Узнайте, сколько лет было Людмиле Гурченко и Олегу Басилашвили в фильме Вокзал для двоих, как они сыграли романтическую пару, и какие секреты скрывает этот культовый фильм. Сколько лет Гурченко и Басилашвили играли в «Вокзал для двоих»? Гурченко и «Вокзал для двоих»: сколько лет было знаменитой актрисе? В 1982 году Людмила Гурченко сыграла одну из своих главных ролей – официантку Веру. Сколько лет Гурченко и Басилашвили играли в «Вокзал для двоих»?
Людмила Марковна Гурченко
- Завершение «любовной» трилогии
- Людмила Гурченко - биография, личная жизнь и смерть, фото
- 85 лет со дня рождения Людмилы Гурченко
- ЛЮДМИЛА ГУРЧЕНКО о работе с ЭЛЬДАРОМ РЯЗАНОВЫМ в фильме "ВОКЗАЛ ДЛЯ ДВОИХ". |
- Сколько гурченко лет в фильме вокзал для двоих? | Сайт вопросов и ответов
- Людмила Гурченко – биография, фото, личная жизнь, мужчины, дети и внуки, рост и вес | Узнай Всё
85 лет со дня рождения Людмилы Гурченко
Сколько лет было Гурченко, когда снимали «Вокзал для двоих». Подробные ответы на вопрос Сколько гурченко лет в фильме вокзал для двоих? 12 ноября 2023 года народной артистке СССР Людмиле Гурченко могло бы исполниться 88 лет.
ЛЮДМИЛА ГУРЧЕНКО И «ВОКЗАЛ ДЛЯ ДВОИХ»
На первый же съемочный день пришлась сцена, где герои Басилашвили и Гурченко бегут по снегу. На улице в тот момент было около 30 градусов ниже нуля, а отыграть нужно было немало. Исполнители главных ролей падали, ползали на коленях, из-за чего к концу долгих съемок оба обзавелись массой синяков. Сложностей доставляло то, что актеры познакомились друг с другом за два часа до начала съемок. Первый кадр: зима, финал картины, мы где-то в Люберцах, холод, ужас, 28 градусов.
Немедленно со всех киностудий полетело множество предложений. И, как водится, в основном приглашали играть более бледные копии героини «Карнавальной ночи». Силы воли, а может, и понимания, что надо отказываться от подобных ролей, не хватало. И на экранах стали появляться персонажи Гурченко, напоминающие клише с ею же созданного оригинала. Творческая репутация актрисы от роли к роли падала.
Наступило время, когда ее почти не приглашали сниматься или же предлагали нечто очень убогое. И она была вынуждена соглашаться. Ведь жить и есть-то надо! Это были горькие годы. Актриса металась по разным театрам, стараясь найти отдушину на сценических подмостках.
Людмила Марковна сочиняла музыку и песни, думая, что, возможно, в этом ее подлинное призвание. Ее активная творческая натура искала выход, она старалась удержаться на поверхности всеми силами. Большинству актрис в подобной ситуации уже никогда не удалось бы выкарабкаться из руин. Однако жизнеспособность Гурченко, ее внутренняя душевная мощь, ее любовь к своей профессии оказались поистине неиссякаемыми. Может, именно этот тяжелый период в жизни заставил ее передумать, перечувствовать, перерешить многое.
Собственный тяжелый опыт, как мне думается, выковал ее характер и углубил ее замечательный талант. Отныне выстраданное актрисой в жизни стало входить в ее роли, делая их более личными. Ее образы стали полнокровнее, объемнее, трагикомичнее, духовнее. И после более чем пятнадцатилетнего перерыва начался снова путь наверх. В начале семидесятых годов к Гурченко как бы пришло «второе дыхание».
Удача следует за удачей. От роли к роли оттачивается мастерство актрисы, становясь действительно филигранным. Музыкальные, драматические, комедийные роли — и в каждой она показывает поразительные грани своего дарования. Гурченко стала одной из самых популярных, самых любимых наших актрис. И я думаю, что причины всеобщей симпатии не только в замечательных актерских удачах, но и в том еще, что Гурченко — своя, что она из гущи народной, что ее судьба близка, понятна и импонирует массам.
По-моему, Людмила Гурченко своей жизнью совершила подвиг, особенно трудный еще и потому, что он потребовал не единовременного порыва, а многолетнего испытания на прочность... Когда сочинялся сценарий фильма «Вокзал для двоих», мы еще не знали, кто должен играть героиню. Но уже второй, третий, четвертый варианты киноповести писались не только с целью более точного и глубокого проникновения в жизнь. Выверялась и роль Веры — примерялась, уточнялась, корректировалась с учетом личных и артистических качеств Людмилы Гурченко. Роль как бы «надевалась» на актрису.
Им как бы замыкается трилогия, в которую входят «Ирония судьбы» и «Служебный роман». Сценарий, написанный Эмилем Брагинским и мной, рассказывал, казалось бы, о том же самом, что и в прежних работах: как в нашей стремительной, изменчивой, быстротекущей жизни два прекрасных, но не очень-то везучих человека находят друг друга. Их знакомство начинается ссорой, взаимной неприязнью, но постепенно, в процессе всматривания друг в друга души наших героев раскрываются, с них слетает неприятная шелуха, которая, по сути, оказывается оборонительным заслоном. Так что фабульный ход вещи сильно напоминает предыдущие. Однако самоповторение — творческая смерть.
И я надеялся, что эта похожесть окажется чисто внешней. Ведь предметом нашего рассмотрения стала иная социальная среда. Если раньше мы писали главным образом об интеллигентах, здесь мы погрузили действие в другую обстановку. Привокзальный ресторан, железная дорога, исправительно-трудовая колония, рынок стали местами наших событий. Официантка, перекупщики, заключенные и их сторожа, железнодорожные проводники, привокзальные хулиганы, милиционеры, рыночные торговцы стали на этот раз нашими персонажами.
Исключением являлся лишь один — пианист столичного оркестра Платон Рябинин. Героиню картины, официантку привокзального ресторана, мы символически назвали Верой. Да и имя героя — Платон — тоже было выбрано не без умысла: толстовский Платон Каратаев незримо витал в глубине нашего сознания... На этот раз сблизить двух наших героев было еще труднее, нежели в предыдущих историях. Помимо резкой ситуации, возникшей при их знакомстве, помимо разности характеров пролегал между нашими героями и социальный барьер, казавшийся непреодолимым.
Иное воспитание, разное образование, контраст в материальных условиях жизни, несовпадение укладов столицы и провинции — разлад во всем. Казалось, невозможно найти между ними хоть какую-нибудь точку соприкосновения. Выбор подобного социального окружения требовал и иной стилистики. Жизненный материал диктовал более жесткую, более беспощадную, более горькую интонацию. К тому же пружина сюжета отталкивалась от несчастного случая, где погибал человек, и уже невозможно было писать в легкой, иронической, комедийной интонации.
Кроме того, это был наш первый сюжет, который не основывается на парадоксе. В нем нет невероятных, исключительных ситуаций, перевертышей. Больше того, в основе фабулы нет никаких комедийных обстоятельств, никакой анекдотической путаницы. Отсутствуют также и чудачества характеров. Герои — нормальные люди, без каких бы то ни было забавных отклонений.
То есть, по сути, мы уничтожили все предпосылки, из которых рождается произведение комедийного жанра. Мы поступили так не нарочно: на это толкал выбранный нами жизненный материал. Однако отказаться от преимуществ одного жанра, не введя достоинства других, было бы попросту глупо. И мы, не знаю уж, сознательно или интуитивно, ввели в нашу историю элементы детектива и, пожалуй, признаки хоть и не хочется употреблять этого слова мелодрамы. Но несмотря на все это, сценарий писался устоявшимися комедиографами, которые видят мир в смешном свете, и поэтому в нем наряду с трагическими обстоятельствами существовали и юмор, и смешные частности, и сатирический слой, и комедийный взгляд на характеры.
Если же определить жанр сценария «Вокзал для двоих» одним словом, то это, разумеется, трагикомедия. Но мы все-таки не сумели резко переключиться с привычной интонации в иную, и поэтому в сценарии не существовало стилевого единства. Он представлял собой мешанину из прежних наших симпатий и пристрастий с моими новыми интересами. Поначалу я это чувствовал весьма смутно. Сценарий вызывал у меня в ряде мест неудовлетворенность.
Хотя он был принят и запущен в производство, я все время подумывал о том, что от него надо отказаться и не ставить. Но кое-что мне в нем определенно нравилось. И я заставлял себя и своего соавтора неоднократно переписывать наше общее сочинение. Каждый раз после следующей переделки мне казалось, что вот теперь сценарий наконец-то получился, но, взяв с пишущей машинки очередную версию, я видел, что он по-прежнему несовершенен. И снова принимался мучить себя и соавтора, пытаясь довести до кондиции литературную основу будущего фильма.
Сейчас, по окончании съемок, я ясно вижу, в чем заключались недостатки и просчеты. Но тогда я работал на ощупь, вслепую. Я же не знал, что пытаюсь открыть новую для себя страницу. Противоречие, заложенное в сценарии, проявилось в полную мощь, когда начались съемки. А начались они в силу того, что уходила зима, с эпизодов, которые обрамляют фильм и происходят в исправительно-трудовой колонии.
Мы снимали в настоящей колонии, где за колючей проволокой находились заключенные. Когда писались сцены жизни колонии, я не был знаком с бытом подобных заведений. Прежде чем описывать, мы интересовались подробностями и деталями у людей, которые прошли через эту страшную школу жизни. Но недаром говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Когда я приехал в колонию и увидел этих наголо остриженных людей в черных ватниках и зимних шапках на «рыбьем» меху, я испытал ужас, почти физическое ощущение ожога.
Я понимал, что это уголовники, преступники, люди, повинные в злодеяниях, но чувство горя, беды, сострадания, сердечной боли за них не покидало меня. Потом, когда начались съемки и мы ежедневно общались с заключенными, эти переживания притупились. Человек ко всему привыкает. Но первое впечатление, когда просто оборвалось сердце, — чувство несчастья, обездоленности, скорби — легло в основу съемок эпизодов. Ощущение ожога всех нервных клеток легло и в изобразительный ряд.
Каждый натурный кадр мы снимали на фоне северного яркого солнца, которое залепляло объектив кинокамеры, создавая впечатление холода, заброшенности, оторванности, надмирности. Многие кадры в интерьерах колонии мы снимали, направляя аппарат на сильные голые электрические лампочки, которые подчеркивали неуют, казенность, неустроенность. Нам хотелось заставить зрителя испытать хоть в какой-то мере те же горькие, трагические эмоции, которые пережили мы при встрече с этой печальной стороной жизни. Исполнитель роли Платона Олег Басилашвили, которого мы одели в подлинный костюм заключенного, сняв его с одного из узников, сказал мне: — Ты знаешь, я не могу ничего играть, находясь в этой среде. Что-то изображать рядом с теми, кто подлинно несчастен, кто отбывает наказание, — святотатство!
И действительно, Басилашвили влился в массу заключенных и старался не выделяться из них, ни в чем не показать, что он артист, что он играет, то есть притворяется. В первые же дни мы снимали и эпизод, как наши герои бегут в колонию, чтобы Платон не опоздал к утренней проверке. Ведь опоздание приравнивается к побегу, и заключенному прибавляют новый, дополнительный срок. Поэтому героями движет невероятное отчаяние. Съемки происходили в солнечные, морозные февральские дни, когда градусник показывал около тридцати.
И здесь артистам пришлось не столько играть, сколько пробежать и пережить то, что предстояло пробежать и пережить их персонажам. Они спотыкались, падали, вставали, снова валились, ползли по снежной дороге, изнемогали от усталости по-настоящему. У Гурченко после этих съемок были вдрызг разбиты обе коленки. Актеры не щадили себя, передавая правду — правду чудовищной, непомерной усталости и правду высокого чувства, которое озарило Веру и Платона. Столкновение с суровым жизненным материалом и определило во многом камертон нашей новой картины.
Все написанное, сочиненное проверялось очень жестко соотношением с реальностью жизни, ведь съемки велись в подлинных интерьерах — на вокзале, рынке и т. И тут выяснилось, что немало реплик, словесных перепалок, фраз попросту фальшивы. Иной раз они сказаны, что называется, ради красного словца, в иных случаях являются репризами, призванными рассмешить, но не отражают при этом правду характеров, социально неточны.
Людмила Гурченко. Режиссёр поставил задачей не раскрывать обаяние и красоту героини до момента, когда она признаётся герою Олега Басилашвили: «Мне...
Гурченко во время работы над ролью забывала о личной жизни, общении с друзьями, любых увлечениях и интересах, полностью отдаваясь созданию образа. Поняв, что тот или иной эпизод удался, она с гордостью замечала: «Пусть тот, кто может, сделает лучше». Но никто не мог её превзойти.
Гурченко и Басилашвили бежали по снежной дороге, а перед ними на санях ехал оператор с камерой.
Причем, чтобы сани ехали побыстрее, в них впрягалась вся съемочная группа, включая самого Эльдара Рязанова. Дорога была очень скользкой, поэтому падали артисты по-настоящему. По рассказам Гурченко, она еще долго потом лечила разбитые коленки. Первый кадр: зима, финал картины, мы где-то в Люберцах, холод, ужас, 28 градусов.
Обоим хочется в уборную. А это ж поле голое, гора. Он с одной стороны пописал, я с другой. А к концу картины это был родной человек», — вспоминала Людмила Гурченко.
Но Рязанов настоял на своем и, как обычно, «попал в яблочко» — никого другого, кроме Михалкова, в этой роли невозможно представить. Интересно, что знаменитая сцена, где Андрей бьет Платона в ресторане, была сплошной импровизацией Михалкова. Но, несмотря на то, что получилась она просто шикарной, Рязанов немного растерялся. Но после нее всем становилось ясно, что Платон — не мужик, а мямля и слабак.
А разве такой способен взять на себя преступление жены? Выход снова нашла Людмила Гурченко. Она предложила, чтобы Платон после драки подошел к Вере и тихо спросил: «Тебе очень стыдно за меня, да? А в ответ плачущая женщина прижалась к его плечу.
И зрителям сразу становится понятно, что Вера будет любить Платона любым — и сильным, и слабым. Приза в Каннах фильм не получил В начале 80-х между Францией и СССР из-за какого-то шпионского скандала сложились весьма прохладные отношения.
Людмила Гурченко - биография, новости, личная жизнь
| Сколько лет гурченко в вокзале для двоих | В восьмидесятые годы Гурченко исполнила роли, которые сегодня считаются лучшими в ее фильмографии. |
| Людмила Гурченко | Кадр из фильма «Вокзал для двоих», режиссёр Эльдар Рязанов, 1982 год. |
| «К мечте я шла прямо»: 12 ноября родилась актриса Людмила Гурченко - | В повторный прокат выходит «Вокзал для двоих» Эльдара Рязанова — любовная история на фоне жизни советской провинции с Олегом Басилашвили и Людмилой Гурченко, которая завершила трилогию, начатую «Иронией судьбы» и «Служебным романом». |
| сколько лет гурченко в вокзале | Дзен | В 1982 году Гурченко снова снялась у Эльдара Рязанова в мелодраме «Вокзал для двоих», а за историей отношений ее героини с Платном (Олег Басилашвили) следила вся страна. |
| 85 лет со дня рождения Людмилы Гурченко | биография, новости, личная жизнь. |
Людмила Гурченко
Поработав над «Вокзалом для двоих» целый год с Гурченко, общаясь ежедневно, я хорошо изучил ее характер. Сегодня представить себе трогательную комедию «Вокзала для двоих» без Людмилы Гурченко и Олега Басилашвили просто невозможно. Гурченко и «Вокзал для двоих»: сколько лет было знаменитой актрисе?
Сколько лет гурченко в вокзале для двоих
Бенуа Мажимель худеет из-за бывшей - Жюльет Бинош На днях прославленный актер театра и кино отпраздновал 88-летие. В новом интервью артист вспомнил о пикантном инциденте на съемках знаменитой киноленты. За время коронавирусных ограничений Олегу Басилашвили пришлось несладко, ведь в тот непростой период артист не имел возможности общаться с любимым зрителем. Зато теперь на спектаклях с участием знаменитости нет ни одного свободного места. По словам звезды «Осеннего марафона», ему приходится отказывать даже друзьям и знакомым, которые молят о местечке в зале.
Этот опыт помог по-настоящему влиться в реалистическую школу знаменитых педагогов. Но в дипломных спектаклях без песен не обошлось. Первым драматическим фильмом Людмилы Гурченко стала картина «Дорога правды» по сценарию Сергея Герасимова. А первый настоящий успех принесла все же картина музыкальная — комедия «Карнавальная ночь». Пригодились все грани таланта Людмилы Гурченко: драматический, вокальный, танцевальный — и необыкновенное обаяние молодой актрисы.
Картина била рекорды проката. В кассах кинотеатров разобрали свыше 48 миллионов билетов. Так, еще будучи студенткой, Гурченко стала звездой, а фильм — непременным атрибутом новогодних праздников. Какое счастье я испытала, когда в черном платье, с белой муфточкой пела «Песню о хорошем настроении»! Ведь именно об этом я мечтала в те голодные и страшные вечера в детстве, когда мы с тетей Валей в упоении, среди боа и вееров, мурлыкали мелодии из «Большого вальса»… «Карнавальная ночь» — это итог моей двадцатилетней жизни с родителями. И больше я такой не была. Потому что на следующий же день после выхода картины на экраны на меня обрушилась слава… От славы — к «кинорутине» Второго столь же громкого успеха, в расчете на который снималась еще одна музыкальная картина «Девушка с гитарой», не случилось. Людмила Гурченко на годы перешла в разряд актрис легкого жанра. Почти десятилетие Людмила Марковна хоть постоянно и снималась, в том числе и в главных ролях, но фильмы эти все больше проходили незамеченными в творческой биографии актрисы или запоминались лишь яркими музыкальными номерами, как в «Табачном капитане».
Были и небольшие роли — в картине «Женитьба Бальзаминова», «Корона Российской империи», «Белый взрыв». Разве после этого что-то может быть страшней?
И, пообщавшись с актрисой весь вечер, режиссер, по его словам, открыл свою бывшую звезду заново. Тогда-то Рязанов и понял, что Гурченко идеально подходит на роль главной героини «Вокзала для двоих». Она в какой-то степени играла эту женщину окраины, но в какой-то степени и была ею. Провинциальная русская баба — часть ее богатой и сложной натуры», — писал Рязанов. Однако этот факт совсем не смутил Рязанова и на первый съемочный день он запланировал снимать сцену в купе, в которой Платону и Вере нужно целоваться. К удивлению режиссера, Басилашвили это категорически не понравилось.
Будучи по натуре замкнутым и немного стеснительным, Олег сказал, что не может вот так сходу целоваться с незнакомой ему женщиной. Когда же Рязанов стал настаивать, Басилашвили пригрозил вообще уйти из картины. Думал, что меня убрали, и кто-то будет другой играть, но через два дня последовал звонок из киногруппы»,— рассказывал Басилашвили. Оказывается, увидев смущение Басилашвили, актриса сама переписала проблемную сцену, убрав из нее злосчастный поцелуй. Этот день стал началом дружбы Людмилы Гурченко и Олега Басилашвили. По воспоминаниям оператора Вадима Алисова, в утро, когда предстояло снимать этот эпизод, стояла хмурая погода: как раз то, что надо, чтобы подчеркнуть трагизм ситуации и всей судьбы главного героя. Но, когда группа выехала на съемку, неожиданно распогодилось и выглянуло яркое солнце. И настроение сцены получилось уже совсем другим — внушающим надежду и оптимистичным.
Гурченко и Басилашвили бежали по снежной дороге, а перед ними на санях ехал оператор с камерой. Причем, чтобы сани ехали побыстрее, в них впрягалась вся съемочная группа, включая самого Эльдара Рязанова. Дорога была очень скользкой, поэтому падали артисты по-настоящему. По рассказам Гурченко, она еще долго потом лечила разбитые коленки. Первый кадр: зима, финал картины, мы где-то в Люберцах, холод, ужас, 28 градусов.
Кадр из фильма Legion-media Эльдар Рязанов отмечал, что во время съёмок «Вокзала для двоих» у него были идеальные отношения с Никитой Михалковым, которого он называл одним из лучших актёров, предельно точно выполнявшим поставленную задачу.
В сцене встречи Веры и проводника в купе со знаменитой скороговоркой «Сама-сама-сама» режиссёр передал как бешеный напор героя Михалкова, так и готовность героини Гурченко к разрыву и её нежелание продолжать такие отношения. Одним из самых ярких кадров стал эпизод, когда Вера уходит от экс-возлюбленного по мосту, а камера наведена на её безупречно прямую спину. Авторы картины никак не ожидали этого, снимая жизненную, но трагикомическую историю. Эльдар Рязанов предполагал, что на восприятии и атмосфере фильма отразился тот факт, что съемки начинались с финальной сцены возвращения Платона в колонию, поскольку нужно было успеть зафиксировать «уходящую» зимнюю натуру в феврале.
ЛЮДМИЛА ГУРЧЕНКО о работе с ЭЛЬДАРОМ РЯЗАНОВЫМ в фильме "ВОКЗАЛ ДЛЯ ДВОИХ".
Людмила Марковна Гурченко родилась 12 ноября 1935 года в городе Ха. «Поработав над «Вокзалом для двоих» целый год с Гурченко, общаясь ежедневно, я хорошо изучил ее характер. Вокзал для двоих1982, драма. Принято считать, что потом в жизни Гурченко начался «страшный период забвения»: 15 лет она будто бы нигде не снималась.
ЛЮДМИЛА ГУРЧЕНКО о работе с ЭЛЬДАРОМ РЯЗАНОВЫМ в фильме "ВОКЗАЛ ДЛЯ ДВОИХ".
На снимке кадр из лирической комедии режиссера ва "Вокзал для двоих". В этом фильме ко сыграла одну из самых трогательных ее ролей. «Вокзал для двоих» мы (и, уверены, ты тоже) пересматривали сотни раз. Людмила Марковна Гурченко родилась 12 ноября 1935 года в городе Ха.
Сегодня одной из самых ярких звезд советского кино Людмиле Гурченко исполнилось бы 88 лет
Первый кадр: зима, финал картины, мы где-то в Люберцах, холод, ужас, 28 градусов. Обоим хочется в уборную. А это ж поле голое, гора. Он с одной стороны пописал, я с другой. А к концу картины это был родной человек», — делилась Людмила Марковна.
Людмила Гурченко блестяще играла и пела в музыкальных лентах 1970-х годов: «Табачный капитан» 1972 , «Соломенная шляпка» 1974, премьера — 1975, Леонида Квинихидзе , «Мама» 1976 , «Небесные ласточки» 1976 и др. Вышли несколько пластинок с песнями в исполнении Людмилы Гурченко. Нашли ошибку?
Однако жизнеспособность Гурченко, ее внутренняя душевная мощь, ее любовь к своей профессии оказались поистине неиссякаемыми. Может, именно этот тяжелый период в жизни заставил ее передумать, перечувствовать, перерешить многое. Собственный тяжелый опыт, как мне думается, выковал ее характер и углубил ее замечательный талант. Отныне выстраданное актрисой в жизни стало входить в ее роли, делая их более личными. Ее образы стали полнокровнее, объемнее, трагикомичнее, духовнее. И после более чем пятнадцатилетнего перерыва начался снова путь наверх. В начале семидесятых годов к Гурченко как бы пришло «второе дыхание». Удача следует за удачей. От роли к роли оттачивается мастерство актрисы, становясь действительно филигранным. Музыкальные, драматические, комедийные роли — и в каждой она показывает поразительные грани своего дарования. Гурченко стала одной из самых популярных, самых любимых наших актрис. И я думаю, что причины всеобщей симпатии не только в замечательных актерских удачах, но и в том еще, что Гурченко — своя, что она из гущи народной, что ее судьба близка, понятна и импонирует массам. По-моему, Людмила Гурченко своей жизнью совершила подвиг, особенно трудный еще и потому, что он потребовал не единовременного порыва, а многолетнего испытания на прочность... Когда сочинялся сценарий фильма «Вокзал для двоих», мы еще не знали, кто должен играть героиню. Но уже второй, третий, четвертый варианты киноповести писались не только с целью более точного и глубокого проникновения в жизнь. Выверялась и роль Веры — примерялась, уточнялась, корректировалась с учетом личных и артистических качеств Людмилы Гурченко. Роль как бы «надевалась» на актрису. Им как бы замыкается трилогия, в которую входят «Ирония судьбы» и «Служебный роман». Сценарий, написанный Эмилем Брагинским и мной, рассказывал, казалось бы, о том же самом, что и в прежних работах: как в нашей стремительной, изменчивой, быстротекущей жизни два прекрасных, но не очень-то везучих человека находят друг друга. Их знакомство начинается ссорой, взаимной неприязнью, но постепенно, в процессе всматривания друг в друга души наших героев раскрываются, с них слетает неприятная шелуха, которая, по сути, оказывается оборонительным заслоном. Так что фабульный ход вещи сильно напоминает предыдущие. Однако самоповторение — творческая смерть. И я надеялся, что эта похожесть окажется чисто внешней. Ведь предметом нашего рассмотрения стала иная социальная среда. Если раньше мы писали главным образом об интеллигентах, здесь мы погрузили действие в другую обстановку. Привокзальный ресторан, железная дорога, исправительно-трудовая колония, рынок стали местами наших событий. Официантка, перекупщики, заключенные и их сторожа, железнодорожные проводники, привокзальные хулиганы, милиционеры, рыночные торговцы стали на этот раз нашими персонажами. Исключением являлся лишь один — пианист столичного оркестра Платон Рябинин. Героиню картины, официантку привокзального ресторана, мы символически назвали Верой. Да и имя героя — Платон — тоже было выбрано не без умысла: толстовский Платон Каратаев незримо витал в глубине нашего сознания... На этот раз сблизить двух наших героев было еще труднее, нежели в предыдущих историях. Помимо резкой ситуации, возникшей при их знакомстве, помимо разности характеров пролегал между нашими героями и социальный барьер, казавшийся непреодолимым. Иное воспитание, разное образование, контраст в материальных условиях жизни, несовпадение укладов столицы и провинции — разлад во всем. Казалось, невозможно найти между ними хоть какую-нибудь точку соприкосновения. Выбор подобного социального окружения требовал и иной стилистики. Жизненный материал диктовал более жесткую, более беспощадную, более горькую интонацию. К тому же пружина сюжета отталкивалась от несчастного случая, где погибал человек, и уже невозможно было писать в легкой, иронической, комедийной интонации. Кроме того, это был наш первый сюжет, который не основывается на парадоксе. В нем нет невероятных, исключительных ситуаций, перевертышей. Больше того, в основе фабулы нет никаких комедийных обстоятельств, никакой анекдотической путаницы. Отсутствуют также и чудачества характеров. Герои — нормальные люди, без каких бы то ни было забавных отклонений. То есть, по сути, мы уничтожили все предпосылки, из которых рождается произведение комедийного жанра. Мы поступили так не нарочно: на это толкал выбранный нами жизненный материал. Однако отказаться от преимуществ одного жанра, не введя достоинства других, было бы попросту глупо. И мы, не знаю уж, сознательно или интуитивно, ввели в нашу историю элементы детектива и, пожалуй, признаки хоть и не хочется употреблять этого слова мелодрамы. Но несмотря на все это, сценарий писался устоявшимися комедиографами, которые видят мир в смешном свете, и поэтому в нем наряду с трагическими обстоятельствами существовали и юмор, и смешные частности, и сатирический слой, и комедийный взгляд на характеры. Если же определить жанр сценария «Вокзал для двоих» одним словом, то это, разумеется, трагикомедия. Но мы все-таки не сумели резко переключиться с привычной интонации в иную, и поэтому в сценарии не существовало стилевого единства. Он представлял собой мешанину из прежних наших симпатий и пристрастий с моими новыми интересами. Поначалу я это чувствовал весьма смутно. Сценарий вызывал у меня в ряде мест неудовлетворенность. Хотя он был принят и запущен в производство, я все время подумывал о том, что от него надо отказаться и не ставить. Но кое-что мне в нем определенно нравилось. И я заставлял себя и своего соавтора неоднократно переписывать наше общее сочинение. Каждый раз после следующей переделки мне казалось, что вот теперь сценарий наконец-то получился, но, взяв с пишущей машинки очередную версию, я видел, что он по-прежнему несовершенен. И снова принимался мучить себя и соавтора, пытаясь довести до кондиции литературную основу будущего фильма. Сейчас, по окончании съемок, я ясно вижу, в чем заключались недостатки и просчеты. Но тогда я работал на ощупь, вслепую. Я же не знал, что пытаюсь открыть новую для себя страницу. Противоречие, заложенное в сценарии, проявилось в полную мощь, когда начались съемки. А начались они в силу того, что уходила зима, с эпизодов, которые обрамляют фильм и происходят в исправительно-трудовой колонии. Мы снимали в настоящей колонии, где за колючей проволокой находились заключенные. Когда писались сцены жизни колонии, я не был знаком с бытом подобных заведений. Прежде чем описывать, мы интересовались подробностями и деталями у людей, которые прошли через эту страшную школу жизни. Но недаром говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Когда я приехал в колонию и увидел этих наголо остриженных людей в черных ватниках и зимних шапках на «рыбьем» меху, я испытал ужас, почти физическое ощущение ожога. Я понимал, что это уголовники, преступники, люди, повинные в злодеяниях, но чувство горя, беды, сострадания, сердечной боли за них не покидало меня. Потом, когда начались съемки и мы ежедневно общались с заключенными, эти переживания притупились. Человек ко всему привыкает. Но первое впечатление, когда просто оборвалось сердце, — чувство несчастья, обездоленности, скорби — легло в основу съемок эпизодов. Ощущение ожога всех нервных клеток легло и в изобразительный ряд. Каждый натурный кадр мы снимали на фоне северного яркого солнца, которое залепляло объектив кинокамеры, создавая впечатление холода, заброшенности, оторванности, надмирности. Многие кадры в интерьерах колонии мы снимали, направляя аппарат на сильные голые электрические лампочки, которые подчеркивали неуют, казенность, неустроенность. Нам хотелось заставить зрителя испытать хоть в какой-то мере те же горькие, трагические эмоции, которые пережили мы при встрече с этой печальной стороной жизни. Исполнитель роли Платона Олег Басилашвили, которого мы одели в подлинный костюм заключенного, сняв его с одного из узников, сказал мне: — Ты знаешь, я не могу ничего играть, находясь в этой среде. Что-то изображать рядом с теми, кто подлинно несчастен, кто отбывает наказание, — святотатство! И действительно, Басилашвили влился в массу заключенных и старался не выделяться из них, ни в чем не показать, что он артист, что он играет, то есть притворяется. В первые же дни мы снимали и эпизод, как наши герои бегут в колонию, чтобы Платон не опоздал к утренней проверке. Ведь опоздание приравнивается к побегу, и заключенному прибавляют новый, дополнительный срок. Поэтому героями движет невероятное отчаяние. Съемки происходили в солнечные, морозные февральские дни, когда градусник показывал около тридцати. И здесь артистам пришлось не столько играть, сколько пробежать и пережить то, что предстояло пробежать и пережить их персонажам. Они спотыкались, падали, вставали, снова валились, ползли по снежной дороге, изнемогали от усталости по-настоящему. У Гурченко после этих съемок были вдрызг разбиты обе коленки. Актеры не щадили себя, передавая правду — правду чудовищной, непомерной усталости и правду высокого чувства, которое озарило Веру и Платона. Столкновение с суровым жизненным материалом и определило во многом камертон нашей новой картины. Все написанное, сочиненное проверялось очень жестко соотношением с реальностью жизни, ведь съемки велись в подлинных интерьерах — на вокзале, рынке и т. И тут выяснилось, что немало реплик, словесных перепалок, фраз попросту фальшивы. Иной раз они сказаны, что называется, ради красного словца, в иных случаях являются репризами, призванными рассмешить, но не отражают при этом правду характеров, социально неточны. Такая неточность сценария наводила меня на грустные размышления. Жизнь, окружающая нас, ежечасно, ежесекундно меняется, двигается, преображается, и очень трудно двигаться в унисон эпохе, меняться вместе с ней естественно и органично. Ведь каждый из нас — продукт своего века. Каждый художник формируется под влиянием вкусов, взглядов, теорий своего времени, своей социальной и национальной среды. И очень часто жизнь обгоняет, уходит вперед, делает зигзаги, а творец остается в плену прежних представлений и мыслей, не может трансформировать своих пристрастий, увлечений, помыслов и начинает тянуться в обозе. Негибкость, окостенелость, консерватизм превращают его в пассажира, отставшего от поезда жизни. Иные, понимая это, подделываются под моду, пытаются угадать поветрия в искусстве, стараются перестроиться, но тогда они изменяют своей натуре, насилуют себя, становятся неискренними. Этого противоречия не удается избежать почти никому. И либо ты рискуешь стать эдаким реликтом для новых поколений, либо превращаешься в своеобразного приспособленца, который пытается обмануть время, изображая из себя не того, кем на самом деле является. Оба случая достаточно печальны. Процесс творческого старения и умирания идет постепенно, исподволь, порой незаметно для самого деятеля искусства. Творческая смерть не происходит в одно мгновение, ее не зарегистрируешь актом, как это делают доктора, когда пресекается человеческое существование. Иной корифей даже и не подозревает о собственном небытии и продолжает вовсю писать или лицедействовать — рожать неживых детей.
На улице в тот момент было около 30 градусов ниже нуля, а отыграть нужно было немало. Исполнители главных ролей падали, ползали на коленях, из-за чего к концу долгих съемок оба обзавелись массой синяков. Сложностей доставляло то, что актеры познакомились друг с другом за два часа до начала съемок. Первый кадр: зима, финал картины, мы где-то в Люберцах, холод, ужас, 28 градусов. Обоим хочется в уборную.
Гурченко, Людмила Марковна
12 ноября 2023 года народной артистке СССР Людмиле Гурченко могло бы исполниться 88 лет. При съемках фильма «Вокзал для двоих», который вышел на экраны в 1982 году, Людмила Гурченко была в возрасте 51 год. В 1982 году Гурченко снова снялась у Эльдара Рязанова в мелодраме «Вокзал для двоих», а за историей отношений ее героини с Платном (Олег Басилашвили) следила вся страна. Людмила Гурченко в фильме "Вокзал для двоих". биография, новости, личная жизнь. Биография советской актрисы Людмилы Марковны Гурченко: личная жизнь, отношения с мужьями, конфликты с дочерью, рождение внучков.