Иван Бунин жил далеко за пределами Родины, когда приступил к написанию цикла «Тёмные аллеи». Оказалось, что это сборник рассказов И.А. Бунина, лауреата Нобелевской премии по литературе 1933 г. (каюсь,посыпаю голову пеплом сожженных книг ой, не знал ни о "Аллеях",ни,соответственно, о их авторе).
Тёмные аллеи
Зимой он стал появляться у нас чуть не каждый вечер. Я знал его с детства, теперь же так привык к нему, что вечер без него был странен. Мы играли с ним в шашки, или же он играл с ней в четыре руки на рояли. Перед Рождеством я как-то поехал в город. Возвратился уже при луне. И, войдя в дом, нигде не нашел ее.
Сел за самовар один. Гулять ушла? Их нету дома с самого завтрака. И так же внезапно очнулся через час — с ясной и дикой мыслью: «Да ведь она бросила меня! Наняла на деревне мужика и уехала на станцию, в Москву, — от нее все станется!
Но может быть, вернулась? Стыдно прислуги… Часов в десять, не зная, что делать, я надел полушубок, взял зачем-то ружье и пошел по большой дороге к Завистовскому, думая: «Как нарочно, и он не пришел нынче, а у меня еще целая страшная ночь впереди! Неужели правда уехала, бросила? Да нет, не может быть! И он бесшумно, в валенках, появился на пороге кабинета, освещенного тоже только луной в тройное окно: — Ах, это вы… Входите, входите, пожалуйста… А я, как видите, сумерничаю, коротаю вечер без огня… Я вошел и сел на бугристый диван.
Потом почти неслышным голосом: — Да, да, я вас понимаю… — То есть, что вы понимаете? И тотчас, тоже бесшумно, тоже в валенках, с шалью на плечах, вышла из спальни, прилегавшей к кабинету, Муза. И села на другой диван, напротив. Я посмотрел на ее валенки, на колени под серой юбкой, — все хорошо было видно в золотистом свете, падавшем из окна, — хотел крикнуть: «Я не могу жить без тебя, за одни эти колени, за юбку, за валенки готов отдать жизнь! Он трусливо сунулся к ней, протянул портсигар, стал по карманам шарить спичек… — Вы со мной говорите уже на «вы», — задыхаясь, сказал я, — вы могли бы хоть при мне не говорить с ним на «ты».
Сердце у меня колотилось уже в самом горле, било в виски. Я поднялся и, шатаясь, пошел вон. С девятнадцати лет. Жил когда-то в России, чувствовал ее своей, имел полную свободу разъезжать куда угодно, и не велик был труд проехать каких-нибудь триста верст. А все не ехал, все откладывал.
И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда. Надо пользоваться единственным и последним случаем, благо час поздний и никто не встретит меня. И я пошел по мосту через реку, далеко видя все вокруг в месячном свете июльской ночи. Мост был такой знакомый, прежний, точно я его видел вчера: грубо-древний, горбатый и как будто даже не каменный, а какой-то окаменевший от времени до вечной несокрушимости, — гимназистом я думал, что он был еще при Батые.
Однако о древности города говорят только кое-какие следы городских стен на обрыве под собором да этот мост. Все прочее старо, провинциально, не более. Одно было странно, одно указывало, что все-таки кое-что изменилось на свете с тех пор, когда я был мальчиком, юношей: прежде река была не судоходная, а теперь ее, верно, углубили, расчистили; месяц был слева от меня, довольно далеко над рекой, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел колесный пароход, который казался пустым, — так молчалив он был, — хотя все его иллюминаторы были освещены, похожи на неподвижные золотые глаза и все отражались в воде струистыми золотыми столбами: пароход точно на них и стоял. Это было и в Ярославле, и в Суэцком канале, и на Ниле. В Париже ночи сырые, темные, розовеет мглистое зарево на непроглядном небе, Сена течет под мостами черной смолой, но под ними тоже висят струистые столбы отражений от фонарей на мостах, только они трехцветные: белое, синее, красное — русские национальные флаги.
Тут на мосту фонарей нет, и он сухой и пыльный. А впереди, на взгорье, темнеет садами город, над садами торчит пожарная каланча. Боже мой, какое это было несказанное счастье! Это во время ночного пожара я впервые поцеловал твою руку и ты сжала в ответ мою — я тебе никогда не забуду этого тайного согласия. Вся улица чернела от народа в зловещем, необычном озарении.
Я был у вас в гостях, когда вдруг забил набат и все бросились к окнам, а потом за калитку. Горело далеко, за рекой, но страшно жарко, жадно, спешно. Там густо валили черно-багровым руном клубы дыма, высоко вырывались из них кумачные полотнища пламени, поблизости от нас они, дрожа, медно отсвечивали в куполе Михаила-архангела. И в тесноте, в толпе, среди тревожного, то жалостливого, то радостного говора отовсюду сбежавшегося простонародья, я слышал запах твоих девичьих волос, шеи, холстинкового платья — и вот вдруг решился, взял, замирая, твою руку… За мостом я поднялся на взгорье, пошел в город мощеной дорогой. В городе не было нигде ни единого огня, ни одной живой души.
Все было немо и просторно, спокойно и печально — печалью русской степной ночи, спящего степного города. Одни сады чуть слышно, осторожно трепетали листвой от ровного тока слабого июльского ветра, который тянул откуда-то с полей, ласково дул на меня. Я шел — большой месяц тоже шел, катясь и сквозя в черноте ветвей зеркальным кругом; широкие улицы лежали в тени — только в домах направо, до которых тень не достигала, освещены были белые стены и траурным глянцем переливались черные стекла; а я шел в тени, ступал по пятнистому тротуару, — он сквозисто устлан был черными шелковыми кружевами. У нее было такое вечернее платье, очень нарядное, длинное и стройное. Оно необыкновенно шло к ее тонкому стану и черным молодым глазам.
Она в нем была таинственна и оскорбительно не обращала на меня внимания. Где это было? В гостях у кого? Цель моя состояла в том, чтобы побывать на Старой улице. И я мог пройти туда другим, ближним путем.
Но я оттого свернул в эти просторные улицы в садах, что хотел взглянуть на гимназию. И, дойдя до нее, опять подивился: и тут все осталось таким, как полвека назад; каменная ограда, каменный двор, большое каменное здание во дворе — все также казенно, скучно, как было когда-то, при мне. Я помедлил у ворот, хотел вызвать в себе грусть, жалость воспоминаний — и не мог: да, входил в эти ворота сперва стриженный под гребенку первоклассник в новеньком синем картузе с серебряными пальмочками над козырьком и в новой шинельке с серебряными пуговицами, потом худой юноша в серой куртке и в щегольских панталонах со штрипками; но разве это я? Старая улица показалась мне только немного уже, чем казалась прежде. Все прочее было неизменно.
Ухабистая мостовая, ни одного деревца, по обе стороны запыленные купеческие дома, тротуары тоже ухабистые, такие, что лучше идти срединой улицы, в полном месячном свете… И ночь была почти такая же, как та. Только та была в конце августа, когда весь город пахнет яблоками, которые горами лежат на базарах, и так тепла, что наслаждением было идти в одной косоворотке, подпоясанной кавказским ремешком… Можно ли помнить эту ночь где-то там, будто бы в небе? Я все-таки не решился дойти до вашего дома. И он, верно, не изменился, но тем страшнее увидать его. Какие-то чужие, новые люди живут в нем теперь.
Твой отец, твоя мать, твой брат — все пережили тебя, молодую, но в свой срок тоже умерли. Да и у меня все умерли; и не только родные, но и многие, многие, с кем я, в дружбе или приятельстве, начинал жизнь, давно ли начинали и они, уверенные, что ей и конца не будет, а все началось, протекло и завершилось на моих глазах, — так быстро и на моих глазах! И я сел на тумбу возле какого-то купеческого дома, неприступного за своими замками и воротами, и стал думать, какой она была в те далекие, наши с ней времена: просто убранные темные волосы, ясный взгляд, легкий загар юного лица, легкое летнее платье, под которым непорочность, крепость и свобода молодого тела… Это было начало нашей любви, время еще ничем не омраченного счастья, близости, доверчивости, восторженной нежности, радости… Есть нечто совсем особое в теплых и светлых ночах русских уездных городов в конце лета. Какой мир, какое благополучие! Бродит по ночному веселому городу старик с колотушкой, но только для собственного удовольствия: нечего стеречь, спите спокойно, добрые люди, вас стережет божье благоволение, это высокое сияющее небо, на которое беззаботно поглядывает старик, бродя по нагретой за день мостовой и только изредка, для забавы, запуская колотушкой плясовую трель.
И вот в такую ночь, в тот поздний час, когда в городе не спал только он один, ты ждала меня в вашем уже подсохшем к осени саду, и я тайком проскользнул в него: тихо отворил калитку, заранее отпертую тобой, тихо и быстро пробежал по двору и за сараем в глубине двора вошел в пестрый сумрак сада, где слабо белело вдали, на скамье под яблонями, твое платье, и, быстро подойдя, с радостным испугом встретил блеск твоих ждущих глаз. И мы сидели, сидели в каком-то недоумении счастья. Одной рукой я обнимал тебя, слыша биение твоего сердца, в другой держал твою руку, чувствуя через нее всю тебя. И было уже так поздно, что даже и колотушки не было слышно, — лег где-нибудь на скамье и задремал с трубкой в зубах старик, греясь в месячном свете. Когда я глядел вправо, я видел, как высоко и безгрешно сияет над двором месяц и рыбьим блеском блестит крыша дома.
Когда глядел влево, видел заросшую сухими травами дорожку, пропадавшую под другими травами, а за ними низко выглядывавшую из-за какого-то другого сада одинокую зеленую звезду, теплившуюся бесстрастно и вместе с тем выжидательно, что-то беззвучно говорившую. Но и двор и звезду я видел только мельком — одно было в мире: легкий сумрак и лучистое мерцание твоих глаз в сумраке. А потом ты проводила меня до калитки, и я сказал: — Если есть будущая жизнь и мы встретимся в ней, я стану там на колени и поцелую твои ноги за все, что ты дала мне на земле. Я вышел на середину светлой улицы и пошел на свое подворье. Обернувшись, видел, что все еще белеет в калитке.
Теперь, поднявшись с тумбы, я пошел назад тем же путем, каким пришел. Нет, у меня была, кроме Старой улицы, и другая цель, в которой мне было страшно признаться себе, но исполнение которой, я знал, было неминуемо. И я пошел — взглянуть и уйти уже навсегда. Дорога была опять знакома. Все прямо, потом влево, по базару, а с базара — по Монастырской — к выезду из города.
Базар — как бы другой город в городе. Очень пахучие ряды. В Обжорном ряду, под навесами над длинными столами и скамьями, сумрачно. В Скобяном висит на цепи над срединой прохода икона большеглазого Спаса в ржавом окладе. В Мучном по утрам всегда бегали, клевали по мостовой целой стаей голуби.
Идешь в гимназию — сколько их! И все толстые, с радужными зобами — клюют и бегут, женственно, щёпотко виляясь, покачиваясь, однообразно подергивая головками, будто не замечая тебя: взлетают, свистя крыльями, только тогда, когда чуть не наступишь на какого-нибудь из них. А ночью тут быстро и озабоченно носились крупные темные крысы, гадкие и страшные. Монастырская улица — пролет в поля и дорога: одним из города домой, в деревню, другим — в город мертвых. Дует с полей по Монастырской ветерок, и несут навстречу ему на полотенцах открытый гроб, покачивается рисовое лицо с пестрым венчиком на лбу, над закрытыми выпуклыми веками.
Так несли и ее. На выезде, слева от шоссе, монастырь времен царя Алексея Михайловича, крепостные, всегда закрытые ворота и крепостные стены, из-за которых блестят золоченые репы собора. Дальше, совсем в поле, очень пространный квадрат других стен, но невысоких: в них заключена целая роща, разбитая пересекающимися долгими проспектами, по сторонам которых, под старыми вязами, липами и березами, все усеяно разнообразными крестами и памятниками. Тут ворота были раскрыты настежь, и я увидел главный проспект, ровный, бесконечный. Я несмело снял шляпу и вошел.
Как поздно и как немо! Месяц стоял за деревьями уже низко, но все вокруг, насколько хватал глаз, было еще ясно видно. Все пространство этой рощи мертвых, крестов и памятников ее узорно пестрело в прозрачной тени. Ветер стих к предрассветному часу — светлые и темные пятна, все пестрившие под деревьями, спали. В дали рощи, из-за кладбищенской церкви, вдруг что-то мелькнуло и с бешеной быстротой, темным клубком понеслось на меня — я, вне себя, шарахнулся в сторону, вся голова у меня сразу оледенела и стянулась, сердце рванулось и замерло… Что это было?
Пронеслось и скрылось. Но сердце в груди так и осталось стоять. И так, с остановившимся сердцем, неся его в себе, как тяжкую чашу, я двинулся дальше. Я знал, куда надо идти, я шел все прямо по проспекту — и в самом конце его, уже в нескольких шагах от задней стены, остановился: передо мной, на ровном месте, среди сухих трав, одиноко лежал удлиненный и довольно узкий камень, возглавием к стене. Из-за стены же дивным самоцветом глядела невысокая зеленая звезда, лучистая, как та, прежняя, но немая, неподвижная.
В поезде, к опущенному окну вагона первого класса, подошли господин и дама. Через рельсы переходил кондуктор с красным фонарем в висящей руке, и дама спросила: — Послушайте. Почему мы стоим? Кондуктор ответил, что опаздывает встречный курьерский. На станции было темно и печально.
Давно наступили сумерки, но на западе, за станцией, за чернеющими лесистыми полями, все еще мертвенно светила долгая летняя московская заря. В окно сыро пахло болотом. В тишине слышен был откуда-то равномерный и как будто тоже сырой скрип дергача. Он облокотился на окно, она на его плечо. Скучная местность.
Мелкий лес, сороки, комары и стрекозы. Вида нигде никакого. В усадьбе любоваться горизонтом можно было только с мезонина. Дом, конечно, в русском дачном стиле и очень запущенный, — хозяева были люди обедневшие, — за домом некоторое подобие сада, за садом не то озеро, не то болото, заросшее кугой и кувшинками, и неизбежная плоскодонка возле топкого берега. Только девица была совсем не скучающая.
Катал я ее все больше по ночам, и выходило даже поэтично. На западе небо всю ночь зеленоватое, прозрачное, и там, на горизонте, вот как сейчас, все что-то тлеет и тлеет… Весло нашлось только одно и то вроде лопаты, и я греб им, как дикарь, — то направо, то налево. На противоположном берегу было темно от мелкого леса, но за ним всю ночь стоял этот странный полусвет. И везде невообразимая тишина — только комары ноют и стрекозы летают. Никогда не думал, что они летают по ночам, — оказалось, что зачем-то летают.
Бунин считал лучшим своим произведением. Настоящий знаток человеческого сердца, автор создал целую галерею «портретов любви» — роковой, трагической, жестокой, страстной, всепобеждающей… Рассказанные с полной искренностью и откровенностью, эти истории одновременно оставляют чувство радости и грусти, восторга и сожаления, трогают самые сокровенные уголки души — ведь «у каждого из нас найдется какое-нибудь особенно дорогое любовное воспоминание или какой-нибудь особенно тяжкий любовный грех».
Книга моей жизни. Дубовиков и С. Устами Буниных. Грин, предисл. Долгополов Л. Иофьев М.
Профили искусства. Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве И. Критические отзывы, эссе, пародии 1890-е—1950-е годы. Крутикова Л. Бунин: pro et contra. Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Аверин и др.
Кучеровский Н. Бунин и его проза 1887—1917. Тула: Приокское кн. Мальцев Ю. Иван Бунин. Мескин В. История русской литературы «серебряного века»: Учебник для бакалавров. Муромцева-Бунина В.
Жизнь Бунина. Беседы с памятью. Одоевцева И. На берегах Невы. На берегах Сены. Саакянц А.
На венчании молодых произошел очень неприятный инцидент, который предопределили их будущую семейную жизнь: Анна рассказала Бунину о шутке литератора Федорова, мол, якобы он женился на Цакни только ради денег. Взбешенный и глубоко оскорбленный писатель и поэт, который тогда еще не имел ни гроша за душой именно родители невесты оплатили всё свадебное торжество , заперся в комнате и отказывался выходить к гостям и супруге. Правда, потом всё закончилось слезами, словами прощения, раскаяния и любви, но неприятный осадок никуда не делся, и счастливая семейная жизнь не сложилась. Бунин винил в этом тещу, которая якобы строила ему тайные козни, но отчасти винил и саму супругу. Самой большой претензией писателя и поэта стало полное отсутствие поддержки Анны во всём, что касается его творчества. Жене не нравились его стихи, и она начала думать, что ошиблась в выборе спутника жизни — он совсем не талантлив. Сам же Бунин тоже вряд ли испытывал глубокие чувства, скорее он относился к ней как к красивой картинке. Иначе бы не оставил ее в Одессе на пятом месяце беременности и проявлял бы больше внимания к собственному сыну. Но тут, безусловно, можно и поспорить с этим утверждением. Вполне вероятно, писатель был глубоко ранен и уязвлен тем, что его уже во второй раз отвергли, и его чувства остались невзаимными, а потому тщательно скрывал свои переживания и пытался представить свой брак в более прозаическом виде. В одном из писем к старшему брату он признавался: «Чувствую ясно, что она не любит меня ни капельки, не понимает моей натуры. Так что история обыкновенная донельзя и грустна чрезвычайно для моей судьбы. Как я ее люблю, тебе не представить. Дороже у меня нет никого». Вторая супруга Бунина писала в своих воспоминаниях об этом периоде так: «Ивана Алексеевича тянуло в Одессу к сыну, и некоторые думали, что, может быть, если бы Анна Николаевна не была так непримирима, то они бы сошлись и наладили свою жизнь. В будущем она станет жалеть о своей непримиримости и объяснять её влиянием мачехи. Но, мне кажется, едва ли им удалась бы совместная жизнь, уж очень разные у них были и натуры и характеры». После смерти сына Николая в 1905 году в возрасте пяти лет супруги окончательно разорвали отношения — теперь их больше ничего не связывало. Но до официального развода дело долго не доходило — Анна была против. Поэтому, когда писатель встретил свою новую любовь, Веру Муромцеву, он не мог предложить ей официальный брак. Стало ли это помехой для их отношений? Ни капельки! Первая встреча будущих супругов состоялась на одном из литературных вечеров, где Бунин заприметил «очень красивую девушку с огромными, светло-прозрачными, как бы хрустальными глазами». Вера и Иван Алексеевич быстро сблизились: они оказалась удивительно близки друг другу в духовном плане. Но вот в качестве спутника жизни девушка его не рассматривала, говоря: «Я никогда не хотела связывать своей жизни с писателем. В то время почти о всех писателях рассказывали, что у них вечные романы и у некоторых по несколько жен. А мне с юности казалось, что жизни мало и для одной любви». Но ослепленный любовью писатель и поэт взял всё в свои руки, предложив возлюбленной заняться переводами Вера в то время работала в области химии и вместе поехать в путешествие по Святой земле: «Я придумал, нужно заняться переводами, тогда будет приятно вместе и жить, и путешествовать, — у каждого своё дело, и нам не будет скучно, не будем мешать друг друг». После долгих размышлений Вера Муромцева решила последовать зову сердца и согласилась на предложение Бунина. Как она сама позже напишет в своих воспоминаниях: «Когда близкие люди говорили мне, что я жертвую собой, решаясь жить с ним вне брака, я очень удивлялась». Любовь для нее была важнее всего. Для всех своих знакомых и друзей они стали мужем и женой, хотя до официального венчания дело дошло только в 1922 году, спустя пятнадцать лет совместной жизни. Вера решила называть своего мужа Ян — во-первых, потому что еще ни одна женщина не называла его так. А во-вторых, это была своеобразная дань частично литовскому происхождению писателя, коим фактом тот очень гордился. Совместная жизнь Веры и Ивана Алексеевича была наполнена любовью, пониманием, теплом и взаимным уважением. В супруге поэт нашел верную спутницу жизни, которая поддерживала его на творческом пути и всегда была готова подставить свое плечо. Сам он тоже безумно любил Веру и боготворил ее, но при этом не отказывал себе в удовольствии крутить легкие мимолетные романы, или, вернее будет сказать, интрижки с молоденькими девушками, польщенными вниманием известного писателя. Помните рассказ «Натали», о котором я вспоминала в самом начале статьи? Теперь становится очевидным, откуда Иван Алексеевич знал так много о разнице между настоящей любовью и мимолетной влюбленностью. Вот еще одно доказательство, что Бунин писал в «Темных аллеях» о тех сторонах любви, которые были ему самому слишком хорошо знакомы. Секретарь Бунина Андрей Седых вспоминает об отношениях супругов Буниных так: «У него были романы, хотя свою жену Веру Николаевну он любил настоящей, даже какой-то суеверной любовью… ни на кого Веру Николаевну он не променял бы. Без тебя я ничего не написал бы. Пропал бы! Научил читать Евангелие. Это правда, длительных ссор у нас никогда не бывало». Но однажды, как раз незадолго до празднования 20-летней годовщины, Иван Алексеевич встретил молоденькую начинающую писательницу Галину Кузнецову, и их отношения грозили перерасти в нечто большее, чем обыкновенное мимолетное увлечение. Бунин настолько погрузился в новый головокружительный роман, что будто пережил возвращение сумасбродной молодости. Он чувствовал себя настоящим Пигмалионом, который помогает своей возлюбленной реализовать творческий потенциал. Писатель до такой степени потерял голову, что пригласил Галину… пожить на их семейной вилле «Бельведер». Да-да, вы всё правильно поняли — Бунин привел любовницу в свое семейное гнездышко.
«ТЕМНЫЕ АЛЛЕИ» И. А. БУНИНА: ФИЛОСОФСКИЙ СМЫСЛ ПРИРОДНЫХ ОБРАЗОВ
Иван Бунин «Тёмные аллеи» Информация о книге: описание, содержание, в каких магазинах можно купить, скачать, читать. Рассказ "Тёмные аллеи" учит тому, что часто нужно идти навстречу своей любви, несмотря на преграды, общественное мнение и социальное положение. Этим вечером в «Мастерской Петра Фоменко» назначены «Последние свидания» — премьера спектакля по рассказам Ивана Бунина из цикла «Темные аллеи». Над «Тёмными аллеями» Бунин работал в эмиграции с 1937 по 1944 годы.
И.А. Бунин. Рассказ «Тёмные аллеи». Видеоурок 25. Литература 9 класс
Бунин тёмные аллеи Над «Тёмными аллеями» Бунин работал в эмиграции с 1937 по 1945 гг. Большинство рассказов было написано во время Второй мировой войны на юге Франции. Рассказ «Темные аллеи», который дал название всей книге, Иван Бунин создал в октябре 1938 года. Иван Бунин «Тёмные аллеи» Информация о книге: описание, содержание, в каких магазинах можно купить, скачать, читать.
Темные аллеи : 16+
У большинства сюжетов повествование сосредоточилось на многоликом и сложном чувстве, возникающем между мужчиной и женщиной. Среди них нашлось место истории первой любви, неожиданного позднего чувства, мимолётного любовного приключения и рандеву с проституткой. Каждый сюжет для Ивана Алексеевича про то, что любить — значит жить, даже если это причиняет боль. Во всех рассказах сквозила неподдельная тоска автора по утраченной навеки любимой дореволюционной России. Это тоже любовь, которая мукой отзывалась в его сердце. Бунин считал «Тёмные аллеи» работой, «самой совершенной по мастерству». А вот для коллег писатель чаще не скупился на критику. Об этом можно прочитать в нашем материале.
За границей работал в журналах «Современные записки», «Перезвоны», газетах «Возрождение» и «Русская мысль». Автор повестей, романов, сборников рассказов, пьес, мемуаров и литературных биографий писателей — Тургенева, Жуковского, Гоголя, Чехова и Тютчева. Осоргина Б.
Сам Бунин описывал этот период так: «Плохо мы живём в Грассе, очень плохо. Ну, картошку мёрзлую едим. Или водичку, в которой плавает что-то мерзкое, морковка какая-нибудь. Это называется супом... Живём мы коммуной. Шесть человек. И ни у кого гроша нет за душой. Было это три года тому назад. С тех пор вот и живёт, гостит. Да и уходить ему, по правде говоря, некуда: еврей.
Не могу же я его выставить... Далёкие, близкие. Сестра философа Фёдора Степуна. В 1934 году познакомилась с Галиной Кузнецовой, возлюбленной Ивана Бунина, и уехала с ней в Германию. Жена писателя Вера Муромцева-Бунина писала, что рассказы «Тёмных аллей» появились «отчасти потому, что хотелось уйти во время войны в другой мир, где не льётся кровь, где не сжигают живьём и так далее. Мы все были заняты писанием, и это помогало переносить непереносимое» 3 Новый мир. Эмигрировала вместе с семьёй в 1920 году, жила в Константинополе, Париже, Брюсселе. Во время Второй мировой участвовала во французском и бельгийском Сопротивлении, была военной корреспонденткой. С 1968 по 1978 год работала главным редактором журнала «Русская мысль». Выпустила книги воспоминаний «Отражения» и «В поисках Набокова».
Вилла Жанетт, где жили Бунины. Грас, Франция На вилле в Грасе. Как она написана? По свидетельству своей жены, Бунин «считал эту книгу самой совершенной по мастерству» 4 Русские новости. В «Тёмных аллеях» до предела оттачивается характерная бунинская техника повествования. Исследователи часто отмечают у Бунина тесную связь между языком прозы и поэзии 5 Федулова Р. О некоторых особенностях языка И. Это выражается в использовании музыкальных средств языка по воспоминаниям Веры Муромцевой, писатель считал, что в «Тёмных аллеях» «каждый рассказ написан «своим ритмом», в своём ключе» 6 Новый мир. В «Тёмных аллеях» невероятно богат лексикон звуков, запахов, особенно цвета: «синевато-меловой», «чёрно-зеркальный», «разноцветно-яркий». Такие же неожиданные словосочетания Бунин находит для точного описания звуков: соловей поёт у него «старательно», лягушки «дремотно журчат», гармонь «рычит».
То же — в передаче эмоций: «безнадёжно-счастливый», «блаженно-смертная». Характернейшая черта бунинского стиля — развёрнутые сравнения и неожиданные метафоры «плотная, как рыба, девка», «галки, похожие на монашенок» или странные сочетания иногда логически несовместимых слов, которые воздействуют на воображение читателя, рождая неожиданные образы «спрашивая всем чёрным раскрытием глаз и ресниц», «отдыхает от тайной внимательности к тому, как мы… говорим, переглядываемся», «красно чернели жёсткие волосы», «унизан щебетом», «во все глаза ждёт меня».
В их исполнении сегодня акробатические трюки, пылкие эмоции и даже постельные сцены. Его соратники вспоминают, что на самой первой встрече с ними, когда шло обсуждение будущего репертуара только-только открывавшегося театра, режиссер мечтал ставить цикл рассказов Бунина «Темные аллеи». Художественный руководитель студии Евгений Каменькович говорит, что Бунин как никогда востребован читателем, а вот на сцене, в отличие от Чехова, судьба его произведений не всегда счастливая. Уж очень сложна проза Ивана Бунина для постановок, но зритель наконец-то дождался.
Евгений Каменькович, художественный руководитель театра «Мастерская П. Фоменко»: «У Бунина же никогда не бывает абсолютного счастья, правда.
Бунин И. Книга моей жизни. Дубовиков и С. Устами Буниных.
Грин, предисл. Долгополов Л. Иофьев М. Профили искусства. Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве И.
Критические отзывы, эссе, пародии 1890-е—1950-е годы. Крутикова Л. Бунин: pro et contra. Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Аверин и др. Кучеровский Н.
Бунин и его проза 1887—1917. Тула: Приокское кн. Мальцев Ю. Иван Бунин. Мескин В. История русской литературы «серебряного века»: Учебник для бакалавров.
Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. Беседы с памятью. Одоевцева И. На берегах Невы. На берегах Сены.
Оглавление:
Подумав это, я почти повеселел и заснул спокойно. Но судьбе было угодно, как говорится, распорядиться иначе». Небольшой рассказ о первой любви! Он написан искренне, с пронзительной откровенностью, как и все произведения Бунина. Он ещё отражает первые движения души, первые волнения сердца, но впереди уже иные отношения с прекрасным полом. Они врываются в жизнь героев Бунина и показаны так, словно вторгаются в его собственную жизнь. Так ведь это так и есть!..
Чувства Мити, вызванные отъездом Саши в рассказе «Первая любовь», перекликаются с теми чувствами, которые охватили Алёшу в романе «Жизнь Арсеньева». Сижу, а кругом сушь, недвижный зной, мерный шум кос; густой и высокой стеной стоит на серой от зноя синеве безоблачного неба море пересохшей жёлто-песчаной ржи с покорно склонёнными, полными колосьями, а на него, друг за другом, наступают, в раскорячку идут и медленно ровно уходят вперёд мужики распояской, широко и солнечно блещут шуршащими косами, кладут влево от себя ряд за рядом, оставляют за собой колкую щётку жёлтого жнивья, широкие пустые полосы — мало-помалу всё больше оголяют поле, делают его совсем новым, раскрывают всё новые виды и дали…» Эту работу косцов Иван Алексеевич Бунин описал в рассказе «Косцы», созданном уже в эмиграции. Косцы в рассказе «крестились и бодро сбегались к месту с белыми, блестящими, наведенными, как бритва, косами на плечах, на бегу вступали в ряд, косы пустили все враз, широко, играючи, и пошли, пошли вольной, ровной чередой». Между тем природа уже брала своё, уже наступала неудержимо юность, сменяя отрочество, со всеми вытекающими из этого последствиями. И уже внимание Алёши Арсеньева привлекали не просто те представительницы прекрасного пола, которые заставляли учащённо биться сердце подростка, но и просто женщины или, как сказано в романе, — «бабы и девки». Как сумел Иван Бунин описать эти чувства, эти желания всего-то одним, двумя штришками!
Наверное, каждый может вспомнить те юношеские впечатления и те смущения, в которые повергали девицы, старшие по возрасту, пусть и немного, но старшие, и порой кичливые этим своим старшинством, позволившим им познать что-то такое, что неведомо ещё отроку, терявшемуся от «шутливой развязности» оброненных фраз, оброненных не случайно, а намеренно именно для того, чтобы заставить стушеваться, смутиться, чего и добивались бойкие представительницы такого влекущего, но ещё незнакомого прекрасного пола, кажущегося таинственным и волшебным. Герой романа смелел, он уже стремился к чему-то неведомому уже более осознанно. Бунин прекрасно выразил это стремление в описании следующего увлечения Алёши Арсеньева — можно сказать наверняка, своего увлечения. Но в эти безмятежные детские и отроческие годы Бунина подстерегал тяжёлый удар, связанный с арестом любимого брата Юлия Алексеевича, его первого наставника, его учителя….
В центре повествования — воспоминания о любви, которую испытали герои произведения 30 лет назад. Тогда у 30-летнего барина Николая Алексеевича случился страстный роман с 18-летней крепостной Надеждой. Однако он бросил ее и уехал, а сама Надежда вскоре получила вольную от господ и завела собственную гостиницу на почтовой станции. В рассказе Бунин использовал характерные приемы модернизма. Так, через цвет, звук и запах писатель вызывает у читателя нужные ассоциации, заставляет остро чувствовать и представлять происходящее. Николай Алексеевич, уже пожилой генерал, путешествуя в тарантасе, видит кругом «черные колеи», «осеннее ненастье», «слякоть», «грязь», «бледное солнце» — классическую картину унылой среднерусской осени, сырой и промозглой. Так Бунин задает эмоциональный настрой рассказа — печальный, «дождливый». Контрастно неприглядному пейзажу Бунин описывает избу Надежды. В ней сухо и опрятно, пахнет щами с «разварившейся капустой, говядиной и лавровым листом», а основу цветовой гаммы интерьера составляют белизна стен и золото иконы. Весь быт Надежды очень прост, как «суровая» то есть из грубой ткани скатерть, который покрыт стол. В этой уютной атмосфере Николая Алексеевича охватывают воспоминания о любви к Надежде: «— Ах, как хороша ты была! Какой стан, какие глаза! Помнишь, как на тебя все заглядывались? Были и вы отменно хороши. И ведь это вам отдала я свою красоту, свою горячку. Как же можно такое забыть».
Дополнительная информация Аннотация к книге "Темные аллеи" Бунин И. Бунин считал лучшим своим произведением.
На уроках литературы «Темные аллеи» преподносились нам как одно из самых лиричных произведений русской литературы о любви. Сам автор тоже не раз признавался, что посвятил сборник самому светлому и прекрасному чувству на свете — любви. Иван Бунин - Темные аллеи сборник Над «Темными аллеями» Бунин работал около 8 лет, причем преобладающая часть рассказов была написана в оккупированной немецкими фашистами Франции, куда писатель был вынужден эмигрировать после Революции 1917 года дело в том, что Бунин, будучи консерватором дворянского происхождения, до глубины души ненавидел большевиков. Поэтому во многих рассказах заметна его тоска по Родине: она нашла отражение в чудесных красочных описаниях русской природы, которые сопровождают каждый, даже самый маленький рассказ. Кстати говоря, а вы знали, что по первоначальному замыслу Ивана Алексеевича сборник должен был получить название «Шиповник»? На такой вариант писателя вдохновили строки стихотворения Николая Огарева «Обыкновенная повесть»: «Кругом шиповник алый цвел, стояла темных лип аллея…» Но в итоге Бунин выбрал из этих строк именно «Темные аллеи», которые символизировали для него потаенные уголки души, где хранятся самые светлые и дорогие воспоминания, вызывающие в нас внутренний трепет и смятение. Так вот, возвращаясь к теме любви в рассказах Бунина, я была очень удивлена контрастом между некоторыми новеллами — в некоторых из них вообще не оказалось ничего похожего на любовь! Ну или у нас с Иваном Алексеевичем совершенно разные представления об этом светлом и прекрасном чувстве. Судите сами. В «Темных аллеях» есть рассказ под названием «Гость» с таким вот сюжетом: друг семейства приходит в гости, но застает лишь одну кухарку. И тут ему в голову приходит «светлая» мысль: почему бы не воспользоваться таким «подходящим» моментом? В итоге он, несмотря на протесты и сопротивление кухарки, насилует ее и уходит восвояси, довольный собой. А что же после этого делает наша несчастная кухарка? Проведя в рыданиях весь день, ночью она погружается в мечты о том, «что Адам Адамыч завтра опять придет, что она увидит его страшные глаза и что, бог даст, господ опять не будет дома». Что это: романтизация насилия во всей своей красе или грубая насмешка и неуместная ирония? В любом случае, рассказ оставляет довольно отвратительное послевкусие — и никакой любви тут и в помине нет. Я думаю, в наши дни уже нет смысла кому-либо напоминать, что насилие в любой форме всегда остается насилием, даже в случае, если сама жертва мечтает о повторении подобного опыта, как это было в рассказе. Она отказалась? Просила ее не трогать? Значит факт насилия имел место быть. И это всегда мерзко и отвратительно. Еще один рассказ, который возмутил меня сверх меры, — «Таня». Знаете, с чего началась история искренней и всеобъемлющей любви между главным героем и Таней? Ни за что не догадаетесь! Герою так приглянулась Таня, что он решает овладеть спящей девушкой. Но она только раскрывала глаза: — Да разве вы не чувствовали, что я сплю, разве не знаете, как ребята и девки спят? Я, как ни старалась, не смогла поверить в нее. Но у Бунина есть куда более жесткие рассказы, которые очень выбиваются из общего настроения сборника. Например, в новеллах «Барышня Клара» и «Ночлег» к сценам сексуального насилия добавляется физическое. Но я вижу в них одно неоспоримое достоинство — по крайней мере, эти рассказы более жизненны и реалистичны, а насилие в них не прикрывается романтическим флером. К тому же в финале торжествует справедливость — насильники будут наказаны. Также весьма часто в «Темных аллеях» встречается откровенно потребительское отношение мужчин к прекрасному полу. Так, в рассказах «Стёпа», «В одной знакомой улице», «Кума» и «Темные аллеи» мужчины обманом соблазняют глупеньких молоденьких девочек, суля им золотые горы в виде вечной любви и законного брака уже заранее зная, что не сдержат ни одного обещания! А в итоге, вволю насытившись физической любовью, спокойно исчезают из их жизни. Вот главные пункты, из-за которых сборник не оставил такого же светлого и возвышенного настроения, как это было в школьные годы. Однако, далеко не все рассказы такие: в «Темных аллеях» достаточно лирических и романтических новелл, способных тронуть сердце читателя. Бунин любил писать про яркую, драматичную любовь со судьбоносным характером, и в большей части рассказов она имеет несчастливый финал. Но Иван Алексеевич был убежден: любовь, даже самая несчастная и трагичная, всё равно — лучшее, что может быть в жизни человека. И если человеку довелось испытать это чувство хоть раз в жизни, уже можно считать, что она прожита не зря. Два рассказа, которые украли мое сердце и стали самыми любимыми: «Холодная осень» и «Поздний час». Их объединяет тема утраты любимого человека — Бунин остается верен себе, предпочитая трагический финал в любовных историях. Но, вспоминая все то, что я пережила с тех пор, всегда спрашиваю себя: да, а что же все-таки было в моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осенний вечер. Ужели он был когда-то? Все-таки был. Вот так вот в рассказе «Холодная осень» жизнь главной героини вроде бы продолжается: она встретила нового мужчину, вышла замуж, родила ребенка — а внутри ничего, кроме пустоты и холода нет. А за ними прячется боль, а еще дальше — «настоящие мгновения жизни», ставшие одним лишь только воспоминанием. Но, пожалуй, самая часто упоминаемая Буниным тема в «Темных аллеях» — измена: изменяют мужчины, женщины, изменяют случайно или планируют ее заранее, изменяют без умысла, изменяют, желая отомстить, сожалеют об измене или с радостью окунаются в омут новых отношений. Но каждый из рассказов — оригинальный, самобытный, а еще очень искренний и откровенный. Чем хороши «Темные аллеи», так это тем, что каждый из читателей найдет рассказ для себя: они все, каждый по-своему, прекрасны.
"Тёмные аллеи" Ивана Бунина
Иван Бунин в своём сборнике рассказов пишет, что любовь — это наваждение, которое редко заканчивается счастьем или служение чувству, которое не станет взаимным. Предметом исследования является один из принципов циклиза-ции прозаических произведений – метажанр, рассмотренный на примере книги И. Бунина «Тёмные аллеи». Иван Алексеевич Бунин (1870-1953) – русский писатель, поэт и переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года.
Рекомендуем
- Как читать «Темные аллеи» Бунина. История создания рассказа и цикла
- Тёмные аллеи (Бунин)
- Как читать «Тёмные аллеи» Бунина?
- Иван Бунин 'Темные аллеи'
Оглавление:
Вера и Иван Алексеевич быстро сблизились: они оказалась удивительно близки друг другу в духовном плане. Но вот в качестве спутника жизни девушка его не рассматривала, говоря: «Я никогда не хотела связывать своей жизни с писателем. В то время почти о всех писателях рассказывали, что у них вечные романы и у некоторых по несколько жен. А мне с юности казалось, что жизни мало и для одной любви». Но ослепленный любовью писатель и поэт взял всё в свои руки, предложив возлюбленной заняться переводами Вера в то время работала в области химии и вместе поехать в путешествие по Святой земле: «Я придумал, нужно заняться переводами, тогда будет приятно вместе и жить, и путешествовать, — у каждого своё дело, и нам не будет скучно, не будем мешать друг друг». После долгих размышлений Вера Муромцева решила последовать зову сердца и согласилась на предложение Бунина. Как она сама позже напишет в своих воспоминаниях: «Когда близкие люди говорили мне, что я жертвую собой, решаясь жить с ним вне брака, я очень удивлялась». Любовь для нее была важнее всего. Для всех своих знакомых и друзей они стали мужем и женой, хотя до официального венчания дело дошло только в 1922 году, спустя пятнадцать лет совместной жизни.
Вера решила называть своего мужа Ян — во-первых, потому что еще ни одна женщина не называла его так. А во-вторых, это была своеобразная дань частично литовскому происхождению писателя, коим фактом тот очень гордился. Совместная жизнь Веры и Ивана Алексеевича была наполнена любовью, пониманием, теплом и взаимным уважением. В супруге поэт нашел верную спутницу жизни, которая поддерживала его на творческом пути и всегда была готова подставить свое плечо. Сам он тоже безумно любил Веру и боготворил ее, но при этом не отказывал себе в удовольствии крутить легкие мимолетные романы, или, вернее будет сказать, интрижки с молоденькими девушками, польщенными вниманием известного писателя. Помните рассказ «Натали», о котором я вспоминала в самом начале статьи? Теперь становится очевидным, откуда Иван Алексеевич знал так много о разнице между настоящей любовью и мимолетной влюбленностью. Вот еще одно доказательство, что Бунин писал в «Темных аллеях» о тех сторонах любви, которые были ему самому слишком хорошо знакомы.
Секретарь Бунина Андрей Седых вспоминает об отношениях супругов Буниных так: «У него были романы, хотя свою жену Веру Николаевну он любил настоящей, даже какой-то суеверной любовью… ни на кого Веру Николаевну он не променял бы. Без тебя я ничего не написал бы. Пропал бы! Научил читать Евангелие. Это правда, длительных ссор у нас никогда не бывало». Но однажды, как раз незадолго до празднования 20-летней годовщины, Иван Алексеевич встретил молоденькую начинающую писательницу Галину Кузнецову, и их отношения грозили перерасти в нечто большее, чем обыкновенное мимолетное увлечение. Бунин настолько погрузился в новый головокружительный роман, что будто пережил возвращение сумасбродной молодости. Он чувствовал себя настоящим Пигмалионом, который помогает своей возлюбленной реализовать творческий потенциал.
Писатель до такой степени потерял голову, что пригласил Галину… пожить на их семейной вилле «Бельведер». Да-да, вы всё правильно поняли — Бунин привел любовницу в свое семейное гнездышко. Нет, на людях-то всё было чин чином: якобы, Галина — ученица и личный помощник писателя. А с другой стороны, оттого что назвать любовницу ученицей, ничего особенно и не поменяется, особенно в глазах окружающих. Веру все жалели, но нашлись и те, кто обдал ее волной презрения: ну ладно еще прощать бесконечные похождения, но закрыть глаза на такой откровенно вызывающий и оскорбительный поступок — значит не уважать себя самое. Но она, после долгих терзаний и мук разбитого сердца, всё-таки решила стерпеть и это. Пусть любит Галину... В 1933 году Бунин получил Нобелевскую премию по литературе, и в Стокгольм он отправился вместе с двумя своими женщинами.
Правда, на обратном пути Галина встретила оперную певицу Маргариту Степун, ради которой и оставила своего возлюбленного. Так что Бунин вновь познал муки разбитого сердца. Если вы думаете, что на этом жизнь втроем закончилась, то глубоко заблуждаетесь. Теперь в доме Буниных жили четверо: Маргарита и Галина не имели финансовых возможностей снять для себя отдельное жилье. Любовный четырехугольник перерос в пятиугольник, когда в доме поселился писатель-эмигрант Леонид Зуров, воспылавший чувствами к супруге писателя Вере. Он не стеснялся устраивать при Бунине сцены, умоляя Веру бросить мужа и уйти к нему. Стоит ли упоминать, что все его мольбы и угрозы остались тщетными? Представляете, какая напряженная атмосфера была в этом доме, где царили любовь, ненависть и ревность?
Такое положение сохранялось до 1942 года, когда Галина и Маргарита покинула дом Буниных. Именно в этот период и был написан сборник «Темные аллеи» — писатель нашел спасение в творчестве, выплескивая на бумаги все свои обиды и печали. Вера Муромцева-Бунина, не смотря ни на что, оставалась с писателем до конца его дней. Она принимала участие в судьбе любого поэта, журналиста, да вообще знакомого, попавшего в беду, бежала в стужу, слякоть, темноту…» Вот такие вот «темные аллеи» проходили через жизнь Ивана Алексеевича Бунина. Очевидно, что именно этот опыт, иногда очень болезненный и драматичный, повлиял на развитие творческого потенциала писателя. Эти переживания помогли писателю настолько ярко, живо и выразительно запечатлеть на страницах «Темных аллей» свои чувства и переживания, что этот сборник рассказов до сих пор волнует и будоражит сердца читателей. Сам Иван Алексеевич считал этот сборник лучшим в своей творческой карьере. И я полностью с ним согласна.
Или «Чистый понедельник» - рассказ, в котором героиня своим деянием уничтожает пошлость — еще не наступившую, но имеющую шансы войти в то, что называется любовью. Молоды, богаты, умны.
Он — безусловно. Она — между мирами: с одной стороны, возможный муж, быт, еще не родившиеся дети; с другой — какая-то иная любовь, где нет быта, мужа, девочек и мальчиков. Вечером они сидят в дорогих ресторанах, посещают новые спектакли, слушают на концертах самую лучшую музыку.
Утром она, отрываясь от стандартно женской судьбы, входит в храмы, монастыри, стоит перед иконами. И не столько молится, сколько думает как раз о том, чему и посвящены «Тёмные аллеи»: есть ли связь между любовью и счастьем? Она отдала себя ему — но только на одну ночь, перед расставанием, вечным Постом, своим монастырем.
Какие есть пути существования после любовного взрыва? Первый — семья, превращающая безалаберно пляшущее время в совместность непростого движения. Этот вариант в «Тёмных аллеях» отсутствует.
Второй — на ином полюсе: монастырь — лекарство от временности и несовершенства земной любви. Хорошо, что автор совсем не монах! Третий путь — собственно бунинский: искать экстаз освещенной встречи, вынести расставание, жить памятью о чудесном свидании.
И, возможно, быть готовым к новому потрясению… И все-таки от ярчайшей бунинский книги исходит тоска всегда неудачной жизни, в конце своем пытающейся сфокусироваться на эпизоде краткосрочной любви. Будто и не было ничего другого. Ни детей, ни друзей, ни служения.
Мысль о давнем экстазе отбрасывает все иное прочь. Такие вот «воспоминания о былой любви». Может, действительно так легче, когда память превратила всех любовниц в «восковые фигуры»?
А ты один, совсем один — свободен, как ветер… И никому ничем не обязан! Благополучный семьянин скажет: этот писатель мало знает о самом светлом чувстве, раз принципиально не замечает той любви, которая соединяет мужчину, женщину, детей — в совместной жалости, а не в оглушительной страсти. Не будем спорить.
Отметим лишь, что в «Тёмных аллеях» помимо любви есть еще и большой, красивый, очень загадочный мир. Мир — не декорация, не площадка для соития, а чудесная, быстро меняющаяся телесность, неповторимые сочетания солнца и травы, воды и луны. Да, в центре - вожделенное тело женщины, помещенное в безграничный футляр прекрасного, равнодушного ко всему мира, который постоянно очаровывает автора.
Но мощь и красота — не только в том, что он и она и встретились. Важно, каким был мир в тот час, когда они не на век - лишь на миг - соединились. Цитаты - Все проходит, да не все забывается.
Куда, зачем, от кого? Как прелестна эта горячая, детская глупость: «Убежим! Интересные факты - Родился Иван Алексеевич Бунин в старинной дворянской семье, поступил в гимназию, но в 16 лет был вынужден прервать обучение — его отец промотал состояние, и оставил всю семью без гроша.
Когда он, первый из русских писателей, получил Нобелевскую премию, то распоряжался ей весьма непродуманно — устраивал пирушки, раздавал «пособия» эмигрантам, жертвовал средства для поддержки сомнительных обществ. Наконец, по совету доброжелателей он вложил оставшуюся сумму в какое-то «беспроигрышное дело» и остался ни с чем. В 1917 году он эмигрировал в Париж.
Там Бунин вел активную социальную и политическую жизнь, выступал с лекциями, сотрудничал с русскими политическими организациями. Именно во Франции были написаны такие выдающиеся произведения, как : «Жизнь Арсеньева», «Митина любовь», «Солнечный удар». Также он собирал коллекцию фармацевтических и целебных растворов, которая через пару лет стала занимать несколько больших чемоданов.
Умер он во сне с 7 на 8 ноября 1953 года в Париже и был похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Последняя запись в дневнике И.
В горнице никого не было, и он неприязненно крикнул, приотворив дверь в сенцы: — Эй, кто там! Тотчас вслед за тем в горницу вошла темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина, похожая на пожилую цыганку, с темным пушком на верхней губе и вдоль щек, легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой. Приезжий мельком глянул на ее округлые плечи и на легкие ноги в красных поношенных татарских туфлях и отрывисто, невнимательно ответил: — Самовар.
Сам Бунин считал эту книгу своей «самой совершенной по мастерству». Однако далеко не все современники разделяли это мнение.
Сборник был опубликован в 1940-х годах и вызвал довольно противоречивую реакцию. Эмиграция «первой волны», в том числе многие литераторы-единомышленники, обвиняли писателя в излишнем смаковании эротических подробностей и даже аморальности. Например, писательница Зинаида Шаховская, которой сам автор подарил книгу с дарственной надписью, отмечала в ней «привкус натурализма». Однако ведущий критик русского зарубежья Георгий Адамович восхищался циклом и писал, что «всякая любовь — великое счастье, «дар богов», даже если она и не разделена.