Стихи Маргариты Агашиной, читать полное собрание творчества автора. Все стихотворения Маргариты Агашиной на одной странице: читайте лучшие и самые известные произведения поэтессы. Читайте все Стихи Маргариты Агашиной на одной странице бесплатно и без регистрации. Настоящая известность к Маргарите Агашиной пришла после исполнения Людмилой Зыкиной песни «Растёт в Волгограде берёзка» на её стихи. Маргарита Агашина попала в Волгоград, в общем-то, случайно, что называется, по семейным обстоятельствам.
Одна дорогая тропинка...
Не просто женщине живётся. Растёт в Волгограде берёзка. Избранная лирика. Поздний август пришёл без оглядки. Где ж ты раньше-то была? Новые стихи. Хлеб Поволжья. Детям Волгограда.
Звягинцевой, В. После окончания Литинститута с 1951 года жила в Волгограде. В 1952 за поэму «Моё слово» принята в Союз Писателей. Автор 36 сборников.
Дед по матери - Иван Большаков, по деревенскому прозвищу Ванька Мороз, был весёлым, лихим парнем. Отслужив службу в царской армии, он вернулся в родные места только затем, чтобы жениться, и сразу уехал в Москву. Бабушка, кстати, говаривала, вспоминая: «Я и замуж-то вышла не за Ваньку Мороза, а за Москву».
Дед служил дворником, рассыльным, кондуктором на железной дороге. Однажды, получив новую форму, на изнанке фуражки он написал: «Не тронь, дурашка, - не твоя фуражка! Детей было восемь, и на всех одни валенки. Я думаю: вот от той озорной фуражки и от печальной этой подковы и пошла моя судьба. Дед Иван в своё время всеми правдами и неправдами сумел добиться, чтобы его дочь - моя мама - бесплатно окончила гимназию и стала учительницей. Отец же, врач, получил высшее образование один из всех своих сестёр и братьев и, конечно, при Советской власти. Он прошёл в своей жизни четыре войны: рядовым солдатом - гражданскую, был ранен в 19-м году в местечке Гнилой Мост под Витебском, потом, уже военным хирургом, финскую и Отечественную - от июля 41-го и до окончания войны с Японией.
Привольное было у меня детство, хоть и в городе я родилась. Каждое лето ездили мы в Бор. И как же всё это помнится! Воблой и рогожей пахли пристани, на Бабайках покупали нам землянику - от неё белое молоко в тарелке становилось то голубым, то розовым. Пароходик шлёпал колёсами; у берегов, по колено в воде, стояли коровы - белые морды, чёрные очки. А там - Красный Профинтерн, четыре версты до Бора. Отцовский дом, огород, чёрная баня, за огородом луг - ромашка, иван-да-марья, колокольчики, а по лугу - речка Ешка, полтора метра шириной… Потом мы перебрались на Среднюю Волгу, в теперешнюю Пензенскую область.
И опять рядом красота: поляны незабудок, дубовые леса и осинники, полные грибов, заросли папоротника, а в них, под каждым кружевным листом, земляника, - не ягодка-две, а сразу пригоршню наберёшь. Затем жили мы далеко в Сибири, в тайге, в центре Эвенкийского национального округа, на фактории Стрелка Чуни. Отец зиму и лето кочевал по тайге с охотниками и оленеводами. Мама учила эвенкийских ребят в первой, только что открытой, школе. Над входом в школу - там, где теперь обычное «Добро пожаловать! Запомнились наши дороги - зимой, на оленях через всю тайгу, от Стрелки до Туры. Ехали недели.
Везли мешки мороженых пельменей. Ночевали в палатке. В те детские годы много я видела красоты - и среднерусской, и северной, таёжной. И люди рядом были прекрасные - простые, добрые, верные. Твёрдо знаю: там, на Севере, я впервые была счастлива оттого, что все были вместе. Всё это и сейчас помню. Но как-то так шла судьба и складывался характер, что не вся эта разная, счастливая, щедрая красота и даже не экзотика толкнули к первым стихам.
Первые, серьёзные по чувству, стихи написала я, когда отец вернулся с Финской войны. Стихи были об этом. Их напечатали в областной пионерской газете и даже грамоту какую-то мне за них прислали. Это произошло уже в маленьком городе Тейкове Ивановской области, где я кончала среднюю школу, и где нашу семью застала Великая Отечественная война… Сначала мы проводили на фронт отца и учителей. Потом ребят-старшеклассников. Я окончила курсы сандружинниц и работала в госпитале. Училась в девятом классе в третью, вечернюю, смену.
В Тейкове и окрестных лесах и сёлах стояли тогда, как и везде, воинские части. В каждом тейковском доме жили лётчики и десантники. И, конечно, у каждой тейковской девчонки был свой десантник. Они приходили к нам на школьные вечера, а мы - к ним в землянки, в пригородный лес, с самодеятельными концертами. И я читала свои стихи: Когда штурвал сожмёт рука пилота, окутав поле дымкой голубой, вас унесут стальные самолёты в далёкий путь, в суровый трудный бой… О поэтических достоинствах стихов лучше промолчать. Но мне в последующей жизни довелось выступать, пожалуй, больше, чем надо. И ни одна аудитория не принимала меня так горячо.
К этому времени я уже знала, что есть в Москве Литературный институт, и, конечно, мечтала в нём учиться. Но шла война, и вызов в Москву давали только технические вузы. Мне было всё равно - какой технический, и я выбрала просто институт с красивым названием: Институт цветных металлов и золота. Два года училась на горном факультете, сдавала с грехом пополам всякие технические сложности вроде сопромата и теоретической механики, но весной 45-го, не окончив второго курса, ушла в Литературный институт имени Горького. Нас на курсе числилось двенадцать человек, и только один был прозаиком - остальные писали стихи! Сначала я попала в семинар Веры Звягинцевой. Был такой «девичий» семинар, который как-то тихо, сам по себе, распался.
Меня вызвали на творческую кафедру и предложили - на выбор - два семинара: Михаила Светлова и Владимира Луговского. Светлова я, конечно, знала - «Гренаду» , «Рабфаковку» , «Двадцать лет спустя». Боже мой, я - к Светлову?.. И я не сказала, а выдохнула: - Уж лучше к Луговскому! Словно это было меньше, проще, чем Светлов. Но я тогда просто не знала ни стихов, ни даже имени Луговского. Владимир Александрович Луговской - это было то, что нужно моему характеру, моей вечной застенчивости.
На его шумных семинарах, где доброжелательные, но безжалостные собратья по перу громили друг друга, не выбирая выражений, особенно доставалось авторам «тихих» стихов. А тише меня была только Танечка Сырыщева. Владимир Александрович сам читал наши тихие стихи, громко читал. И подчёркивал голосом то, что этого заслуживало. Много раз потом, после института, я встречала его в Центральном доме литераторов, в издательствах. Каждый раз замирала, как на семинарах. И так ни разу и не сказала, как я ему тогда была благодарна.
Да и только ли ему?.. Нас учили лучшие профессора Московского университета. Конечно, это было счастье! И единственное, о чём я всю жизнь жалею, это то, что большую половину этого счастья я пропустила мимо ушей: я никогда не была прилежной ученицей. Но - общежитие! Этот послевоенный холодный, голодный полуподвал знаменитого дома Герцена, где круглые сутки, в будни и в праздники - на подоконниках, в углах, на лестнице, за столами - громко и вдохновенно, не сомневаясь в своём божьем даре, молодые восторженные личности читали, подвывая, свои стихи, - это был ещё один институт! Добровольные слушатели тут же громили только что рождённый шедевр, и ты отходил, убитый, думая о том, что у тебя не так, и что же тебе делать дальше.
Да, это была великая школа. И пройти её было не так легко… Первое доброе слово от институтских ребят - такое долгожданное и строгое - я услышала осенью 1947 года на нашем традиционном вечере одного стихотворения. Я читала тогда «Хлеб 47-го». Конечно же, памятна и дорога по-светловски неповторимая похвала, несколькими годами позже данная Михаилом Аркадьевичем двум моим стихотворениям: - Всегда пишите «Варю» и «Юрку»! И я буду вас нежно любить и подавать вам пальто… В 1950 году я окончила институт. Дипломная работа - поэма «Моё слово» - получила отличную оценку и в 51-м была напечатана в журнале «Октябрь». Тогда же её перевели в Болгарии, а потом в Корее.
За эту поэму в 1952 году меня приняли в Союз писателей. И до сих пор получаю добрые письма читателей об этой своей первой, по сути, работе и удаче. С 1951 года я живу в Волгограде. Его судьба, его люди, его матери и вдовы, его стройки, дороги, его необъятные, нелёгкие поля - всё это учило и учит меня жить, быть там, где все, горевать и радоваться вместе со всеми, не жалеть себя, оставаться самой собой. Благодарю судьбу за все годы, прожитые в этом городе, дорогом и любимом. За все, выпавшие мне, встречи. За все добрые слова, сказанные мне моими земляками.
А может быть, и совсем не писала. Маргарита Агашина. В 1950 окончила Литературный институт им. В 1949 опубликовала первые стихи, в 1951 - поэму «Моё слово» - лирический монолог матери, осуждающей войну.
После окончания школы поступила в Московский институт цветных металлов и золота, но, не окончив второго курса, ушла в Литературный институт им. Училась на семинарах у В.
Звягинцевой, В. После окончания Литинститута с 1951 года жила в Волгограде. В 1952 за поэму «Моё слово» принята в Союз Писателей. В центре лирики Агашиной — женщина с неудавшейся судьбой.
«ВОЛГОГРАДСКАЯ БЕРЁЗКА»
Настоящая известность пришла к Маргарите Агашиной после исполнения Людмилой Зыкиной песни «Растёт в Волгограде берёзка» на ее стихи. 1999) * * *Когда непросто женщине живётся —одна живёт, одна растит ребят —и не перебивается, а бьётся, —«Мужской характер», — люди почему та женщина не рада?Не деньги ведь, не дача, не тряпьё —два гордых слова, чем бы не. Маргарита Агашина ушла из жизни 4 августа 1999 года, похоронена в Волгограде на Центральном (Димитриевском) кладбище. "Второе февраля"В свой срок - не поздно и не рано - придёт зима, замрёт земля.
СТИХОТВОРЕНИЕ ДНЯ - МАРГАРИТА АГАШИНА
К этому времени я уже знала, что есть в Москве Литературный институт, и, конечно, мечтала в нём учиться. Но шла война, и вызов в Москву давали только технические вузы. Мне было всё равно — какой технический, и я выбрала просто институт с красивым названием: Институт цветных металлов и золота. Два года училась на горном факультете, сдавала с грехом пополам всякие технические сложности вроде сопромата и теоретической механики, но весной 45-го, не окончив второго курса, ушла в Литературный институт имени Горького. Нас на курсе числилось двенадцать человек, и только один был прозаиком — остальные писали стихи! Сначала я попала в семинар Веры Звягинцевой. Был такой «девичий» семинар, который как-то тихо, сам по себе, распался.
Меня вызвали на творческую кафедру и предложили — на выбор — два семинара: Михаила Светлова и Владимира Луговского. Светлова я, конечно, знала — «Гренаду», «Рабфаковку», «Двадцать лет спустя»... Мне стало страшно. Боже мой, я — к Светлову?.. И я не сказала, а выдохнула: — Уж лучше к Луговскому! Словно это было меньше, проще, чем Светлов.
Но я тогда просто не знала ни стихов, ни даже имени Луговского. Владимир Александрович Луговской — это было то, что нужно моему характеру, моей вечной застенчивости. На его шумных семинарах, где доброжелательные, но безжалостные собратья по перу громили друг друга, не выбирая выражений, особенно доставалось авторам «тихих» стихов. А тише меня была только Танечка Сырыщева. Владимир Александрович сам читал наши тихие стихи, громко читал. И подчеркивал голосом то, что этого заслуживало.
Много раз потом, после института, я встречала его в Центральном доме литераторов, в издательствах. Каждый раз замирала, как на семинарах. И так ни разу и не сказала, как я ему тогда была благодарна. Да и только ли ему?.. Нас учили лучшие профессора Московского университета. Конечно, это было счастье!
И единственное, о чем я всю жизнь жалею, это то, что большую половину этого счастья я пропустила мимо ушей: я никогда не была прилежной ученицей. Но — общежитие! Этот послевоенный холодный, голодный полуподвал знаменитого дома Герцена, где круглые сутки, в будни и в праздники — на подоконниках, в углах, на лестнице, за столами — громко и вдохновенно, не сомневаясь в своем божьем даре, молодые восторженные личности читали, подвывая, свои стихи, - это был еще один институт!
Машины с грохочущим ревом, с фашистским крестом на крыле, и первые бомбы над Львовом, и первая кровь на земле. В это утро ты свернул в рулоны неоконченные чертежи. Начал готовальню убирать и, как бы запоминая что-то, медленно закрыл свою тетрадь с надписью «Дипломная работа». Взял какой-то сверток, подошел, отдал мне его, заулыбался.
Ярко-красный пионерский галстук из бумаги выскользнул на стол. Я, не понимая ничего: — Для чего это? И добавил радостно: — Для сына… И сразу — вечер, темная Москва, платформы Белорусского вокзала. Как я искала нужные слова, которые я так и не сказала! Как я хотела, чтобы ты узнал, что самое желанное на свете — опять скорей прийти на тот вокзал, чтобы тебя, вернувшегося, встретить! Состав ушел. Вокруг меня стояли подруги, институтские друзья… А мне казалось, что на всем вокзале, на всей земле одна осталась я.
Бомбежки и тревоги. Мужья на фронте. Враг еще силен. И жены замирают на пороге, когда во двор приходит почтальон. В домах уже не подымают штор. Аэростаты тянутся под небом. Стоит часами очередь за хлебом, а в институте — курсы медсестер.
Потом в аудиториях — халаты, в чертежном зале — коек белизна. И привозили раненых в палаты оттуда, где война. Снимая с искалеченного тела засохшие и черные бинты, я каждого бойца спросить хотела: а может, он оттуда, где и ты? Устанешь так, что ходишь еле-еле. А я всегда бегом неслась домой. Но писем нет… И тянутся недели военною московской полутьмой. Пришла зима.
Подкрадывались вьюги. Москву колючим снегом замело. А писем нет… На сердце тяжело. И, помню, я тогда пошла к подруге. Неслышно коридором общежития я к комнате знакомой подошла и слышу: — Только ей не говорите!.. Рванула дверь — и сразу поняла. Когда он уймется?
Пусть летит… Пусть метет, заметет до краев, до конца дальний маленький дом, ледяное ведро на колодце и тропу от колодца к певучим ступеням крыльца. Чтобы мама опять поняла, объяснила тревогу, не вздыхала ночами, не мучила бы головы и ворчала бы тихо па почту, на снег, на дорогу, что нет дочкиных писем из дальней военной Москвы. Снег летит и летит! Вот — и в жизни случаются вьюги! Чтоб не видели слез, ото всех отвернулась к окну. И напрасно подходят и голову гладят подруги, утешать не решаясь, опасаясь оставить одну. Очень трудно одной!
Я девчонкой умела ночью в лес убежать, переплыть через Волгу весной, делать все, что считается страшно, опасно и смело. Только я не умела оставаться одной. Но кому рассказать? К чьей руке прикоснуться рукою? Перед кем же мне встать, не скрывая заплаканных глаз?
Прошло много лет. Но я все помню и твердо знаю, что там, на Стрелке, я впервые была счастлива оттого, что все были вместе! И еще было у поэтессы — среди прочих — одно качество, которое тоже настраивает нелицедействующего читателя на одну волну с ней. Его некогда отметил Николай Мизин. Агашину как человека?
Более чем за двадцать лет знакомства и дружбы с Маргаритой Константиновной не помню случая, чтобы она покривила душой. В любых обстоятельствах, невзирая на лица, она без обиняков скажет свое мнение о чем бы и о ком бы то ни было, в крайнем случае — красноречиво промолчит. Жила Маргарита Агашина на Аллее Героев. Там, где у Вечного огня, с автоматами на груди, еще недавно стояли мальчишки Волгограда. И в первую очередь — к тому, чтобы сверять свою жизнь с высокими заветами тех, во имя которых горит этот Вечный огонь. К тому, чтобы отблеск этого огня не угасал ни в душе поэта, ни на страницах его произведений. К тому, чтобы пронести до конца жизни в нетленности идеал Правды, Добра, Достоинства, Чести.
Пушкина случилась в лицее, а вообще его вызывали на дуэль больше 90 раз. Сам Пушкин предлагал стреляться больше полутора сотен раз. Причина могла не стоить выеденного яйца — например, в обычном споре о пустяках Пушкин мог неожиданно обозвать кого-нибудь подлецом, и, конечно, это заканчивалось стрельбой. Пушкина Интересный факт: существуют слова, к которым невозможно подобрать рифму в принципе, например, выхухоль, туловище, проволока, заморозки и т.
Душевные песни для душевных людей. Что было, то было у Маргариты Агашиной
Мне всегда казалось, что Маргарита Константиновна, будучи человеком конкретным, редко позволяла себе абстрактное стихописание. Что ни строка — узнаваемая реальность, а это не сообразуется с килограммами словесной шелухи. Не в этом ли и популярность агашинских стихов и песен, их стопроцентное усвоение народом-современником? Считаю, что творческая судьба Агашиной сложилась достойно. На ее век с лихвой хватило славы, поклонения, признания.
Жуть отторжения литературы ее почти не коснулась и, может быть, преувеличена мной, но тенденция к этому очевидны. Не дай Бог дожить до времени, когда и Пушкин, и Толстой, и Бунин с Чеховым окажутся истлевшей архаикой безлюдных библиотек. Высокому строю человеческой души нынешние песни уже не послужат, и это печально. Кому это объяснять?
В какие бить колокола? Время опомниться еще есть и наверняка есть во власти люди, понимающие суть происходящего. Ренессанс высокой литературы следует начинать с памяти, с благодарности данникам пера, уже отошедшим в мир иной. У нас в Волгограде это прежде всего Маргарита Агашина!
Не ей это нужно — нам, беспамятным, чтобы из детей и внуков воспитать добрых людей, способных на дерзание и подвиг. Интересная деталь. Маргариту Агашину угораздило родиться в самый неудобный день календаря — 29 февраля. Високосный этот день испокон считается несчастливым, да и зовется по православному календарю — Касьян Хромоногий.
По поверьям Касьян лют, скуп и нелюдим. Рожденные на Касьяна Хромоногого обречены день рождения праздновать раз в четыре года, но Маргарита Константиновна как-то прилаживалась: в невисокосные годы собирала друзей либо 28 февраля, либо 1 марта. Иногда женская компания из пяти-шести человек застольничала в барчике Дома литераторов. Было это замечательно — никакой «бабской говорильни», пустых пересудов, сплетен.
Рядом с Агашиной мы отогревались душой, нахохатывались празднично, обязательно пели ее песни — пусть не слишком голосисто, но искренне. Маргарита Константиновна никогда не подпевала, лишь улыбалась иронично и терпимо. На другой день после писательских посиделок, а иногда и накануне, Агашина устраивала большой девичник для подруг-ровесниц, и были эти праздники главнее наших. Мы соглашались без ревности: девичник для посвященных — это святое!
После семидесяти агашинские застолья становились грустнее год от года. Она все чаще болела, временами теряла память, иногда плакала. Зайдет, бывало, в кабинет ответсекретаря, сядет у окошка, молчит. Я тоже молчу, не докучаю расспросами, но вижу с болью, как она крепится, мучительно смаргивая подступающую к глазам слезу.
Чтобы отвлечь ее от горьких мыслей, говорю: «Маргарита Константиновна, мы давно собирались поискать вам мягкие кожаные тапочки на лето… Может, сходим в магазин? В старых дохожу…» — отвечала она и уже отмякшим голосом начинала рассказывать, как трудно ей живется, как она измучена сложными взаимоотношениями в семье. Я не судья ее детям, избави Бог, но последние годы жизни Маргариты Константиновны могли быть и поспокойнее, потеплее. Маргарита Константиновна Агашина умерла 4 августа 1999 года в возрасте семидесяти пяти лет.
После сложнейшей операции пролежала в коме несколько дней, так и не пришла в сознание. Каждый день мы звонили главврачу больницы, и он сострадательно отвечал: «Я понимаю вашу тревогу, но изменений к лучшему нет». Хоронили мы ее из Дома офицеров. В гробу, обитом белым шелком, ее почти не было видно из-за горы цветов, которые несли и несли люди.
Народу было столько, что пришлось перекрывать движение по проспекту Ленина. На гражданской панихиде говорили что-то городские начальники, плакал стихами Василий Макеев, суровой нежностью было пронизано прощальное стихотворение Валентина Леднева, чужеродным, необязательным показалось выступление депутата Государственной Думы Катерины Лаховой… Чуть ли не каждый из выступающих уверял, заклинал себя, собравшийся народ и ее, разумеется, что память о ней будет вечной, что музей им. Агашиной, на худой конец комната в музее творческого наследия, обязательно появится в Волгограде. Искренне верили в это!
Идею создания музея творческого наследия подхватил Комитет по культуре областной администрации во главе с председателем Величкиным, одобрил губернатор Максюта, позже поддержал общественный совет по культуре при областной Думе… Прошло уже много лет — нет музея! Будет ли? Разговоры об этом все тише и невнятнее. А ведь, вроде бы, и помещение приглядели, и смету прикинули, и концепцию нарисовали… Меж тем все имущество Агашиной, библиотеку, архив перевезли в свой дом великая энтузиастка и поклонница поэтессы Наталья Афанасьевна Бескровная из Светлого Яра.
Если бы не она, вряд ли я стал известным поэтом. Послушав несколько моих стихов, к примеру, она мне посоветовала песни сочинять. С тех пор, с легкой ее руки, я написал тексты примерно ста пятидесяти песен». О скромности Маргариты Агашиной до сих пор ходят легенды. Например, как рассказал Владимир Овчинцев, о государственных ее наградах он, много лет знакомый с Маргаритой Константиновной, узнал лишь тогда, когда в день похорон Агашиной их несли перед гробом на специальной подушечке. Эта замечательная женщина, как вспоминает Владимир Овчинцев, при всей ее известности и популярности не любила нигде свою личность выпячивать.
Зато с удовольствием выступала перед рабочими в цехах завода «Баррикады», на других заводах, предприятиях Волгоградской области и Волгограда, в школах, высших и средних профессиональных учебных заведениях. Ее везде при этом очень хорошо встречали. О себе же, о своих стихах Маргарита Агашина говорила: «Пройдут годы, люди забудут мое имя. Но мои песни они будут петь»… «И сейчас уже, — отметил Владимир Овчинцев, — тексты некоторых написанных Маргаритой Агашиной песен подчас считают не ее авторскими, а народными. Быть может, для поэта это высшее признание… Маяк для волгоградских литераторов «Меня не покидает ощущение, — вступил в разговор член Союза писателей России, волгоградский поэт и прозаик Евгений Лукин, — что, когда ушла М аргарита Агашина, как будто стержень вынут был из областной писательской организации… Это был замечательный человек, отличавшийся удивительной своею прямотой. Но я поздравляю вас с публикацией в таком издании!
Мне довелось ее увидеть в первый раз, когда мне было 13 лет.
Припомнит всё, что было дорогого в те давние счастливые года. И всем вокруг покажется, что снова в семье у Вари - счастье, как тогда. И муж решит: «Забыла про обиду! Что ж, она у всех в крови...
Не знаю, может быть, она вернётся, любовь, которой Варя так ждала.
Я тебе расскажу, ничего от тебя не тая. Посмотри на меня: я пришла к тебе, я попросила. Посмотри на меня: это девочка, дочка твоя. Разве я не такая, какой ты меня воспитала? Разве ты не учила быть честной и сильной всегда? Посмотри на меня, помоги мне: я очень устала. Помоги: у меня непривычная, злая беда. Мне сейчас не помочь ни советом, ни дружбой, ни лаской; и никто из людей мне сейчас не заменит его! Все, что было у нас, мне не кажется сном или сказкой.
Все, что было у нас, мне всю жизнь не забыть ничего! Все, что было у нас, оборвалось осколком металла. Как хотел он вернуться! Но вот он упал и не встал. Значит, некого мне в День Победы встречать у вокзала. Он придет. Ведь его не удержат ни войны, ни грозы! Он поддержит меня, он без слов мне прикажет: — Иди! Пусть же слезы мои, несдержимые горькие слезы, пронесутся над ним, словно щедрые жизнью дожди! Пусть от них забелеет цветами оконная рама, разольются ручьи лепестков и былинок в саду.
Он к окну подбежит, бросит мячик и крикнет мне: — Мама! И куда я тогда от него, золотого, уйду? И кому я отдам? И на что я его променяю, если он — это я, если он — это больше, чем я, если он — это то, для чего не сдаваться должна я, чего ждешь от меня ты, родная Отчизна моя?! Я такая, какой ты меня воспитала и какой ты хотела увидеть меня. Я стою. Я живу. Я не плачу, и я не устала! Я готова для самого — самого трудного дня. Я готова все вынести, я уже вынесла много.
Я впервые в беде, и ее победила, беду. И лежит предо мною одна — и прямая — дорога. И по этой дороге я сына вперед поведу. Сын мой! День мой! Большой, дорогой, неустанный! Вечера допоздна, ночь бессонниц, тревог и труда. Здравствуй, первая трудность, которой гордиться я стану! Настежь двери: пусть видно, как в комнату входят года! Идет пятидесятый.
Летний луч запутался в окне. Бегают веселые ребята по большой и ласковой стране. Есть в стране для них дома и книжки, есть земля, чтоб хлеб для них растить, фабрики, чтоб сделать им пальтишки, армия, чтоб их оборонить. Их везде улыбками встречают, маленьких веселых сорванцов. Кажется, они не замечают, что они не видели отцов.
В центре Волгограда пропали все годы жизни знаменитой Маргариты Агашиной
Главная» Новости» Стихотворение 2 февраля маргарита агашина. МАРГАРИТА АГАШИНА ВТОРОЕ ФЕВРАЛЯ В свой срок – не поздно и не рано – придёт зима, замрёт земля. Читать полный текст стихотворения «Второе февраля» Маргарита Агашина на портале «Стихи детям». «как ромашек на лугу».
Стихи Маргариты Агашиной
Поначалу на нас лежал отпечаток домашней усталости, житейской замотанности, но проходило буквально несколько часов — и радость встречи смывала утомление от дороги, начинались расспросы, рассказы. Все делались такими весёлыми, и Рита становилась такой жизнерадостной, приветливой! У нас был довольно напряжённый график поездок по краю или республике — подчас четыре-пять выступлений в день, и к вечеру мы очень уставали. Но Рита была из немногих, кто при этом умудрялся вникать в тамошнюю жизнь людей, стремился больше узнать, увидеть. Мы с ней потому и сдружились - в свободную минуту бежали в музей, а вечером, ночью — другого времени не было! Многие побаивались ночных прогулок, а Рита отмахивалась: «Да кому мы нужны?.. У неё было точное чувство прошлого, и она уважала мой глубокий интерес к истории... С Ритой я любила ездить ещё и потому, что в ней была какая-то надёжность. Она не терпела панибратства и мужской фамильярности.
Не помню уж, в каком городе за нами в гостиницу заехал автобус, чтобы везти на выступление, но произошло недоразумение — мужчин забрали, а нас, женщин, оставили. Время идёт, а за нами никто не едет, впору пешком идти. Так и вышло — приехали. А когда автобус подъехал к концертному залу, на всю улицу гремели модные в те годы песни Маргариты Агашиной на музыку Григория Пономаренко «Что было, то было», «А где мне взять такую песню», «Подари мне платок», «Волгоградская берёзка». Их тогда пела вся страна помню, всегда, когда приходил Ритин черёд выступать, и ведущий представлял ее как автора этих песен, трудно передать, что творилось в аудитории! Вот и на том литературном вечере автора ждали с нетерпением, встречали овацией. Но Маргарита решительно вышла на сцену, жестом остановила аплодисменты и произнесла суровую речь в адрес мужчин, в ответственную минуту бросивших своих верных подруг… Впрочем, у неё было чувство юмора, и конфликт разрешился ко всеобщему удовольствию — мужчины-поэты принесли нам свои покаяния. Она была хорошим поэтом — душевная открытость, способность сопереживать людям перетекали в стихи и песни.
Помню, с какой печалью читала она стихи, написанные на отъезд Григория Пономаренко из Волгограда. Так и слышу её горькую интонацию: «Подожди, Пономаренко, подожди — не уезжай…» Ни в жизни, ни в стихах она душой не кривила. И люди это чувствовали. Могла и посмеяться, над собой, в том числе! В одной из поездок оказался с нами туркменский поэт-классик Берды Кербабаев. Старенький уже, а за «барышнями» приударить не прочь. Так Рита в его честь сочинила перифраз на мотив своей же песни: А где мне взять такую бабку — и для любви, и для судьбы, да чтоб никто не догадался, что эта бабка — для Берды?..
Любой стих можно распечатать. Читайте известные произведения поэта, оставляйте отзыв и голосуйте за лучшие стихи Маргариты Агашиной.
Однажды она написала: "Я люблю тебя, как человека, праздник мой — город мой, Волгоград! Агашиной — боец, патриот, труженик. Это город с великой историей и замечательным современным миром. Волгоград стал её "малой" родиной, слился в сознании с образом Отчизны, она с любовью называла его "Болдино моё". Патриотические песни, написанные на стихи М. Агашиной — визитная карточка нашего города. Образ города неразрывно связан с природой. Волгоградская березка — символ города. Много стихотворений М. Агашина посвятила любимой теме-теме Сталинграда, теме героизма в годы Великой Отечественной войны. В её стихах мы видим Мамаев Курган, Дом Павлова, Аллею героев, ветеранов войны, вдов, погибших солдат. Особой лиричностью проникнуты стихи, посвященные солдатам, их чувствам.
В 1952 за поэму «Моё слово» принята в Союз Писателей. Автор 36 сборников. Её стихи стали песнями: «Растёт в Волгограде берёзка», «Солдату Сталинграда» «Ты же выжил солдат» , «Подари мне платок», «А где мне взять такую песню», «Что было, то было». Награждена орденом Трудового Красного знамени.
В центре Волгограда пропали все годы жизни знаменитой Маргариты Агашиной
Впервые стихи Маргариты Агашиной я прочитала задолго до знакомства с ней. "Второе февраля"В свой срок - не поздно и не рано - придёт зима, замрёт земля. На стихах Маргариты Агашиной выросло не одно поколение. Но опять от края и до края встал народ за Родину стеной; не в стихах, а в битвах повторяя быль, сейчас рассказанную мной.
Откройте свой Мир!
Волгоградцы поделились воспоминаниями о Маргарите Агашиной в канун 100-летия со дня ее рождения. Маргарита Агашина — Стихи о моём солдате. Когда, чеканный шаг равняя, идут солдаты на парад — я замираю, вспоминая, что был на свете мой. 29 февраля почитатели творчества Маргариты Агашиной по всей стране отметят 100-летие волгоградской поэтессы. Представляем вашему вниманию лучшие стихи Маргариты Агашиной. "Второе февраля"В свой срок - не поздно и не рано - придёт зима, замрёт земля.
Волгоградцы поделились воспоминаниями о Маргарите Агашиной в канун 100-летия со дня ее рождения
Не деньги ведь, не дача, не тряпьё — два гордых слова, чем бы не награда за тихое достоинство её? И почему всё горестней с годами два этих слова в сутолоке дня, как две моих единственных медали, побрякивают около меня?.. Ах, мне ли докопаться до причины! С какой беды, в какой неверный час они забыли, что они — мужчины, и принимают милости от нас? Я не о вас, Работа и Забота!
Кстати, к Чехову у меня претензий нет. Можешь передать это им…» Многопартийная катавасия с ее трескучей амбициозностью Агашину сильно раздражала. К тому же она не хотела мириться с вынужденной потерей Родины под названием Советский Союз.
Боль эта не покидала ее ни на минуту, становясь чуть ли не яростью в спорах с оппонентами. Приглашали Агашину на встречу с Михаилом Горбачевым, ставили перед камерой с Борисом Ельциным, вводили в мэрские и губернаторские кабинеты — ни намека на умильную улыбку! Холодно глядя в сторону, Маргарита Константиновна оставалась вежливо-непроницаемой. Она не чтила власть, приветы и награды от нее воспринимала как протокольную формальность. Общение Агашиной с доперестроечными властями я наблюдала мало — судить не могу. Зато с простым народом, с работягами, с женщинами-матерями веселела на глазах. Именно для них она писала свои чудесные песни и ясные стихи, сохраняя верность житейской правде и милосердному чувству.
Поколение писателей, к которому принадлежала Маргарита Агашина, было совсем иным, чем наше поколение. Их голоса звучали куда увереннее. И дело тут не в степени талантливости. Просто литература как явление перестала быть идеологической трибуной для власти, и уж совсем перестала быть кормилицей для автора. Нас, нынешних, легко унизить, щелкнуть по носу, заставить за кусок хлеба кланяться дураку-чинуше. Уж и не знаю, кому лучше служить, — фальшивой идее или дурному начальнику? Не служить никому могут позволить себе лишь единицы, да и то… при определенном везении.
На долю большинства литераторов Парад планет не выпадает. Даже сестра-пресса поняла невыгодность литературных публикаций для своей коммерческой конъюнктуры. Думаю, в наши дни Агашина уже не написала бы замечательных стихов в адрес главной областной газеты, которыми та гордится уже не по праву. Пасынки новой власти, мы, естественно, нуждаемся в ее любви и заботе, но не умеем, не знаем, как стать любимыми. Стихов она не понимает, а если и читает кого, то лишь авторов из своего чиновничьего круга. Есть такие, и их становится все больше. Однажды заместитель главы администрации Тракторозаводского района без малейшего стеснения сказал мне: «Книги волгоградских писателей нам не нужны…» Умная Агашина, осознав это уже у последней черты, умудрилась не потерять достоинства.
На всех званых и случайных празднествах к банкетному столу подходила одной из последних и садилась в самом дальнем уголке. Это всегда замечали, приглашали ее на почетное место, но она не шла, и часто центр застолья перемещался к ее «тарелке». Видя это, я говорила себе: «Учись, Брыксина! Она их любила еще и по-человечески, понимая искренность, светлые души своих молодых друзей. Никогда не обижалась, что семидесятники-восьмидесятники ориентированы на другую поэзию, чем та, в стиле которой писала сама. Дорвавшись до Цветаевой, Пастернака, Ахматовой, Мандельштама, Гумилева, Анненского, Иванова ряд можно продолжить , мы пытались учиться у них, намеренно усложняли форму, осваивали метафористику, стесняясь порой называть березу березой, любовь любовью, а горе горем, и, как следствие, теряли массового читателя — подавай элиту! Где она сейчас — вожделенная элита?
Сидит перед компьютерами? Носит плейеры в ушах? Лениво листает примитивного Пауло Коэльо и непотребного Владимира Сорокина? И в то же время, размягчившись сердцем за праздничным столом, у дачного костерка или на речном песочке все мы по сию пору запеваем со слезой в голосе: «А где мне взять такую песню? Однажды, после 70-летнего юбилея, обласканная и задаренная Агашина сказала мне: «Девочка, не понимаю я этой шумихи. Может быть, и не плохо то, что я сделала, но сделала мало, ни одной толстой книжки не издала. У вас уже такие солидные томики вышли…» В ее словах не было прямого упрека, но и смирения не было тоже.
Книжку большего объема она могла бы собрать, но то ли сил не хватало, то ли еще что. Не знаю. Мне всегда казалось, что Маргарита Константиновна, будучи человеком конкретным, редко позволяла себе абстрактное стихописание. Что ни строка — узнаваемая реальность, а это не сообразуется с килограммами словесной шелухи. Не в этом ли и популярность агашинских стихов и песен, их стопроцентное усвоение народом-современником? Считаю, что творческая судьба Агашиной сложилась достойно. На ее век с лихвой хватило славы, поклонения, признания.
Маргарита Константиновна никогда не подпевала, лишь улыбалась иронично и терпимо. На другой день после писательских посиделок, а иногда и накануне, Агашина устраивала большой девичник для подруг-ровесниц, и были эти праздники главнее наших. Мы соглашались без ревности: девичник для посвященных — это святое! После семидесяти агашинские застолья становились грустнее год от года. Она все чаще болела, временами теряла память, иногда плакала. Зайдет, бывало, в кабинет ответсекретаря, сядет у окошка, молчит.
Я тоже молчу, не докучаю расспросами, но вижу с болью, как она крепится, мучительно смаргивая подступающую к глазам слезу. Чтобы отвлечь ее от горьких мыслей, говорю: «Маргарита Константиновна, мы давно собирались поискать вам мягкие кожаные тапочки на лето… Может, сходим в магазин? В старых дохожу…» — отвечала она и уже отмякшим голосом начинала рассказывать, как трудно ей живется, как она измучена сложными взаимоотношениями в семье. Я не судья ее детям, избави Бог, но последние годы жизни Маргариты Константиновны могли быть и поспокойнее, потеплее. Маргарита Константиновна Агашина умерла 4 августа 1999 года в возрасте семидесяти пяти лет. После сложнейшей операции пролежала в коме несколько дней, так и не пришла в сознание.
Каждый день мы звонили главврачу больницы, и он сострадательно отвечал: «Я понимаю вашу тревогу, но изменений к лучшему нет». Хоронили мы ее из Дома офицеров. В гробу, обитом белым шелком, ее почти не было видно из-за горы цветов, которые несли и несли люди. Народу было столько, что пришлось перекрывать движение по проспекту Ленина. На гражданской панихиде говорили что-то городские начальники, плакал стихами Василий Макеев, суровой нежностью было пронизано прощальное стихотворение Валентина Леднева, чужеродным, необязательным показалось выступление депутата Государственной Думы Катерины Лаховой… Чуть ли не каждый из выступающих уверял, заклинал себя, собравшийся народ и ее, разумеется, что память о ней будет вечной, что музей им. Агашиной, на худой конец комната в музее творческого наследия, обязательно появится в Волгограде.
Искренне верили в это! Идею создания музея творческого наследия подхватил Комитет по культуре областной администрации во главе с председателем Величкиным, одобрил губернатор Максюта, позже поддержал общественный совет по культуре при областной Думе… Прошло уже много лет — нет музея! Будет ли? Разговоры об этом все тише и невнятнее. А ведь, вроде бы, и помещение приглядели, и смету прикинули, и концепцию нарисовали… Меж тем все имущество Агашиной, библиотеку, архив перевезли в свой дом великая энтузиастка и поклонница поэтессы Наталья Афанасьевна Бескровная из Светлого Яра. Муж Натальи отреставрировал, привел в крепкое состояние агашинские шкафы, полки, столы, узкую девичью тахту.
Сама Наталья Афанасьевна занялась одеждой, обувью, платками — сохранила все до последней ниточки. В двух комнатах крепкого двухэтажного дома Бескровные создали своеобразный музей, стали организовывать в райцентре Агашинские чтения с приглашением профессиональных и самодеятельных поэтов области, работников культуры, журналистов… Я была там, осторожно присела на краешек музейной агашинской тахты. Наталья Афанасьевна горячо убеждала, словно бы извиняясь, что будет хранить все до создания настоящего музея в Волгограде. И мы снова верили в это. Но дочь Маргариты Константиновны, Алена, потеряв надежду и терпение, гневно и справедливо выступила в прессе и увезла бесценные для многих волгоградцев экспонаты на свою подмосковную дачу. Сопротивляться ее законному решению было некому.
Наташа Бескровная плакала… Что же мы наделали? А в 2004 году Маргарите Константиновне Агашиной исполнится 90 лет со дня рождения. Как бы славно было почтить ее память в заслуженной музейной комнате огромного, славного города героя Волгограда, где живут десятки тысяч благодарных людей, воспитанных её добрыми, умными, нежными песнями, ее милосердной поэзией! Мне-то еще ничего — распрямлю на стене прекрасный портрет работы Антимонова, подую в глиняную свистульку, выпью чаю из заветной агашинской чашки — тем и помяну. Даже стихотворение к 29 февраля у меня есть: Вымерзают с асфальта последние зимние лужи, Високосный Касьян месит бадиком грязь в огороде, Было плохо вчера, завтра будет больнее и хуже, Значит, скоро весна! Значит, снова февраль на исходе… А вам, дорогие земляки, есть чем помянуть свою «Волгоградскую берёзку»?
Родилась в 1949 году. Живёт в Волгограде. Окончила Литературный институт имени А. Работала в Волгоградской областной писательской организации уполномоченным бюро пропаганды и литературным консультантом. Автор двадцати пяти книг поэзии, прозы, публицистики и четырёх книг для детей. Её стихи переведены на грузинский, абхазский, аварский, украинский, казахский и эстонский языки.
Публиковалась в журналах «Наш современник», «Крестьянка», «Аврора», «Москва», «Огонёк», «Отчий край», а также в «Литературной газете», «Литературной России» и других изданиях. Заслуженный работник культуры РФ, дважды лауреат Всероссийской литературной премии «Сталинград», дважды — Государственной премии Волгоградской области, премии имени Владимира Маяковского Союза писателей Грузии, дипломант конкурса «Хрустальная роза» Виктора Розова, премии имени Виктора Политова. Награждена знаками «За вклад в российскую культуру», «Патриот России», дважды лауреат конкурса «Царицынская муза».
После окончания школы поступила в Московский институт цветных металлов и золота, но, не окончив второго курса, ушла в Литературный институт им. Училась на семинарах у В.
Звягинцевой, В. После окончания Литинститута с 1951 года жила в Волгограде.
Стихи Маргариты Агашиной
«как ромашек на лугу». Агашина Маргарита — Стихи и песни (стихи чит. автор) 40:20. МАРГАРИТА АГАШИНА ВТОРОЕ ФЕВРАЛЯ В свой срок – не поздно и не рано – придёт зима, замрёт земля. Posted in Маргарита Агашина, tagged Маргарита Агашина, стихи on 26.02.2010| Leave a Comment».