Смотреть онлайн Кто-нибудь видел мою девчонку? в HD качестве бесплатно, без регистрации и рекламы у нас на сайте! Кто-нибудь видел мою девчонку? содержание/сюжет фильма читать онлайн. Смотрите фильм Кто-нибудь видел мою девчонку? в эфире канала СТС в хорошем качестве с профессиональным переводом. Если раньше, когда меня спрашивали что прочитать/посмотреть в жанре биографии, я говорила "не знаю, может ", то сейчас не задумываясь-" Кто-нибудь видел мою девчонку?
«Кто-нибудь видел мою девчонку?»: Юлия Снигирь и Евгений Цыганов вышли в свет
Драмы. Режиссер: Ангелина Никонова. В ролях: Александр Горчилин, Алексей Золотовицкий, Анна Чиповская и др. Фильм Кто-нибудь видел мою девчонку? это русская драма по роману Карины Добротворской, действие которой развернётся в Петербурге. Читать онлайн «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). Драмы. Режиссер: Ангелина Никонова. В ролях: Александр Горчилин, Алексей Золотовицкий, Анна Чиповская и др. Фильм Кто-нибудь видел мою девчонку? это русская драма по роману Карины Добротворской, действие которой развернётся в Петербурге. Борис Титов оценил возможность отмены ИП в России. В прокат выходит драма "Кто-нибудь видел мою девчонку?" с Анной Чиповской, Викторией Исаковой и Александром Горчилиным.
Фильм «Кто-нибудь видел мою девчонку?»: критики отправили в нокаут
| Кто-нибудь видел мою девчонку? / Ангелина Никонова — Video | VK | Кто-нибудь видел мою девчонку? Трейлер Фильм 2020. |
| «Кто-нибудь видел мою девчонку?» – главный скандал «Кинотавра» – выходит в прокат | Интересные рецензии пользователей на книгу Кто-нибудь видел мою девчонку? |
Фильм "Кто-нибудь видел мою девчонку?" показали на "Кинотавре"
Прием использован создателями кинокартины для того, чтобы показать зрителю, что не всегда человеческое счастье заключается в материальных вещах. Порой для того, чтобы быть счастливым достаточно искренних, теплых отношений с любимым человеком. Важно вовремя понять это и оценить. В фильме очень четко показана особенность человеческой натуры — тосковать о том, чего уже нельзя вернуть. Даже если человек не был счастлив в тот момент, рано или поздно он начинает с грустью вспоминать о прошедших днях, порой совершенно забывая о нынешней жизни. Картина «Кто-нибудь видел мою девчонку» показывает, какой непредсказуемой может быть человеческая судьба, насколько неожиданно могут повернуться события.
Фильм дает понять, что любое действие, совершенное в прошлом, имеет свои последствия в настоящем. Главное, не стоит жить только лишь воспоминаниями и терзать себя мыслями, что все могло бы сложиться по-другому. Гораздо разумнее будет сохранить трагичный опыт в своем сердце, стараться не допускать подобных ошибок в дальнейшей жизни, ценить тех людей, что находятся рядом в данный момент. Оцените статью.
Мужчина остался в Питере, но вскоре после развода его жизнь закончилась - он ушел из этого мира. Семнадцать долгих лет спустя Кира превратилась в красивую и успешную женщину, но несмотря на все ее достижения и внешнюю благополучность, она по-прежнему ощущала внутреннее беспокойство и недостаток. Снова и снова она вспоминала бывшего, и в ее душе звучали ноты утраты и сожаления.
Но он с большой долей вероятности почувствует, что в этой истории большой любви чего-то не хватает: то ли вкуса, то ли правды, то ли самой любви, оставшейся где-то за рамкой кадра, между Ленинградом, Москвой и Нормандией. Рецензия полностью. Понятно, что Добротворская пишет о своем, а Никонова снимает о своем, и ее все эти мертвые кинокритики и ленинградские травмы волнуют, в сущности, в последнюю очередь. Зинаида Пронченко, Искусство кино Похмелье обычно сопровождается легкой тошнотой. Тошнота — горьким послевкусием. А оно, в свою очередь, неприятным запахом изо рта, то есть душком. Как эстетически, так и этически. Перезаложив за воротник накануне, поутру мы обычно задаем себе вопрос — зачем я пил?
Он публиковался в журналах «Сеанс», «Искусство кино», «Киноведческие записки», «ОМ», а также в газете «Коммерсантъ-daily». Добротворский был яркой, артистичной личностью, влюблявшей себя с первого взгляда. В 1984 году вместе с единомышленниками основал театр «На подоконнике», в котором ставил спектакли. Кинокритик даже записывал видеообращения для VHS-кассет с фильмами, подготавливая зрителей к просмотру. Добротворский мечтал снять собственное кино, написал сценарий к вампирскому хоррору «Упырь». Умер от передозировки героином в 1997 году. Карина Добротворская Фильм «Кто-нибудь видел мою девчонку? Ее играют сразу две актрисы — Аня Чиповская в юности и Виктория Исакова в более зрелом возрасте. Карина была второй женой Добротворского. Она была младше преподававшего у нее Сергея на 7 лет. Начинала как театровед, затем публиковалась в «Сеансе» и «Искусстве кино» в соавторстве с мужем. Незадолго до смерти Добротворского развелась с ним и еще раз вышла замуж за журналиста издания «Коммерсантъ» Алексея Тарханова. Карина сделала головокружительную карьеру в издательском доме Conde Nast — от редактора отдела культуры русской версии журнала Vogue до президента международной дирекции. С 2013-го живет и работает в Париже. В 2014 году вышла ее книга «Кто-нибудь видел мою девчонку? Опубликованные мемуары вызвали крайне неоднозначную реакцию друзей и знакомых бывших супругов. На основе книги и создан сценарий к фильму. Михаил Трофименков Фильм «Кто-нибудь видел мою девчонку?
Кто-нибудь видел мою девчонку?
Смотрите онлайн Кто-нибудь видел мою девчонку? / Ангелина Никонова 1 ч 36 мин 25 с. Видео от 25 июня 2021 в хорошем качестве, без регистрации в бесплатном видеокаталоге ВКонтакте! Последние новости. Показать 0 свежих новостей. Отзывы на книгу «Кто-нибудь видел мою девчонку?
Кто-нибудь видел мою девчонку? фильм
Добротворский умрет — то ли от наркотиков, то ли от разбитого сердца, а Карина сделает фантастическую карьеру в глянце и впоследствии передислоцируется в Париж. Письма, которые она пишет своему давно погибшему Сереже, попытка то ли заговорить смерть, то ли оправдаться. Некоторые из свидетелей легшего в основу книги сюжета считают роль Карины в судьбе Добротворского роковой и не верят ее рефлексии. Другим — тем, кого там не было впрочем, в таких случаях никого, кроме двоих, не бывает , — бессмысленно комментировать книгу и фильм с этих позиций.
Звонил ли ты домой? Мы жили тогда в большой квартире на 2-й Советской, которую снимали у драматурга Олега Юрьева. А еще ты был без меня в Америке — долго, почти два месяца. Потом я приехала к тебе, но вот как мы держали связь всё это время?
Или в этом не было такой уж безумной потребности? Разлука была неизбежной данностью, и люди, даже нетерпеливо влюбленные, умели ждать. Самое длинное твое письмо занимало максимум полстраницы. Жизнь с тобой не была виртуальной. Мы сидели на кухне, пили черный чай из огромных кружек или кисловатый растворимый кофе с молоком и говорили до четырех утра, не в силах друг от друга оторваться. Я не помню, чтобы эти разговоры перемежались поцелуями. Я вообще мало помню наши поцелуи.
Электричество текло между нами, не отключаясь ни на секунду, но это был не только чувственный, но и интеллектуальный заряд. Впрочем, какая разница? Мне нравилось смотреть на твое слегка надменное подвижное лицо, мне нравился твой отрывистый аффектированный смех, твоя рок-н-ролльная пластика, твои очень светлые глаза. Когда ты выходил из нашего домашнего пространства, то становилась очевидной несоразмерность твоей красоты внешнему миру, которому надо было постоянно что-то доказывать, и прежде всего — собственную состоятельность. Мир был большой — ты был маленький. Ты, наверное, страдал от этой несоразмерности. Ты тоже умел завораживать.
Любил окружать себя теми, кто тобой восторгался. Любил, когда тебя называли учителем. Обожал влюбленных в тебя студенток. Многие называли по отчеству.
Премьера фильма состоялась на фестивале "Кинотавр", и реакция кинокритиков на него была яростной — кто-то был вне себя от неприглядного на экране образа Сергея, которого они знали лично, кому-то очень не понравилось, как в целом показан мир киножурналистов. Если же отвлечься от возможных проблем с достоверностью, то в целом картина не заслуживает ни проклятий, ни особенных восторгов.
История больных отношений, изначально обречённых на крах, в воспоминаниях о которых героиня упорно копается и в которых по какой-то причине видит упущенное счастье. Или её просто терзают угрызения совести. Любительницам драм из жизни представителей богемы с эмоциональными "качелями" должно понравиться.
И вот что мне удивительно- успешная женщина, хороший муж, а она письма пишет своей первой любви, и ладно пишет и пишет, так выставляет на всеобщее обозрение, в том числе диванных критиков типа меня как мне кажется, неуважение какое-то к нынешнему мужу и сегодняшней жизни с ним. Книгу хочу прочитать, на подумать 05. Фильм от книги отличается очень сильно. В фильме все как-то более мягко, романтизировано что ли, поверхностно.
Фильм “Кто-нибудь видел мою девчонку?” (2021)
Кто-нибудь видел мою девчонку? Страна: Россия Жанр: драма. "Хандра" Алексея Камынина, "Вмешательство" Ксении Зуевой, "Маша" Анастасии Пальчиковой и "Кто-нибудь видел мою девчонку?". Кадр из фильма «Кто нибудь видел мою девчонку?».
Карина Добротворская "Кто-нибудь видел мою девочку? 100 писем к Сереже"
Как передается атмосфера фильма через квартиру под номером «27»? Кадр из фильма «Кто нибудь видел мою девчонку? В 90-х её жизнь захлестнул водоворот событий, её возлюбленным стал Сергей. Актриса и кинокритик обустраивают быт в пустынном жилье с высокими потолками, деревянными дверьми и окнами. Фасад дома монументален за счет своей историчности. В кадре по центру 2 колонны, традиционное для таких домов, окно в парадную.
Его украшает балюстрада, которая здесь не одна. Остальные стандартные прямоугольные. Входная дверь, как и все внутри — деревянная, она утопает в камне здания. Только ощущение такое, что это всё необычное, другое. Давайте же пройдем внутрь.
Но там и мало вещей.
Спустя 17 лет Кира, топ-менеджер издательского дома, живет в Париже, встречается с молодым парнем и каждый день пишет письма Сереже, которого безумно любила. Только вот он уже никогда не узнает, как сложилась жизнь Киры после их расставания. Чтобы узнать, как развивались отношения пары и какой трагедией обернулись, включайте драму «Кто-нибудь видел мою девчонку?
Возникало ощущение, что тем самым я тебя предаю. Или с кем-то делю.
И вдруг — я заговорила. Что это? Потому ли, что я стала тебе и о тебе писать, понемногу выпуская своих демонов? Или потому, что я влюбилась? Сегодня я видела Таню Москвину — впервые за много лет. Вы вместе учились в институте, ты восхищался мощью ее критического дара и способностью ничего и никого не бояться.
Однажды, когда мой сын Иван был еще совсем маленьким, Москвина пришла ко мне в гости. Иван внимательно посмотрел на ее яркое асимметричное лицо. Она, как и я, перенесла в юности неврит лицевого нерва. Что из меня теперь не выйдет красивой женщины и что это для меня куда большая драма, ее не занимало. То, что такое обычно не говорят маленьким детям, ей и в голову не приходило. Так она жила — ни в чем никаких ограничений.
Ты свою бунтарскую природу мучительно укрощал, к тому же был деликатен и не любил задевать людей. А Танька позволяла себе всегда и во всем быть собой и ничего не делать наполовину. Если бутылка водки — то до дна. Если страсть — то до победного конца. Если ненависть — то до самых печенок. Она умела быть так упоительно свободной и так одержимо неправой, что ты немного ей завидовал.
Она тебе всегда отдавала должное, как будто ваша группа крови, замешанная на питерском патриотизме, была одинаковой. Сегодня Москвина рассказала мне, как ты впервые показал ей меня — в библиотеке Зубовского института на Исаакиевской, 5, куда вы с ней два раза в неделю ходили в присутствие. Она очень интересуется рок-культурой. Но он уже явно был влюблен. Ну да, рок-культура, конечно. Тогда было модно рассуждать про молодежную культуру.
Он был первым рокером, чью кассету я слушала по десять раз на дню, еще не зная, как он золотоволос и хорош собой. Эта захлебывающаяся студенческая работа понравилась руководительнице критического семинара Татьяне Марченко. Она показала ее Якову Борисовичу Иоскевичу, который вместе с тобой делал сборник статей о молодежной культуре. Меня вызвали на Исаакиевскую — на встречу с вами обоими. Я готовилась к этой встрече, безжалостно завивала длинные волосы горячими щипцами, румянила щеки ватой, густо красила ресницы тушь надо было развести слюной и слоями накладывала тональный крем. Зачем я это делала — понятия не имею, моя кожа была идеально гладкой и косметики не требовала.
Но мне с детства казалось, что можно быть лучше, красивей, хотелось преодолеть разрыв между тем, какой я была на самом деле и какой могла бы быть, если б… Если б что? Ну хотя бы волосы были кудрявей, глаза больше, а щеки румяней. При этом я надела джинсы с шестью молниями — молодежная культура все-таки. Не жук чихнул. Я была уверена, что ты будешь меня хвалить, ведь не каждую студентку третьего курса собираются печатать во взрослом научном сборнике. Ты вошел на кафедру, смерил меня ледяным взглядом я спросила себя, помнишь ли ты нашу встречу на Фонтанке и высокомерно сказал: — Я не поклонник такого стиля письма, как ваш.
Я молчала. Да и что можно было ответить? Я-то считала, что написала нечто и вправду классное. И вообще, не я сюда напросилась, вы меня позвали. Очень сопливо. Много штампов.
И к тому же это надо будет в два раза сократить, — произнося всё это, ты почти на меня не смотрел. Я продолжала молчать. В этот момент на кафедру вошел Яков Борисович. Прекрасная работа, прекрасная. Очень украсит наш сборник — написано так страстно и с такой личной интонацией. Помню, что я испытала благодарность ему и обиду на тебя, который в этот момент равнодушно смотрел в окно.
Текст я действительно сократила вдвое. Тебе этот финал казался глупым, а мне — принципиальным, потому что мне хотелось сохранить эту личную интонацию. Обида долго не проходила, я не могла забыть, как ты со мной обошелся. Но цену этому занудству я уже начала понимать. Я начинаю письмо и теряюсь — как мне к тебе обращаться? Я никогда не называла тебя Сережей или Сережкой.
И уж точно никогда не говорила — Сергей. Впрочем, едва ли; скорее всего, я избегала имени, потому что уже понимала, что между нами существует пространство, где отчество не предполагается. Я никогда не обращалась к тебе по фамилии, хотя другие твои девушки — до меня — это делали. А может быть, просто от ревности. До меня только недавно дошло, что никого из своих любимых мужчин я не могла называть по имени, словно боясь коснуться чего-то очень сокровенного. И меня никто из них не называл в глаза Кариной, всегда придумывались какие-то нежные или забавные прозвища.
Но когда все-таки называли, то это задевало меня как что-то почти стыдное. А может, мне просто были необходимы имена, которые были бы только нашими, — никем не истрепанные. Когда мы начали жить вместе, то довольно скоро стали называть друг друга Иванами. Почему Иванами? Ужасно жаль, я совсем не помню. Не помню, как и когда это имя пробралось в наш словарь.
Всегда в мужском роде. И помню, как мы однажды стали смеяться, когда я впервые назвала тебя Иваном в постели. Ты ведь не любил говорить в постели? И еще помню, как твоя мама, Елена Яковлевна, ревела в телефонную трубку: — Ты ведь сына Иваном назвала, да? В честь Сережки? Это было в тот день, когда я узнала о твоей смерти.
Сейчас мне кажется, что я влюбилась с первого взгляда. И что каждая следующая встреча была особенной. На самом деле в то время я была влюблена в другого, чью систему ценностей безоговорочно принимала. Я тебя остро чувствовала, это безусловно. Но прошло еще несколько лет, прежде чем я осознала, что это любовь. Случилось это, когда ты читал у нас лекции по истории кино, подменяя Якова Борисовича Иоскевича.
Я училась на последнем курсе, значит, мне было года двадцать два. А тебе, соответственно, — тридцать, вполне серьезный возраст. Лекции Иоскевича нам нравились, но казались уж слишком заумными. Когда вместо него пришел ты и сказал, что Яков Борисович заболел и что ты проведешь несколько занятий, мы обрадовались. Ты нас ошеломил — как ошеломлял всех своих студентов. Нервной красотой, завораживающей пластикой рук, необычным сочетанием развинченности и собранности, энергией, эрудицией.
Нам казалось, что ты перебрал по крошечным кубикам всю историю кино и выстроил ее заново по собственным законам. Первая твоя лекция длилась часа три, но никто не устал и не отвлекся. Иначе не получается. Мы влюбились. В аудитории сидели одни девушки. Ты с нами не заигрывал, не шутил, не демонстрировал свое блистательное чувство юмора.
Мне снова мерещилась надменность, которая меня в тебе пугала. Но как только ты вошел в аудиторию, мне показалось, что между нами есть какая-то особая тайная связь. А как же, ведь была история с моим текстом про молодежную культуру. И я ходила на премьеру твоего спектакля и видела тебя с раскрашенным лицом в роли живого трупа. И у нас столько общих знакомых. И все-таки ты оглянулся тогда на Фонтанке и увидел, что я тоже оглянулась.
Ты вспоминал, как я, будучи старостой курса, положила перед тобой на стол журнал и показала пальцем с обкусанным ногтем, где надо расписаться. Я это тоже помню. Ноготь был страшный — я не приучена была делать маникюр и очень стеснялась своих неухоженных рук. Я тебе нравилась? Накручивала волосы на палец и строила глазки. Я старался на тебя не смотреть, потому что не мог сосредоточиться.
А я смотрела на тебя не отрываясь. Сегодня вспоминала, как Трофим, Миша Трофименков, рассказывал, что это он меня тебе подарил. Так и было — задолго до того, как начался наш с тобой роман. Однажды Трофим сказал, что ты мной всегда восхищаешься, поэтому можно выкинуть милую глупую шутку — перевязать меня ленточкой и привести к тебе на день рождения. Как подарок.
Ну хотя бы волосы были кудрявей, глаза больше, а щеки румяней. При этом я надела джинсы с шестью молниями — молодежная культура все-таки. Не жук чихнул. Я была уверена, что ты будешь меня хвалить, ведь не каждую студентку третьего курса собираются печатать во взрослом научном сборнике. Ты вошел на кафедру, смерил меня ледяным взглядом я спросила себя, помнишь ли ты нашу встречу на Фонтанке и высокомерно сказал: — Я не поклонник такого стиля письма, как ваш. Я молчала. Да и что можно было ответить? Я-то считала, что написала нечто и вправду классное. И вообще, не я сюда напросилась, вы меня позвали. Очень сопливо. Много штампов. И к тому же это надо будет в два раза сократить, — произнося всё это, ты почти на меня не смотрел. Я продолжала молчать. В этот момент на кафедру вошел Яков Борисович. Прекрасная работа, прекрасная. Очень украсит наш сборник — написано так страстно и с такой личной интонацией. Помню, что я испытала благодарность ему и обиду на тебя, который в этот момент равнодушно смотрел в окно. Текст я действительно сократила вдвое. Тебе этот финал казался глупым, а мне — принципиальным, потому что мне хотелось сохранить эту личную интонацию. Обида долго не проходила, я не могла забыть, как ты со мной обошелся. Но цену этому занудству я уже начала понимать. Я начинаю письмо и теряюсь — как мне к тебе обращаться? Я никогда не называла тебя Сережей или Сережкой. И уж точно никогда не говорила — Сергей. Впрочем, едва ли; скорее всего, я избегала имени, потому что уже понимала, что между нами существует пространство, где отчество не предполагается. Я никогда не обращалась к тебе по фамилии, хотя другие твои девушки — до меня — это делали. А может быть, просто от ревности. До меня только недавно дошло, что никого из своих любимых мужчин я не могла называть по имени, словно боясь коснуться чего-то очень сокровенного. И меня никто из них не называл в глаза Кариной, всегда придумывались какие-то нежные или забавные прозвища. Но когда все-таки называли, то это задевало меня как что-то почти стыдное. А может, мне просто были необходимы имена, которые были бы только нашими, — никем не истрепанные. Когда мы начали жить вместе, то довольно скоро стали называть друг друга Иванами. Почему Иванами? Ужасно жаль, я совсем не помню. Не помню, как и когда это имя пробралось в наш словарь. Всегда в мужском роде. И помню, как мы однажды стали смеяться, когда я впервые назвала тебя Иваном в постели. Ты ведь не любил говорить в постели? И еще помню, как твоя мама, Елена Яковлевна, ревела в телефонную трубку: — Ты ведь сына Иваном назвала, да? В честь Сережки? Это было в тот день, когда я узнала о твоей смерти. Сейчас мне кажется, что я влюбилась с первого взгляда. И что каждая следующая встреча была особенной. На самом деле в то время я была влюблена в другого, чью систему ценностей безоговорочно принимала. Я тебя остро чувствовала, это безусловно. Но прошло еще несколько лет, прежде чем я осознала, что это любовь. Случилось это, когда ты читал у нас лекции по истории кино, подменяя Якова Борисовича Иоскевича. Я училась на последнем курсе, значит, мне было года двадцать два. А тебе, соответственно, — тридцать, вполне серьезный возраст. Лекции Иоскевича нам нравились, но казались уж слишком заумными. Когда вместо него пришел ты и сказал, что Яков Борисович заболел и что ты проведешь несколько занятий, мы обрадовались. Ты нас ошеломил — как ошеломлял всех своих студентов. Нервной красотой, завораживающей пластикой рук, необычным сочетанием развинченности и собранности, энергией, эрудицией. Нам казалось, что ты перебрал по крошечным кубикам всю историю кино и выстроил ее заново по собственным законам. Первая твоя лекция длилась часа три, но никто не устал и не отвлекся. Иначе не получается. Мы влюбились. В аудитории сидели одни девушки. Ты с нами не заигрывал, не шутил, не демонстрировал свое блистательное чувство юмора. Мне снова мерещилась надменность, которая меня в тебе пугала. Но как только ты вошел в аудиторию, мне показалось, что между нами есть какая-то особая тайная связь. А как же, ведь была история с моим текстом про молодежную культуру. И я ходила на премьеру твоего спектакля и видела тебя с раскрашенным лицом в роли живого трупа. И у нас столько общих знакомых. И все-таки ты оглянулся тогда на Фонтанке и увидел, что я тоже оглянулась. Ты вспоминал, как я, будучи старостой курса, положила перед тобой на стол журнал и показала пальцем с обкусанным ногтем, где надо расписаться. Я это тоже помню. Ноготь был страшный — я не приучена была делать маникюр и очень стеснялась своих неухоженных рук. Я тебе нравилась? Накручивала волосы на палец и строила глазки. Я старался на тебя не смотреть, потому что не мог сосредоточиться. А я смотрела на тебя не отрываясь. Сегодня вспоминала, как Трофим, Миша Трофименков, рассказывал, что это он меня тебе подарил. Так и было — задолго до того, как начался наш с тобой роман. Однажды Трофим сказал, что ты мной всегда восхищаешься, поэтому можно выкинуть милую глупую шутку — перевязать меня ленточкой и привести к тебе на день рождения. Как подарок. Я открыла рот. Да он меня всегда презирал! Но сказано — сделано. Трофим привез меня в квартиру на Наличной. У тебя горели глаза, от тебя било током не знаю, был ли ты пьян или что-то другое. Ты устроил из трофимовского подарка целый спектакль, весь вечер хватал меня за руку и подводил к кучкам знакомых и незнакомых людей: — Это Карина, мне ее подарили. Она теперь моя. Правда, красивая? Помню, что там была твоя жена Катя, которая громко смеялась и подыгрывала тебе. Не думаю, что ей на самом деле было смешно. Потом еще год или два, где бы мы с тобой ни встречались, ты в шутку говорил: — Это моя девчонка! Мне ее подарили. Мы были совсем пьяные. В начале нашего романа мы всё время были пьяные, иначе нам не удалось бы разрушить столько барьеров сразу и так отчаянно кинуться друг к другу. Не помню, где и как мы в тот день начали пить. Не помню, что именно мы пили — наверняка какую-то гадость, а что еще все мы тогда пили? Не уверена, что существовала хотя бы еще одна страна, в которой этот приторный липкий напиток пили литрами и закусывали соленым огурцом. В тот день мы оказались одни в квартире твоего приятеля. Что пили, обычно не запоминаю. А вот как я была одета — не забываю никогда. На мне была длинная косого кроя черная юбка из жесткого жатого хлопка, широченный черный пояс стягивал несуществующую талию, белая хлопковая блузка в мелкий черный горошек — всю эту красоту я привезла из Польши, куда ездила по студенческому обмену. Заграничная роскошь, пусть и социалистического происхождения. Эти югославские туфли были мне малы на два размера — я купила их у маминой подруги, вернувшейся из загранпоездки. Туфель моего сорокового размера тогда и вовсе не существовало, но невозможно же было из-за такой ерунды, как размер, отказаться от подобной красоты! Я вечно чувствовала себя сестрой Золушки, прихрамывающей в чужом башмачке. Как и многие советские девушки, я изуродовала ступни неправильной тесной обувью. Может быть, поэтому я сейчас скупаю туфли всех цветов и форм, выстраиваю их стройными рядами и счастлива от одного сознания, что они у меня есть. Сорокового, сорокового с половиной и даже сорок первого размера! Мы стояли на кухне, я опиралась на подоконник. Ты был ниже меня ростом и смотрел на меня восторженно и в то же время отстраненно. Дотронулся до моих длинных волос — как будто проверял, из чего они сделаны. Положил руки мне на грудь — так осторожно, словно грудь была хрустальная. Стал очень медленно расстегивать блузку.
О книге Карины Добротворской "Кто-нибудь видел мою девчонку"
Он — уважаемый кинокритик, она — его студентка. Они — самая красивая пара богемного Петербурга начала девяностых. Но счастливая романтическая история вдруг оборачивается жесткой драмой. Она уезжает в другой город, в другую жизнь, в другую любовь.
Для постов с видеообзорами обязательно указывать тег "видеообзор". Для постов с видео c Youtube рекомендуется указывать название канала в тегах и небольшое описание, чтобы было понятно о чём это видео. Запрещено целенаправленное разжигание негатива с отсутствием всякой аргументации. Авторы регулярных токсичных и агрессивных комментариев будут блокироваться. Давайте поддерживать дружественную атмосферу и уважать друг друга.
Кира бросает Сергея, а тот вскоре умирает из-за передозировки наркотиков. Она делает блестящую карьеру, находит новую любовь, но воспоминания о прошлом не дают ей покоя. Премьера фильма состоялась на фестивале "Кинотавр", и реакция кинокритиков на него была яростной — кто-то был вне себя от неприглядного на экране образа Сергея, которого они знали лично, кому-то очень не понравилось, как в целом показан мир киножурналистов. Если же отвлечься от возможных проблем с достоверностью, то в целом картина не заслуживает ни проклятий, ни особенных восторгов. История больных отношений, изначально обречённых на крах, в воспоминаниях о которых героиня упорно копается и в которых по какой-то причине видит упущенное счастье.
Но это большое заблуждение и нехороший путь. Надо учиться слышать другого. И чем позже это случится, тем болезненнее это будет для тебя. Я поняла, что важно сохранить гибкость. Все почему-то думают, что авторская позиция должна быть жесткой, что автор — это диктатор. Поверьте — эта дорожка очень короткая, и те, кто придерживаются этого мнения быстро выдыхаются. Актриса Виктория Исакова, режиссер Ангелина Никонова и актриса Аня Чиповская на красной дорожке перед премьерой фильма режиссера Ангелины Никоновой «Кто-нибудь видел мою девчонку? Что собираетесь снимать? Хочу снять свое кино — я соскучилась по самостоятельному плаванию. На съемках сериала «За час до рассвета» Хабенский одаривал костюмеров, а Смольянинов сломал партнеру нос Кино как жанр сейчас отмирает, потому что от него стали требовать того же, что и от сериала — развлекать. Но кино — это вообще про другое, это аудиовизуальное произведение, которое приглашает зрителя к сотворчеству, заставляет думать, чувствовать, уйти после сеанса домой и принять какие-то решения. Кино, которое я люблю, доводит ваше воображение, вашу мысль до определенной точки, где вы включаетесь и начинаете домысливать. Этот танец автора фильма и зрителя. Мой сериал будет о современном обществе — о том, что в нем начался век больших манипуляций, что есть ведомые и есть ведущие. Проблема в том, что ведомые тоже хотят быть ведущими, вот вокруг и происходит абсолютное сумасшествие. Мы часто не отдаем себе отчет, насколько нами манипулируют, насколько мы сами манипулируем друг другом. Для меня все мои проекты — это исследования, и сериал не станет исключением.
Кто-нибудь видел мою девчонку? (2020)
Партнером Анны Чиповской в фильме "Кто-нибудь видел мою девчонку?" стал Александр Горчилин. Картина «Кто-нибудь видел мою девчонку» показывает, какой непредсказуемой может быть человеческая судьба, насколько неожиданно могут повернуться события. «Кто-нибудь видел мою девчонку?» — никак не байопик, а мелодрама, основанная на действительно трагическом материале: так ведь кино вечно превращает трагедию в мелодраму. кто-нибудь видел мою девчонку? poster. Сергей и Кира — интеллектуалы, влюбленные в кинематограф. Он – уважаемый кинокритик, она – его студентка. Премьера фильма «Кто-нибудь видел мою девчонку?», в котором снялись Виктория Исакова, Аня Чиповская, Юра Борисов, Александр Горчилин, состоялась 27 января в кинотеатре «Иллюзион».