Ведущими церемонии открытия стали представители двух поколений, актёры, с полувековой разницей в возрасте, — народный артист РФ Юрий Стоянов и звезда сериала «Пищеблок» Пётр Натаров. В российский кинопрокат в четверг, 28 марта, вышла кинокартина режиссера Тины Барклая «Сказки Гофмана», сообщает «Коммерсант». Комедия, драма. Режиссер: Тина Баркалая. В ролях: Екатерина Вилкова, Евгений Цыганов, Максим Стоянов и др. Описание. Действие российской комедийно-драматической ленты «Сказки Гофмана» разворачивается в начале 2000-х. Российская драматическая комедия Тины Баркалая. Ещё до выхода в широкий прокат у драмеди Тины Баркалая «Сказки Гофмана» была насыщенная фестивальная жизнь: фильм открыл смотр короткометражного кино «Короче», вошёл в программу фестиваля кинодебютов «Дух огня» и был показан на Индийском.
Творческая встреча с создателями фильма "Сказки Гофмана"
21 февраля 2024 / 15:29. Показ фильма «Сказки Гофмана». Опубликовать в социальных сетях: Регион. Ведущими церемонии открытия стали представители двух поколений, актёры, с полувековой разницей в возрасте, — народный артист РФ Юрий Стоянов и звезда сериала «Пищеблок» Пётр Натаров. "Сказки Гофмана" Жака Оффенбаха в постановке Дэниэла Кругликова. Главная» Сказки Гофмана» Актеры и роли, режиссеры, продюсеры, сценаристы, операторы, композиторы.
Сказки Гофмана (1951) — Актёры и роли
Со сказками Эрнеста Гофмана сюжет связывает исключительно книга, которую Страхова выдает в библиотеке. "Сказки Гофмана" уже посмотрела Анастасия Павлова. это фантастический спектакль о поисках поэта-творца, непростая постановочная работа, необычный музыкальный материал, сложная драматургическая линия.
Хмельницкая похвалилась кольцом, Лютаева вышла с сыном-красавцем: премьера фильма «Сказки Гофмана»
Comedy Drama Early 2000s. The inconspicuous girl Nadezhda Strakhova, oddly enough, is married. Her husband, Vitalik, a provincial, married childless Nadezhda for the sake of Moscow registration and a typ...
Джульетта убеждает Гофмана что она — его любовь, пока Дапертутто крадет у него отражение в большом зеркале. Увидев поэта и Джульетту вместе, Шлемиль зовет Гофмана на дуэль, где поэт успешно убивает его при помощи Дапертутто, и забирает у него ключ от будуара куртизанки. Но когда Гофман возвращается, он видит что Джульетта уплыла в гондоле, в объятиях демона. Акт 3: «Антония»[ править править код ] После долгих поисков, Гофман находит свою возлюбленную Антонию, уединенно живущую со своим отцом Креспелем и глухим слугой Францем на греческом острове. Антония — дочь известной певицы, которая получила от матери странную болезнь, убивающую её во время пения. К Креспелю приходит инфернальный доктор Миракль, утверждающий, что если Антония попробует петь, то умрет. Подслушавший их разговор Гофман передает его Антонии, и вместе они клянутся навсегда отказаться от музыки и карьеры.
Надя много работает, чтобы прокормить себя и беспутного мужа. Днями — библиотекарем, а вечерами — в театральном гардеробе. Вскоре она знакомится с известным режиссером, когда подает ему пальто.
Коппелиус требует плату за глаза куклы, и Спаланцани дает ему чек на лопнувший банк. На балу, устроенным Спаланцани, Гофман признается Олимпии в любви, но случайно выводит из строя её механизм. Она ломает очки поэта и пытается убежать, но на неё нападает разъяренный Коппелиус.
Он, вместе с попытавшимся спасти Олимпию Спаланцани, разрывает куклу на куски, к ужасу Гофмана. Акт 2: «Джульетта»[ править править код ] Гостя в Венеции , Гофман встречает куртизанку Джульетту, которой покровительствует демонический колдун доктор Дапертутто. Он приказывает Джульетте похитить для него отражение Гофмана, как она похитила тень её любовника Питера Шлемиля. Джульетта убеждает Гофмана что она — его любовь, пока Дапертутто крадет у него отражение в большом зеркале.
Купить билеты на Сказки Гофмана
Сказки Гофмана смотреть онлайн в хорошем качестве HD 1080 в русской озвучке на видеосервисе Wink. 26 апреля в гости к Тане и Юре придёт артист театра и кино, знакомый нам по фильмам «Гив ми либерти» и «Сказки Гофмана», – Максим Стоянов. Премьерные показы оперы «Сказки Гофмана» начались на новой сцене Мариинского театра: первые зрители оценили постановку в пятницу, 30 июля, второй раз спектакль покажут в субботу, 31 июля.
Сказки Гофмана (фильм, 2023)
Историю о том, что в жизни случаются чудеса, можно увидеть во всех кинотеатрах страны. Фильм «Сказки Гофмана» уже в прокате.
Он зовет ее на роль дублерши рук, и Надя соглашается. Но не потому, что хочет — она, кажется, вообще ни о чем не мечтает, — а потому, что не привыкла отказывать.
И ее существование окрашивается новыми красками: впервые она задумывается не только о Виталике и других людях, но и о себе. Даже не о себе в целом, а о своих руках, которые вдруг становятся капризными и требуют постоянного ухода. Маникюра, массажа, дорогих кремов и теплых варежек, чтобы, не дай Бог, не обветриться.
Надя здесь типичная Золушка, затюканная и покорная, согласная на все, лишь бы угодить злой мачехе, роль которой на себя взял Виталик. Если и дальше рассматривать эту аналогию, то фея-крестная — это Гарик. Только вот волшебного превращения в принцессу в финале не случается.
Золушка остается Золушкой, злая мачеха оборачивается инфантильным неудачником, а фея — вечно уставшим Евгением Цыгановым. С одной стороны, это разочаровывает, потому что внутренне ждешь истории преодоления, распускания бутона в цветок, превращения гадкого утенка в лебедя — чего угодно, только не самого обычного финала. Они просто показывают, что вот есть Надя, такая же, как и тысячи женщин, которая просто принимает то, что с ней происходит, и не хочет ничего менять.
Поскольку боится остаться одна, не понимая, что она и так никому не нужна. Это окрашивает фильм в меланхоличные тона. С другой стороны, «Сказки Гофмана» вполне реалистично показывают, что вылупиться из куколки в прекрасную бабочку — процесс не быстрый.
Нельзя просто взять и измениться в один момент, этому предшествует огромная работа.
Отдадим должное Дарье Тереховой — все верхние ми-бемоль и фа были взяты с безупречной точностью, хотя сам голос звучал чуть плоско. Следующий эпизод в особой степени оправдывает определение «сказка»: мы оказываемся в самом фантастическом городе на свете — Венеции. Левенталь с его страстью к иллюзионизму не был бы самим собой, если б обошелся каким-нибудь скупым визуальным намеком вроде куполов собора святого Марка или аркады Дворца Дожей. Нет, перед нами на заднике под звуки знаменитой баркаролы проплывает огромный макет едва ли не всей Венеции.
Странно, но именно в этот кульминационный момент сценических ухищрений в голове рецензента мелькает предательская мысль: не чересчур ли груба и фанерно-осязаема постановочная «артиллерия», которой художник сопровождает феерическую партитуру, чья красота происходит скорее из летучих снов, чем из материальной реальности? Да и зачем столько пестроты в костюмах многочисленных персонажей? Зачем понадобился трюк со служанкой-коротконожкой в широкой юбке, в конце оказывающейся вполне длинноногим балеруном, — только чтобы покомиковать? В сюжете оперы без того достаточно хитросплетений, искусственно придумывать новые — не значит ли переступать грань меры и вкуса?.. Впрочем, пестрая «упаковка» слегка отвлекает внимание от уязвимых сторон исполнения — например, недостаточной яркости голоса Ирины Ващенко Джульетта.
При том что к внешним данным этой обольстительной красавицы претензий не может быть никаких. Некоторую передышку глазам дает третий эпизод — про трагическую судьбу певицы Антонии, чей артистический дар вступает в противоречие с роковой болезнью: не петь она не может, но пение ускоряет разрушительное действие чахотки… Наталье Петрожицкой достались самые долгие аплодисменты зрителей за весь спектакль — ее техническое мастерство действительно великолепно и практически заставляет забыть о некоторой стертости голоса. К счастью, постановщики поняли, что здесь, где действие оперы впервые выходит на уровень настоящей драмы силе которой, может, позавидовал бы и сам Бизе , категорически неуместна всякая суета, а наоборот, нужна предельная простота сцены. В обстановке скромной мансарды Антонии нет ничего лишнего — разве что богатый портрет ее покойной матери, тоже певицы, выделяется на этом фоне. Ну так ему и суждено сыграть роковую роль в судьбе девушки: когда она пристально глядит на него, картина оживает, и мать призывает ее не бросать пение, пусть это даже будет стоить ей жизни… Однако недолго глаз зрителя отдыхает.
Оно понятно — после завершения всех трех сказок надо вернуть действие на ту же парижскую площадь, с которой оно началось. Но почему-то постановщики делают это не впрямую, а через целую череду новых волшебных преображений, в ходе которых перед нами мелькают ярусы какого-то театра, какие-то небеса китчево-синего цвета… К счастью, под конец всех примирил и умиротворил сам Оффенбах — он-то, с его безупречным вкусом, понимал, что такую пеструю, до опасности распада, партитуру нельзя заканчивать переусложненной полифонической массовкой — нужна простота как последняя истина. И заключил всё чудесной тихой мелодией, которую уставшему подвыпившему Гофману наигрывает уличный скрипач и напевает его неразлучный, во всех переделках приходящий на помощь друг Никлаус Лариса Андреева. Кстати, вот удачный ход режиссера: Никлаус чья партия Оффенбахом поручена меццо-сопрано сбрасывает шляпу, из-под нее рассыпается роскошная копна девичьих волос, и становится понятно, кто настоящая возлюбленная поэта — его скромная спутница, которая вовсе не претендует на его плотскую любовь, потому что ей отведена другая роль — быть хранительницей его таланта, его музой. Не в вульгарно-бытовом, а в возвышенно-романтическом, исключающем всякую пошлость гофмановском смысле.
Таков один из составов постановки. В другом все главные женские партии, кроме Никлауса, исполняет одна и та же певица — прима Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Хибла Герзмава. Кстати, именно на таком исполнении настаивал сам Оффенбах. Смысл этого ясен: все женщины суть разные приближения к одному идеальному образу, который ищет поэт. Выходит, два состава — это как бы и два существенно разных варианта спектакля.
Такая щедрость в театральной практике нечаста, куда чаще встречаешься с самоповторением от спектакля к спектаклю. В этом команда «Стасика» повела себя уникально. Вообще, несмотря на пестроту спектакля, идти на него стоит — прежде всего при всех допущенных вокальных шероховатостях из-за тщательного, а местами даже увлеченного воплощения партитуры Оффенбаха с ее богатыми контрастами роскошных оркестрово-хоровых сцен и сокровенных сольных моментов, с ее виртуозными ансамблями. Если, конечно, вы придерживаетесь старомодной, но не совсем еще сданной в архив точки зрения, что в опере главное — не режиссерско-сценографические изыски, а музыка. OpenSpace «Сказки Гофмана» Тителя-Левенталя-Бражника 11 мая 2011, Екатерина Бирюкова Как ни крути, но это спектакль не XXI, а XX века, и кто хочет, может считать это похвалой, кто хочет — укором 25 лет спустя после легендарной, первой в стране постановки оперы Оффенбаха, осуществленной в Свердловске, та же команда сделала спектакль в театре Станиславского и Немировича-Данченко, нынешней московской вотчине режиссера Александра Тителя.
Два других автора «Сказок Гофмана» — классик отечественной сценографии Валерий Левенталь и уважаемый дирижер Евгений Бражник. Это не ремейк знаменитой работы из золотого века Свердловской оперы по которому только может вздыхать нынешний Екатеринбург , а новый спектакль. Но отмахнуться от старого парфюма не удастся. Как ни крути, но это спектакль не XXI, а XX века — добротный, честный, даже простодушный, без постиндустриальных намеков и подвывихов. И кто хочет, может считать это похвалой, кто хочет — укором.
Главным в нем является сценографическая составляющая. Про такие спектакли говорят: «Видно, на что потрачены деньги». Но это тот редкий случай, когда никакого сарказма в этих словах нет. Декораций много, они не бедные, но блистают совсем не рыночной красотой — такой, увы, непривычной на нашей оперной сцене. Они респектабельно и старомодно поскрипывают, на глазах складываются в фирменные левенталевские многоплановые конструкции и застраивают всю сцену до колосников.
Имеются: Опера де Пари с фасада и изнутри, Венеция практически в натуральную величину, что-то вроде кунсткамеры с винтажным хайтеком и несколько проигрывающее на фоне этих роскошеств мюнхенское приватное жилище. Чтобы избежать беспечной туристической репортажности, в нагрузку прилагается рефлексивное закулисье современного театра, населенное задумчивыми осветителями и огромных размеров бутафорским Пегасом. Он то романтически исчезает в световых спецэффектах, то поворачивается к зрителям своей земной изнанкой из металлоконструкций — как-никак в странной, незавершенной опере Оффенбаха речь идет о поэте, мечущемся между искусством и женщинами. Уже давно, надо заметить, в мировой режиссерской практике примиряющим средством для Гофмана служит бутылка или шприц. Но в нашем случае Титель это обстоятельство не акцентирует, и вообще он обошелся без психологических нагнетаний и другой излишне заметной режиссерской активности.
Вторым героем постановки следует назвать дирижера Бражника; у него мягко и вдумчиво звучит оркестр, с которым, правда, не всегда сходится хор. Но хор в этой опере не главное. Главное — солисты. Причем их количество не постоянная величина, и ее выбор зависит от возможностей театра. Чем меньше солистов — тем, как это ни странно, круче.
Оффенбах написал три довольно разные партии для возлюбленных Гофмана, не исключив, что для всех трех Олимпии с колоратурным сопрано, Джульетты с сопрано драматическим и Антонии — с лирическим найдется одна универсальная исполнительница. И хотя в общемировой практике чаще встречается более человеколюбивый и — как результат — перфектный вариант с тремя разными певицами, отчаянные героини-одиночки периодически тоже находятся не далее как в начале этого московского сезона подобный трюк проделала в ходе концертного исполнения «Сказок Гофмана» Лора Клейкомб. В труппе Тителя есть немало достойных певиц, которых опера Оффенбаха позволяет обеспечить работой над ролью одной из трех гофмановских избранниц. И это было сделано. Но есть и суперпевица, гордость театра и Москвы Хибла Герзмава, которая готова на большее.
Ее версия, где она Олимпия, Джульетта, Антония и до кучи нынешняя зазноба Гофмана Стелла, была премьерной. И, надо признать, Герзмава — еще одна важная составляющая новой постановки. Нельзя сказать, чтобы с непосильной задачей она справилась на сто процентов, но на то задача и непосильная. Вообще-то идеальнее всего ее нежный и теплый голос подходит для Антонии, чахоточной девушки, вслед за матерью гибнущей из-за своей любви к пению. И меньше всего везет при таком раскладе механической кукле Олимпии, с ее стеклянными колоратурами, которые надо бы таким же остреньким, стеклянным голосом и выстреливать.
Тем не менее это серьезное свершение и профессиональная работа, в том числе и актерская. Три совершенно разных, крепко слепленных женских типажа в исполнении Герзмавы — это то, что могло конкурировать с декорациями Левенталя. Дмитрий Степанович, который тоже немного вопреки своим голосовым возможностям, но в рифму Герзмаве, пел партии всех четырех злодеев, как всегда, гротескно актерствовал, но все четыре раза досадно одинаково. Еще один женский голос в этой опере нужен для брючной партии Никлауса: постоянного спутника Гофмана, его друга, советчика, музы или даже безнадежно влюбленной в него подруги смелость этого набора зависит от амбиций режиссера , ровно, но отстраненно спела Елена Максимова. И, наконец, исполнителем собственно заглавной партии поэта Гофмана был молодой, фактурный и голосистый узбекский тенор Нажмиддин Мавлянов, которого все же надо засчитать в будущее театра на Большой Дмитровке, в то время как Хибла Герзмава обеспечивает его настоящее.
На самом деле тот свердловский спектакль во время московских гастролей в 1987 году показанный, кстати, на сцене того же МАМТа с нынешним объединены не только персоной режиссера: Александр Титель пригласил теперь еще и обоих своих тогдашних сотрудников — дирижера Евгения Бражника и классика отечественного сценографического искусства Валерия Левенталя. Вместо ностальгического ремейка команда, однако, преподносит практически с чистого листа сделанное произведение, которое балансирует между милым развлечением в духе «Севильского цирюльника» того же Тителя и попыткой, не побоимся этого слова, рефлексии над вопросами совсем уж фундаментального свойства. Либретто оперы Оффенбаха, проведя своего, невсамделишного Гофмана через воспоминания о трех украденных из новелл Гофмана настоящего роковых женщинах, предлагает ему найти утешение в искусстве. Подразумевается, что искусство, персонифицируемое Музой которая притворяется другом Гофмана Никлаусом ,— поэзия, но Александру Тителю и Валерию Левенталю интереснее искусство театра со всеми его традиционными обертонами: высокопарность и суетность, картинность и искусственность, великолепие и мишурность. Именно театр и является сквозной метафорой спектакля, возникающей даже там, где ее настолько артикулированного присутствия и не ждешь.
В первые секунды зрелище, открывающееся на сцене, заставляет тихо ойкнуть тех, кто ждал от спектакля старомодных сценических красот — коробка сцены пуста, почти темна, видны какие-то конструкции, рабочие вывозят на сцену гигантский силуэт Пегаса видимо, намек на то, что именно этому существу обязана своим возникновением мифологическая Гиппокрена. Но затем выясняется, что от сценографического минимализма этот спектакль дальше далекого: для каждого локуса следует полный комплект изобретательных декораций, демонстративно выезжающих или спускающихся на сцену с поскрипыванием и потрескиванием честное слово, легко поверить, что это только звуковые эффекты для большей аутентичности зрелища. Вместо кабачка Лютера — игрушечный фасад парижской Opera Garnier с уличным кафе, где парижская богема оффенбаховских времен ждет вместе с Гофманом, когда закончится представление «Дон Жуана» с участием модной дивы Стеллы. Мастерская изобретателя Спаланцани, мнимого отца куклы Олимпии, иронически показана как выставка фантазмов, условно говоря, жюль-верновской эпохи, на которой дам и кавалеров увеселяют то изящные станки, то синематографический экран, на котором мелькает люмьеровское «Прибытие поезда» вперемежку с картинками, срисованными с рекламы времен belle epoque, то балет механических лаборантов; поющий механический манекен с внешностью прекрасной девушки посреди такого контекста выглядит даже как-то чересчур естественно. Этот «театр машин» сменяется комедией дель арте — венецианский акт, где фатальной красавицей выступает куртизанка Джульетта, показан именно как театр в театре.
На задний план выплывает натуралистичная венецианская ведута в виде дотошно сделанного макета, а на переднем плане — набережная, где перенесенная из Парижа аудитория смотрит уличное представление с Арлекином-Шлемилем, Джульеттой-Коломбиной, карлицей, негритенком и Гофманом в качестве импровизированного участника; только трость-шпага коварного Дапертутто, услужливо поднесенная Гофману, оказывается, судя по печальному результату дуэли Гофмана и Шлемиля, совсем не бутафорской. Ну ладно, Венеция и комедия дель арте слишком естественная ассоциация, а вот в самой камерной из рассказываемых в опере истории певицы Антонии театр прописать сложно. Левенталь и Титель для вида как будто бы сдаются: дом Антонии и ее отца Креспеля оборачивается совсем уж прозаичным и тесным пространством, в котором царит приземленная бидермейеровская благонравность. Но не тут-то было. Губящие тоскующую по сцене больную певицу Антонию злые чары оборачиваются не только наивным оживлением портрета ее матери, но и внезапной сценической трансформацией — «коробочка» дома разъезжается, распахивая добросовестно вырисованное пространство театральной залы.
А от нее уже совсем легко перейти к финалу, где фасад дворца Гарнье и остальная диспозиция из пролога возвращаются, чтобы затем опять уступить место грустному прозаизму пустой сцены. Это тот род спектакля, где придумавший все эти метаморфозы художник кажется даже более важным автором, чем режиссер, но в любом случае их тандем, пожалуй, проигрывал бы без той умной, внимательной и все же вдохновенной поддержки, которую обеспечивал за дирижерским пультом Евгений Бражник. Среди певцов главным козырем премьерного состава должна была стать Хибла Герзмава, которая исполняла партии всех трех трех с половиной, если считать небольшую роль Стеллы главных чаровниц. Оффенбах, слепо следуя логике либретто, согласно которой все эти героини являются только разными ликами гофмановской мечты, настаивал на том, что эти партии и должна петь одна певица — хотя сам позаботился о том, чтобы сделать эту задачу максимально сложной, поскольку их тесситура покрывает диапазон от колоратурного до драматического сопрано. В случае госпожи Герзмавы без потерь не обошлось: куплеты механической Олимпии с их экстремальными высотами у нее звучали с заметным напряжением хотя на впечатление неестественности, положим, и оно работало , глубокая партия Джульетты вышла совсем непримечательной, и только у ее Антонии было в достатке мягкости, свободы и красоты звука.
Гораздо привычнее слышать в одном исполнении и всех четырех злодеев — сломавшего Олимпию Коппелиуса, манипулирующего Джульеттой Дапертутто, изводящего Антонию доктора Миракля плюс советника Линдорфа из обрамляющей три новеллы ситуации. Здесь их пел бас-баритон Дмитрий Степанович, которому, конечно, на любую демоническую личность хватит фантазии и темперамента, но в данном случае, как обычно, певца подводило отсутствие чувства меры — и в результате утрированно-гротескная манера и склонность отчаянно переигрывать придавала всем его героям вряд ли запланированную комичность. Что жаль, потому что слабость главного отрицательного образа ничем не уравновешивалась.
Фильм «Сказки Гофмана» уже в прокате.