Биография Александра Сергеевича Пушкина 1799-1837. Об этом министр сообщил на фоне новостей об отсутствии произведений Пушкина в демоверсии кодификатора ЕГЭ по литературе, опубликованной на сайте Федерального института педагогических измерений (ФИПИ). Лучший ответ про кто бы ни изучал биографию пушкина подчеркивали дан 23. Кто бы не изучал биографию пушкина подчеркивали решу. Обычно журнальную биографию Пушкина начинают с его участия в «Литературной газете» (1830) – и делают это неправильно.
Жизнь и творчество Александра Пушкина
Кульман, опубликованный в редкой книжке К. Отметим, что С. Точную справку по данному вопросу можно найти в примечаниях Л. В статье П.
Ахун, по данным записей камер-фурьерского журнала, сообщил до сих пор неизвестные факты о присутствии Пушкина с женой Натальей Николаевной на двух придворных балах в Петергофе 30 июня и 1 июля 1835 г. Ахуном не в результате систематического просмотра камер-фурьерского журнала, а случайно. Подчеркнем, что необходимо, наконец, провести систематическое обследование камер-фурьерского журнала в отношении к Пушкину.
Очень ценна работа Г. Лебедева, Ю. Бахрушина и Н.
Комментарии к чернецовскому списку являются полезнейшим справочником по Петербургу 30-х годов XIX столетия. Орлов дал обзор журнальных начинаний Пушкина. Гессен на убедительных примерах охарактеризовал Пушкина как одного из первых русских писателей-профессионалов.
При всей занимательности этой статьи, она не дает, однако, полного и отчетливого представления о журнальной политике и тактике Пушкина. Имеются в статье и неправильные утверждения. Эта догадка не имеет за собой решительно никаких оснований потому, что в черновике гоголевской статьи имеется сочувственный отзыв о Белинском, чего, видимо, В.
Шкловский не знает. Очень интересен по теме и содержателен очерк Н. Модзалевским пять счетов Пушкину книжных магазинов и букинистов за 1832—1836 гг.
В бумагах А. Шапошников делает предположение, что в данный регистр вошли книги, отобранные Пушкиным в библиотеке Гончаровых во время пребывания поэта на Полотняном заводе. Точное происхождение регистра, без какого-либо дополнительного материала, пока невозможно 526 раскрыть, но, несмотря на это, ценность опубликованного документа несомненна.
Частному вопросу изучения пушкинской библиотеки посвящена обстоятельная работа Н. Из наиболее существенных укажем статью А. Сухоруков и А.
Дурылина и Д. Линина интересна, поскольку автор использовал неизданные материалы о Сухорукове, хранящиеся в Азово-Черноморском архивном управлении. Отметим здесь же статью М.
В личном архиве Пушкина хранились впервые опубликованные также Л. Модзалевским 10 писем к поэту разных лиц за годы 1833—1837. Переписка Пушкина обогатилась письмами В.
Семенова, П. Клейнмихеля, Д. Языкова, П.
Вяземского, А. Хлебникова и М. С делами Пушкина по журналу связаны записка В.
Одоевского, а также письма 1836 г. Султан Казы-Гирея к А. Муравьеву и А.
Тургенева к П. Отметим ценные примечания Л. Якубовиче, которого рекомендовал Пушкину М.
Яковлев и, наконец, справку о К. К этой же группе материалов из личного архива поэта примыкают счета разных магазинов и поставщиков Пушкина наиболее интересны отмеченные нами выше счета книжных магазинов и букинистов , его заемные письма, долговые обязательства и другие документы всего свыше 30 , с большой полнотой рисующие материальный быт Пушкина, в особенности за 1836—1837 гг. В состав личного архива поэта входили также опубликованные теперь 15 семейных документов, купчих крепостей и межевых выписей, письма за 1833 г.
Калашникова и И. Пеньковского к С. Пушкину, квитанции С.
Состав личного архива Пушкина широк и разнообразен — опубликованные документы вместе с комментариями к ним занимают свыше 10 печатных листов. Обстоятельствам гибели Пушкина, его дуэли и смерти, в юбилейный год было уделено особенно большое внимание. Среди ряда статей на эту тему в журналах и газетах следует выделить работы Б.
Казанского, много сделавшего в исследовании данного вопроса и еще в 1925 г. Статья Б. Казанский, — и гибель его была значительнее и трагичнее, чем это представлял Щеголев и даже старая традиция.
Казанский опубликовал исчерпывающий календарь последних дней Пушкина, 2 сделал критический обзор литературы о гибели Пушкина за 1837—1937 гг. Донесения эти были разысканы в государственных архивах г. Гааги и напечатаны двумя голландскими учеными Карелем Бааком и П.
Теперь появился и русский перевод этих документов с комментариями Б. Ван-Паргэйз обнаружили также в голландских архивах письмо Николая I к Вильгельму, наследному принцу и фактическому правителю Голландии. Бюллетени о состоянии здоровья Пушкина 28 и 29 января 1837 г.
Жуковским и выставлявшиеся у дверей квартиры раненого поэта, — опубликованы Л. Даля о смерти Пушкина. Вяземского по поводу дуэли поэта с Дантесом опубликован Н.
Из посмертных откликов на гибель Пушкина характерно по своей гневной резкости опубликованное В. Гиппиусом письмо М. Погодина к С.
Шевыреву 1838 г. Вяземским, было пропущено и искажено несколько мест, дававших политическую характеристику как самого Пушкина, так и общественного положения в России. Большинство газет тех областей и районов, где бывал Пушкин, посвятили великому поэту специальные тематические страницы.
В ряде городов Советского Союза были выпущены специальные сборники о Пушкине. Из этих сборников наиболее интересными являются те, которые построены на местном материале. Бахчисарайским дворцом-музеем издана брошюра Д.
КрымАССР, 1937, 26 стр. Материал, использованный автором, оставался вне поля зрения исследователей поэмы Пушкина и в этом — интерес брошюры. Весьма обстоятельна работа Л.
Главное внимание автор уделяет мало исследованным путешествиям Пушкина по Северному Кавказу, но для полноты изложения касается также и поездки его в Закавказье. В приложении к работе дана детально разработанная хронологическая канва путешествий Пушкина по Кавказу и выдержки из мемуаров кавказских знакомств поэта. Отметим еще книжку И.
Семенова Пятигорск, 1937. Алупкинским гос. В сборнике даны две статьи его редактора, Е.
Левинсоном, П. Миллером и Н. Чулковым под ред.
Для него, как и для других поэтов разных эпох, не было сомнений в том, что поэт-лирик может сочинить лишь пережитое мы говорим о собственно лирике, не учитывая в этом разговоре всегда существовавший рядом с поэзией и аналогичный ей по форме вид словесной игры. Такова была природа и пушкинского лиризма, с чем никак не могут согласиться многие пушкиноведы, изучающие его лирику лишь как эстетический объект, но что писатели, исходя из собственного опыта, признают как само собой разумеющееся. Ахматова в разговорах с Л. Формула, найденная Герценом — биография души, — наиболее точно соответствует отношению пушкинской поэзии к его биографии и снимает остроту с этого дискуссионного вопроса. Поэзия Пушкина, конечно, не есть безукоризненно точный и достаточный источник для внешней биографии поэта, которою доселе более всего интересовались пушкиноведы; в противном случае пришлось бы отрицать не более и не менее, как наличие поэтического творчества у Пушкина. В основе художественного творчества лежит, правда, не личный эмпирический опыт творца, но все же всегда его духовный опыт.
В этом более глубоком и широком смысле автобиографизм, в частности, поэзии Пушкина не подлежит ни малейшему сомнению. Присоединяясь к этим давним высказываниям Франка, мы должны в аспекте нашей темы поставить вопрос: так что же делать биографу с художественными текстами? Плетневу ок. А значит, он имел в виду именно внутреннюю биографию, о необходимости которой по отношению к самому Пушкину сказано столько верных и прочувствованных слов. Еще в начале века один из наиболее талантливых исследователей биографии Пушкина, П. Именно внутренней биографией был более всего озабочен Анненков, к ней в той или иной мере стремились авторы последующих жизнеописаний поэта, о необходимости такой биографии писали в методологических статьях Д.
Благой 60 и Б. Мейлах 61. Выше мы говорили об изучении жизни в аспекте творчества, теперь говорим об изучении творчества в аспекте личной жизни — для биографа между этими двумя подходами не должно быть границы, как нет границы между жизнью и творчеством в бытии художника. Самое трудное — найти путь реконструкции внутренней жизни и способ ее корректного описания, совместимого с изложением документальных фактов. Поступки поэта, зафиксированные особенности его поведения, письма и мотивы синхронных им художественных произведений восходят, как правило, к единому порождающему центру в глубинах его внутренней жизни. Путем детального сопоставления текстов с фактами исследователь может выйти к тем самым внутренним событиям, из которых и складывается истинная жизнь художника.
Конечно, не писать биографию по стихам, статьям и прозе, опрокидывая творческие создания в действительность и игнорируя тем самым акт творчества, но читать художественные произведения как аутентичные свидетельства внутренней жизни их создателя — такова, на наш взгляд, непременная составляющая биографического исследования. Способ же описания внутренней жизни не может быть предуказан — он зависит всецело от таланта биографа, от его писательского чутья. При этом можно говорить только о приближении к тайнам внутренней жизни поэта, только об относительной полноте их постижения и описания. Подлинная жизнь проживается один раз в ее живой, неповторимой и неуловимой сути, и никакой даже самый объективный, дотошный и талантливый биограф не воспроизведет письмом того, чем дышала эта жизнь в реальности. И эта относительность касается ведь не только внутренней жизни. Одним из основных источников наших знаний о герое биографии являются мемуары — но как они относительны, неточны , неполны, как противоречат друг другу, сколько в них примешано личных пристрастий!
И тем не менее мы можем и должны опираться на этот источник, произведя над ним сложную исследовательскую операцию по вычленению правды. Так и с художественными текстами: биограф может в них увидеть внутреннюю правду личности их автора, но для этого требуется квалифицированное исследовательское усилие, опирающееся на большую сопоставительную работу. И это — филологическая проблема, проблема герменевтики текста. Важно только уяснить, какие аспекты филологического изучения важны для построения биографии. Прежде всего это генетический аспект, это подход к произведению с точки зрения его происхождения, замысла, его зарождения в душе и в уме художника. При таком подходе в поле зрения филолога оказывается не только текст, но также затекстовые порождающие связи между творением и жизнью творца — и тут филолог становится и биографом, изучает литературу и жизнь одновременно.
Еще один аспект филологического исследования, имеющий отношение к биографии, — аспект функциональный, изучение жизни художественного произведения после того, как автор выпустил его в свет. Если какие-то моменты бытования художественных творений были автором пережиты, осмыслены и как-то отразились на его жизни и сознании, то они становятся фактом его личной биографии. Какая мера полноты пристала такому типу жизнеописания, какое мы называем здесь полной научной биографией? Вопрос этот далеко не так прост, как может на первый взгляд показаться. С одной стороны, где, как не в такой биографии, должны быть сосредоточены все доступные материалы и факты жизни героя. С другой стороны, и не специалисту понятно, что их отбор совершенно неизбежен.
Биограф, обязанный владеть всем материалом, физически не может вместить его целиком в свое повествование. Не может и не должен, так как не все касающееся Пушкина является биографическим фактом. Ни то, ни другое не оправдано задачами биографии и даже летописи, так как не является фактом личной жизни Пушкина, а является фоном его жизни. Фон этот бесконечен, как сама жизнь, биография же конечна потому хотя бы, что она не отражает жизнь, а исследует ее. Как остроумно заметил по сходному поводу Л. Каковы же принципы и критерии отбора биографических фактов?
Этот критерий может быть дополнен: не только переживание как понятие психологическое, но и сюжет проживания жизни как понятие философско-религиозное должен руководить исследователем при отборе и организации биографического материала.
Его первая публикация «Зимний вечер» появилась в период его учебы в лицее и привлекла внимание к его поэтическому таланту. Влияние знакомств и путешествий: После окончания лицея Пушкина ожидал круг знакомств, которые еще больше раскрыли его творческую индивидуальность. Он был вдохновлен творчеством Жуковского, Чайковского и Батюшкова. Знакомство с философами и идеями времени, такими как романтизм и поэтическое самоопределение, являлись помощниками в совершенствовании его поэтического искусства. Однако важным фактором, способствующим расцвету его таланта, были его путешествия. Поездка на Кавказ отразилась в его произведениях о горных пейзажах, а сибирское изгнание оказало глубокое влияние на его восприятие социальных проблем и роли поэта в обществе. Сердечные страдания и их отражение в поэзии: Кроме того, сердечные переживания Пушкина сыграли важную роль в развитии его творчества.
Прямые указания на сознательное самоповторение, на сознательные самопародирования и на разоблачения собственных приемов имеются у меня в главах 6, 7, 9, 21, 26, 35 и др. Об автоцитатах говорится в гл. Наконец, как решается Гофман говорить, будто я все самоповторения Пушкина считают невольными, — хотя бы после того, как моими наблюдениями о сознательном «разоблачении» рифмы сладость-младость-радость или о самопародии в «Домике в Коломне» он воспользовался в своей книге выдав мои наблюдения и мои мысли за свои собственные [4]? Единственное, в чем можно меня упрекнуть — это в том, что я несколько раз неправильно употребил термин «автореминисценция», тогда как из контекста видно, что дело касается самозаимствований сознательных. Мне кажется, впрочем, что о несознательных самоповторениях Пушкина почти не может быть речи, поскольку дело идет не о традиционной фразеологии, не о рифменных, метафорических и т. Если даже допустим, что в первой стадии своей работы, набрасывая вчерне, Пушкин иногда повторялся нечаянно, то позже, в процессе отделки, он при своей изумительной памяти не мог не заметить таких повторений, и если сохранял их, то с этого мгновения они становились сознательными. Это подтверждается тем, что мы знаем несколько случаев, когда Пушкин уничтожал самозаимствование, вычеркивая соответствующие места из прежних произведений. Но тут мы имеем дело с «психологией печатания», если так можно выразиться, — а не с психологией творчества. Рецензирование гофманской работы, естественно, не входило в мою задачу. Не буду также касаться отдельных спорных мест, неточностей и ошибок Гофмана увы, все это имеется и в Поэтическом хозяйстве Пушкина и ждет лучших времен для исправления. Оставлю в стороне и те многочисленные противоречия, которые имеются у Гофмана. Но одна глубоко характерная особенность этой работы должна быть отмечена. Приведя огромный и ценный материал, собранный самостоятельно и заимствованный у меня, Гофман перешел к выводам и итогам, которые не могут не поразить своею элементарностью. Творчество Пушкина, не являясь художественной автобиографией, неразрывно связано с его жизнью». Гофман серьезно думает, будто эти выводы имеют значение «для характеристики поэтического творчества Пушкина». Каждому ясно, что эти «выводы» не только представляют собою общие места, применимые столько же к Пушкину, сколько и ко всякому другому поэту, но и могли быть сделаны без всякого изучения пушкинских самоповторений. Самоповторениями Пушкина раньше нас с Гофманом никто специально не занимался, а между тем все эти самоочевидности столь же общеизвестны, как другие афоризмы, рассеянные у Гофмана, вроде того, что «Пушкин не фотографирует жизнь», «Пушкин владеет в высшей степени даром художественной убедительности», что у Пушкина во все периоды «необыкновенно богатое воображение и какой-то чудесный гений», что «нельзя ставить знака равенства между Пушкиным и его героями», что «Пушкин является бытописателем современности и не перестает быть лириком», что «в течение своей короткой жизни Пушкин шел путем художественного совершенствования; его вел гений, и в этом пути его сопровождали и вдохновение, и творческий труд». В действительности из изучения или хотя бы лишь пристального всматривания в пушкинские самоповторения можно сделать много гораздо более новых и гораздо более характеризующих Пушкина выводов. Сейчас они заняли бы слишком много места и далеко увели бы меня от заданий этой статьи. Отмечу лишь в нескольких словах, что повторения сходных и смежных мыслей, образов, приемов, интонаций, даже прямые автоцитаты есть у всех поэтов. Но только у Пушкина имеются они в таком огромном количестве и только Пушкин умел и хотел сделать их самостоятельным приемом, сознательным средством воздействия на своего главного, первейшего читателя — на самого себя, ибо он был не только «свой высший суд», но и лучший читатель: «я пишу для себя», — это он не перестает повторять на все лады, и это не фраза. Исходя из воспоминаний о старых сюжетах, мыслях, образах, местностях, событиях, приемах, даже рифмах, Пушкин не только «вольно или невольно говорит языком» соответствующих старых пьес, но сплошь и рядом именно вольно, на этом-то и играя, путем повторения закрепляет связь прошлого с настоящим. Поэтому огромное количество пушкинских автореминисценций, как раз наиболее «содержательных», — суть в той или иной степени автоцитаты, открытые или шифрованные, прямые или измененные, или пародированные. Это и есть как раз одна из самых замечательных его черт. Его творчество стихи, проза, письма, дневники состоит из почти непрерывной и очень сложной сети идейных и биографических перекликаний. Пушкин не случайно и не нечаянно вспоминает свое прошлое и связанные с ним творения, но сознательно, крепко держит их в своей гениальной памяти. В известном смысле все творчество Пушкина — одно творение, в котором отдельные пьесы, при всей их законченности и цельности, — как бы лишь части, а повторения подобны лейтмотивам или повторениям в симфонии. Может быть, только для восстановления этих симфонических рядов, только для хотя бы условного созерцания этой божественной цельности стоит заниматься его самоповторениями. Вместо этого нам преподносят собрание общих мест, выдавая его за науку о Пушкине. Наука, которая не видит того, кого изучает, есть не наука, а подражание науке, пустое наукообразие. Гофмана в недавно вышедшей книге Пушкин. Еще курьезнее, когда исследователь, принимающий на веру каждое выражение как это делает В. Ходасевич без всяких оснований отождествляет…. Ходасевича Поэтическое хозяйство Пушкина, обесцененная как этим заблуждением, так и наивными детскими приемами, чуждыми всякой не только научности, но и наукообразности любопытно, что сам автор говорит, что он и не претендует ни на научность, ни на наукообразность. Ходасевич собрал большой, интересный, но беспорядочный материал, в котором он совершенно не разбирается и под одну скобку ставит использование старого материала, действительную реминисценцию и обычную стилистику Пушкина, а иногда даже и обычный, разговорный строй речи, объясняя все разнородные явления одним — невольной автореминисценцией" с. Гофманом публикация дневника А. Щеголев…» — см. О Щеголеве см. Здесь приводим полностью некрологическую заметку Ходасевича, посвященную Щеголеву опубл. Щеголева 23 января в Петербурге скончался известный историк Павел Елисеевич Щеголев. В последние годы он слишком часто и явно переступал естественные пределы той неизбежной приспособляемости, на которую имеют неотъемлемое право все жители СССР. Роль Щеголева в деле бывшего провокатора Окладского была в высшей степени прискорбна. К несчастью, приспособляемость Щеголева нашла себе выражение и в его научных трудах. Мастерски избегая пресловутого «марксистского подхода», покойный все-таки придал последним своим работам вполне специфическую окраску. Такова его книга Пушкин и мужики, таковы некоторые журнальные статьи например — об имущественных обстоятельствах Пушкина после женитьбы , такова же в особенности новая версия о причинах пушкинской гибели — в третьем, советском издании книги Дуэль и смерть Пушкина. Даже простота изложения, всегда бывшая одним из выдающихся достоинств Щеголева, в недавние годы была им доведена до того утрированно-советского стиля, который своей поддельной простецкостью напоминает стиль ростопчинских афиш. Все это и еще многое, о чем не буду распространяться слишком часто в знающих Щеголева и привыкших его уважать вызывало чувство горечи и негодования. Отрицать иль замалчивать эти факты над могилой историка было бы особенно неуместно. Однако же, еще менее допустимо не помянуть того, чем наука русская несомненно обязана Щеголеву. Он работал преимущественно по истории революционного движения в России и по пушкиноведению. Судить о его трудах в первой области не считаю себя компетентным. Отмечу лишь то, что они высоко ценятся всеми специалистами, и скажу несколько слов о Щеголеве-пушкинисте. Он был одним из младших представителей первого поколения исследователей, которое, начинаясь Анненковым, Бартеневым, Гротом насчитывает в своих рядах Ефремова, Леонида Майкова, Якушкина, Шляпкина, Морозова, Саитова, Венгерова, Брюсова, Гершензона, Модзалевского и ныне здравствующего Н. Вместе с ними Щеголев должен быть причислен к основоположникам научного пушкинизма. Его деятельность, продолжавшаяся около тридцати лет, весьма велика по объему и исключительна по качеству. В ряде исследований, статей и бесчисленных мелких заметок Щеголевым затронуты все отрасли пушкиноведения и использованы все формы. Помимо изучения биографического и библиографического, Щеголев неутомимо трудился над публикацией новых материалов, над критическим исследованием рукописей, над их редактурой и т. Давно уже не существовало ни одного издания, так или иначе посвященного Пушкину, в котором бы не участвовал сам Щеголев или не было бы многочисленных ссылок на его работы. С полной уверенностью можно сказать, что нет и не будет пушкиниста, которому в той или иной степени не приходилось бы пользоваться тем, что сделано Щеголевым. Таков след им оставленный в науке о Пушкине. В своих трудах, помимо широчайшей осведомленности во всем что касается Пушкина и его эпохи, проявлял Щеголев, за печальными исключениями последних лет, строгую точность метода, трезвый и осторожный ум, соединенные с проницательностью и интуицией, без которой нет истинной науки. Необходимо еще отметить, что Щеголеву было свойственно тонкое понимание поэзии, чем он выгодно отличался от многих исследователей, порой сочетающих обширные познания в области биографии и палеографии с непониманием самой поэзии Пушкина. Как уже сказано, Щеголев обладал даром простого и увлекательного изложения. Такие книги, как сборник Пушкин, помимо научного значения, представляют собой еще и просто весьма увлекательный материал для чтения. Дуэль и смерть Пушкина, несмотря на произведенные изменения, все же останется, хотя бы в прежней редакции, трудом, справедливо заслуживающим название классического. Словом, несмотря на все отрицательные стороны его деятельности в последние годы, нельзя не скорбеть глубоко о кончине Щеголева и не быть ему признательным за все то хорошее, что им сделано. По слову Пушкина: «Не помня зла, за благо воздадим» — постараемся поскорее забыть о зле и навсегда запомним о благе. Гершензон писал мне…» — цит. Модзалевский…» — см. ПхП — Владислав Ходасевич. Поэтическое хозяйство Пушкина 1924; см. Я не умею спорить о Пушкине в столь советском тоне, которым Щеголев хочет позабавить — не знаю кого. Напомню, однако, историку Щеголеву, что исторических лиц «судят» по законам и понятиям их времени. К тому же и сам Щеголев не отрицает, например, что Пушкин заложил в опекунском совете 200 душ мужиков. Гофман от своего имени пересказал некоторые возражения Вересаева Щеголеву, не прибавив к ним ничего, но и не упомянув фамилии Вересаева. Цитаты из Пушкина, как материалы о нем, разумеется, — общее достояние, но на сделанный мною специальный подбор их я, кажется, имею некоторое авторское право. Исследователь корректный, Б. Модзалевский, пользуясь моими наблюдениями в своих комментариях к переписке Пушкина, каждый раз на меня ссылается. Но Гофман указывать источников не любит.
Кто бы не изучал биографию пушкина подчеркивал что его поэтический талант необычайно расцветал
Кто бы ни изучал биографию пушкина подчеркивали. Комитет Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей направил запрос министру просвещения Сергею Кравцову с просьбой разобраться, почему из перечня книг для подготовки к ЕГЭ по литературе убрали отечественных классиков, документ имеется в распоряжении РИА Новости. Все мы изучали его произведения в школе, но всё ли мы знаем о жизни Пушкина?
Интересные факты о пушкине
Что произошло? В Рособрнадзоре объяснили: «Все образовательные организации с 1 сентября 2023 года начнут работать по федеральным образовательным программам. Кодификатор ЕГЭ по литературе также приведен в полное соответствие с программой среднего общего образования. И, видимо, по логике, те, кто сдают ЕГЭ по литературе в 11-м классе, в 9-м классе, соответственно, сдавали ОГЭ по этому же предмету, а значит, хорошо знакомы с Пушкиным и Ко как-то панибратски вышло — автор. Это произведения Островского, Тургенева, Толстого, советской литературы и писателей-современников», — уточнили в Рособрнадзоре.
Сама программа по литературе по-прежнему охватывает все значимые эпохи и всех авторов, которые внесли вклад в русскую литературу, — заверили эксперты. Напротив, в некоторых заданиях выпускнику даже необходимо обратиться к своим знаниям и вспомнить программу основной школы. Например, в задании 10 — назвать произведение автора первой половины XIX века и сравнить его со стихотворением Николая Заболоцкого по каким параметрам? Правда, для педагогов такой подход остается несколько странным.
Получается, вузы на государственных экзаменах тоже должны спрашивать материал не за все годы обучения, а только за последний семестр? Ведь все остальные темы были пройдены и отвечены на предыдущих экзаменах. Как вам «задания» и попытка объяснить квадратно-гнездовой подход к творчеству гениев русской словесности, титанов отечественной литературы и светочам земли российской? Вот и я в полном… В свою очередь, министр просвещения державы Сергей Кравцов успокаивает галдящую на галерке публику и вещает примирительно: «Заявления об исключении Пушкина, Лермонтова и других классиков не соответствуют действительности!
В страшном сне такое нельзя представить!
Запишите в ответ цифры, расположив их в порядке, соответствующем буквам: A Б В Г Д Актуальность: Используется с 2015 года Сложность: высокая Раздел кодификатора: Синтаксические нормы согласования и управления Правило: Задание 8. Синтаксические нормы. Таким образом, за это задание можно получить от 0 до 5 баллов. А может — в нём будет ошибка. Например, о том, что представляет собой ошибка в употреблении залога в причастном обороте, будет написано в «Справочнике», в пункте 7.
Именно то, как, почему, под каким углом совершается преломление, — это и есть одно из самых волнующих наблюдений, нам доступных. Может быть, именно здесь творческая личность Пушкина выявляется всего непосредственней, вне воздействия внешних литературных влияний. Мы не можем не связывать творчество Пушкина с биографией, если только в нас существует воля к созерцанию не только творения, но и творческого акта. Оно часто соответствует прямо, часто — в преломлении. Существуют, наконец, целые произведения, в которых связь с биографией уже неуловима. Поэтому утверждать, как это делает М. Гофман, что на основании стихов Пушкина нельзя безоглядно писать его биографию, — значит ломиться в открытую дверь. Но что, с известными ограничениями и поправками «на преломление», стихи Пушкина почти всегда дают обильный материал для биографии, это тоже несомненно. Гофману больше всего хочется быть «научным». Но как ненаучно верить буквально каждому поэтическому слову Пушкина — совершенно так же ненаучно и не считаться с ним вовсе. Что поделаешь, тут приходится разбираться, взвешивать, уметь верить и уметь не верить. Спору нет, с одними очевидными фактами иметь дело легче, здесь же надобен труд очень сложный, требующий и проницательности, и чутья, а порой вдохновения того самого, которое нужно и в геометрии. Спору нет, область шаткая, темная, трудная, в которой о многом приходится даже догадываться. Ошибки тут неизбежны, они и делаются, затем исправляются, как, впрочем, и на пути ко всякой исторической правде. Вероятно, для некоторых биографов Пушкина было бы очень удобно, если бы он никогда о себе ничего не говорил: не приходилось бы кропотливо отделять его Wahrheit от Dichtung. Еще лучше было бы для них, если бы он и вовсе ничего не писал. Но тогда не нужна была бы и его биография. Боясь, как бы не вздумали каждое слово Пушкина толковать биографически, М. Гофман идет и дальше: «Знание биографии Пушкина ничего не прибавляет к пушкинскому произведению, ничего не объясняет в нем». Но зачем нам тогда вообще знать биографию Пушкина? Ради чего над некоторыми ее частностями трудится и сам Гофман? Зачем, например, публикует и комментирует он дневник Вульфа, всего только «современника», вовсе уж не так близко стоявшего к Пушкину? Ведь не ради какого-то пушкинского спорта, и не из подражания, и не из праздного любопытства к частной жизни великого человека? Нет, причины другие: он сам хорошо знает, что если не в творениях, то в творчестве Пушкина биография вскрывает и объясняет больше, чем в творчестве едва ли не всякого другого поэта. Знает, что биография приоткрывает подчас одну из дверей, ведущих в глубочайшие тайники творчества. Она была напечатана в ХХ-й книге Современных записок 1924 г. Я начал с того, как ссора Пушкина с отцом осенью 1821 года отразилась в заключительной сцене «Скупого рыцаря». Проанализировав этот случай, в котором полностью налицо и биографический факт, и его творческая обработка, я перешел к «Русалке». При этом я высказал уверенность, что в основе драмы лежит история связи Пушкина с крепостной девушкой, которую он в 1826 году в Михайловском «неосторожно обрюхатил» и отослал рожать в Москву, к Вяземскому, откуда, «с отцом и семейством», она была отправлена в Болдино. Статья моя была попыткою произвести двойную реконструкцию: во-первых, — на основании драмы гипотетически восстановить недостающие звенья реальных событий, во-вторых, — путем сопоставления «Русалки» с некоторыми лирическими стихами и с «Янышем-королевичем» наметить возможное окончание самой «Русалки». В процессе этой работы, на основании имевшихся в то время данных, я пришел к предположению, что девушка и ребенок так или иначе погибли может быть, девушка утопилась , что отец ее, перед тем старавшийся корыстно использовать связь дочери с молодым барином, воспринял всю историю трагически и что сам Пушкин впоследствии мучился раскаянием. Окончание же драмы представилось мне как история возобновившейся любви к мертвой, с которой при ее жизни поэт обошелся легкомысленно и оттого жестоко. Нередко наши пушкиноведы, располагая неизданными документами, медлят опубликовывать их, выжидая для публикации наиболее выигрышного случая, — например, такого, когда внезапно вынутый из стола документ может послужить более или менее сокрушительным полемическим доводом. К такому приему прибегнул и П. Щеголев, посвятивший моей статье объемистый труд, помещенный в X и XII книжках московского журнала Новый мир за 1927 год. В «распоряжении» П. Щеголева оказались некоторые документы по управлению Болдином, а также одно неподписанное письмо, адресованное Пушкину. На основании этих документов Щеголев доказывает, что моя гипотеза в очень существенной части оказалась неверна. По Щеголеву: 1 отец девушки, Михайло Калашников, во время ее связи с Пушкиным ничего не вымогал с поэта, ибо уже находился не в Михайловском, а в Болдине, куда еще в январе 1825 был отправлен управляющим; 2 в мае 1826 г. Одно из таких писем, относящееся к тому времени, когда Пушкин стал собственником Болдина, и оказалось у Щеголева. Из письма видно, что бывшая возлюбленная даже просила Пушкина быть крестным отцом ее будущего ребенка и сверх того предстательствовала за отца своего, который воровским управлением разорял Болдино. Описьмах вы изволити писать, то оныя писал мой муж инепонимаю что значут кудрявые, впродчем писать Волыни Нечего, остаюсь С иСтинным моим почитанием ипреданностью из вестная вам. Письмо датировано: «Село болдино, февраля 21 Дня 1833 года», а подписи никакой нет. Если б я захотел быть придирчивым и упрямым, я мог бы потребовать от Щеголева еще большей «обоснованности», нежели та, которую он требует от меня: я высказывал предположения, Щеголев — утверждения. Я мог бы заявить, что отождествление героини михайловского романа с авторшей этого письма, дочерью Михайлы Калашникова, — «ни на чем, кроме досужего домысла, не основано» — и неверно. В самом деле, исходя из того, что находящаяся у Щеголева болдинская приходо-расходная книга начата Калашниковым 30 января 1825 года, Щеголев утверждает, что Калашников вступил в управление Болдином в январе 1825 года. Между тем, в январе 1835 года Н. Павлищев, зять Пушкина, писал ему, что Калашников разорял, грабил Болдино «двенадцать лет сряду», — т. Приходо-расходная книга, на которую опирается Щеголев, могла быть не первою книгой, а лишь продолжением более ранней, которая до Щеголева не дошла. В таком случае оказалось бы, что Калашников медлил перевезти семью в Болдино целых три с половиной года, а не полтора, — а это уже менее правдоподобно. Но этого мало. Вяземский писал Пушкину 10 мая 1826 года, что девушка «едет завтра с отцом своим и семейством в Болдино, куда назначен он твоим отцом управляющим». Эти слова невозможно понять иначе как то, что Вяземский сообщает Пушкину о новом факте, неизвестном Пушкину: что, приехав с девушкой из Михайловского в Москву, отец ее тогда же, в первых числах мая, и получил от Сергея Львовича назначение в Болдино. Так и я понимал в своей статье. Вот выводы, которые приходится сделать на основании прямых показаний двух близких к Пушкину лиц и которые разрушают все построения Щеголева, а мою гипотезу оставляют непоколебимой. И если мы захотим твердо, точно, «научно» основываться на документах, — мы только эти выводы обязаны сделать, а не другие. Чтобы принять выводы Щеголева, необходимо отвергнуть ясные показания двух свидетелей-современников, то есть именно «научные данные». Нужно признать, что и Павлищев ошибся, считая в 1835 году срок калашниковского хозяйничанья двенадцатилетним, и Вяземский ошибся, думая, что отец девушки только тогда, в мае 1826 года, впервые отправился в Болдино. Несомненно, что так и было: Павлищев мог ошибиться, потому что только после женитьбы на О. Пушкиной в 1828 году вошел в дела пушкинской семьи; Вяземский мог ошибиться, потому что недостаточно вникнул в дело. Но доказать, что оба они ошибались, мы не можем. Напротив, нам еще надо отвергнуть и косвенное показание самого Пушкина, который, зная, что отец девушки живет в Болдине, написал Вяземскому странную фразу: вместо того, чтобы написать: «Приюти ее в Москве, а потом отправь в Болдино в мою вотчину, где живет ее отец », он написал умолчав об отце , — «в мою вотчину, где водятся курицы, петухи и медведи». Однако оставим научное крючкотворство. Я лишь хотел доказать, что Щеголев, с осторожной молчаливостью отвергнув показания Павлищева и Вяземского, был по существу прав, но — «ненаучен». Я признаю, что при помощи своих документов, которые мне не могли быть известны, он верно угадал отнюдь все же не доказал судьбу девушки. Как же, однако, быть с моей статьей? Щеголев горделиво уверен, что он уничтожил «досужие домыслы Ходасевича». Так бы это и было, если бы я пытался только восстановить биографический факт. Но Щеголев не понял думаю — сделал вид, что не понял цели моей статьи. Я хотел установить связь «крепостного романа» с «Русалкой» и другими произведениями Пушкина — и все-таки установил ее, да так прочно, что сам Щеголев только и делает, что за мной следует, повторяя мои мысли, мои сопоставления. Я противопоставляю поступок Пушкина его негодующим стихам из «Деревни» о юных девах, которые «цветут для прихоти развратного злодея» — Щеголев тоже. Я связываю «Деревню», ее пейзажную часть, с Михайловским — Щеголев тоже. Я утверждаю, что связь с девушкой заняла место в творчестве Пушкина до меня этого не писал никто — Щеголев тоже. Я, говоря о гареме Троекурова, осторожно намекаю на роль няни Арины Родионовны как надзирательницы за пушкинской девичьей — Щеголев говорит о том же, лишь более грубо и вовсе не справедливо, не учитывая ни няниной простодушной любви к Пушкину, ни ее крепостной психологии. Я говорю о способности Пушкина одновременно и с очень своеобразной окраской чувства любить нескольких женщин — Щеголев тоже, причем он базируется, как и я, на «Дориде» и на «Кавказском пленнике». Я указываю на чрезвычайное прислушивание Пушкина к голосу совести, на ее значение в его творчестве — Щеголев тоже, со ссылкой на то же «Воспоминание». Я говорю об остро почувствованной Пушкиным «социальной неправде» в его отношениях с крепостной девушкой — Щеголев тоже, и в той же терминологии. Одного только не хочет Щеголев: связать «крепостную любовь» с «Русалкой». Ни того, что в драме, как и в михайловской истории, налицо обольщение девушки; ни того, что и там и здесь обольститель — господин ее; ни того, что в обоих случаях господин бросает свою возлюбленную беременной; ни того, что эта разлука есть прямое следствие «социальной неправды»; ни хотя бы того, что пейзажно, как я доказал, не только роман Пушкина с девушкой, но и место действия «Русалки» очевидно связано с Михайловским, — ничего этого Щеголев не хочет заметить.
Обратите внимание: при наличии собственного имени лица, особенно фамилии, при котором указанные слова выступают в роли приложений, сказуемое согласуется с собственным именем: Педагог Сергеева прочла лекцию. Подробнее об этом пункт ниже, 8. Сочи, птица какая? Если при подлежащем есть приложение, то, прежде всего, необходимо выяснить, какое из слов является подлежащим, а какое — приложением, а после этого ставить сказуемое в том или ином роде. Таблица 1. Приложение и подлежащие написаны раздельно. При сочетании родового наименования и видового или видового и индивидуального подлежащим считается слово, обозначающее более широкое понятие, и сказуемое согласуется с ним. Приведём примеры: Приложение —имя нарицательное: цветок роза изумительно пах; дерево дуб разрослось; суп харчо сварен Приложение — имя собственное река Днепр разлилась; газета «Московский комсомолец» вышла; собака Барбос залаяла Исключение: фамилии людей. В парах инженер Светлова сообщила, доктор наук Званцева вышла, завуч Марина Сергеевна отметила имена собственные являются подлежащим. Таблица 2. Подлежащим является сложное существительное, образует термины, в которых одна часть по функции напоминает приложение. В этих случаях ведущим определяемым словом является то слово, которое выражает более широкое понятие или конкретно обозначает предмет. Условное наименование является приложением, поэтому согласовывать сказуемое нужно со словом «повесть»: Повесть «Дети подземелья» написанА В. Подлежащим является слово «собачка», оно женского рода, поэтому: Крохотная собачка, совсем щенок, вдруг громко залаяла. Подлежащим является фамилия «Петрова», оно женского рода, поэтому: Вчера прочиталА первую лекцию молодой преподаватель Петрова. Пережитый страх или мгновенный испуг уже через минуту кажется и смешным, и странным, и непонятным. Не ты, но судьба виновата. Два подлежащих, сказуемое стоит после ряда однородных членов, поэтому должно стоять во множественном числе: Увлечение спортом и жёсткий распорядок дня сделалИ своё дело. Два подлежащих, с союзом а, сказуемое поэтому должно стоять в единственном числе: Не разум, а страх вдруг овладеЛ мной. Два подлежащих, сказуемое стоит перед рядом однородных членов, поэтому должно стоять в единственном числе: Вдали раздавалСЯ привычный шум и громкие голоса. НАВЕРХ Б Сочетание в подлежащем существительного в именительном падеже с существительным в творительном падеже с предлогом с типа «брат с сестрой» Постановка сказуемого во множественное или единственное число зависит от того, какое значение придаётся словосочетанию: совместного действия или раздельного. Николай с младшей сестрой пришёл позже всех. Только в единственном числе при подлежащем, выраженном местоимением Я, ТЫ я с другом приду; ты с мамой поссорился Рассмотрим предложения с ошибками: ПРИМЕР 1 Брат вместе с друзьями отправились на пляж.. При слове «вместе» сказуемое не может стоять во множественном числе: Брат вместе с друзьями отправиЛся на пляж. Или: Мы с Русланом придём сегодня на занятие. Или: Вы с сестрой будете жить в этой комнате. Установите соответствие между ошибками и предложениями. Установите соответствие между грамматическими ошибками и предложениями, в которых они допущены: к каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца. Запишите в ответ цифры, расположив их в порядке, соответствующем буквам: A.
Материалы для биографии А. С. Пушкина
Анненкову удалось также тонко передать многие черты человеческого облика поэта — его внешнюю простоту, общительность, благородное прямодушие, свойственную ему постоянно потребность в дружеском общении и откровенности, полное отсутствие зависти к таланту других, внимательное и отзывчивое отношение к современникам и младшим товарищам по перу: «В обхождении Пушкина была какая-то удивительная простота, выпрямлявшая человека и с первого раза установлявшая самые благородные отношения между собеседниками». Способность Пушкина радоваться чужому дарованию, его внимательное отношение к младшим, начинающим писателям-современникам Анненков иллюстрирует на примере его отношения к Дельвигу, Баратынскому, Языкову, Кольцову, Гоголю. Умение воссоздать живой образ Пушкина — поэта и человека — в его неповторимом обаянии, показать богатство и разнообразие предметов, постоянно занимавших его мысль, свойственную этой мысли кипучую энергию, щедрость и богатство натуры поэта — все эти особенности анненковских «Материалов» обеспечили им сочувственное внимание современников [23]. Пушкина», составившие первый том анненковского издания сочинений поэта, вышли в свет так же, как и второй том этого издания в начале 1855 года, незадолго до смерти Николая I.
Таким образом, писалась и цензуровалась книга Анненкова при жизни Николая который — и это прекрасно понимал Анненков — отнюдь не был склонен допустить в ней ничего, что — так или иначе — затрагивало бы вопрос о социально-историческом драматизме писательской судьбы Пушкина, о его связях с декабристами; его сложных взаимоотношениях с Александром I, как и с самим Николаем и другими лицами царской фамилии. К тому же официальное положение мужа вдовы Пушкина — П. Ланского и брата Анненкова Ивана Васильевича связывало биографа и накладывало на него дополнительные нравственные обязательства, с которыми он вынужден был считаться.
Наконец, жива была сама Наталья Николаевна Пушкина-Ланская, а потому Анненков не мог в своей биографии хотя бы кратко коснуться семейной драмы Пушкина, истории его взаимоотношений с Дантесом и Геккереном и вообще всех обстоятельств, которые привели к последней дуэли Пушкина. Запретными оставались для Анненкова и темы преследования Пушкина Воронцовым, Уваровым, Бенкендорфом, как и все те бесчисленные унижения, которым Пушкин постоянно подвергался в последние годы жизни. Как свидетельствует внимательное изучение «Материалов для биографии А.
Пушкина», Анненков, по-видимому, не мог назвать в них прямо даже имя Булгарина как литературного врага Пушкина и предмета язвительных насмешек поэта, хотя и имя Булгарина и история журнальной полемики его с Пушкиным и лицами пушкинского окружения были хороша известны не только самому Анненкову, но и его читателям. Вот почему Анненков неизбежно должен был с самого начала своей работы над «Материалами» сознательно ограничить свои задачи и подвергнуть излагаемые в них факты биографии Пушкина строжайшей автоцензуре. В «Материалах» не только ничего не говорится о причинах южной ссылки Пушкина, как и его высылки из Одессы в Михайловское, — в них не употребляется по отношению к соответствующим периодам жизни поэта самое слово «ссылка».
Не названы в биографии имена таких лицейских товарищей Пушкина, как Пущин и Кюхельбекер, равно как имя такого широко популярного и любимого лицеистами профессора, как А. Куницын, обойдено молчанием имя хозяина Каменки — Давыдова; письма Пушкина к К. Рылееву и А, А.
Бестужеву цитируются без указания адресатов, отсутствует рассказ о «Вольности», «Деревне», «Кинжале», послании Чаадаеву и других памятниках ранней, вольнолюбивой лирики Пушкина, равно как и о «Гавриилиаде», многих пушкинских эпиграммах и даже о таких позднейших стихотворениях, как элегия «Андре Шенье» [24] , «Пророк», «Анчар», «Арион», «Послание в Сибирь» и т. Более того, Анненков принужден был придерживаться официальной версии о снисходительном «добродушии» правительства к Пушкину и личной «заботливости» о нем Николая. Вспоминая о цензурной обстановке начала 50-х годов, когда создавались «Материалы», Анненков позднее писал: «…составитель их знал, при какой обстановке и в каких условиях он работает, и мог принимать меры для ограждения себя от непосредственного влияния враждебных сил.
Оно так и было. Нетрудно указать теперь на многие места его биографического и библиографического труда, где видимо отражается страх за будущность своих исследований и где бросаются в глаза усилия предупредить и отвратить толкования и заключения подозрительности и напускного воображения от его выводов и сообщений» [25]. О том, что Анненков сознательно стремился в биографии обойти все та обстоятельства и факты жизни поэта, которые, как он предвидел, могли помешать цензурному прохождению «Материалов», свидетельствуют и другие материалы, в том числе признание его в письме к М.
Погодину от 12 февраля 1855 года: «Что в молодости и кончине есть пропуски — не удивляйтесь. Многое из того, что уже напечатано и известно публике, не вошло и отдано в жертву для того, чтобы, по крайней мере, внутреннюю, творческую жизнь поэта сберечь всю целиком» [26]. Особенное беспокойство вызывал у Анненкова материал, относящийся к последнему периоду жизни Пушкина и к тем трагическим обстоятельствам его общественной и личной судьбы, которые подготовили его гибель: «Третий месяц живу один-одинешенек в деревне и недоумеваю, что делать, — писал он 12 24 октября 1852 года об этом И.
Тургеневу, с которым постоянно консультировался в ходе своей работы. Сказать нечего, а сказать следовало бы, да ничего в голову не лезет. И так, и сяк обходишь, а в результате выходит одно: издавал «Современник» и участвовал в «Библиотеке».
Из чего было хлопотать и в трубы трубить? Совестно делается… Есть кое-какие факты, но плавают они в пошлости. Только и ожидаю одной награды от порядочных людей, что заметят, что не убоялся последней.
Вот Вам исповедь моя — и верьте — бесхитростная…» [27]. Истинная биография исторического человека у нас еще не скоро возможна, не говоря уже с точки зрения цензуры, но даже с точки зрения так называемых приличий. Я бы на Вашем месте кончил ее ex abrupto — поместил бы, пожалуй, рассказ Жуковского о смерти Пушкина, и только.
Лучше отбить статуе ноги, чем сделать крошечные не по росту. А сколько я мог судить, торс у Вас выйдет отличный. Желал бы я, говорю это откровенно, так же счастливо переменить свою манеру в том же письме Тургенева содержатся выше его знаменитые слова о желании отказаться в писательстве от своей «старой манеры».
Вероятно, под влиянием великого, истинно древнего по своей строгой и юной красоте пушкинского духа Вы написали славную, умную, теплую и простую вещь. Мне очень хочется дослушать ее до конца» [28]. Анненков почти буквально последовал совету Тургенева.
Посвятив рассказу о последних годах и днях жизни поэта всего несколько беглых страниц, он в приложении перепечатал два уже одобренных цензурой и напечатанных ранее повествования о дуэли и смерти Пушкина — «Последние минуты Пушкина, описанные В. Жуковским, в 1837 г. Пушкина», составленную историком Д.
Оба эти документа содержали официально одобренный рассказ о предсмертном «прощении» Пушкина Николаем I и о трогательных словах и заверениях, будто бы обращенных к нему умирающим поэтом. Отнесение этих сообщений в приложения и всего лишь краткий пересказ их в самом тексте «Материалов для биографии А. Пушкина», сконцентрированный в одном абзаце, указывают на то, что Анненков, как Лермонтов, знал о враждебных отношениях между поэтом и двором в конце жизни Пушкина.
Это убеждение, при всей свойственной ему осторожности и уклончивости, Анненков все же достаточно определенно выразил в своих позднейших трудах о Пушкине, написанных в 70-е годы. Но и в этих работах Анненков не исчерпал накопленный им огромный, ценнейший свод биографических записей и мемуарных материалов о поэте. Собранные им записи и воспоминания продолжали печататься на протяжении всего периода с последних двух десятилетий XIX века вплоть до наших дней.
В охарактеризованных нами сложнейших цензурных условиях в конце июля 1853 года Анненков закончил литературную обработку биографии Пушкина, а в сентябре того же года завершил подготовку пяти томов собрания его сочинений. В октябре 1853 года шесть томов анненковского издания были переданы Цензурным комитетом известному особой строгостью цензору А. Фрейгангу, который со своими замечаниями передал их в министерство народного просвещения, откуда все эти материалы были направлены начальнику III Отделения, шефу николаевских жандармов А.
Анненков со своей стороны передал в главное управление цензуры тщательно обоснованные возражения против многочисленных купюр в текстах биографии и сочинений Пушкина, на которых настаивал Фрейганг [29]. В последующие месяцы Николай I, по-видимому, лично пожелал ознакомиться с анненковским изданием и «Материалами для биографии А. Лишь после этого 7 октября последовало его разрешение на новое издание сочинений Пушкина включая его биографию : «Согласен, но в точности исполнить, не дозволяя отнюдь неуместных замечаний или прибавок редактора» [30].
Следует отметить, что не только тяжелые условия николаевской цензуры стесняли Анненкова во время его работы. Среди знакомых Пушкина были лица, которые считали «неудобным» и даже категорически недопустимым полное издание написанного поэтом. Яркое свидетельство тому — дошедшие до нас два письма С.
Соболевского к М. Погодину и к М. В первом из них от 15 27 января 1852 года Соболевский заявлял, что с Анненковым «следует быть осторожнее и скромнее, ибо ведаю, коль неприятно было бы Пушкину, если бы кто сообщил современникам то, что писалось для немногих или что говорилось или не обдумавшись, или для острого словца, или в минуту негодования в кругу хороших приятелей» [31].
Во втором письме Соболевский, уже по выходе «Материалов», особо одобрял их автора «за то, что он не восхищается эпиграммами Пушкина, приписывает их слабости, сродной со всем человеческим, и признает их пятнами его литературной славы», а также «ни слова не упоминает о Гавриилиаде» [32]. Впрочем, в том же письме Соболевский указывал, что особая щекотливость положения Анненкова состояла в том, что он не только должен был избегать всего интимного, но более того — для угождения цензуре — «решиться сказать несколько глупостей в виде пачпорта истине» [33]. Только учитывая все те стеснения и трудности, с которыми пришлось столкнуться Анненкову-биографу, мы можем верно оценить его огромный, поистине незаурядный труд и нравственное мужество.
Несмотря на крайне тяжелые цензурные условия и вынужденные ими уступки, Анненков все же смог впервые дать русскому читателю в «Материалах» живое представление не только о Пушкине-поэте, но и о Пушкине-человеке. Анненков не скрывает того, что избранный Пушкиным путь смелого творческого служения русской литературе и русскому народу не был легок. Только с 1832 года видит он свое место и назначение, умолкает для всех толков и распрей; но уже от горького чувства, оставленного ему журналистикой и пересудами публики, избавиться не может.
Чувство это таится в нем, несмотря на молчание и наружное спокойствие, которым он обрек себя». И вместе с тем непонимание и вражда дворянского общества и укоры рептильной прессы, — и это особенно подчеркивает биограф, — не смущали Пушкина и не заставили его свернуть с раз избранного пути: «Он не терпел постороннего вмешательства в дела творчества», «никак не мог понять, а еще менее допустить права распоряжаться его вдохновением, назначать предметы для труда и преследовать жизнь его таким образом до самых тайных ее помыслов и побуждений». Через два года после выхода первых шести томов своего издания сочинений поэта Анненков, воспользовавшись смягчением цензурных условий, вырванным обществом у правительства Александра II в преддверии крестьянской реформы, выпустил в конце 1857 года дополнительный седьмой том «Сочинений Пушкина», куда вошли произведения, не пропущенные в 1855 году николаевской цензурой.
А в 1874 году в книге «Пушкин в александровскую эпоху» Анненков возвратился к детству и юности поэта и к раннему периоду его творчества которые он, по собственному вышеприведенному признанию, должен был в «Материалах» особенно жестко сократить , чтобы иметь возможность шире осветить вопрос о лицейских годах поэта, его столкновениях с Александром I и связях с декабристами. Следует, впрочем, заметить, что в освещении именно названных вопросов в книге «Пушкин в александровскую эпоху» — при всем обилии содержащегося в ней нового материала — особенно отчетливо сказалось усиление политического консерватизма Анненкова в 70-е и 80-е годы. Декабристские связи и симпатии Пушкина Анненков характеризует как проявление не столько стойких политических симпатий, сколько отчасти стремления выделиться из общей массы сверстников и заявить о себе, отчасти усвоенного Пушкиным уже в молодые годы представления о роли политически самостоятельной, независимой от престола аристократии, призванной ограничить бесконтрольность и всевластие самодержавной власти.
Зато обращение Анненкова в преддверии столетнего юбилея со дня рождения Пушкина к последнему периоду его жизни, характеристику которого в «Материалах» он вынужден был сжать до предела, «обрубив», по вышеприведенному выражению Тургенева, «ноги» изваянной им статуе поэта, принесло две другие его пушкиноведческие работы, явившиеся достойным продолжением его «Материалов» — статьи «Общественные идеалы А. Пушкина Об эволюции политических взглядов поэта и связи с ними его журнальных замыслов конца 20-х — начала 30-х гг. Планы социального романа и фантастической драмы» О замыслах романа «Русский Пелам» и драмы о папессе Иоанне; 1881 ».
В этих двух последних работах, завершивших путь Анненкова-пушкиниста, он отдал дань умственным и нравственным запросам новой эпохи, осветив в них место творчества Пушкина 30-х годов в истории формирования русского «реального» романа и развития русского общественного и национального самосознания в трудной обстановке первых лет царствования Николая I — в пору после поражения восстания декабристов, явившуюся в то же время начальным периодом выработки русским обществом новых антисамодержавных и антикрепостнических общественных сил и настроений. Типичный представитель «эпохи 40-х годов» по своему умственному и нравственному складу, Анненков, как он сам многократно разъяснял, проводил резкую разделительную черту между Пушкиным-поэтом и Пушкиным-человеком» [34]. Причем если Пушкин-поэт вызывал безусловное восхищение и преклонение Анненкова, то многие черты Пушкина-человека Анненкову были глубоко чужды.
К таким чертам относятся близость Пушкина к декабризму и вообще его мятежные, непокорные, вольнолюбивые порывы, претившие Анненкову — умеренному западнику и либералу-просветителю, а также сама «ренессансная» стихия личности Пушкина, свойственная ему глубокая жизнерадостность, страстность, чувственная откровенность, склонность к открытому, свободному проявлению своей натуры, могучая энергия выражения своих симпатий и антипатий, любви и ненависти без оглядки на принятые светские условности, на ходячую мораль и религиозные представления той эпохи. И все же, при всех отмеченных недостатках биографической стороны книги Анненкова, достоинства ее, как верно поняли уже современники, значительно превышают ее недостатки. Имея в руках так изданного Пушкина, читая его биографию которая одна составляет значительный том , где рядом с фактами жизни прослежены многие любопытные особенности его творчества, присматриваясь к почерку поэта, к его портрету, к рисункам, которые он иногда рисовал на полях своих рукописей что все войдет в издание г.
Анненкова , читатель получит возможность как бы перенестись в мастерскую великого поэта, из которой вышли бессмертные создания его гения. Вот какого издания «Сочинений Пушкина» давно и горячо желал «Современник» [37]. Некрасов просил Анненкова: «Принесите мне завтра полный экземпляр биографии Пушкина, я начну о ней писать…» [38] Намерения этого Некрасов не выполнил.
Чернышевского и содержащих развернутое изложение взглядов Чернышевского на Пушкина, равно как и подробную критическую оценку заслуг Анненкова как редактора «Сочинения Пушкина» и биографа великого поэта. О «Материалах для биографии А. Пушкина» Чернышевский писал здесь: «Это первый труд, который надлежащим образом удовлетворяет столь сильно развившемуся в последнее время стремлению русской публики познакомиться с личностями деятелей русской литературы и образованности.
Потребность эта уже вызвала довольно много монографий, отличающихся основательностью и подробностью библиографических и биографических исследований. Публика приняла эти первые опыты с живым сочувствием, но не могла не видеть в них важных недостатков. Как и всякое новое направление, стремление к подробным и точным исследованиям отечественной литературы было неумеренно в своих проявлениях.
Каждая личность, почему-нибудь обращавшая на себя внимание трудолюбивых изыскателей, казалась им необыкновенно важною, заслуживающею самых подробных трактаций; каждый новый факт, ими отысканный, им казался чрезвычайно интересным для всей публики, как бы мелочен в сущности ни был. Потому все монографии, являвшиеся в последнее время, страдали важными недостатками и по содержанию и по форме. Растерявшись во множестве мелочных подробностей, каждый автор был не в силах обработать предмет с общей точки зрения и обременял свою статью бесчисленными библиографическими подробностями, среди которых утомленный читатель совершенно запутывался; вместо цельных трудов давались публике отрывки черновых работ, со всеми мелочными сличениями букв и стихов, среди которых или тонула, или принимала не свойственные ей размеры всякая общая мысль.
Одним словом, вместо исследований о замечательных явлениях литературы представлялись публике отрывочные изыскания о маловажных фактах; вместо ученого труда в его окончательной форме представлялся весь необозримый для читателя процесс механической предварительной работы, которая только должна служить основанием для картины и выводов, из нее возникающих. Не такова биография Пушкина, которую будет читать русская публика при новом издании его творений. Она говорит не о какой-нибудь темной личности, которая привлекла внимание исследователя только потому, что была забыта, но забыта была только потому, что не заслуживала внимания потомства.
Творения Пушкина, создавшие новую русскую литературу, образовавшие новую русскую публику, будут жить вечно, вместе с ними незабвенною навеки останется личность Пушкина. Важный труд, который знакомит нас с нею, представляется г. Анненковым в совершенно обработанной литературной форме.
Кропотливая мелочная работа сличений и поисков, ему предшествовавшая, не выставляется на первом плане, затемняя для читателя черты великого писателя и его трудов; исследователь дает нам завершенную картину жизни и творчества Пушкина. Сличения годов, букв и отдельных стихов отнесены в примечания, если нужно для полноты; составитель биографии дал читателям не черновые свои бумаги, а жизнеописание, возведенное окончательною обработкою к форме литературного произведения. Его работа должна послужить для наших исследователей истории литературы образцом биографий» [39].
Через два года Чернышевский повторил в печати свою высокую оценку «Материалов» в связи с появлением очерка Анненкова «Гоголь в Риме летом 1841 года» и начала его биографии Станкевича. Он писал: «Нельзя не желать, чтобы г. Анненков, который более, нежели кто-нибудь, имеет средств для обогащения нашей литературы такими трудами, как его «Материалы для биографии А.
Пушкина», «Воспоминания о Гоголе» и биография Станкевича, неутомимо посвящал свои силы этой прекрасной деятельности, которая доставила ему уже столько прав на благодарность русской публики. После славы быть Пушкиным или Гоголем прочнейшая известность — быть историком таких людей» [40].
Есть сторонники версии, что это написал Пушкин, есть и противники. Один из серьезных аргументов противников, что это произведение на редкость неостроумно.
Но вкусовой критерий вряд ли может быть решающим в подобных спорах. Я не могу утверждать категорически, Пушкин это написал или нет. К тому же, существует еще мнение, что «Тень Баркова» — это коллективное творчество лицеистов. Но ведь Барков — это еще и переводчик и издатель, поэт, принимавший деятельное участие в литературной жизни своего времени!
Что, если его «прескверная» репутация не вполне справедлива? Посмотреть Теперь по поводу самого Баркова. Он был драчуном, он был пьяницей, он писал срамные стихи, — но это далеко не весь Барков. А давайте познакомимся с Барковым — учеником Ломоносова , блестящим латинистом, переводившим басни Федра и Горация.
Тут уже нет никаких сомнений, что эти переводы принадлежат перу Баркова. Зато ему просто приписывали тьму похабных стихов, среди которых одно из самых популярных — « Лука Мудищев ». И судьба у Баркова не менее трагичная, чем у Пушкина. Дмитрий Ивинский.
Наверное, нет особой нужды напоминать читателю, кем для Набокова являлся Пушкин. В своем блистательном эссе «Пушкин, или Правда и правдоподобие» Набоков пишет о том, что нам страшно повезло — Пушкин не дожил всего два-три года до зарождения фотографии, иначе бы мы вместо портрета Кипренского любовались бы неким человеком, одетым во все черное, «будто он носил траур по былой радужной жизни». С Набоковым тут не поспоришь. Но вот не так давно в глобальной сети началось триумфальное шествие «родственника из семейного альбома».
Сеть уверяет нас, что на фотографии, вернее, дагерротипе, запечатлен не кто-нибудь, а сам Александр Сергеевич Пушкин. В этой связи позвольте спросить у вас, как у ученого, как вы относитесь к подобного рода мифотворчеству? О чем говорят построения мифов вокруг судеб гениальных людей? Что в них есть дурь и блажь от народа, а что законный вопрос, на который ученому хорошо бы знать ответ?
В случае с пушкинской фотографией я бы разграничил две темы. Первая, самоочевидная, это жажда «литературных» сенсаций, обуревающая какие-то сегменты интеллектуально неразборчивой части общества; вторая, очевидная чуть менее, — это потребность в подлинности, которая сама по себе есть несомненное благо, но именно на этом благе по традиции паразитируют те, кто жаждет порождать и потреблять сенсации.
Их пишут и по произведениям русской классической литературы, в том числе Пушкина, Лермонтова и Гоголя. В Рособрнадзоре заявили , что произведения Пушкина, Лермонтова и Гоголя «могут привлекаться в части заданий», и отметили, что в тестах акцент будет сделан на стихи и прозу более позднего периода.
Писатель хотел отказаться от нового звания, но пришлось смириться.
Если б не они, он, будучи вне себя, разгоревшись, с пылающим лицом, хотел идти во дворец и наговорить грубостей самому царю» Павел Нащокин, друг поэта В 1830-е годы Пушкин писал уже только реалистичные произведения. Но его современники не были готовы к новому литературному направлению, которое описывало социальное неравенство, исторические феномены и другие сложные стороны жизни. Собратья по перу не принимали новые произведения писателя, в придворных кругах он тоже не встречал поддержки. В Петербурге ходили сплетни о жене Пушкина и ее поклонниках, поэту приходили анонимные письма. Поэт не мог оставаться хладнокровным и выносить оскорбительные слухи.
Во время поединка поэт был тяжело ранен и скончался через два дня. Интересные факты 1. После смерти Пушкина Николай I определил 25-летний срок собственности наследников писателя на его произведения, потом срок продлили еще на 25 лет. Это решение об авторском праве помогло наследникам Пушкина, но наследию писателя повредило: его книги издавали редко. В 1887 году, спустя 50 лет после кончины Пушкина, любой издатель мог печатать его произведения, никому ничего не заплатив.
Когда Алексей Суворин в этом же году выпустил первый десятитомник, читатели буквально снесли прилавок и раскупили все экземпляры. Еще в лицейские годы писатель пристрастился к картам: он видел в них поэзию риска, испытание судьбы.
Жизнь и творчество Александра Пушкина
Обычно журнальную биографию Пушкина начинают с его участия в «Литературной газете» (1830) – и делают это неправильно. Обычно журнальную биографию Пушкина начинают с его участия в «Литературной газете» (1830) – и делают это неправильно. Биография о Пушкине Александр Сергеевич Пушкин. Александр Сергеевич Пушкин краткая биография. Рассказ о Пушкине 5 класс литература биография. Важно внимательное изучение биографий писателя: кто и откуда, про родителей, дедушек. Лучший ответ про кто бы ни изучал биографию пушкина подчеркивали дан 23.
Материалы для биографии А. С. Пушкина
Их пишут и по произведениям русской классической литературы, в том числе Пушкина, Лермонтова и Гоголя. В Рособрнадзоре заявили , что произведения Пушкина, Лермонтова и Гоголя «могут привлекаться в части заданий», и отметили, что в тестах акцент будет сделан на стихи и прозу более позднего периода.
У нас есть очень чётко очерченный круг конкретных авторов, которых должен знать человек для успешных баллов на ЕГЭ, но при этом мы уходим от осознания общих закономерностей литературного процесса, без которых изучение литературы вызывает определённые вопросы. Очень сложно анализировать что-то в отрыве от контекста, от процесса в целом — наша задача не фокусироваться на каких-то отдельных точках, как мне кажется, а осознать литературу как отражение человеческого опыта, а это даётся именно в контексте истории, в контексте того, как сменяют друг друга течения, направления и так далее. Да, это упрощает нам жизнь, грубо говоря, нам нужно меньше фактов держать в голове, но с точки зрения логики это не очень хорошо должно сработать, — объясняет Лиза Соловьёва, учительница средней общеобразовательной школы. Она отметила, что такой подход может подойти для узкопрофильных образовательных учреждений, где у детей больше часов для изучения литературы, но не для обычных школ. Аргументировать же тем, что знание Пушкина и Лермонтова проверяется в 9 классе на ОГЭ тоже странно: литература предмет по выбору, так что не все, кто собирается сдавать экзамен в 11 классе, проходили тестирование за два года до этого.
Мы просто поговорить хотели Больше всего в этой ситуации, конечно, жалко, нет, не учеников, а преподавателей. Причём вузов. Именно им предстоит попробовать на себе все плоды модернизации. ЕГЭ с самого его появления критиковали за то, что оно возвышает «зубрёж» данных над комплексным пониманием предмета, но сейчас ситуация может стать ещё хуже. То есть, насколько они видят эту преемственность, насколько они умеют анализировать, насколько они умеют сопоставлять — это невозможно без вот такого преемственного контекста, принципа историзма, — ответила на наш вопрос о «качестве» выпускников доцент кафедры социальных технологий РАНХиГС Санкт-Петербург Екатерина Огарева. Фото: пресс-служба комитета по образованию Санкт-Петербурга В качестве эксперимента можно взять любой другой предмет, чтобы понять, что не так с этим «упрощением»: знает ли выпускник биологию, если может перечислить все кости человеческого скелета и в подробностях нарисовать мышечную систему, но уверен, что митохондрии — это такие мелкие грызуны?
Можно, конечно, сказать, что школьным учителям никто не запрещает давать это понимание на уроках. У нас в целом очень любят взывать к «моральному облику» педагога, но не понятно, а зачем им это делать?
А этот факт не только интересный, но и весьма смешной, и прямо говорит о детской доброте и наивности Александра Сергеевича.
Когда суммы долгов превышали его возможности, Пушкин рисовал в своих тетрадях яростные карикатуры на осаждавших его кредиторов. Немало ядовитых эпиграмм досталось тем, кто требовал с него денег. Ну а что было делать нашему гениальному поэту, когда он не мог с ними рассчитаться?
Вот он и мстил им за атаки в своих черновиках! Один из самых известных портретов Пушкина Обладая чрезвычайно горячим характером, поэт часто оказывался на дуэли. Тот роковой выстрел, который он получил от Дантеса, был произведен на 21 дуэли в его жизни.
Если Вы хотите знать неизвестные интересные факты о Пушкине, тогда прочитайте этот. Наверняка он Вам не был знаком ранее. Дело в том, что поэт посвятил свои знаменитые слова «Я помню чудное мгновенье» даме по имени Анна Керн.
И вот через двадцать лет выдающийся композитор Глинка положил музыку на эти слова, посвятив ее предмету своего обожания — мадам Керн. Это была дочка пушкинской дамы сердца. Бывают же такие совпадения!
Многие великие люди любили русского поэта с каким-то мистическим восторгом. Тургенев советовал в случае депрессии прочитывать вслух не мене 10 стихотворений Пушкина. Проспер Мериме, который хорошо владел русским языком, называл Пушкина самым великим поэтом мира.
А выдающийся юрист, судья, адвокат и литератор А. Кони говаривал, что тот факт, что он не проиграл ни одного судебного дела, обусловлен не идеальным знанием законов, а знанием Пушкина. Кони действительно мог цитировать великого поэта сотнями стихов без перерыва, включая и роман в стихах « Евгений Онегин ».
Дуэль Александра Сергеевича Пушкина до сих пор покрыта тайной и вызывает много споров среди исследователей-пушкинистов. Дело в том, что Пушкин тоже попал в Дантеса. Однако пуля, пробив его руку, не попала в туловище, как это должно было быть, согласно логике.
Из этого возникли вполне обоснованные подозрения относительно того, что Дантес повел себя крайне нечестно и был одет на дуэли в бронежилет. Его адвокаты утверждали, что пуля ударилась в пуговицу, однако она так и не была предъявлена суду. Перед этой роковой дуэлью Александр спросил жену Наталью Гончарову о том, по ком она будет плакать.
Она ответила кратко: «По тому, кто умрет». Вероятно, Вы слышали про этот забавный и интересный факт. В Эфиопии стоит памятник А.
Все бы ничего, вот только под ним имеется надпись: «Нашему поэту». В газете, вышедшей на следующий день после смерти Пушкина, были напечатаны следующие слова В. Одоевского: «Солнце русской поэзии закатилось!
Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано». Все долги, которые остались после смерти поэта, покрыл император Николай I, несмотря на то, что с самим Пушкиным у него были весьма не однозначные отношения.
Он приводит суждения Полевого, желая якобы возразить издателю «Московского телеграфа», однако сам выносит Каченовскому еще более строгий приговор. Где его права, и на какой возделанной его трудами земле он водрузит свои знамена?.. Юноши, обогнавшие издателя Вестника Европы, не виноваты, что они шли вперед, когда издатель Вестника Европы засел на одном месте и неподвижно просидел более 20 лет».
Далее Пушкин пишет: «На сие ответствуем: если г. Каченовский, не написав ни одной книги, достойной некоторого внимания, не напечатав в течение 20 лет ни одной замечательной статьи, снискал однако ж себе бессмертную славу, то чего же должно нам ожидать от него, когда наконец он примется за дело не на шутку? Каченовский просидел 20 лет на одном месте, — согласен; но как могли юноши обогнать его, если он ни за чем и не гнался?
Как и следующие пушкинские памфлеты, он не был допущен в состав первого одиннадцати томного собрания сочинений поэта, на что не раз обращал внимание Белинский. Определяя полемические статьи Пушкина как «верх совершенства», Белинский всегда ставил «Отрывок из литературных летописей» в один ряд с такими его памфлетами, как «Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов» и «О мизинце г. Булгарина и о прочем», опубликованными в 1831 г.
Участвуя в «Северных цветах», Пушкин не оставлял мысли о создании в Петербурге более оперативного печатного органа, который можно было бы противопоставить реакционной периодике Булгарина и Греча. Понимая, что ни ему, ни Вяземскому правительство не выдаст разрешения на подобное издание, он поручил хлопоты Дельвигу, который еще не успел скомпрометировать себя в глазах правительства. Дельвиг упросил цензурный комитет разрешить ему выпуск «Литературной газеты» без всякой примеси политики, и 1 января 1830 г.
О составе участников газеты в редакционном сообщении говорилось следующее: «Писатели, помещавшие в продолжение шести лет свои произведения в «Северных цветах», будут постоянно участвовать в «Литературной газете» разумеется, что гг. Фраза в скобках касалась Булгарина и Греча: они единственные из участников «Северных цветов» имели собственные периодические издания. Так «Литературная газета» сразу же противопоставила себя «Сыну отечества» и «Северной пчеле».
Рабочая редакция «Литературной газеты» состояла из трех человек: издателя-редактора Дельвига, его помощника, литератора и журналиста Сомова, и секретаря редакции В. Щасного, который, помимо технической работы, занимался переводами и переложениями научных статей. Выпустив два номера «Литературной газеты», Дельвиг по делам уехал из Петербурга, и руководство газетой на два месяца перешло к Пушкину.
В отсутствие Дельвига Пушкин совместно с Сомовым издал десять номеров с 3 по 12-й. За 1830 г. Пушкин живо интересовался делами газеты и просил друзей ходатайствовать о расширении ее программы.
Он писал Вяземскому из Москвы 2 мая 1830 г. Стыдно будет уступить поле Булгарину... Но неужто Булгарину отдали монополию политических новостей?
Неужто, кроме «Северной пчелы», ни один журнал не смеет у нас объявить, что в Мексике было землетрясение и что камера депутатов закрыта до сентября? Неужто нельзя выхлопотать этого дозволения? Справься-ка с молодыми министрами да и с Бенкендорфом.
Тут дело идет не о политических мнениях, но о сухом изложении происшествий». В этом же письме Пушкин предупреждал Вяземского, чтобы тот вел хлопоты «втайне» от всех, а «если Булгарин будет это подозревать, то он, по своему обыкновению, пустится в доносы и клевету — и с ним не справишься». Хлопоты ни к чему не привели.
Все же сотрудники «Литературной газеты», и особенно Пушкин, находили способы освещать вопросы политической современности в критических статьях, рецензиях и полемических заметках. Газета не ограничивалась чисто литературными материалами, хотя они были ведущими в номере: в ней печатались также статьи по научным вопросам. Номер обычно открывался художественным произведением в прозе, затем шли стихотворения и научная или полемическая статья; последние две-три полосы отводились на библиографию русских и иностранных книг и «Смесь».
В отделе прозы помещались повести, отрывки из романов, описания путешествий, очерки, записки. Погорельского псевдоним А. Перовского «Монастырка» и «Магнетизер», сатирическое произведение Фонвизина «Разговор у княгини Халдиной»[83][31], путевые записки и очерки Сомова, В.
Теплякова, А. Норова, Я. Зарубежная литература была представлена переводами из произведений В.
В отделе поэзии сотрудничали виднейшие поэты — Пушкин, Дельвиг, Вяземский, Д. Давыдов, Баратынский, Ф. Глинка и др.
Бестужева и Кюхельбекера. Большое значение придавалось в «Литературной газете» статьям по литературе, искусству и различным отраслям знаний. Здесь можно было встретить серьезные научные работы по истории и теории литературы цикл статей Катенина «Размышления и разборы», в которых осуждались крайности романтизма , переводные статьи о современной литературе «О Байроне и его отношениях к новейшей литературе» Гюго, «Современная английская литература» Вордсворта , живые и остроумные статьи Вяземского «О Ламартине и современной поэзии Франции», отрывки из «Жизнеописания Фонвизина».
С большим интересом читались статьи по истории, педагогике, философии, медицине, естествознанию, например: «О цветке», «О разнообразии и единстве вещества в природе» М. Максимовича, «Несколько мыслей о преподавании детям географии» Гоголя и др. Живым и злободневным был отдел библиографии, в котором рецензировались новинки русской и зарубежной литературы и науки, печатались отзывы о периодических изданиях.
В этом отделе и в «Смеси» велась острая борьба с реакционной прессой, закладывались основы подлинно научной критики и просветительской журналистики. Отмечая, что «критика в наших журналах или ограничивается сухими библиографическими известиями, сатирическими замечаниями, более или менее остроумными, общими дружескими похвалами, или просто превращается в домашнюю переписку издателя с сотрудниками», он говорит о том, что необходимо рассматривать не только произведения, «имеющие видимое достоинство». Необходимо брать и такие, при анализе которых можно выйти за пределы чисто литературных вопросов, потому что «нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных».
Следовательно, Пушкин рекомендует применять журнально-критический прием в виде разговора с читателем «по поводу» — прием, который позже теоретически разработал и осуществил Белинский. Почти все участники «Литературной газеты» в свое время находились в более или менее тесных связях с декабристами, поэтому «Литературная газета» воспринималась современниками и правительством как орган русского просвещенного дворянства, еще не утратившего связи с дворянской революционностью, как орган политической оппозиции правительству. Именно этим объясняются постоянные намеки Булгарина в «Северной пчеле» и в многочисленных его донесениях Бенкендорфу на недостаточную политическую благонамеренность «Литературной газеты», на вольномыслие ее сотрудников, и прежде всего Пушкина.
Кроме политических целей, у Булгарина имелись и личные: он видел в «Литературной газете» сильного конкурента «Северной пчеле». Борьбу «Литературной газеты» с продажной прессой возглавлял Пушкин. Он был первым и единственным в то время журналистом, показавшим в подцензурной печати политическое лицо Булгарина как агента Третьего отделения.
Он заявил, что описание московской жизни Пушкин взял из его романа «Иван Выжигин», вышедшего в 1829 г. Свою заметку Дельвиг посвятил защите Пушкина от обвинений в плагиате и разоблачил Булгарина как лгуна и клеветника. Читатели сразу поняли, что речь идет о Булгарине.
Памфлет имел огромный успех, и правительство поспешило принять меры в защиту своего агента: были запрещены все разговоры и печатные высказывания о Видоке, с которым сопоставили Булгарина. После этого Булгарин участил доносы на «Литературную газету», и Третье отделение стало зорче следить за нею. В августе 1830 г.
Через месяц помощнику министра внутренних дел Блудову, близко знакомому со многими сотрудниками «Литературной газеты», удалось добиться ее возобновления под редакцией Сомова. В 1831 г. Никитенко, «публика в ранней кончине Дельвига обвиняет Бенкендорфа» , Пушкин и Вяземский потеряли интерес к газете, столь сильно зажатой цензурой, и перестали в ней печататься.
Сомов, напуганный вмешательством Третьего отделения, заполняет страницы бесцветными произведениями молодых литераторов. Тираж газеты падал с каждым месяцем, и когда он дошел до ста экземпляров, в конце июня 1831 г. Сомов прекратил ее издание.
Как справедливо отмечал в «Очерках гоголевского периода русской литературы» Чернышевский, «Литературная газета» «не проникала в публику», хотя в ней «Пушкин и его сподвижники... И произошло это не только потому, что газета ориентировалась не на массового, а на просвещенного, образованного читателя, но и потому, что она не получила права на политическую информацию, без чего ей очень трудно было завоевать читателей. После прекращения «Литературной газеты» Пушкин продолжает острую полемику с Булгариным и Гречем в журнале Н.
Падеж-дина «Телескоп», который не раз критиковал Булгарина как писателя. В 1829 г. За «верноподданнические чувствования», выраженные в романе, Булгарин получил от императрицы золотой перстень.
В конце 1830 г. Третьесортный сочинитель А. Орлов решил подработать на официальном успехе Булгарина и начал поставлять на московский толкучий рынок свои романы о Выжигиных.
В первые месяцы 1831 г. Похвалив политическую направленность романов Булгарина, он все же позволил себе ряд язвительных замечаний в адрес автора. А вот Орлова следует порицать за то, что он посягнул на героев Булгарина и дал повод рецензентам делать оскорбительные для таланта Булгарина сопоставления с ним, Орловым.
Как и в «Отрывке из литературных летописей», в этом памфлете Пушкин сочетает два способа борьбы с противником — открытый и скрытый. Он разоблачает Булгарина как клеветника и доносчика, предателя, «переметчика», дважды изменившего присяге, одного из тех людей, «для коих все равно, бегать ли им под орлом французским или русским языком позорить все русское — были бы только сыты». Совершенно прямо Пушкин говорит о том, что Булгарин «хвалил самого себя в журналах, им самим издаваемых», задаривал будущих рецензентов, в том числе иностранцев, присвоил себе комментарии польского поэта Ежевского к одам Горация, зная трагедию Пушкина «Борис Годунов» по рукописи, кое-что заимствовал из нее для своего романа.
Это подлинный голос Пушкина. Но в памфлете звучит и голос персонажа, от лица которого написано «Торжество дружбы». Образ добродушного, доверчивого, мало искушенного в литературе Феофилакта Косичкина дает Пушкину возможность средствами юмора и иронии совсем уничтожить противника.
Косичкин в восторге от нежной дружбы Греча и Булгарина, он увлекается романами Булгарина и Орлова, но так передает свои впечатления, что читателю совершенно ясен иронический смысл этих похвал. Под видом «ученого» рассуждения Косичкина Пушкин приводит убийственную характеристику романов Булгарина, а заодно и Орлова, сопоставляя «сии два блистательные солнца нашей словесности». Булгарина и о прочем».
Взяв из заметки Греча слова «блаженный Орлов», Пушкин с возмущением спрашивает: «Что значит блаженный Орлов? Конечно, если блаженство состоит в спокойствии духа, не возмущаемого ни завистью, ни корыстолюбием; в чистой совести, не запятнанной ни плутнями, ни лживыми доносами... В конце памфлета Косичкин объявляет, что он сочинил роман «Настоящий Выжигин» и приводит его «содержание» т.
Все основные факты позорной личной и общественной биографии Булгарина представлены в названии восемнадцати глав. Едва успел Выжигин-Булгарин родиться, как сразу же сочинил пасквиль-донос глава II. В Ревеле в 1808 г.
Драка в кабаке. Ваше благородие! Дайте опохмелиться.
Глава IV. Дружба с Евсеем. Фризовая шинель.
Ubi bene, ibi patria. Глава VI. Московский пожар.
Выжигин грабит Москву. Г л а в а VII Выжигин перебегает.
Ошибки кто бы ни изучал биографию пушкина подчеркивали
Сегодня мы рассмотрим малоизвестные факты о Пушкине в контексте его биографии. Произведения Пушкина, Фонвизина, Гоголя изучают в 5−9 классах, а не в старшей школе. 1) Кто бы ни изучал биографию Пушкина, подчёркивал, что его поэтический талант необычайно расцветал в осеннюю пору.
Кто бы не изучал биографию пушкина подчеркивали
Даже изучив биографию литературного деятеля, без внимания могут остаться интересные факты из жизни Пушкина, о которых и поговорим в сегодняшней публикации. Успех Пушкина был не успехом моды или успехом ловкого дельца, это был успех, обусловленный признанием его таланта и значения». Д) ошибка в употреблении имени числительного. 1) Кто бы ни изучал биографию Пушкина, подчёркивал, что его поэтический талант необычайно расцветал в осеннюю пору. Кто бы ни изучал биографию Пушкина, подчеркивал, что его поэтический талант необычайно расцветал в осеннюю пору.
Информация
Самое имя Пушкиных пошло от потомка Радши в шестом поколении — Григория Пушки. Изучая родословную Пушкина мы можем отметить, с одной стороны, целый ряд душевнобольных и резко патологических типов, с другой—лиц творческих одаренных, поэтов и писателей. Прадед поэта по отцу, Александр Петрович Пушкин, умер весьма молодым, в припадке сумашествия зарезав свою жену, находившуюся в родах; сын его, Лев Александрович, представлял собой ярко патологическую личность: пылкий и жестокий, он из ревности замучил свою жену, заключив ее в домашнюю тюрьму, где она умерла на соломе. От отца своего поэт унаследовал, с одной стороны, одаренность, поэтический талант, с другой—много психопатических черт. Сергей Львович был известен во всей аристократической Москве своими каламбурами, остротами и стихами; стихотворство было его страстью. Отец поэта был раздражителен и очень тяжел в домашней жизни; нрава был непостоянного, мелочного, попеременното мотал деньгами, то бывал неимоверно скуп.
Барон Корф считает Сергея Львовича человеком пустым, бестолковым и безмолвным рабом своей жены. Увлекшись религией в пожилом возрасте, он вступил в массонскую ложу. Кроме отца, мы встречаем в семье Пушкина еще несколько лиц, поэтически одаренных: Василий Львович дядя поэта пользовался славой хорошего стихотворца; также был известен своими стихами младший брат поэта—Лев Сергеевич Пушкин. Мать поэта происходила из рода Ганнибалов, родоначальником которого был известный Абрам Петрович Ганнибал, африканский негр, подаренный Петру Великому турецким султаном. Как у родоначальника, так и у всех потомков Ганнибала мы можем отметить резко выраженные психопатические черты характера: Абрам Петрович был очень сварлив и неуживчив и постоянно ссорился со своими сослуживцами; будучи необузданно ревнив, он отличался в семейной жизни своеволием и скупостью.
Как мы видим, мать Пушкина, Надежда Осиповна Ганнибал и отец поэта были в родстве. Надежда Осиповна была женщиной вспыльчивой, эксцентричной, взбалмошной и рассеянной до крайности. Все эти черты характера поэт унаследовал от матери, как мы увидим ниже. Таким образом из этих правда, скудных данных мы видим, что Пушкин был отягчен как по материнской, так и по отцовской линии. Литературную же одаренность он получил по отцовской линии.
Переходя к анализу личности поэта с психопатологической стороны, мы должны заранее сказать, что не собираемся сейчас дать исчерпывающий патографический анализ личности поэта. Мы отметим лишь некоторые выпуклые и ярко бросающиеся в глаза моменты в патопсихической структуре личности Пушкина. Самым характерным и ярким, что в его личности бросается в глаза, даже и не специалистам, так это—резкая неустойчивость его психики, имеющая ярко выраженную цикличность смены настроений, далеко выходящая за пределы нормальной ритмичности настроений обыкновенных здоровых людей. Если мы обратимся к материалам, иллюстрирующим доподлинную а не искусственно панегирическую биографию Пушкина, то все течение его психической жизни в ее сменах настроений пришлось бы графически изобразить в виде волнистой кривой с крутыми колебаниями и подъемами то вниз, то вверх. Эти колебания будут соответствовать колебаниям его бурной психики то в форме резкого возбуждения, то в форме депрессии.
Эта волнообразность, правда, будет протекать с известной периодичностью, но не будет иметь той строгой ритмичности подъемов и спусков, свойственных тем чистым формам маниакально-депрессивных состояний, где регулярно и ритмично депрессия сменяет возбуждение. У Пушкина, скорей, та часть кривой, которая бы характеризовала подъемы возбуждения, будет преобладать и доминировать над той частью кривой, которая должна характеризовать депрессии. Это—первая особенность, которую бы можно было отметить. Вторая особенность, которую мы бы могли констатировать, —это то, что в последний период его жизни депрессивные приступы стали учащаться и даже, пожалуй, удлиняться.
В старшей школе ученики знакомятся со знаменитым русским поэтом и драматургом через работы других авторов - Цветаевой, Ахматовой и т. Он также добавил, что анализ произведений великого русского поэта включен в ЕГЭ по литературе, школьники пишут творческое сочинение с изучением его текстов, а декабрьские сочинения - часто на их основе.
Таким образом, мы видим, что на месте упрощенной двуплановой схемы жизни Пушкина оказывается сложнейшая проблема специфики нравственного бытия творящей личности — бытия, обусловленного творчеством. Так как же иначе проживал свою жизнь гениальный поэт Александр Пушкин? Биография — единственный вид исследования, которое могло бы дать основательный ответ на этот исторический, психологический, философский, религиозный и просто по-человечески интересный вопрос, — дать на него ответ если не окончательный ибо какая же окончательность может быть в таких вопросах , то хоть в какой-то мере соответствующий современному уровню философского понимания творчества и творящей личности.
Жизнь заключена в стихи, душа — в лиру… Так или иначе, поэзия для Пушкина — это не что иное, как жизнь поэта, претворенная им в эстетические создания. Для него, как и для других поэтов разных эпох, не было сомнений в том, что поэт-лирик может сочинить лишь пережитое мы говорим о собственно лирике, не учитывая в этом разговоре всегда существовавший рядом с поэзией и аналогичный ей по форме вид словесной игры. Такова была природа и пушкинского лиризма, с чем никак не могут согласиться многие пушкиноведы, изучающие его лирику лишь как эстетический объект, но что писатели, исходя из собственного опыта, признают как само собой разумеющееся. Ахматова в разговорах с Л. Формула, найденная Герценом — биография души, — наиболее точно соответствует отношению пушкинской поэзии к его биографии и снимает остроту с этого дискуссионного вопроса. Поэзия Пушкина, конечно, не есть безукоризненно точный и достаточный источник для внешней биографии поэта, которою доселе более всего интересовались пушкиноведы; в противном случае пришлось бы отрицать не более и не менее, как наличие поэтического творчества у Пушкина. В основе художественного творчества лежит, правда, не личный эмпирический опыт творца, но все же всегда его духовный опыт. В этом более глубоком и широком смысле автобиографизм, в частности, поэзии Пушкина не подлежит ни малейшему сомнению. Присоединяясь к этим давним высказываниям Франка, мы должны в аспекте нашей темы поставить вопрос: так что же делать биографу с художественными текстами?
Плетневу ок. А значит, он имел в виду именно внутреннюю биографию, о необходимости которой по отношению к самому Пушкину сказано столько верных и прочувствованных слов. Еще в начале века один из наиболее талантливых исследователей биографии Пушкина, П. Именно внутренней биографией был более всего озабочен Анненков, к ней в той или иной мере стремились авторы последующих жизнеописаний поэта, о необходимости такой биографии писали в методологических статьях Д. Благой 60 и Б. Мейлах 61. Выше мы говорили об изучении жизни в аспекте творчества, теперь говорим об изучении творчества в аспекте личной жизни — для биографа между этими двумя подходами не должно быть границы, как нет границы между жизнью и творчеством в бытии художника. Самое трудное — найти путь реконструкции внутренней жизни и способ ее корректного описания, совместимого с изложением документальных фактов. Поступки поэта, зафиксированные особенности его поведения, письма и мотивы синхронных им художественных произведений восходят, как правило, к единому порождающему центру в глубинах его внутренней жизни.
Путем детального сопоставления текстов с фактами исследователь может выйти к тем самым внутренним событиям, из которых и складывается истинная жизнь художника. Конечно, не писать биографию по стихам, статьям и прозе, опрокидывая творческие создания в действительность и игнорируя тем самым акт творчества, но читать художественные произведения как аутентичные свидетельства внутренней жизни их создателя — такова, на наш взгляд, непременная составляющая биографического исследования. Способ же описания внутренней жизни не может быть предуказан — он зависит всецело от таланта биографа, от его писательского чутья. При этом можно говорить только о приближении к тайнам внутренней жизни поэта, только об относительной полноте их постижения и описания. Подлинная жизнь проживается один раз в ее живой, неповторимой и неуловимой сути, и никакой даже самый объективный, дотошный и талантливый биограф не воспроизведет письмом того, чем дышала эта жизнь в реальности. И эта относительность касается ведь не только внутренней жизни. Одним из основных источников наших знаний о герое биографии являются мемуары — но как они относительны, неточны , неполны, как противоречат друг другу, сколько в них примешано личных пристрастий! И тем не менее мы можем и должны опираться на этот источник, произведя над ним сложную исследовательскую операцию по вычленению правды. Так и с художественными текстами: биограф может в них увидеть внутреннюю правду личности их автора, но для этого требуется квалифицированное исследовательское усилие, опирающееся на большую сопоставительную работу.
И это — филологическая проблема, проблема герменевтики текста. Важно только уяснить, какие аспекты филологического изучения важны для построения биографии. Прежде всего это генетический аспект, это подход к произведению с точки зрения его происхождения, замысла, его зарождения в душе и в уме художника. При таком подходе в поле зрения филолога оказывается не только текст, но также затекстовые порождающие связи между творением и жизнью творца — и тут филолог становится и биографом, изучает литературу и жизнь одновременно. Еще один аспект филологического исследования, имеющий отношение к биографии, — аспект функциональный, изучение жизни художественного произведения после того, как автор выпустил его в свет. Если какие-то моменты бытования художественных творений были автором пережиты, осмыслены и как-то отразились на его жизни и сознании, то они становятся фактом его личной биографии. Какая мера полноты пристала такому типу жизнеописания, какое мы называем здесь полной научной биографией? Вопрос этот далеко не так прост, как может на первый взгляд показаться. С одной стороны, где, как не в такой биографии, должны быть сосредоточены все доступные материалы и факты жизни героя.
С другой стороны, и не специалисту понятно, что их отбор совершенно неизбежен. Биограф, обязанный владеть всем материалом, физически не может вместить его целиком в свое повествование. Не может и не должен, так как не все касающееся Пушкина является биографическим фактом. Ни то, ни другое не оправдано задачами биографии и даже летописи, так как не является фактом личной жизни Пушкина, а является фоном его жизни.
В данном случае сослуживец Пушкина высказался эзоповым языком.
Речь шла о подготовке вновь принятых в Коллегию к исполнению ими служебных обязанностей: под руководством умудренных опытом наставников они входили в курс дела. Панин, один из руководителей Коллегии, поучал своих питомцев: «Сотрудник иностранной коллегии должен уметь вербовать открытых сторонников и тайных осведомителей, осуществлять подкуп официальных лиц и второстепенных чиновников, писать лаконично и четко свои шифрованные и открытые донесения на родину не по заранее установленной форме, а исходя из соображений целесообразности». Тайный осведомитель — это и есть «троянский конь», засланный в стан врага, так что С. Жихарев в своих воспоминаниях не согрешил против истины. Серьезная подготовка требовалась новичкам для дальнейшего самостоятельного исполнения служебных обязанностей, в том числе и вдали от Санкт-Петербурга.
Впоследствии Александр Горчаков уехал в русскую дипломатическую миссию в Лондон, Сергей Ломоносов — в Вашингтон, Александр Грибоедов был определен на Кавказ к командующему российской армии И. Паскевичу секретарем «по дипломатической части». Успех его миссии завершился вербовкой Гаджи-Махмуда-Агу — адъютанта командующего персидской армией, от которого Грибоедов получил согласие на тайное сотрудничество. В результате Россия заключила победный мир с Персией, и та по условиям Туркманчайского договора признала присоединение к России Грузии, Северного Азербайджана, Эриванского и Нахичеванского ханств. А талантливый офицер-агентурист Грибоедов был назначен послом в Тегеран.
Пушкин оставался до поры до времени в Петербурге. Хотя и для него было готово место в одной из зарубежных русских миссий. В письме Вяземскому в 1819 году А. Толстой сообщает, что Пушкин «не на шутку собирается в Тульчин, а оттуда в Грузию и бредит уже войною. Я имею надежду отправить его в чужие края, но он уже и слышать не хочет о мирной службе».
Получается, что в Петербурге Пушкин вел как бы двойную жизнь. На виду у многих в свете — бравада и позерство, и одновременно с этим напряженная подготовка к разведывательной работе за рубежом. Интересное наблюдение сделал П. Бартенев: «Дружбы между Пушкиным и Рылеевым не было. Плетнев передавал нам, что Пушкин посмеивался над неумеренностью суждений Рылеева, над его отзывами о европейской политике, которую будто изучал он по тогдашним русским газетам в книжной лавке Сленина».
Скорее всего, сам Пушкин отзывы о европейской политике познавал отнюдь не по скудным газетным источникам. Поэт имел доступ к более существенному аналитическому материалу как сотрудник секретного департамента, непосредственно общавшийся со сведущими людьми. Повезло Пушкину и с наставниками. Ко времени появления лицеистов в Коллегии всеми делами там заправляли статс-секретари Иоанн Антонович Каподистрия и Карл Васильевич Нессельроде. Это был выдающийся разведчик.
Достаточно сказать, что он сумел завербовать самого Талейрана — министра иностранных дел Франции. Да и министр полиции Фуше также использовался им втемную. Иными словами, ключевые фигуры в правительстве Наполеона были тайными осведомителями Нессельроде. В Коллегии иностранных дел Нессельроде ведал западными делами, Каподистрия — восточными. Это был особый период в истории ведомства, когда им одновременно управляли два человека.
Отношения между ними были натянутые. Как вспоминал впоследствии Горчаков, стоило ему начать свою карьеру под руководством Каподистрии, и этого было вполне достаточно, чтобы вызвать нерасположение Нессельроде. Пушкин, как и Горчаков, попал в непосредственное подчинение к Каподистрии, а потому тоже испытал со стороны Карла Васильевича неприязненное отношение. Впрочем, Нессельроде у многих вызывал нерасположение, даже чисто внешне. Он был так мал ростом, что ему дали прозвище «Карла».
Тогда же Пушкин в поэме «Руслан и Людмила» создал образ коварного карлы «со взором, полным хитрой лести», очевидно, намекая на высокопоставленного чиновника. Сохранилось воспоминание: поэт, впервые увидев Нессельроде, съязвил, что в Коллегии не два, а полтора статс-секретаря. Покровительство графа Каподистрии По мнению исследователей, вызывающее поведение секретного сотрудника Пушкина, особенно его эпиграммы на графа Аракчеева, не могли остаться без внимания и без последствий. На самом деле, когда генерал-губернатор Милорадович доложил обстоятельства дела Александру I и объявил от имени царя о прощении, оказалось, что судьба Пушкина уже решена — он должен ехать в Бессарабию. Вызывает сомнение, что причиной отъезда Пушкина стали упомянутые эпиграммы.
Историк Борис Башилов категорически отказывает Пушкину в их авторстве. Исследователь аргументировано доказывает, что приписывали их Пушкину для того, чтобы показать — самодержавие устроило травлю поэта. Любопытно, но сам Аракчеев этим виршам принадлежавшим, скорее всего, Рылееву даже внимания не уделил. Менее известно истинное отношение Пушкина к графу Аракчееву. В одном из писем жене Пушкин с сожалением писал: «Аракчеев также умер.
Об этом во всей России жалею я один — не удалось мне с ним свидеться и наговориться». Чтобы понять, почему местом новой службы «провинившемуся» чиновнику Коллегии иностранных дел была выбрана Бессарабия, нужно напомнить кое-что из истории присоединения этого края к России, а также узнать поближе замечательного человека — графа Каподистрию. Бессарабская область, образованная в 1818 году, находилась в ведении Коллегии иностранных дел. Управление этой провинцией сосредоточено было в руках статс-секретаря Иоанна Каподистрии, формально второго человека в Коллегии, но, как сообщал в Париж французский поверенный, «ничего сегодня не делается без господина Каподистрии, у которого тайком получают частную аудиенцию». Назначение Пушкина не могло состояться без ведома графа.
Каподистрия, уроженец острова Корфу, по национальности — грек. Был министром иностранных дел Республики Ионические острова, основанной адмиралом Ушаковым после побед над турками. Но родина Каподистрии недолгое время была свободной. По Тильзитскому соглашению Россия уступила Франции протекторат над Ионическими островами. Отклонив предложения французов об участии в их администрации, Каподистрия уехал в Санкт-Петербург.
Здесь был зачислен на службу в Коллегию иностранных дел. В 1811 году, будучи секретарем русской миссии в Вене, он основал Гетерию филомуз — Союз греческих патриотов. Вскоре после этого заведовал дипломатическими сношениями главнокомандующего русской Дунайской армией. В войну 1812 года Каподистрия продолжал свою деятельность при штабе Барклая-де-Толли. Во время заграничного похода Александр I оценил его способности, приблизил к себе и назначил играть ведущую роль в русской внешней политике.
В Санкт-Петербурге граф Каподистрия вел жизнь уединенную, ближайшими друзьями имел нескольких греков. Кроме того, хорошие отношения поддерживал с петербургскими литераторами. Карамзин якобы и попросил Каподистрию заступиться за Пушкина. Каподистрия предложил Александру I перевести Пушкина из Петербурга на службу в канцелярию Инзова, главного попечителя и председателя Комитета об иностранных поселенцах южного края России. Таким образом, и вроде бы наказан будет за сумасбродство молодой гений, и в то же время под пристальным взором попечителей искоренит в себе отрицательные черты.
В письме к генералу Инзову, подписанному также Нессельроде, Каподистрия дает Пушкину самую благожелательную характеристику: «Исполненный горестей в продолжении всего своего детства, молодой Пушкин оставил родительский дом, не испытывая сожаления. Лишенный сыновней привязанности, он мог иметь лишь одно чувство — страстное желание независимости. Этот ученик уже ранее проявил гениальность необыкновенную. Его ум вызывал удивление, но характер его, кажется, ускользнул от взора наставников. Он вступил в свет, сильный пламенным воображением, но слабый полным отсутствием тех внутренних чувств, которые служат заменою принципов, пока опыт не успеет дать нам истинного воспитания.
Нет той крайности, в которую бы не впадал этот несчастный молодой человек, — как нет и того совершенства, которого не мог бы он достигнуть высоким превосходством своих дарований… Несколько поэтических пьес, в особенности же ода на вольность, обратили на Пушкина внимание правительства… Г. Карамзин и Жуковский, осведомившись об опасностях, которым подвергся молодой поэт, поспешили предложить ему свои советы, привели его к признанию своих заблуждений и к тому, что он дал торжественное обещание отречься от них навсегда. Пушкин кажется исправившимся, если верить его слезам и обещаниям. Однако эти его покровители полагают, что раскаяние его искренне и, что, удалив его на некоторое время из Петербурга, доставив ему занятия и окружив его добрыми примерами, можно сделать из него прекрасного слугу государства или, по крайней мере, писателя первой величины… Отвечая на их мольбы, император уполномочивает меня дать молодому Пушкину отпуск и рекомендовать его вам… Судьба его будет зависеть от успеха ваших добрых советов». Александр I утвердил эту характеристику собственноручно.
Иными словами, заступившиеся за молодого поэта Карамзин, Жуковский и прочие покровители несколько перестарались, по сути, став главными инициаторами направления Пушкина на юг. При ином повороте дел, если бы заступники Пушкина не поспешили, он продолжил бы службу в Петербурге, будучи прощеным Александром I с подачи генерал-губернатора Милорадовича. Вот как рассказал об обстоятельствах, предшествующих «наказанию» чиновника Коллегии иностранных дел, адъютант Милорадовича: «Раз утром выхожу я из своей квартиры и вижу Пушкина, идущего мне навстречу. Он был, как и всегда, бодр и свеж; но обычная по крайней мере, при встрече со мною улыбка не играла на его лице, и легкий оттенок бледности замечался на щеках. Пушкин заговорил первый.
Вот видите: слух о моих и не моих пиесах, разбежавшихся по рукам, дошел до правительства. Вчера, когда я возвратился поздно домой, мой старый дядька объявил, что приходил в квартиру какой-то неизвестный человек и давал ему пятьсот рублей, прося дать ему почитать моих сочинений и уверяя, что скоро принесет их назад. Но мой верный старик не согласился, а я взял да и сжег все мои бумаги… Теперь, — продолжал Пушкин, немного озабоченный, — меня требуют к Милорадовичу! Я не знаю, как и что будет, и с чего с ним взяться?.. Вот я и шел посоветоваться с вами»… Мы остановились и обсуждали дело со всех сторон.
В заключение я сказал ему: «Идите прямо к Милорадовичу, не смущаясь, и без всякого опасения. Положитесь, безусловно, на благородство его души: он не употребит во зло вашей доверенности». Тут, еще поговорив немного, мы расстались: Пушкин пошел к Милорадовичу. Часа через три явился и я к Милорадовичу, при котором состоял я по особым поручениям. Милорадович, лежавший на своем зеленом диване, окутанный дорогими шалями, закричал мне навстречу: «Знаешь, душа моя!
У меня сейчас был Пушкин! Мне ведь велено взять его и забрать все его бумаги; но я счел более деликатным пригласить его к себе и уж от него самого вытребовать бумаги. Вот он и явился очень спокоен, с светлым лицом, и когда я спросил о бумагах, он отвечал: «Граф! Все мои стихи сожжены! Прикажите подать бумаги; я напишу все, что когда-либо написано мною разумеется, кроме печатного с отметкою, что мое и что разошлось под моим именем».
Подали бумаги. Пушкин сел и писал, писал… и написал целую тетрадь… Вот она указывает на стол у окна , полюбуйтесь! Завтра я отвезу ее государю. А знаешь ли? Пушкин пленил меня своим благородным тоном и манерою обхождения».
На другой день я пришел к Милорадовичу поранее. Он возвратился от государя, и первым словом его было: «Ну, вот дело Пушкина и решено! Государь улыбнулся на мою заботливость. Потом я рассказал подробно, как у нас дело было. Государь слушал внимательно, и наконец спросил «А что же ты сделал с автором?
Я объявил ему от имени вашего величества прощение! Помолчав немного, он с живостью сказал: «Не рано ли? Между тем, в промежутке двух суток, разнеслось по городу, что Пушкина берут и ссылают. Гнедич с заплаканными глазами я сам застал его в слезах бросился к Оленину. Карамзин, как говорили, обратился к государыне Марии Федоровне , а Чаадаев хлопотал у Васильчикова, и всякий старался замолвить слово за Пушкина.
Но слова шли своею дорогою, а дело исполнялось буквально по решению». Судя по этому рассказу, участь Пушкина была предрешена еще до доклада генерал-губернатора Милорадовича об обстоятельствах дела. Александр I встретил доклад с уже обдуманным вердиктом — служить поэту на юге. Приложили к принятию этого решения свои усилия многие. Пушкин рассказал о своих обстоятельствах и о грозящей опасности и Карамзину, и Чаадаеву, и другим знакомым.
Те в свою очередь задействовали свои связи. И главным человеком, повлиявшим на судьбу поэта, мог быть, прежде всего, Каподистрия. Направляя Александра Пушкина в Кишинев, Иоанн Каподистрия, надо полагать, имел на него свои собственные виды, как на «прекрасного слугу государства». Горячий патриот Греции, Каподистрия всю свою жизнь отдал борьбе за освобождение родной страны. В 1827 году, в самый разгар войны греков за независимость, он официально покидает русскую службу и избирается первым президентом Греческой республики.
На этом посту вскоре и был убит. Естественно, Бессарабия, как важнейший форпост России в ее внешней политике на юге, лично для статс-секретаря Коллегии иностранных дел являлась сферой особых интересов. Скорее всего, по его настоянию и управление Югом России осуществлялось непосредственно через Коллегию. Потому, направляя именно туда Александра Пушкина а мест для его ссылки на Руси было немало , граф, без сомнения, рассчитывал на применение его талантов и способностей для решения важнейшей внешнеполитической миссии России: поддержать освободительную борьбу греческого народа против турецкого ига. А вот и еще одно подтверждение того, что ехал на юг Пушкин не в так называемую ссылку, как настойчиво утверждала впоследствии молва.
За две недели до принятия решения императором по поводу Пушкина и когда еще об отъезде поэта из Санкт-Петербурга ничего не было известно, директор одного из департаментов Коллегии Н. Тургенев 23 апреля 1820 года пишет С. Тургеневу в Константинополь: «Пушкина дело кончилось очень хорошо. У него требовали его оды и стихов. Он написал их в кабинете графа Милорадовича.
Как сей последний, так и сам государь сказали, что это ему не повредит и по службе. Он теперь собирается ехать с молодым Раевским в Киев и в Крым». Государь велел написать всю его историю, но он будет считаться при Каподистрии». Все это развенчивает давнюю легенду, что Пушкин был сослан на юг за ненадлежащее поведение и порочные стихи. Однако официальные власти не могли опровергать расхожие домыслы по поводу отъезда Пушкина.
В самом деле, не объявлять же во всеуслышание, что сотрудник Коллегии иностранных дел Александр Пушкин отъехал по служебной надобности для выполнения секретной миссии накануне намечающейся войны с Турцией. На юге Что нам известно о делах Пушкина на юге? По приезду в Екатеринослав 17 мая 1820 года он знакомится с генералом Инзовым. Через неделю, после купания в Днепре, он заболевает «лихорадкой». В это время в Екатеринославе проездом оказывается семья Раевских.
Якобы с разрешения Инзова Пушкин отправляется на лечение вместе с семьей генерала Н. Раевского на Кавказ. В то самое путешествие на Кавказ, а затем в Крым, о котором писал еще до выезда Пушкина из Петербурга Н. Тургенев в Константинополь. Удивительное «предвидение»!
Если же учесть, что «лечился» Александр Сергеевич целых четыре месяца, при этом ехал по весьма замысловатому маршруту и только в конце сентября объявился в Кишиневе, то можно усомниться в том, что причина поездки сотрудника Коллегии иностранных дел по Кавказу и Крыму вызвана простудой. Разве можно серьезно воспринимать рассказ о том, что сосланного царем опального чиновника из-за простуды вдруг отпускают на отдых со случайно проезжающим мимо знакомым генералом? Чтобы больного излечить, требуется уложить того в постель, а не тащить сотни верст в коляске по ухабам и рытвинам.
Александр Пушкин
Наша нива на русском последние новости. В разговоре с «Известиями» Наталья Трухановская подчеркнула, что не связывает кадровые перестановки в институте имени Пушкина с этими предостережениями. Те, кто изучал биографию Пушкина, подчеркивали, что многие события и эпизоды из его жизни могли оказать существенное влияние на его творчество и литературный стиль. Безусловно, не стоит представлять дело так, будто лишь в биографии Пушкина таится разгадка его популярности, но все-таки и без нее не обошлось. С Пушкиным и Гоголем учащиеся знакомятся в 5-9 классах. При этом в ведомстве добавили, что произведения русских классиков могут быть использованы в некоторых заданиях на ЕГЭ, например, при написании сочинения. Кто бы ни изучал биографию Пушкина, все подчёркивали, что его поэтический талант необычайно расцветал в осеннюю пору.