она? Бастард — рожденный от разных родителей, или извращенный, Логос.
Интервью будет опубликовано в ближайшие дни на платформах «Дзен» и Rutube.
Все тексты на этом сайте представляют собой гротескные пародии на реальность и не являются реальными новостями Комментарии.
Это значит, что нет какой-то отдельной реальности, которая описывается разными культурами. А культура и мир приходят вместе. Я в этом отношении сторонник мультинатурализма в духе Вивейруша де Кастру , который показывает, что если мы считаем, что есть одна природа, которую мы, западноевропейские люди с научным образованием, знаем, а все остальные являются как бы грезящими субъектами, помещенными в эту единственную реальность, то мы расисты. Принимая их мультикультурализм, мы все равно считаем, что истину об этом мире знаем только мы, сторонники современного западного научного мировоззрения. Я последовательный плюралист.
Культура создает природу, или, если угодно, культура создается вместе с природой, поэтому нет одной и той же природы и двух разных взглядов-культур на нее. Есть две культуры и две природы. Правда, де Кастру говорит, что индейцы в Латинской Америке допускают, что есть много природ, но есть только одна культура — человеческая. И даже свинья или птичка пекари считает себя человеком, и ту лужу, из которой она пьет, она считает озером и т. Койот, когда он ест труп, считает себя человеком, который приглашен на ужин к другому человеку. Я вот тут не совсем бы с этим согласился. Я считаю, что существуют мультинатурализм и мультикультурализм одновременно.
Что существует множество субъектов и множество миров, конституируемых этими субъектами вместе с самими собой. Плюрализм — это основа «Ноомахии». Существует столько миров, сколько и культур. Мир и культура — это практически неразрывный феноменологический синтез. Такие структуры все имеют интенциональный характер. Но как изучать тогда это многообразие? Для изучения этого многообразия я ввожу не один Логос или максимум два, которыми оперируют социология и антропология XX века.
Исследуя эту двойственность рациональности, чтобы найти какой-то метод, как рассматривать разные общества, я пришел к тому выводу, что в эти два типа рациональности не укладывается очень много явлений мировой культуры. Тогда я обнаружил третий Логос — Логос Кибелы. Как раз тот, что с феминизмом становится доминирующим. Гиперматериализм, нигилизм и феминизм как однопорядковый ряд. Зафиксировав этот черный Логос — Логос Кибелы, — я получил возможность интерпретировать культуру она же рациональность, она же природа разных народов Земли с точки зрения сочетания этих трех Логосов. Первый — Логос Аполлона, эксклюзивистский. Логос Аполлона — это совсем просто.
Это три закона Аристотеля. Это на самом деле просто так сказать. А чтобы понять, что такое «А есть А», что такое «не А», что такое «либо А, либо не А», надо проделать очень серьезную работу. Логос Диониса легко сочетает А и «не А», для него этой эксклюзивности нет, это инклюзивный Логос, который является второй парадигмой, туда раньше зачисляли все то, что не было Логосом Аполлона. Дальше внутри логоса Диониса или внутри той сферы, которая была приблизительно намечена постницшеанскими исследователями как сфера Диониса, я выделил совершенно гетерогенный, не сводимый к идеовариации [разновидности одного и того же] Логоса Кибелы. Он устроен вообще по-другому, не как диалектика, а совершенно по-другому. Некое представление о материи, которая сама созидает саму структуру форм.
Материя, сама по себе наделенная какими-то внутренними интенциями и сама конституирующая миры. Логос Аполлона — это идея, созидающая миры, а логос Диониса — некий баланс, содержащий или поддерживающий миры. С моей точки зрения, любая культура, любая, примитивная, как общество племени пирахан, которое не умеет считать, не знает счета, ни одной цифры, — или самая изысканная, самая изощренная, имеет свою развитую теологию, философскую систему, технологию. Все эти формы культуры, природы, субъекта, времени и пространства сводимы к диалогу или к конфликту этих трех Логосов. Получается, что сложность — это второстепенное качество общества. Даже в самом простом обществе мы можем найти отголоски этих трех Логосов. Каждое простое общество оказывается не таким простым, а каждое сложное общество оказывается не таким сложным, если мы правильно определим баланс этих Логосов.
Таким образом, благодаря этому трихотомическому делению «Ноомахии» номенклатура парадигм из двух таких призм постницшеанских — аполлонической и дионисийской — доводится до трех, которые с точки зрения моей презумпции или гипотезы оказываются исчерпывающим количеством парадигм. Дальше я применяю изучение всех миров культур с помощью трех Логосов первым проходом по 24 томам «Ноомахии» включая приквел «В поисках темного Логоса» , готовясь признать, что я неправ. Вдруг там обнаружится четвертый Логос или, например, гипотеза о третьем Логосе окажется излишней? Я делаю это почти экспериментальным образом. Однако, завершая «Ноомахию», я могу сказать, что ни в одном обществе не столкнулся с недостаточностью методологической модели или с ее избыточностью. Все культуры так или иначе в разных пропорциях и разной динамике имеют эти три парадигмы. Эти три парадигмы между собой находятся в антагонистическом состоянии, иногда они заключают альянсы, создают семантически сложные фигуры.
Когда мы говорим о борьбе двух начал, светлого и темного, — это как раз аполлоническая модель, причем дуалистического аполлонизма, одна из версий аполлонической идеологии. Бывают и другие, тринитарные версии аполлонизма и т. Таким образом, в «Ноомахии» я получил как бы кибернетическую модель человеческого духа. Если бы Касталия существовала, то она была бы построена как развернутая система практических семинаров и теоретических размышлений вокруг «Ноомахии». Об этом думал Борхес, но латиноамериканский философ больше двух страниц написать принципиально не может: у него заканчивается творческое вдохновение, поэтому он мог только помечтать о какой-то космической библиотеке мысли, о некой конструкции столь объемной и масштабной. Но он ее предвосхитил и с большим интересом ожидал. Дальше возникает такой вопрос: я начал с того, что издал малую «Ноомахию» из пяти томов, сейчас я заканчиваю большую — 24-томную «Ноомахию», но я прекрасно понимаю, что эти 24 тома, если вы всерьез к ним отнестись представим, что вы всерьез к ним отнеслись , на самом деле не что иное, как оглавление 240-томного издания.
Просто расширенное оглавление, с тезисами, потому что каждый из этих тезисов, каждая подглавка «Ноомахии» легко разворачивается техническими методами, уже без всякого озарения, просто достоверным качественным образом еще на 10 томов и т. Это уже в человеческих силах невозможно, и решение может быть одно. Единственный способ при моей жизни — это если кто-то — государство или частный инвестор — предложит вложить в это дело миллиард. Тогда я представляю, как найти профессионалов каждой из этих стран: африканской, латиноамериканской, — которые могли бы, пройдя курс бесед в каких-нибудь специальных комфортных условиях на хорошем английском или другом языке, — могли бы погрузиться в это. И потом, будучи специалистами в этих вопросах: в культуре, в религии, в теологии, в этнологии, в истории, в социологии, в антропологии, — каждый для своей страны, региона или области, могли бы написать уточняющий том «Ноомахии». Здесь уже технологическая модель. Некоторые годы жизни я, видимо, еще мог бы курировать такой проект, но написать уже невозможно.
Не только по времени. Дальше знания должны быть уже более конкретного уровня, и получить их в таком объеме невозможно, даже несмотря на технологические средства, которые создали предпосылку для построения такой эйдетической конструкции. С одной стороны, она создана вами, человеком, находящимся внутри определенной культуры. С другой стороны, есть мультикультурность, мультикультурализм. Как попытка построения такой достаточно жесткой схемы, в которую укладывается все, взаимодействует с реальностями этих культур и не является ли она колониальной по отношению к ним? Это то же самое, как попытаться посмотреть на самого себя из окна, когда ты выходишь покупать булочку. Вот это парадокс социолога.
Точно так же Леви-Стросс, который бился всю жизнь за признание плюрализма и достоинство архаических культур, в итоге говорит: а не является ли мой дальний код, с помощью которого я поставил себе задачу дешифровки различных обществ через структуру родства, — не является ли он колониальной проекцией? Я очень много об этом думал. Если мы ставим перед собой задачу написания нейтральной картины, то это как раз будет формой крипторасизма. Если мы скажем: у меня нет позиции относительно того Логоса, той культуры, — то мы будем врать, потому что наша позиция будет определяться полностью и тотально нашим собственным обществом. Система идей может поменять это общество, может несколько раз поменять, но на самом деле все равно определяется некой ситуацией. В этом отношении это валидный тезис или даже критическое замечание относительно того, не является ли это, в свою очередь, проекцией какого-то колониального дискурса. Абсолютно правильно, но я не вижу никакого способа преодолеть это.
Потому что преодолеть это — значит признать существование не-культуры или не-цивилизации. Что это за наглая вещь? Что значит «не-культура»? А что же тогда? А что же ты пишешь? То есть понимание механичной структуры своего собственного сознания позволяет максимальным образом от него дистанцироваться, не теряя с ним связь. Это то, что называется эмпатией.
Боас говорит, что вначале в общество надо вжиться. Но он предлагал вживаться в культуру, в образ жизни, а я ставил перед собой задачу вживаться в идею. Я прекрасно понимаю, что, возможно, я их неверно толковал. Я оставляю этот зазор. Но я старался. Я старался максимальным образом не быть русским православным патриотом при изучении, например, пигмейского общества. Потому что русскому православному патриоту в пигмейском обществе делать абсолютно нечего.
Если он западный либерал или сторонник коммунизма, ему тоже абсолютно нечего делать в том же самом пигмейском обществе, потому что он будет транслировать другую форму собственных представлений. Вот с этими жесткими моделями в любом другом обществе, даже если мы убежденные русские, нам нечего делать даже в Польше или на Украине. Потому что мы будем рассматривать поляков или украинцев глазами русского. Будем видеть только что-то русское. Моей задачей с самого начала было, сохранив свою русскость, не поступаясь ею нисколько, на время исследования ее отложить. Я стал приходить к колоссальным результатам. Например, я увидел совершенно грандиозный проект американского прагматизма, который в наших глазах, даже в европейских кажется примитивным.
Я европейцам говорю об этом — они отвечают: да это же ужасно, это примитивно, это не философия. Любой европейский философ ответит: «Да какой прагматизм, вы смеетесь просто! Русский так тем более. Бесполезно изучать американский прагматизм глазами европейского континентального философа, тем более русского православного теолога. Мы не поймем просто его. Надо попытаться вжиться в этот прагматизм, спросить, что такое it works, отложив все предрассудки. И результаты могут быть достигнуты.
Такими открытиями полна «Ноомахия». Открытиями для меня. Я думаю, что сам Шейх Анта Диоп, один из теоретиков африканского освобождения, был уверен, что африканская культура является культурой Великой Матери, и относил ее к кушитскому типу, к некоему архаическому, материнскому, хтоническому типу. Когда я стал изучать Африку, я увидел, что Анта Диоп вообще не прав. Он прав только в отношении отдельных сегментов Африки. Африканская цивилизация намного более многообразна. Сами африканцы, которые идут к определенному обобщению, могут впасть в упомянутый колониальный дискурс.
В Китай я приехал недавно. Но я приехал туда с книгой, которую я написал о китайской культуре. Я так на китайцев удивлялся. И поразительно, может, дальше я столкнусь с какими-то другими формами рецепции этих идей, но на первом плане пока, на сегодняшний день, я сталкиваюсь с теми людьми, которые удосужились прочитать мои книги об их Логосах, с неким удивлением: как вам удалось узнать нас лучше, чем мы сами себя понимаем? Я слышал только такие мнения. Быть, например, аргентинцем и понимать, что такое аргентинский Логос, — это совсем не одно и то же. Это как быть психиатром и быть психом.
Психиатр — это тот, кто изучает психа. Если псих попытается изучать психиатра — вы представляете, чем это кончится. Человек, который интересуется Логосом, интересуется и чужим Логосом, и тем, кто просто находится под контролем, под воздействием этого Логоса. Есть человек, который пишет программы, а есть юзеры. Аргентинец обычный — это юзер аргентинского Логоса. Русский — юзер русского Логоса. Я программист.
Я дешифрую язык, на котором написана моя программа, и я начинаю понимать, разбираться, как написаны программы других логических систем. Частично это релевантно, частично я готов признать, что это, может быть, ошибочно. Я не исключаю неких погрешностей, связанных с колониализмом и проекцией русского мышления, но даже сейчас, работая над русским Логосом, начинаю понимать, что то, что мы называем «русским», на самом деле ровно половина этого русского. Изначально это было во владимирской парадигме, которая в рамках русской истории становилась все больше. Как глобалистская капиталистическая модель изначально была хартлендом Локка, распространенным на всю территорию планеты. Мы же живем сегодня с сознанием шотландца XVII века, считая нормативными вещами то, что мы капиталисты, сторонники демократии, реформ, либерализма, того, что было нормой небольшого шотландского общества конца XVII века. Это было концептуализировано Локком и Адамом Смитом.
Мы считаем это универсальным знанием. Хотя это Шотландия. Точно так же в отношении русского мы берем владимирскую его часть, игнорируя северскую, смоленскую, полоцкую, волынскую, киевскую, Галичину, — и говорим о русском как вытекающем из владимирской парадигмы. Да, она разрослась, постепенно она прошла через ряд этапов, но сегодня наша парадигма современной российской действительности — владимирская парадигма. Предшествующая — коммунистическая — другая версия владимирской парадигмы. Предшествующая — петровская — тоже владимирская. Но это же не всё русское.
Нам кажется, что всё. Но мы говорим о русском как о том, что попадает в рамках владимирской парадигмы. Обо всем, что не попадает, мы говорим, что это украинское или белорусское — с соответствующим отношением. В зависимости от того, где мы себя пометили, мы будем проклинать русское как владимирское или любить русское как владимирское. Когда я дохожу до пигмеев — у меня нет пигмейской крови, но в этот момент, когда я работаю над пигмеями, койсанами, например бушменами, — у меня возникает глубочайшая симпатия к этому народу. И поскольку я заведомо исключаю, что я буду смотреть на него глазами русского человека, или белого человека, или современного человека, то я буду смотреть на него его же собственными глазами. То есть я хочу посмотреть на него его же собственными глазами с точки зрения идеи.
Как проводятся границы Логосов, границы идентичностей? Момент этой борьбы определяет культуру. Бывают ситуации, когда на конкретной территории преобладает Логос Аполлона, например в Греции при дорийцах. Приход дорийцев за 1200 лет до Рождества Христова, вторжение в Микены, потом дальше захват Крита, их расселение — вообще вот эта дорическая культура, их обоснование в Спарте — это прекрасный пример Логоса Аполлона. Но латинская культура — это еще один пример Логоса Аполлона в чистом виде. Вот эта аполлоническая культура — является ли она единственной? Конечно, нет.
В этой же самой дорической, латинской культуре действуют дионисийские слои, и везде, все время, пусть в подавленном, униженном, репрессированном состоянии, находится Логос Кибелы. Бахофен называл его Mutterrecht. Это все живет. Говорить о том, что греческая культура — это Логос Аполлона, неправильно.
Атака дронами через интернет: Дугин задал важные вопросы о медиатравле ВПШ имени Ивана Ильина
Это уже больше, чем активная оборона. Если противнику нравится «мясорубка», то России это даже выгодно. Очень бы хотелось, чтобы Франция сыграла роль в мирном урегулировании по Украине, не все еще потеряно.
Но во всяком случае, перспективы у нас, может быть, не блестящие, но неплохие, надежные, связанные с волей президента вести страну к Победе, а на Украине ситуация будет ухудшаться. Зеленский надоел — сначала он как клоун смешил, потом кровью поливал, использовал все методы привлечения внимания, дальше ему уже нечем поражать, удивлять и вдохновлять. Так что его звезда начинает закатываться, плюс Запад отвлекается на другие фронты. В этой ситуации, я думаю, очень-очень медленно инициатива будет переходить к нам. Очень медленно, потому что трудно воевать против всего НАТО, еще и с такой бешенной, накачанной ненавистью марионеткой, как Украина. Считайте, стае бешенных волков дали дальнобойные ракеты. Мы еще толком не знаем, чем отвечать на такое.
Остались ли какие-то невоенные инструменты, чтобы вырвать Украину из-под внешнего управления Западом, или поезд ушел? Они были, но мы ими не воспользовались. Поэтому теперь никакого иного решения, кроме военного, эта проблема не имеет. Другой вопрос, что делать дальше. Если представить, что мы освободили Украину до Львова, что дальше мы им предложим? Что-то мы конечно должны предложить. Но это не вопрос сегодняшнего дня. Война будет такой сложной и долгой, что у нас будет время подумать над этим. Я абсолютно убежден, что нет иного выхода, кроме Империи и Православия, могущественного мирового полюса с сохранением классической культуры и классического мировоззрения в отличие от современного выродившегося Запада, мобилизации славянского глубинного начала.
Это нужно нам, это будет вполне приемлемо и для украинцев. Но сначала надо сломить хребет западной либерально-нацистской политической машине. Уничтожим ее, тогда подумаем, что говорить украинцам. До того, пока наш сапог не встанет на границе с Польшей и Венгрией, бесполезно говорить об экономике, идеологии — нас никто не будет слушать. Только после сокрушительной военной Победы будут относится серьезно к тому, что мы говорим. Пока что мы часто расходуем потенциал угроз. Ладно, когда это говорят эксперты, но когда наши крупные военные и политические деятели говорят: "не делайте этого, а то вам будет плохо", а потом "плохо" не наступает, они существенно понижают значение слов и деклараций России. Пока мы не ответим за свои слова делами, пока мы не победим Украину в полной мере на поле боя, мне представляется, что при нынешней ситуации говорить о каких-то других рычагах воздействия просто безответственно. Нас никто не будет слушать.
Экономика не играет роли — они взрывают газопроводы, на которые десятки лет уходят и миллиарды долларов вложены. Сейчас уже экономика, честно говоря, кроме военной экономики никакого значения не имеет. А военная экономика — это достаточное количество высококачественного оружия, хорошее обмундирование для солдат. Только это имеет значение. Это то, в том числе, что привлекает украинцев в Европе. Не так уж маловажно, чтобы в тех же новых регионах шло развитие, людям было где жить, они учились, у них были высокотехнологичные и высокооплачиваемые рабочие места. На это же, наверное, интересно посмотреть. Во-первых, им никто не покажет этого. Во-вторых, если бы Украина сражалась за комфорт, она бы сохранила саму себя вместе с Крымом, чуть-чуть более тонко и гибко ведя свою политику в отношении России, получила бы европейский комфорт и была бы в общем-то в неплохом положении.
Нет, всем этим украинцы пожертвовали ради одного — убить русского. Ярость их русофобии заменяет любые соображения из серии "кому там уютно" и "кому сколько платят".
Она была прекрасной православной девушкой, патриоткой, военкором, экспертом центральных каналов, философом. Ее выступления и репортажи всегда были глубоки, обоснованы и сдержаны. Она никогда не призывала к насилию.
Она была восходящей звездой в начале своего пути. Враги России ее подло, исподтишка убили…» — написал Дугин. Дугин не может смириться со смертью дочери Безутешный отец тяжело переживает эту трагедию и пока еще не до конца осознает случившееся. Но одно Александр Гельевич понимает точно — нужно бороться до конца. Не пропустите Когда и где состоится прощание с Дарьей Дугиной «Наш народ не сломить даже такими невыносимыми ударами.
Дугин также назвал интервью «обращением к американскому народу» и сравнил его с прямой линией и обращением к нации. По его словам, в Соединённых Штатах будут внимательно изучать беседу российского лидера с журналистом. Он также добавил: никто не станет спорить с тем, что интерес к интервью высокий.
Интервью с лидером "Евразийского движения" Александром Дугиным
Иван Панкин и российский философ Александр Дугин обсуждают как события последнего времени повлияют на судьбу России. Своими мыслями об этом российский философ и политолог Александр Дугин поделился с ведущим программы RT Arabic «Русское измерение» Артёмом Капшуком. Философ, публицист, геополитик Александр Дугин в интервью Первому русскому телеканалу Царьград сформулировал скрытую суть того яростного противоборства России.
интервью философа Александр Дугин ведущему Первого канала Анатолию Кузичеву полная версия
Они планировали ехать вместе, но в последний момент планы изменились. Александр считает, что целью была именно Даша, которая умерла за защиту российского народа и государства. В программе «Самое время» Александр Дугин расскажет о том, как изменилась его жизнь после гибели дочери, о глубинном смысле СВО, о том, какой путь прошла Россия и какое у нашей страны будущее.
Главный редактор: Игнатенко В. Адрес электронной почты Редакции: internet otr-online.
Он рассказал о становлении многополярного мира, конструировании суверенной системы образования в каждой из цивилизаций. Это напрямую касается и проблем образования в России, и сотрудничества на евразийском континенте, и диалога между нами и исламскими странами, странами исламской цивилизации», — сказал А. Самая важная тенденция современного миропорядка — это переход от однополярного к многополярному миру. Появляются новые цивилизационные анклавы, в которых все громче настаивают на своих собственных традиционных ценностях. Философ уверен и в необходимости развития плюрализма образовательной парадигмы.
Политолог обратил внимание, что Россия 30 лет жила в тени глобального Запада, пытаясь встроиться в процесс глобализации, но руководство страны забывало, что это закрытый проект. Этот субъект хранит формулу своей субъектности очень тщательно. В нашем языке, способе мышления эта глобальная субъектность Запада встроена. Это просто некий вирус, который действует в нашей операционной системе, в нашей ментальности. Это ментальная колонизация, и мы являемся ее жертвой, и не эти 30 лет, это гораздо глубже — уходит в столетия. Фактически, это некая форма цивилизационного нацизма — бросьте эту химеру совести, фюрер думает за вас. Запад за вас думает», — отметил политолог. В этой связи Дугин подчеркнул, что у России нет будущего, если продолжать следовать по этому пути. Никакого будущего, никакого горизонта-2040 в России нет, потому что, особенно сейчас, когда мы бросили вызов этому глобальному субъекту, еще не определившись со своим субъектом, не определившись до конца, от чьего лица мы это сделали — мы уже начали воевать с тем, кто есть, кто хорошо себя осознает и думает за нас… Я много раз рассказывал свою беседу в Вашингтоне со Збигневом Бжезинским, когда мы сидели у него в кабинете, перед нами лежала шахматная доска, и я говорю: вы не думаете, что шахматы — это игра для двоих, имея ввиду классическую политику нашего президента, который играет с Западом? Нет, говорит он, шахматы — это игра для одного.
Ментальная колонизация: Александр Дугин о вариантах будущего для России
Вот есть Чубайс, Гайдар, Маша Гайдар, и нам предлагается воспринимать этот коротенький период за триста лет. Я немножко хочу актуализировать нашу беседу, потому что сейчас что ни включи, что ни возьми в руки, питается из текущего. А когда-то отовсюду были традиционные ценности. Мы не понимаем, что это такое. Никто не спорит. Но что сохранять? Я не понимаю, что мне предлагают сохранять. Причём когда обращаешься к этим людям и просишь их назвать, что хотелось бы сохранить, они начинают смущаться. Православие, монархия, народность.
Православие как доминация базовой религии, которая составила российскую идентичность, православие, которое становится нормативом мировоззрения. Монархия как наиболее характерная форма организации социально-политического традиционного общества не только в России, но и в европейских странах. И народность, как утверждение традиционных культурных форм быта, жизни и так далее. Не может такого быть, например, что я называю традиционным обществом что-то одно, а Петров называет что-то другое. Это единственный набор традиционных ценностей. Мы можем учесть, кстати, что в нашей стране, которая была, есть и, надеюсь, будет империей, а не национальным государством и не либерально-гражданским обществом, кроме русских православных людей, составляющих ядро этой империи, проживают также представители других этносов и других конфессий. И конечно, когда они слышат про православие, монархию, народность, они ёжатся, потому что традиционное общество в их понимании — это не совсем то, что считаем мы, русские люди, создатели и творцы вместе с этими народами этой империи. Когда мы были сильны, все признавали наше право устанавливать свои нормативы.
Точно так же, как в христианском обществе Ближнего Востока христиане, которые там есть, вынуждены считаться с тем, что им, например, запрещается звонить в колокол или строить здания церквей с крестами. Мы вынуждены считаться с властью. Они остаются христианами, но они не могут настаивать на каких-то публичных формах своего вероисповедания. Поэтому в любой стране существует какая-то доминирующая модель традиции. Могут быть и другие традиции. В исламских обществах может быть христианская традиция, в нашем христианском православном имперском обществе может существовать исламская религия и другие этносы, но пропорции всегда зависят от конкретного исторического расклада сил, от конкретной ситуации. Что, вы думаете, важнее для человека? Это данность».
Свобода, равенство и братство в той форме, в которой они были провозглашены Великой французской революцией, а до этого европейским масонством, это на самом деле очень специфическое преломление действительно специфических европейских ценностей, связанных с Римом, с определёнными этапами Греции. Но самое главное, чем эти ценности отличаются от ценностей традиционного европейского средневековья и античности, это то, что они прилагались к новому субъекту. Этого субъекта нового времени, субъекта эпохи Просвещения, никогда не существовало раньше.
Полемика разгорелась позднее. Сначала участники разошлись в оценке исторического значения фигуры лидера большевиков Владимира Ленина. Градус дискуссии повысился, когда речь зашла об Иване Ильине. В этом случае общие оценки участников политической дискуссии оказались невозможны... В московском часовом поясе « Большая игра » выйдет в вечернем эфире в 23.
Но все же быстрее. Надо оперативно менять положение дел в культуре, образовании, информации, политической жизни. То, что там сейчас, условиям СВО в конце второго года вообще не соответствует. И вот что важно. Это статус кво, конечно, не соответствует чаяниям и настроениям традиционалистов и патриотов. Но ведь и людям, ориентированным на комфорт и мирную жизнь тоже не соответствует. И тем, кто за «прогресс» чтобы они под этим ни понимали снова не соответствует. И тем, кто за социальную спреведливость, которой нет или почти нет сегодня в России, и им не соответствует. Статус кво никуда не годится. Все поддерживают Путина лишь в надежде на изменения. Какая стабильность, когда война, и ее надо прежде всего выиграть. И лишь потом стабильность. И никак не наоборот. Избавление от либералов на всех уровнях и всех этажах это наименьшее из того, что сегодня следует сделать. И времени у государства на это больше просто нет.
А проще говоря, не было никакого «хитрого плана». Мы заколебались, остановились и упустили шанс. Это мне очевидно. А поскольку мы не сделали того, что точно должны были сделать тогда, в 2014 году, в более благоприятных начальных условиях, я сейчас даже представить себе не могу, с чем мы имеем дело в этой новой эскалации. То ли Запад нас так провоцирует и создает видимость того, что мы готовы перейти к решительным действиям, чтобы нас запугать. Чтобы мы покорно приняли возможную террористическую операцию Киева в Донбассе. Либо мы решили исправить вот этот недочет 2014 года в новых условиях. То, что было в 2014 году, — это ошибка, а может быть, и предательство. После того, что было в 2014 году, кстати, меня убрали с центральных каналов за эту мою позицию. Но я ее и сейчас придерживаюсь: ни в коем случае нельзя было останавливаться, надо было продолжать освобождение Новороссии. Харьков, апрель, 2014 г. А мы остановились и, соответственно, ничего не добились за все это время абсолютно. Только армия противника физически, политически и морально усилилась. Произошло именно все то, чего не должно было бы произойти. Ситуация никак не улучшилась за семь лет. И, думаю, судьба нынешнего кризиса просто непредсказуема. Ни одна из сторон ни вовне, ни внутри не говорит даже отдаленно о том, каковы вещи на самом деле. Я думаю, что это в каком-то смысле даже государственная тайна — как оно на самом деле. Есть такие вопросы, на которые просто не может быть ответа. Что сейчас происходит с Украиной в отношении России и Запада — не может достоверно ни знать, ни понимать никто. Потому что это такая сложная и критическая во всех отношениях ситуация, которая не поддается никакому простому логическому объяснению. Это может кончиться ничем или громогласным утверждением о том, что «мы победили» в духе «хитрый план — 2». Но, может, начнется и что-то серьезное. Сейчас ведь все может быть очень серьезно. Тогда в 2014-м вопреки всему году мы поступили неправильно. А вдруг мы сейчас возьмем и поступим правильно? Будет замечательно. Но повлиять на это уже невозможно, понять это тоже невозможно. Есть какой-то элемент фантастической странности в решениях нашего руководства, которое иногда поступает абсолютно правильно, ведет себя блестяще, как по высшему наитию — в пределах всех исторических и геополитических закономерностей. Владимир Путин А иногда на пустом месте возникают какие-то непреодолимые и непонятные препятствия. Искусство маскировки, которое процветает в нашей власти, оно на то и искусство маскировки, чтобы никто не знал — будем мы жертвовать чем-то или нет, готовы что-то делать или нет, есть ли решимость или нет. Я думаю, недолго осталось ждать — кому последнего кошмара, кому большой радости. Это уж как кто хочет обозначить. Но в ситуации с Казахстаном стало ясно, что первыми поднимают голову Китай и Турция. Турция активна и в ситуации на Украине. От кого нам ждать большей опасности? Насколько опасны в исторической перспективе Китай, Турция и идея пантюркизма?
Атака дронами через интернет: Дугин задал важные вопросы о медиатравле ВПШ имени Ивана Ильина
Александр Дугин в личном Телеграм-канале объяснил, кто и зачем устроил "сетевую атаку" на любимого философа Путина Ивана Ильина. Журналист Анатолий Кузичев организовал интервью с философом Александром Дугиным, с которым они: обсудили Русскую цивилизацию, СВО и Западный мир; — обозначили. Демографическая яма, деградация во многих сферах жизни — все это беспокоит философа Александра Дугина. Гибель Дарьи Дугиной, крупное ДТП в Ульяновской области и другие новости дня. Об этом он рассказал в эксклюзивном интервью изданию 60-летний Александр Дугин является известным советским и российским философом, политологом и общественным деятелем.