Результаты поиска по запросу: «Гордеева Последнее Интервью».
Журналистка Гордеева* заявила о приостановке своего проекта на YouTube
Что важно знать: Министерство юстиции внесло «Медузу» в список иностранных агентов 23 апреля. Из-за нового статуса издание лишилось части рекламодателей, отказалось от офисов в Риге и Москве, а также сократило сотрудникам зарплату на 30-50 процентов.
Проведенная прокурорская проверка выявила действия, направленные на разжигание ненависти и вражды, а также на унижение достоинства человека и группы лиц, отнесенной к категории «врачи, разделяющие ценности российского общества». Напомним, что Сергей Бутрий, кроме врачебной практики, также ведет блог под названием «Заметки детского врача». У него около 230 тысяч подписчиков VK и еще 113 тысяч — в Telegram.
Ранее ru.
Желание актрисы видеть конечную точку пути понятно, но какая конечная точка может быть у помощи больным детям? Всех вылечить? Создать лекарства, которые будут дешевле и быстрее справляться с редкими заболеваниями?
Профилактировать заболевания? Организовывать крупномасштабные скрининги и выявлять группы риска — тех, кто может родить ребенка с орфанным заболеванием? Потому что даже если вылечить всех сейчас, все равно появятся новые дети, у которых могут быть редкие болезни. Что там дети, новые редкие болезни тоже могут появиться!
Поэтому программы реабилитации закрыли, а вместо этого представители фонда ездили по лучшим зарубежным клиникам, обучали врачей, присматривались к оборудованию. Сейчас они планируют построить несколько собственных реабилитационных центров, чтобы помогать большему количеству детей на территории России. Видимо идея того, что в помощи детям должна быть какая-то видимая цель, возникла у Юлии из-за особенностей сбора средств для ее фонда. Актриса призналась, что собирать большие суммы на реабилитацию детей с поражениями ЦНС сложно: люди хотят видеть изменения, которые произошли с ребенком, а они могут быть очень небольшими.
Ходить сам в туалет. Может включить стиральную машину… Это никого не вдохновляет, к сожалению», — сказала Юлия. В соцсетях и СМИ Пересильд раскритиковали в первую очередь за ее высказывание про бессмысленность помощи детям без какого-то внятного результата. Комментаторы здраво заметили, что если помочь десяти детям со СМА, то эти десять детей выживут — чем не ясно видимый результат?
Шести российским детям купят самое дорогое лекарство в мире Мы можем понять, что не актрисы распределяют финансовые потоки. Но что глупого в том, чтобы желать направить свои средства в ту сферу, которая всех касается? Понятно, что бесконечный труд без видимого эффекта утомляет: собираешь средства, ищешь врачей, боишься не успеть, успеваешь — и опять, и снова. Но если других способов справиться с проблемой пока нет?
Если уж заниматься математикой, давайте считать. Юлия говорит о лечении очень редких, орфанных заболеваний и сетует, что помочь даже на большие деньги можно слишком малому количеству больных. Предположим, государство решило никого не посылать в космос, и вылечить десятерых детей. Еще на лечение пятерых насобирали благотворители.
Это все равно на десять спасенных жизней больше, чем было возможно без помощи государства. Это сокращение очереди на лечение — и серьезное сокращение, по некоторым заболеваниям большое денежное вливание может вообще закрыть вопрос на год или два.
Но учимся. Зато оно дешёвое и может быть поставлено везде. Наша оборонная промышленность научилась производить медицинское оборудование. Мы же делаем лучшие в мире ракеты, почему нам не делать лучшее в мире оборудование для медицины? Закрыли RT. Закрыли наши телеканалы [на территории западных стран], а мы закрыли наши СМИ здесь.
Это адекватный вполне ответ. О грядущем экономическом кризисе «Нормально будем переживать. Я со своей соседкой уже обсуждала. У нас по шесть соток в Ленинградской области. Знаете, как люди в 1990-е годы спасались? Картошку сажали. Наш народ не напугаешь экономическими сложностями. Но есть конечно отдельные олигархи, которые сейчас попытаются обменять доллары на золото и вывести деньги из страны, но мы им укорот положим.
Катерина Гордеева
У меня есть один знакомый — человек, который вообще к благотворительному сектору не имел никакого отношения и скептически относился ко всем этим сборам. С ним произошла история, в которой потребовалась наша помощь: была задействована наша разветвленная горизонтальная сеть, и его проблема решилась в течение нескольких часов. Потом он мне звонит и говорит: «Ничего себе, как вы там вообще устроились! Вы, оказываете, целую подпольную организацию создали! Так и есть, только она у нас не подпольная, а «надпольная». И эта организация сейчас имеет достаточный вес и авторитет, чтобы разговаривать с органами власти.
Не в смысле, что «мы правы, а вы, государство, дураки», а в смысле, что «давайте не будем обзываться и попробуем вместе найти решение». Катя Чистякова , Нюта Федермессер , Лида Мониава , Полина Ушакова — всё это люди, которые не просто так ходили в эти органы власти, а сумели выстроить паритетные отношения, смогли сделать возможным какие-то законы, добиться изменений в системе. То, что им это удалось,— это невероятно. Кроме того, есть и социальные сдвиги: огромное количество людей так или иначе вовлечено в жизнь этого горизонтального благотворительного сообщества. У многих есть постоянная подписка на пожертвования в тот или иной фонд.
Люди знают много разных фондов. Я иногда читаю лекции студентам и вижу, что молодые люди в общем понимают, как в этой сфере всё устроено. Альтернативной в том смысле, что понятно, в какой фонд с каким диагнозом пойти, как помочь человеку, у которого сложная ситуация с лечением. Теперь, видимо, пришло время создавать альтернативную систему пожаротушения? Я сейчас скажу провокационную вещь, но, видимо, мне придется ее сказать.
В 1989 году, после Спитака, у нас началось формирование МЧС. Я этих людей знала в 90-е годы, это были лучшие люди страны. Отряд «Центроспас» — это были боги, это были ребята без страха и упрека. Помыслить о какой-то коррупции в этой среде было просто невозможно. Как так получилось, что МЧС изменилось?
Я не знаю. У ни толком ни фонарей нет — ничего…. И они работали по всей стране. Был такой черный юмор для внутреннего употребления: не аэромобильный, а аэромогильный спасательный отряд, потому что их часто посылали на места крушения самолетов, где спасать уже было некого. Но они все равно вылетали, и у них было с собой всё, что нужно.
МЧС было элитой нашего общества. Что случилось? Эта государственная машина — она как болото, и когда она к чему-то подбирается, оно покрывается непробиваемой, удушающей коростой. И это очень горько, потому что раньше ты хотя бы был уверен, что тебя, в случае чего, спасут классные парни, а сейчас этого нет. Не знаю, так получилось.
Порт приписки у меня «Подари жизнь», со всеми остальными — просто сложилось чудесное сотрудничество. Особенно усложнилась ситуация в связи с выборами. У нас выборы парализуют жизнь страны: год невозможно добиться каких-то решений, потому что людям, которые их принимают, просто «не до того». Но тем не менее перебои с деньгами остаются? Так что проблемы есть.
Я много слышала о том, что достигнут какой-то потолок договороспособности государства, но мне трудно об этом судить. Ведь существует и работает Центр имени Димы Рогачева, Нюта Федермессер возглавляет московский паллиатив… Понятно, конечно, что проблем очень много и что коллеги над ними бьются, но тем не менее. Но ни один даже суперсистемный благотворительный фонд не обходится без того, чтобы два-три раза в месяц не разруливать какие-то истории, которые по обычной модели не решаются. Поскольку мы имеем дело с живыми людьми, мы всегда будем с этим сталкиваться — невозможно благотворительность тотально превратить в систему. Да, разумеется, мы что-то подменили собой в огромной государственной системе: очень многие закупки дорогих лекарств, закупки новых лекарств, которые еще не выпускались, когда формировался бюджет.
Для многих пациентов это шанс. И в этом смысле мы, конечно, некая подпорка государству. Другой вопрос, считает ли государство нас подпоркой. Мне кажется, что нет. По крайней мере, я не вижу, чтобы оно испытывало какую-то глубокую благодарность.
Скорее, оно считает нас данностью: «а в этом случае благотворители помогут». Очень часто в регионах, когда ребенку отказывают в бесплатном лечении, пишут в бумагах: «Рекомендуем обратиться в благотворительные фонды» — и далее список. Но то, что системная помощь фондов, появившись как понятие в 2007 году, всего за десять лет стала нормой,— да, так и есть. Можно ли говорить про какую-то систему ценностей? Как вы ее сами для себя представляете?
Я тут как-то сообразила, что мы действительно построили идеальное гражданское общество внутри своего круга общения, где можно решить любую проблему, от «ребенок не хочет учиться» до купить платье в магазине. Мы построили сеть, где через одно рукопожатие ты находишь человека, который тебе может помочь, и все тебе хотят помочь. Я не знаю, какая там система ценностей, но она нормальная, общечеловеческая. Не врать, не бояться, любить, прощать. Прощать очень важно.
Фото: Анна Данилова Все забывают, что последняя модернизация была десять лет назад — Мне кажется, что наоборот, мы очень четко понимаем большое количество вещей. Нельзя запретить ввоз иностранных лекарств. Нужно собирать детям на операцию. Мне кажется, сейчас очень большой запрос в обществе как раз на четкое отграничение хорошего от плохого. Есть, например, Дума, производящая какие-то чудовищные законы, которые как будто бы самих депутатов не касаются.
При этом они еще и перекладывают на правительство ответственность за список лекарств, которые нельзя будет ввозить. Вроде как даже списка нет, но в случае чего — правительство. И тогда начнутся ходоки в Правительство, как были ходоки в Думу. Это огромная деятельность, огромные энергозатраты и траты времени нормальных людей, которые сейчас будут ходить, писать письма, просить, умолять. Потом правительство почешется и, может быть, пойдет всем навстречу, а может быть, не пойдет.
Я думаю, это будет зависеть от того, как будут складываться наши отношения со странами, которым мы противодействуем. Вместо того чтобы лететь на Марс, продлевать жизнь, строить больницы, придумывать роботов — есть миллион вещей, которыми можно заняться. Люди, на что вы тратите нашу жизнь? Она короткая. Вы не могли бы нам помочь распорядиться ею как-то по-другому?
В этом смысле, конечно, есть абсолютные вещи. Чего современному человеку сильно не хватает? Мы все в гаджетах, мы не успеваем посмотреть друг на друга, на небо, на листики. Я себе каждый раз даю слово, что я прихожу домой и убираю телефон, но потом мне вдруг срочно и обморочно надо, я начинаю туда лезть. Я туда заныриваю, вижу буквы, и мне кажется, что нужно срочно ответить… Нет там срочности такой.
Мои дети растут, я бы на них посмотрела. Мне кажется, что есть проблема в том, чтобы увидеть и запомнить друг друга. Я про очень многие вещи не знаю и про очень многие вещи, зная, специально не читаю. Жесткие дискуссии в благотворительном сообществе бывают про разное. Иногда бывают довольно плодотворные дискуссии, приводящие к какому-то результату.
Чулпан для этих людей как красная тряпка почему-то. Видимо, они завидуют ее молодости и красоте, огромному сердцу и невероятной порядочности. Наверное, лучше вообще не ввязываться в такие дискуссии, потому что этим людям ты ничего не объяснишь, они просто набирают себе очки. Как правило, речь идет о людях, смыслом жизни которых стала раздача советов. Каких решений на государственном уровне в области детской онкологии сегодня не хватает?
Изменились лица мам. В РДКБ на них было написано отчаяние, страх, напряжение. Лица мам в Рогачевке — это совершенно другое, они не боятся. На обходах врачи с ними разговаривают, задают вопросы. Это глобальная перемена, просто фантастическая, которую руками не пощупаешь, но она есть.
Центр Димы Рогачева — это одна клиника в стране, количество коек там ограничено. Не может быть так, чтобы из всей страны люди ехали на эти 250 коек, это ненормально для такой огромной страны. Должны быть центры и клиники в регионах, но никто не хочет взвалить на себя этот труд. Этот центр был построен, потому что были врачи, которые хотели работать, и они этот проект придумали. Это был первый в истории случай, когда врачи были заказчиками медицинского учреждения.
Такое должно быть и в Екатеринбурге, и в Новосибирске, и в Хабаровске, потому что дома и стены помогают. Бывает, есть отделение трансплантации костного мозга, оно даже отремонтировано, есть врачи, но нет системы, по которой дети будут туда попадать. Есть федеральная квота, есть местная квота, в итоге эти отделения стоят полупустыми, а дети едут в Москву. Наши врачи вместе с фондом ездят и стараются обучить коллег, но это должна быть огромная государственная программа. Все как-то немножко забывают, что медведевская модернизация случилась десять лет тому назад.
Хотелось бы еще какую-то модернизацию. Поскольку Россия сейчас в контрах со всем миром, то непонятно, как это все произойдет. За эти семь лет МРТ и дефибрилляторов отечественных не наросло. Фото: Анна Данилова С годами больше возможностей не делать больно — Как проходит ваш обычный день, если вы дома, если что-то пишете? Вокруг дети, муж?
Если всё хорошо, утром либо я, либо мой муж Коля отводим двоих детей в школу — они ходят в первый класс, еще одного сына — в садик. Младшая дочка пока остается дома. У того, кто ведет, есть опция не вернуться домой и сразу в 8. А другой сидит с маленькой до десяти утра, потом приходит няня. Я формально нигде не работаю, поэтому мое рабочее место — компьютер в кафе.
По длительности — как договоришься, смотря кто забирает детей из школы. Мы их приводим днем, после этого нужно делать с ними уроки, потом везти их на занятия. Дети у нас не только разнополые, но и с разными интересами — у кого-то музыка, у кого-то дзюдо, у кого-то балет. Заканчивается всё часов в 7—8 вечера, когда мы все вместе ужинаем. Потом мы что-то смотрим.
Очень любим сериал «Летающие звери», и я его тоже смотрю вместе с детьми, потому что там и для меня тоже есть что-то интересное.
У меня в руках книжка про благотворительность. Она упакована в целлофан... А на обороте написано: «Содержит нецензурную брань». Голос из зала: — Это все, что нужно знать про благотворительность в нашей стране. Гордеева: — Да, об этом, кстати, был большой разговор с нашим издателем. Там есть один раз слово [... Мне даже предлагали эти слова убрать. Но я отказалась. Красовский: — И что, вы ради двух [...
Все эти линии сходятся в одной точке, в точке принятия решения, когда ты и только ты для себя можешь решить: на какой компромисс ты пойдешь, каким кусочком себя пожертвуешь? Мы с тобою шли по, кажется, улице Жуковского, ты рассказывала, что вот буду писать с Чулпан... Зачем нужна эта книга? Важно зафиксировать наш взгляд на все эти события. Отрефлексировать историю нашего поколения. А ты считаешь, когда он начинается?
Скольким детям мы поможем? Мы проблему эту не решим», — высказалась Юлия. Она заметила, что если не удается решить проблему в принципе, придется выбирать, каким детям помочь, а каким — нет. И это ее очень мучает.
Актриса считает, что нужно создать систему, которая медленно, но верно приведет к окончательному решению больного вопроса. Ей хотелось бы видеть какую-то финальную цель. Желание актрисы видеть конечную точку пути понятно, но какая конечная точка может быть у помощи больным детям? Всех вылечить? Создать лекарства, которые будут дешевле и быстрее справляться с редкими заболеваниями? Профилактировать заболевания? Организовывать крупномасштабные скрининги и выявлять группы риска — тех, кто может родить ребенка с орфанным заболеванием? Потому что даже если вылечить всех сейчас, все равно появятся новые дети, у которых могут быть редкие болезни. Что там дети, новые редкие болезни тоже могут появиться! Поэтому программы реабилитации закрыли, а вместо этого представители фонда ездили по лучшим зарубежным клиникам, обучали врачей, присматривались к оборудованию.
Сейчас они планируют построить несколько собственных реабилитационных центров, чтобы помогать большему количеству детей на территории России. Видимо идея того, что в помощи детям должна быть какая-то видимая цель, возникла у Юлии из-за особенностей сбора средств для ее фонда. Актриса призналась, что собирать большие суммы на реабилитацию детей с поражениями ЦНС сложно: люди хотят видеть изменения, которые произошли с ребенком, а они могут быть очень небольшими. Ходить сам в туалет. Может включить стиральную машину… Это никого не вдохновляет, к сожалению», — сказала Юлия. В соцсетях и СМИ Пересильд раскритиковали в первую очередь за ее высказывание про бессмысленность помощи детям без какого-то внятного результата. Комментаторы здраво заметили, что если помочь десяти детям со СМА, то эти десять детей выживут — чем не ясно видимый результат? Шести российским детям купят самое дорогое лекарство в мире Мы можем понять, что не актрисы распределяют финансовые потоки. Но что глупого в том, чтобы желать направить свои средства в ту сферу, которая всех касается? Понятно, что бесконечный труд без видимого эффекта утомляет: собираешь средства, ищешь врачей, боишься не успеть, успеваешь — и опять, и снова.
Но если других способов справиться с проблемой пока нет?
Как живёт Екатерина Гордеева после смерти Сергея Гринькова — депрессия, брак с чемпионом «Сердце было разбито навсегда». Как фигуристка Гордеева пережила трагическую смерть мужа 28 октября 2020, 15:50 МСК Поделиться Комментарии Очаровательная чемпионка в 24 года осталась вдовой с ребёнком. Гриньков умер прямо на льду, а свой новый роман Екатерине пришлось скрывать. На днях американский портал Yardbarker опубликовал список 25 величайших фигуристов всех времён. Рейтинг получился спорным и не вполне объективным, но некоторые позиции не подлежат сомнению.
Так, абсолютно заслуженно место среди лучших заняли двукратные олимпийские чемпионы Гордеева и Гриньков. Екатерина и Сергей выиграли всё золото мира и вывели парное катание на новый уровень сложности. А ещё — написали самую трагичную историю любви. В 24 года одна из главных красавиц советского спорта осталась вдовой с маленьким ребёнком на руках. Гордеева с трудом победила депрессию и вернулась к жизни, но свой новый роман была вынуждена тщательно скрывать. Сначала Олимпиада, а потом любовь В 14 лет бывшего одиночника Сергея Гринькова решили перевести в парное катание и стали искать ему партнёршу.
Выбор тренеров пал на миниатюрную Катю Гордееву, которая была младше на четыре года. Ребята смотрелись вместе очень гармонично и быстро добились высоких результатов. Во многом потому, что Катя доверяла партнёру, как старшему брату. Даже в самых сложных и опасных поддержках девочка чувствовала себя спокойно и уверенно, поскольку знала — Сергей её не уронит. Когда Сергей начинал встречаться с девушками, Екатерина ещё ела мороженое с ровесниками. Но постепенно общее дело и взаимное уважение сблизили партнёров.
На свои первые Олимпийские игры в Калгари они уже поехали настоящими друзьями, а вскоре после триумфа дружба переросла в любовь. Гордеева давно испытывала симпатию к сильному и мужественному партнёру, но держала чувства глубоко в себе. Она и не догадывалась, что Гриньков тоже влюблён в неё, но не находит смелости признаться. С тех пор они не только не расставались, но даже ни разу и не ссорились всерьёз. В апреле 1991 года Екатерина и Сергей обвенчались, а спустя полтора года у них родилась дочка Даша. При поддержке мужа Гордеева быстро вернулась на лёд и смогла вместе с ним одержать победу на Олимпиаде в Лиллехаммере.
Даше на тот момент не было и двух лет.
Гордеева* приостановила свой проект из-за закона о запрете рекламы у иноагентов
«Мы делаем все не так, как делали наши родители»: 12 цитат журналистки Катерины Гордеевой* о материнстве и воспитании детей. После этого Катерина Гордеева* объявила о временном закрытии «Скажи Гордеевой». Журналист Катерина Гордеева (признана в РФ иноагентом) объявила о приостановке проекта "Скажи Гордеевой" на YouTube из-за принятого Госдумой закона о запрете размещать рекламу на информационных ресурсах иноагентов.
Ютьюб-шоу «Скажи Гордеевой» и «Радио Долин» отделяются от «Медузы» из-за ее статуса иноагента
Почему проект закрыт — закон Госдумы РФ 28 февраля на территории Российской Федерации прошло заседание Госдумы, по итогам которого в первом чтении был принят закон, касающийся запрета рекламы на ресурсах, признанных иностранными агентами. Журналистка объяснила, что финансовые средства, которые она получала при помощи рекламы различных продуктов в своих материалах, она использовала для того, чтобы выпускать фильмы и интервью. Она рассказала, что занималась проектом для жителей Российской Федерации, однако она дорожит своей свободой и возможностью делать что-либо без оглядки на «спонсорство» или «покровительство».
Или защитить от этого в детстве, но потом страдать каждый раз во взрослом возрасте и ходить по психотерапевтам? В детстве это как ветрянка, достаточно легко проходит, мне так кажется», — рассказала Юлия. Простите, но это полная ерунда.
Буллинг не делает никого крепче, как не делают кого-то крепче пытки , травмы или неудачи. Странно считать, что опыт хорошего отношения со стороны сверстников может сделать людей менее стойкими, а опыт травли — более стойкими. Если следовать логике Юлии, то тогда, если бить и морить голодом щенка, он вырастет в более здоровую и смелую собаку. Если топтаться по рассаде, помидоры будут лучше. Напротив, опыт буллинга в юном возрасте делает жизнь человека хуже: дети куда чувствительнее, они еще только формируются, издевательства ранят их гораздо сильнее, чем взрослых.
Пережившие травлю в детстве как раз и становятся клиентами психотерапевтов. Они склонны недооценивать себя, вступать в токсичные и неравные отношения, боятся идти вперед, не верят, что заслуживают лучшего, не доверяют людям, боятся спорить. Как победить школьный буллинг: история одной мамы А аналогия с ветрянкой тут, кстати, хорошая. Все считают, что это какая-то ерунда , лучше пережить ее, будучи маленьким, не принимают мер, чтобы от нее защититься, даже специально заражаются! А в течение года от «безобидной» ветрянки умирают десятки детей.
То есть это опасная болезнь, неприятная, несущая кучу осложнений, от нее даже придумали прививку — но, все равно, бытует мнение, что это не страшнее осеннего насморка. Буллинг точно так же считают непременной составляющей детских коллективов, говорят, что взрослые не должны вмешиваться, подростки сами разберутся. Детям, страдающим от травли, советуют быть проще, изменить себя, не обращать внимание — это же такая ерунда! Но буллинг тоже убивает: подростки совершают из-за него суициды или берут оружие и идут разбираться со своими мучителями. Даже если ребенок не пытается покончить с собой и убить кого-то, он может годами страдать от затяжной депрессии, ненавидеть свою внешность и пытаться скрыться от общества.
Это действительно называется «стать крепче»? И такой ли буллинг пережила Юлия? В комментарии пришли люди, столкнувшиеся со школьной травлей. Многие рассказали о своем опыте, который их ничему не научил и не сделал сильнее, а только ухудшил их жизнь. Некоторые признались, что не смогли досмотреть интервью после заявления про «легкий детский буллинг».
Эксперты рассказали, как помочь детям справиться с травлей Лечение детей vs съемки фильма на орбите Часто затею со съемками фильма в космосе критиковали за то, что эти деньги действительно, очень большие, по разным подсчетам — от двух до семи миллиардов рублей можно было бы направить на строительство больниц, школ или покупку лекарств для нуждающихся детей. В конце концов, фильмы про космос снимали десятки если не сотни раз, и делали это красиво, интересно, не так дорого и на Земле.
Он любит творчество Тарковского и Достоевского, но при этом — неисправимый оптимист. Смотрите в новом выпуске «Скажи Гордеевой» интервью с отцом Иоанном. Текст: Виктория Одиссонова.
У меня так было с Верой Миллионщиковой: я приехала, и мы с ней долго-долго разговаривали, это было прощание. Я не знаю никого из тех, кто дружил с этими тремя людьми, кто бы внутренне не чувствовал до сих пор эту дырку на месте отношений. И это очень тяжело. А с Галей… С ней я просто не смогла себя заставить попрощаться, не получилось. И до сих пор рука тянется позвонить, спросить. И до сих пор кажется, что ты знаешь, кто за что в ответе, — а на самом деле сектор теперь не прикрытый. Это модно, но я не делаю интервью в форме допросов — Вы по-настоящему известны как автор замечательных фильмов о медицине, об усыновлении. Недавно Алексей Венедиктов назвал вас лучшим интервьюером страны — после разговора со Светланой Бодровой. Кто вас учил брать интервью? Как вы к нему готовитесь? Стараюсь у него учиться. Одна из самых моих любимых передач — когда к нему приходит Людмила Гурченко. На взводе. Что-то случилось на «Кинотавре», то ли ее не пригласили смотреть ее же картину, то ли она опоздала, но она пришла злая. Она ему что-то рассказывает, и прямо видно, что электричество летает по студии. Он ее слушает и в какой-то момент говорит: «Слушайте, как вас дома называют? Он говорит: «Можно я вас буду Люся называть? Оставшиеся 23 минуты она у него в руках, они уже лучшие друзья. Все интервью он с ней проводит уже как с Люсей, и это фантастическая штука. Мне кажется, что интервью — это вообще акт любви. Может, не любви, но соединения какого-то точно, а соединение невозможно без любви. Я очень не люблю и никогда не делаю интервью в форме допросов, хотя сейчас, говорят, это модно. Мне кажется, что самая главная задача интервьюера — это помочь человеку говорить, потому что не все люди могут разговаривать. Когда я готовлюсь, я что-то читаю, но никогда не читаю интервью с этим человеком. Да мало ли кто чего говорил! Понятно, что есть политики: «Вы обещали, что вы отрежете свою левую руку, если вы не сделаете того-то и того-то. Вы не сделали, где же ваша левая рука? Это жанр общественно-важных интервью, где надо хватать за руку, оперировать фактами и добиваться правды. Но если ты говоришь с человеком другой профессии, чьи слова не могут быть гарантией каких-то общественно значимых вещей, то он вполне может позволить себе меняться. Зачем строить с ним интервью на том, что «вы говорили», «вы обещали», «вы думали»? Мы обещали, думали, бывает. Мне кажется, что это не криминал. А вы написали ему письмо и он согласился поговорить. Что вы написали ему? Написала, какой он важный для меня человек. Он открыл эту форточку, сломал эту стену. У меня сестра родилась в 1989 году, и Горбачева было столько в телевизоре, и мы так на него смотрели, что она, кормя кашей бабушку, маму, кормила и Михаила Сергеевича в телевизоре. Он нам показал, что может быть по-другому — очень коротко, очень ярко, но не до конца. Он ничего не успел, фактически, сделать, потому что на посту президента страны был всего ничего. Удивительно, что Россия Горбачеву не благодарна, а мир благодарен за Берлинскую стену, которая столько жизней разрушила и переломала. Благодаря Горбачеву ее можно было наконец-то стереть с лица земли. Он принес людям много счастья. Он много сделал для того, чтобы не было крови. Я об этом в письме и написала. Я ему написала: ваша любовь для меня всегда была мечтой; я вообще не думала, что люди могут так любить, и я хочу об этом с вами поговорить, мне это важно. Еще я мечтаю сделать кучу интервью с людьми неизвестными, но с интересными профессиями: капитан парохода, водитель трамвая, цветочница. Фото: Анна Данилова — Когда вы поняли, что вы — очень хороший журналист? Журналистика — чтобы победить несправедливость — Что вообще сейчас происходит со средствами массовой информации? Телевидение уходит, приходят социальные сети? Театра не будет, будет одно сплошное телевидение. Телевидения не будет, будет один сплошной интернет… Все будет, все есть, что вам нравится, тем и пользуйтесь. Я ужасно люблю, когда вся лента Facebook вдруг начинает охать и ахать по поводу какой-нибудь передачи на Первом канале. Люди, которые год, пять, десять лет назад говорили, что они выкинули телевизор. Чего ты это обсуждаешь? Это другая, параллельная жизнь, пусть они там живут в своей жизни. Я точно не могу на это тратить свое время, мне его попросту жалко. Мало того, мне жалко всех людей, которые существуют внутри этих передач. Мне жалко героев, которые туда приходят. Я не понимаю, зачем они все это делают. Я понимаю мотивацию условного Соловьева, он же все время рассказывает, что у него большая семья, ему нужно кормить детей, на озеро Комо тоже билеты недешевые. Ну, зарабатывает так человек свои деньги, государство готово ему за это платить. К средствам массовой информации он, конечно, не имеет никакого отношения. СМИ сейчас стали такими синтетическими, что там есть все — хочешь слушай, хочешь смотри. Я смотрю только документальные фильмы, которые делают люди, которых я знаю. Мне нравится «Парфенон». Передачи и подкасты не смотрю, потому что просто не люблю, хотя с удовольствием слушаю «Арзамас», когда бегаю. Какие у вас были случаи? История с Челябинским психоневрологическим интернатом — это определенная высота, которая была взята журналистами. Они пока изменили ситуацию не до конца, там куча всего недорасследовано, но я думаю, что журналисты будут биться в эту дверь и рано или поздно победят окончательно. История с Еленой Мисюриной — это тоже во многом журналистская история. Врачебное сообщество сплотилось, но и все журналисты стали об этом писать. Андрей Лошак, который снял сериал про «поколение навальнят», а фильм на самом деле не про это получился, меняет мир, показывает его под другим углом, это ужасно интересно. Мне кажется, что вообще журналистика существует для двух целей: первая — это дать возможность человеку, который не находится в точке А, оказаться там глазами ушами, ногами и сердцем журналиста, и тут очень важно быть честным, непредвзятым, не передергивать; вторая — победить несправедливость. В этом смысле, когда говорят, что журналистика — это сфера обслуживания, я соглашусь: мы действительно обслуживаем информационные потребности населения, если можно так выразиться. Мы помогаем людям узнать то, чего они не могут узнать без нас. Не все же могут поехать на место теракта или трагедии, не все могут оказаться на каком-то празднике или оказаться внутри Центробанка и разузнать курс, прогноз и комментарии к нему. Много споров о том, как правильно работать в эпицентре трагедии в Кемерово или в аэропорту, где сидят родственники людей, которые погибли в самолете. Как вы это видите? Вообще, журналист — это человек, который стоит в стороне, записывает и фотографирует? Или это человек, который может подойти, утешать — и писать только потом? Тут вопрос, у кого какие задачи. Мне кажется, что у нас есть большие проблемы с этикой журналиста. Никто не учит журналистов работать в пиковые моменты острого человеческого горя. Кроме того, в профессию пошло много людей, которых, видимо, в другие профессии не взяли. Оператор, который говорит отцу, потерявшему детей: «Снимите куртку Адидас, потому что у нас могут быть проблемы с рекламой на канале», — должен быть уволен в ту же секунду. Пусть свадьбы снимает. Люди, которые используют совершенно несчастного, потерявшего всю свою семью Игоря Вострикова и так, и сяк, и наперекосяк, бесконечно берут у него интервью, бесконечно их выкладывают и бесконечно их сравнивают — зачем они это делают? Что это изменит в нашем понимании трагедии? Понятно, что он был в ситуации острого горя, и мы про него ничего не слышим уже сегодня. Я не знаю, что с ним будет через месяц, когда будет оглушительная тишина, его накроет. Кто будет с ним рядом? Придет домой, а там детские ботинки стоят, или белье в стиральной машине, или голоса, которые по этой огромной квартире носились, а их больше нет. Где будут все эти журналисты? Если ты берешь на себя некую миссию, тогда оставайся рядом. Мы часто дружим со своими героями, вступаем с ними в отношения гораздо более близкие, чем те, которые подразумевают просто репортаж, особенно если это происходит в такой момент. Не понимаю журналистов, которые говорят: «Я сейчас не могу быть адекватным, вы же понимаете, я четыре часа редактирую текст из Кемерова». Это твоя работа. Приди домой, выпей водки, проснись утром и начни сначала. Нам же врачи не рассказывают все время о том, как они стоят за операционным столом — это психологические переживания, которые, как говорится, вписаны в контракт, и это нормально. Да, есть условие профессии, состоящее в том, что мы, журналисты, всегда в момент такого пика стараемся оказаться рядом с кем-то, кто может стать героем нашего репортажа. Даже когда человек плачет, ты смотришь и понимаешь, что ты можешь взять из этого, но тут должна быть какая-то внутренняя задвижка. Я помню, когда взорвался «Невский экспресс», мы оказались в гостинице, куда привозили родственников погибших и пропавших без вести. В этот момент там гуляла свадьба, которая была забронирована заранее, и никто ничего не стал отменять. Стоят по обе стороны холла родственники погибших, совершенно невменяемые, потому что ночь уже, и никто ничего не понимает. Никто с ними не работает. Кажется, наша группа была одна, не было других журналистов. Рядом оказался дядька, у которого погибла возлюбленная — последняя, поздняя любовь, ему за 50 было. Он был с бутылкой вина Божоле, потому что начинался праздник Божоле, как ехал ее встречать на вокзал, так и приехал туда, в эту гостиницу, где стихийно организовался штаб для родственников погибших. Было понятно, что ему нужно было выговориться. Он сказал гораздо больше, чем вообще подразумевают отношения незнакомых людей, тем более, журналистов. Имела я право это использовать? Он потом не захотел давать интервью, но мы общались. Была женщина, которая потеряла беременную дочь причем единственную. С ней отношения сложились такие, что в итоге мы и на опознание вещей ездили, потому что было больше некому, и на поминках были. Люди опираются на тебя в этот момент. Ты оказываешься кем-то важным, значимым, и нужно всегда понимать, что это не потому, что ты такой классный, а потому что так сейчас сложились обстоятельства в жизни этого человека, что ему не на кого опереться. Очень важно вычленить ту информацию, которую нужно доносить, которая будет значима для аудитории, чтобы она ощутила вместе с тобой, что с людьми делает горе.
Журналистка Гордеева* заявила о приостановке своего проекта на YouTube
«» поговорила с Гордеевой о том, зачем нужно собирать деньги на издание книги, а не напрямую на лечение болезни, об отношении к раку в России на Западе, а также о том, когда появится универсальное лекарство от рака. Имя Катерины Гордеевой не так известно среди остальных "пробившихся в люди" ростовчан. На YouTube-канале «вДудь» вышло новое интервью с журналисткой Екатериной Гордеевой. Фонд «Измени одну жизнь» и Катерина Гордеева*, журналист, общественный деятель, многодетная и приемная мама выпустили новую серию фильмов о приемном.
Как Катерина Гордеева и Тамара Эйдельман отреагировали на закон о запрете рекламы у иноагентов
Катерина Гордеева и Николай Солодников рассказывают о том, как готовятся к интервью, какие интервью друг друга им нравятся больше всего, кто из них больше занимается воспитанием детей, а также задают вопросы историческим личностям. Российские правоохранители задержали врача-педиатра Сергея Бутрия после интервью, которое он дал Екатерине Гордеевой*. Екатерина Гордеева* приняла решение о закрытии 28 февраля, после того как в Госдуме РФ приняли закон о запрете рекламы у иноагентов. В интервью для Гордеева подчеркнула, что всех фигуристов ждет очень сложный этап, поскольку им необходимо не только подготовить новую программу, но и полностью вернуться в форму после долгого перерыва. Блогер и журналистка Екатерина Гордеева* объявила о приостановке своего проекта "Скажи Гордеевой" из-за закона, запрещающего размещение рекламы на информационных площадках, принадлежащих иностранным агентам.