Кавалер ордена Золотого Руна. Ильф Илья, Петров Евгений. В других отзывах на "Золотого теленка" было высказано мнение о том, что книга на сегодняшний день уже устарела. книга Илья Ильф Евгений Петров Двенадцать стульев и Золотой теленок 1957 г. авторы "Двенадцати стульев" и "Золотого теленка" стоят в своих романах на позиции ясной и недвусмысленной. продолжение невероятно остроумного романа «Двенадцать стульев».
Рецензии на книгу «Золотой Теленок» Илья Ильф, Евгений Петров
Петров Евгений Петрович; Ильф Илья Арнольдович; Илья Ильф, Евгений Петров. Роман Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» с иллюстрациями К. Ротова, 1931 г. ‘Золотой телёнок’ Петров и Ильф Меня терзают смутные сомнения, что фильм намного интереснее и эффектнее Книги.
Другие книги автора
- Золотой теленок
- И. ИЛЬФ и Е. ПЕТРОВ «ЗОЛОТОЙ ТЕЛЕНОК». Аудиокнига. читает Александр Клюквин
- 91 комментарий
- Настройки:
Петров Евгений - Золотой Теленок (полная версия)
Сладкое бремя славы Командор пробега, водитель машины, бортмеханик и прислуга за все чувствовали себя прекрасно. Утро было прохладное. В жемчужном небе путалось бледное солнце. В травах кричала мелкая птичья сволочь. Дорожные птички «пастушки» медленно переходили дорогу перед самыми колесами автомобиля. Степные горизонты источали такие бодрые запахи, что, будь на месте Остапа какой-нибудь крестьянский писатель-середнячок из группы «Стальное вымя», не удержался бы он — вышел бы из машины, сел бы в траву и тут же бы на месте начал бы писать на листах походного блокнота новую повесть, начинающуюся словами: «Инда взопрели озимые.
Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился ». Но Остап и его спутники были далеки от поэтических восприятий. Вот уже сутки они мчались впереди автопробега. Их встречали музыкой и речами.
Дети били для них в барабаны. Взрослые кормили их обедами и ужинами, снабжали заранее приготовленными авточастями, а в одном посаде поднесли даже хлеб-соль на дубовом резном блюде с полотенцем, вышитым крестиками. Хлеб-соль лежала на дне машины, между ногами Паниковского. Он все время отщипывал от каравая кусочки и в конце концов проделал в нем мышиную дыру. После него брезгливый Остап выкинул хлеб-соль на дорогу.
Ночь антилоповцы провели в деревушке, окруженные заботами деревенского актива. Они увезли оттуда большой кувшин топленого молока и сладкое воспоминание об одеколонном запахе сена, на котором спали. Всегда думаешь — «Это я еще успею. Еще много будет в моей жизни молока и сена». А на самом деле никогда этого больше не будет.
Так и знайте: это была лучшая ночь в вашей жизни, мои бедные друзья. А вы этого даже не заметили. Спутники Бендера смотрели на него с уважением. Их приводила в восторг открывшаяся перед ними легкая жизнь. Может быть, нас ожидает счастье...
Может быть, еще машет крылышками от нетерпения? Где, говорит, он, адмирал Балаганов? Почему его так долго нет? Вы псих, Балаганов! Счастье никого не поджидает.
Оно бродит по стране в длинных белых одеждах, распевая детскую песенку: «Ах, Америка — это страна, там гуляют и пьют без закуски». Но эту наивную детку надо ловить, ей нужно понравиться, за ней нужно ухаживать. А у вас, Балаганов, с этой деткой романа не выйдет. Вы оборванец. Посмотрите, на кого вы похожи?
Человек в вашем костюме никогда не добьется счастья. Да и вообще весь экипаж Антилопы экипирован отвратительно. Удивляюсь, как это нас еще принимают за участников автопробега. Остап с сожалением оглядел своих спутников и продолжал: — Шляпа Паниковского меня решительно смущает. Вообще, он одет с вызывающей роскошью.
Этот драгоценный зуб, эти кальсонные тесемки, эта волосатая грудь под галстуком. Проще надо одеваться, Паниковский. Вы почтенный старик. Вам нужен глухой черный сюртук и касторовая шляпа. Балаганову подойдет клетчатая ковбойская рубашка и кожаные краги.
И он сразу же приобретет вид студента, занимающегося физкультурой. А сейчас он похож на уволенного за пьянство матроса торгового флота. О нашем уважаемом водителе я не говорю. Тяжелые испытания, ниспосланные судьбой, помешали ему одеться сообразно званию. Неужели вы не видите, как подошел бы к его одухотворенному, слегка испачканному маслом лицу кожаный комбинезон и хромовый черный картуз.
Да, девушки, вам надо экипироваться. Нет этих маленьких металлических кружочков, кои я так люблю. Антилопа-Гну скользнула с пригорка. Поля продолжали медленно вращаться по обе стороны машины. Большая рыжая сова сидела у самой дороги, склонив голову набок и глупо вытаращив желтые незрячие глаза.
Встревоженная скрипом Антилопы, птица выпустила крылья, вспорхнула над машиной и вскоре улетела по своим скучным совиным делам. Больше ничего заслуживающего внимания на дороге не произошло. Остап на всякий случай распорядился убрать плакат, увещевавший граждан ударить автопробегом по разгильдяйству. Покуда Паниковский выполнял приказ, Антилопа приблизилась к встречной машине. Закрытый серый « Кадиллак », слегка накренившись, стоял у края дороги.
Среднерусская природа, отражавшаяся в его толстых полированных стеклах, выглядела чище и красивее, чем была в действительности. Коленопреклоненный шофер снимал покрышку с переднего колеса. Над ним в ожидании томились три фигуры в песочных дорожных пальто. Шофер поднял напряженное лицо и, ничего не ответив, снова углубился в работу. Антилоповцы вылезли из своего зеленого тарантаса.
Козлевич несколько раз обошел кругом чудесную машину, завистливо вздыхая, присел на корточки рядом с шофером и вскоре завел с ним специальный разговор. Паниковский и Балаганов с детским любопытством разглядывали пассажиров, из которых двое имели весьма надменный заграничный вид. Третий, судя по одуряющему калошному запаху, исходившему от его резинотрестовского плаща, был соотечественник. Соотечественник раздраженно заговорил о лопнувшей шине, но его бормотание пролетело мимо ушей Остапа. На большой дороге, в 130 километрах от ближайшего окружного центра, в самой середине Европейской России прогуливались у своего автомобиля два толстеньких заграничных цыпленка.
Это взволновало великого комбинатора. А я переводчик из «Интуриста». Не понимаю! Зачем вы их сюда завезли? Замучили меня совсем.
Много я имел дела с иностранцами, но таких еще не видел. И он махнул рукой в сторону своих румяных спутников. Носятся по Москве, покупают в кустарных магазинах деревянные братины, а эти двое отбились. Стали по деревням ездить. Граждане города Чикаго важно наблюдали за починкой автомобиля.
На них были серебристые шляпы, замороженные крахмальные воротнички и красные матовые башмаки. Переводчик с негодованием посмотрел на Остапа и воскликнул: — Как же! Так им и нужна новая деревня! Деревенский самогон им нужен, а не деревня. При слове «самогон», которое переводчик произнес с ударением, джентльмены беспокойно оглянулись и стали приближаться к разговаривающим.
Тут какая-то тайна, — сказал Остап. Не понимаю, как можно любить самогон, когда в нашем отечестве имеется большой выбор благородных крепких напитков. Все понятно. Достали рецепт? Ах, не достали?
Ну, да. Вы бы еще на трех автомобилях приехали! Ясно, что вас принимают за начальство. Вы и не достанете рецепта, смею вас уверить. Переводчик стал жаловаться на иностранцев.
Расскажи, да расскажи, в чем секрет самогона. А я не самогонщик! Я член союза работников просвещения. У меня в Москве старуха-мама. Переводчик жалобно вздохнул.
Полтораста дадут? Какой угодно: картофельный, пшеничный, абрикосовый, ячменный, из тутовых ягод, из гречневой каши, даже из обыкновенной табуретки можно гнать самогон. Некоторые любят табуретовку. А то можно простую кишмишевку или сливянку. Одним словом — любой из полутораста самогонов, рецепты которых мне известны.
Остап был представлен американцам. В воздухе долго плавали вежливо приподнятые шляпы. Затем приступили к делу. Американцы выбрали пшеничный самогон, который привлек их простотой выработки. Рецепт долго записывали в блокноты.
В виде бесплатной премии Остап сообщил американским ходокам наилучшую конструкцию кабинетного самогонного аппарата, который легко скрыть от посторонних взглядов в тумбе письменного стола. Ходоки заверили Остапа, что при американской технологии изготовить такой аппарат не представляет никакого труда. Остап, со своей стороны, заверил американцев, что аппарат его конструкции дает в день ведро прелестного ароматного первача. Они уже слышали это слово в одной знакомой почтенной семье из Чикаго. Глава этого семейства был в свое время с американским оккупационным корпусом в Архангельске, пил там pervatch и с тех пор не может забыть очаровательного ощущения, которое он при этом испытал.
В устах разомлевших туристов грубое слово первач звучало нежно и заманчиво. Американцы легко отдали двести рублей и долго трясли руку Бендера. Паниковскому и Балаганову тоже удалось попрощаться за руку с гражданами заатлантической республики, измученными сухим законом. Переводчик на радостях чмокнул Остапа в твердую щеку и просил захаживать, присовокупив, что старуха-мама будет очень рада. Однако адреса почему-то не оставил.
Сдружившиеся путешественники расселись по своим машинам. Козлевич на прощание сыграл матчиш, и под его веселые звуки автомобили разлетелись в противоположные стороны. Мы ехали. На дороге валялись деньги. Я их подобрал.
Смотрите, они даже не запылились. И он затрещал пачкой кредиток. Но опрятность, честность — вот что дорого. Двести рублей! В пять минут!
И я не только не нарушил законов, но даже всем сделал приятное. Экипаж Антилопы снабдил денежным довольствием. Старухе-маме возвратил сына-переводчика. И, наконец, утолил духовную жажду граждан страны, с которой мы, как-никак, имеем торговые связи. Подходило время обеда.
Остап углубился в карту пробега, вырванную им из автомобильного журнала, и возвестил приближение города Лучанска. Чем меньше город, тем длиннее приветственные речи. Потому попросим у любезных хозяев города обед на первое, а речи на второе. В антракте я снабжу вас вещевым довольствием. Вы начинаете забывать свои обязанности!
Восстановите плакат на прежнем месте. Понаторевший в торжественных финишах Козлевич лихо осадил машину перед самой трибуной. Здесь Бендер ограничился кратким приветствием. Условились перенести митинг на два часа. Подкрепившись бесплатным обедом, автомобилисты в приятнейшем расположении духа двинулись к магазину готового платья.
Их окружали любопытные. Антилоповцы с достоинством несли свалившееся на них сладкое бремя славы. Они шли посреди улицы, держась за руки и раскачиваясь, словно матросы в чужеземном порту. Рыжий Балаганов, и впрямь похожий на молодого боцмана, затянул морскую песню. Магазин «Платье мужское, дамское и детское» помещался под огромной вывеской, занимавшей весь двухэтажный дом.
На вывеске были намалеваны десятки фигур: желтолицые мужчины с тонкими усиками, в шубах с отвернутыми наружу хорьковыми полами, дамы с муфтами в руках, коротконогие дети в матросских костюмчиках, комсомолки в красных косынках и сумрачные хозяйственники, погруженные по самые бедра в фетровые сапоги. Все это великолепие разбивалось о маленькую бумажку, прилепленную у входной двери магазина: Штанов нет — Фу, как грубо! Написали бы, как пишут в Москве: «Брюк нет». Прилично и благородно. Граждане довольные расходятся по домам.
А тут — «штанов нет». В магазине автомобилисты задержались недолго. Для Балаганова нашлась ковбойская рубашка в просторную канареечную клетку и стетсоновская шляпа с дырочками. Козлевичу пришлось удовольствоваться обещанным хромовым картузом и такой же тужуркой, сверкающей, как прессованная икра. Долго возились с Паниковским.
Пасторский долгополый сюртук и мягкая шляпа, которые, по замыслу Бендера, должны были облагородить внешность нарушителя конвенции, отпали в первую же минуту. Магазин мог предложить только костюм пожарного: куртку с золотыми насосами в петлицах и волосатые полушерстяные брюки и фуражку с синим кантом. Паниковский долго ломался и прыгал перед волнистым зеркалом. Он все-таки лучше, чем костюм короля в изгнании, который вы теперь носите. А ну, поворотитесь-ка, сынку!
Скажу вам прямо. Это подходит вам больше, чем запроектированный мною сюртук и шляпа. На улицу вышли в новых нарядах. Себе Остап ничего не купил. Подождем до лучших времен.
Не так ли, друг брандмейстер? Остап открыл митинг в приподнятом настроении, не подозревая о том, какая гроза надвигается на пассажиров Антилопы. Он острил, рассказывал смешные дорожные приключения и еврейские анекдоты, чем чрезвычайно расположил к себе публику. Конец речи он посвятил разбору давно назревшей автопроблемы. В эту минуту он увидел, что председатель комиссии по встрече принял из рук подбежавшего мальчика телеграмму.
Произнося слова: «не роскошь, а средство передвижения», Остап склонился влево и через плечо председателя заглянул в телеграфный бланк. То, что он прочел, поразило его. Он думал, что впереди еще целый день. Его сознание мгновенно зарегистрировало ряд деревень и городов, где Антилопа воспользовалась чужими матерьялами и средствами. Председатель еще шевелил усами, силясь вникнуть в содержание депеши, а Остап, на полуслове спрыгнувший с трибуны, уже продирался сквозь толпу.
Антилопа зеленела на перекрестке. К счастью, пассажиры сидели на местах и, скучая, дожидались того момента, когда Остап велит перетаскивать в машину дары города. Это обычно бывало после митинга. Наконец до председателя дошел смысл телеграммы. Он поднял глаза и увидел убегающего командора.
Он всю ночь трудился над составлением приветственной речи, и теперь его авторское самолюбие было уязвлено. Крик председателя достиг ушей антилоповцев. Они нервно засуетились. Козлевич пустил мотор и одним махом взлетел на свое сиденье. Машина прыгнула вперед, не дожидаясь Остапа.
Впопыхах антилоповцы даже не сообразили, что оставляют своего командора в опасности. Адам Казимирович нажал педали. Антилопа заскрежетала и остановилась. Командор кувыркнулся в машину с отчаянным криком: «Полный ход! Обезумевший Козлевич перескочил на третью скорость, машина рванулась, и в открывшуюся дверцу выпал Балаганов.
Все это произошло в одно мгновенье. Пока Козлевич снова тормозил, на Балаганова уже пала тень набегающей толпы. Уже протягивались к нему здоровеннейшие ручищи, когда задним ходом подобралась к нему Антилопа, и железная рука командора ухватила его за ковбойскую рубаху. И тут жители Лучанска впервые поняли преимущество механического транспорта перед гужевым. Машина забренчала всеми своими частями и быстро унеслась, увозя от справедливого наказания четырех правонарушителей.
Первый километр жулики тяжело дышали. Дороживший своей красотой Балаганов рассматривал в карманном зеркальце малиновые царапины на лице, полученные при падении. Паниковский дрожал в своем костюме пожарного. Он боялся мести командора. И она пришла немедленно.
Это ваши штуки. Значит, вы еще и трус к тому же? Я попал в одну компанию с вором и трусом? Я вас разжалую. До сих пор вы в моих глазах были брандмейстером.
Отныне вы — простой топорник.
Он направляется к председателю исполкома, которому представляется как сын лейтенанта Шмидта. Попытка извлечь финансовую выгоду из мнимого родства с революционным деятелем едва не заканчивается провалом: в момент получения денег появляется второй «сын лейтенанта» — Шура Балаганов.
Герои Бориса Васильева, каждый по-своему, ведут личный бой — за право называться человеком. В книгу вошли повести «Завтра была война», «А зори здесь тихие…» и роман «В списках не значился». Книги серии «Читаем по школьной программе» адресованы учащимся средней и старшей школы. Все произведения русской и зарубежной классики, которые необходимо изучить согласно обновлённому государственному образовательному стандарту, найдутся среди толстых красных корешков!
Роман полон искромётный шуток и сатирической иронии. Многие фразы главного героя превратились в афоризмы. Информация о книге:.
Долой клеветнические книги!
продолжение романа Двенадцать стульев. Описание книги: В сатирическом романе «Золотой теленок» И. Ильф и Е. Петров раскрывают сущность бюрократизма, мещанства и обывательской глупости. В других отзывах на "Золотого теленка" было высказано мнение о том, что книга на сегодняшний день уже устарела. Роман Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» с иллюстрациями К. Ротова, 1931 г. Илья Ильф, Евгений Петров Золотой теленок.
Илья Ильф, Евгений Петров «Золотой телёнок»
Многие привыкли воспринимать этот роман как чисто сатирическое произведение, но полная версия «Золотого теленка» покажет вам, что эта книга намного глубже, чем кажется на первый взгляд. Одесского и Д. Это ученые, посвятившие свою научную жизнь исследованию творчества И. Ильфа и Е. Уже более 30 лет они изучают работы писателей и являются единственными в мире специалистами по данному вопросу. Вы можете быть уверены, что профессора выполнили свою работу на «отлично», не пропустив ни одного слова или фразы, которые имеют значимость для романа.
Это был портрет заведующего гостиничным трестом. Феофан Копытто оставил станковистов далеко позади. Заведующий гостиничным трестом был изображен не масляными красками, не акварелью, не углем, не темперой, не пастелью, не гуашью и не свинцовым карандашом. Он был сработан из овса. И когда художник Копытто перевозил на извозчике картину в музей, лошадь беспокойно оглядывалась и ржала. С течением времени Копытто стал употреблять также и другие злаки. Имели громкий успех портреты из проса, пшеницы и мака, смелые наброски кукурузой и ядрицей, пейзажи из риса и натюрморты из пшена. Сейчас он работал над групповым портретом. Большое полотно изображало заседание окрплана. Эту картину Феофан готовил из фасоли и гороха.
Но в глубине души он остался верен овсу, который сделал ему карьеру и сбил с позиций диалектических станковистов. Мы тоже дураки, вроде Леонардо да Винчи. Дайте нам желтой эмалевой краски. Расплачиваясь с разговорчивым продавцом, Остап спросил: — Да. Кто такой Плотский-Поцелуев? А то мы, знаете, не здешние, не в курсе дел. Теперь из Москвы в отпуск приехал. До свидания! На улице молочные братья завидели диалектических станковистов. Все четверо, с лицами грустными и томными, как у цыган, стояли на перекрестке.
Рядом с ними торчали мольберты, составленные в ружейную пирамиду. К старой манере, говорит, перехожу. Жалуется, лабазник, на кризис жанра. Художники, у которых было много свободного времени, охотно повели Остапа и Балаганова к Феофану Копытто. Феофан работал у себя в садике, на открытом воздухе. Перед ним на табуретке сидел товарищ Плотский—Поцелуев, человек, видимо, робкий. Он, не дыша, смотрел на художника, который, как сеятель на трехчервонной бумажке, захватывал горстями овес из лукошка и бросал его на холст. Копытто хмурился. Ему мешали воробьи. Они дерзко подлетали к картине и выклевывали из нее отдельные детали.
Феофан приостановил сев, критически посмотрел на свое произведение и задумчиво ответил: — Что ж. Рублей двести пятьдесят музей за нее даст. Он дорог, овес-то! На сто процентов? Но все это чепуха по сравнению с тем, что я видел в Москве. Там один художник сделал картину из волос. Большую картину со многими фигурами и, заметьте, идеологически выдержанную, хотя художник и пользовался волосами беспартийных, — был такой грех. Но идеологически, повторяю, картина была замечательно выдержана. Называлась она «Дед Пахом и трактор в ночном». Это была такая строптивая картина, что с ней уже и не знали, что делать.
Иногда волосы на ней вставали дыбом. А в один прекрасный день она совершенно поседела, и от деда Пахома с его трактором не осталось и следа. Но художник успел отхватить за выдумку тысячи полторы. Так что вы не очень обольщайтесь, товарищ Копытто. Овес вдруг прорастет, ваши картины заколосятся, и вам уже больше никогда не придется снимать урожай. Диалектические станковисты сочувственно захохотали. Но Феофан не смутился. Прощайте и вы, служивые! Бросьте свои масляные краски. Переходите на мозаику из гаек, костылей и винтиков.
Портрет из гаек! В наш век пара и электричества! Замечательная идея! Весь день антилоповцы красили свою машину. К вечеру она стала неузнаваемой и блистала всеми оттенками яичного желтка. На рассвете следующего дня преображенная Антилопа покинула гостеприимный сарай и взяла курс на юг. Но он так сладко спал, что его не хотелось будить. Может, ему сейчас наконец снится сон, которого он так долго ожидал: митрополит Двулогий благословляет чинов министерства народного просвещения в день трехсотлетия дома Романовых. И в ту же минуту сзади, из бревенчатого домика, послышался знакомый уже Остапу плачевный рев. Однако черт с ним!
Дела призывают нас в Черноморск! Глава девятая. Снова кризис жанра Чем только не занимаются люди! Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны «Мертвые души», построена Волховская гидростанция, совершен перелет вокруг света. В маленьком мире изобретен кричащий пузырь « Уйди-уйди », написана песенка «Кирпичики» и построены брюки фасона « Полпред ». В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далек от таких высоких материй. У его обитателей стремление одно — как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода. Маленькие люди торопятся за большими.
Они понимают, что должны быть созвучны эпохе и только тогда их товарец может найти сбыт. В советское время, когда в большом мире созданы идеологические твердыни, в маленьком мире замечается оживление. Под все мелкие изобретения муравьиного мира подводится гранитная база коммунистической идеологии. На пузыре « Уйди-уйди » изображается Чемберлен, очень похожий на того, каким его рисуют в «Известиях». В популярной песенке умный слесарь, чтобы добиться любви комсомолки, в три рефрена выполняет и даже перевыполняет промфинплан. И пока в большом мире идет яростная дискуссия об оформлении нового быта, в маленьком мире уже все готово: есть галстук «Мечта ударника», толстовка «Гладковка», гипсовая статуэтка «Купающаяся колхозница» и дамские пробковые подмышники «Любовь пчел трудовых». В области ребусов, шарад, шарадоидов, логогрифов и загадочных картинок пошли новые веяния. Работа по старинке вышла из моды. Секретари газетных и журнальных отделов «В часы досуга» или «Шевели мозговой извилиной» решительно перестали брать товар без идеологии. И пока великая страна шумела, пока строились тракторные заводы и создавались грандиозные зерновые фабрики, старик Синицкий, ребусник по профессии, сидел в своей комнате и, устремив остекленевшие глаза в потолок, сочинял шараду на модное слово «индустриализация».
У Синицкого была наружность гнома. Таких гномов обычно изображали маляры на вывесках зонтичных магазинов. Вывесочные гномы стоят в красных колпаках и дружелюбно подмигивают прохожим, как бы приглашая их поскорее купить шелковый зонтик или трость с серебряным набалдашником в виде собачьей головы. Длинная желтоватая борода Синицкого опускалась прямо под стол, в корзину для бумаг. И он привычно разделял это слово на шарадные части. За … Все это было прекрасно. Синицкий уже представлял себе пышную шараду, значительную по содержанию, легкую в чтении и трудную для отгадки. Сомнения вызывала только последняя часть « ция». Тогда отлично вышло бы: индустриализакция. Промучившись полчаса и не надумав, как поступить с капризным окончанием, Синицкий решил, что конец придет сам собой, и приступил к работе.
Он начал писать свою поэму на листе, вырванном из бухгалтерской книги, с жирной надписью «дебет». Сквозь большую стеклянную дверь балкона видны были цветущие акации, латаные крыши домов и резкая синяя черта морского горизонта. Черноморский полдень заливал город кисельным зноем. Старик подумал и нанес на бумагу начальные строчки: Мой первый слог сидит в чалме, Он на востоке быть обязан. Ему понравилось то, что он сочинил, трудно было только найти рифмы к словам «обязан» и «чалме». Ребусник походил по комнате и потрогал руками бороду. Вдруг его осенило. Второй же слог известен мне, Он с цифрою как будто связан. С «Али» и « за » тоже удалось легко справиться. В чалме сидит и третий слог, Живет он тоже на востоке.
Четвертый слог поможет бог Узнать, что это есть предлог. Утомленный последним усилием, Синицкий отвалился на спинку стула и закрыл глаза. Ему было уже семьдесят лет. Пятьдесят из них он сочинял ребусы, шарады, загадочные картинки и шарадоиды. Но никогда еще почтенному ребуснику не было так трудно работать, как сейчас. Он отстал от жизни, был политически неграмотен, и молодые конкуренты легко его побивали. Они приносили в редакции задачи с такой прекрасной идеологической установкой, что старик, читая их, плакал от зависти. Куда ему было угнаться за такой, например, задачей: Задача-арифмоид На трех станциях Воробьево, Грачево и Дроздово было по равному количеству служащих. На станции Дроздово было комсомольцев в шесть раз меньше, чем на двух других вместе взятых, а на станции Воробьево партийцев было на 12 человек больше, чем на станции Грачево. Но на этой последней беспартийных было на 6 человек больше, чем на первых двух.
Сколько служащих было на каждой станции и какова была там партийная и комсомольская прослойка? Очнувшись от своих горестных мыслей, старик снова взялся за листок с надписью «дебет», но в это время в комнату вошла девушка с мокрыми стрижеными волосами и черным купальным костюмом на плече. Она молча прошла на балкон, развесила на облупленных перилах сырой костюм и глянула вниз. Девушка увидела бедный двор, который видела уже много лет, — нищенский двор, где валялись разбитые ящики из-под макарон, бродили перепачканные углем коты и жестянщик с громом чинил ведро. В нижнем этаже домашние хозяйки растабарывали о своей тяжелой жизни. И разговоры эти девушка слышала не первый раз, и котов она знала по именам, и жестянщик, как ей показалось, чинил это самое ведро уже много лет подряд. Зося Синицкая вернулась в комнату. Ребусное дело... Зося заглянула в старческие каракули деда и сейчас же крикнула: — Что ты тут написал? Что это такое?
Почему — бог? Ведь ты сам говорил, что в редакции не принимают теперь шарад с церковными выражениями. Синицкий ахнул. Крича: «Где бог, где? Там нет бога! Опять маху дал! Ах, жалко! И рифма пропадает хорошая. Но испуганный Синицкий отказался от «рока». Я знаю!
Ах, маху дал, маху дал! Что же это будет, Зосенька? Зося равнодушно посмотрела на деда и посоветовала сочинить новую шараду. Помнишь, как ты мучился со словом «теплофикация»? Не взяли эту шараду. Сказали — слабо, не подходи т. Маху дал. И старик, усевшись за свой стол, начал разрабатывать большой, идеологически выдержанный ребус. Первым долгом он набросал карандашом гуся, держащего в клюве букву «Г», большую и тяжелую, как виселица. Работа ладилась.
Зося принялась накрывать к обеду. Она переходила от буфета с зеркальными иллюминаторами к столу и выгружала посуду. Появилась фаянсовая суповая чашка с отбитыми ручками, тарелки с цветочками и без цветочков, пожелтевшие вилки и даже компотница, хотя к обеду никакого компота не предполагалось. Вообще дела Синицких были плохи. Ребусы и шарады приносили в дом больше волнений, чем денег. С домашними обедами, которые старый ребусник давал знакомым гражданам и которые являлись главной статьей домашнего дохода, тоже было плохо. Подвысоцкий и Болце уехали в отпуск, Стульян женился на гречанке и стал обедать дома, а Побирухина вычистили из учреждения по второй категории, и он от волнения потерял аппетит и отказался от обедов. Теперь он ходил по городу, останавливал знакомых и произносил одну и ту же полную скрытого сарказма фразу: «Слышали новость? Меня вычистили по второй категории! А некоторые ничего не отвечали, косили на Побирухина огненным глазом и проносились мимо, труся портфелями.
В конце концов из всех нахлебников остался один, да и тот не платил уже неделю, ссылаясь на задержку жалования. Недовольно задвигав плечами, Зося отправилась в кухню, а когда вернулась, за обеденным столом сидел последний столовник — Александр Иванович Корейко. В обстановке внеслужебной Александр Иванович не казался человеком робким и приниженным. Но все же настороженное выражение ни на минуту не сходило с его лица. Сейчас он внимательно разглядывал новый ребус Синицкого. Среди прочих загадочных рисунков был там нарисован нуль, из которого сыпались буквы «Т», елка, из-за которой выходило солнце, и воробей, сидящий на нотной строке. Ребус заканчивался провернутой вверх запятой. К чему бы такой гусь? Способности большие! Сразу видно человека первого разряда.
Для печати? Было в этом борще что-то заслуженное, что-то унтер-офицерское. Для печати не годится. Слышишь, Зосенька? Маху дал! Что же теперь делать? Старика успокаивали, но он был безутешен. Кое-как пообедав, он немедленно поднялся, собрал изготовленные за неделю загадки, надел лошадиную соломенную шляпу и сказал: — Ну, Зосенька, пойду в «Молодежные ведомости». Немножко беспокоюсь за алгеброид, но, в общем, деньги я там достану. До свидания, Александр Иванович.
В комсомольском журнале «Молодежные ведомости» старика часто браковали, корили за отсталость, но все-таки не обижали, и журнал этот был единственным местом, откуда к старику бежал тоненький денежный ручеек. Синицкий захватил с собой шараду, начинающуюся словами: «Мой первый слог на дне морском», два колхозных логогрифа и один алгеброид, в котором, путем очень сложного умножения и деления, доказывалось преимущество советской власти перед всеми другими властями. Когда ребусник ушел, Александр Иванович мрачно принялся рассматривать Зосю. Александр Иванович столовался у Синицких сначала потому, что обеды были там дешевые и вкусные. К тому же основным правилом он поставил себе ни на минуту не забывать о том, что он мелкий служащий. Он тыкал всем в глаза своей мнимой бедностью и любил поговорить о трудности существования в большом городе на мизерное жалование. Но с некоторых пор цена и вкус обедов потеряли для него то отвлеченное и показательное значение, которое он им придавал. Если бы от него потребовали, и он мог сделать это не таясь, то платил бы за обед не шестьдесят пять копеек, как он это делал теперь, а три или даже пять тысяч рублей. Александр Иванович, подвижник, сознательно изнурявший себя финансовыми веригами, запретивший себе прикасаться ко всему, что стоит дороже полтинника, и в то же время раздраженный тем, что из боязни потерять миллионы он не может открыто истратить ста рублей, — влюбился со всей решительностью, на которую способен человек сильный, суровый и обозленный бесконечным ожиданием. Сегодня наконец он решился объявить Зосе о своих чувствах и предложить свою руку, где бился пульс, маленький и злой, как хорек, и свое сердце, стянутое сказочными обручами.
Сделав это сообщение, гражданин Корейко схватил со стола длинную пепельницу, на которой был написан дореволюционный лозунг: «Муж, не серди свою жену», и стал внимательно в нее вглядываться. Тут необходимо разъяснить, что нет на свете такой девушки, которая не знала бы по крайней мере за неделю о готовящемся изъявлении чувств. Поэтому Зося Викторовна озабоченно вздохнула и остановилась перед зеркалом. У нее был тот спортивный вид, который за последние годы приобрели все красивые девушки. Проверив это обстоятельство, она уселась против Александра Ивановича и приготовилась слушать. Но Александр Иванович ничего не сказал. Он знал только две роли: бедного служащего и подпольного миллионера. Третьей роли он не знал. Например, Лапидус-младший. Да и Лапидус-старший тоже хорош...
Здесь Корейко заметил, что идет по тропинке бедного служащего. Свинцовая задумчивость снова овладела им. Не видя никакой поддержки со стороны Зоси, он развил свою мысль. Он уже стар. То есть не то чтоб стар, но не молод. И даже не то чтоб не молод, а просто время идет, годы проходят. Идут года. И вот это движение времени навевает на него разные мысли. О браке, например. Пусть не думают, что он какой-то такой.
Он хороший, в общем. Совершенно безобидный человек. Его надо жалеть. И ему даже кажется, что его можно любить. Он не пижон, как другие, и не любит бросать слова на ветер. Честно и откровенно. Почему бы одной девушке не пойти за него замуж. Выразив свои чувства в такой несмелой форме, Александр Иванович сердито посмотрел на внучку ребусника. И, не дождавшись ответа, заговорила по существу дела. Она все отлично понимает.
Время действительно идет ужасно быстро. Еще так недавно ей было девятнадцать лет, а сейчас уже двадцать.
И когда все было готово, когда родная планета приняла сравнительно благоустроенный вид, появились автомобилисты. Надо заметить, что автомобиль тоже был изобретен пешеходами. Но автомобилисты об этом как-то сразу забыли. Кротких и умных пешеходов стали давить. Улицы, созданные пешеходами, перешли во власть автомобилистов.
Мостовые стали вдвое шире, тротуары сузились до размера табачной бандероли. И пешеходы стали испуганно жаться к стенам домов. Для них ввели некое транспортное гетто. Им разрешают переходить улицы только на перекрестках, то есть именно в тех местах, где движение сильнее всего и где волосок, на котором обычно висит жизнь пешехода, легче всего оборвать. В нашей обширной стране обыкновенный автомобиль, предназначенный, по мысли пешеходов, для мирной перевозки людей и грузов, принял грозные очертания братоубийственного снаряда. Он выводит из строя целые шеренги членов профсоюзов и их семей.
И всё это во имя того, чтобы дожить до счастливого дня, когда деньги дадут ему славу, власть, почёт [48]. Основная статья: Васисуалий Лоханкин Васисуалий Лоханкин — жилец коммунальной квартиры, именуемой «Воронья слободка». По воспоминаниям Виктора Ардова , дружившего с авторами «Золотого телёнка», это название было придумано Евгением Петровым применительно к своему коммунальному жилищу, находившемуся в Кропоткинском переулке. В число соседей писателя, имевшего в квартире небольшую комнату, входили люди, которые внешностью и повадками напоминали романных обитателей «Вороньей слободки»: «ничья бабушка», «бывший грузинский князь — ныне трудящийся Востока» и другие [49]. Васисуалий Лоханкин, причисляющий себя к русской интеллигенции и много размышляющий о её судьбе, имеет начальное образование он исключён из пятого класса гимназии , нигде не работает и на досуге любит рассматривать картинки из иллюстрированного еженедельника «Родина» за 1899 год [50]. Узнав о том, что жена Варвара уходит от него к инженеру Птибурдукову, Васисуалий внезапно начинает разговаривать не прозой, а «пятистопным ямбом » [комм. Так, фраза «Волчица ты. Тебя я презираю» сопоставима по метрике и синтаксису со строчками «Безумец я. Чего ж я испугался? Полустишие «Уж дома нет. Сгорел до основанья», произносимое Васисуалием после пожара в «Вороньей слободке», по своей структуре близко предложению из драмы Пушкина «Русалка»: «Вот мельница! Она уж развалилась» [53]. Обращение к новому мужу Варвары «Ты хам, Птибурдуков, мерзавец! Валентина Грюнзайд, жена Евгения Петрова Литературовед Аркадий Белинков считал, что у Лоханкина было много прототипов; речь идёт прежде всего об окружении соавторов из редакции газеты «Гудок» [55]. Свою версию возможного прообраза предложила внучка Евгения Петрова — Екатерина Катаева. По её словам, в облике персонажа просматриваются черты жены Петрова — Валентины Грюнзайд: «Валентина Леонтьевна была женщиной воздушной и экзальтированной, никогда не работала… Соседи гноили её так, что она рыдала с утра до ночи» [56]. К литературным героям, которые близки Васисуалию по духу, относятся Алексей Спиридонович Тишин из романа Ильи Эренбурга « Необычайные похождения Хулио Хуренито » [57] и Анатолий Эсперович Экипажев из водевиля Валентина Катаева «Миллион терзаний», чья риторика схожа с лоханкинской: «Мученичество за идею», «Вот до чего довели бедную русскую интеллигенцию» [58]. Особняком в этом ряду стоит Николай Кавалеров — персонаж романа Юрия Олеши « Зависть », написанного за четыре года до выхода в свет «Золотого телёнка». По мнению Аркадия Белинкова, создание образа Лоханкина было своеобразным ответом Олеше: Васисуалий Лоханкин был опровержением Кавалерова. Ильф и Петров спорили с Юрием Олешей. Они осмеяли: «Васисуалия Лоханкина и его значение», «Лоханкина и трагедию русского либерализма», «Лоханкина и его роль в русской революции». Вместе со значением, трагедией и ролью осмеян лоханский ямб. Авторы осуждали Лоханкина со всей решительностью эпохи, в которую создавались их книги [59]. Другие персонажи[ править править код ] Инженер Птибурдуков, к которому уходит жить Варвара Лоханкина, — это, по мнению исследователей, «мещанин новой формации». В отличие от лежащего на диване Васисуалия он имеет диплом, ходит на службу и свободное время посвящает домашним делам — в частности, выпиливает по дереву миниатюрный нужник. Этот вид досуга в СССР поощрялся; так, в рассказе Владимира Лидина «Мужество», опубликованном в 1930 году, выпиливание относилось к числу увлечений «образцового пионера». Речь Птибурдукова наполнена штампами ; пытаясь оппонировать ругающемуся Лоханкину, он в качестве аргументов произносит фразы из газет: «Ну подумайте, что вы делаете? На втором году пятилетки …» Литературовед Юрий Щеглов видит определённый символизм в том, что Лоханкин забывает выключать в туалете свет, а Птибурдуков создаёт нужник: «Новый обыватель заимствовал структуру своего быта у прежнего обывателя, лишь слегка перекрашивая её на советский лад» [60]. Дед Зоси Синицкой, занимающийся составлением шарад, также вынужден реагировать на запросы нового времени. В главе «Снова кризис жанра» он сочиняет стихотворную загадку со словом « Индустриализация » [61]. На какой, единственной в СССР, ферме применяется удой коров электрическим способом? Выполнили ли мы в этом году план весенней путины? Увидев девушку в первый раз в газоубежище, великий комбинатор цитирует стихотворение Алексея Константиновича Толстого « Средь шумного бала, случайно… » [63]. Перед их последней встречей Остап рассказывает Адаму Козлевичу о том, что ночью он вслед за Пушкиным написал « Я помню чудное мгновенье… » [64]. Во время свидания, предшествующего окончательному разрыву, герой называет себя «типичным Евгением Онегиным , рыцарем, лишённым наследства советской властью» [65]. Кроме стихотворных мотивов, в этой сюжетной линии использован личный опыт одного из авторов «Золотого телёнка». Так, обращённая к Зосе фраза «Вы нежная и удивительная» позаимствована из писем Ильфа, адресованных одесским знакомым писателя [66]. Окончательная редакция романа завершается тем, что Зося выходит замуж за «секретаря изоколлектива железнодорожных художников» Фемиди и отправляется с мужем в «Учебно-показательный комбинат ФЗУ», где Остапу не дают обеда, ибо он не член профсоюза… Фемиди увёл [девушку] у единоличника-миллионера.
Почему книги Ильфа и Петрова вошли в золотой запас скреп советского общества
Золотой Теленок Ильф и Петров – покупайте на OZON по выгодным ценам! Из Ильфа и Петрова нужнее всего «Одноэтажная Америка». Ильф и Петров всегда открыта к прочтению онлайн. А так же у нас на сайте вам не составит труда скачать книгу Золотой теленок Ильф и Петров в формате Fb2, MOBI, EPUB. Случайно натолкнулся на неновую литературоведческую сенсацию, о которой не знал: оказывается, романы «12 стульев» и «Золотой теленок» написал Михаил Булгаков, а вовсе не Ильф и Петров, как всегда считалось.
Что скажете о пересказе?
- Почему книги Ильфа и Петрова вошли в золотой запас скреп советского общества
- Евгений Петров ★ Золотой Теленок (полная версия) читать книгу онлайн бесплатно
- Читать книгу Золотой теленок Ильи Ильфа : онлайн чтение - страница 1
- Другие издания
- Золотой телёнок
Книга "Золотой теленок" - И. Ильф, Е. Петров
Романы Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» свидетельствуют о том, что авторы преувеличили место и значение нэпманских элементов и что авторам в тот период их литературной деятельности присущи были буржуазно-интеллигентский скептицизм и нигилизм. Первые несколько лет положение ведущих журналистов «Правды» и «Литературной газеты» выводило Ильфа с Петровым из сферы партийной критики, роман «Золотой телёнок» исправно издавался почти ежегодно и считался классикой советской сатиры. Скачайте бесплатно электронную книгу (e-book) Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» на компьютер или телефон (айфон или андройд) без регистрации и читайте офлайн. Произведение Ильи Ильфа и Евгения Петрова Золотой теленок можно читать онлайн на нашем сайте. Вы читали «Золотой теленок» Ильфа и Петрова? роман И.А. Ильфа и Е.П. Петрова, повествующий о похождениях Остапа Бендера после событий, описанных в романе «Двенадцать стульев».
Пять причин прочитать полную версию романа «Золотой теленок»
И. Ильф, Е. Петров является просто замечательной, так как она высмеивает все пороки того времени. На сегодняшний день литературное наследие Ильфа и Петрова составляет пять томов, а если спросить у среднестатистического человека, читающего книги, что ему знакомо из их прозы, — 99 процентов назовут “12 стульев” и “Золотого телёнка”. книга Илья Ильф Евгений Петров Двенадцать стульев и Золотой теленок 1957 г.