Расписание сеансов, более 20 фильмов в афише – купить билет от 190 рублей. Выберите кино, что посмотреть сегодня в кинотеатре «Синема 5» в городе Волгограде. «Дюна» Фрэнка Герберта — научно-фантастический роман, который до сих пор плохо поддавался экранизации.
Дюна (фильм, 2021)
Будущий фильм «Дюна 3» от режиссера Дени Вильнева (Denis Villeneuve) раскрыли с новыми известиями и напугали фанатов, ожидающих третью часть. Мы предлагаем Вам ознакомиться с киноафишей на нашем сайте, посмотреть, что идет в кино в Минске и в Гродно сегодня и купить билеты онлайн в кинотеатры Silver Screen и mooon, не выходя из дома. Свежие новости Apple, подробные обзоры iPhone и других смартфонов. Cайт о технике и технологиях c аналитическими статьями и авторскими материалами. это источник самой оперативной и подробной информации о кинематографе, ориентированный как на любителей кино, так и на профессионалов. Азбука новостей. Будущий фильм «Дюна 3» от режиссера Дени Вильнева (Denis Villeneuve) раскрыли с новыми известиями и напугали фанатов, ожидающих третью часть.
Сейчас читают
- «Дюна 2»: все, что известно о продолжении фильма
- Добро пожаловать в наш интернет-магазин запчастей для иномарок и отечественных автомобилей!
- Book24.ru – официальный книжный магазин крупнейшей в России издательской группы Эксмо-АСТ.
- Дюна (фильм 2021) смотреть онлайн бесплатно в хорошем HD качестве
- Региональный портал медицинских услуг
- Релизы игр:
Доброе утро
По мнению Вильнёва, мир книги слишком сложен, чтобы уместить его в один фильм. В основе сценария — вторая половина романа Герберта «Дюна». Согласно официальному синопсису фильма, Пол Атрейдес объединится с народом фрименов и возглавит восстание против Шаддама — падишаха-императора и главы Дома Коррино. Так главный герой хочет отомстить за гибель семьи. Основная работа над ним закончилась к марту 2022 года. Многие герои из первой части получат больше экранного времени. Зрителей ближе познакомят с фрименами — лидером одного из племен Стилгаром и воительницей Шани, являвшейся Полу в видениях.
Исполнитель роли Стилгара Хавьер Бардем еще до съемок первого фильма знал, что его персонажу уделят больше времени во второй части. По словам Вильнёва, во втором фильме фокус сместится с Пола на Шани. Она привносит во второй фильм то же самое, что и в прошлый, но в большем количестве. Она действительно стала мне сестрой. Я благодарен ей как коллеге, сестре и другу», — рассказывал Тимоти Шаламе в интервью Variety. Больше внимания уделят Харконненам.
Первую часть «Дюны» Вильнёв осознанно посвятил Полу Атрейдесу и ордену Бене Гессерит, а роли других персонажей сократил. Теперь фокус сместится на тех, кого не показали в фильме 2021 года. Я думаю, что это был лучший способ познакомить широкую аудиторию с миром. Но во втором фильме я хочу иметь больше гибкости, чтобы углубиться в детали», — рассказывал Дени Вильнёв. Зрители увидят разные миры вселенной Дюны. По словам художницы по костюмам Жаклин Вест, во второй части покажут планету падишаха-императора Шаддама и больше времени уделят планете Харконненов — Гьеди Прайм.
Подготовка «Дюны 2» потребовала больше усилий: число костюмов увеличилось, отмечает Вест. Нам нужно было создать три обособленных и по-разному выглядящих мира, а также вернуться к Бене Гессерит — древним в костюмах, похожих на египетские мумии. Мне кажется, визуально все получилось потрясающе», — говорит художница. По очевидной причине: их убили в первом фильме. Кристофер Уокен сыграет падишаха-императора Шаддама. Роль принцессы Ирулан исполнит Флоренс Пью.
Ранее актриса играла в «Солнцестоянии», «Маленьких женщинах» и «Черной вдове». В интервью Vanity Fair Пью назвала съемки в «Дюне 2» интересным опытом, который многому ее научил. Они звезды, но не в том смысле, в каком обычно используют это слово. Они просто блестящие люди. Мне посчастливилось называть их всех своими друзьями, это очень здорово», — рассказывала актриса. К актерскому составу присоединился Остин Батлер.
В дополнение же к этому мне хочется оттенить ещё одно душевное настроение, которое должно пребывать в нашем сердце при чтении этой молитвы — настроение надежды. Молитва Господня с самого первого слова её «Отче» — Отец — и до просьбы об избавлении от лукавого, и с заключительным обоснованием наших просьб что мы все — в Царстве Его, что всё -возможно Ему, что всё это для Его же славы — вся она вводит нас в такое упование на Бога, как родные дети надеются на отца, на мать. И эта надежда не есть простое легкомыслие, вызываемое нашей греховной слепотой, нет! И потому, пусть приступает всякий из нас — как бы даже ни был грешен — с этим светлым настроением надежды!
Ведь Бог только того и желает, чтобы давать, святить, спасать, избавлять нас! И притом Он все это делает Сам, нам же остается лишь просить Его, молиться!.. Так мало!.. Так легко!..
И даже от грешника не требуется в молитве ни подвигов особых, ни усиленной собственной борьбы, а лишь просить: оставь, прости, покрой!!! Разве одно лишь ставится условие — «как и мы прощаем». А в прочих прошениях не ставится уже никаких наших дел. Только молись, только проси!
И Он все устроит… Даже и о «хлебе» позволено молиться, хотя и совсем не высоко это для верующего. Значит, и с нашими маленькими нуждами мы с надеждой можем прибегать к нашему Отцу. И потому, когда читаешь Молитву Господню, пусть в твое сердце войдет мирный дух, дух надежды, что Он всё слышит, что Он всё может, что Он всё хочет сделать нам благое. Пусть не подходит дух лукавый с внушениями, что Бог есть суровый Судия, что Он всегда наказывает нас, что Он не простит, что Он не даст!
Нет, нет! Он — Отец и всё дает даром: только проси и молись по-детски, с доверием, с несомненной надеждой. И эта надежда самая будет Ему лучшею жертвою с нашей стороны, вместо всяких собственных наших подвигов и добрых дел. Именно так молиться научил нас не человек, а Сам Сын Божий — Бог!
Он знает, как нужно молиться нам. Но с самого начала приступания к молитве нам нужно установить себя в указанных основных состояниях: устремиться всецело к Богу и непременно с надеждой на Него, оставив позади себя «всякое житейское помышление» за малым изъятием хлеб ; и это опять — ради Бога же. Есть и ещё одно общее для всех прошений молитвенное состояние: это редко нами замечаемое моление не в одиночку, не от себя, не за себя лишь, а за всех, от имени всех нас. Но эту особенность — очень важную и очень часто забываемую нами практически — мы оставим до толкования подробностей Молитвы Господней.
А сейчас лишь кратко заметим ее… И не забудем! Не забудем по одному уже тому, что о всеобщности молитвы мало кто из нас думал и думает. Многие же просто впервые слышат об этом. Было и бывает часто это забвение и с нами недостойными.
Ещё я нахожу полезным внести маленькое успокоение в наши земные сердца и умы. У нас на земле так много забот, печалей, нужд, вопросов, бед, скорбей, задач и личных и служебных, общественных и мировых, что иной невольно смутится и впадет в малодушие от такой «строгости» и надмирного духа Молитвы Господней: неужели Бог не позволил просить Его о наших, пусть и не высоких, но больных нуждах? Неужели и Ему нет дела до наших маленьких и больших бед? Неужели Ему не до нашей несчастной планеты с её миллионами бедных детей Его?
Нет, дорогие братья, это не так! Не для огорчения дана нам эта молитва, а для успокоения, и мира, и радости ещё здесь, на земле. Не забыты мы с нашими нуждами. Но вопрос лишь в том, какой путь удовлетворения их?
И ответ на это даётся в Молитве Господней. Правда, этот ответ не таков, к какому мы привыкли — ответ особенный, Божественный, премудрый, поразительно простой при своей глубине. Но ответ есть. Но если бы мы следовали ему, то насколько бы легче разрешались и все «мировые», общественные вопросы!
Правда, ответ этот — возвышенный, ибо Божественный, ответ идеальный, как и вся молитва, но он дан. И ответ этот — посильный для людей, как и всё Христово учение. Молитва Господня начинается обращением или воззванием. Это и необходимо, и естественно.
Во всякой беседе с кем бы то ни было, во всякой просьбе мы начинаем с имени того, к кому обращаемся, а при важных случаях называем и чин или положение его. И эти обращения с первого же момента показывают на отношения обеих сторон друг к другу. В заголовке таком сразу проявляется и чувствуется тот основной дух, которым потом будет проникнуто прошение, или беседа, или письмо одного к другому. Притом, чтобы наименовать кого-либо известным именем, титулом, прилагательным словом, нужно, чтобы то лицо, к кому мы обращаемся, действительно было таковым и чтобы я знал это и чувствовал это, а если оно — выше меня, то чтобы мне было позволено так или иначе именовать его.
Обращение — это сокращение отношений между двумя лицами, это фундамент, на котором будет стоять вся последующая просьба, беседа, письмо. И потому чрезвычайно важно, с какого первого слова научил нас молиться Сын Божий. Очень долгое время я не обращал внимания на это слово и не чувствовал его силы. Когда-то в школьном катехизисе, конечно, объяснялось оно, но вот каков печальный опыт: ни тогда, ни после оно не осталось в моём сердце как живое и постоянное чувство, и даже умственная память не толкала меня на внимание к этому чрезвычайному имени.
Слово это было для меня почти мертвым, сухим, безжизненным… И я потом много раз задумываются: отчего это случилось и даже теперь случается? Отчего нужно употреблять усилие ума и внимания, чтобы хоть сколько-нибудь установиться и ныне на понимании, а главное — на сердечном чувстве этого драгоценнейшего слова, на ощущении его? А ведь это так важно: от первой установки сердца зависит вся молитва дальнейшая не только во мне самом, но и в отношении ко мне Бога. Каковы мы, таков и Бог к нам: Он открывает Себя в меру нашей восприемлемости и нашего отношения к Нему.
Отчего же это было и бывает со мною? Это вопрос не мой лишь, а очень многих. И, может быть, тут сказывается не только мое личное состояние духа, но и результат школьного воспитания, а кто знает — нет ли здесь даже и широкого влияния восприятия религиозными массами русскими, греческими или иными самого христианства? Так или иначе, но скажу, что с самого детства моего мне никто почти не говорил о Боге как об «Отце»… Отец!
И совсем кратко и сильно: Он — родной мне, а я — Ему… Нет, никто не учил меня этому — ни дома, ни в школах… Правда, говорилось и училось, что Бог есть Любовь. Но никогда не внедрили в моё сердце живого ощущения этой любви Его. Наоборот, с самого детства — представление о Боге как о Судии, Воздаятеле! И в таком духе воспитывались мы и в школах.
И припоминаю, что только при постриге в монашество, на 27-м году, я в молитвах и наставлениях постригаемому услышал, точно впервые, о необычайной любви к нам, монахам, Бога: «Всещедрый убо Бог и многомилостивый… рекий: аще бы и жена забыла исчадие свое, Аз же не забуду тебе… да восприимет, и обымет, и защитит, и да будет ти стена тверда… утешения вина причина … совозлегая и совосставая с тобою». Конечно, много раз слышал я слова о любви Божией умом, но до сердца они дошли точно в первый раз тогда. А потом опять долгое время не помню живого отклика в душе, как об Отце… О, я множество раз испытывал опыты милосердия Божия, но это было более близко к Милующему Судии, чем к Отцу… «Отец» — это было что-то до такой степени далёкое, немыслимое, что сердце моё не смело даже и подумать подобное. Отчего же нас так учили?
Была ли это ошибка окружающей среды? Но тогда тоже ставится вопрос: почему они уклонились в такую ошибку, если то была ошибка? И была ли то «ошибка»? Или же тут была какая-то сокровенная правда, что мы больше думали не о Боге любви, а о Боге правды?
По этому вопросу мне приходят такие мысли. В православном восприятии христианства — а особенно у русского народа -всегда господствовало покаяние. И это происходило не от того, что русские были более грешны, чем иные православные и инославные христиане, а наоборот — от высоких требований христианского учения. Идеал Христов так высок и совершенен, что внимательная душа всегда будет недовольна своим состоянием, несоответствующим ему.
Так чуткий музыкант мучается и от малейшего диссонанса, а рядовому слушателю и большие ошибки незаметны. Святые люди всегда почти считали себя великими грешниками. В этом духе и воспитывалась Православная Русь. Следовательно, это была не «ошибка», а глубокое восприятие христианства.
Мне припоминается случай из прошлого. Одному человеку была подарена икона с надписью: «Просите у Бога благодати». Казалось бы, что тут невозможного или неприемлемого? Просить о радости, о милости Божией?
Но в ответ на это пожелание было написано: «Где уж мне просить о благодати? Вот хоть бы пощадил меня Господь, окаянную грешницу». И это по-православному, по-русски. А она была совсем не какая-нибудь великая грешница, по мнению нашему, даже была — «жизни хорошей»: чистой, богомольной, скромной, терпеливой.
И это покаянное восприятие христианства так вкоренилось в русские души православные, что нам совершенно невмоготу было переносить сектантские постоянные «благодарения» «дорогому Христу». Нам вообще было неприемлемо протестантское учение о «легком» спасении «верою». Известно, что самою распространенною молитвою в православном богослужении являются два слова: «Господи, помилуй! И вообще покаянные молитвы в частности, Давидовы псалмы, занимают весьма значительное место в приготовительных частях наших служб: на вечерни, на утрени, на часах, на домашних молитвах.
И только на литургии Церковь поднимает нас на свою высоту «Евхаристии» с греческого языка — благодарения, хвалы — гимна Богу за спасение человечества, за восстановление сыновства людей Богу Отцу. Да, это так. Но таково воззрение Церкви, живущей духом Божиим, она в высоте своей достигла вершины славословия чадами своего Отца Небесного. Но ее немощные, слабые дети и доселе неспособны подниматься до такой высоты.
Известно, что едва ли не большинство присутствующих на литургии верующих исполнены не чувства восторга и хвалы Отцу, а постоянным покаянным сознанием своего недостоинства и просьбами о прощении, помиловании да ходатайством о даровании им недостающего в земной жизни. Отчего всё это так сокрушенно и грустно? Причина простая. Наша греховность, личное наше несовершенство не позволяет подниматься каждому из нас за малыми исключениями на высоту благонадежного торжества, а снижает нас всегда на покаянные просьбы.
Потому мы, чувствуя себя всегда виновными, не смеем даже останавливаться на мысли об «Отечестве» Божием по отношению к нам. И от этого, а не от случайного или ошибочного воспитания в семье, школе и обществе и даже в Церкви, мы мало чувствуем это дорогое слово «Отец». Трудно нам оно. Непосильно ещё.
Мы -еще не настоящие дети Отца. Плохие дети. Впрочем, даже и хорошие дети не только лишь любят своего отца, не только ждут от него милостей, даров и нежности, но и боятся его. Правда, боятся совсем иначе, чем чужие дети или виновные боятся судью: боятся сыновним страхом, опасением потерять любовь своего отца.
Но все же боятся — благочестиво боятся. И ангелы от страха закрывают свои лица пред величеством Творца. Но при всём том дети всегда сознают себя детьми своего отца и потому с надеждой, с доверием обращаются к нему. Так и святые люди: пребывают и в страхе, но и в надежде на милосердие Отца Небесного.
Даже не должно называть это чувство «страхом», а скорее благоговением. Их страх — от святой высоты, а наш — от нашей низости; это два разных по качеству страха. И хорошо, что православные люди не дерзают, при своей греховности, возноситься на ступени сектантской фальшивой радости и постоянной хвалы «дорогого Иисуса», «дорогого Отца». Смиреннее, справедливее, богоугоднее, легче, спасительнее, полезнее — покаянное чувство постоянного сознания своего недостоинства, чем самомнительного самодовольства и легкомысленного упования на «Отца».
И верю, что такое покаянное православное настроение угоднее Богу Отцу, чем дерзкое напоминание Ему о своем сыновстве и Его Отечестве. Припоминается мне старший сын из притчи Христовой о «блудном сыне»: воротившись с трудов добрых дел на поле жизни , он с обидой ссылается на свою сыновнюю верность отцу, однако же недостаточно будто бы расцененную его отцом, а вот блудного сына, который недостойным считал себя даже и именоваться «сыном», а лишь просился в ряд последних рабочих наёмников, отец принял с распростёртыми объятиями и устроил ему пир. Когда вот так рассмотришь всё это глубже, тогда поймёшь, что есть много оснований и святой правды в нашем покаянном сознании, как недостойных считать себя детьми Божиими, а лишь бы хоть оказаться неизгнанными совсем и быть принятыми в число последних наёмников. Понятно становится, почему мы не чувствуем от всей души этого чудного слова Молитвы Господней — «Отче» — «Отец».
Мы, может быть, не только ещё не дети, но даже пока и не «рабы» Его, не наёмники, а блуждающие вдали от Отца, ушедшие и отрекшиеся от Него дети, живущие в грехах со свиньями. И подобно тому, как опустившийся душевно принц скрывает свое прежнее высокое происхождение от знатного отца, так и мы, грешные, не смеем даже и внутри своего сердца, пред собственной совестью, а тем более пред лицом Всевидящего Бога, именовать Его Отцом. Это самое высокое имя заставляет нас ещё более смиряться и нагибать повинно голову. Мытарь, стоя у стены храма, не смел даже поднять очей своих к небу и лишь бил в грудь себя и говорил: «Боже!
Почему же? Разве Господь не знал о нашей греховности, когда учил Своих учеников этому слову? И далее Он открыто скажет в Своей молитве о «долгах». Молитву эту Иисус Христос дал грешникам.
Слушали Его грешники. И тем не менее Он назвал Бога Отцом, уча и нас также именно называть Его во все века. И по одному этому мы не смеем отрекаться от данного поучения: Сам Бог так повелел. Как же можно совместить указанное выше покаянное настроение с этим радостным и уповательным именем?
Совсем просто. Как бы грешны ни были мы, но Бог Сам в Себе всегда остаётся Любовью. Бог всегда пребывает к нам в отношении Отечества. Это Его неизменяемое свойство — если только мы добровольно не отречёмся от Него сами — как это случилось с бесами, бывшими ангелами.
И если мы прибегаем к Нему, то Он тотчас же обращается к нам стороною Отечества. Это Его свойство. Такова первая причина этого слова. А вторая заключается в Сыне Его Иисусе Христе.
До Спасителя человечество не смело именовать Бога Отцом, близким себе. Таким образом в этом слове «Отец» сокровенно заключена идея искупления. Оно тогда ещё не совершилось, когда Господь говорил это. Но уже самое Его пришествие было началом искупления, и Он о будущем мог говорить уже, как о настоящем.
Ещё при крещении Христа Отец сказал Иоанну: «Сей Крещаемый есть Сын Мой возлюбленный, о Нем же через которого благоволих», то есть возвратил Свое отеческое благоволение к людям. И при рождении Его в Вифлееме ангелы пели пастырям: «Слава в вышних Богу… в человецех благоволение», конечно же, Божие. Ради Сына Единородного нам возвращено сыновство благодатное у Отца Небесного. Сын Божий повелел и учил так.
И ради этого одного мы и обязаны, и можем именовать Бога Отцом Своим. И какое счастье заключается в этом слове!.. Обратимся немного вглубь истории. Еврейский народ, как и язычники, за грехопадение были лишены отеческой милости.
И именовали Бога преимущественно словами «Правосудный Мздовоздаятель». Но вот из уст Иисусовых эти же самые евреи, обыкновенные люди, рыбаки, рабочие, немногие вожди-фарисеи, слышат это новое имя: Бог есть Отец… Можно представить себе, каким радостным благовестием прозвучало для них это имя! И тем оно было сильнее, чем звучало непривычнее!.. Но лучше послушаем свое собственное сердце… Вот иной раз и часто, увы!
И это слово промелькнет совершенно незаметно, бесследно. А в другой раз остановишься вниманием на нём, но недостойное сердце, подавленное грехами, боится принять смысл его… Отец! Нет, я недостоин этого права считать себя сыном Ему, следовательно, для меня лично Он ещё не Отец… И больно на душе… Но вот иногда и умом и сердцем воспримешь это святое слово… Даже побудишь себя принять его. Ведь именно так, а не иначе, научил молиться Сам Сын Божий!
Следовательно, так это есть поистине! Так должно молиться. Не по дерзости моей, а по послушанию Спасителю нашему… И задержавшись на малое время вниманием, вдруг установишься в отношении к Богу как действительно к Отцу… И тогда открываются душе блаженные, утешительные мысли и чувства. И после нелегко и вспомнить, а в тот момент они переживаются совершенно ясно и ярко.
А если любит, то и желает мне всяческого добра: и душе, особенно душе, но и даже телу моему, земному моему бытию. Он больше меня самого хочет мне добра. Он печётся о мне. Даже и о телесном существовании.
И надежда входит в сердце… Но я грешный? Всё равно, и о мне грешном Он печётся… И не больше ли, чем о 99 праведниках! Ведь Он — Отец мне! А не -Судья, постоянно карающий.
Пойду же к Нему с детским доверием, хоть и грешен… Ты — Отец: прими, не отвергай! И знаю: не отгонишь, не отвернёшься: Ты — Отец! Ты терпел меня тогда, когда я в грехах забывал Тебя совсем, а если и помнил, то всё же огорчал Тебя преступлениями моими. Но Ты не казнил сразу.
Ты ждал моего обращения, Ты даже не страшил меня ужасами геенны и вечных мучений. Ты щадил меня и в грехе. Ты — Отец!.. Так неужели, когда я возвращаюсь к Тебе с покаянием, когда я обращаюсь к Тебе с молитвою, когда я для ободрения и надежды на моё от Тебя спасение называю Тебя Отцом, Ты отвернёшься от меня?..
О нет!.. Ты же Отец! Так именовать, и почитать, и обращаться, и чувствовать, и поступать повелел Твой же Единородный Сын, — а Он исполнял не Свою, а Твою волю, значит, Ты Сам хочешь этого. Потому дерзаю, побуждаю себя не страшиться Тебя!
Подвигаю сердце своё навстречу Твоей Любви и говорю: Ты -и мой Отец!.. Потому уповаю, надеюсь… И в надежде радостной даже плачу утешительными слезами — так дитя плачет в коленях матери!.. И Ты приемлешь. Прошу милости.
Ты дашь! Ибо Ты всегда — Отец! А если Ты пошлёшь мне временно и скорби — и их принимаю. Ибо Ты посылаешь их не как наказание мне, а как лекарство от Своей любви ко мне.
Ты хочешь, чтобы я воротился сильнее к Тебе как сын, а Ты мог бы ещё больше любить меня как Отец. И тихим светом наполняется тогда душа. И никак никогда не должно забывать этого чудного, данного нам откровения: Бог — нам Отец! Отец Вот, казалось, я и «закончил» свои мысли надеждою на Отца.
Но как волны сменяют одна другую, так и чувства опять набегают снова и снова. И нельзя, опасно и даже грешно пред Богом и своею совестью было бы замолчать их… Пишу их так, как они родятся сами собою в живой душе в естественной последовательности, помимо даже моей воли и размышления… Может быть, Сам Бог посылает их так? Как хорошо, как блаженно надеяться на Отца! Но тут же вспоминается, как многократно эта самая надежда на «Милостивого» была дурно использована моей слабой душой.
И вот самое высокое благо — Божие Отечество — обращается в повод ко греху… Какой это ужас и преступление — Самого Бога обращать в путь ко злу!!! Что же? Или то не правда, что Он Отец? Нет, святая истина!
Но я так греховен и слаб, что даже истину превращаю в ложь, свет во тьму… Оказывается, и надежда на Отца опасна мне… И тогда снова в мысли встает понятие «Праведного», «Судии». И мысль об «Отце» уходит в тень. Уже не чувствуешь Отца. Но не хочется опять оставаться только пред Воздаятелем «по делам»… И закрываешь очи ума, чтобы ничего не видеть: ни отечества, ни суда, ни наказания по правде… Но и это невозможно: от себя и Божьего света некуда убежать… Что же делать?
Ища выхода из этих крайностей — злоупотребления отечеством и надеждой на него, не знаешь, куда же склониться? Но все же как вспомнишь Молитву Господню и слово «Отец», хватаешься за Него, как за спасительный якорь: лучше уж погрешу в чрезмерной надежде, чем впаду в малодушное уныние; лучше буду уповать, чем отчаиваться. Но якорь этот все же держится на некоторой цепи — на покаянии или хоть на сознании своей греховности. Пусть и без слов и рыданий, но говорю: «Будь милостив к грешнику!
Надеюсь на Твое спасительное милосердие! Верю, что как-либо спасешь меня недостойного и именоваться Твоим сыном! Однако из этих переживаний начинаешь понимать: почему иногда Сам Бог не показывает тебе Своей любви? Опасна она для нашей слабой природы!
И потому та же самая любовь принимает вид «правды», чтобы этим вывести нас опять на путь спасения. И ещё приходили мысли. Если бы мы были настоящими детьми, если бы мы действительно любили Бога, Своего Отца, то мы не грешили бы против Него. И сам знаешь, как прекрасно бывает сердцу, когда оно чисто.
Как хорошо бывает после искренней исповеди! И внутренний дух говорит тебе: «Вот видишь, как блаженно быть в любви Божией! Скоро слабеет эта сыновняя любовь и нежелание огорчать Отца своими грехами… Чуден наш Отец! Плохие мы дети.
И всё же Отец Он. Пришлось мне получить от одного светского человека удивительное размышление и «опытное переживание о Боге как Отце». Какая простая и святая мысль! Мы же в самом деле, по самому творению Божию, — уже чада Его, как созданные по Его образу.
И потому, каковы бы мы ни были. Он как первообраз наш, заботится о Своём образе и подобии, как отцы заботятся о похожих на них по рождению детях. Мы часто замарываем этот образ свой, но всё же он никогда не стирается до конца… До Страшного суда, когда отнимется совсем образ Божий от осуждённых. Итак, с какого бы ни подойти пути, всё же мы снова и снова упираемся в спасительное слово «Отче».
А суть этого слова -благость и милосердие. И не сойдём с этого спасительного основания. В этом суть христианства. В этом суть Евангелия, или — что то же по-русски — «благовестия».
Так научил нас молиться Сам Спаситель наш! И так будем чувствовать и молиться. Бог — воистину Отец наш! На сём стою!
Это — моё упование! Это надежда для меня, грешного! Это моё утешение! В этом моя вера!
Что бы ни говорили мне люди, что бы ни шептали бесы уныния — я слушаюсь Господа моего, научившего нас в молитве Своей говорить: «Отче наш». Потому ещё и ещё думается о Боге, как об Отце… Я вспомнил о блудном сыне, который не смел уже называть себя сыном, а просился хоть бы в наёмники… Но вот я в евангельском тексте прочитал то, что он всё же, несмотря на свою греховность и недостоинство, все же назвал своего отца — отцом: «Пойду к отцу моему, — думает он про себя, — и скажу ему: «Отче! И ещё пришло мне на ум. Это имя Отца не случайно обронено было лишь в одном месте Молитвы Господней.
Нет, его постоянно употребляет Спаситель в беседах с народом: «Любите врагов…да будете сынами Отца вашего Небесного… Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный Мф. Это все говорилось ещё ранее Молитвы Господней. Потому не так удивительно было для слушателей, что этим же именем повелел Иисус Христос называть Бога и в молитве.
Вторая часть фильма «Дюна» завершит повествование основной книги Фрэнка Герберта о пустынном мире планеты Арракис. Вильнёв намерен превратить своё кино в трилогию, экранизировав и второе произведение, «Мессия Дюны» 1969 года. Режиссёр планирует придерживаться сюжетных поворотов, описанных автором оригинала. Основная книга «Дюна» заканчивается событиями, которые выходят из-под контроля. Я подумал, что это очень сильный финал. Первые два фильма завершат адаптацию книги, и я очень этому рад.
Но люди спрашивают, готов ли я к миру «Мессии»?
Те, кто читал «Дюну», всё это знают, для остальных в тексте могут быть спойлеры! Самые важные для сюжета мы скрыли вот так. Явление Фейд-Рауты Фейд в «Дюне» Линча В первом фильме Вильнёв намеренно познакомил нас лишь с двумя представителями дома Харконненов: хитрым и коварным бароном Владимиром и его племянником Раббаном по прозвищу Зверь, жестоким, но безмозглым садистом, который по воле барона получил в своё распоряжение Арракис после смерти герцога Лето Атрейдеса. Но у барона есть и другой племянник, Фейд-Раута. Фейд-Раута, пожалуй, самый опасный из троих Харконненов. Барон коварен и хитёр, но немного предсказуем: всегда можно понять, когда именно он воткнёт кинжал тебе в спину. Зверь жесток, но туповат и бесхитростен. Фейд-Раута — тоже садист и убийца, как и его старший брат, он обожает убивать рабов, травить людей и наблюдать за чужими страданиями.
Вот только его садизм и жестокость скрыты за маской обходительного и харизматичного аристократа. Фейд-Раута может быть милым и приятным собеседником. Барон специально велел Раббану как можно жёстче обращаться с населением Арракиса, чтобы потом его младший брат на фоне дуболома-предшественника выглядел настоящим спасителем и героем. Фейд в сериале В книге Фейд-Раута появляется уже в первых главах, но Вильнёв намеренно отложил экранный дебют этого персонажа до второй части, чтобы его появление произвело большее влияние на зрителей. В версии Вильнёва эта роль пока остаётся вакантной, и СМИ вовсю обсуждают, кто бы мог её исполнить. Вот уже десять тысяч лет известной человечеству Вселенной правит императорский дом Коррино. Главным образом именно из-за текущего правителя, падишаха-императора Шаддама IV, на Арракисе разразился кризис. Император в «Дюне» Линча Увидев в популярности герцога Лето Атрейдеса угрозу для своей власти, Шаддам отобрал у Харконненов право на добычу меланжа и передал Атрейдесам. Именно он подтолкнул барона к мысли об искусном устранении соперника и помог Харконненам в этом, одолжив своих отборных телохранителей-сардаукаров.
По сути, барон при всем своём коварстве и гениальности сыграл роль орудия в руках настоящего интригана и кукловода. Сейчас Шаддам прикладывает все усилия, чтобы скрыть, какую роль сыграл дом Коррино в падении Атрейдесов. В первой части «Дюны» Вильнёва император лишь упоминается, но во второй он должен прибыть на Арракис лично. Фанаты уже спорят, кто лучше смотрелся бы в роли Шаддама. Читатель знакомится с принцессой заочно, как только открывает роман Герберта — главы предваряются цитатами из её будущей книги о деяниях Пола Атрейдеса. Большую часть первой книги принцесса сорит спойлерами, предвосхищая события, и лишь в конце романа появляется лично. Ирулан в сериале Ирулан — одна из важнейших героинь в саге об Атрейдесах, но по-настоящему она раскроется только в «Мессии» и «Детях Дюны».
Свежий номер "МК" - архив выпусков
Аркосолий — арка для урны с прахом или саркофага. По словам продюсера «Дюны» Сэма Кожая, съемочная группа и актеры «наслаждались своим пребыванием в Абу-Даби» и многое узнали о культуре бедуинов. В ноябре Зендея выложила фотографию заката в пустыне Лива и написала: «Знаю, что долго молчала, но я здесь, просто работаю и шлю вам любовь с Арракиса». Тимоти Шаламе выкладывал фотографию из Иордании — рядом со знаменитым храмом Эль-Хазне. Вы могли видеть его, например, в фильме «Индиана Джонс и последний крестовый поход». Когда выйдет «Дюна 2» Фильм выйдет на большие экраны 3 ноября 2023 года. Премьеру уже переносили два раза: сначала первые показы планировали на 17 ноября, еще ранее — на 20 октября. В России картину официально не покажут в кинотеатрах, так как ее дистрибьютор Warner Bros. Мировая премьера «Дюны 2» не пройдет на Венецианском фестивале. Первую часть дилогии впервые показали именно там.
Но вторую часть не успеют доделать до фестиваля, который пройдет с 30 августа по 9 сентября. По данным издания Deadline, фильм все еще могут показать на других киносмотрах. Например, в Нью-Йорке — там фестиваль пройдет с 29 сентября по 15 октября. Будет ли третья часть «Дюны» Пока конкретных планов у студии Warner Bros. Но режиссер Дени Вильнёв рассказывал, что рассматривает «Дюну» в первую очередь как историю Пола Атрейдеса. А она продолжается в романе «Мессия Дюны». Вильнёв утверждает, что был бы счастлив снять «Мессию Дюны» после окончания дилогии. Что известно о сериале «Дюна: Сестричество» Это приквел фильмов. Сериал основан на трилогии Брайана Герберта и Кевина Дж.
Андерсона «Орден сестер Дюны». Производством занимается стриминговый сервис Max. Сериал начали снимать в ноябре 2022 года в Будапеште. Дата релиза пока неизвестна. События разворачиваются за 10 тысяч лет до рождения Пола Атрейдеса. В центре сюжета — сестры Харконнен, основательницы ордена Бене Гессерит, куда входят женщины с экстрасенсорными способностями. Они находят путь к тогда еще не известной планете Арракис. Изначально сценарием и режиссурой занимались Джон Спэйтс и Дени Вильнёв. Они покинули проект, чтобы сосредоточиться на кинофраншизе.
В апреле 2022 года режиссером первых двух эпизодов назначили Йохана Ренка, известного по сериалам «Чернобыль» и «Во все тяжкие». Йохан Ренк снял две серии, но покинул проект из-за творческих разногласий. По этой причине производство сериала приостановили в конце февраля 2023 года.
Давайте вместе рассмотрим, каким образом было создано это кинематографическое произведение и какие трудности возникали на пути к его реализации. Выбор режиссера Одним из ключевых моментов в создании фильма был выбор режиссера. Дени Вильнёв, известный своими работами по фантастическим проектам, был приглашен для режиссуры «Дюны: Часть Вторая». Его талант и визионерский подход к съемкам помогли создать уникальную атмосферу и визуальный стиль фильма. Съемки и визуальные эффекты Как и в первой части, съемки «Дюны: Часть Второй» проходили на захватывающих пейзажах, которые создавали неповторимую атмосферу пустыни и инопланетного мира. Великолепные визуальные эффекты и декорации делали каждую сцену удивительно красивой и захватывающей. Актерский состав Вторая часть «Дюны» не обошлась без талантливых актеров, которые вновь воплотили на экране ярких персонажей.
Компания удалила три конкретных программы после того, как журналисты 404 Media направили им подтверждения своих заявлений. Сама Apple, по всей видимости, не смогла самостоятельно найти эти приложения. В 404 Media предполагают, что в будущем таких случаев может оказаться больше, раз модерация Apple не способна сама обнаружить подобные нарушения. Русифицирование приложение. Можно привязать к своей российской сим-карте. Карта сроком на 3 года.
Его работы слишком академичны и выхолощены. И его называют визионером? Я несколько месяцев назад смотрел Дюну Герберта, и Дюна Вильнёва превосходит её только, очевидно, в дороговизне спецэффектов. Герои у Вильнёва раскрыты намного хуже, повествование бежит галопам по Европам, и это при хронометраже в 2 ч. А буквально в каждой сцене есть какой-то фейспалм. Например, ядерное оружие в руках фрименов? ОМГ, но ладно.
Джихад, инцест и заговор: чего ждать от третьей «Дюны» Дени Вильнева?
Северная Набережная, д. Красноармейская 53, эл.
Но композитор Ханс Циммер точно напишет музыку для «Дюны 3». Кадр: Warner Bros.
Discovery Фильм будет основан на романе «Мессия Дюны». Это вторая книга из шести в цикле Фрэнка Герберта о планете Арракис. Важную роль сыграют политические интриги вокруг Пола Атрейдеса. По сюжету второй книги главный герой «Дюны» правит Галактикой и решает судьбы миллиардов людей.
Недостатка в крупных премьерах в этом году не будет. А компанию им всем составит «Крэйвен-охотник» от Sony. Но кинокомиксы и бесконечные сиквела — далеко не всё, чем смогут себя порадовать истинные киноманы.
Кантемир Балагов. Молодой успешный кинорежиссер, ранее заключивший успешный контракт с американским стриминговым сервисом, покинул РФ в марте 2022 года. Антон Долин. Список знаменитостей, уехавших из России в 2022 году пополнил и один из самых авторитетных кинокритиков. По сообщениям, он собирается жить и работать в Латвии. Михаил Зыгарь признан иностранным агентом. Журналист, писатель, релоцировался в Берлин. Возвращаться в Россию не планирует. Александр Роднянский признан иноагентом в РФ. Пока известные артисты уехавшие на Украину из России, поскольку имеют украинское гражданство, оповещают об этом в соцсетях, скандалы потрясают российский кинорынок. Продюсер «Кинотавра» больше не имеет к нему отношения. Роднянский уехал на Украину, где его Родина, а многие его проект теперь заморожены. Оксимирон Мирон Федоров, признан иноагентом в РФ. Рэп-исполнитель отправился в Стамбул. Возвращения в РФ в его планах нет. UPD: 6 сентября менеджер артиста сообщил, что Оксимирон вернулся в Россию. Авдотья Смирнова и Анатолий Чубайс. Новость об отъезде одного из самых известных политиков эпохи нулевых поразила многих. Вместе с супругой он находится в Турции. Сведений о возможном возвращении Чубайса или его жены, известного кинорежиссера и сценариста, в РФ пока нет. В Россию супруги возвращаться не намерены. Тем более, что здесь Чубайса ждут на допрос в СК РФ по делу о нецелевом расходовании средств в ранее возглавляемой им корпорации Роснано. Ольга Смирнова. Прима-балерина Большого театра ещё в начале марта заключила контракт с Голландским национальным балетом. Первую партию на новой сцене она станцует 3 апреля, в балете «Раймонда». Из Большого театра прима ушла до конца сезона, в отпуск за свой счёт, с официальной причиной «травма». Супруг балерины тоже работает за рубежом, в финансовом секторе, возвращаться в РФ он не планирует. Ингеборга Дапкунайте. Актриса, известная преимущественно своими ролями в российском кино, больше не планирует возвращаться в РФ. Сейчас она находится в Бельгии, где живут ее родные. Елена Бунина. Генеральный директор компании «Яндекс» оставила свой пост, и покинула Россию в начале апреля. Жить и работать она планирует в Израиле. Паулина Андреева. Актриса, жена режиссера Федора Бондарчука, 5 апреля, без супруга и сына, находилась в Турции. О ее планах по возвращению на родину пока ничего не известно. Бондарчук ситуацию также не комментирует. Андрей Разин. Там у него имеется недвижимость. Возвращаться в Россию Разин не планирует. С продюсером у него были многолетние суды за возможность исполнения песен из репертуара «Ласкового мая». Но все права на них Разин предусмотрительно зарегистрировал в США.
Дюна: Часть вторая (2024)Дубляж.Full HD1080p_ Научная фантастика/Приключения. — Video
В российский прокат фильм Дюна 2 должен выйти 1 марта 2024 года. «Дюна». Финальный трейлер «Дюны» по одноимённому роману. Премьера состоится 14 октября. Первый фильм «Дюна» рассказывает о трагедии, которую пережил юный Пол Атрейдес. Все новости тенниса России и мира: онлайн-трансляции теннисных матчей, результаты, статистика.
История Создания Фильма «Дюна: Часть Вторая»
- Когда выйдет вторая часть «Дюны»?
- «Дюна. Часть 2» удваивает в прокате результат первого фильма
- Рекомендуем к покупке
- Буквоед – книжный интернет магазин: купить книги, учебники, подарки
- НОВИНКИ КИНО 2024 СМОТРЕТЬ Онлайн | ВКонтакте
«Дюна 2»: все, что известно о продолжении фильма
К тому же она фрименка, партизанка и просто красавица, даром что играет ее Зендая. Вильнев превращает Чани не просто в тайную протагонистку, но и в нравственный ориентир картины. К слову, он был и в книге. Герберт не идеализировал своих персонажей, а для тех, кто не понял, что воцарение Пола закончится кровавой бойней, написал к «Дюне» роман-эпилог — «Мессия Дюны». Справедливости ради надо сказать, что в книге Пол до последнего сопротивлялся своей участи и пытался предотвратить джихад. В фильме этот Лоуренс АрракийкийАрракис — другое название Дюны.
А фильм Вильнева рецензенты сравнивают с песчаным байопиком «Лоуренс Аравийский» про британского разведчика, возглавлявшего восстание арабов против Османской империи. Вильнев тем самым деконструирует троп «белый спаситель», в злоупотреблении которым режиссера поначалу обвиняли критики. Но поскольку расхождения между первой книгой и ее свежей двухсерийной экранизацией достаточно велики фильмы Вильнева, по сути, самое радикальное переосмысление фантастической прозы Герберта , второй том тоже, скорее всего, ждет основательная ревизия, а то и деконструкция. Которая отчасти уже состоялась в мини-сериале 2003 года, объединившем «Мессию» и «Детей Дюны». Там однако Пол Алек Ньюман , несмотря на все грехи, все-таки оставался положительным героем, а у Вильнева он вполне может превратиться в Дарта Вейдера.
Неспроста же критики сравнивают вторую «Дюну» с «Империя наносит ответный удар» , хотя мы бы скорее сравнили ее с трилогией — приквелом «Звездных войн» , где превращение мессии в Антихриста было более наглядным.
Чани куда лучше. Люди, читавшие «Дюну» Фрэнка Герберта, знают, что Сихайей Пол называл Чани — и что в романе она играла совсем иную, нежели в фильме, роль. Поскольку в книге юный Атрейдес уже после смерти отца терял способность чувствовать и превращался в Квисац-Хадераха сверхчеловека и махди мессию , Герберту необходимы были персонажи, способные заземлить отрывающегося от реальности пророка. Собственно, в книге, по сравнению с фильмом, Чани не бросала Атрейдеса, когда тот брал в супруги принцессу Ирулан, чтобы сесть на императорский трон. Она стала его наложницей, а утешением для нее были слова леди Джессики: «Подумай, Чани, у принцессы будет громкое имя, но жить ей суждено будет хуже наложницы… А нас, Чани, нас, наложниц… история назовет женами». Иначе говоря, если истинными протагонистками романа были леди Джессика и Чани, то Дени Вильнев, сильно переписавший книжку, решил сделать главным героем второй части только Чани. Pictures Почему? Очевидно потому, что двухсотмиллионному семейному блокбастеру недостаточно злодея на-барон Фейд-Раута и антигероя Пол Атрейдес , ему нужен еще и герой. А кто сейчас подойдет для этой роли лучше, чем сильная женщина?
К тому же она фрименка, партизанка и просто красавица, даром что играет ее Зендая. Вильнев превращает Чани не просто в тайную протагонистку, но и в нравственный ориентир картины. К слову, он был и в книге.
Неужели и Ему нет дела до наших маленьких и больших бед? Неужели Ему не до нашей несчастной планеты с её миллионами бедных детей Его? Нет, дорогие братья, это не так! Не для огорчения дана нам эта молитва, а для успокоения, и мира, и радости ещё здесь, на земле. Не забыты мы с нашими нуждами.
Но вопрос лишь в том, какой путь удовлетворения их? И ответ на это даётся в Молитве Господней. Правда, этот ответ не таков, к какому мы привыкли — ответ особенный, Божественный, премудрый, поразительно простой при своей глубине. Но ответ есть. Но если бы мы следовали ему, то насколько бы легче разрешались и все «мировые», общественные вопросы! Правда, ответ этот — возвышенный, ибо Божественный, ответ идеальный, как и вся молитва, но он дан. И ответ этот — посильный для людей, как и всё Христово учение. Молитва Господня начинается обращением или воззванием.
Это и необходимо, и естественно. Во всякой беседе с кем бы то ни было, во всякой просьбе мы начинаем с имени того, к кому обращаемся, а при важных случаях называем и чин или положение его. И эти обращения с первого же момента показывают на отношения обеих сторон друг к другу. В заголовке таком сразу проявляется и чувствуется тот основной дух, которым потом будет проникнуто прошение, или беседа, или письмо одного к другому. Притом, чтобы наименовать кого-либо известным именем, титулом, прилагательным словом, нужно, чтобы то лицо, к кому мы обращаемся, действительно было таковым и чтобы я знал это и чувствовал это, а если оно — выше меня, то чтобы мне было позволено так или иначе именовать его. Обращение — это сокращение отношений между двумя лицами, это фундамент, на котором будет стоять вся последующая просьба, беседа, письмо. И потому чрезвычайно важно, с какого первого слова научил нас молиться Сын Божий. Очень долгое время я не обращал внимания на это слово и не чувствовал его силы.
Когда-то в школьном катехизисе, конечно, объяснялось оно, но вот каков печальный опыт: ни тогда, ни после оно не осталось в моём сердце как живое и постоянное чувство, и даже умственная память не толкала меня на внимание к этому чрезвычайному имени. Слово это было для меня почти мертвым, сухим, безжизненным… И я потом много раз задумываются: отчего это случилось и даже теперь случается? Отчего нужно употреблять усилие ума и внимания, чтобы хоть сколько-нибудь установиться и ныне на понимании, а главное — на сердечном чувстве этого драгоценнейшего слова, на ощущении его? А ведь это так важно: от первой установки сердца зависит вся молитва дальнейшая не только во мне самом, но и в отношении ко мне Бога. Каковы мы, таков и Бог к нам: Он открывает Себя в меру нашей восприемлемости и нашего отношения к Нему. Отчего же это было и бывает со мною? Это вопрос не мой лишь, а очень многих. И, может быть, тут сказывается не только мое личное состояние духа, но и результат школьного воспитания, а кто знает — нет ли здесь даже и широкого влияния восприятия религиозными массами русскими, греческими или иными самого христианства?
Так или иначе, но скажу, что с самого детства моего мне никто почти не говорил о Боге как об «Отце»… Отец! И совсем кратко и сильно: Он — родной мне, а я — Ему… Нет, никто не учил меня этому — ни дома, ни в школах… Правда, говорилось и училось, что Бог есть Любовь. Но никогда не внедрили в моё сердце живого ощущения этой любви Его. Наоборот, с самого детства — представление о Боге как о Судии, Воздаятеле! И в таком духе воспитывались мы и в школах. И припоминаю, что только при постриге в монашество, на 27-м году, я в молитвах и наставлениях постригаемому услышал, точно впервые, о необычайной любви к нам, монахам, Бога: «Всещедрый убо Бог и многомилостивый… рекий: аще бы и жена забыла исчадие свое, Аз же не забуду тебе… да восприимет, и обымет, и защитит, и да будет ти стена тверда… утешения вина причина … совозлегая и совосставая с тобою». Конечно, много раз слышал я слова о любви Божией умом, но до сердца они дошли точно в первый раз тогда. А потом опять долгое время не помню живого отклика в душе, как об Отце… О, я множество раз испытывал опыты милосердия Божия, но это было более близко к Милующему Судии, чем к Отцу… «Отец» — это было что-то до такой степени далёкое, немыслимое, что сердце моё не смело даже и подумать подобное.
Отчего же нас так учили? Была ли это ошибка окружающей среды? Но тогда тоже ставится вопрос: почему они уклонились в такую ошибку, если то была ошибка? И была ли то «ошибка»? Или же тут была какая-то сокровенная правда, что мы больше думали не о Боге любви, а о Боге правды? По этому вопросу мне приходят такие мысли. В православном восприятии христианства — а особенно у русского народа -всегда господствовало покаяние. И это происходило не от того, что русские были более грешны, чем иные православные и инославные христиане, а наоборот — от высоких требований христианского учения.
Идеал Христов так высок и совершенен, что внимательная душа всегда будет недовольна своим состоянием, несоответствующим ему. Так чуткий музыкант мучается и от малейшего диссонанса, а рядовому слушателю и большие ошибки незаметны. Святые люди всегда почти считали себя великими грешниками. В этом духе и воспитывалась Православная Русь. Следовательно, это была не «ошибка», а глубокое восприятие христианства. Мне припоминается случай из прошлого. Одному человеку была подарена икона с надписью: «Просите у Бога благодати». Казалось бы, что тут невозможного или неприемлемого?
Просить о радости, о милости Божией? Но в ответ на это пожелание было написано: «Где уж мне просить о благодати? Вот хоть бы пощадил меня Господь, окаянную грешницу». И это по-православному, по-русски. А она была совсем не какая-нибудь великая грешница, по мнению нашему, даже была — «жизни хорошей»: чистой, богомольной, скромной, терпеливой. И это покаянное восприятие христианства так вкоренилось в русские души православные, что нам совершенно невмоготу было переносить сектантские постоянные «благодарения» «дорогому Христу». Нам вообще было неприемлемо протестантское учение о «легком» спасении «верою». Известно, что самою распространенною молитвою в православном богослужении являются два слова: «Господи, помилуй!
И вообще покаянные молитвы в частности, Давидовы псалмы, занимают весьма значительное место в приготовительных частях наших служб: на вечерни, на утрени, на часах, на домашних молитвах. И только на литургии Церковь поднимает нас на свою высоту «Евхаристии» с греческого языка — благодарения, хвалы — гимна Богу за спасение человечества, за восстановление сыновства людей Богу Отцу. Да, это так. Но таково воззрение Церкви, живущей духом Божиим, она в высоте своей достигла вершины славословия чадами своего Отца Небесного. Но ее немощные, слабые дети и доселе неспособны подниматься до такой высоты. Известно, что едва ли не большинство присутствующих на литургии верующих исполнены не чувства восторга и хвалы Отцу, а постоянным покаянным сознанием своего недостоинства и просьбами о прощении, помиловании да ходатайством о даровании им недостающего в земной жизни. Отчего всё это так сокрушенно и грустно? Причина простая.
Наша греховность, личное наше несовершенство не позволяет подниматься каждому из нас за малыми исключениями на высоту благонадежного торжества, а снижает нас всегда на покаянные просьбы. Потому мы, чувствуя себя всегда виновными, не смеем даже останавливаться на мысли об «Отечестве» Божием по отношению к нам. И от этого, а не от случайного или ошибочного воспитания в семье, школе и обществе и даже в Церкви, мы мало чувствуем это дорогое слово «Отец». Трудно нам оно. Непосильно ещё. Мы -еще не настоящие дети Отца. Плохие дети. Впрочем, даже и хорошие дети не только лишь любят своего отца, не только ждут от него милостей, даров и нежности, но и боятся его.
Правда, боятся совсем иначе, чем чужие дети или виновные боятся судью: боятся сыновним страхом, опасением потерять любовь своего отца. Но все же боятся — благочестиво боятся. И ангелы от страха закрывают свои лица пред величеством Творца. Но при всём том дети всегда сознают себя детьми своего отца и потому с надеждой, с доверием обращаются к нему. Так и святые люди: пребывают и в страхе, но и в надежде на милосердие Отца Небесного. Даже не должно называть это чувство «страхом», а скорее благоговением. Их страх — от святой высоты, а наш — от нашей низости; это два разных по качеству страха. И хорошо, что православные люди не дерзают, при своей греховности, возноситься на ступени сектантской фальшивой радости и постоянной хвалы «дорогого Иисуса», «дорогого Отца».
Смиреннее, справедливее, богоугоднее, легче, спасительнее, полезнее — покаянное чувство постоянного сознания своего недостоинства, чем самомнительного самодовольства и легкомысленного упования на «Отца». И верю, что такое покаянное православное настроение угоднее Богу Отцу, чем дерзкое напоминание Ему о своем сыновстве и Его Отечестве. Припоминается мне старший сын из притчи Христовой о «блудном сыне»: воротившись с трудов добрых дел на поле жизни , он с обидой ссылается на свою сыновнюю верность отцу, однако же недостаточно будто бы расцененную его отцом, а вот блудного сына, который недостойным считал себя даже и именоваться «сыном», а лишь просился в ряд последних рабочих наёмников, отец принял с распростёртыми объятиями и устроил ему пир. Когда вот так рассмотришь всё это глубже, тогда поймёшь, что есть много оснований и святой правды в нашем покаянном сознании, как недостойных считать себя детьми Божиими, а лишь бы хоть оказаться неизгнанными совсем и быть принятыми в число последних наёмников. Понятно становится, почему мы не чувствуем от всей души этого чудного слова Молитвы Господней — «Отче» — «Отец». Мы, может быть, не только ещё не дети, но даже пока и не «рабы» Его, не наёмники, а блуждающие вдали от Отца, ушедшие и отрекшиеся от Него дети, живущие в грехах со свиньями. И подобно тому, как опустившийся душевно принц скрывает свое прежнее высокое происхождение от знатного отца, так и мы, грешные, не смеем даже и внутри своего сердца, пред собственной совестью, а тем более пред лицом Всевидящего Бога, именовать Его Отцом. Это самое высокое имя заставляет нас ещё более смиряться и нагибать повинно голову.
Мытарь, стоя у стены храма, не смел даже поднять очей своих к небу и лишь бил в грудь себя и говорил: «Боже! Почему же? Разве Господь не знал о нашей греховности, когда учил Своих учеников этому слову? И далее Он открыто скажет в Своей молитве о «долгах». Молитву эту Иисус Христос дал грешникам. Слушали Его грешники. И тем не менее Он назвал Бога Отцом, уча и нас также именно называть Его во все века. И по одному этому мы не смеем отрекаться от данного поучения: Сам Бог так повелел.
Как же можно совместить указанное выше покаянное настроение с этим радостным и уповательным именем? Совсем просто. Как бы грешны ни были мы, но Бог Сам в Себе всегда остаётся Любовью. Бог всегда пребывает к нам в отношении Отечества. Это Его неизменяемое свойство — если только мы добровольно не отречёмся от Него сами — как это случилось с бесами, бывшими ангелами. И если мы прибегаем к Нему, то Он тотчас же обращается к нам стороною Отечества. Это Его свойство. Такова первая причина этого слова.
А вторая заключается в Сыне Его Иисусе Христе. До Спасителя человечество не смело именовать Бога Отцом, близким себе. Таким образом в этом слове «Отец» сокровенно заключена идея искупления. Оно тогда ещё не совершилось, когда Господь говорил это. Но уже самое Его пришествие было началом искупления, и Он о будущем мог говорить уже, как о настоящем. Ещё при крещении Христа Отец сказал Иоанну: «Сей Крещаемый есть Сын Мой возлюбленный, о Нем же через которого благоволих», то есть возвратил Свое отеческое благоволение к людям. И при рождении Его в Вифлееме ангелы пели пастырям: «Слава в вышних Богу… в человецех благоволение», конечно же, Божие. Ради Сына Единородного нам возвращено сыновство благодатное у Отца Небесного.
Сын Божий повелел и учил так. И ради этого одного мы и обязаны, и можем именовать Бога Отцом Своим. И какое счастье заключается в этом слове!.. Обратимся немного вглубь истории. Еврейский народ, как и язычники, за грехопадение были лишены отеческой милости. И именовали Бога преимущественно словами «Правосудный Мздовоздаятель». Но вот из уст Иисусовых эти же самые евреи, обыкновенные люди, рыбаки, рабочие, немногие вожди-фарисеи, слышат это новое имя: Бог есть Отец… Можно представить себе, каким радостным благовестием прозвучало для них это имя! И тем оно было сильнее, чем звучало непривычнее!..
Но лучше послушаем свое собственное сердце… Вот иной раз и часто, увы! И это слово промелькнет совершенно незаметно, бесследно. А в другой раз остановишься вниманием на нём, но недостойное сердце, подавленное грехами, боится принять смысл его… Отец! Нет, я недостоин этого права считать себя сыном Ему, следовательно, для меня лично Он ещё не Отец… И больно на душе… Но вот иногда и умом и сердцем воспримешь это святое слово… Даже побудишь себя принять его. Ведь именно так, а не иначе, научил молиться Сам Сын Божий! Следовательно, так это есть поистине! Так должно молиться. Не по дерзости моей, а по послушанию Спасителю нашему… И задержавшись на малое время вниманием, вдруг установишься в отношении к Богу как действительно к Отцу… И тогда открываются душе блаженные, утешительные мысли и чувства.
И после нелегко и вспомнить, а в тот момент они переживаются совершенно ясно и ярко. А если любит, то и желает мне всяческого добра: и душе, особенно душе, но и даже телу моему, земному моему бытию. Он больше меня самого хочет мне добра. Он печётся о мне. Даже и о телесном существовании. И надежда входит в сердце… Но я грешный? Всё равно, и о мне грешном Он печётся… И не больше ли, чем о 99 праведниках! Ведь Он — Отец мне!
А не -Судья, постоянно карающий. Пойду же к Нему с детским доверием, хоть и грешен… Ты — Отец: прими, не отвергай! И знаю: не отгонишь, не отвернёшься: Ты — Отец! Ты терпел меня тогда, когда я в грехах забывал Тебя совсем, а если и помнил, то всё же огорчал Тебя преступлениями моими. Но Ты не казнил сразу. Ты ждал моего обращения, Ты даже не страшил меня ужасами геенны и вечных мучений. Ты щадил меня и в грехе. Ты — Отец!..
Так неужели, когда я возвращаюсь к Тебе с покаянием, когда я обращаюсь к Тебе с молитвою, когда я для ободрения и надежды на моё от Тебя спасение называю Тебя Отцом, Ты отвернёшься от меня?.. О нет!.. Ты же Отец! Так именовать, и почитать, и обращаться, и чувствовать, и поступать повелел Твой же Единородный Сын, — а Он исполнял не Свою, а Твою волю, значит, Ты Сам хочешь этого. Потому дерзаю, побуждаю себя не страшиться Тебя! Подвигаю сердце своё навстречу Твоей Любви и говорю: Ты -и мой Отец!.. Потому уповаю, надеюсь… И в надежде радостной даже плачу утешительными слезами — так дитя плачет в коленях матери!.. И Ты приемлешь.
Прошу милости. Ты дашь! Ибо Ты всегда — Отец! А если Ты пошлёшь мне временно и скорби — и их принимаю. Ибо Ты посылаешь их не как наказание мне, а как лекарство от Своей любви ко мне. Ты хочешь, чтобы я воротился сильнее к Тебе как сын, а Ты мог бы ещё больше любить меня как Отец. И тихим светом наполняется тогда душа. И никак никогда не должно забывать этого чудного, данного нам откровения: Бог — нам Отец!
Отец Вот, казалось, я и «закончил» свои мысли надеждою на Отца. Но как волны сменяют одна другую, так и чувства опять набегают снова и снова. И нельзя, опасно и даже грешно пред Богом и своею совестью было бы замолчать их… Пишу их так, как они родятся сами собою в живой душе в естественной последовательности, помимо даже моей воли и размышления… Может быть, Сам Бог посылает их так? Как хорошо, как блаженно надеяться на Отца! Но тут же вспоминается, как многократно эта самая надежда на «Милостивого» была дурно использована моей слабой душой. И вот самое высокое благо — Божие Отечество — обращается в повод ко греху… Какой это ужас и преступление — Самого Бога обращать в путь ко злу!!! Что же? Или то не правда, что Он Отец?
Нет, святая истина! Но я так греховен и слаб, что даже истину превращаю в ложь, свет во тьму… Оказывается, и надежда на Отца опасна мне… И тогда снова в мысли встает понятие «Праведного», «Судии». И мысль об «Отце» уходит в тень. Уже не чувствуешь Отца. Но не хочется опять оставаться только пред Воздаятелем «по делам»… И закрываешь очи ума, чтобы ничего не видеть: ни отечества, ни суда, ни наказания по правде… Но и это невозможно: от себя и Божьего света некуда убежать… Что же делать? Ища выхода из этих крайностей — злоупотребления отечеством и надеждой на него, не знаешь, куда же склониться? Но все же как вспомнишь Молитву Господню и слово «Отец», хватаешься за Него, как за спасительный якорь: лучше уж погрешу в чрезмерной надежде, чем впаду в малодушное уныние; лучше буду уповать, чем отчаиваться. Но якорь этот все же держится на некоторой цепи — на покаянии или хоть на сознании своей греховности.
Пусть и без слов и рыданий, но говорю: «Будь милостив к грешнику! Надеюсь на Твое спасительное милосердие! Верю, что как-либо спасешь меня недостойного и именоваться Твоим сыном! Однако из этих переживаний начинаешь понимать: почему иногда Сам Бог не показывает тебе Своей любви? Опасна она для нашей слабой природы! И потому та же самая любовь принимает вид «правды», чтобы этим вывести нас опять на путь спасения. И ещё приходили мысли. Если бы мы были настоящими детьми, если бы мы действительно любили Бога, Своего Отца, то мы не грешили бы против Него.
И сам знаешь, как прекрасно бывает сердцу, когда оно чисто. Как хорошо бывает после искренней исповеди! И внутренний дух говорит тебе: «Вот видишь, как блаженно быть в любви Божией! Скоро слабеет эта сыновняя любовь и нежелание огорчать Отца своими грехами… Чуден наш Отец! Плохие мы дети. И всё же Отец Он. Пришлось мне получить от одного светского человека удивительное размышление и «опытное переживание о Боге как Отце». Какая простая и святая мысль!
Мы же в самом деле, по самому творению Божию, — уже чада Его, как созданные по Его образу. И потому, каковы бы мы ни были. Он как первообраз наш, заботится о Своём образе и подобии, как отцы заботятся о похожих на них по рождению детях. Мы часто замарываем этот образ свой, но всё же он никогда не стирается до конца… До Страшного суда, когда отнимется совсем образ Божий от осуждённых. Итак, с какого бы ни подойти пути, всё же мы снова и снова упираемся в спасительное слово «Отче». А суть этого слова -благость и милосердие. И не сойдём с этого спасительного основания. В этом суть христианства.
В этом суть Евангелия, или — что то же по-русски — «благовестия». Так научил нас молиться Сам Спаситель наш! И так будем чувствовать и молиться. Бог — воистину Отец наш! На сём стою! Это — моё упование! Это надежда для меня, грешного! Это моё утешение!
В этом моя вера! Что бы ни говорили мне люди, что бы ни шептали бесы уныния — я слушаюсь Господа моего, научившего нас в молитве Своей говорить: «Отче наш». Потому ещё и ещё думается о Боге, как об Отце… Я вспомнил о блудном сыне, который не смел уже называть себя сыном, а просился хоть бы в наёмники… Но вот я в евангельском тексте прочитал то, что он всё же, несмотря на свою греховность и недостоинство, все же назвал своего отца — отцом: «Пойду к отцу моему, — думает он про себя, — и скажу ему: «Отче! И ещё пришло мне на ум. Это имя Отца не случайно обронено было лишь в одном месте Молитвы Господней. Нет, его постоянно употребляет Спаситель в беседах с народом: «Любите врагов…да будете сынами Отца вашего Небесного… Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный Мф. Это все говорилось ещё ранее Молитвы Господней. Потому не так удивительно было для слушателей, что этим же именем повелел Иисус Христос называть Бога и в молитве.
Вообще, всё Евангелие полно этим именно словом: Отец. Это и есть плод искупления Христова. Он дал нам право так именовать Бога. Ничего подобного мы не видим не только у язычников в их религиозных книгах, но даже и у евреев в Ветхозаветном Писании. Потому никакой христианин не должен отказываться от этого святого слова: в нём — христианство, в нём — Евангелие. Нехорошо и излишнее смирение, если бы молились иначе, а не слушались Господа. Хорошо смиряться в душе, считая себя «недостойным именоваться сыном», но всё же должно именовать Бога: «Отче!.. Приими хоть в наёмники».
И когда восчувствуешь это Отеческое отношение к тебе Бога, то умилительно становится на сердце… Кто знает: если бы мы чаще чувствовали это Отечество, если бы мы знали бездну любви к нам Отца, то, может быть, меньше грешили бы. Ещё мне хочется сделать несколько выписок из творений святых отцов по этому предмету. Некто спросил у преподобного Серафима Саровского: чего больше у Бога — «правды или любви»? И он ответил ему словами св. Исаака Сирского, которые давно мне запали в душу: «Не дерзни! Хотя Писание называет Его праведным и правым, но Сын Его объявил, что Он более благ и милостив; Он благ к неблагодарным и злым… Как назвать Бога правосудным, если прочитать повесть о блудном сыне, который расточил всё богатство своё в распутстве? По причине одного лишь умиления сокрушения , выраженного сыном, отец выбежал к нему навстречу, заключил его в объятия и предоставил ему прежнее достоинство. Сам Сын Божий — не кто иной!
Где правосудие Божие, когда Христос умер за нас в то время, когда мы были врагами Его? Или вот слова другого святого отца, Ефрема Сирина, этого чудного проповедника слёзного сокрушения о грехах наших и надежды на милосердие Божие за покаяние. В «Слове о правде и благости Божией» он пишет так: «Хвала благости Твоей, которою хвалятся разумные: потому что, и утратив всё, могут ею всё возвратить! Слушайте и утешайтесь: хотя и страшна карающая правда, но, если человек кается, одна капля слёз уничтожает рукописание долгов. Слушайте и содрогнитесь: хотя море благости Бога и исполнено щедрот, но, если человек не приносит покаяния … не получит милости в день суда». Поелику во мне, Господи, превозмог грех, то да царствуют во мне щедроты! Не произноси над собою решительного суда по множеству грехов. Не привлекай на себя огня, не говори: отринул меня Господь от лица Своего.
Разве — кто пал, тот не может восстать?.. Или не слышишь, какова благодать Отца к блудному сыну? Не стыдись же обратиться, но с дерзновением скажи: восстав, иду ко Отцу моему! Так научил Сын Божий! Вот и ещё мысли… Может ли великий грешник или вообще сознающий глубину своей греховности назвать Бога Отцом? Я уже говорил, что Спаситель дал эту молитву и для грешников.
Там же он узнает, что на планете есть гигантские песчаные черви, которые передвигаются под песком и затрудняют сбор меланжа. На Арракисе начинается переворот. Сначала на Пола совершают покушение, а затем убивают самого герцога. На Атрейдесов нападают объединенные силы Харконненов и сардаукаров — солдат падишаха-императора.
Пол и его мать попадают в плен, но им удается сбежать в пустыню. Там они встречают фрименов — их вождя Стилгара и девушку Шани. Пол понимает, что именно она являлась к нему в видениях. Один из фрименов по имени Джамис выступает против присутствия Пола и Джессики и вызывает юношу на ритуальный поединок. Пол убивает его. Вопреки желанию матери, он присоединяется к фрименам, чтобы отбить Арракис у Харконненов и отомстить им за смерть отца. Чего ждать от второго фильма Работа над «Дюной 2» началась еще до выхода первого фильма. За месяц до премьеры «Дюны» режиссер Дени Вильнёв уже активно занимался сценарием второй части. Он также рассказывал, что взялся за адаптацию романа Фрэнка Герберта только после того, как в Warner Bros. По мнению Вильнёва, мир книги слишком сложен, чтобы уместить его в один фильм.
В основе сценария — вторая половина романа Герберта «Дюна». Согласно официальному синопсису фильма, Пол Атрейдес объединится с народом фрименов и возглавит восстание против Шаддама — падишаха-императора и главы Дома Коррино. Так главный герой хочет отомстить за гибель семьи. Основная работа над ним закончилась к марту 2022 года. Многие герои из первой части получат больше экранного времени. Зрителей ближе познакомят с фрименами — лидером одного из племен Стилгаром и воительницей Шани, являвшейся Полу в видениях. Исполнитель роли Стилгара Хавьер Бардем еще до съемок первого фильма знал, что его персонажу уделят больше времени во второй части. По словам Вильнёва, во втором фильме фокус сместится с Пола на Шани. Она привносит во второй фильм то же самое, что и в прошлый, но в большем количестве. Она действительно стала мне сестрой.
Я благодарен ей как коллеге, сестре и другу», — рассказывал Тимоти Шаламе в интервью Variety. Больше внимания уделят Харконненам. Первую часть «Дюны» Вильнёв осознанно посвятил Полу Атрейдесу и ордену Бене Гессерит, а роли других персонажей сократил. Теперь фокус сместится на тех, кого не показали в фильме 2021 года. Я думаю, что это был лучший способ познакомить широкую аудиторию с миром. Но во втором фильме я хочу иметь больше гибкости, чтобы углубиться в детали», — рассказывал Дени Вильнёв. Зрители увидят разные миры вселенной Дюны.
Российские сериалы смотреть онлайн
↑ Осенью в Донецке появится новый ледовый дворец — Донецкие Новости: свежие новости Донецка, события, факты, журналистские расследования, афиша донецка, лента новостей (неопр.). Первый фильм «Дюна» рассказывает о трагедии, которую пережил юный Пол Атрейдес. Боевик, драма, приключения. Режиссер: Дени Вильнёв. В ролях: Тимоти Шаламе, Зендея, Флоренс Пью и др. Первая часть «Дюны» Дени Вильнева стала настоящим вдохновением для одних и ужасным разочарованием для других. Последние новости России и мировые новости. Политика. Экономика. Войны. Культура. Все свежие новости в «Независимой газете». Публикуем в реальном времени. 8 (3843)335-003номер редакции novosti.n@ 18. Запрещено для детей.