Ветерану Сталинграда нужно в ноги поклониться, а не оскорблять его.
Читайте воспоминания жителей Сургута о Сталинградской битве
Бои начались жестокие. Сколько людей там потеряли, один Бог знает. Человек 500 осталось из полка. В этих боях Василий Чередниченко получил два ранения, оба в лицо. Один из осколков так и не извлекли по сей день. Ещё недавно здесь стояла украинская армия. Перемены Василий Чередниченко воспринял с энтузиазмом. Так и должно быть. Я люблю Россию. Я родился в украинской семье, чистый украинец. Но всю жизнь говорю на русском языке.
В душе я россиянин. Так что всем ребятам я желаю, чтобы они выполнили свою задачу и были живы, чтобы они уничтожили эту бандерву. Они настоящие герои.
Пулеметы по 30 килограммов приходилось нести на себе. Через десять дней рота Леонида Алексеевича подошла к Сталинграду. Он участвовал и в обороне и в контрнаступлении. Изматывали немцев не только боями - перехватывали провизию, которую сбрасывала авиация. И мы даем такую же ракету. А днем уже снимали эти подарки», - поделился Леонид Сукорюкин - ветеран Великой Отечественной войны. Все ветераны Сталинградской битвы получили юбилейные медали в честь памятной даты.
Николай Иванович Бритвин воевал на четырех фронтах. Среди множества наград ветерана - три ордена великой отечественной войны.
Рождественский перевелся в Ленинградский педагогический университет им. Герцена на общественно-экономическое отделение. Готовясь стать учителем, из-за тяжелого материального положения студент периодически подрабатывал.
На втором курсе университета по причине систематического недоедания он заболел цингой и вынужден был лечь в больницу. На третьем курсе Павел получил государственную стипендию, что позволило ему полностью сосредоточиться на учебе [2]. В 1928 г. С 1929 г. Ушинского, одновременно работал ассистентом на кафедре диалектического материализма Ленинградского государственного университета [3].
В ноябре 1929 — августе 1930 гг. Рождественский проходил военную службу в 11-ом артиллерийском полку в Ленинграде. Павел Иванович писал в своей автобиографии: «В Красную Армию пошел по личному желанию, хотя мог иметь отсрочку как преподаватель Лен. После армии, получив звание младшего лейтенанта, П. Рождественский работал преподавателем исторического и диалектического материализма, а также истории философии в Ленинградском педагогическом институте им.
Здесь же Павел Иванович некоторое время заведовал кафедрой философии, исполнял обязанности декана и заместителя директора по учебной части на историческом факультете. Кроме того, он читал отдельные курсы в Ленинградском государственном университете. В 1933—1936 гг. В 1938 г. В 1939 г.
Рождественский, помимо преподавательской, вел активную общественную деятельность. Двенадцать предвоенных лет он работал пропагандистом по линии комсомола и партии. В 1939 — 1941 гг. Павел Иванович был внештатным лектором Петроградского районного комитета партии. В феврале 1941 г.
Рождественский утвержден в должности заместителя директора по учебной части партийных курсов при Ленинградских обкоме и горкоме ВКП б [6]. Рождественский до войны успел жениться, имел четверых детей. Рождественский добровольно подал заявление о желании вступить в ряды Красной армии для защиты Родины. Рождественского направили во 2 стрелковый полк 3 гвардейской дивизии Ленинградской армии народного ополчения командиром артиллерийской батареи. В боях на подступах к Ленинграду младший лейтенант Рождественский в сентябре 1941 г.
После излечения его распределили в 227 Краснознаменный гаубичный артиллерийский полк, в рядах которого он сражался до декабря 1941 г. Пуля противника выбила Рождественскому зубы, разорвала язык.
Каракулина имени в архивных материалах не осталось, на конверте и в письме указаны только инициалы писала, что все делалось вручную, от земляных работ до строительных. Среди работников было много 17-летних подростков, которые, как и взрослые, работали при строжайшей дисциплине. Василий Веремеенко, житель села Мариновка Сталинградской области, в описании первой посевной после окончания битвы задавался вопросом, откуда бралась сила в исхудалых детских руках для работы в полях.
По мнению автора, свобода бытия, ощущение бескрайней шири, хотя и изуродованной войной, но родной степи, сознание того, что совершаешь важное и необходимое дело — прокладываешь дорогу к хлебу, — все это облегчало труд. Среди публикуемых материалов выделяются воспоминания Семена Лопатина, в годы Великой Отечественной войны — начальника тракторного цеха Сталинградского тракторного завода, одного из руководителей заводского народного ополчения. Уже 4 февраля 1943-го, вернувшись из кратковременной эвакуации в Свердловск, Семен Лопатин пришел на свой завод, где только что закончились ожесточенные бои, и трудился над его восстановлением. В воспоминаниях он писал, что в свободное от дежурства на постах время ополченцы по указанию дирекции завода грузили на вагоны оборудование — станки, приспособления к ним, приборы, инструменты, всего около 200 единиц разных станков. Многое из того, что погрузили на железнодорожные платформы, осталось на территории завода.
Оборудование не попало в страшные пожары цехов и, можно сказать, сохранилось в рабочем состоянии. После освобождения завода от фашистов станки, снятые с вагонов, были установлены на производстве. Вскоре после освобождения города и области в марте 1943-го одной из первых в стране начала функционировать Сталинградская областная комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Она собирала доказательства преступлений оккупантов и их пособников против мирного населения и советских военнопленных.
Сталинградская битва: воспоминания ветерана
Все ветераны Сталинградской битвы получили юбилейные медали в честь памятной даты. Николай Иванович Бритвин воевал на четырех фронтах. В этот день победой Красной армии завершилась Сталинградская битва — главное сражение ХХ века. С момента завершения Сталинградской битвы прошло 80 лет. Мне после войны Сталинград часто снился, не отпускала меня война.
5 героев Сталинградской битвы, которые вышли из нее живыми
Воспоминания записаны со слов Григория Игнатьевича Фролова 2 февраля 1993 года. Филончик Семён Минович, боец 48 отдельной танковой бригады, участник Сталинградской битвы. Музейно-выставочный комплекс Южно-Уральского государственного гуманитарно-педагогического университета продолжает публикацию воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны об их участии в Сталинградской битве. Ветеран Сталинградской битвы, 100-летний Александр Ермишкин, который на фронте был связистом, 1 февраля рассказал «Известиям» про свою службу, о том, как побывал в других странах и как прошла битва под Сталинградом. «Ридус»: Через год мы будем праздновать всем эпидемиям назло 80-летие Сталинградской битвы. Вы известны как принципиальный сторонник возвращения названия Сталинград городу-герою на Волге. Началось Сталинградское сражение.
Анатолий Мережко: я дрался за Сталинград
Михеев лично уничтожил 60 солдат противника, 85 оккупантов взял в плен, с риском для жизни сумев подавить огневые точки трех дзотов. Всего подразделение смелого лейтенанта расправилось с 165 бойцами вермахта, 277 захватив в плен. Дерзкая и спланированная атака советских солдат с высочайшим риском для жизни была оценена командованием: Владимир Михеев был награжден званием Героя Советского Союза. После войны Михеев продолжил службу в армии и ушел в запас в звании майора. Борис Терентьев Еще один герой Сталинградской операции — пулеметчик Борис Терентьев, единственный выживший боец своего отделения. На фронт Борис попал летом 1942 года после обучения в школе пулеметчиков. Южные степи были для Терентьева родными, ведь родом он был из Донской области.
Возможно, именно поэтому солдата направили именно в части Юго-Западного фронта. В ноябре 1942 часть Терентьева получила приказ форсировать Дон, чтобы окружить немцев и запереть их в междуречье Дона и Волги. Переправляться советским солдатам пришлось на подручных средствах. Чудо, что обремененный пулеметом боец смог преодолеть препятствие из глубокой и ледяной реки. Закрепившись на противоположном берегу, отделение Терентьева вступило в бой длинною в неделю, удерживая вырванное у немцев тактическое преимущество. Отряды Красной Армии постепенно продвигались вглубь обороны немцев, отбивая один за другим степные хутора.
Впоследствии немцы безуспешно пытались погасить огневую точку отважного стрелка, осыпая его пулями и гранатами. За день немцы 6 раз атаковали расчет Терентьева, в результате чего его сослуживцы погибли, и он остался один. Пулеметный щит стрелка звенел от бьющихся об него пуль, осколки свистели над головой. Терентьев получил ранение в ногу, была перебита кость, но он продолжал одну за другой отбивать атаки немцев. Отступая, Терентьев пулемета не бросил: привязал его к здоровой ноге, и так, отстреливаясь от преследовавших его немцев, дополз к своим. Борис остался совсем один, поэтому ему приходилось отстреливаться.
Ногу смельчаку после сложной операции ампутировали, и война на этом для него закончилась. Его подвиг оценили: в 1943 году старший сержант Борис Терентьев был награжден званием Героя Советского Союза. Он смог вернуться к мирной жизни и работал начальником автоколонны в родном городе.
Рассказывали о жертвах среди мирного населения, которые являлись средством ужасного воздействия и устрашения оккупационной политики Гитлера. В воспоминаниях упоминаются и уличные бои, когда в ход шли гранаты, пулеметы, штыки, ножи, лопатки. Немцы этого не выносят», — из записок генерал-лейтенанта Чуйкова. Советский снайпер Василий Зайцев рассказывал своему собеседнику о кровожадности оккупационной немецкой армии: «Видишь молодых девушек, детей, повешенных на деревьях в парке — это оказывает колоссальное воздействие». Майор Петр Зайончковский рассказал, что он нашел тело своего погибшего товарища, которого пытали фашисты: «Кожа и ногти на его правой руке были полностью оторваны. Глаз был выжжен, а на левом виске была рана от раскаленного куска железа. Правая половина лица у него была покрыта горючей жидкостью и обожжена».
Уничтоживший 242 немца, советский снайпер В.
Сегодня память погибших бойцов почтили и в Пскове. А Иван Павлов встретился с участницей тех событий. Так описывает свои первые впечатления от военного Сталинграда Людмила Тимофеева. В город она попала подростком, вместе с отцом, который служил в контрразведке. Папа приписал Людмиле два года, чтобы взять с собой на фронт.
Всю битву она провела в осажденном городе, работала санитаркой в госпитале. При обстрелах пряталась в воронках. Не то, что там - «ищи воронку»!
Тяжело всем, главное - у нас была крыша над головой, жили в шалашах, были обуты, и кормили нас", - отмечает автор. Пока все спят, при свете коптилки Анна пишет: "Только я думаю, что мы ни за что не сдадим наш город немцам. Мы ведь тоже в армии, все равно не отдадим город.
Слышишь, проклятый Гитлер, будь ты проклят, грызи хоть зубами нашу землю, но не возьмешь наш Сталинград! Вот только Арацким за работу ничего не платили. Аня даже написала письмо Калинину, но без ответа. Трудоспособные члены семьи заболели, их уволили, но выдали продукты на десять дней. Печки из палаток куда-то увезли. А мороз в январе 43-го стоял сильно за 30.
Как-то выжили. В армию забрали 17-летнего брата Витю. В дорогу Мама ему испекла лепешек из затхлой муки, которую они с Марией привезли из Сталинграда, эти лепешки были прямо несъедобные, горькие, черные, как кофе, но все равно мы им были очень рады, мы же голодали. Стоит Витя такой задумчивый, с повесткой в руках, и грустно так смотрит на Маму и Лидочку". С сестрой Тоней устроились прачками. На работу ходят по степи, в которой лежит много мертвых немцев.
Наши летчики развлекаются тем, что пугают девушек, устраивая "инсталляции": поставят окоченевший труп фашиста на ноги в сугроб, в руки ему - винтовку. Девчонки мимо таких "манекенов" стараются побыстрее пробежать. В чем идти-то? Они вечером одевают все белые кофточки. И где только они их взяли? Такие хорошие, какой-то шелк, у них есть и обувь.
А мы в чем пойдем? Кроме бушлата, да огромных кирзовых сапог у нас ничего нет". Ко всему прочему у Анны после тифа обрита голова.
«Сталинград. 1942–1943»: Главархив представил книгу к 80-летию окончания Сталинградской битвы
Для офицеров, которые тут воевали, Сталинград — это некий рубеж в жизни. Для нас было до и было после, потому что это событие, которое на всю жизнь сохранилось в душе. Это великое событие, которое не стирается из памяти. Михаилу Николаевичу тяжело дышать, тяжело говорить, тяжело ходить, но в нем всё еще чувствуется несгибаемая воля и дух защитника отечества.
Это великое событие для народа, сравнимое с подвигом Александра Невского — Куликовской битвой. Мое отношение к этому городу особое. Волгоград — это святое.
По словам ветерана, забыть события тех дней невозможно Источник: Алексей Волхонский По словам Михаила Пеймера, в Сталинградской битве он потерял множество друзей и сослуживцев. Именно поэтому посетить зал воинской славы и возложить цветы в память о них для ветерана давно было главной мечтой. У нас было очень мало самолетов.
Ветеран отмечает, что тактика советских ракетчиков на новом фронте войны отличалась от той, какую они использовали в Подмосковье. Если в Центральной России военные часто использовали леса для укрытия, то в полях солдатам приходилось больше копать и тщательнее маскировать свои позиции. Господство в воздухе было на стороне врага. В артиллерийских дуэлях чаще победителями были наши ствольники, а мы, ракетчики, в какой-то мере восполняли отсутствие достаточной авиации. Не буду вас утомлять тактическими подробностями, о них много написано, много отснято. Скажу только, что ни до Сталинграда, ни после я не видел такого накала боя. Это была не просто война, это было какое-то оголтелое сражение всеми доступными средствами.
За эти 200 дней сражений, от конца июля и до 2 февраля, мы теряли в среднем только убитыми более 5 тысяч солдат и офицеров в сутки. Причем основные потери несли в августе — октябре. Но я заверяю вас, что сломлены мы не были. Наоборот, чем больший напор осуществлял враг, тем больше мы давали отпор, проявляя, без всякого преувеличения, массовый небывалый героизм. После коротенькой ночной передышки войска были готовы на самые невероятные подвиги. Немцы несли ничуть не меньшие потери, если не большие. Будь моя воля, я всех оставшихся в живых участников той битвы наградил бы золотыми звездами героев.
Глаз был выжжен, а на левом виске была рана от раскаленного куска железа. Правая половина лица у него была покрыта горючей жидкостью и обожжена». Уничтоживший 242 немца, советский снайпер В. Зайцев, позже рассказал: «Часто приходится вспоминать, а память оказывает мощное воздействие». Конечно, эта битва и победа в Великой Отечественной войне досталась дорогой ценой. Нам не представить тех ужасов войны, с которыми столкнулись наши герои, но мы обязаны о них помнить и никогда не забывать о том, что наша жизнь возможна лишь благодаря их подвигам. Вечная память героям!
В один из дней сражения они занимали оборону на высотке, хорошо были замаскированы и удобно сделаны траншеи. И вот на эту высотку пошли 30 фашистских танков. Они из двух противотанковых ружий подбили половину, а остальные повернули обратно. В этом бою ни один не был даже ранен…Всю войну я провел в наблюдательных пунктах как связист и разведчик. Наша дивизия, завершив Сталинградскую битву, участвовала в боях на р. Награжден Орденом Отечественной войны II степени, а также многочисленными медалями, грамотами, благодарственными письмами, в числе которых и медаль «За оборону Сталинграда». В воспоминаниях он называет Сталинград — «самым горячим местом войны». Вот эпизоды из событий 1942 года: «В нескольких километрах от Сталинграда наш эшелон был обстрелян с воздуха фашистскими бомбардировщиками.
Пикируя, они бросали на нас какие-то чемоданы, которые раскрываясь в воздухе, рассеивали множество противопехотных гранат, поражавших всё живое… Снаряды летели во все стороны и, соприкасаясь с землёй, рвались. Помню эту страшную картину… И день и ночь гудела земля от взрывов. Много под Сталинградом погибло наших воинов, и моих товарищей, с которыми начинал служить. Но и фашистские войска здесь были разбиты наголову». Есть в архиве личный фонд Дмитрия Ивановича Смалюги. Отрывок из доклада, в котором он рассказывает об особенностях Сталинградской битвы: «Сталинград не являлся крепостью в обычном значении этого слова. Здесь не было военных укреплений. Бастионами становились каждый заводской цех, подвал, лестничная клетка.
За Волгой для нас земли нет! По-суворовски лаконичными и точными были заповеди: "Врывайся в дом вдвоём — ты да граната, оба будьте одеты легко — ты без вещевого мешка, граната без рубашки, врывайся так: граната впереди — ты за ней". Каждый боец знал: при штурме он должен действовать самостоятельно, на страх и риск». А это воспоминания Николая Константиновича Липатова: «После освобождения Сталинграда, за отличные боевые действия в феврале 1943 г. Имеется в архиве личный фонд Николая Васильевича Семина. В боях под Сталинградом был ранен, с 1943 по 1946 годы воевал в составе 1-го Украинского фронта в органах контрразведки «Смерш».
Отделение Российского исторического общества в Ульяновской области
Ребята узнали много интересных фактов о решающем сражении времен Великой Отечественной войны, о жителях Кохмы, принимавших участие в обороне Сталинграда, познакомились с художественными произведениями, посвященными этому событию. Сталинградская битва. Воспоминания детей военного Сталинграда. Дорогие друзья! Хотя прошел юбилей Сталинградской битвы, но в нашей Волгоградской области мы его будем отмечать весь 2018 год. «Ридус»: Через год мы будем праздновать всем эпидемиям назло 80-летие Сталинградской битвы. Вы известны как принципиальный сторонник возвращения названия Сталинград городу-герою на Волге.
Участник Сталинградской битвы: «Мы воевали за мир, а сейчас снова столько людей гибнет»
Ветеран Мария Рохлина поделилась воспоминаниями, как во время Сталинградской битвы переправляли раненых по незамерзшей Волге 31 января 2022, 19:09 Смотри новости и проекты телеканала ОНТ на YouTube Последний штурм Сталинграда. Южная группировка немецких войск во главе с генерал-фельдмаршалом Фридрихом Паулюсом капитулировала, а Советская армия перешла в наступление.
Время от времени вокруг нас рвутся мины…» Из дневника офицера Ф. А теперь приходится скитаться по этой ужасной России, и ради чего?
Но размышлять об этом не следует, иначе в голову приходят странные мысли, которые не должны были бы появляться у немца. Фронт за последние дни рухнул. Всё брошено на произвол судьбы.
Никто не знает, где находится его полк, его рота, каждый предоставлен самому себе. Снабжение остается по-прежнему скверным, так что момент разгрома оттянуть нельзя. В последние дни бывает так: нас атакуют шесть или девять «СБ-2» или «Ил-2» с двумя-тремя истребителями.
Не успеют исчезнуть, как выплывают следующие и низвергают на нас свои бомбы. На каждой машине по две-три штучки тяжёлые бомбы. Эта музыка слышится постоянно.
Ночью как будто должно бы быть спокойней, но гуденье не прекращается. Эти молодцы летают иногда на высоте 50—60 м, наших зениток не слышно. Боеприпасы израсходованы полностью.
Молодцы стреляют из авиакатушек и сметают наши блиндажи с лица земли. Проезжая через Гумрак, я видел толпу наших отступающих солдат, они плетутся в самых разнообразных мундирах, намотав на себя всевозможные предметы одежды, лишь бы согреться. Вдруг один солдат падает в снег, другие равнодушно проходят мимо.
Комментарии излишни! Перед нами встал вопрос: что делать? Это не могло не повлиять на наше решение.
Мы решили сдаться в плен, чтобы те самым спасти жизнь нашим солдатам…» Из показаний пленного капитана Курта Мандельгельма, командира 2-го батальона 518-го пехотного полка 295-й пехотной дивизии, и его адъютанта лейтенанта Карла Готшальта. По окончании чтения я сказал товарищам, что мы люди обречённые и что ультиматум, предъявленный Паулюсу — это спасательный круг, брошенный нам великодушным противником…» Из показаний пленного Мартина Гандера. Они, по-видимому, решили окончательно угробить нас в этом чёртовом месте.
Пусть генералы и офицеры сами воюют. С меня довольно. Я сыт войной по горло…» Из показаний пленного ефрейтора Иозефа Шварца, 10-я рота 131-го пехотного полка 44-й пехотной дивизии.
Положение безнадёжно, только наши командиры не хотят в этом сознаться. Кроме пары ложек похлёбки из конины, мы ничего не получаем…» Из письма унтер-офицер Р. Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!
Запись посвящена героям Великой Отечественной войны, нашим дедам и прадедам, бабушкам и прабабушкам отстоявшим нашу землю от фашистских оккупантов!
И вот в Сочи я командовал взводом, занимал оборону побережья примерно километров десять. Через восемь месяцев назначили заместителем командира роты. И у нас появились курсанты — командиры запаса из западных областей. После окончания обучения вызывает начальник училища и говорит: «Курсанты-выпускники просят, чтобы Вы их проводили на фронт».
И мне пришлось вести их в Керчь. Приезжаем, станция Тоннельная такая есть, в эшелонах. Керчь сдана. Поселок запружен бегущими солдатами. Они рассказывали, как они переправлялись через Керченский этот самый пролив на Таманский полуостров.
Буквально на плетнях, буквально на бревнах, буквально на мешках с сеном. В общем, кто как бежал со страшной силой. Мне пришлось ехать в Краснодар. А в Краснодаре в то время главкомом Юго-Западного направления был Будённый. Будённый мне и говорит: «Лейтенант, своих лейтенантов, чтобы никто не знал, отправляйте в Новороссийск.
Из Новороссийска повезете их в Севастополь». И вот мне пришлось двести человек везти в Севастополь. Причем в море нас бомбили, торпедировали, но благополучно двести человек доставил в Севастополь. Там впервые познакомился с Крыловым, он был начальником штаба Отдельной Приморской армии, полковником. И с Петровым, который командовал Приморской армией.
И оба — обаятельные люди, причем, кадровики. Спрашивают меня: «А Вы кем в училище? А они: «Слушай, оставайся у нас, станешь заместителем командира батальона, а то и командиром батальона». И я практически дал согласие, что остаюсь. Вызывает меня начальник отдела кадров.
Ну расспросил, кто и что. А у меня жена была уже беременная. Он говорит: «Вот что, сынок, у тебя предписание привести и идти, возвращаться на Большую землю. Пока есть у тебя возможность, сегодня отходит лидер «Ташкент», уходи на нем, пока не поздно». И действительно, это был предпоследний поход этого самого «Ташкента», в следующий поход его немцы торпедировали и потопили.
Что мы проиграем войну — такой мысли не было, особенно воспрянули после Московской битвы. Я Вам говорил, что 20-ти лет не было, а я уже вступил в партию. Может быть, это влияло в большой степени. Бои под Сталинградом начал я будучи командиром роты курсантов курсантского полка 17 июля 1942 года на станции Суровикино, куда было переброшено 2-е Орджоникидзевское военно-пехотное училище, преобразованное в курсантский полк и подчиненное 62-й армии. Для прикрытия разгрузки училища из эшелона была организована группа бойцов.
Мы были слабо вооружены, для вооружения этой группы собирали оружие практически со всего батальона. И под моим командованием эта группа была выдвинута на западную окраину станицы Суровикино, сейчас город Суровикино. Только мы успели выйти на западную окраину, развернуться в боевой порядок, как вдали показались клубы пыли и группа немцев — несколько мотоциклистов и бронетранспортер с пехотой. Подпустили их метров на 500, мы были еще необстрелянные, немцев видели первый раз живыми на таком расстоянии, мы открыли огонь из пулеметов, может быть, несколько преждевременно. Но, короче говоря, несколько человек ссадили с мотоциклов, эта группа развернулась и ушла в степь.
Этот первый бой воодушевил нас и не только нас, участников этого боя, а все училище. Решили, что мы, курсанты, можем бить немцев. А немцы, получив даже небольшой отпор, не приняв боя, моментально ретировались назад. И вот с этих пор начались наши бои с отходом к Дону. Затем между Доном и Волгой, в городе, училище уже в боях не участвовало.
Ну это я несколько забежал вперед. В 1941 году сложилась такая сложная обстановка в стране и особенно в Красной армии, что не хватало оружия. Ведь все оружейные склады были на западе, а запад был оккупирован немцами, и практически все склады попали в руки немцев. Поэтому у училища постепенно начали отбирать оружие: винтовки, пулеметы, минометы, пушки, оставляя только минимально необходимое количество вооружения для обучения курсантов, для несения караульной службы. Я служил заместителем командира курсантской пулеметной роты.
Так вот вместо девяти пулеметов в роте всего оставили один станковый пулемет «максим», один ручной пулемет, пять боевых винтовок для несения караульной службы, пять учебных винтовок для обучения рукопашному бою. Вот все вооружение, с которым мы прибыли в Суровикино. Правда, там, на станции, небольшую часть вооружения нам дали, но пришлось прибегнуть к такому методу вооружения: я взял человек пять курсантов поздоровее, в основном ростовчан училище было переброшено с Северной Осетии. Поэтому укомплектовано было в большой степени курсантами местных национальностей — грузинами, осетинами, болгарами, дагестанцами, даже был один курд. Вышли на перекресток полевых дорог и начали останавливать небольшие группы бежавших из-под Харькова.
Не бежавших, а еле плетущихся, совершенно потерянных солдат, красноармейцев, командиров. Если у них было оружие, то предлагали его сдать нам. Начинались перепалки. Ведь за явку на сборный пункт без оружия могли и расстрелять. Я вырывал лист из учебной тетради, где стояла печать учебного отдела училища.
На этих листиках писал расписку, что в таком-то районе у красноармейца такого-то или там лейтенанта такого-то отобран карабин со штыком, винтовка с пятью патронами для вооружения курсантского полка. И многие даже с благодарностью отдавали оружие. Потому что идти 400 километров от Харькова до нашего рубежа, не имея ни питания, ни командования никакого, ни цели — это тяжело. Все были настолько угнетены и потеряны, что даже с радостью иногда отдавали это оружие. Вплоть до того, что мы однажды отобрали даже повозку с кабелем и телефонными аппаратами, которые нам потом пригодились.
Потому что училище как таковое, преобразованное в полк, не имело штаба, практически роль штаба выполнял учебный отдел и строевой отдел училища и отдел кадров. Не было артиллерии. Было две-три пушки для изучения материальной части. Роты связи как таковой не было. Училище располагалось стационарно, пользуясь городской связью.
Не было своего медико-санитарного пункта, потому что училище пользовалось гарнизонной поликлиникой. С нами пришло несколько медсестер, в основном жены офицеров. Абсолютно не было тыла. В училище курсантов обслуживали официантки, повара были гражданские, никаких полевых кухонь у нас не было. Было только три стрелковых батальона — по 500 с лишним слабо вооруженных человек.
Училище самостоятельно не воевало, а, как правило, раздавалось побатальонно, дивизиям первого эшелона 62-й армии. Мы выполняли роль арьергардов отступающих к Дону частей. Нас оставляли, как правило, на широком фронте. Мы целую ночь вели неприцельный огонь, чтобы обозначить рубеж обороны, показать, что оборона жива. А к утру отходили на очередной рубеж под бомбежкой авиации и под нажимом пехоты и танков противника.
И так продолжалось почти еженощно и ежедневно. Иногда приходилось отходить буквально по сожженным, может быть и нашими солдатами, и немцами, созревшим хлебам пшеницы. И вот, когда это все горело, в этом дыму, пламени, выходили мы, буквально как негры — черные от копоти и пыли, в прожженной одежде. Это страшно. Еще страшнее было смотреть старикам, женщинам, детям в глаза, а мы отходили, еще раз повторяю, последние.
Прямо говорили: «Сынки, вы нас бросаете на поругание немцам». Эти упреки выслушивать — буквально слезы на глаза наворачивались. Но ничем мы не могли действительно остановить немцев. Но если вначале противник продвигался на 10 километров, то в конце концов дело дошло до 2-3 километров в сутки. Тем не менее давило над нами: «Ну почему мы все время отходим?
И вдруг приказ отходить. Иногда мы оставляли хорошо подготовленный, в инженерном отношении, рубеж, а отходили на 3-5 километров на восток, в чистое поле, где малыми лопатами долбили буквально каменную сталинградскую землю для того, чтобы выкопать окоп хотя бы для стрельбы с колена, чтобы хотя бы какое-то укрытие было от авиации. Причем авиация противника была главным бичом, она буквально издевалась над всем живым, что попадало в ее поле зрения. Обычно самолеты делали три захода. Первый — бомбили изрядно, второй заход — вели огонь из пулеметов и пушек по позиции и третий заход — просто снижались буквально до высоты нескольких метров.
Ходили чуть ли не по головам, с ревом носясь над нашими позициями, морально подавляя звуком сирен, прижимая всех к земле. Были такие случаи, что они бросали вместо бомб колеса тракторов или комбайнов, бочки из-под горючего с пробитыми дырами. И эта масса летит с большой высоты, издает ужасающий звук, который буквально в землю вжимает. Ты ждешь необычайного какого-то взрыва, потому что звук сильно отличается от падения обычной бомбы, и вдруг падает колесо или бочка. Нужно сказать, что у немцев очень хорошо было поставлено взаимодействие пехоты с авиацией, артиллерией и танками.
Даже батальон немецкий мог в случае неудачной атаки на наши позиции вызывать эскадрилью самолетов, которая бомбила нас. Затем шел обстрел артиллерии, и затем повторялась атака с танками и пехотой. И вот отразим эти атаки, удержим позицию… А потом отходить на очередные рубежи очень обидно. Мы-то из окопов не видели обстановки. Почему нас отводят назад?
А оказывается, на флангах 62-й армии немцы сосредоточили большие группировки своих войск и в конце концов окружили части 62-й армии в большой излучине Дона. Где-то к 10 августа они окружили шесть дивизий, то есть все дивизии первого эшелона 62-й армии на восточном берегу, и раздробили на мелкие группы. И вот эти мелкие группы или попали в плен, или были уничтожены. Немногим удалось выйти на восточный берег Дона. В частности командир 35-й гвардейской дивизииГлазков вывел за Дон 120 человек.
Надо еще сказать, что мы страшно страдали от отсутствия воды. Я помню, почему-то привезли водку в ящиках. Стоит в окопе водка белая, прозрачная, а ребята, нам нужна была бы вода. Так мы иногда водку меняли на воду! Пытались водку заливать в кожуха станковых пулеметов, но очень быстро выходили из строя сальники, закипала водка в кожухах, и пулеметы отказывали.
Арьергарды отходили к станице последними, отходящая перед нами масса войск вычерпывала всю воду из колодцев до последней капли. Мы приходили, ведром выбирали ил, разливали ил по котелкам, ждали, пока над илом образуется небольшой слой воды. И вот этот слой воды по котелку раздавали по взводам, главным образом помазать губы, а потом ждали, когда, когда еще наберется воды, чтобы заправить пулеметы. В общем, безводица было самое-самое страшное для нас после авиации противника. Еще хотелось один случай вспомнить: коровья, так называемая, атака.
Однажды занимаем оборону на каком-то рубеже, вдруг идет стадо коров. Когда мы присмотрелись поближе, увидели, что за коровами идут немцы. Открыли огонь по коровам, все равно их сзади подгоняют. И вдруг кто-то говорит: «Вы знаете, что коровы боятся пожаров. Сейчас десять человек с бутылками с зажигательной смесью вперед, и на максимальном удалении от нас одновременно бросим бутылки, создадим огневую завесу, коровы повернутся и побегут назад».
И так действительно и получилось, что десяток человек взяли по две-три бутылки с зажигательной смесью, одновременно бросили раз, второй раз. Пламя на 300-400 метров по фронту, коровы передние уперлись головами, развернулись и начали топтать немцев. Когда мы с боями отошли к Дону, вышли из устья оврага в районе Калача на речной пляж, нас с нашей стороны обстреляли из пулеметов. Мы пытались показать, что мы свои, но не получалось.
Наша стрелковая часть ведя наступление на противника, столкнулась с его отчаянным сопротивлением и никак не могла продвинуться вперед. Бой продолжался до темноты, нам не разрешили двигаться по нашему маршруту и я принял решение не рисковать и остаться, ведь в темноте можно угадать в плен к немцам. Мы расположились на ночлег в землянке, полно набитой солдатами и в которой тепло поддерживала "буржуйка». Мой спутник каким -то образом очутился подле неё и пригласил меня занять место поближе к теплу, конечно я не возражал, но дальнейшие события повергли меня в шок. Мой подчиненный и спутник пытался пододвинуть ближе к огню какой-то мешок с чем-то, но при этом старался делать это незаметно, хотя я заметил и обратился к нему с вопросом, что у него в мешке. Солдатишка с характерной украинской фамилией немного помялся и поведал, что в мешке у него сапоги с убитого немецкого офицера, которые он снять с окоченевшего трупа не смог, а просто выломал их вместе с ногами.
А сейчас он собирается в тепле их оттаять. Можете представить моё состояние в тот момент, первое что я с мог вымолвить, чтобы он убирался к черту вместе со своим грузом и если он от него не избавится, то это ему помогут сделать в особом отделе, куда я пообещал сообщить.
Вы точно человек?
И наши солдаты боролись за каждый этаж. А потом мы видели пленных. Они шли нескончаемой колонной. Обмороженные, в женских нелепых платках, в каких-то лаптях чуть ли не из соломы. Мы знали, что они в окружении ели все живое, даже крыс. Чувство ненависти перемешалось с жалостью. Но вслух я об этом не сказала. Ведь наших там столько полегло!.. Ушла на фронт в августе 1942 года. Прошла войну от Сталинграда до Берлина. Расписалась на Рейхстаге.
Обучали фронтовому делу в спешном порядке... Я носила 35—36, а выдали 43-й размер! Подстригли всех — и под Сталинград, в самое пекло. А там не только уличные бои шли, бились за каждый цех тракторного завода! Если пройдем 20—50 метров по заводу, это считалось очень большим достижением. Оснащения медицинского почти никакого не было. На вооружении карабин, в вещмешке гранаты и сухарики. Мы шли на подбор раненых, а поле открытое, растительности никакой. И ее трассирующими пулями перепоясало. Она упала и только успела сказать: «Оставьте меня здесь...
Это было дико и... Как мы тогда уцелели? Даже не знаю... Кругом грохот стоит, пули свистят, дым, гарь, а мы в это пекло лезем. И вот что интересно: о себе думалось меньше всего, ползли и подбирали раненых. Под огнем, в полном обмундировании...
В записках описывались до мелочей подробности жестоких фашистских пыток, о которых свидетельствовали тела погибших товарищей. Рассказывали о жертвах среди мирного населения, которые являлись средством ужасного воздействия и устрашения оккупационной политики Гитлера. В воспоминаниях упоминаются и уличные бои, когда в ход шли гранаты, пулеметы, штыки, ножи, лопатки. Немцы этого не выносят», — из записок генерал-лейтенанта Чуйкова. Советский снайпер Василий Зайцев рассказывал своему собеседнику о кровожадности оккупационной немецкой армии: «Видишь молодых девушек, детей, повешенных на деревьях в парке — это оказывает колоссальное воздействие». Майор Петр Зайончковский рассказал, что он нашел тело своего погибшего товарища, которого пытали фашисты: «Кожа и ногти на его правой руке были полностью оторваны. Глаз был выжжен, а на левом виске была рана от раскаленного куска железа. Правая половина лица у него была покрыта горючей жидкостью и обожжена».
Николай Шапошников, участник Сталинградской битвы: «Первого немца я увидел и я испугался. Вот как на духу. Идет такой большой фриц. Рубашка вот с таким рукавом коротким. А за голенищем вот такие магазины с патронами. У него автомат и он идет стреляет и не целится». Её участнику - Георгию Шастину в 2018-м - 96 лет. Был дважды ранен. Награжден орденом Славы третьей степени, Орденами Отечественной войны и Трудового красного знамени. Во время войны участвовал во многих боях. Но события сталинградских сражений сильней всего врезались в память. Георгий Шастин, участник Сталинградской битвы: «Город же начали уже бомбить. Бомбят его, но а мы как раз подошли к городу Подольску. Ну и нам сказали, будете ждать, когда вам скажут в наступление». В 75-ю годовщину Сталинградской битвы - торжественные мероприятия. Но сами её участники уже очень редкие гости. Дмитрий Утюжников, ветеран Великой Отечественной Войны, участник Сталинградской битвы: «Я рядовой, участвовал на всех таких позициях. Я не был, например, танкистом или лётчиком, а просто, простой солдат, наверное. И пришёл тоже, повоевал. Изранили меня там, ну, и я вернулся уже. Я на фронт попал с Москвы.
Демобилизовался в 1945 году. Павел Садовский вспоминал: «Насколько тяжелой была битва на Волге, всем хорошо известно. Вот один из примеров. С утра до 2 часов дня наши позиции непрерывно обстреливала артиллерия и бомбила авиация. Хорошо помню, что я насчитал за это время в обозримом радиусе около 500 самолетов. После 2 часов началось наступление немцев под прикрытием непрекращающегося ураганного артиллерийского огня. На наш участок пошло более 30 танков и масса автоматчиков. Расчет вступил в бой. Атака была отбита.